Текст книги "Чернобыль. Обитель зла"

Виктор Володин
Stalker. «Чернобыль. Обитель зла»

Пролог

Москва. Майор ФСБ Сергей Гордин. Тварь и Линза

Я не полез в подвал с ходу, хотя в глазах капитана, командовавшего бойцами группы поддержки, явственно читалось испуганное нетерпение. И я прекрасно его понимал. Одно дело, когда про существование некоей Зоны узнаешь из прессы, она находится где-то на Украине и вокруг нее собрано невесть сколько солдат и техники разных стран, и совсем другой коленкор, когда что-то невероятное и опасное бесчинствует посреди Москвы. Тут даже людей военных бросает в оторопь.

Я присел на лавочку перед подъездом, фиксируя краем глаза открытую подвальную дверь. Внутри сидел зверь. Или таились несколько зверей – точно было неизвестно. Тот человек, который мог бы хоть кое-что рассказать об этом, валялся в госпитале без сознания – бедолагу крепко погрызли, он потерял много крови и, похоже, придет в себя не скоро.

– Товарищ майор… – тихонько напомнил о себе капитан.

Я посмотрел ему в глаза, прохладно усмехнулся, неторопливо вытащил из кармана пачку сигарет. Капитан намек понял и отошел, хотя коситься в мою сторону теперь стал уже чуть ли не с ненавистью. Я не обращал на это внимания, потому что привык к подобному к себе отношению.

Что бы ни случилось, но ни к чему, связанному с Зоной, я не приближусь ни на миллиметр, пока не выкурю сигарету. Это у меня нечто вроде собственного ритуала, не имеющего объективного смысла, но помогающего нащупать рабочую волну, настроиться на нее, подобно радиоприемнику. И только поймав этот непонятный кураж, я начну действовать. Так уж издавна повелось, и отказываться от своего ритуала из-за неприязненного взгляда этого капитана я не собирался. Хотя, конечно, и умышленно играть на нервах капитана тоже не имел ни малейшего желания.

Наконец я швырнул окурок в урну, поднялся со скамейки, натянул на ладони тонкие кожаные перчатки, быстро проверил основное снаряжение. Оружие, рация, некоторое количество грузиков со светящимися метками – необходимая принадлежность для человека, чья деятельность так или иначе касается Зоны. Ну и еще кое-что…

– Ну ладно, я пошел.

– Ни пуха, товарищ майор! – капитан говорил искренне, но с выражением непередаваемого облегчения на одутловатом лице. Что ж, служивый, я постараюсь тебя не подвести. Потому что в противном случае лезть вниз придется тебе и твоим людям. Что, к сожалению, чревато похоронками.

Девять ступенек вниз – стандартный лестничный пролет. На то, чтобы его преодолеть, мне понадобились две минуты. Все это время я слушал в оба уха и пытался уловить – не ждет ли меня какой-нибудь сюрприз сразу внизу.

Судя по всему, никакого внезапного супостата в непосредственной близости не ожидалось. Значит, тварь, искалечившая того несчастного жильца, сидит где-то в конце подвала, не собираясь вылезать. Не то, чтобы это было очень хорошо. Перспектива драки в ограниченном пространстве представлялась не самой радужной, тем более, что от некоторых тварей Зоны не спасают даже бронежилеты.

Я ступил с последней ступеньки на пол, чуть крепче сжал рукоять пистолета, опустил на лицо пластиковое забрало шлема и включил боевую систему. Передо мной на гнетущий сумрак наложилась тоненькая вязь зеленых линий, образуя контурный рисунок подвала. Получалось как в очень старой компьютерной игре, где в качестве графики используются такого рода линии. Разумеется это было хорошим подспорьем тусклому освещению от немногочисленных потолочных ламп и свету налобного фонарика.

Как на грех, подъезд был средним. То есть, как ни крути, это означало дополнительную уязвимость. Оставалось надеяться на то, что противник меня ждал все же только один.

