Текст книги "Шкатулка"

Шкатулка
Виктория Артамонова

Благодарю каждого встретившегося на моём жизненном пути человека за мудрость, любовь, радость, уроки и за бесценные сокровища в шкатулке воспоминаний.

В. Артамонова

© Виктория Артамонова, 2023

ISBN 978-5-0053-6575-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Когда я начала писать эту книгу в 2015 году, я не думала, что буду держать её в руках. Мой доктор дал мне три месяца на завершение земных дел и посоветовал написать книгу. Я так увлеклась этой идеей, что забыла про свою болезнь, а она забыла про меня. Случилось Чудо, которое медицина объяснить не может. Написание книги стало целительным для меня. Я пересмотрела свою жизнь, приняла ситуацию, простила себя и других, отпустила прошлое…

Писательство – искренняя молитва.

В шкатулку, которую мы сможем унести с собой в Вечность, после того как прозвучит последний звоночек, мы обычно складываем самые ценные и дорогие для нас мгновения, переживания, впечатления от событий, встреч и даже снов. Всё то, что вызывает яркие, но, к сожалению, не всегда солнечные воспоминания. Я не являюсь исключением, и у меня есть такая шкатулочка, которую я решилась приоткрыть в надежде, что кому-нибудь из вас, мои добрые читатели, что-нибудь в ней покажется душеполезным или просто интересным.

Чудо

Лето. Деревня в Тверской области, река Волга. Грибы, ягоды, ежи, лошади, утки, рыба. Отдыхаем всей семьёй. Все счастливы, веселы и довольны, но старшенький жалуется на боли в животе. Местный доктор советует лекарство. Принимаем – лучше не становится, прокалываем антибиотики – состояние ухудшается…

Конаковская больница, реанимация. Доктора разводят руками, ставят страшный диагноз и советуют готовиться к худшему.

Ночь. Младшенький сладко посапывает, я молюсь, плачу. Под утро проваливаюсь в сон: яркий свет, на его фоне очень красивая женщина – светлые локоны, голубые глаза.

Она идёт мне навстречу со словами:

– Всевышний прислал меня. Я помогу – твой сын будет жить.

Почему-то я не сомневаюсь, что так и будет.

– Спасибо, как я смогу отблагодарить тебя?

– Когда у тебя родится дочка, назови её моим именем.

– Прости, но я не знаю, кто ты, какое твоё имя.

– Скоро узнаешь… – говорит незнакомка…

Утренние лучи солнца будят меня. Еду в больницу. Путь знаком, поэтому не обращаю внимание на дорогу, а когда присматриваюсь, понимаю, что заблудилась. Поля, за густыми зарослями борщевика – деревушка, на возвышении – храм. Утренняя служба. Через окошечко лучи солнца падают прямо на какую-то икону. Подхожу ближе и замираю: на меня смотрит женщина из сна. Рядом бабуля ставит свечку.

Спрашиваю:

– Миленькая, скажите, пожалуйста, кто эта святая?

– Ксенюшка Петербургская, она самая! Как же это ты не знаешь-то её, дочка? Пойдём на лавочку присядем под Богородицей, я тебе расскажу про святую…

«Жил полковник с молодой женой Ксенией в ладу, любви и согласии, да так они хорошо жили, что соседи им завидовали. Счастье длилось недолго. Через три года Андрей Фёдорович внезапно умер, да так внезапно, что не успел даже принять последнего покаяния и получить прощение.

Смерть любимого мужа настолько потрясла двадцатишестилетнюю вдову, что родные, близкие, соседи стали опасаться за её рассудок. Да и было с чего – Ксения раздала нищим всё своё имущество, а дом подарила знакомой унтер-офицерской вдове с тем, чтобы та стала бесплатно пускать ночевать бедных и бездомных.

Ксения надела мундир покойного мужа и перестала отзываться на собственное имя, говорила всем, что это, мол, Ксенюшка умерла и похоронена, а он – Андрей Фёдорович – жив и ещё долго жить будет. Так начались её долгие, на сорок пять лет, странствия по улицам града Петрова…»

Батюшка строго смотрит на нас и не скрывает своего недовольства – верно, шёпот ему мешает вести службу. Поднимаюсь, благодарю рассказчицу и направляюсь к выходу, женщина идёт следом.

– И вот ещё что… Говорят, не стоит у неё для себя лично чего-то просить, лишь для родных, близких и любимых.

