Текст книги "Охотничья луна"

– Так всегда говорит моя тетя.

– У вас нет родителей, – это было скорее утверждением, чем вопросом.

– Нет, они умерли в Африке. Обо мне всегда заботилась тетя.

– Она – замечательный человек, – сказала Моник. – Она руководит школой и настолько отличается от мадам де Гсрэн, насколько это вообще возможно. Корделия – счастливица. Она будет работать со своей тетей в школе, которая когда-нибудь будет принадлежать ей. Вы можете представить Корделию во главе школы?

Он улыбнулся мне.

– Я могу представить, что Корделия может стать, кем только захочет. Значит, она леди с достатком, не так ли?

– Если вы спросите у меня, ей повезло больше нас всех, – сказала Моник.

Он продолжал упорно смотреть на меня.

– Да, – сказал он. – Я думаю, что Корделии может действительно очень повезти.

– Почему вы говорите «может»? – спросила Фрида.

– Потому что это будет зависеть от нее самой. Она осторожна? Склонна колебаться или использует возможности, когда они ей представляются?

Девушки переглянулись и посмотрели на меня.

– Я бы сказала, что она решительна, – сказала Моник.

– Время покажет, – ответил он.

У него было странное произношение, несколько архаичное. Возможно, из-за того, что он говорил на английском языке, который мог не быть его родным, хотя он свободно им владел. Мне показалось, что я улавливаю едва заметный немецкий акцент.

– Вечно приходится ждать, чтобы время показало, – несколько раздраженно сказала Фрида.

– Что же вы хотите в таком случае, юная леди? Заглянуть в будущее?

– Это было бы забавно, – сказала Моник. – В городе была гадалка. Мадам де Герэн устранила эту возможность… но мне кажется, кое-кто ходил к ней.

– Это может быть чрезвычайно захватывающим, – сказал незнакомец.

– Вы имеете в виду… заглядывать в будущее?

Это произнесла Моник, он наклонился и взял ее руку. Она взвизгнула.

– О… так значит, вы можете предсказывать судьбу?

– Предсказывать судьбу? Кто же может предсказать судьбу? Хотя иногда возникают видения…

Мы все вдруг притихли. Я почувствовала, как бешено бьется мое сердце. В этой встрече было что-то очень необычное.

– Вы, мадмуазель, – сказал он, глядя на Моник, – просмеетесь всю свою жизнь. Вы вернетесь в свой семейный замок – он выпустил ее руку и закрыл глаза. – Он находится в глубине страны. Его окружают виноградники. Островерхие круглые башенки устремляются в небо. Ваш отец – человек, который заботится о достоинстве семьи. Он горд. Вы выйдете замуж так, как он этого хочет, мадмуазель?

Моник выглядела потрясенной.

– Полагаю, я выйду за Анри… он мне действительно нравится.

– А ваш отец никогда и не позволил бы, чтобы это было иначе. А вы, фрейлейн, вы так же покорны, как ваша подруга?

– Трудно сказать, – ответила Фрида в своей практичной манере. – Иногда я думаю, что поступлю, как мне вздумается, а потом, когда я дома… все по-другому.

Он улыбнулся ей.

– Вы не лжете себе, а это большое преимущество в жизни. Вы всегда будете знать, куда идете и почему – хотя это не всегда будет та тропа, которую вы избрали.

Затем он повернулся к Лидии.

– Ну, мисс, – сказал он, – какова же ваша судьба?

– Одному Небу известно, – заявила Лидия. – Я предполагаю, что отец будет больше заниматься моими братьями. Они старше меня, и всегда считается, что мужчины важнее.

– У вас будет хорошая жизнь, – сказал он. Лидия засмеялась.

– Это как будто и впрямь вы предсказываете нашу судьбу.

– Свою судьбу вы сами создадите, – ответил он. – Просто у меня есть некоторое… как бы это назвать… чутье.

– Теперь черед Корделии, – сказала Моник.

– Черед Корделии? – произнес он.

– Вы ей пока ничего не сказали… о том, что должно произойти.

– Но я же сказал, – мягко ответил он, – что это будет зависеть от Корделии.

– Но разве вам нечего ей сказать?

– Нет, – ответил он. – Корделия узнает… когда придет время.

