Текст книги "Жена ювелира"

Ломбардная улица

Ювелир недоумевал. Уже почти два года Джейн была его женой, но он не испытывал чувства полного удовлетворения жизнью, радости от сбывшихся желаний, что, по его мнению, должно было быть естественным следствием женитьбы. Уилл Шор любил Джейн со всей страстью, на какую только был способен. Ему нравился его прекрасный дом, дело, которым он занимался, великолепные драгоценные вещи, составлявшие его богатство, он гордился своим положением в Сити. Но самой дорогой его собственностью была Джейн.

Сокровища нужны были ювелиру только для того, чтобы заставить окружающих уважать его. Он страстно желал быть большим и сильным человеком, которого почитают и боятся. Ему хотелось быть остроумным, восхищать всех находчивостью и смекалкой. А в действительности он был небольшого роста, с мягким, почти робким характером. Правда, ему удалось разбогатеть, сэкономив тут шиллинг, там серебряную монету, но все равно он оставался маленьким человеком и хорошо понимал это.

Не умея привлечь к себе внимания как личность, он стремился достичь цели с помощью богатства: Уилл Шор стал стяжателем. Ему нравилось спускаться в подвалы, перебирать в руках драгоценные металлы и камни; ему также нравилось гладить золотистые волосы Джейн и ласкать ее восхитительное тело. «Это золото – мое», – торжествовал он, зная, как люди завидовали ему. «Джейн – моя», – говорил он себе, ведь из-за Джейн ему тоже завидовали. Почему бы ему не радоваться? Но он не чувствовал себя счастливым, так как не мог понять очаровательную веселую девушку, которую купил на свои сокровища, доставшиеся ему годами упорного труда и искусного управления делами.

Уилл услышал, как Джейн и Кейт смеются; по настоянию молодой супруги Кейт оказалась в его доме. Его тревожило то, что наедине с ним Джейн очень редко смеялась. Кейт ему не нравилась. Она не из тех женщин, которых он взял бы в свой дом. Но так просила Джейн. Он подозревал, что она ленива, а на кухне время от времени устраиваются веселые пирушки. Его толстый и умный повар Белпер изредка буянил еще до появления Кейт. Но он стоил того, чтобы ради него терпеть маленькие неудобства, так как слыл одним из лучших поваров в Лондоне. Ювелир считал необходимым угощать знатных господ – своих клиентов, и ему приходилось не обращать внимания на выходки Белпера, поскольку блюда у него получались отменные. У Кейт таких достоинств не было.

В тот самый день, о котором пойдет речь, ювелир обходил дом, запирая все двери. Он оставил открытым только парадный вход, через который они с Джейн выйдут, а потом закроют и его. Все слуги уже ушли, кроме Кейт, помогавшей Джейн одеваться. Они опаздывали – в это время они должны уже были быть в Чипсайде. Уилл покачал головой. Ему следовало побранить Джейн за ее непунктуальность, и он даже готов был сделать ей выговор, но она выглядела столь прекрасной, что он забыл о своем раздражении и испытывал лишь чувство гордости.

Уиллу очень хотелось, чтобы у них был ребенок; ребенок был бы для него еще одним сокровищем. Уилл любил бы своего ребенка, который внешне стал бы точной копией Джейн, но при этом так же трезво смотрел на жизнь, как это делал его отец. Ребенок был бы веселым и остроумным, но в то же время имел бы склонность к торговому делу. Однако пока никаких признаков беременности у Джейн не наблюдалось. И это очень раздражало его. Наверное, люди шепчут ему вслед: «А вот у ювелира ребенок-то не получается». Мысль об этом ущемляла его мужское самолюбие.

Шор открыл парадный вход. Рев голосов, кричащих и смеющихся, казалось, заполнил весь дом. Улицу наводняла толпа; теперь ему с Джейн нелегко будет добраться до дома ее отца в Чипсайде, откуда они собирались наблюдать торжественное шествие. Слишком уж много времени потратила Джейн, чтобы облачиться в роскошный наряд. Ювелир беспокойно покачал головой. Он не сомневался, что Джейн привлечет к себе не меньше внимания, чем любой человек из королевской свиты.

Вспомнив о процессии, он с удовлетворением подумал, что хоть на какое-то время прекратится война. Как серьезный торговец, Уилл знал, что благосостояние росло только в мирное время. Он радовался, что король Эдуард одержал победу и что смутьян герцог Уорик мертв. Дай Бог, гражданской войне придет конец. Пусть отныне Эдуард царствует в Англии, и пусть впереди всех ждут хорошие времена. Вместо лишений и бесчисленных смертей предстоит торжественное шествие и веселое пиршество. Не удивительно, что жители Лондона тысячами собираются на улицах города, чтобы приветствовать возвращение в столицу победившего короля Эдуарда.

«Нам следует немедленно отправляться, а то вряд ли удастся взглянуть на торжественную процессию», – подумал ювелир, поднимаясь в комнату Джейн. Женщины смеялись, а Кейт говорила:

– Мы и в самом деле грешные создания, но если мы в чем-то и грешим, то разве не потому, что к этому ведет нас какой-то злой дух? Можно ли нас за это винить? Когда мы думаем, что совершаем самый большой грех, – может, это не что иное, как воля Господня на то, чтобы мы поступали именно так?