Больница. Доктор улыбается.

– Смерть отступила. Под утро вашему мальчику стало лучше, он будет жить! Чудом могу это назвать, никак иначе!

Десять лет спустя. Лето, Волга. Сыновья с мужем плавают, мы с дочкой строим замок из песка.

Старшенький зовёт нас:

– Мамуля, Ксения! Идите к нам, вода очень тёплая!

– Сейчас, хороший мой, сейчас, достроим и придём…

Звонок

Петром его назвал дед – большой, добрый, с голубыми смеющимися глазами и тёплыми руками. Удивительные сказки рассказывать был мастер, а больше ничегошеньки он о нём не помнил, только это.

И это оказалось лучшим воспоминанием в его «шоколадной» жизни. Деда не стало, когда Петру исполнилось три года.

Какими были другие картинки из книги детства? Няньки, гувернантки, преподаватели, телохранители, водители…

Красивые и чужие мама с папой на фотографии в спальне. Дорогие и скучные игрушки. Дни рождения с толпой чужих нарядных людей и вселенское одиночество.

В девять лет его отослали в Англию, в престижную школу. Мальчик взбунтовался – сопровождающий привёз его домой. Петра выпороли, объяснили, что он позорит фамилию, и отправили обратно, сократив ему сумму на карманные расходы.

Родители с ним лично общались редко, в основном через секретаря. Когда появился скайп, парень понял, что разговаривать через него, ему, в общем-то, не с кем, да и не о чем.

На окончание школы родители подарили сыну квартиру в шикарном районе Лондона.

В университет он ездил на новенькой Ferrari. На платиновой кредитной карточке всегда было денег столько, сколько нужно, чтобы ни в чём себе не отказывать. Вереницы длинноногих девиц, понтовых «друзей», вечеринки, тусовки… В общем, малина, а не жизнь!

Пётр не помнил точно, когда впервые попробовал то, от чего почувствовал себя безумно счастливым. Он увидел себя маленьким: его брала на руки мама, качала и улыбалась. Папа, молодой и гордый, нёс его на плечах, и мир казался огромным и красивым. В жизни он никогда этого не испытывал, но видел, как это  делали с другими, счастливыми детьми.

Уколовшись, он расслаблялся, смеялся до слёз в окружении настоящих друзей, подолгу разговаривал с мамой, рассказывал ей, как ему одиноко и холодно в этой чужой стране, плакал.

Однажды Пётр попробовал поговорить с ней об этом по телефону, в реальности, но разговор не клеился: мама спешила на презентацию своей новой коллекции одежды.

У него была подруга, которую он любил и вместе с которой иногда пускался в наркотические путешествия. Он предложил ей пожениться и родить ребёночка.

Она долго смеялась над его предложением, а потом заплакала и спросила:

– Кого же мы родим, Петь, после этой дури, что принимаем? Зелёного бегемотика? Да?

А позже она ушла… Куда? Туда, откуда никто обратно не возвращается. Он увеличил дозу и в реальности почти уже отсутствовал. Боль, наивная радость, полёт – и синий туман…

Как-то ему позвонили.

– Алё-е-е… – протянул он медленно. – Мам, это ты про меня вспомнила или ты, пап, хочешь со мной обсудить будущее?

– Нет, малыш, это твой святой – Пётр – желает поговорить с тобой…

Знаете, всё же бывает такое: люди останавливаются за три шага до вечности и возвращаются… Редко, правда, но бывает. Послушник Пётр подметал монастырский двор и улыбался: он знал об этом не с чужих слов…

Любовь

Снег укрыл своим телом грязные дороги, серые деревья, тёмные крыши домов, и всё стало таким нарядным и торжественным. Вот только ещё не улетевшие грачи, почему-то не переодетые, в чёрных смокингах, разгуливают по белому ледяному ковру, оставляя замысловатые узоры из следов, и пытаются понять, куда убежала осень. А осень, оставив клочья своих когда-то ярких нарядов пожелтевшими и скукоженными листьями на голых ветках деревьев, уже в пути, сопровождаемая стаями перелётных птиц, в длинный и долгожданный отпуск.

Полосатый кот, выскочив из подвального окна, замер, не понимая, почему его лапкам вдруг стало холодно и всё кругом такое белое и искристое. А потом, как будто осознав произошедшее волшебство, фыркнул, поднял хвост трубой и побежал, поочерёдно брезгливо отряхивая от снега лапы.