Я посмотрел в одну сторону, потом в другую. Ну что же, теперь надо выбирать, откуда начать работу. Слева по грязному бетону тянутся кровавые разводы – этой дорогой, по всей видимости, уносил ноги пострадавший. Вот что с людьми стресс сделает. От тебя уже и осталось-то всего ничего, но спастись ты стараешься изо всех силенок.

Справа пол просто грязный. Я включил фонарь поярче и пригляделся. К сожалению, понять, ходил ли здесь кто-то недавно, никак не получалось. Натоптано, впрочем, изрядно, что неудивительно. Хозяйственные помещения, расположенные в подвале, всегда охотно используются жильцами.

Вывод напрашивался сам собой – надо идти слева.

Там виделся четкий след от лапы, но вот опознать ее владельца что-то никак не удавалось. Хотя сама по себе эта кровавая клякса наводила на мысли о крупной рептилии. Или о птице, хотя как раз последнее – маловероятно.

Припомнив, что пресмыкающиеся всегда отличаются повышенной живучестью, я сунул пистолет в кобуру и вытащил из-за спины девятимиллиметровый пистолет-пулемет «кедр» с навинченным на кончик ствола глушителем – специфика моей деятельности не признает лишнего шума.

Рука дернулась было к подсумку с маркерами. Вдруг в коридоре есть что-то интересное. Хотя, откуда ему взяться? Здесь все-таки не Зона, а «чудеса» лишь там появляются помногу сразу.

Я сделал пару шагов по коридору – и тут раздалось громкое рычание, заставившее вздрогнуть не только меня, но и воздух вокруг – оно было очень низким, чуть ли не на грани слышимости. Никогда прежде я такого не слышал. И это было, мягко выражаясь, хреново.

Рычание повторилось, но пока что тварь не предпринимала никаких более активных действий. Это могло означать либо то, что не такая уж она и страшная, либо – что инстинкты требуют от нее вначале предупредить врага о нападении, а уже потом идти в атаку. Причем обе вероятности были равновеликими.

Судя по громкости и насыщенности, источник звука находился буквально рядом – за углом. Я прихватил «кедр» правой рукой поудобнее, а левой потянулся к поясу и аккуратно расстегнул кнопку на кармашке со светобарической гранатой. Черт знает, что там за создание, но слух и зрение у него должны присутствовать. Ну или хотя бы одно из этих двух чувств. Какими чуждыми ни кажутся создания, порожденные Зоной, у них все равно имеются черты, присущие нормальным живым организмам.

Когда тварь зарычала в третий раз, мне показалось, что помимо этого утробного звука я услышал и еще кое-что – скрежет когтей по бетону, как будто тварь сдвинулась с места.

Я сделал глубокий вдох, зажал «кедр» под мышкой, сорвал чеку с гранаты и швырнул ее за угол. А потом зажмурил глаза и закрыл ладонями прорези на каске над ушами.

Тем не менее грохот был таким, что под черепом зазвенело. Вспышку я не видел, но отчетливо представлял, поскольку знаю, как работает наша штатная светобарическая граната. В общем, твари, которая спряталась за углом, достался весь спектр удовольствий.

Вслед за грохотом, как сквозь вату в ушах, донесся пронзительный визг, как от нескольких циркулярных пил сразу. А потом из-за угла выскочило нечто, больше всего напоминавшее крупную обезьяну без шерсти отвратительно серого цвета. Как будто взяли сильно исхудавшую гориллу, обрили, дали ей подохнуть и подгнить. А после того – оживили и отправили бесчинствовать.

Несмотря на громкое и страшное верещание твари, она не производила впечатления оглушенной. Двигалась бодро, глаза были открыты, и в целом она смахивала скорее на охотника, чем на жертву.

Не хотелось отступать в коридор. Там было тесно и неудобно. В тесных помещениях нарваться на «производственную травму» проще простого. Но, похоже, ничего другого не оставалось. Я сделал два шага назад, вскинул пистолет-пулемет и плавно нажал на спуск. «Кедр» слегка дернулся, плюнул едва заметным дымком из глушителя. Выстрелов, естественно, слышно не было – мало глушителя, так ведь и обезьяна вопила за троих.

