Текст книги "Чернобыль. Обитель зла"

Я встал, посмотрел на себя. Оказалось, что одет в свою обыкновенную повседневную одежду – джинсы, рубашка, кроссовки. Все знакомое, все любимое. Я мог запросто вспомнить, где именно я купил каждый из предметов своего гардероба и какие именно воспоминания у меня на них наросли, пока я ими пользовался.

Короче, я торчал посреди огромного луга и просто не представлял, что делать дальше. Наконец решил – надо идти к лесу. Он хоть и далеко, но хоть какое-то разнообразие.

Я пошел, и тут оказалось, что с пространством в этом сне что-то не так. Каждый шаг переносил меня на добрых пару сотен метров. Так что дорога до леса заняла не так уж и много времени. А когда я добрался до опушки, все снова стало обыкновенным. И я уже нормальными шагами пошел дальше. Я ведь теперь четко понимал, что в лес надо идти обязательно, если в самом деле хочу что-то понять.

Лес оказался обыкновенным – большей частью сосновым, с подлеском. Брусника по земле стелилась коврами. И странное дело – ягоды уже были красными, как осенью. Даже захотелось сорвать и попробовать. Но изнутри какой-то голосок подсказывал, что в этом лесу вообще ничего нельзя есть и пить.

Тогда я пошел с опушки в глубину. Я понимал, что вижу сон. Но сон этот был словно наяву! Представляешь, я чувствовал не только, как пружинит мох под ногами, но еще и запахи – хвои, травы, смолы. Обычные лесные запахи, ничего странного.

Странной в этом лесу была тишина. Плотная, ватная, такая же, какая бывает, когда зимой, в безветренную погоду, идет сильный снег. Тогда любой звук глохнет, как бы гасится. Именно это и происходило. Даже мои шаги по мху и брусничнику звучали как через несколько слоев плотной мягкой ткани. Не говоря уже о том, что не было птиц.

Я вышел на большую поляну. Вокруг нее стеной стояли высокие корабельные сосны, кроны которых беззвучно шевелились.

И снова ко мне пришло понимание, что сейчас должно произойти что-то, имеющее очень большое значение. Я терпеливо ждал, оглядываясь по сторонам.

И вот раздался треск. Он шел из леса, из его глубины. Ровный треск, как будто по земле волокли что-то очень тяжелое. Шум приближался, и в нем я чувствовал что-то очень недоброе и чужое. Хотелось убежать обратно в сторону опушки, но ноги словно приросли к земле. Оставалось только смотреть и ждать.

Шум становился все громче, а потом на дальнем от меня конце поляны огромная сосна толщиной, пожалуй, обхвата в два, затрещала и сломалась. Она падала бесконечно долго, с тяжелым свистящим шелестом.

Потом из леса что-то появилось. Я не знаю, как это что-то вообще назвать. Оно было похоже на большой мешок, в котором двигалось что-то живое. Этот мешок дергался, из него то и дело лезли наружу какие-то отростки, потом они обратно втягивались, он менял форму и цвет, становясь то белым, то серым, то красным, то пятнистым…

Не буду скрывать – я почувствовал серьезный приступ паники. Потому что, как и все нормальные люди, очень боюсь непонятного. Дернулся – но не смог даже пошевелиться. Кажется, я окончательно превратился в стороннего наблюдателя собственного сна и продолжал его смотреть, как будто от третьего лица.

Нечто выползло на середину поляны и остановилось. И теперь казалось еще более отвратительным – большая бесформенная груда, живущая своей, непонятной жизнью. Я почувствовал тошноту, потому что более мерзкого зрелища никогда доселе не видел…

Зарембо вытащил из пачки еще одну сигарету. Сокрушенно посмотрел в пепельницу, где уже лежали три окурка, причем последний был затушен только что. Покачав головой, генерал чиркнул зажигалкой и попросил еще чайку. Я наполнил чашки. Зарембо отпил пару глотков, глубоко затянулся и пристально посмотрел мне в глаза.

