Текст книги "Краски прошлого века. Страницы моих дневников"

Краски прошлого века
Страницы моих дневников
Виктор Улин

Дизайнер обложки Виктор Улин

Фотограф Виктор Улин

© Виктор Улин, 2023

© Виктор Улин, дизайн обложки, 2023

© Виктор Улин, фотографии, 2023

ISBN 978-5-0060-5552-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
«Вот уходит наше время, вот редеет наше племя,
Время кружится над всеми легкомысленно, как снег.
На ребячьей скачет ножке, на игрушечном коне
По тропинке, по дорожке, по ромашкам, по лыжне.»
 

(Юрий Визбор. «Вот уходит наше время»)

Краски прошлого века

Шесть общих тетрадок моих дневников охватывают период с 1967 по 1995 год – 28 лет моей жизни, со 2-го класса школы до последних лет работы в Башгосуниверситете.

Тома эти, архаичные для наших времен, представляют вполне естественную сущность прошлого века, когда любой порядочный мальчик из приличной интеллигентной семьи вел свои дневники с тех пор, как научился писать.

Начал я их под маминым давлением, продолжал уже самостоятельно.

И количество и качество этих записей – сделанных то карандашом, то чернилами всех возможных цветов, то шариковой ручкой, бледнеющей от недели к неделе – меняются во времени.

Вначале это лапидарные отчеты об увиденных в небе самолетах, пойманных на улице жуках и бабочках, сконструированных и построенных моделях, просмотренных в кино фильмах, редких казусах школьной жизни, нечастых друзьях, цветущих в аквариуме растениях и размножающихся рыбках, циклических метаморфозах природы – и обо всем прочем, важным для мальчишеского мировосприятия.

Те записи, перемежающиеся тщательно исполненными иллюстрациями во всех техниках, дают такую несравненную картину моего детства и его несравненного времени, что моя жена всерьез намеревается отсканировать их постранично и опубликовать на электронных ресурсах.

Дальше мое мироотражение начинает расширяться и вширь и вглубь.

Я начинаю заносить в дневники описания своих поездок.

На Украину в Евпаторию, в Ленинград и в Москву, в Эстонию (Пярну и Тарту) и Латвию (Рига). Уже почти без рисунков, но с точными зарисовками и мест и событий и людей.

И одновременно в дневниках появляются слова о девочках и написанные о них стихи.

Затем, с 1976 года уехав из Уфы в Ленинград, я писал о своей учебе в ЛГУ – и опять о событиях и опять о людях.

Огромный объем имеют краткие заметки о посещенных мною концертах в Большом и Малом залах Ленинградской Филармонии – о великих произведениях, не менее великих исполнителях и о людях, слушавших музыку рядом со мной.

Вернувшись после окончания аспирантуры и защиты диссертации в Уфу (1985 год), я испытал шок от ощущения навеки утраченного рая.

Записи той поры грешат горькой краткостью и деструктивностью взгляда на жизнь.

Потом я стал писать всерьез – заносить не только черты реальности, но и собственные размышления о писателях, о литературе в моей жизни и о моей жизни в литературе.

Не оставались без внимания и мысли о взаимоотношениях с противоположным полом и точные до вдоха-выдоха мемуары о всех без исключения женщинах, познанных мною в течение жизни.

Достав эти 6 тетрадок из кладовки пару месяцев назад, я перечитал все, написанное более, чем за четверть века.

И понял, что добрая половина дневниковых записей заслуживает обнародования.

С точки зрения интересных событий, по имеющимся персоналиям, ради тех мыслей, что приходили ко мне в разные периоды бытия.

Записи эти, представленные в мемуарах сборника с необходимыми (но не отмеченными!) купюрами и без стилистической правки, дадут читателю представление о красках прошлого века, которые в зафиксированной мною памяти ничуть не потускнели до сих пор.

Девушка в синем плаще

Девушки как сущность окружающего мира всегда занимали важнейшее (если не первостепенное!) место в моей жизни.

О том говорят хотя бы названия некоторых моих произведений:

– Литинститутский мемуар «Девушка с печи №7»;

– Рассказы:

 
«Девушка без лифчика»,
 
 
«Девушка брата»,
 
 
«Девушка по имени Ануир»,
 
 
«Девушка с черным хвостом»;
 

– Повести:

 
«Девушка из 3-го подъезда»,
 
 
«Девушка, которой не было».
 

Настоящий же текст, посвященный очередной девушке, является не просто мемуаром, а дневниковой записью 41-летней давности.