На серой шкуре твари появилось несколько черных пятен, из которых плеснуло густой кровью. Обезьяну отбросило назад, она чуть не упала на спину, но все-таки выровнялась, живо сориентировалась, рассмотрела врага – и понеслась в атаку.

Выпуская вторую очередь, я приподнял ствол, чтобы пули попали в голову. Пистолет-автомат снова дернулся, вокруг головы твари разлетелся целый ореол брызг, но скорости она не убавила, целеустремленности не потеряла и к моменту третьего нажатия на гашетку была всего в метре от меня. Отступить я не успевал, сместиться же вправо-влево в тесном коридоре было просто-напросто некуда.

Мне удалось развернуться так, чтобы обезьяноподобная тварь врезалась не прямо в мое несчастное тело, а как бы по касательной. Неизвестно, получился ли бы у меня этот маневр, будь она в полном здравии. Судя по тому, с какими скоростью и напором двигался монстр, ни черта бы не вышло. А так – мне досталось когтями вскользь по бронированному нагруднику, желтые зубы клацнули возле самого забрала, и обезьяна оказалась в коридоре позади меня.

Я выстрелил снова, прошивая бугристую спину новой строчкой пулевых отметин. В обойме кончились патроны, но большего, кажется, и не требовалось. Тварь упала на четвереньки, ее передние лапы подкосились, и она впилилась мордой в пол. Попыталась встать, но теперь и задние лапы, действительно не обезьяньи, а, скорее, напоминавшие задние конечности ящера, потеряли под собой почву – и обезьяна упала ничком. Судя по тому, как начало дергаться ее отвратительное тело, это была агония.

Пользуясь моментом, я перезарядил оружие. Тварь, корчась на полу, издавала всхлипывающие звуки, от которых меня замутило. Проглотив кислую слюну, я вызвал по рации капитана.

– Я подстрелил что-то вроде очень большой обезьяны. Это то, что погрызло потерпевшего?

– Да черт его знает! – отозвался тот. – Наверное то.

– Наверное – это не ответ!

– А что я еще могу ответить? Он не рассказал ничего толкового. Сказал, что какая-то скотина на него набросилась и порвала в клочья. Потом потерял сознание.

– Это я слышал… Значит, теоретически – здесь внизу только одна скотина. Это хорошо… Ладно, капитан, отправь несколько человек налево от входа. Тут есть мясо на вынос. А я еще немного осмотрюсь. Вдруг еще кто-нибудь в подвале околачивается.

– Есть, товарищ майор! – ответил капитан.

Я постоял возле обезьяны, пока ко мне не подошли четверо бойцов. К тому времени она уже не двигалась. Я приказал смотреть в оба, и пошел по подвалу.

Больше там никого не было. И если бы осмотр проводил человек, не знакомый, так сказать, со спецификой данной работы, то он бы сказал, что кроме застреленной гадины нет вообще ничего. Но на самом деле это было не совсем так. Когда я уже заканчивал осмотр, луч фонарика блеснул на чем-то ярком, притулившемся в уголке у стены. Работая с порождениями Зоны, начинаешь обращать внимание на любую мелочь – даже самую незначительную.

На всякий случай я все-таки бросил один маркер в сторону этого блеска. Осторожность редко идет во вред, особенно в моем деле. Кусочек металла прочертил короткую ровную дугу, ударился о стенку и упал рядом с непонятным предметом.

Я подошел поближе. Больше всего источник непонятного блеска напоминал большой осколок черного камня с металлическим отливом. Формой он походил на одностороннюю выпуклую линзу. Присев на корточки, я изучил камень. Похоже, он просто лежал здесь и не таил в себе никаких смертоносных сюрпризов.

Решив устроить последнюю проверку, я взял стоящую у стены двухметровую рейку и осторожно ткнул ею в камень. Ничего не произошло. Решив, что проверок достаточно, я рискнул поднять камень.