– А потом на поляну вышла девушка. Обыкновенная на первый взгляд. Лет восемнадцати. Плюс-минус немножко. Но то, что совсем молодая – факт. Высокая довольно-таки, но при этом – на фотомодель бы не потянула. Насколько я смог разобрать, телосложение у нее было довольно крупное, но только не потому, что она толстая. Просто – крепкая, широкая в кости…

– Короче говоря, спортсменка, – подсказал я. Зарембо согласно махнул рукой.

– Спортсменка эта шла прямиком к куче, что шевелилась посреди поляны. И похоже было, что она совершенно ее не боится. И вот когда она подошла где-то шагов на десять, началось уже полное безумие. Куча лопнула, и из нее полезли люди. Или что-то, имеющее вид людей. Они все лезли и лезли, и я не мог понять, как их в этот мешок могло столько влезть. Их, наверное, с полсотни выбралось. И разошлось в разные стороны. А куча начала менять форму. Скоро посреди поляны торчал небольшой деревянный дом. Я как его увидел, сразу понял, что еще было неправильного в происходящем вдобавок к прочим радостям. Понимаешь, Сережа, все эти люди выглядели, как будто их сняли с картинок. Одежда нарочито сельская, лица такие, как будто они ни черта, кроме своих земельных наделов, в жизни своей больше не видели. И сама эта девица – тоже из таких. На ней был такой балахон, который можно назвать и платьем, и ночнушкой, и вообще как заблагорассудится. Абсолютно невероятная одежда в наше время. Я нечто подобное видел только по музыкальному каналу, когда показывали клипы музыкальных групп, которые называли себя фолковыми. Ну, ты понимаешь, про кого речь.

Я кивнул, показывая, что прекрасно понимаю. Самого смешили все эти якобы фольклорные коллективы, игравшие какую-то малоправдоподобную муть с использованием народных инструментов вперемешку с электронными примочками.

– Девушка зашла в этот дом и вынесла оттуда что-то вроде большого котла на треноге. Поставила его перед крыльцом, принесла ведро воды, вылила туда, а потом ударила по поверхности воды ладонями. И началось форменное светопреставление – дикий ветер, дождь буквально с ясного неба, потом деревья начали падать… А потом – она вытащила из котла черный камень. Именно такой, как ты дал мне. Вытащила, посмотрела на него – и изо всех сил бросила вверх. И силушки у нее, видать, было немало, потому что камень улетел натурально за горизонт, насколько можно было видеть горизонт на этой поляне… И вот тут я, собственно, проснулся.

Зарембо одним глотком допил остававшийся в чашке чай. Откровенно говоря, я удивился, что генерал не обжег себе все во рту. Но, возможно, у цыган какое-то другое устройство слизистой оболочки.

– И что вы думаете насчет всего этого? – спросил я.

– А что я могу думать, как по-твоему? Ведь козе ясно, что сон – он и есть сон. Ну пощупал я непонятную штуку, она мне показалась какой-то неправильной. Я заморочился на этом, вот воображение и подбросило мне на ночь художество психики!

Выдав эту филиппику, Зарембо смолк. А через некоторое время, совсем другим тоном, сказал:

– Если честно, то я не могу отделаться от ощущения, что видел все по-настоящему. Как будто не во сне, а просто перенесшись туда, в этот непонятный лес.

– Я тоже не знаю, что и думать. Откровенно говоря, на фоне всего случившегося мне очень хочется просто-напросто принять ваш сон за полную правду. Но это же будет не профессионально, так?

– А что вообще можно считать профессионализмом, когда речь идет о Зоне? – горько усмехнулся генерал. – Кто сможет назвать нашу работу соответствующей принципам, которые в нас вбивали еще в академии? Материализм, критическое отношение к действительности – где это все после того, как появилась Зона? В общем, Сергей, я ничего не предлагаю. Просто рассказал тебе то, что счел нужным. Распорядись этим на свое усмотрение. И прости, что сваливаю на тебя дополнительную ответственность.

Я махнул рукой. Дескать, все равно уже ничего не поделаешь. Надо работать, раз уж дело попало к нам в руки.