Последовало глубокое молчание. Я очень остро ощущала тишину леса и видела нависшую над нами гротескной формы скалу, которой воображение с легкостью могло бы придать угрожающие черты.

Заговорила Моник.

– Здесь довольно жутко, – сказала она и вздрогнула.

Внезапно тишину нарушил звук. Это был довольно мелодичный призыв нашего возчика. Казалось, что его голос ударил в гору и эхом разнесся по лесу.

– Нам следовало уйти отсюда уже десять минут назад, – заметила Фрида. – Придется поторапливаться.

Мы быстро поднялись.

– До свидания, – попрощались мы с незнакомцем и пошли вниз по тропе. Через несколько секунд я оглянулась. Он исчез.

Мы вернулись с опозданием, однако это прошло незамеченным, и никто не попросил показать перчатки, которые мы должны были купить в городе.

После ужина в нашу комнату пришла Эльза. Это были те полчаса перед молитвой, за которой следовал отход ко сну.

– Ну, – сказала она, – видели вы что-нибудь?

Глаза ее сверкали от любопытства.

– Там было… нечто, – признала Фрида.

– Было что?

– Ну, мужчина, – добавила Моник.

– Чем больше я о нем думаю, – добавила Лидия, – тем более странным он мне кажется.

– Расскажите, – воскликнула Эльза, – расскажите же!

– Ну, мы там сидели…

– Лежали, – сказала Фрида, которая любила точность в деталях.

– Вытянувшись под деревом, – нетерпеливо продолжала Лидия, – как вдруг возник он.

– Вы имеете в виду, он появился?

– Можно и так сказать.

– Как он выглядел?

– Красивый. Необычный….

– Продолжайте, продолжайте…

Мы все молчали, стараясь вспомнить в точности, как же он выглядел.

– Да что это с вами со всеми? – спросила Эльза.

– Ну, если вдуматься, это было довольно странно, – сказала Моник. – Вас не поразило, что он, казалось, знал что-то о нас обо всех? Он описал наш замок с виноградниками и башенками.

Фрида сказала:

– Во Франции у многих замков есть свои виноградники и почти у всех островерхие круглые башенки.

– Да, – сказала Моник. – И все-таки…

– Мне кажется, он больше всего заинтересовался Корделией, – объявила Лидия.

– Почему это ты так решила? – спросила я. – Наоборот, мне он ничего не сказал.

– По тому, как он на тебя смотрел.

– Вы ничего мне не говорите, – пожаловалась Эльза. – Не забывайте, это я вас туда послала. Я имею право знать.

– Я расскажу тебе, что произошло, – сказала Фрида. – Мы были достаточно глупы, чтобы пойти в лес, когда могли бы пойти в город и съесть несколько этих восхитительных пирожных со сливками… и поскольку мы были такими глупыми, нам надо было, чтобы что-нибудь произошло. Все, что случилось на самом деле, это следующее: подошел мужчина, сказал, что ему нравится наш смех и что ему хочется немного поговорить с нами.

– Можно положиться на то, что Фрида все аккуратно подаст, – сказала Лидия. – Однако мне поневоле думается, что в этом было нечто большее.

– А я думаю, что это будущий муж одной из вас, – сказала Эльза. – Так утверждает легенда.

– Если ты в это веришь, то почему не пошла и не встретила своего? – спросила я.

– Как мне выбраться? За мной наблюдают. Меня заподозрили бы в том, что я отлыниваю от своих обязанностей.

– Можешь быть уверена, эти подозрения подтвердились бы очень скоро.

Эльза засмеялась вместе с нами.

По крайней мере она была в восторге от нашей вылазки.

Весь ноябрь мы строили планы поездки домой. Для меня это время было окрашено грустью. Мне страшно не хотелось с ними со всеми расставаться, но, с другой стороны, я предвкушала встречу с тетей. Моник, Фрида и Лидия единодушно говорили, что мы должны поддерживать связь. Лидия жила в Лондоне, но у ее семьи был загородный дом в Эссексе, где она проводила большую часть своих каникул, так что мы будем не так уж далеко друг от друга.