О том, что однажды в один из коротких осенних дней выпадет снег, знают все и ждут это чудо, но случается оно всегда неожиданно, так же как и любовь.

Мы часто просим Небеса о том, чтобы они позволили нам испытать это чувство.

Но готовы ли мы принять этот бесценный дар? Разглядеть свой подарок, справиться с комплексами и сомнениями? Поверить в себя, в чудо и в то, что достойны счастья?

Московский метрополитен. Они зашли в вагон вместе с толпой. Она села рядом со мной. Он встал напротив. Они делали вид, что не смотрят друг на друга, но глаза… они выдавали их… то и дело как будто случайно встречаясь. И румянец на её щеках, и дрожь в его пальцах, держащих сумку. Невидимые ниточки потянулись от сердца к сердцу, такие, которые невозможно не заметить.

Станции сменяли одна другую, а они всё не решались открыто посмотреть друг на друга. Они чувствовали…

Она встала, следующая остановка её. Она ждала, но он так и не посмел сделать шаг к ней, а она не набралась смелости сделать этот шаг первой. Поезд остановился, двери открылись, она вышла на платформу, оглянулась…

Двери закрылись, их взгляды пересеклись ещё раз на мгновение, мгновение, которое они будут вспоминать с тоской не один раз в своей жизни.

Он опустился на сидение, которое ещё хранило тепло её тела.

– Ну что же ты? Почему же не решился? – спрашиваю его.

Он вздрагивает, смотрит на меня пустыми глазами…

– Она такая красивая. У неё наверняка есть парень. Да и что я, студент, мог ей предложить?

– Любовь! – отвечаю я.

«Не поймёшь этих людей. Просят любви, а когда сталкиваешь их носами, бегут друг от друга», – пробормотал грустный Ангел, созерцавший всё это, и взмахнул белоснежными крыльями.

Любовь посылается каждому! Шанс быть любимыми и любить даётся абсолютно всем! Но что мы делаем со всем этим? И зачем просим у Небес любви снова и снова, если боимся сделать шаг ей навстречу?

Война

Мне снова приснилась война – Великая Отечественная, священная… Не понимаю, почему она мне снится? Зачем? Мне, знающей о ней лишь по учебникам истории и из художественной литературы. Может, я вижу всё это, погибаю во сне уже который раз для того, чтобы проснуться в реальности и порадоваться, что я жива и что сейчас не свистят пули и не разрываются снаряды над моей головой? Или ещё для чего-то?

Вот и сейчас… Ночь, сижу на диване в гостиной с дрожащими руками, которые ещё минуту назад, там, за гранью реальности, были окровавленными. Поле битвы, я медсестра. Раненые. Бинты давно закончились. Кругом стоны, трупы. Сердце стучит в ушах, боль, ужас, смерть…

Я снова это пережила, и к этому невозможно привыкнуть. Вспомнилась почему-то пожилая гардеробщица из детской библиотеки, тётя Валя. Странная она немного была, блаженненькой её называли: если что не так сделает – шапочку детскую уронит или номерки перепутает, – шепчет всё некстати: «Вась, ты прости меня… Прости меня, глупую…» – и слёзы на глазах.

Как-то заждалась я своего старшенького, заскучала, а она подсела ко мне и разговорилась. И открылся мне смысл её причитаний.

Война ворвалась, вторглась в её маленький мир, когда ей было семь, а младшему братику три. Тяжёлые и страшные годы медленно ползли, но дети есть дети: они играли в свои незатейливые игры в свободные от домашней работы короткие минутки – между бомбёжками и обстрелами – под унылое завывание пустых желудков.

В один из таких дней Валя подметала, а Вася, её братишка, катал деревянную машинку по полу и, заигравшись, не заметил кучки мусора, наехал на неё колёсиками.

Когда девочка вернулась с совком, она страшно рассердилась на братишку, закричала на него и ударила.

Он заплакал и стал просить прощения у сестры:

– Валечка, милая, прости меня, прости неуклюжего, я всё уберу сейчас…

– Никогда, никогда я не прощу тебя, Васька, дурака такого! Никогда! Слышишь?! – закричала она в ответ.