Зарембо ушел, оставив меня наедине с собственными размышлениями. Некоторое время посидев за столом и испещрив листок блокнота бессмысленными каракулями, я встрепенулся. В голове так и не появилось ничего путного. Так и весь день можно было просидеть, не ударив пальцем о палец.

Я открыл сейф и вытащил один из камней. Вытряхнул его из полиэтиленового пакета на стол. Черная линза, казалось, смотрела на меня вызывающе, играя светом, падающим из окна на ее черную полированную поверхность.

Я протянул руку, поколебался пару секунд – и взял камень голой ладонью.

Наверное у меня от природы нелады с интуицией. Я держал в руках изрядный осколок гематита и не чувствовал ничего, кроме сильного холода – линза и вправду была ледяной. Но холод – это еще не показатель чего-то сверхъестественного.

Пару минут я посидел с линзой в руке, потом вернул ее на место и понес пакет в лабораторию. Чем бы ни был этот камень – его ожидала масса неприятных процедур. И я испытывал по этому поводу что-то сродни злорадству. Потому что никак не мог отделаться от впечатления, что линза все-таки обладает какими-то качествами, свойственными одушевленному и разумному существу.

Впервые за долгое время работы в Особой Группе я чувствовал себя немного сумасшедшим.

4. Зона

Сталкер Новокаин. Застольные разговоры

Говорят, что сталкеры готовы ко всему. Дескать, сама Зона приучила. В принципе, так оно и должно быть на самом деле. Сталкеры постоянно имеют дело с ситуациями и явлениями, которые раньше можно было повстречать разве что на страницах средней паршивости фантастических романов. Но с того момента, как полумертвый, обезумевший Емеля перевалился через порог «Подснежника», в воздухе стало отчетливо ощущаться напряжение. Как в первые месяцы после появления Зоны, когда сталкеры еще только начинали свои вылазки за армейские кордоны.

Хотя, если брать по большому счету, ничего особенного не произошло. Сталкер, уходя в Зону, как бы подписывает договор, согласно которому он может не вернуться. Или вернуться таким, как Емеля – безумным, шарахающимся от каждого движения, кусающимся и царапающимся.

Новокаин, докуривая сигарету, покосился на свою правую руку. На тыльной стороне ребра ладони красовалась фиолетовая дуга маленьких кровоподтеков. Вторая дуга, побледнее, была на внутренней стороне. Виктор мрачно подумал, что теперь хоть прививку от бешенства делай – хрен его знает, с чего это у молодого сталкера так снесло крышу.

Сейчас Емеля валялся в подвале «Подснежника», скрученный веревками так, что больше напоминал своим видом кокон гигантского насекомого, а не обычного представителя вида homo sapiens.

Сталкеры разбились на несколько групп, обсуждая происшествие. Новокаин сидел вместе с Геной Аллигатором, Ромкой Музыкантом и братьями-близнецами Пыхаловыми, по прозвищам Пых и Пух. Эти двое были так похожи друг на друга, что даже давние их знакомые постоянно путали, кто есть кто.

– Клизма позавчера народ заманивал в вылазку за каким-то новым артефактом, – сказал Аллигатор. – Чуть ли не всем тут мозги прокомпостировал. Только кто же из нормальных пацанов с этим придурком пойдет?

– А все-таки скучновато будет без Клизмы, – вздохнул Пых. – Он так эффектно дерьмо раскидывал!

– Сходи в зоопарк и постой возле клетки с обезьянами, – посоветовал Новокаин. – Они тебя закидают какашками не хуже Клизмы. Земля ему пухом, отморозку несчастному!

Клизма мог быть трижды неприятным персонажем, но всякий раз, когда погибал сталкер, остальные чувствовали себя неуютно. Сказывалась чрезвычайная узость тусовки – когда, в основном, каждый знает каждого, потери чувствуются очень остро.

– Но, похоже, что-то они все же нашли, раз пошла такая буча? – предположил Музыкант.

– Да не факт, – отмахнулся Пух. – Могли попасть в чепуху и без побасенок про новый хабар.

Новокаин, вспомнив, что ему показывал Клизма, покачал головой и возразил:

– Артефакт я на фотке видел. И ничего подобного не помню. Либо это и вправду что-то новое, либо Клизму накололи, показав пустяковину.