Он был очень холодным. Настолько, что я чувствовал холод даже через перчатки. По массе никаких аномалий не наблюдалось – как мне представлялось, именно столько и должен весить кусок не то вулканического стекла, не то какого-то поделочного камня толщиной три сантиметра и диаметром сантиметров пятнадцать.

Положив камень в полиэтиленовый пакет на застежке, я поднялся наверх. Солнце ударило по глазам, я сощурился. Затем поднял забрало шлема и глубоко вздохнул. Сегодня поле сражения с Зоной осталось за мной, майором Гординым. Надеюсь, что не в последний раз… Впрочем, пафос неуместен. То, что было сегодня, – даже не рутина, а просто мимолетный эпизод, некое подобие назойливой мухи, от которой нельзя не отмахнуться. Просто и даже скучно. Так всегда и начинаются большие неприятности…

Часть первая

1. Москва

Майор ФСБ Сергей Гордин. Самое начало

Я всегда приезжаю на работу без пятнадцати восемь. За исключением тех дней, когда происходило что-то экстраординарное, из-за чего весь привычный график накрывается медным тазом. Последний раз такое случилось три недели назад. И до сих пор, стоит мне задуматься об аврале тех дней, к горлу подступает тошнота. Нет, я никогда не отличался слабым желудком, но любой, даже самой железной выдержке непременно есть пределы.

Охранник встретил меня дежурным подозрительным взглядом. Смешной человек – мы знакомы с того самого момента, как Особая Группа занимает это маленькое здание на окраине Москвы. И в нерабочее время можем активно потрепаться на разные темы. Кроме, пожалуй, рыбалки и футбола – эти два традиционных мужских увлечения полностью меня миновали. Но стоит Олегу заступить на пост – и все: перед тобой неприступная скала. Наверное, если промедлить с процедурой идентификации, он запросто может попытаться всадить мне пулю между глаз. Только попытаться – он хоть и чертовски неплохой стрелок, но со мной парню тягаться будет непросто. Скажем так: у нас очень разные слои существования. И на моем уровне его навыки – только планка крепкого середняка.

Так или иначе, но устраивать ганфайт с охранником не входило в мои утренние планы. И я достал пластиковую карточку пропуска. Устройство чтения, вдумчиво потрещав чем-то в своих электронных недрах, зажгло для меня зеленую лампочку. Но это – только первый уровень контроля. Теперь надо еще сверить отпечатки пальцев, сетчатки глаза, и наконец – надеть на голову странное устройство, больше всего напоминающее бракованные наушники, динамики которых прилепляются на виски. На самом деле это – какая-то хитрая штукенция для считывания мозговой активности. И по совместительству – самая важная часть идентификации сотрудника Особой Группы. Только она пока считается непреодолимой для потенциального противника.

Экран контрольного устройства высветил несколько причудливых кривых, а потом над дверью зажглась зеленая лампочка. Ну вот, теперь я могу пройти в святая святых – штаб-квартиру Особой Группы. Хотя, конечно, здесь не только штаб. Тут располагаются и научная лаборатория, и тренировочные залы, и аналитический отдел. В здании тесновато, но большего нам никто не выделит. Потому что при всей своей важности Особая Группа находится на очень странном положении.

Все дело в том, что фактически ОГ создавалась по собственной инициативе директора ФСБ, без согласования с вышестоящими инстанциями. На тот момент это была вынужденная мера – Зона еще только начала проявлять себя на расстоянии, и отчеты о происшествиях, связанных с ее активностью, больше всего напоминали сообщения бульварной прессы, сочиняющей истории об аномальных явлениях. Полагать, что запрос на создание в ФСБ структурного подразделения, занимающегося расследованием подобной чепухи, будет воспринят всерьез, было, по меньшей мере, наивно. И потому на первых порах Особая Группа работала вообще неофициально. Потом ее все-таки провели по документам, но область задач определили настолько туманно, что никто посторонний так и не сможет понять, что мы такое.

В принципе я знаю, почему было так сделано. Мы по долгу работы сталкивались не просто с аномальными явлениями, а с проявлением некоей чуждой и злой воли, пусть даже не персонифицированной, не имеющей конкретного мозга, корректирующего поступки. Зона напоминала гигантскую раковую опухоль. И то, что явления и объекты Зоны стали появляться где-то вдалеке от нее, означало, что эта опухоль начала пускать метастазы. ОГ была чем-то вроде ножа хирурга, препятствующего распространению болезни. А попробуйте-ка найдите хирурга, которому нравится, когда на него в ходе операции глазеют посторонние люди, кто бы они ни были по их общественному положению. Тем более, если эти люди не просто глазеют, а то и дело пытаются вмешаться в работу и очень часто действительно вмешиваются.

Я поднялся на второй этаж и направился по коридору к своему кабинету. И тут на меня буквально налетела белокурая Жанночка – помощница шефа. Эта дама ангельской внешности могла бы служить наглядной иллюстрацией к любому анекдоту про блондинок. Хотя на самом деле шеф ни за что не стал бы держать вблизи от себя человека, у которого интеллекта ищи не доищешься. Жанна, например, была человеком с острым аналитическим умом, а при необходимости без труда могла работать «в поле». И оперативник из нее получался прекрасный – я убедился в этом лично, поработав с ней над парой заданий.

– Сергей, как я рада тебя видеть! – воскликнула она. – Тебя Степан Иванович ждет не дождется.

– О как. И прямо с утра пораньше?

– Ну, как видишь. Ты, конечно, можешь вначале бросить вещи в кабинет, но уж потом бери ноги в руки.

То, что от меня не требовалось опрометью бежать на ковер, еще ничего не означало. За этим могла скрываться как мелочь, так и очень серьезная неприятность.

– А что ему надо, не знаешь? – спросил я.

Жанна улыбнулась.

– Успокойся, не на выволочку зовет. А вот зачем конкретно – не знаю. Мне он ничего конкретного не говорил.

– Понятно. Ну передай ему, что я сейчас приду.

Жанна улыбнулась, махнула мне рукой и упорхнула по лестнице на третий этаж. Начальство у нас, как ему и полагается, обитает в горних высях.

Я сунул ключ в замок кабинета, толкнул дверь, зашел. Там было душновато, пришлось открыть форточку. Включил компьютер, налил воды из пяти литровой пластиковой канистры в чайник. В общем, приготовился к нормальному старту рабочего дня. Теперь можно было и к руководству сходить.

Степан Иванович Зарембо родом был из цыган, что весьма нетипично для руководящего работника в ФСБ. Здоровенный, смуглый, с висячими длинными усами и пронзительно-черными глазами, он был чертовски колоритен, когда надевал мундир. Лично мне Зарембо напоминал колумбийского военачальника, который, того и гляди, устроит государственный переворот и отдаст власть в стране военной хунте. Первое время нашей совместной работы мне эти ассоциации настолько досаждали, что я просто не мог удержаться от улыбки. Зарембо некоторое время хмурился, а потом спросил прямо в лоб: какого хрена я над ним зубы скалю? Я честно рассказал. Степан Иванович расхохотался, а потом признался мне, что мундиры ему никогда не нравились, и констатировал: пожалуй, надо сократить время их ношения до минимума. Так он и сделал, перейдя на строгие серые костюмы.

Биография у Зарембо, надо сказать, была довольно-таки примечательной. Родился он в цыганском таборе, там же прожил до семи лет. Табор был самым обыкновенным. Мужчины жили случайными заработками, женщины и дети попрошайничали и приторговывали скверными наркотиками из Средней Азии. На этом и погорели, в результате чего табор загремел за решетку фактически в полном составе. Зарембо, однако, попал в детский дом, и это кардинально изменило его дальнейшую судьбу. Маленький шустрый цыганенок, как оказалось, имел характер настоящего звереныша. Это помогло ему защититься от сверстников и даже старших по возрасту ребят. А еще – у него был полный порядок с мозгами. К четвертому классу цыганенок стал чуть ли не лучшим учеником в детдоме. Вместе с тем он остался зверенышем, который мог, при необходимости, грызть своих противников зубами. Именно поэтому решили от него избавиться. Степу Зарембо отправили в суворовское училище. Там он показал себя исключительно с лучшей стороны. Шли годы, и Зарембо понимал все яснее, что нашел свое призвание. Не обязательно это должна быть армия, но в любом случае – служба. Служба той стране, которую он неожиданно обрел как родину.