Тут они услышали взрывы, началась бомбёжка. В дом вбежала запыхавшаяся мать, схватила детей и выбежала вон из жилища. Василия она спрятала под корытом на огороде, Валю в кустах чёрной смородины и сама куда-то схоронилась. Так было надёжнее – прятаться в разных местах: если кто и погибнет, то один. Потом было страшно: рычали двигатели самолётов, взрывались бомбы, где-то вдали строчили пулемёты…

Когда всё стихло, ни корыта, ни Васи они с мамой не нашли – только яма от разорвавшегося снаряда зияла посреди почерневшей ботвы картофеля.

Если бы… если бы мы, люди, каждый день проживали как последний, так, будто бы завтра могло и не наступить, не надеялись на долгую жизнь, на новый лист календаря, то разве стали бы обижаться, злиться, ругаться? Разве становились бы причиной чьих-либо слёз и боли? Разве не прощали бы своих обидчиков? И людей, ценящих каждое мгновение этой жизни – да, непростой, со своими изюминками и перчинками, иногда очень долгой, а иногда безумно короткой, – было бы, возможно, гораздо больше…

Эдельвейс

– Что вы знаете о любви? Да, да… Я у вас хочу спросить, солнечное создание! Вы же русская, вы же говорите со мной на одном языке? Только люди с моей далёкой родины могут так смотреть на море и небо. И простите мне смелость задать именно вам этот вопрос, отвлечь от созерцания прекрасного и нарушить покой! Позвольте, пожалуйста, украсть у вас несколько минут внимания…

Пожилой седовласый мужчина, при шляпе, продолжая плести узор из красивых слов, присаживается рядом со мной на скамейку и заглядывает в глаза… Я чувствую, что его не так уж интересует мой ответ: он играет соло, и я ему нужна как понимающий и внимательный слушатель.

Поняв, что я не против, он продолжает…

– Мой дед бежал из кровавой России в эти края очень много лет тому назад – женился, обжился, обзавёлся детишками. От деда отец передал мне любовь к родине и языку. Моё безмятежное босоногое детство пролетело в маленькой альпийской богом забытой деревушке. А потом в соседний дом приехали новые жильцы, и я увидел её… Она была старше меня, красивая, темноволосая, с удивительными изумрудными глазами. Она стала моей яркой и недосягаемой звездой. Детская беспечность сразу улетучилась: я понял, что люблю. Не по-детски – по-взрослому, навсегда. А она не замечала меня. Мне нравилось бродить по холмам и горам, мечтать, наблюдать за животным миром, собирать цветы и травы…

Собеседник кладёт мне на колени альбом с гербариями, и я оказываюсь в мире удивительных цветов: пеларгония луговая, аквилегия, купальница, примула, горечавка, горец змеиный…

– А сейчас, милая дама, я хочу показать вам нечто удивительное – цветок эдельвейса – символ мужества и отваги, цветок любви и верности. Встречается эдельвейс только в горах, у границы вечных снегов, там, где бездонные пропасти и холода заоблачных круч. В народе называют его «шелковая косица», «белая звезда». И однажды я подарил ей букетик эдельвейсов, чтобы выразить свою безмерную любовь. Боже, я чуть не погиб, срывая эти цветы! А она… Она засмеялась, взяла букетик и ушла, не сказав мне ни слова.

Потом она вышла замуж. Я уехал в столичный город, поступил в университет. А когда вернулся, узнал о несчастье в семье возлюбленной: она родила ребёночка, которого её муж задушил ночью подушкой, когда тот плакал и не давал спать. Он это сделал неосознанно: просто положил подушку сверху, чтобы не слышать плача. Это случилось, когда она была в ночной смене.

Я встретил её у магазина, потухшую, поблёкшую, но всё такую же любимую. А через полгода вся деревня плясала и пела на нашей свадьбе.

Мне предложили хорошую работу в небольшом промышленном городке, и мы, собрав нехитрые свои пожитки, уехали в новую жизнь.

Потом родилась наша малышка, хорошенькая, розовощёкая, с такими же прекрасными глазками, как у жены. Я любил, и мне казалось, что и жена любит меня, пока не узнал от соседей, что она встречается с другим.

Разговор был коротким: она собрала вещи, сказала, что не может пока забрать дочь с собой, и исчезла из нашей жизни на пять лет.

Вернулась она дождливой ночью, промокшая и беременная. Мы приняли её с дочкой и прожили ещё семь лет счастливой семьёй, без упрёков и обвинений.

Дети подросли. Мне казалось, супруга успокоилась и была всем довольна. Но однажды она села напротив меня за стол, когда подавала обед, и сообщила, что полюбила другого, по-настоящему…

Он показывает мне нежный маленький цветочек в альбоме.