– А что там было-то? – спросил Аллигатор.

– Что-то вроде линзы от темных очков. Круглая такая хренотень, черного цвета. Такое чувство, что из толстого стекла. Подробней не рассмотрел. Я, если честно, никакого желания контачить с Клизмой не имел. И, соответственно, в дела его не совался.

Пух налил себе чаю из большого стеклянного френч-пресса, бухнул в чашку три столовые ложки сахара, пригубил, довольно почмокал губами. Потом спросил:

– А он сам на этот артефакт вышел?

– Не-а, – покачал головой Новокаин. – Вроде это Глюк новый хабар нашел, на радостях, как водится, напился и давай всем напропалую фотографии дарить. Наш пострел, естественно, не упустил случая поспеть и тут. Ну и вот результат… – Новокаин покосился в сторону двери в подвал.

– Глюк, говоришь, – задумчиво сказал Музыкант. – Так а почему бы нам не сходить к Глюку в гости? Наверняка он не откажется рассказать все старым друзьям!

Насчет старых друзей Музыкант, пожалуй, крепко загибал. Глюк ни с кем из них особо не общался. Да и они тоже не горели желанием. Все-таки прозвище у него не на пустом месте выросло. Вася Крупнер был по жизни придурковатым дядькой. Вечно дерганый, вечно «на измене». Злые языки говорили, что он спит с ножом под подушкой. Вполне возможно, что не врали.

Но сама идея похода в гости к Глюку была воспринята с энтузиазмом. Емеля все равно пока ничего рассказать не мог, и сможет ли – было непонятно. Клизма отошел в мир иной, успев сказать Новокаину только о том, что намерен идти куда-то в западную часть Зоны. То есть информации о том, откуда ветер дует и что с собой несет, сталкеры практически не имели.

– А Глюк сейчас на месте? – спросил Пых.

– Должен. Он еще вчера по поселку шлялся пьяный в мясо. Видать за свой хабар хорошее лавэ получил. Я думаю, что сегодня он после вчерашнего либо встать не может, либо уже похмелился и опять отдыхает, – ехидно ответил Аллигатор.

К столику подошел Гарик Черный. Он выглядел хмурым. Жестом попросил подвинуться, чтобы можно было присесть. Новокаин молча протянул руку и подтащил поближе свободный табурет от соседнего столика. Гарик плюхнулся туда и сказал вполголоса:

– Засада какая-то получается, пацаны. Емеля не первый попал под раздачу.

– В каком смысле? – нахмурился Пых.

– Да в прямом. Тут вот базар прошел, что десяток «должников» в тех краях намедни сгинул полным составом. Но это не проверено. Как говорится, за что купил – за то продаю.

– Ну, положим, это еще ничего не доказывает, – пожал плечами Аллигатор. – «Должники» у нас крутые, как отварные яйца, но и они иногда в Зоне ложатся по полной программе.

– Понятно, – махнул рукой Черный, – но смотри, как все лихо получается. Глюк уходит в Зону и приносит оттуда такой хабар, какого ни у кого до сих пор не было. И базарит, что нарыл его где-то на западе. Глюка ты знаешь – он если начинает хвастать, то врет только про то, сколько уродов порешил и какое лавэ ему заплатили. А насчет места и того, что взял, он врать не умеет.

– Знаю, – подтвердил Пух. – Но тогда получается, что на западе есть что-то интересное.

– Похоже, даже чересчур интересное, – ответил Музыкант, – если там буквально за несколько дней столько народу полегло.

– Погоди, Ромка, не гони волну, – остановил его Новокаин. – Когда начинается ходьба в новое место, народ всегда пачками падает. Это не показатель чего-то особенного.

– Ну хорошо, – развел руками Музыкант, – тогда, может быть, ты мне расскажешь, чем Емелю так скосило? Ну вот так, с лету?

Новокаин скривился и цыкнул зубом.

– Не знаю. Вообще-то это мог сделать контролер. После него ты, как минимум, неделю обалдевший ходишь. А если не повезет, то… – он не закончил. Все и так знали, что бывает с теми людьми, кому от контролера достается по полной программе.