Несколько дней после той встречи в лесу мы часто говорили о том, что называли нашим приключением у Пика Пильхера. Мы очень быстро превратили его в сверхъестественное событие и наделили незнакомца всякого рода странными свойствами. У него были-таки пронзительные глаза, которые сияли неземным светом, как утверждала Моник. Ей казалось, что он сказал больше, чем это было на самом деле, и она начинала верить в то, что он дал точное до мелочей описание шато ее отца. Лидия вспоминала, что при его появлении у нее мурашки побежали по спине, и она уверена, что он не был человеческим существом.

– Чепуха, – сказала Фрида, – он прогуливался по лесу, когда понял, что ему хочется немного поболтать с кучкой хихикающих девчонок.

Я и сама не знала, что думать, и хотя понимала, что встречу мы постепенно приукрасили, она произвела на меня глубокое впечатление.

Семестр закончился в конце первой недели декабря. Поскольку большинству из нас предстояло совершить далекое путешествие, мадам де Герэн предпочитала отправлять нас в путь до того, как ложился глубокий снег и дороги становились непроходимыми.

Мы, семеро английских девушек, поехали вместе. Фрейлейн Майнц проводила нас на поезд, а в Кале одному из дорожных агентов поручалось проводить нас к кораблю. В Дувре нас должны были встречать родственники.

В нашем распоряжении было целое купе, и поскольку мы уже не раз проезжали эти места раньше, только младшие восторгались великолепием горных ландшафтов и оставались у окон, пока мы ехали по величественным землям Швейцарии. Старшие пресытились, и мы с Лидией в их числе.

Поездка казалась бесконечной; мы разговаривали; мы читали; мы играли в игры; мы, наконец, дремали… Все спали, я же бесцельно смотрела в окно, когда увидела проходившего по коридору мужчину. Он на ходу заглянул в наше купе. Я беззвучно ахнула. Казалось, он посмотрел на меня, но я не была уверена, что узнал. Через секунду он исчез.

Я повернулась к Лидии, которая сидела рядом со мной. Она спала. Я вскочила и вышла в коридор. Никого.

Вернувшись на свое место, я толкнула Лидию.

– Я… я видела его.

– Видела кого?

– Мужчину… мужчину из леса…

– Тебе приснилось, – сказала Лидия.

– Нет. Я уверена. Он прошел мимо.

– Почему ты с ним не заговорила?

– Он слишком быстро ушел. Я вышла следом, но он исчез.

– Тебе все-таки приснилось, – сказала Лидия и закрыла глаза.

Я была потрясена. Могло ли это быть видением? Все произошло так быстро. Он был там… а потом пропал. Должно быть, он шел очень быстро. Был ли это на самом деле тот человек или мне приснилось?

Возможно, Лидия права.

Весь остаток пути до Кале я высматривала его, но так и не увидела.

Поезд опоздал из-за снежных заносов, и мы прибыли в Кале на восемь часов позже. Это означало, что нам придется отправляться ночным паромом. Мы погрузились на него около двух часов ночи.

Лидия неважно себя чувствовала. Она нашла внизу местечко, где можно было завернуться и прилечь.

Я ощущала потребность в свежем воздухе и решила выйти на палубу. Мне дали плед, и я нашла сиденье. Верно, было холодно, но под своим пледом я чувствовала себя уютно и была уверена, что Лидия сделала бы умнее, если бы поднялась наверх со мной, а не оставалась в духоте внутренних помещений.

В ясном ночном небе светили мириады звезд и тоненький полумесяц. Я слышала поблизости голоса команды и с удовольствием ощущала покачивание корабля – пока легкое, но ветра не было, и я не ждала трудного плавания.

Я думала о будущем. С тетей Пэтти всегда будет весело. Я представляла долгие уютные вечера в ее гостиной у огня, когда она будет пить какао и грызть миндальные печенья, к которым испытывала особое пристрастие. Мы будем смеяться над дневными происшествиями. Всегда найдется что-нибудь, над чем можно посмеяться. О, я с нетерпением предвкушала это. Мои глаза закрылись. Поездка оказалась утомительной, и при посадке на корабль было довольно много суматохи. Я не хотела засыпать слишком глубоко, поскольку должна была найти Лидию прежде, чем корабль причалит.

