Текст книги "Визит сэра Николаса"

– Войди! – крикнул Скруджу Призрак. – Войди, и будем знакомы, старина!

Скрудж робко шагнул в комнату и стал, понурив голову, перед Призраком. Скрудж был уже не прежний – угрюмый и суровый старик и не решался поднять глаза и встретить ясный и добрый взор Призрака.

– Я Дух Нынешних Святок, – сказал Призрак. – Взгляни на меня!

Скрудж почтительно повиновался. Дух был одет в простой темно-зеленый балахон, или мантию, отороченную белым мехом. Одеяние это свободно и небрежно спадало с его плеч, и широкая грудь великана была обнажена, словно он хотел показать, что не нуждается ни в каких искусственных покровах и защите. Ступни, видневшиеся из-под пышных складок мантии, были босы, и на голове у Призрака тоже не было никакого убора, кроме венчика из остролиста, на котором сверкали кое-где льдинки. Длинные темно-каштановые кудри рассыпались по плечам, доброе открытое лицо улыбалось, глаза сияли, голос звучал весело, и все – и жизнерадостный вид, и свободное обхождение, и приветливо протянутая рука – все в нем было приятно и непринужденно. На поясе у Духа висели старинные ножны, но пустые, без меча, да и сами ножны были порядком изъедены ржавчиной.

– Ты ведь никогда еще не видал таких, как я! – воскликнул Дух.

– Никогда, – отвечал Скрудж.

Чарлз Диккенс. «Рождественская песнь в прозе».

Глава 4

Рождественский подарок

Декабрь 1853 года

– Я уж подумывал, вернешься ли ты домой хоть когда-то. – Фредерик пыхнул сигарой и посмотрел на племянника изучающим взглядом. – Времени прошло очень много.

– Чепуха. – Николас сидел напротив дяди в библиотеке в точно таком же кресле, как и у хозяина дома, держа в одной руке стаканчик отменного бренди, а в другой – отличную сигару. – Ведь я уже приезжал четыре года назад.

Фредерик хмыкнул с откровенным пренебрежением:

– Это не стоит даже принимать в расчет. Ты пробыл в Лондоне всего несколько дней. Тебе едва хватило времени, чтобы получить титул, пожалованный лично, тебе.

Николас усмехнулся:

– Кто же мог себе представить, что организация пароходного сообщения между Англией и Северной Америкой будет расценена как услуга короне.

– Бизнес – чрезвычайно важная вещь в наше время, и ее величество это понимает. Значение твоего тогдашнего визита не принижается его краткостью, но тем не менее он в счет не идет. Десять лет – весьма долгий срок.

– Вовсе нет. По крайней мере с точки зрения того, как судит о том вселенная. – Ник передернул плечами. – Все относительно, дядя. Для истории десять лет – все равно что единый миг.

– Знаешь ли, для моей личной истории это весьма длительный отрезок времени. – Фредерик заговорил мягче. – Я соскучился по тебе, мой мальчик. Так приятно, что ты дома.

– А еще приятнее быть дома.

Ник сделал глоток бренди и ощутил прилив тепла, так хорошо соответствующий его теплому настроению. Он не поверил бы этому десять лет назад, когда уезжал отсюда, но сейчас понял, как ему на самом деле не хватало Лондона, этого дома и человека, который сидел перед ним. Понял, что это и есть его настоящий дом.

Кроме того, что у дяди в волосах появилось больше седины, здесь ничего не изменилось. Библиотека оставалась той же, что и прежде, даже беспорядок в ней все тот же, хотя Ник подозревал, что миссис Смизерс в течение прошедшего десятилетия время от времени тайком наводила здесь чистоту. Сохранился и запах воска и сигар, который он почему-то вспоминал все эти годы на сон грядущий, едва закрыв глаза.

Да, всего этого ему не хватало в бесконечно долгие десять лет одиночества. Просто замечательно, что он вернулся.

– Ник, ты, можно сказать, стал знаменитостью, – с гордостью во взгляде произнес граф. – В Лондоне нет человека, который не знал бы о приобретенном тобой состоянии и об успехе, которого ты добился.

Ник рассмеялся:

– И этим я обязан главным образом тебе.

– Возможно. – В голосе у Фредерика прозвучала недовольная нотка, и Ник поспешил сделать серьезную мину. Совершенно очевидно, что дядюшка все эти годы трубил о его финансовых успехах. – Я не вижу причин скрывать твое преуспеяние, тем более что ты и меня сделал гораздо богаче, нежели прежде. Весьма тебе признателен.

– Это самое малое, что я мог сделать, дядя. В конце концов, это ты дал мне первоначальные средства.