– Может и контролер, – развел руками Гарик.

– Мы тут постановили, что не помешает расспросить самого Глюка, что и как. Да и вообще, раз уж выясняется, что есть маньяки, которые на запад таскаются, давайте по народу пройдемся да порасспросим, что и как.

Гарик хлопнул ладонью по столу.

– Это без базара! А то у меня что-то очко теперь играет в Зону соваться.

Он кивком откланялся и ушел обратно к своей компании. Новокаин потер подбородок, чувствуя пальцами начавшую колоться щетину.

– Так что, дружно валим к Глюку? – спросил он.

Аллигатор поморщился.

– Может, как-нибудь без комитета обойдемся? – спросил он. – Глюк – парень нервный. Увидит, что к нему целая делегация прется, и начнет из окна шмалять. А ты же знаешь – тут главное начать. И получим локальный конфликт с непонятным исходом.

– Да ладно тебе, – возразил Новокаин. – Где ты тут комитет видишь? Кто тут есть – тот и пойдет. Только не говори, что Глюк на нас стойку обязательно сделает!

Последнее замечание, впрочем, было спорным. Никто и никогда не знал, что и когда вызовет у Крупнера приступ боевого безумия.

– И еще нюанс, – сказал Пых. – Предположим, Глюк не спит пьяный. Но зато сидит на измене. Мы сможем его поймать, если он свалить захочет? Ну, если пойдем вдвоем или втроем?

– Уболтал, черт языкастый! – засмеялся Музыкант. Его не грела перспектива игры в догонялки с перепуганным Глюком. Тем более, что бегал тот очень быстро.

– Значит, решено. Дружно идем в гости к Глюку, – резюмировал Новокаин.

Пятерка сталкеров покинула «Подснежник». Их провожало множество глаз, в каждой паре из которых так или иначе читалось любопытство…

История одного глюка

Крупнер обитал в бывшем грузовом контейнере на окраине поселка. Точнее, там была целая куча таких контейнеров, и все они так или иначе использовались. В одних люди жили, в другие что-то складывали. Не пропадать же добру! Контейнеры были когда-то разноцветными, но сейчас уже успели облупиться, приняв цвет ржавчины с редкими вкраплениями того цвета, который у них был когда-то родным. На стенках контейнера вперемешку с такими же жалкими ошметками давних надписей цвели буйным цветом разнообразные графита нынешних дней.

Контингент в этих контейнерах обитал самый разнообразный. Не обязательно это было всякое отребье. Здесь, в окрестностях Зоны, с нормальным жильем было, мягко говоря, не слишком хорошо. И все сталкеры, так или иначе, жили там, где получалось. Тот же Новокаин, к примеру, ютился в домике на колесах, который здесь бросил какой-то иностранный турист. И, в общем, это жилье было предметом некоторой зависти. А обитавший в бытовке бывшей скотоводческой фермы барыга Костя тот и вовсе то и дело предлагал Новокаину продать ему этот домик, суля то большие деньги, то долгосрочное бесплатное обеспечение любым снаряжением. Новокаин неизменно отказывался, повергая Костю в уныние.

Сталкеры подошли к контейнерам. У крайнего на складной табуретке сидел детина с обожженным лицом. Все поздоровались с ним за руку. Новокаин спросил:

– Сеня, ты не в курсе – Глюк дома?

– А куда он денется? – усмехнулся Сеня. – Ему как за последний хабар денег отвалили, так он и керосинит. Есть мнение, что это как-то неправильно. Я никогда раньше не замечал за Глюком склонности к запою.

Сталкеры переглянулись. Было неизвестно, насколько верно наблюдение обожженного Сени, но в целом его обязательно надо было принять во внимание.

– А настрой у него как? Не буянит? – спросил Пух.

– Да хрен его знает, какой у него сейчас настрой! – хохотнул Сеня, – Но я к нему всегда осторожно захожу. Он же, чудо природы, с ножом под подушкой дрыхнет.

Сталкеры переглянулись. Определенно Глюку не помешало бы пройти хороший курс лечения успокаивающими препаратами.