Я ощутила рядом с собой легкое движение и открыла глаза. Одно из кресел тихо передвинули, и теперь оно стояло рядом с моим.

– Вы не возражаете, если я посижу с вами? Мое сердце яростно забилось. Тот же голос. Тот же вид словно не от мира сего. Это был мужчина из леса. На миг я застыла от удивления.

Он сказал:

– Если вы хотите спать, я буду сидеть тихо.

– О, нет… нет… Это ведь… или нет?

– Мы уже встречались, – сказал он.

– Вы… вы были в поезде?

– Да, я был в поезде.

– Я видела, как вы прошли, мимо нашего купе.

– Да, – Вы едете в Англию?

Это был глупый вопрос. Куда же еще он мог направляться на пересекающем Ламанш пароходе?

– Да, – сказал он. – Надеюсь, что смогу видеть вас там.

– О да. Это было бы приятно. Вы должны нас навестить. Грантли Мэнор, Кантертон, Суссекс. Недалеко от Льюиса. Очень легко найти.

– Я запомню, – сказал он. – Вы меня увидите.

– Вы едете домой?

– Да, – ответил он.

Я ждала, но он не сказал куда. Было в нем что-то отстраненное, что-то не позволявшее мне задавать вопросы.

– Вы предвкушаете встречу со своей тетей.

– Очень.

– Она кажется очень снисходительной дамой.

– Снисходительной? Да, полагаю, что так. Она добросердечная и любящая, и я не думаю, чтобы она когда-нибудь к кому-нибудь испытывала дурные чувства. Она остроумна и говорит смешные вещи, но никогда не обижает… если кто-нибудь не обидит ее или ее близких, тогда она с жаром ответит. Она чудесный человек.

– Сразу видно, как вы к ней привязаны.

– Она была мне матерью, когда я в этом нуждалась.

– Редкий человек.

Последовало короткое молчание, затем он сказал:

– Расскажите мне о себе.

– О себе вы не хотите говорить, – парировала я.

– Придет время и для этого. Сейчас ваша очередь.

Это было похоже на приказ, и я обнаружила, что говорю о своей прежней жизни, вспоминая вещи, которые до сих пор считала забытыми. Я вспомнила случаи из жизни в Африке, проведенные в миссии часы, которые казались бесконечными, пение гимнов, молитвы – всегда молитвы; маленьких чернокожих детишек, игравших в пыли; разноцветные бусы, позвякивавшие у них на шеях и талиях; странных насекомых, которые были похожи на палки и казались такими же зловещими, как и змеи, скользящие в траве, а с ними следовало быть очень осторожными.

Но больше всего я говорила о тете Пэтти и Мэноре и самой школе, о том, с каким нетерпением я предвкушала возможность стать участницей этой деятельной жизни.

– Вы вполне для этого подготовлены, – сказал он.

– О да. Тетя Пэтти об этом позаботилась. Я изучала ряд предметов и потом, конечно же, я была в Шаффенбрюккене для полировки, как тетя Пэтти это называет.

– Очень дорогая школа. Тетя Пэтти должна быть богатой женщиной, чтобы иметь возможность послать туда свою племянницу.

– Я думаю, она смотрела на это как на хорошее помещение капитала.

– Расскажите мне о Мэноре, – сказал он. И я говорила, описывая его комнату за комнатой и окружающий его участок в двадцать акров.

– Видите ли, у нас есть загон и конюшни, и игровые площадки.

– Похоже, у вас просторно.

– У имения хорошая репутация. Тетя Пэтти всегда старается ее улучшить.

– Мне нравится ваша тетя Пэтти.

– Это неизбежный результат знакомства с ней.

– Верная мисс Корделия.

Он откинулся назад и закрыл глаза. Я подумала, что это намек на то, что он хочет помолчать. Поэтому я сделала то же самое.

Покачивание корабля убаюкивало, а поскольку я и в самом деле устала и была глубокая ночь, я задремала. Проснулась я внезапно. Впереди можно было различить линию берега.

Я повернулась, чтобы взглянуть на моего попутчика. Никого. Его кресло и плед исчезли.

Я встала и огляделась. Людей на палубе было немного, и уж конечно его среди них я не обнаружила. Я отправилась вниз к Лидии.