– Тем не менее ты и сам работал как вол и вполне заслужил все, что теперь имеешь.

– В том числе и дурную славу?

– Для человека с твердым характером не должно быть ничего особо неприятного в подобных вещах. Ты добился сногсшибательного успеха, и общество, в частности лондонский высший свет, об этом судачит. Думаю, мне даже не стоит говорить тебе, что мнение, будто абсолютно честным может быть только фамильное достояние, переходящее из поколения в поколение, это полная чепуха. Следует всячески приветствовать предприимчивость человека, а не его возможность пережить богатых родственников. Я чертовски горжусь тобой, сэр Николас, и мне наплевать, кто и что о тебе болтает.

– Спасибо, дядя. – Ник приподнял свой стакан. – Должен тебе честно признаться, что я и сам горжусь собой.

– Так и следует, – одобрительно кивнув, произнес Фредерик и тоже приподнял свой стакан в ответ на приветствие племянника.

Ник и в самом деле сам заработал свой капитал. Вложения, будто бы сделанные отцом, оказались блефом. Ник вложил средства в морские перевозки, и они начали давать ему постоянный и неуклонно, хоть и медленно растущий доход. Дело пошло успешнее, когда он вступил в качестве партнера в фирму, владеющую пароходной линией, которая перевозила из Англии в Америку и обратно не только грузы, но и пассажиров. Он довольно быстро разбогател.

Паровые суда пересекали Атлантический океан по меньшей мере на одиннадцать дней скорее, чем парусные, которые тратили на это тридцать пять дней, а то и более. Сочетание скорости с новизной было неотразимым для тех, кто предпочитал добираться сам или перевозить грузы с континента на континент быстрее, удобнее и дешевле.

– Я думал, что ты вернешься добрых три года назад, – заметил Фредерик. – Когда умер лорд Лэнгли.

–А почему я должен был это сделать, дядя? – удивленно приподнял брови Николас.

– Я же сказал, что мне просто пришло это в голову, не более того.

Неожиданная смерть Чарлза в результате несчастного случая с каретой была тяжким потрясением и настоящей трагедией. Он осиротил не только жену, но и двоих маленьких сыновей. Ник глубоко скорбел о потере друга. Вопреки тому, что он сейчас сказал, Ник, получив тяжкое известие, подумал было о приезде а Лондон, но решил, что делать этого не следует. Зачем он поедет? Чтобы утешить вдову? Дружба с Чарлзом заслуживала большего. Верность Ника другу детских лет не заканчивалась со смертью Чарлза. К тому же Элизабет была окружена родственниками и друзьями, и вмешательство Николаса могло оказаться нежелательным. Во время своего краткого визита домой он избегал встреч с Чарлзом и Элизабет, а памятуя об их с Лиззи прощании перед его отъездом в Америку, не мог себе представить, что она встретит его после смерти мужа иначе, нежели с презрением. Он, возможно, не вернулся бы в Лондон даже теперь, если бы не письмо от ее брата.

– Я даже не был уверен, знаешь ли ты о смерти Чарлза.

– Поскольку твой поверенный связывался со мной в Америке через моего поверенного и поскольку ты в своих письмах упоминал о смерти Чарлза, я о ней, разумеется, знал, – с некоторой иронией сказал Ник.

– Корреспонденция иногда теряется.

Джонатон написал мне, когда это случилось. – Ник тяжело вздохнул. – Я тогда просто не мог этому поверить, да и теперь мне трудно с этим смириться. Я не видел Чарлза несколько лет, но я и сейчас остро ощущаю эту потерю. Я всегда считал, что он, Джонатон и я останемся друзьями до глубокой старости, такими же близкими, как в юности. – Николас живо представил себе золотоволосого мальчика с добрым сердцем и открытым характером, который в детские годы стал его другом. – В этом мире не так уж много друзей, на которых ты можешь полностью положиться. Однако, дядя, довольно о прошлом, давай вернемся к делам нынешнего дня. После моего приезда вчера вечером мы только и говорим, что обо мне. О моей жизни, о моих путешествиях и приключениях. Но ведь жизнь не стояла на месте и для тебя.

– Что поделаешь, годы отметили свое движение морщинами у меня на лице и сединой в волосах. – Фредерик испустил тяжелый театральный вздох. – Скоро совсем одряхлею, разучусь ходить как следует, поглупею, и мне понадобится нянька, которая будет меня кормить с ложечки.

– Перестань, дядя, тебя вовсе не ждет столь ужасная участь. – Ник расхохотался. – На вид ты просто воплощенное здоровье.