Распрощавшись с Сеней, они подошли к контейнеру, в котором обитал Крупнер. Даже не зная Глюка, было понятно, что здесь живет личность весьма неординарная. Стены контейнера были щедро расписаны нецензурной матерщиной вперемешку с цитатами из классической поэзии. Неведомо каким образом к одной из стен была приделана звериная шкура. Судя по виду – кабанья. На крыше контейнера красовался жестяной пропеллер, вращавшийся на ветру с тоскливым скрипом.

Дверью служил выпиленный кусок железа от стенки, повешенный на массивные петли. Сейчас, впрочем, вход был открыт настежь. В проеме вяло покачивалась грязная занавеска. Внутри кто-то напевал.

Новокаин сделал остальным знак подождать, осторожно подошел к контейнеру и позвал:

– Вася, ты тут?

– Чего надо? – неприветливо отозвался Глюк.

– Поговорить. Это Новокаин с народом.

Внутри послышалась возня, потом занавеска откинулась и показалось дуло двустволки. Над ним маячила физиономия Глюка – зеленая и опухшая. Судя по всему, квасил он и вправду не по-детски.

– С каким еще, нахрен, народом? – зевнул Глюк, потом разглядел остальных и расплылся в щербатой улыбке. Двустволка исчезла. Сталкеры облегченно вздохнули, а Пых убрал обратно за пояс незаметно извлеченный ТТ, с помощью которого он настроился при необходимости решить проблему с чрезмерной агрессивностью Крупнера.

– Здорово, пацаны! – весело сказал Глюк и вышел на улицу.

Взъерошенный, с шалыми глазами, голый по пояс и босой, Глюк напоминал спятившего в заключении узника одиночной камеры. Это впечатление усугублялось его белесой кожей, дряблыми боками и отвислым брюшком. На правом плече Васи наблюдалась аляповатая татуировка, на которой, по идее, изображался дракон. Но то ли Глюк накалывал ее самостоятельно, то ли это было последствие подростковой забавы, дракон этот больше всего напоминал ощипанную курицу, которой еще не отрубили голову.

Новокаин решил взять быка за рога и спросить у Глюка все напрямую:

– Вася, а что ты про новый артефакт говорил?

Глюк опять улыбнулся до ушей. И затараторил с интенсивностью пулемета:

– О, блин! Как сначала говорил, так все посылали. А теперь отбоя нету. Хабар почуяли, да? Ну хрен с вами, я не жадный. Короче, на запад никто не ходит, потому что там, типа, аномалий до чертиков, а толку мало. Так?

Сталкеры дружно кивнули. Сейчас надо было как можно дольше удерживать Васю в состоянии словоохотливости.

– Так вы не верьте. На запад пройти – как два пальца об асфальт. От блокпоста по канавке. Ну вы ж знаете эту дорогу! А потом спокойно пилите дальше. Я тоже так пошел. Потому что заколебали уже все. Ходят чуть только не табунами. Уже невозможно нормальный хабар взять, чтобы на десять ходоков не нарваться. Достали! Я подался западней. Знаю, что Зона туда растет, и никто не ходит.

Короче, эта новая хрень – как черная стекляшка. Типа увеличительная. Но нифига не прозрачная. Я на сварку через нее смотрел, так хоть бы хны – не просвечивает и все тут. Искать ее надо как грибы – просто внимательно по сторонам зырить, и все. Обязательно найдешь.

Сталкеры снова переглянулись. То, что говорил Глюк, было не просто удивительным. Фактически оно было невозможным. Ну, по крайней мере, так считалось, что если есть артефакт, то должна быть и аномалия, которая его произвела на свет. Не может он просто валяться на земле!

– Глюк, а почему он просто валяется? Так же быть не должно! – заметил Аллигатор.

Вася очень любил, когда обращаемые к нему вопросы ставились так, словно он – выдающийся эксперт в вопросах обращения с Зоной. Вот и сейчас его страхолюдная физиономия просияла. Он назидательно поднял грязный указательный палец с неровно обгрызенным ногтем и возвестил:

– А он не просто так валяется. Там что-то есть. Но только я не знаю толком, что. Оно там как бы везде. И его как бы нет. Что это – хрен поймет. Но стекляшки от него. Я же видел, как они появляются! Рассказать?