Тетя Пэтти ждала в доке и выглядела еще более круглой, чем я помнила, и шляпа ее была роскошной: рюши из синей ленты и бант шириной с нее.

Она с любовью обняла меня, и я представила ей Лидию, которая не удержалась от слов: «Она точь-в-точь такая, как ты говорила».

– Рассказывала обо мне небылицы в школе, да? – сказала тетя Пэтти.

– Все, что она нам говорила, было замечательно, – сказала Лидия. – И нам всем захотелось пойти в вашу школу.

Я была поспешно представлена женщине, которая приехала за Лидией. Я поняла, что она была чем-то вроде экономки, и снова порадовалась тете Пэтти, которая приехала за мной сама.

Мы с ней устроились в поезде и всю дорогу разговаривали.

Я поглядывала вокруг в поисках незнакомца, но его не было видно. Было бы чудом, если бы он отыскался в такой толпе. Хотела бы я знать, куда он направился.

На станции Кантертон, где поезд едва ли более чем притормаживал, нас встречал одноконный наемный экипаж, который моментально доставил нас домой. Как всегда после долгого отсутствия, меня взволновал вид Грантли Мэнора. Сложенный из красного кирпича, с решетчатыми окнами, он выглядел скорее милым, чем грандиозным, но больше всего он выглядел домашним.

– Любимый старый дом, – сказала я.

– Значит, так ты о нем думаешь, да?

– Ну конечно. Я помню, как увидела его в первый раз… я уже тогда знала, что все будет в порядке, потому что встретила вас.

– Благослови тебя Бог, дитя. Но поверь мне, кирпичи да известка это еще не дом. Ты найдешь дом там, где будут люди, которые станут твоей семьей.

– Как вы это сделали, дорогая тетушка Пэтти. Девушки любили слушать о вас… О миндальном печенье, шляпах и всем прочем. Они всегда называли вас тетей Пэтти, словно вы и их тетя тоже. Мне хотелось сказать: «Эй, прекратите, она моя».

Было приятно войти в прихожую, ощутить запах пчелиного воска и терпентина, который всегда витал вокруг мебели и смешивался с запахами кухни.

– Ты устала?

– Право, нет. Просто взволнована оттого, что снова здесь.

– Усталость ты почувствуешь позже. Лучше днем отдохнуть. Потом я хочу с тобой поговорить.

– Конечно. Это большое событие. Я распрощалась с Шаффенбрюккеном.

– Я рада, что ты училась там, Корделия. Это будет благословением.

– Это приведет учениц сюда толпами.

Она слегка откашлялась и сказала:

– Ты скучаешь по девочкам, не так ли? И по горам, и вообще.

– Больше всего я скучала о вас, тетя Пэтти.

– Ну, хватит глупостей, – сказала она, но была глубоко тронута.

Если бы я не была слегка озадачена мужчиной, которого называла Незнакомцем, я заметила бы, что тетя Пэтти изменилась. Это было едва заметно, но ведь я так хорошо ее знала! Я могла бы уловить, что она чуточку менее жизнерадостна, чем обычно.

Однако я получила намек от Вайолит Баркер – экономки тети Пэтти, ее компаньонки и преданной подруги, которая уже жила вместе с ней, когда я впервые приехала столько лет назад. Она была довольно угловатой и худой – полная противоположность тетушке, но они превосходно ладили. Вайолит не имела никакого отношения к обучению девиц, но она очень умело занималась хозяйством и была важной фигурой в заведении.

Вайолит смотрела на меня столь настороженно, что я подумала: должно быть, тетя Пэтти настолько серьезно говорила о шаффенбрюккенском лоске, что Вайолит пытается его разглядеть.

Затем она совершенно неожиданно сказала:

– Крыша. Ее нужно переделать в ближайшие два года, так говорят. И это еще не все. Западную стену надо укрепить. Была мокрая зима. Она заботит твою тетю. Говорила она об этом?

– Нет. Я ведь только что приехала.

Вайолит кивнула и плотно сжала губы. Мне следовало бы догадаться, что возникли серьезные проблемы.

Но только после обеда, около половины девятого, когда тетя Пэтти и я расположились в ее гостиной вместе с Вайолит, она мне сказала.