После училища ему открыла двери Академия МВД. Зарембо закончил ее в восемьдесят пятом году и получил направление на работу в КГБ. Дальше было много всего, о чем можно рассказывать бесконечно. Но в конце концов сорокадвухлетний полковник Зарембо получил внеочередные генеральские погоны и предложение возглавить Осо-бую Группу.

Я постучался в дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, переступил порог. Зарембо поднялся из-за стола, выходя мне навстречу.

– Привет, Серега! – сказал он.

– Привет! – ответил я.

Здесь, в Особой Группе, народ привык обходиться без лишнего подчеркивания своего служебного положения. Нас было слишком мало для этого.

– Присядь. Я тебя позвал, чтобы обмозговать одно интересное дельце. Мне его вчера вечером подкинули в разработку. Я долго пытался понять, а с чего бы вдруг. Потому что с виду – ну никак не наш профиль. Веришь или нет, полночи над ним просидел, банку кофе выдул. До сих пор руки трясутся.

– Что за дело такое? – удивился я.

– Интересное, я же говорю. На, ознакомься! – Зарембо протянул мне тонкую папку. – Тут пока что самое общее. Наверху сказали, что если дело все-таки по нашей части, то они отправят нам все остальное.

– Маразм какой-то, – ответил я, непроизвольно кривя губы. – Ведь именно детали обычно и помогают разобраться, что и как.

– Я это понимаю, ты понимаешь. А те, кто дело прислали, – не особенно. Но давай-ка ты пока почитай вот эти бумажки и скажи мне, что ты о них думаешь. Я запрошу у них дополнительные материалы, если ты решишь, что это не помешает. У тебя опыт работы «в поле» большой, так что принюхайся, ладно?

– Да ладно, как скажешь!

– Ну, значит, иди и работай.

Я забрал папку, вернулся в свой кабинет, включил чайник и засыпал в большую фарфоровую чашку три чайные ложечки заварки. Люблю крепкий чай и ничего не могу с собой поделать. Те, кому доводилось у меня чаевничать, жаловались – чифирь, дескать, варю. Что я могу на это сказать? Только то, что не пробовали они чифиря…

Я открыл папку и взялся за документы.

ТОНКАЯ ПАПКА

Начальнику Особой Группы при Главном Управлении ФСБ Российской Федерации Зарембо Степану Ивановичу

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА.

21 июня 20… года в Западный РОВД г. Москвы обратилась гражданка Кижеватова с жалобой на свою дочь Елену, поведение которой в последнее время сильно изменилось. Девочка стала замкнутой, раздражительной, она прекратила общаться со сверстниками и домочадцами. Любые попытки родителей наладить общение натыкались на активное сопротивление Елены.

Ранее, по словам матери, девочка была лояльной по отношению к семье и друзьям, имела обширный круг общения и увлечений. По словам гражданки Кижеватовой, она не отмечала участия Елены в неформальных объединениях эзотерического характера, деструктивных религиозных организациях, а также прочих подобных группах.

Основной причиной, повлекшей обращение гражданки Кижеватовой в РОВД, послужило то, что Елена, по ее словам, стала регулярно причинять материальный ущерб семье. В частности, девочка нанесла порчу бытовой технике (опись прилагается). Мать, заставшая девочку за развинчиванием телевизора, попыталась остановить Елену. В ответ девочка издала громкий крик, от которого гражданка Кижеватова потеряла сознание. Дальнейшее медицинское освидетельствование пострадавшей выявило ряд травм – повреждение барабанных перепонок, точечные кровоизлияния в мышцы лица, разрыв сосудов носовой полости.