Вопрос был риторическим, поэтому Крупнер не стал дожидаться согласия или отказа.

– Короче, я иду лесом. Ну, понятно, в оба глаза смотрю, чтобы не наступить в какую хренотень – места-то незнакомые. Но чистый лес, как будто и не в Зоне совсем. Только и есть, что вот это чувство, что он не простой. Иду, значит, и тут – ветки наверху зашуршали, возле уха свистнуло, и об землю что-то – хрясь! Я так и шуганулся в сторону – хрен знает, что там падает! Потом успокоился, посмотрел – а оно лежит. Я гайками по нему побросал, оно не шевелится. Ну цапнул – и в мешок. А потом, пока ходил, еще три штуки нашел. Но уже просто на земле.

– А что эта стекляшка дает? – спросил Новокаин.

– Без понятия, – пожал плечами Глюк. – Ее у меня просто как бирюльку купили. Дескать, пойдет на Большую Землю, как украшение. Типа каменного цветка. Ну, а мне какая, на фиг, разница?

– Ты в курсе, что Клизма взял двух «чайников» и пошел на запад. А вернулся один новичок, причем – съехавший с катушек? – спросил Музыкант.

– Да откуда я могу в курсе быть? – пожал плечами Глюк. – Я тут отдыхаю беспробудно уже какой день! Блин, а что народ там лег – не удивительно. Я же говорю, там места какие-то странные. Вроде и нет ничего такого – ни «каруселей», ни «плешей», ничего. А шкура чувствует, что все неправильно. Короче, если соберетесь идти – смотрите в оба, чтоб не нарваться.

Итоги разговора повергли делегацию сталкеров в состояние озадаченности. Судя по всему, Глюк действительно вынес из западной части Зоны что-то, доселе не встречавшееся. И заодно определил, что место там непонятное и странное. А все странное вызывало у народа, ходящего по Зоне, два ощущения. Во-первых, любой нормальный сталкер опасался неизвестности. Во-вторых, его тянуло в новые места, как мотылька на огонек свечи.

Они вернулись в «Подснежник». И первым делом проверили Емелю. Тот сидел в уголке подвала, стуча зубами и издавая слабые стоны. Похоже, что в лучшую сторону его состояние не изменилось.

– Что с ним-то делать будем? – спросил Пух.

– Если до завтра не отойдет, придется в дурдом сдавать, – вздохнул Новокаин. – А так, как сейчас – он и коня двинуть может. Оно нам надо?

Все дружно согласились, что не надо.

– Я вот думаю – а может, влить в него водяры стаканчик? – спросил Аллигатор. – Вдруг поможет? Ну, по крайней мере, не навредит.

– Давай попробуем, – поддержал идею Пых. Его брат с выражением сомнения на лице пожал плечами. Кажется он скептически относился к вероятности успеха.

Тем не менее, решили, что попытка не пытка. В подвал отправились Новокаин, Аллигатор и Музыкант. Ромка нес стакан, Аллигатор – бутылку водки, у Новокаина в руках была столовая ложка, которой собирались разжимать рот Емеле, если тот будет сопротивляться.

Несчастный, судя по всему, боялся вообще всего, что двигалось. Когда сталкеры приблизились, он принялся биться в путах и визжать. Потом – упал на бок и попытался уползти. Аллигатор и Новокаин навалились на него, прижимая к полу лицом вверх. Емеля заорал еще громче, защелкал зубами, пытаясь укусить державшие его руки. Но двое здоровых мужиков все-таки придавили его к полу так, что он не мог пошевелиться. Емеля еще несколько раз дернулся, затем притих и захныкал, как обиженный ребенок.

Аллигатор, не ослабляя хватки, проворчал:

– Блин! Как первоклашку мучить, честное слово!