Я охнула и не могла поверить, что расслышала правильно, когда она произнесла:

– Корделия, я продаю Мэнор.

– Тетя Пэтти, что вы хотите этим сказать?

– Мне следовало бы предупредить тебя. Подготовить к этому. Дела не слишком процветали в последние три года.

– Ох, тетя Пэтти!

– Дорогое дитя, не будь так трагична. Я уверена, что все сложится к лучшему. Извини, что пришлось поставить тебя перед фактом. Только тут ничего не поделать, верно, Вай? Мы обсуждали наши дела снова и снова, а тут поступило это предложение. На дом нужно истратить целое состояние. Времена были не так уж удачны. Накопились большие долги.

Я догадывалась об этом. Я знала по меньшей мере трех учениц, родители которых вряд ли платили положенное. «Все они очень способные девочки, – говорила тетя Пэтти. – Рекомендация школе». Я часто удивлялась, как она умудряется справляться при той плате, которую берет. Но поскольку она никогда об этом не упоминала, я полагала, что все хорошо.

– Что будем делать? – спросила я. Тетя Пэтти рассмеялась.

– Мы отбросим свои проблемы и будем радоваться жизни, а, Вайолит?

– Как скажешь, Пэтти.

– Да, – сказала тетя Пэтти. – Дело вот в чем, дорогая. Я уже некоторое время подумываю о том, что неплохо было бы уйти в отставку, и я бы давно это сделала, если бы не… – она взглянула на меня, и я продолжила:

– Если бы не я. Вы держали школу для меня.

– Я думала, это может стать твоим будущим. Я думала, что уйду на покой и буду просто советовать, когда ты спросишь, или что-нибудь в этом роде. За учебой в Шаффенбрюккене стояла именно эта идея.

– И вы отправили меня в дорогую школу, когда у вас уже были финансовые трудности?

– Я думала о будущем. Беда в том, что дело зашло несколько слишком далеко. Так что… случай подвернулся, и я решила продать усадьбу.

– Здесь будет школа?

– Нет. Какой-то миллионер хочет реставрировать дом и жить лордом в своем замке.

– Тетя Пэтти, а как же мы?

– Все устроено, дорогая. Совершенно удовлетворительно. У нас очаровательный домик в Молденбери… близ Ноттингема. Это красивая деревушка в глубинке. Конечно, он не так велик, как Грантли, и я могу взять туда с собой только Мэри Энн. Надеюсь, остальные слуги смогут остаться работать у новых владельцев Грантли. Родители предупреждены. Мы закрываемся в конце весеннего семестра. Все уже улажено.

– А этот дом – где он? Молденбери?

– Мы ведем о нем переговоры. Скоро он перейдет в наши руки. Все устроено к нашему общему удовольствию. У нас будет на что жить: возможно, просто, но вполне достаточно по нашим потребностям, и мы сможем посвятить себя сельской жизни, занимаясь всякими делами, на которые раньше никогда не хватало времени. И я не устаю повторять Вайолит, что мы великолепно приспособимся.

Я взглянула на Вайолит. Она не была настолько оптимистично настроена, как тетя, но оптимизм и не был отличительной чертой Вайолит.

– Дорогая тетя Пэтти, – сказала я. – Вам следовало мне сказать раньше. Не нужно было позволять мне оставаться в Швейцарии. Это, по-видимому, было до нелепости дорого.

– Взявшись за гуж, я не собираюсь портить корабль, экономя на смоле, и если дело делать, так уж делать на совесть. Мне больше никакие изречения в голову не приходят, но уверена, что их полно в мою поддержку. Я поступила правильно по отношению к тебе, Корделия. Проведенное в Шаффенбрюккене время никак не потрачено втуне. Потом я скажу тебе больше. Я покажу тебе книги и как идут дела. Кроме того, я должна поговорить с тобой о нашем новом доме. Как-нибудь перед началом нового семестра мы съездим его посмотреть. Ты полюбишь его. Это прехорошенькая маленькая деревушка, и я уже познакомилась с пастором, который кажется очень симпатичным джентльменом, а его жена переполнена добрыми пожеланиями. Я думаю, мы найдем это все очень забавным.