– Это дело временное, мой мальчик. – Голос Фредерика звучал в высшей степени мрачно, но в глазах прыгали чертики. – Каждый из нас должен быть готов к будущему. Я уже присмотрел сиделку, которая хорошо знает свое дело… вполне хорошо.

– Вот как? – Ник сдвинул брови. – Ты от меня что-то скрываешь? Ты болен, дядя?

– На сегодняшний день нет, но завтра… Разумнее подготовиться заранее. – Фредерик откинулся на спинку кресла и выпустил из сложенных трубочкой губ колечко дыма, которое продержалось в воздухе секунду-другую и растаяло. – К примеру, той сиделке, о которой я упоминал, надо бы потренироваться. Ее нынешнее положение не требует того умения, которое понадобится мне. А может, и требует, – добавил он с насмешливой улыбкой. – Смею сказать, что она вполне искушена в том, как надо ублажать немолодых джентльменов вроде меня.

Ник с минуту молча смотрел на Фредерика, потом тоже улыбнулся:

– Полагаю, она выступает на сцене? Фредерик кивнул.

– У этой женщины просто великолепная пара… – Он откашлялся. – …ног. Для сиделки, разумеется.

– Разумеется, – с гораздо более широкой улыбкой подхватил Ник. – Для сиделки.

– Или для богини.

Фредерик усмехнулся и стряхнул пепел с сигары примерно в том направлении, где стояло для этого блюдечко, но пепел, само собой, упал на пол.

– Приятно узнать, что кое-что осталось неизменным, – засмеялся Ник.

– Но ты, однако, совсем не тот мужчина, который уехал отсюда десять лет назад.

Ник нацелил свою сигару на дядю.

– Это и было главной причиной моего отъезда и его целью.

– Я говорю не о твоем богатстве и успехе. Я имею в виду манеру держать себя.

– Надеюсь, я заметно повзрослел и веду себя соответственно возрасту, то есть разумнее.

– Подобное происходит с каждым из нас, но я имею в виду не это. Десять лет назад да и во время своего первого приезда сюда четыре года назад ты не мог спокойно усидеть в кресле, то и дело вскакивал и начинал ходить по комнате. Теперь ты далеко не такой возбудимый, как раньше. На тебе лежит печать, я бы сказал, умиротворения.

– Я победил свои сомнения, демонов неуверенности, которые так долго мучили меня, если хочешь знать. – Ник говорил небрежным тоном, словно не придавая особого значения своим словам; возможно, сейчас так оно и было.

Он всегда отчетливо понимал, насколько важно ему преуспеть в том, в чем потерпел полную неудачу его отец, но не до конца представлял себе, как сильно это желание, пока не добился успеха. Вместе с успехом он как бы обрел мир.

–Да, можно считать, что я удовлетворен своей жизнью. Даже доволен ею.

– Как это ни прекрасно, но сама жизнь важнее, чем накопление богатства. Во всяком случае, так должно быть, – сказал Фредерик. – Чтобы чувствовать жизнь полной, мужчине нужны жена и дети. Ему необходим наследник.

– Однако, как я вижу, ты сейчас не ближе к вступлению в брак, чем десять лет назад.

– Признаю, что в моем существовании имеется такой пробел, о чем я сожалею гораздо чаще и сильнее, чем кажется на первый взгляд. Но ведь я еще не умер. – Фредерик произнес эту фразу с холодной сдержанностью. – Скажу тебе доверительно, что в последнее время я, как говорится, положил глаз на одну очаровательную молодую вдову.

– Отлично, дядя. Я очень рад это слышать. Быть может, она наконец-то приведет тебя к алтарю.

– На это я бы не отважился, – пробормотал Фредерик. – Мой интерес к ней совсем иного рода.

– Почему же нет?

– Видишь ли, мы не подходим друг другу. Я знаю ее с детских лет. Это дочь моих старых друзей. Я долго не мог привыкнуть относиться к ней как к взрослой женщине, какой она, несомненно, стала.

– Кто она, эта вдова? – медленно проговорил Ник.

У нее два сына, и, как бы я ни любил детей, так сказать, теоретически, как будущее нации и так далее, я далеко не уверен, что хотел бы играть роль отца в настоящий период моей жизни.

– Дядя, – предостерегающе произнес Ник. Фредерик проигнорировал это предостережение и продолжал:

– Она все еще необыкновенно привлекательна, из хорошей семьи и прекрасно обеспечена. К тому же время было к ней милосердно. Леди выглядит такой же молодой, как десять лет назад.

Ник приподнял одну бровь.

– Ты закончил?