Сталкеры невесело рассмеялись. Музыкант попытался влить водку в рот несчастному. Емеля хватанул было прозрачной жидкости, но потом распробовал и выплюнул ее, забрызгав Музыканту физиономию. Ромка выругался и попросил, чтобы кто-нибудь из помощников прихватил Емелю за голову. Потом зажал ему пальцами нос. Разумеется, Емеля вынужден был открыть рот. Музыкант тут же плеснул внутрь водки и зажал рот ладонью. Емеля мычал и дергался, но дышать ему все-таки было надо. И он проглотил налитое. Ромка разжал пальцы – и все пошло по-новой.

Игнорируя визг и корчи безумного сталкера, они залили в него весь стакан. И оставили в покое. Емеля тут же свернулся калачиком и тихонько заплакал. Сталкеры огорченно покачали головой – было горько и жутковато видеть взрослого человека, доведенного до такого состояния. Пожалуй, это было пострашнее, чем смерть.

– Ну все, – сказал Новокаин. – Теперь остается только ждать.

Они усадили хнычущего Емелю поудобней и пошли наверх.

Воздух нынче тяжелый

Вечером в «Подснежнике», как обычно, народу хватало. Эта забегаловка пользовалась заслуженной популярностью сталкеров, поскольку не было больше ни одного заведения, куда можно было бы ввалиться чуть ли не сразу после возвращения из Зоны и хорошенько прочистить организм алкоголем.

На этот счет постоянно напрягались военные, но сделать ничего не могли, так как поселок Ленинский располагался за пределами Зоны и все еще считался населенным. На самом деле подавляющее большинство местных давно свалило отсюда в более спокойные и безопасные места. Остались только старики и те немногие, кому было просто жаль бросать свое хозяйство. Их всех предупреждали, что Зона расширяется и рано или поздно придется покидать поселок. Но разумные доводы уже не могут быть приняты людьми, поставившими на себе крест.

Люди уезжали, а население Ленинского не уменьшалось. Компенсация потерь происходила за счет сталкеров. Они сюда слетались, как мухи на мед. И нагло селились всюду, где была хоть какая-то крыша над головой. Пресечь эту миграцию было невозможно. С точки зрения законов Ленинский не был запрещенным объектом, хотя вояки не раз предпринимали попытки «закрыть» поселок. Но, по слухам, на самом верху в правительстве Украины имелись люди, которым было нужно, чтобы сталкеры продолжали иметь возможность выходить в Зону с относительно надежной и безопасной базы. И поэтому у военных ничего не получалось. Единственное, что они время от времени устраивали – это внезапные рейды в «Подснежник» и еще – досмотры патрулями людей на улицах. В обоих случаях искали артефакты. Теоретически это должно было указывать на то, что человек ходил в Зону. А практически ни один суд не признавал обнаружение у человека артефакта за доказательство преступления. Мало ли, где он его взял. Так что и на облавы напрягались только новички. Или те, кто точно знал, что облава – только повод взять его за жабры.

Новокаин и компания сидели на прежнем месте. Только разговор был уже более-менее бытовым. Потому что Емеля после водки вырубился напрочь. Все надеялись, что после этого он придет в себя. Если нет, то придется несчастного отправлять в больницу, что вызовет очередной приступ повышенного внимания к поселку со стороны вояк.

Дверь громко открылась. Новокаин, сидевший спиной ко входу, подумал было, что стоило заговорить о военных, и они тут как тут – легки на помине. Но выражения лиц у сталкеров почти не изменились, то есть это был кто-то менее проблемный.

Новокаин повернулся и увидел, что в «Подснежнике» объявились достаточно редкие гости. По залу в направлении стойки дефилировали трое лбов с опознавательными знаками клана «Долг». Судя по тому, что из оружия у них наличествовали только пистолеты в поясных кобурах, они были не на работе. Иначе приперлись бы, увешанные оружием похлеще, чем новогодняя елка игрушками.

Вяло отвечая на приветствия знакомых сталкеров, «должники» проследовали к стойке, сделали заказ и плюхнулись за соседний от Новокаина и компании столик.

– Привет, коллеги! – повернулся к ним Пых. – Как оно?

«Должник» смерил сталкера ироничным взглядом и ответил: