Текст книги "На перехват! Летная книжка «сталинского сокола»"

1941 год

В январе – марте поденная запись вылетов в летной книжке ведется с пометкой: «Полеты по программе курсов командиров звеньев, приказ НКО (Наркома обороны) 279». А Василий Сталин тогда же, минуя эту должностную ступень, направился сразу на курсы командиров эскадрилий в Липецке.

Отец совершенствует технику пилотирования, и проверяющий заносит в летную книжку замечания о малейших ошибках: обращает его внимание на «позднюю дачу газа после вывода из переворота» и «резкий ввод в переворот», на «резкие движения рулями в воздухе».

17 января четыре полета на УТИ-4 и пятый полет – поверочный с выполнением высшего пилотажа (виражи, штопор, боевой разворот, переворот, иммельман, бочки, спираль): общая оценка – 4. Разрешаю инструкторские полеты с летным составом. Командир 2 авиаэскадрильи Курсов командиров звеньев при 24 АД капитан (подпись неразборчивая).

24-я АД – это сформированная в 1940 г. на базе 57-й авиабригады истребительная авиадивизия (иад), в состав которой вошли 16-й, 34-й и еще три истребительных авиаполка. Командир дивизии полковник И. Д. Климов.

Как следует из этой записи в летной книжке, за один год после летной школы в полку подготовлен полноценный строевой военный летчик на уровне командира звена, имеющий право обучать и тренировать других летчиков. В этот же день запись о первых инструкторских полетах:

17.01.41, УТИ-4. За инструктора, 6 полетов, 1 час 39 минут.

В последующие полтора месяца до десяти и более учебно-тренировочных и инструкторских полетов в день, например:

16.02.41, УТИ-4. Упр. 7в,7 г, 7д, 10 полетов, 42 минуты;

20.03.41, УТИ-4. Инструкторские, 22 полета, 1 час 44 минуты.

После курсов уже командир эскадрильи отмечает в летной книжке ошибки в технике пилотирования: «резкие вводы в разворот» и «большие крены, крен не более 40° допускать в полетах по кругу». Видимо, отец пилотирует слишком лихо, особенно на разворотах, которые выполняет с глубокими кренами.

Судя по Дневнику полка, наряду с полетами, основными занятиями личного состава являлись расчистка аэродрома от снега и…лыжные гонки. В эскадрильях постоянно шли лыжные тренировки и соревнования. При подведении их итогов использовался олимпийский принцип «Главное не победа, а участие» и тщательно подсчитывался в процентах уровень участия личного состава каждой эскадрильи в этих соревнованиях.

И, наконец, 9 февраля гвоздь сезона, грандиозное мероприятие: «Массовый лыжный кросс им. Героя и Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко». Участвуют все. Только в зависимости от лыжной подготовки участники стартуют на дистанциях 10 или 20 километров. На чемпионской дистанции 20 км победил товарищ отца по эскадрилье младший лейтенант В. И. Бардин. Семь месяцев спустя они вместе вылетят для выполнения боевого задания, и Владимир Бардин погибнет в воздушном бою.

Но пока, параллельно с расчисткой аэродрома, лыжными занятиями, полетами на И-16 и УТИ-4, полк начинает осваивать новые истребители МиГ-3.

Предшественник МиГ-3 – опытный самолет И-200 совершил первый вылет в апреле 1940 г. и достиг рекордной для того времени скорости 651 км/час. Поэтому в условиях приближающейся войны было решено ускорить принятие его на вооружение. Через полгода состоялся первый вылет МиГ-3, а еще через месяц, до завершения испытаний самолета, началось его серийное производство. Такие темпы стоили дорого: в ходе испытаний и организации серийного производства самолета в январе – марте 1941 г. погибли летчики-испытатели А. Н. Екатов, В. Ф. Кулешов и С. Н. Афанасьев.

Испытания и эксплуатация МиГ-3 показали, что он обладал отличными летно-техническими данными на больших высотах, однако на малых и средних уступал другим истребителям в скорости и маневренности. Серьезным недостатком было слабое вооружение: отсутствие пушек, 1 пулемет калибра 12,7 мм и 2 пулемета – 7,62 миллиметра. Кроме того, по заключению специалистов: «На многих режимах полета пилотирование МиГ-3 было под силу лишь физически очень сильным пилотам».