В последнем факте нет ничего особенного.

Как всякий мальчик из приличной семьи я вел свои личные дневники с 1967 по 1995 год, записывал туда интересные события и свои мысли по их поводу.

Сейчас, время от времени открывая старые тетради, исписанные перьевой авторучкой – фиолетовыми, синими и черными чернилами – я вспоминаю всю свою жизнь и порой наталкиваюсь на совершенно замечательные ее отблески.

К таковым относится и запись, которую привожу здесь.

Привожу со 100%-ной точностью, не позволив себе править стиль, сохранив орфографию вплоть до писавшейся мною в те годы буквы «ё» с двумя точками.

Единственное, что я сделал – разбил массив текста на абзацы и вычленил прямую речь для удобочитаемости.

Чтобы ввести в атмосферу событий, дам некоторые вводные ремарки.

Время действия – 28 мая 1977 года.

Место действия – город Ленинград, Васильевский остров, 10-я линия, дом №33.

Математико-механический факультет Ленинградского государственного университета имени Андрея Александровича Жданова.

Бывшее здание дореволюционных Бестужевских курсов («мирского» аналога Смольного института благородных девиц).

Трехэтажный дом с пяти– или даже шестиметровыми потолками, затейливыми переходами и лунообразно вытертыми ступенями пологих каменных лестниц. Темное гулкое помещение с многопудовой дверью на старинном блоке с грузами, хранящее в своих мрачных углах пыль прошлого века. Обитель нелегких и нерадостных знаний с раскиданными по непонятному принципу аудиториями, крошечным буфетом (где в большую перемену удавалось съесть изумительно ресторанный салат «Оливье»), спортзалом с галереей, полуподвальным гардеробом и усталыми люминесцентными лампами, что сутками напролет гудели, трещали и моргали в закопченных бессветных коридорах.

И аз грешный, приехавший туда вечером с целью уже не помню для чего отыскать своего недолгого матмеховского приятеля Олега Мохова.

Я – в возрасте 17 лет 10 месяцев и 6 дней.

Заканчивающий свой первый курс, витающий в эмпиреях юности и находящийся в перманентной эйфории чувств – и даже безнадежно влюбленный в свою одногруппницу, ленинградку и генеральскую дочь.

Великолепный, в модной по тем временам рубашке с цветными разводами и упоительно длинноволосый: военная кафедра начиналась только на втором курсе.

Я, жадно пьющий чашу жизни и ощущающий все ее вкусы.

Вот теперь можно приступать к изложению события.

* * *

В тот день я заехал на матмех довольно поздно.

Входя в здание, машинально поглядел на часы. Было без десяти семь. В вестибюле стояла непривычная тишина.

Я поднялся по лестнице на второй этаж, подошёл к расписанию. Там всегда толпился народ, но сегодня и тут было пусто. Я заглянул подряд в несколько аудиторий. На жёлтых столах играло солнце, валялись бумажки, шпаргалки, окурки, везде царила небывалая пустота. Решив подняться на 3-й этаж и проходя к лестнице, на площадке между 1-м и 2-м этажами я увидел одиноко стоявшую девушку в синем плаще.

«Интересно, что она тут делает?»

– подумал я.

– «Ведь в этом крыле, похоже, никого нет.»

Поднявшись на 3-й этаж, обнаружил, что и там пусто. Спускаясь по лестнице, я думал, где же найти Мохова и тут ли он вообще. С этими мыслями я дошёл до 2 этажа и вдруг…

Девушка, минуту назад стоявшая на площадке, лежала ничком на каменном полу, неудобно подогнув руки.

В одно мгновение я слетел по пролёту и, наклонившись над ней, спросил:

– Что случилось?

Ответа не последовало.

Тогда я осторожно поднял её за плечи.

Тело безжизненно обвисло в руках, голова беспомощно откинулась назад. Лицо было бледно и перепачкано в крови. От виска по шее текла тонкая струйка крови.

Я подтащил ее к лестнице, положил плечи на ступеньку, а под голову сунул портфель, валявшийся тут же.

Вдруг она открыла глаза и медленно отчетливо произнесла:

– Зачем вы сделали это… Я хочу умереть…

И вновь потеряла сознание.

Я понял, что нужно действовать решительно и оперативно.

Делом секунд было добежать до вахты. Узнав ситуацию, вахтёр растерялся. Тогда я схватил телефон и судорожно набрал скорую…

– Вызов принят. Ждите,

– ответили на том конце.