– В данный момент – да. – Фредерик ткнул концом сигары в сторону племянника. – Но ненадолго.

– Значит, насколько я понимаю, ты открываешь военные действия, иными словами – начинаешь кампанию?

– Я сам не определял бы это в таких выражениях, но… – Фредерик пожал плечами, – …твое определение мне нравится. Звучит красиво.

– В таком случае готовься к поражению. – Ник произнес это нарочито безразличным тоном, положил свою сигару в поддон на столике и встал. – Я не намерен добиваться леди Лэнгли.

– Почему?

Николас подошел к письменному столу, на котором стояла бутылка бренди.

– Потому что Чарлз был моим близким другом, и я не могу предать его память, ухаживая за его женой.

– Его вдовой. – Фредерик произнес последнее слово с нажимом.

– Не стоит играть словами. – Ник налил себе бренди. – Элизабет была и навсегда останется женой Чарлза.

– Но Чарлз умер, ушел из жизни.

– Он ушел из ее жизни, но не из ее сердца.

Ник с отсутствующим видом подошел к книжной полке и провел пальцем по книжным корешкам.

– Возможно.

Ник резко повернулся к дяде.

– Что ты хочешь сказать этим своим «возможно»?

– Ничего конкретного. Так, слухи, сплетни, намеки… ничего серьезного.

Ник прищурился. Его дядюшка обычно не выражался столь неясно и загадочно.

– Что все это значит? Что ты пытаешься мне внушить?

– Только одно: никто не знает в точности, что происходит по ту сторону замкнутых дверей супружества. Что происходит между мужчиной и женщиной в уединении их собственного дома.

– Как я понимаю, они были совершенно счастливы в супружестве. – То был скорее вопрос, чем утверждение. Ник невольно задержал дыхание.

Что, если тогдашнее решение было ошибочным?

– Как я уже сказал, никто не знает правды о приватных отношениях. – Фредерик с задумчивым видом затянулся сигарой. – Могу лишь сообщить тебе, что, с моей личной точки зрения, они и в самом деле казались идеальной парой. Я ни разу не заметил чего-либо, указывающего на иное положение вещей.

Но в самом тоне Фредерика прозвучало при этих словах нечто вроде неопределенного намека на то, что отношения между лордом и леди Лэнгли были не совсем такими, какими представлялись окружающим.

Впрочем, отношения между мужчиной и женщиной – любым мужчиной и любой женщиной, как бы эти люди ни подходили друг другу, – практически не обходятся без разногласий. Это в природе вещей и вполне ожидаемо во всех случаях. Ник прогнал от себя беспокойное чувство, тем более что в настоящее время оно было попросту бессмысленным.

Он обвел комнату рассеянным взглядом. Десять лет прошло с тех пор, как он решил выбросить из памяти и из сердца Элизабет Эффингтон. И преуспел в этом, как и во всем остальном. Он не полюбил другую женщину, но отнюдь не вел аскетический образ жизни, а порой, если можно так выразиться, заигрывал с мыслью о женитьбе, встретив симпатичную особу, которая явно была к нему расположена. Решительного шага он не сделал, однако Элизабет в этом не играла никакой роли.

– И как же ты намерен себя вести по отношению к леди Лэнгли?

– Что? – встрепенулся Ник, поворачиваясь лицом к дяде. – О чем ты спрашиваешь? Я никак не намерен вести себя по отношению к ней. Это не входит в мои планы. Я же только что сказал тебе, что не стану ее домогаться. Она не составляет часть моей жизни и не будет составлять, я в этом уверен.

– Я вовсе не это имел в виду. – Фредерик поднял брови и помахал сигарой из стороны в сторону. – Замечу, что твой ответ чересчур эмоционален. Ты слишком сильно протестуешь, мой мальчик.

– Тогда что же ты имел в виду?

– Завещание Чарлза. Что ты собираешься предпринять по этому поводу?

Ничего. – Ник повертел в пальцах стаканчик с бренди, глядя, как растекается по стеклу янтарная жидкость. – Насколько я понимаю, Джонатон управлял средствами Элизабет и своих племянников после смерти Чарлза, и я не вижу необходимости что-либо менять.

– Чарлз совершенно ясно потребовал, чтобы ты принял на себя эту ответственность, когда вернешься в Англию. – Фредерик несколько секунд молча смотрел на племянника. – Он советовался со мной насчет включения этого пункта в завещание. Чарлз не видел вокруг себя никого иного, кто мог бы лучше соблюдать финансовые интересы его жены и детей. Он ведь тоже гордился твоим преуспеянием. Его решение поручить тебе блюсти интересы его семьи связано с этим преуспеянием, дружеским доверием к тебе и ни с чем более.