19 июня 20… года, вернувшись с работы, гражданка Кижеватова обнаружила пропажу дочери и ряда ее личных вещей. Опросив сверстников, мать узнала, что дочь видели направляющейся в сторону близлежащего паркового массива.

В результате поисков девочку нашли в парке, где она сидела на дереве. На просьбы матери и ее спутников слезть девочка не отреагировала. Была вызвана бригада МЧС, чтобы снять девочку с дерева. Когда спасатели прибыли, Елена полезла выше.

При снятии девочки с дерева рядовой Семенов упал с лестницы, получив телесные повреждения. Тем не менее, девочку с дерева сняли.

Когда Елену доставили домой, она впала в состояние прострации. С целью диагностики девочка направлена на освидетельствование в психиатрическую клинику № 4.

Начальник Октябрьского РОВД г. Москвы полковник Селезнев В. И.

РАПОРТ.

19 июня 20… года я заступил на дежурство в 14–00. Мой наряд выезжал на два мелких пожара, но к последующим событиям 19 числа эти пожары отношения не имеют.

Примерно в 20–35 того же дня поступил вызов в парк на улицу Макарова, где девочка залезла на дерево, и ее надо было оттуда спустить.

На вызов отправили автолестницу и отделение в составе рядовых Корягина, Алексеева, Грищенко, Рябоконя, Семенова и Деревяго под моим командованием.

Мы прибыли в парк, где нашли небольшую толпу возле дерева, на котором сидела девочка. Она залезла довольно высоко – метров на десять. Мы развернули лестницу и стали готовиться снимать девочку. В это время люди, которые собрались внизу, продолжали уговаривать ее слезть.

В моем отделении самый лучший верхолаз – рядовой Семенов. Его-то я и отправил на лестницу. Когда Семенов был метрах в пяти от земли, девчонка очень громко закричала. Я никогда не слышал, чтобы так кричали. Было похоже на то, как шумят машины в «Формуле-1», только намного громче. У нас у всех просто уши заложило. Но хуже всего пришлось Семенову. Мне показалось, что его этим криком попросту сшибло с лестницы. К счастью, нас на тренировках учат группироваться при падении. Семенов упал грамотно, но высота была уже изрядной, так что без травмы – вывиха голеностопного сустава – не обошлось.

Потом девчонка как-то резко притихла. Как будто силы потеряла. Я пристегнулся страховочным поясом к лестнице и продолжил выполнение задания. Думал, что девочка опять что-то выкинет, но она только отмахивалась руками и ногами.

Когда девчонка оказалась на земле, она как будто взбесилась. Мне лицо расцарапала, мать пнула в живот, а потом набросилась на рядового Деревяго. Рядовой девочку поймал и держал, пока врачи ей не сделали успокаивающий укол.

В итоге девчонку увезли на «скорой». Сказали, что в психиатрическую больницу. А мы повезли рядового Семенова в травмопункт.

Сержант Яковлев, МЧС Москвы.

Ознакомившись с запиской и рапортом, я недоуменно пожал плечами – с какой стати эти документы направили нам в Особую Группу? Обыкновенный подростковый психоз. Девочка то ли начиталась чего-то неправильного, то ли все-таки попала под влияние неправильных людей. То, что мать, якобы, не замечала ничего такого – не довод. Когда дети хотят что-то спрятать, то прячут так, что с ищейками не найдешь.

Аномальным, по большому счету, выглядел только этот самый громкий крик девочки. Это же как надо глотку рвать, чтобы боец с лестницы сверзился? Но нужно отдать девушкам должное – вопить многие из них могут так, что уши закладывает. И если она заверещала неожиданно, то мог ли несчастный спасатель хлопнуться с лестницы? Как по мне, так запросто…

Теперь медицинское освидетельствование гражданки Кижеватовой. Да, имели место разрыв барабанных перепонок, сильное носовое кровотечение и общий шок. Но опять-таки списать все это можно хотя бы на то, что у девочки аномально мощные голосовые связки. Помнится, я читал когда-то в газете, что одну японку внесли в Книгу рекордов Гиннесса за то, что она перекричала самолет на старте. Может, и здесь получилось то же самое?