Я выскочил на улицу и встал на краю мостовой.

Минуты через 4 из-за угла вывернула «Скорая» с красной полосой, остановилась возле меня, взвизгнув тормозами, из нее выскочили пожилой врач и молоденькая сестра.

– Возьмите чемодан,

– сказал врач.

Я схватил его и повел их внутрь.

– Не бегите так, мы не успеем,

– сказала сестра.

Когда поднялись к месту происшествия, девушка уже пришла в себя и сидела на ступеньках, вокруг неё суетились две гардеробщицы.

– Зачем приехали…

– прошептала она.

Взглянув, врач скомандовал:

– В машину,

– и, взяв с двух сторон под руки, мы повели ее осторожно вниз.

– Не надо ничего,

– повторяла она, по запачканному кровью лицу текли слёзы.

Доведя до машины, мы положили её на носилки, и врач начал осмотр, попросив меня подождать.

Минут через 5 он открыл дверь и сказал:

– Падение с высоты. Обморок. А вы что-нибудь видели?

Я изложил всё, что видел.

Выбежавшая гардеробщица положила в машину плащ и портфель.

– Где тут можно позвонить?

– спросил врач.

Я повёл его на вахту. Там уже неизвестно откуда собралась толпа. Пока я рассказывал, в чём дело, врач дозвонился, сказал:

– В Куйбышевскую больницу,

– и вышел.

Когда все успокоились и вышли на улицу, машины уже не было.

«А, может, и вообще ничего не было?»

– подумал я.

Поднялся на ту площадку за оставшимся портфелем.

На каменном полу алело пятно крови…

 
* * *
О доблестях, о подвигах, о славе…
 

Не забывал я, хотя теперь не вспоминаю.

А лицо…

Лица в оправах (простых и затейливых) … лица без оправ, стоящие на столе… лица, висящие на стене, лежащие между страниц записной книжки…

Их было много; ОЧЕНЬ много – так много, что иной на моем месте забыл бы все без следа.

Увы, мне их забыть не удается, они до сих пор приходят ко мне и во сне и наяву и даже пытаются что-то сказать из навсегда ушедшего далёка.

Но сейчас разговор не о них, а о ней – той самой девушке, которой я вызывал «Скорую помощь» теплым предлетним вечером 1977 года.

Я не знаю, каким образом она хотела покончить с собой.

Напилась ли таблеток (в дни моей юности можно было в любой аптеке с одной попытки купить смертельную дозу люминала), собиралась ли выброситься из окна (при удачном стечении обстоятельств можно лишиться жизни даже падая со второго этажа), намеревалась ли разбить висок об угол ступеньки при «падении с высоты собственного роста» (что тоже вполне осуществимо!) – или просто приняла решение, а в тот момент лишь обдумывала способ.

Не представляю, каковыми были ее причины.

Испытанное насилие? Вряд ли; этот вариант первым приходит в голову сегодня, но тогда о подобном не задумывались.

Неполученные зачеты, недопуск к сессии? Вполне возможно; в 70-е подобная причина была серьезной.

Какой-нибудь проступок, за который ее исключили из рядов ВЛКСМ со всеми последствиями, первым из которых было отчисление из университета? Очень реально; будучи комсомольским функционером, я знал немало таких случаев.

Несчастная любовь, от которой меркнет свет и сереют краски? Скорее всего именно она; эта причина понуждает уходить из жизни чаще всего.

Или сложный комплекс ощущений, формирующий общий, хотя и не осознанный четко депрессивный вектор самосознания?

Не могу сказать ничего определенного, да это по сути и не имеет значения.

Но своим вмешательством я вырвал ее из ситуации – и, возможно, спас ей жизнь.

Наверняка именно спас: с собой эта девушка не покончила; на факультетской доске объявлений около вахты не возникло сообщения о ее безвременной смерти.

Я вообще ничего не знаю о ней; я не видел ее ни до, ни после.

Она была не с нашего курса – скорее всего, училась на втором, потому что даже тогда показалась мне совсем молодой.

То есть находилась в возрасте около 18 лет – в том периоде молодости, когда жизнь не кажется самоценной по сравнению с ее временными тяготами.

(Хотя, отвлекаясь от темы, позволю себе заметить, что в старости бытие теряет и ценность и смысл по причине отсутствия радостей.)

Что-то в девушкиной жизни было непросто; да и сама она явно была непростой: ведь даже в той ситуации, что нас соединила, она обращалась ко мне на «вы».

Я не знаю ее имени – хотя полагаю, что звали ее не Ануир.

Вряд ли она имела отношение к печи – ни к №7, ни к №6, ни к №8, ни к какой-то еще.

Она не могла быть девушкой брата: мой двоюродный брат, полковник инженерных войск, доктор технических наук профессор Виктор Олегович Сайданов в тот год заканчивал седьмой класс, жил не в Ленинграде, а в Уфе, и еще не думал о девушках, лишь лепил солдат из разноцветного пластилина.

И уж точно (хотя и не проверял…) она носила трусики: в те годы без нижнего белья на улицу не выходили даже шоу-звезды.

Но и это не видится мне важным.

Я просто помню впервые в жизни испытанное ощущение женского тела в моих неожиданно сильных руках.

И еще – синий Блоковский плащ, положенный заботливой гардеробщицей в белый «РАФ» скорой помощи.

Мысли о жизни

 
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
 

Так писал Александр Сергеич в 1828 году, вскоре после своего 29-го дня рождения.

А что думал по этому поводу я, находясь примерно в том же возрасте?

О том могут напомнить старые дневники.

 
* * *
 

27 лет

5 июня 1987 г.

Буду писать обо всем.

А чтО писать – всегда есть.

28 лет

1 декабря 1987 г.

Ученый-теоретик – и математик в особенности! – глубоко безответственен по самой сути своей профессии.

Годами единственное его занятие – корпение над бумагами, нужными в сущности лишь ему самому.

А велика ли беда от неверно поставленного минуса?

Ошибку никто не обнаружит, а если и обнаружит – всегда можно сослаться на опечатку.

Никогда нельзя полагаться на меру ответственности математика!

31 декабря 1987 г.

Семейная жизнь – это ночной полет в облаках с неисправными приборами.

17 января 1988 г.

Ненависть подчиняется III закону Ньютона: она всегда взаимна!

24 января 1988 г.

Люди, сильные духом, живут своим умом.

Нищие духом не могут обойтись без кумира.

Они творят себе героя, делают из него икону и валяются перед нею, лижа следы во прахе.

Пример – отношение масс к Высоцкому.

26 февраля 1988 г.

Удача при благоприятных условиях не может быть свидетельством таланта.

Истинный талант доказывается удачей вопреки условиям.

29 лет

9 августа 1988 г.

Человек не может быть свободным от социального окружения.

Чувствовать себя равным он может лишь с ограниченным кругом особо близких.

С остальными, если только чувства не экранируются искренним уважением или парализующим страхом, он может чувствовать себя или ниже или выше.

Первое отношение вызывает зависть, которая лавинообразно скатывает еще ниже.

Второе может быть поддержано лишь постоянно культивируемым в душе презрением, рождающим иллюзию превосходства.

32 года

19 октября 1991 г.

(ночь, концерт Малинина)

ТОСКА

20 октября 1991 г.

Действительно, черт догадал меня родиться в этой проклятой стране в такое проклятое время.

10 февраля 1992 г.

 
Появление ребенка – фазовый переход в семье.
Все плывет и рушится.
Все зыбко.
Ни о чем нельзя судить твердо.
 

9 марта 1992 г.

Что составляет смысл жизни?

Что двигает искусство?

Что несет нам наивысшую радость и наиглубочайшее горе?

Что основа всего?

ЖЕНЩИНА

29 марта 1992 г.

Смысл жизни заключается в том, чтобы быть счастливым.

А счастье – это адекватность бытия.

7 июня 1992 г. – №2

Оставшиеся в живых после кораблекрушения умирают в основном от страха перед одиночеством в океане.

Так и мы – погибнем не от голода, холода, нищеты; мы погибнем

ОТ СТРАХА ПЕРЕД БУДУЩИМ

8 июня 1992 г.

В семейной жизни главным для счастья каждому кажется именно то, чего ему не хватает.

10 июня 1992 г. – №2

Долг – свидетельство внутренней несвободы человека.

Чувство долга – такой же атавизм, как вера в сверхъестественное.

К этому, разумеется, не относится «долг» перед семьей и детьми.

Это не долг в полном смысле слова.

Ведь семья – частица меня самого.

И какой дурак назовет «долгом» свою обязанность перед свои организмом есть, спать и совокупляться?

21 июня 1992 г.

Больше всего на свете я люблю свое отражение в чужих глазах.

Преимущественно в женских.

Для меня важен лишь мир, заключенный внутри меня.

27 июня 1992 г.

Несчастье и не счастье – не одно и то же?

1 июля 1992 г.