– И совершенно непривычным, – мрачно сказала Вайолит.

– Перемены всегда стимулируют, – сказала тетя Пэтти. – Мы двигались по проторенной колее слишком долго. Новая жизнь, Корделия. Вызов судьбы… Мы будем работать на благо нашей деревни… Праздники, благотворительные базары, комитеты, наследственные распри. Я предвижу, что нам предстоит интересная жизнь.

Она верила в то, о чем говорила. Это была замечательная черта тети Пэтти. Для нее все было забавным, волнующим и стимулирующим, и ей всегда удавалось убедить меня, если это не получалось с Вайолит. Но ведь мы с тетей Пэтти всегда знали, что Вайолит получает удовольствие от превратностей судьбы.

Я отправилась спать в ошеломленном состоянии. Будущее казалось довольно туманным.

На следующий день я узнала больше. Школа, как она сказала, уже некоторое время жила в кредит. Возможно, плата за обучение была недостаточно велика: финансовые консультанты сказали тоже, что она слишком много тратила на питание и топливо, таким образом затраты намного превышали поступающие средства.

– Я не хотела превращать школу в такую, какая описана Диккенсом в его замечательной книге. Я вовсе этого не хотела. Я хотела, чтобы моя школа была… точно такой, как мне виделось; а если она не может быть такой, то пусть лучше вовсе не будет школы. Вот так и вышло, Корделия. Не могу сказать, чтобы я огорчалась. Я хотела передать ее тебе, но ведь нет смысла передавать дело, близкое к банкротству. Нет, нужно вовремя закрыть невыгодное дело, сказала я. Именно это я и делаю. В нашем новом доме мы какое-то время будем отдыхать, а потом придумаем, что делать дальше.

У нее это звучало как новое волнующее приключение, в которое мы пускались, и я заразилась ее энтузиазмом.

После полудня, когда в школе шли занятия, я отправилась на прогулку. Я вышла около двух часов, намереваясь вернуться до темноты, которая наступала вскоре после четырех. Через неделю занятия в школе прервутся, а после этого останется лишь один семестр. Будет суета отъездов; учительницы будут готовить девочек к путешествию, провожать их на поезд, точно так же, как это было в Шаффенбрюккене. Я знала, что многие из учителей беспокоились по поводу нового места работы, и была уверена, что они найдут немногих нанимателей, с которыми было бы так же легко работать, как с тетей Пэтти.

Я ощущала в доме дух меланхолии. Как ученицы, так и учителя ценили атмосферу Грантли Мэнора.

И сейчас, когда тети Пэтти не было рядом, я загрустила. Я пыталась вообразить, каким будет мое будущее. Не могла же я всю жизнь прожить в провинциальной деревушке, даже если тетя Пэтти будет со мной. Почему-то я не и думала, что тетя Пэтти предполагает, что я смогу. Я поймала на себе ее почти приценивающийся взгляд, довольно таинственный, словно она припрятала что-то в рукаве и собирается извлечь на диво всякому, кто будет этому свидетелем.

Я всегда получала удовольствие от своей первой прогулки по возвращении в Грантли. Обычно я направлялась в городок Кантертон, заглядывала в лавки и останавливалась поболтать со знакомыми. Это всегда было приятно. Сегодня я не ощущала потребности говорить с людьми. Я не знала, что им известно о решении тети Пэтти, и, право, не могла говорить на тему, о которой имела всего лишь отдаленное представление.

Я миновала лесок и отметила, что в этом году на остролисте полно ягод. Скоро девушки станут собирать его ветки, ведь последняя неделя будет посвящена рождественским увеселениям. Они уже украсили в общей комнате елку и положили под нее привезенные друг для друга подарки. Потом будет концерт и пение рождественских гимнов в часовне. В последний раз… Какая же это грустная фраза!

Бледное зимнее солнце на миг показалось между туч. Воздух был прохладным, однако для этого времени года погода была довольно мягкой.

Я никого не встретила за пределами усадьбы. Мои мысли были заняты Рождеством. Много ли омелы соберут девушки в этом году? Обычно за ней приходилось охотиться, поэтому она казалась особенно драгоценной, и девушки устраивали торжественную церемонию, прикрепляя ее в таких местах, где их можно было бы поймать и поцеловать – если бы в доме оказались мужчины, которых можно было бы соблазнить на такой поступок.