– Это ветреница. Вот и она была такой, но, несмотря ни на что, я не переставал любить её ни на минуту, ни на секунду. Потом, когда выросли и разъехались дети, она вернулась ко мне, другая, но всё такая же родная. А год назад я похоронил её…

Солёные капельки падают на лист альбома.

– Вот, милая, что знаю о любви я…

Пронзительный звук клаксона раздирает воздух. Я оборачиваюсь и вижу свою подругу, которую я и ждала, сидя на лавочке. Своей машиной она перегородила всю проезжую часть, машет мне рукой и подпрыгивает при этом зачем-то. Наверное, боится, что её плохо видно.

Он тяжело поднимается, прощается, целует руку…

Я что-то спешно начинаю говорить ему, обнимаю его согнутое и опирающееся на палочку тело. И мне очень не хочется с ним так быстро прощаться. Но теперь сигналят другие машины, а моя весёлая подруга машет им всем, что-то пытаясь объяснить, показывая в мою сторону…

– Ир, ты эдельвейс видела когда-нибудь? – спрашиваю я её.

– Нет, а что это за цветок такой, расскажи.

– Он похож на маленькую звезду, закутанную по горло в белый мех, чтобы не замёрзнуть от прикосновения льдов, – говорю я словами Паустовского. – Очень необычный цветок… Хочешь, легенду про него расскажу?

– Спрашиваешь… Конечно, хочу! Я люблю сказки!

– «На высоких неприступных скалах живут сказочные красавицы с длинными волосами и когтями, с помощью которых они легко передвигаются по вершинам и камням даже ночью. Эти сказочные существа в женском обличии рассевают семена и бережно ухаживают за цветами эдельвейса, ревностно охраняя тайну их существования от людей. Сорванные цветки не вянут, а высушенные надолго остаются в первозданном виде, сохраняя сказочную красоту. Смельчаков, желающих украсть прекрасные серебряные звёзды, красавицы безжалостно сбрасывают в пропасть. И только тем, чьи побуждения сорвать эдельвейс навеяны искренней и преданной любовью к своей единственной, они позволяют это сделать и остаться в живых, даря влюблённым цветок – символ их любви».

Женечка

Она пришла в храм Божий раньше всех, свечки поставила, помолилась, поблагодарила Господа и присела на лавочку.

Он был старше её на два года и слыл отъявленным хулиганом. Её приметил, когда вернулся после армии. Они поженились, у них родился сын, и зажить бы тут счастливо, да друзья позвали его в бизнес. И понеслось: большие деньги, машины, пьянки, гулянки, девочки…

Евгения старалась не замечать того, что происходит, любила, плакала, ждала и молилась. Потом он попал в аварию, переломал руки-ноги. Конечно, она забрала его домой из больницы, полгода кормила лежачего с ложки. Выходила, а он собрал вещи и ушёл к другой, молодой. Отпустила, только молилась, чтобы был здоров и счастлив.

Через несколько месяцев он потерял бизнес. Вернулся опять к ней, худющий, больной и с долгами. Пришлось продать квартиру и перебраться на дачу. Но ничего не изменилось: снова пьянки, гулянки…

Однажды в гололёд кто-то столкнул его со ступенек – упал на решётку, которая разрубила лицо, нос напополам. Потом в сауне котёл взорвался, как раз перед Восьмым марта: двадцать пять процентов ожогов третьей степени. Вот так Бог его уже, видимо, вразумлял: хватит уже, успокойся!

Он торговал зерном, работа сезонная, почти всё время дома, практически ничего не зарабатывал, пил, дебоширил, а если и удавалось копеечку заиметь, то на оплату своих долгов. Так и жили… А тут инсульт у него случился – ноги отказали…

Была ли у неё возможность изменить свою судьбу? Да, конечно, у человека всегда есть выбор, но Женя для себя однажды решила, что будет с мужем до конца, несмотря ни на что, и это был её осознанное решение.

Можно, конечно, порассуждать на тему: почему такое решение было ей принято, почему так сложилась её судьба, для чего? Но я не стала бы этого делать… Когда дело касается отношений в паре, всегда непросто и нет правых и виновных, хороших и плохих, а есть две жизни, которые были не просто так соединены для чего-то Высшими силами по обоюдному согласию…

О чём она молится? Об исцелении мужа, вразумлении и благодарит Господа за ВСЁ…