Есть бог или нет бога – это, в сущности, не имеет никакого значения.

6 июля 1992 г.

«Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана?..»

Был ли я счастлив когда-нибудь?

8 июля 1992 г. – №2

(Надо было записать дней на 10 раньше)

Антон Палыч Чехов. «Ариадна»

«О женщинах же мы говорим так часто потому, мне кажется, что мы не удовлетворены. Мы слишком идеально смотрим на женщин и предъявляем требования, несоизмеримые с тем, что может дать действительность, мы получаем далеко не то, что хотим, и в результате неудовлетворенность, разбитые надежды, душевная боль, а что у кого болит, тот о том и говорит.»

Черт возьми, как точно сказано!

10 июля 1992 г.

Я одинок.

Это не случайное явление.

Это состояние души, это способ жизни.

Космическое одиночество среди людей.

Быть может, так и должно быть в жизни художника?

33 года

22 июля 1992 г.

(Сибай)

Жизнь – это одиночество.

В тот миг, когда это поймешь, все становится на места.

Одиночество – в той или иной форме, но всегда одинаковое: черное, космическое, пустое.

Когда я это понял, то перестал быть прежним дураком.

*********

ПРИМЕЧАНИЕ

В этот день мне исполнилось 33 года.

25 июля 1992 г. – №2

Внешние причины кажутся более вескими для страданий.

Но на самом деле самое страшные – внутренние.

Ибо они неразрешимы.

27 июля 1992 г.

Наконец-то я понял все.

Незаметно, вдруг, но – стопроцентно.

Не может быть счастлив в принципе ни один художник.

3 августа 1992 г.

Где-то между вчера и сегодня я вдруг осознал потрясающую вещь.

Важна не сама радость, а ее ожидание!

Можно жить ожиданием и только ожиданием

Что это?

Новый этап осознания жизни или окончательное примирение со всем, что не сбылось?

Не знаю.

Но это здорово.

2 сентября 1992 г.

Деление людей на верующих и неверующих слишком однолинейно выражает суть проблемы и не охватывает всех.

В самом деле люди делятся на тех, кто допускает возможность веры, и тех, кто не допускает таковой.

Такое деление исчерпывающе.

20 сентября 1992 г.

Трагедия в том, что нас судят, как всех.

Может быть, поэтому большинство из нас кончает плохо по своей воле?

1 декабря 1992 г.

Бог создал женщин для того, чтобы жизнь не казалась мужчинам чересчур счастливой.

* * *

Вот и все, что нашлось в дневниках о том самом даре случайном, который продолжается уже 58 с лишним лет.

* * *

Стоит отметить, что в разные времена судьба по-разному естественным образом пыталась этот дар у меня отобрать.

Вспомню лишь то, что отражено в тех или иных моих произведениях.

– 1978 г. Стройотряд «Интеграл» – упал в котлован на арматуру, торчащую из какой-то бетонной конструкции; спасся благодаря картонному талону по технике безопасности, который лежал в нагрудном кармане – «Хрустальная сосна»;

– 1978 г. Стройотряд «Интеграл» – оказался в двух шагах от экскаватора, по неосторожности вырвавшего из земли пятикиловольтный силовой кабель; спасся из-за разгильдяйства служащих подстанции, забывших включить ток после отключения – «Умерший рай»;

– 1987 г. Поездка на работу в колхоз от БФ АН СССР – авария измельчителя травы; осколок ножа пролетел в полуметре от виска – «Хрустальная сосна»;

– 2007 г. Ветреный день в Аланье; чудом не утонул в море – «Der Kamerad»;

– 2010 г. Авиационное происшествие с шасси на рейсе «Уфа-Анталья»; лучший во всей жизни шанс прекратить тягостное существование одновременно с женой – «Немного эмоций» из «Отелей Турции», предугадано на четверть века раньше в «Высоте круга», описано со всеми подробностями в «НАИРИ»;

– 2015 г. Автокатастрофа; после нее практически ослеп – «Уфа» и «Пчела-плотник».

* * *

Что будет дальше?

Никто не знает и не может знать.

Я уже давно не бываю на природе, не купаюсь в море, не летаю на самолетах, не езжу на машине, не пою песен, не радуюсь женщинами и даже не пью…

Все, когда-то составлявшее саму жизнь, сегодня требует частицы «НЕ».

* * *

Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие.

(2 Тим. 3:1)

Мысли о литературе

Дневниковые записи о том, что составляло и составляет единственный смысл моего существования.

 
* * *