У рощи я остановилась. И когда уже решила обойти ее и дойти до городка, но не входить в него, я услышала позади шаги. После я говорила себе, что знала, кто это будет, еще до того, как обернулась.

– Как? – воскликнула я. – Вы… здесь?

– Да, – сказал он с улыбкой. – Вы сказали мне, что живете в Кантертоне, вот я и подумал, что могу взглянуть на него.

– Вы… остановились здесь?

– Ненадолго, – ответил он.

– По дороге в…?

– Другое место. Я подумал, что зайду навестить вас, пока нахожусь здесь, но прежде я надеялся встретиться, чтобы спросить, будет ли мне прилично посетить ваш дом. Я проходил мимо Мэнора. Это прекрасное старое здание.

– Вам следовало бы зайти.

– Прежде я хотел узнать, примет ли меня ваша тетя.

– Ну конечно же, она будет рада вас принять.

– В конце концов, – продолжал он, – мы не были представлены официально.

– Это наша четвертая встреча, если считать встречу в поезде.

– Да, – медленно сказал он, – я чувствую, что мы старые друзья. Насколько я понимаю, дома вас встретили очень тепло.

– Тетя Пэтти такая милая.

– Она вам предана.

– Да.

– Так что это было счастливейшее возвращение домой?

Я заколебалась.

– Нет? – спросил он.

Несколько мгновений я молчала, а он с некоторой тревогой смотрел на меня. Затем он сказал:

– Погуляем по лесу? Я думаю, в это время года он довольно красив. Деревья без листвы так прекрасны, вы не находите? Взгляните, какой узор они образуют на фоне неба.

– Да, я всегда так думала. Красивее зимой, чем даже летом. Только вряд ли это можно назвать лесом. Это скорее лесок… просто рощицы, которые тянутся не более четверти мили.

– Тем не менее давайте прогуляемся среди прекрасных деревьев, и вы сможете мне рассказать, почему ваше возвращение домой было не таким, как всегда.

Я все еще колебалась, и он взглянул на меня с легким укором.

– Вы можете мне довериться, – сказал он. – Я сохраню ваши тайны. Ну же, расскажите мне, что вас беспокоит.

– Все было совсем иначе, чем я ожидала. Тетя Пэтти мне даже не намекнула.

– Не намекнула?

– На то, что все не так… как следовало бы. Она… она продала Грантли Мэнор.

– Продала этот красивый дом! А как же процветающее заведение?

– Очевидно, оно не процветало. Я была поражена. Полагаю, свое положение принимаешь как нечто само собой разумеющееся. Не было никаких оснований в чем-то сомневаться. Тетя Пэтти никогда даже намеком не дала понять, что мы становимся беднее.

В лесу, казалось, вдруг похолодало.

Он остановился и нежно взглянул на меня.

– Бедное мое дитя, – сказал он.

– О, все не так плохо. Мы не умрем с голоду. Тетя Пэтти думает, что все это к лучшему. Но все, что происходит, ей всегда кажется к лучшему.

– Расскажите мне об этом… если хотите.

– Не знаю, почему я с вами так разговариваю… возможно из-за впечатления, что вам это интересно. Кажется, вы просто возникаете: сначала в лесу, потом на корабле и теперь… Вы довольно таинственны, знаете ли.

Он засмеялся.

– От этого вам только легче со мной разговаривать.

– Да, я полагаю, это так. Я не хотела появляться в городке, потому что там пришлось бы разговаривать с людьми, которые знают нас много лет.

– Что ж, поговорите тогда со мной.

Так я и рассказала ему, что тете Пэтти пришлось продать Мэнор, поскольку было бы слишком дорого поддерживать его в хорошем состоянии, и что мы переедем отсюда в другое место.

– Что же вы будете делать?

– Не знаю… Кажется, у нас есть маленький дом в центральных графствах. В сущности я пока не слишком много о нем знаю. Тетя Пэтти воспринимает обстоятельства так, что они не кажутся… трагичными, но я вижу, что Вайолит – это ее близкая подруга, которая живет с нами, – очень обеспокоена.