В общем, ничего такого, что говорило бы о вмешательстве в данное дело Зоны, я не нашел. Так что, пожалуй, следует спокойно вернуть всю эту писанину в РОВД и предложить им там поработать самостоятельно, а не сваливать свою работу на другие организации.

Подумав еще немного, я все же решил посовещаться с Зарембо. Это верно, что опыта оперативной работы у меня больше, но он порой умудряется почувствовать то, что проходит мимо моего внимания. То ли этому его нелегкая жизнь научила, то ли сказывалась цыганская кровь, но, так или иначе, интуиция у шефа – дай боже!

Я позвонил, выяснил, что шеф не занят, и поднялся к нему. Зарембо, взяв у меня из рук папку, спросил:

– Как думаешь, это туфта или нет?

– Я ничего такого не увидел, чтобы принимать дело на разработку в Группу. А вы как считаете?

Зарембо поскреб пальцем бровь.

– По правде говоря, я тоже думаю, что это не по нашей части. Мы ведь не пункт психологической помощи, не так ли? С другой стороны, пока ты работал у себя, я сделал пару звонков. Это не единичный случай внезапного психоза. В смысле психоза по похожему сценарию. Есть еще два подобных происшествия. Одно – с девчонкой из Бирюлево. Второе – в Люберцах.

– Что, тоже кричали на ментов и ломали дома технику?

– Ага. Технику ломали. С ментами, правда, ничего похожего не было, насколько я знаю.

– И как решились проблемы?

Зарембо невесело покачал головой.

– Та, что из Бирюлево, по жизни была из так называемых трудных подростков. С родителями находилась в состоянии войны на уничтожение. Там вообще семейка отшибленная на всю голову. И когда у девчонки снесло планку, на это никто и внимания не обратил толком. Единственное, на той стадии, когда надо убегать из дому, ее заперли в комнате. Девочка попыталась дотянуться из окна до водосточной трубы – видать, решила по ней спуститься. Но сорвалась, упала с восьмого этажа и разбилась насмерть.

Я поморщился. История подобного рода – один из самых надежных способов испоганить мне настроение всерьез и надолго.

– А во втором случае?

– Примерная семья. Нормальная девчонка, художница и все такое. Она пропала без вести. Сейчас находится в розыске, и что-то мне подсказывает, что этот розыск ничего не даст.

Я задумчиво потер лоб. Один случай психоза – это, действительно, полная ерунда. Три – явная аномалия. Правда, не обязательно завязанная на Зону. С другой стороны, в нашем стабильном высокотехнологичном мире только Зона и способна устроить что-то необъяснимое.

Я постучал пальцами по столу.

– Значит, предлагаете мне проверить?

Зарембо кивнул.

– Здесь работы, по большому счету, на день. Максимум на два. Навести родственников этих девчонок и пообщайся с ними. Может, это наведет тебя на какие-то мысли. А если не наведет, мы уже с чистой совестью сможем от этих психозов откреститься… – он помолчал немного, потом спросил, пристально глядя мне в глаза:

– Сережа, а вот скажи: насколько, по-твоему, ты понял Зону?

Ответить на этот вопрос с ходу я, конечно, не мог. Он был слишком простым, чтобы ляпнуть первое, что взбредет на ум. Зарембо не торопил – просто смотрел на меня исподлобья и ждал, шевеля усами.

Наконец я решил, что ответ готов.

– Знаете, Степан Иванович, я уже добрых лет семь с ней в контакте. На Украине, в Москве… в других городах. Все это время Зона была и есть рядом. Я чувствую ее. В основном я представляю себе, чего можно ждать от нее в той или иной ситуации. Но сказать, что я понял Зону – это было бы преувеличением. Между нами, Степан Иванович: иногда я не могу избавиться от мысли о том, что Зона – это что-то вроде ребуса. Только пока неясно, каковы принципы зашифровки и что нам откроется, когда мы этот ребус прочтем.