По мнению известного летчика-истребителя, участника войн в Испании, Китае и с Германией, Героя Советского Союза генерал-майора авиации Г. Н. Захарова, МиГ-3 «ошибок пилотирования не прощал, был рассчитан на хорошего летчика. Средний пилот на МиГ-3 автоматически переходил в разряд слабых. А уж слабый просто не мог на нем летать… От 4 тыс. метров и выше он действительно не имел себе равных… Но практика боевых действий показала, что большинство воздушных боев происходило на высотах от 1,5 до 3 тыс. метров».

Отец говорил, как всегда, коротко: «Выше 5 тыс. метров на МиГе я был король, ниже – он тяжеловат».

* * *

Командование ВВС приказало укомплектовать первыми серийными самолетами МиГ-3 16-й и 34-й авиаполки для ускоренной подготовки их к первомайскому параду. С 12 февраля в Дневнике полка ежедневные записи: «16 летчиков и 16 техников ездили на завод № 1 для изучения новой мат. части». Видимо, на аэродроме завода № 1 в Москве, где началось серийное производство МиГ-3, эти летчики 1 марта впервые поднялась на МиГе в воздух: «Произведен выпуск летчиков на новой мат. части. 8 летчиков». 7—10 марта вылетели еще 8 летчиков.

На люберецкий аэродром в полк первую пару МиГов пригнали 10 марта 1941 г. командир 24-й авиадивизии полковник И. Д. Климов и инспектор дивизии по технике пилотирования майор Д. Л. Калараш. Тут же на одном из этих самолетов в воздух поднялся командир полка майор Л. Г. Рыбкин. Через десять дней первый вылет на МиГе совершил отец:

20.03.41, МиГ-3. Тренировочный полет по кругу, 1 полет, 12 минут.

Однако в конце марта наступила оттепель и, хотя расчистка снега и лыжные гонки потеряли актуальность, к полетам тоже нельзя было приступить – раскис аэродром. А в апреле переучиванию на новый самолет препятствовала нелетная погода. В Дневнике полка почти ежедневно отмечается: «Полеты сорваны из-за плохой погоды». Поэтому только месяц спустя отец получил формальный допуск к полетам на новом самолете:

20.04.41, УТИ-4, задняя кабина, упр. 1 КБП-41.

…общая оценка 4. Разрешаю полеты на МиГ-3.

Командир 1 авиаэскадрильи (подпись неразборчивая).

И снова непогода. Задание командования о подготовке к параду оказалось под угрозой срыва. Довольно двусмысленная запись появляется в Дневнике 26 апреля: «Полеты сорваны из-за плохой погоды. Летный состав изучал и прокладывал маршрут 1-го мая и пристреливал самолеты в тире». Но через два дня все же, как полагается перед парадом, на самолетах «готовили вооружение к опломбированию».

Наконец, за день до первомайского парада на небе ни облачка. Полеты начались в 5.00 утра, и «ведущие звенья прошли по парадному маршруту через ГКП (главный командный пункт) и Красную площадь». Кроме того, летчики раз за разом поднимались в воздух, выполняя учебно-тренировочные полеты:

30.04.41, МиГ-3. КБП-41, 5 полетов, 1 час 17 минут.

В ходе освоения МиГ-3 в полку перед парадом один самолет разбился, три других в результате летных происшествий, связанных с техническими неисправностями, совершили вынужденные посадки.

1 мая 1941 г. командир дивизии поздравил личный состав полка с праздником и пожелал успешного выполнения ответственного задания. По его сигналу звенья МиГов в 12.56 поднялись в воздух, взяли курс на Москву и строем прошли над Красной площадью:

01.05.41, МиГ-3. Воздушный первомайский парад, 1 полет, 1 час 18 минут.

После посадки в Люберцах технический состав «проводил послеполетный осмотр и ставил боекомплекты на самолеты». К 18.00 полк вновь был готов к боевой работе. Как видно из летной книжки, для отца участие в воздушном параде – это всего седьмой вылет на новом самолете.

За хорошую организацию и проведение первомайского воздушного парада Наркомом обороны СССР была объявлена благодарность его участникам, и часть из них приглашена в Кремль на прием.

Отец рассказывал, что приглашенные в Кремль офицеры, И. В. Сталин и руководство Наркомата обороны сидели за накрытыми столами. Офицеры, кто хотел, свободно подходили к И. В. Сталину, чокались с ним, о чем-то говорили. Отец сказал: «Я не подходил». Когда И. В. Сталин ушел, у С. М. Буденного в руках появилась гармонь, и дальше вечер пошел с песнями и плясками. По ходу вечера тех офицеров, кто выпил лишнего, служители Кремля выводили из зала и на автомобилях отправляли по домам.

Одного из них таким образом отправили в Люберецкий гарнизон. Дежурный по части, увидев состояние прибывшего, тут же арестовал его, а утром доложил об этом командиру полка. Реакция командира была мгновенной: участнику приема в Кремле отпуск – три дня, дежурному по части арест на такой же срок. За рвение не по уму и политическую близорукость.

Однажды спросил отца о том, как он и его друзья тогда относились к И. В. Сталину, учитывая события 1937 г. в РККА. Ответил он коротко:

– Мы уважали свое правительство.

– Ты в Армии с 1938 года и, наверное, если не был свидетелем, то мог слышать о том, что сейчас называют репрессиями, – продолжал я настаивать.

В ответ он рассказал: «В нашем гарнизоне помню только один случай «репрессий». Молодой летчик вечером гулял в ресторане «Метрополь» и стал слишком настойчиво ухаживать за какой-то дамой. Когда по ее жалобе в дело вмешалась милиция, выяснилось, что эта дама – сотрудница иностранного посольства, а у «донжуана» в кармане обнаружили блокнот с записями о самолете МиГ-3, который мы тогда осваивали. Поэтому милиция передала задержанного гуляку не военным, как полагалось, а органам госбезопасности. Вернулся он в полк через неделю. Бледный и осунувшийся. Мы спросили его:

– Били?

– Нет, но кормили селедкой, а воды давали мало.

Кстати, такие блокноты мы все таскали в карманах. Только не в рестораны и были более разборчивы при выборе объектов ухаживания».

В этой истории меня заинтересовал сам факт ужина молодого летчика в «Метрополе», на что отец сказал: «Зарплата нам это свободно позволяла. Кстати, я и токарем на заводе зарабатывал ненамного меньше. Поэтому почему бы нам было не уважать свое правительство?»

* * *

После парада в полку ежедневные полеты почти без выходных. Более того, почему-то в воскресенье летная работа была наиболее интенсивная, как, например, 18 мая, когда она продолжалась более четырнадцати часов – с 6.00 до 20.25. Правда, на следующий день в понедельник полетов не было. Вместо них, наверное, для разрядки – соревнования эскадрилий по волейболу. Но во вторник с 5.00 вновь полеты и в ходе их последняя перед войной стрельба по воздушным целям, результаты которой остались неизвестными:

20.05.41, КБП-41 упр. № 13, стрельба по воздушным целям. Количество выпущенных пуль – 60. Утерян конус.

Полотняный конус буксируется на длинном тросе за самолетом в качестве воздушной мишени. В тот день конус был утерян в связи с тем, что в него врезался на И-16 младший лейтенант А. И. Макаров. Для Алексея это закончилось вынужденной посадкой.

В мае в летной книжке записи о многочисленных вывозных полетах на УТИ-4 с летным составом – как правило, более десятка в день:

6.05.41, УТИ-4. Вывоз летного состава, 13 полетов, 1 час 10 минут;

12.05.41, УТИ-4. Вывоз летного состава, 15 полетов, 1 час 20 минут;

29.05.41, УТИ-4. Вывоз летного состава, 19 полетов, 1 час 37 минут.

Наверное, это связано с тем, что после того, как в 1940 г. значительная часть летчиков полка была переведена в новые формировавшиеся авиачасти, взамен их в январе 1941 г. прибыли 19 выпускников летных школ, которых надо было вводить в строй.

Одновременно выполнялись полеты по курсу боевой подготовки на И-16 и по программе переучивания на МиГ-3, то есть в течение дня буквально пересаживаясь с самолета на самолет:

15.05.41, И-16. КБП-41, упр. 28, 13, 4 полета, 3 часа;

15.05.41, МиГ-3. Программа переучивания упр. 4, 1 полет, 50 минут.

Через неделю начинается освоение курса боевой подготовки на МиГ-3:

22.05.41, МиГ-3. КБП-41, упр. 5, 3 полета, 2 часа 10 минут.

Рассказывая об этом времени, отец удивлялся: «Перед войной у нас с мая отпуска отменили, мы были практически на казарменном положении и с аэродрома не уходили, а офицеры западных округов ехали через Москву в отпуск на юг». Вспоминаю об этом, когда слышу рассуждения о том, за что в начале войны расстреляли командование западных округов.

^{1941 г. В летних лагерях Липицы перед войной. Мл. лейтенант Г. Н. Урвачёв в центре}

Следует добавить, что приказом по 24-й иад всему личному составу с апреля были запрещены даже увольнения в «городской отпуск», то есть на выходные дни. Тем не менее командир полка Л. Г. Рыбкин дал указание все-таки «увольнять… тех, кто имеет билеты в театр». Видимо, Леонид Григорьевич считал, что посещение театра укрепляет морально-волевые качества пилотов – один из элементов их боевой подготовки.

30 мая командир полка приказом распределил самолеты МиГ-3 между летчиками части. За помощником адъютанта 1-й эскадрильи младшим лейтенантом Урвачёвым Г. Н. был закреплен самолет с заводским № 2448. При этом следует отметить, что МиГов в полку было 27, а летчиков, согласно штатам предвоенного времени, – 65. За другими летчиками были закреплены «ишаки». Кроме того, в приказе имелось примечание: «Летчики, не имеющие самолетов И-16 и МиГ-3, проходят летную подготовку на самолетах своего звена», то есть летчиков в полку было больше, чем самолетов.

^{1941 г. Командир 6-го иак полковник И. Д. Климов}

В последнее мирное воскресенье перед войной 15 июня полеты вновь целый день с 6.00 до 20.00 часов. Через день – с 5.00 до 19.30 и после небольшого перерыва их ночное продолжение с 22.00 до 1.00 уже следующего дня. Но накануне войны 20 и 21 июня полетов не было – шел дождь.

В середине июня начались высотные тренировки на МиГ-3. Ежедневно летчики, начав с 5000 м, постепенно поднимались на все большую высоту, и 19 июня в полку уже четыре полета на высоте 6000 м и четыре – на 7000 метров. До потолка самолета оставалось еще 4500 м, а до начала войны – всего два дня.

Тем временем для укрепления противовоздушной обороны Москвы за день до войны, 20 июня 1941 г., на основе 24-й дивизии был сформирован 6-й истребительный авиационный корпус (иак) под командованием полковника И. Д. Климова. В состав корпуса вошли 11 истребительных авиаполков, где имелось 389 истребителей, в том числе – 170 МиГ-3.

Начало войны застало полк в летних лагерях Липицы – недалеко от Серпухова, куда он перебазировался в начале июня. Поступил приказ – новое место дислокации полка – аэродром Внуково:

24.06.41, МиГ-3. Перелет Липицы – Внуково, 1 полет, 40 минут.

Таким образом, война для отца началась через два с половиной года после поступления в школу летчиков. Он имел за плечами полтора года службы в строевом истребительном авиационном полку, 695 полетов с общим налетом 147 часов, в том числе на МиГ-3—27 полетов и 13 часов. То есть его общий налет был все еще значительно меньше, чем у выпускника немецкого летного училища. Однако качество подготовки пилота должен был показать начавшийся экзамен – война:

26.06.41, МиГ-3. Вылет по тревоге, 1 полет, 30 минут, высота 6 тыс. м.

Это первый боевой вылет. Затем у него так же, как у других летчиков полка, почти ежедневные вылеты «по тревоге», на больших по тому времени высотах от 5 до 10 тыс. метров и продолжительностью около часа. В одном из таких вылетов 9 июля едва не погиб однокашник отца по школе летчиков Николай Тараканчиков, правда, по совершенно не боевой причине. При взлете «сдал» мотор на его самолете, который упал в лес и разбился в 5 километрах от аэродрома. Николай получил тяжелые ранения и был отправлен в госпиталь.

В ночь на 22 июля 1941 г. немецкая авиация произвела первый массированный налет на Москву, в отражении которого отличился и 34-й иап, выполнив 18 самолето-вылетов на МиГ-3 и 7—на И-16. Сбитые самолеты противника были занесены на счет командира эскадрильи капитана М. Г. Трунова, младших лейтенантов А. Г. Лукьянова и Н. Г. Щербины.

^{1941 г. Летчик 34-го иап младший лейтенант Н. Г. Щербина (22.08.44 – Герой Советского Союза)}

^{1941 г. Летчик 34-го иап младший лейтенант А. Г. Лукьянов (04.03.42 – Герой Советского Союза)}

Но подтверждений о падении этих самолетов на землю не было, и командир полка в донесении о каждом из них осторожно указал: «можно полагать самолет сбитым». Тем не менее они официально учтены в числе 12 самолетов противника, сбитых в ту ночь летчиками 6-го иак. На следующий день Нарком обороны СССР И. В. Сталин объявил благодарность участникам отражения налета, и 25 июля многие из них были отмечены наградами. Николая Щербину и Анатолия Лукьянова наградили орденами Красного Знамени, а Михаила Трунова – Красной Звезды.

23 и 24 июля немцы повторили ночные налеты, и в каждом из них Лукьянов сбил еще по самолету противника соответственно в районе Апрелевки и Голицыно. Однако достоверных подтверждений вновь не было. Наконец, днем 16 августа около Подольска в результате его атаки немецкий бомбардировщик развалился в воздухе на глазах многочисленных «зрителей» на земле, и только один член экипажа смог покинуть его с парашютом.

После 22 июля боевые задания в летной книжке стали записываться как «барражирование над Москвой», а с 1 августа – «патрулирование над Москвой». Вскоре командование решило выдвинуть часть истребительной авиации ПВО на запад для встречи бомбардировщиков противника на дальних подступах. В связи с этим одна эскадрилья 34-го полка под командованием старшего лейтенанта А. Н. Шокуна перебазировалась в Ржев:

4.08.41, МиГ-3. Перелет Внуково – Ржев, 1 полет, 55 минут.

Помимо этой записи в летной книжке сохранился листок из записной книжки отца:

«Ржев. Перелет 4.8.41… Н=7.800…

1. Шокун

2. Лукин

3. Романов

4. Бубнов

5. Герасимов (ком)

6. Урвачёв

7. Бардин

8. Коробов

9. Зеленецкий»

Ю. И. Герасимов (ком) – старший политрук, комиссар эскадрильи.

Через два месяца трое из этих летчиков погибнут в воздушных боях, еще один в ноябре будет тяжело ранен и попадет в плен. Но об этом рассказ впереди, а пока все они приступили к выполнению заданий, о которых отец записал: «Наша эскадрилья, базируясь на аэродроме Ржев, атаковала группы бомбардировщиков, идущих на Москву, и перехватывала разведчиков (в светлое время). Она первая начала выполнять задачи фронтовой авиации – прикрытие войск, сопровождение СБ (бомбардировщики) и штурмовиков, разведка».

Через неделю, в течение которой ежедневные вылеты на патрулирование, – первый вылет на перехват противника:

10.08.41, МиГ-3. Перехват противника, 2 полета, 50 минут.

Еще через три дня – четыре боевых вылета и первый воздушный бой:

14.08.41, МиГ-3. Патрулирование (зачеркнуто) воздушный бой, 3 полета, 2 часа 06 минут;

14.08.41, МиГ-3. Перехват противника, 1 полет, 34 минуты.

Однажды на мой вопрос: «Помнишь ли свой первый воздушный бой?» – отец рассказал: «Многое забылось, но первый бой помню в деталях. Я в тот день был в дежурном звене, в готовности № 1, то есть сидел в кабине своего МиГа, готовый вылететь по первому сигналу с командного пункта (КП).

Ночи были уже прохладные, а я заступил на дежурство с рассветом, в одной гимнастерке. Поэтому, забравшись в кабину, закрыл фонарь, пригрелся и задремал. Разбудил меня стуком кулака по фонарю дед Щукарь (так отец звал своего техника самолета):

– Командир, смотри!

Над аэродромом на высоте 600–800 м кружила пара «Мессершмиттов-109». Они не могли видеть мой самолет, который стоял в капонире, замаскированный сверху срубленными молодыми деревцами и ветками. Кроме того, наша эскадрилья имела целью перехват бомбардировщиков и разведчиков, которые шли на Москву, а это были фронтовые истребители. Поэтому я с интересом, но спокойно наблюдал за ними.

^{Боевая пара «Мессершмиттов-109»}

Внезапно, чуть не бегом, рядом с кабиной моего самолета появился Шокун, который зло бросил:

– Ты что сидишь, не видишь?

– Так это не наши цели!

– Взлететь и отогнать. Это приказ!

Он развернулся и, не оглядываясь, пошел в сторону КП, откуда сигнал на вылет дежурному летчику обычно давался ракетой. А тут командир, видимо, чтобы не демаскировать себя ракетой, сам прибежал на стоянку. Я повернулся к Щукарю. Лицо его побелело от ярости.

– Командир, если что случится, под трибунал пойду, но ему этого не прощу!

– Спасибо, утешил. Давай к запуску.

Дело в том, что этот приказ, по существу, был приговором. У меня не было ни одного шанса взлететь. Для этого надо было выкатиться из капонира, вырулить на старт, а затем – разбег по прямой. После отрыва, пока нет высоты и скорости, самолет не может маневрировать и какое-то время также должен лететь прямолинейно. Для немцев всего этого было более чем достаточно, чтобы спокойно и гарантированно расстрелять меня.

Щукарь еще затемно, перед дежурством хорошо прогрел двигатель, поэтому он запустился «с полуоборота», и я, зажав тормоза, двинул ручку сектора газа вперед до упора. Пропеллер взревел, маскировочные ветки и деревья, пыль и даже щебень из капонира полетели вверх столбом. Теперь мой МиГ был у немцев как на ладони.

Я отпустил тормоза, и бедный МиГ не выкатился, как обычно, а выпрыгнул из капонира, и я напрямую, не сворачивая на рулежную дорожку, поперек взлетной полосы начал разбег по целине. Поэтому даже на секунду не мог оторваться от управления самолетом, чтобы оглянуться – где немцы? Но я и так ясно представлял, как они с разворота заходят ко мне сзади и берут в прицел. Я втянул голову в плечи и весь сжался за бронеспинкой, хотя понимал, что ее 9 миллиметров не спасут меня от 20-миллиметровых пушечных снарядов «мессеров». Однако ничего не произошло, и МиГ оторвался от земли. Чтобы быстрее набрать скорость и иметь возможность маневрировать, я, в нарушение правил пилотирования, не стал брать ручку на себя, но сразу убрал шасси.

^{Истребитель МиГ-3 на взлете}

Только когда скорость увеличилась, я плавно пошел в набор высоты и смог оглянуться – 109-е по-прежнему кружили над аэродромом. Испытывая огромное чувство облегчения и не спуская глаз с немцев, я сравнялся с «мессерами» по высоте. Их двигатели задымили – значит, немцы дали полный газ, их самолеты развернулись в мою сторону. Минут через сорок после этого у немцев, видимо, горючее подошло к концу, они вышли из боя и скрылись. Приземлившись, я зарулил на стоянку и с трудом, с помощью Щукаря, вылез из кабины. Гимнастерка на мне была мокрой от пота.

Почему немцы не расстреляли меня во время взлета, объяснил вымпел, который они сбросили, уходя. В нем была записка о том, что на следующий день они вновь вызывают нас на поединок и не будут атаковать на взлете».

Рассказывая эту историю, отец добавлял, что после первого боя сделал вывод, которому следовал всю войну: «Буду крутиться – останусь в живых». Он уточнял, что это не вариант известной пошлости: «Хочешь жить – умей вертеться», а требование непрерывного маневрирования в воздушном бою, чтобы выйти из-под удара противника, не дать ему взять тебя в прицел и самому занять выгодную позицию для атаки.

История первого воздушного боя отца имела продолжение. На следующий день он уже в паре с другим летчиком сидел в готовности № 1, а Шокун накануне договорился с командиром полка И-16, который стоял на соседнем аэродроме, что, когда немцы прилетят и будут связаны боем, появится звено этого полка и решит исход боя в нашу пользу.

Немцы в назначенное время появились над аэродромом, и пара МиГов взлетела к ним навстречу:

15.08.41, МиГ-3. Воздушный бой, 3 полета, 1 час 33 минуты.

Однако «ишаков» долго не было. Наконец в небе показались три точки. Немцы, увидев, что к противнику идет подкрепление, резко развернулись и скрылись в облаках. Летчики на И-16 приняли еще мало знакомые в войсках МиГи за «мессеров» и пошли на них в атаку. Потребовалось время, чтобы разобраться, кто есть кто. К счастью, обошлось без жертв, и стороны мирно разошлись по своим аэродромам, но послания, которыми они обменялись, передаче в открытой печати не подлежат, и отнюдь не в силу их секретности.

В свою очередь немцы, видимо, решили не оставлять без последствий такое нерыцарское поведение сталинских соколов. Через некоторое время на западе в небе показалось множество еле различимых вдалеке самолетов. Наблюдатель с вышки на краю аэродрома успокоил, доложив, что это наши Яки возвращаются с фронта. Но это были «мессеры». Они с ходу нанесли штурмовой удар по аэродрому, и после этого предложений о поединках с их стороны больше не поступало.

Тем не менее в тот же день отца подняли на перехват «Юнкерса-88», которого он атаковал, но потерял в облаках.