– Я ни о чем более и не думал, – ответил Ник, удивляясь про себя тому, как легко ложь соскользнула с его языка.

Узнав о выраженном в завещании желании своего друга, Николас тотчас подумал, не догадывался ли Чарлз о его чувствах к Элизабет. Правда, в своих довольно редких письмах к другу лорд Лэнгли не позволил себе ни единого намека на это.

– Независимо от соображений, которыми руководствовался Чарлз, я должен заметить, что Джонатон приходится Элизабет родным братом, а я немногим больше, чем просто чужой человек. По-моему, лучше оставить все как есть.

– Но если ты говоришь о нежелании предать память друга, почему же ты отказываешься выполнить его последнюю волю, выраженную по причинам, которые он считал чрезвычайно важными для себя?

– Это совершенно разные вещи, дорогой дядюшка. – Ник машинально подошел к картине, на которой была изображена сцена охоты. Стоял и смотрел на картину так, словно видел ее впервые, а не в сотый раз. – Но я вовсе не отказываюсь от ответственности, тем более что Джонатон в последнем письме напомнил мне о ней. Он-то и предложил, чтобы я приехал в Лондон и лично убедился, что все в порядке. – На самом деле Ник страшно обрадовался предлогу вернуться домой. Ведь он так долго здесь не был. – Я планирую встретиться с Джонатоном завтра и убедиться, что с деньгами Чарлза все в порядке.

– Это самое малое, что ты можешь сделать, – произнес Фредерик.

–,Это лучшее, что я могу сделать, – довольно резко возразил Ник, но, тут же спохватившись, виновато улыбнулся дяде. – Я полагаю, мне нет нужды заниматься этим досконально, мне лишь придется подтвердить свое убеждение, что средства Чарлза в надежных руках. Я могу и заблуждаться на этот счет, но сильно сомневаюсь в этом. Прости, что я огрызаюсь, дядя. Я все еще чувствую себя усталым после столь долгого путешествия.

– Да, само собой. Я в точности так и подумал. – Фредерик пыхнул сигарой. – Я и не помышлял, что твое возбуждение вызвано упоминанием о леди Лэнгли, к которой ты все еще питаешь чувства.

Ник изобразил насмешливую ухмылку:

– Это было бы попросту смешно, так как я никогда не питал к Элизабет иных чувств, кроме самой преданной дружбы.

Фредерик кивнул:

– Нелепо.

– Абсолютно, – подтвердил Ник.

– Несообразно.

– Совершенно верно.

– А возможно, и весьма проницательно с моей стороны.

Ник вспыхнул.

– А возможно, ты видишь только то, что тебе хочется видеть.

– Послушай, мой мальчик. Вопреки твоим протестам я знаю, что ты любил ее, когда покидал Лондон десять лет назад. Я знаю, что ты во время твоего первого визита в Лондон избегал ее и всех, кто ее знал и кто знал тебя. И я твердо убежден, что чувства твои не изменились.

– Независимо от того, любил ли я Элизабет, когда покидал Лондон, а я в последний раз заявляю, что этого не было, с тех пор прошла целая жизнь. Элизабет изменилась, и я тоже.

– Ты же сам утверждал, что некоторые вещи не меняются.

– В точности так. Для нас двоих тогда не могло быть совместного будущего, нет его и теперь.

– Чепуха! Все изменилось для вас обоих. Жизнь ушла далеко вперед и увлекла за собой вас. Десять лет назад вы были почти детьми. Элизабет уже не та женщина, которая выходила замуж за виконта Лэнгли, а ты не тот мужчина, что уезжал на поиски собственного пути в этом мире. Вы стали взрослыми, и хотя значительная часть окружающего мира не переменилась, вас обоих настигли перемены.

– Что верно, то верно, дядя, я уже не ребенок. Я знаю свой разум и…

– Знаешь ли ты свое сердце?

– Да, – бросил Ник.

– Вот как? Сомневаюсь.

– Почему?

– Во-первых, потому, что глаза твои светлеют, когда ты слышишь ее имя…

– Не говори ерунды!

– А во-вторых, – Фредерик выдохнул совершенное по форме колечко голубого дыма, затянулся снова, выдохнул другое колечко и пропустил его сквозь первое, словно стрелу, пронзающую сердце. – Во-вторых, твое беспокойство вернулось. Я бы сказал, что вернулся тот демон, который охотился за тобой. Или скорее, – проговорил Фредерик с понимающей улыбкой, – он никогда тебя и не оставлял.