– Кейт, – ответила Джейн, – твои представления о вере звучат вполне утешительно. Проповедовать бы тебе в соборе Святого Павла. Ручаюсь, за тобой бы последовала половина Лондона.

Уилл открыл дверь, и их легкомысленный разговор тут же прервался. Кейт начала деловито наводить на столе порядок, словно была из тех, кто не может сидеть сложа руки. Уж не собирается ли она ввести его в заблуждение? Джейн приветствовала его улыбкой, но он знал, что улыбка ее обманчива.

– Мы очень опаздываем, – сказал он с укором. – Боюсь, теперь нам вряд ли удастся увидеть короля.

Он положил ей руку на плечо и посмотрел тем трогательным взглядом, который всегда волновал ее и вызывал угрызения совести. «Скажи мне, Джейн, что я делаю не так, – казалось, говорили его кроткие глаза. – Может быть, я смог бы исправиться». Но разве она могла объяснить ему, разве могла сказать ему: «Я не люблю тебя и никогда не смогу полюбить. Мне не нравится твое тяжелое дыхание; мне не нравится, как ты обгладываешь кость, словно хочешь объесть ее добела, но не от голода, а из боязни хоть что-то съедобное выбросить. Я едва терплю, когда твои руки прикасаются ко мне, словно в этом есть что-то постыдное. Но ты купил меня, заплатив женитьбой за привилегию позволять себе это бесстыдство. Мне в тебе не нравятся тысячи вещей, и хоть я старалась полюбить тебя, хоть я молила Бога, чтобы он помог мне это сделать, я никогда тебя не полюблю».

Она поднялась, пытаясь нежно улыбнуться Уиллу. Вскоре они вдвоем вышли с Ломбардной улицы, миновали Биржу и направились в Поултри.

Здесь толпа была еще гуще. Люди забирались на столбы. Они перекрикивались и пересвистывались. В толпе сновали торговцы из харчевен с лотками, на которых были куски мяса, хлеб и пироги, медовуха и вино. Люди ели, смеялись и кричали; то и дело раздавался возглас: «Король Эдуард!»

Но даже в такой сутолоке слишком многие засматривались на ослепительно красивую жену ювелира. Это выводило его из себя, так как хотя ему нравилось, что ею восхищаются, он не хотел, чтобы восхищение исходило от толпы в Поултри.

Уилл пожурил ее:

– Видишь, по твоей вине мы опаздываем. Как мы теперь доберемся до дома твоего отца? Нам придется наблюдать процессию отсюда, с улицы… и стоять среди этой черни. Однако, скажу я тебе, запах от них просто невыносим. И все потому что ты не была готова вовремя.

– Но что плохого в том, что мы увидим столько ликующих людей? – спросила Джейн, смеясь и с удовольствием глядя на то, как акробат выделывает трюки на потеху публике.

– А что скажет твой отец, если мы не придем? Не могу себе даже представить, – продолжал Уилл.

– А я могу, – ответила Джейн. – Он придет в ярость.

– И это тебя забавляет? Знаешь, мне вовсе не хочется чтобы твой отец считал меня необязательным человеком…

– Не бойся, Уилл! Вся вина за это падет на кого следует… На мои плечи.

Внезапно в толпе раздались приветственные возгласы. Они становились все громче и громче, в отдалении послышались звуки труб. «Вот теперь, – подумала Джейн, – я увижу самого короля. Я увижу человека, который настолько неотразим, что добродетельные девушки от одного его слова теряют голову. Я увижу королеву, которая так его очаровала, что даже такой распутник, как он, не смог ее оставить. Не удивительно, что где бы они ни появлялись, люди тысячами собираются посмотреть на романтичного короля и его королеву».

Появились первые ряды блестящей кавалькады. Всадники поражали великолепием ярких одежд, усыпанных драгоценными камнями. Внезапно толпа умолкла. Проехала повозка, окруженная стражами, на ней везли двух женщин, считавшихся врагами короля, и их не следовало приветствовать. Одна из них была ненавистная Маргарита Анжуйская, попавшая в плен в битве при Тьюксбери, в которой ее сын Эдуард нашел свою смерть. Другая женщина, ехавшая на колеснице, не могла не вызвать жалости у всех, смотревших на нее; именно ее присутствие сдерживало толпу от бурного проявления ненависти. Это была девушка лет шестнадцати, очень бледная, с печальным лицом. Звали ее Анна Невилль. Младшая дочь герцога Уорика, она была помолвлена с сыном Маргариты, убитым недавно в Тьюксбери. Большую часть детства она провела с младшим братом короля Ричардом Глостерским, и говорили, она любила Ричарда, но ее насильно обручили с сыном Маргариты… Разве не прискорбно было лондонцам смотреть на то, что несчастную девушку, бледную, как майский первоцвет, везли как пленницу, а тот самый Ричард, которого она любила, красовался на коне на почетном месте, возле своего брата короля?

Повозка прокатилась мимо, и когда Джейн вновь обратила взор на облаченных в пышные одежды рыцарей, на сверкающие попоны величаво выступавших коней, она вдруг заметила знакомое лицо. Пока она разглядывала его, красавец-мужчина обернулся и посмотрел в ее сторону. Это был незнакомец, замысливший ужасный план похищения и виновный в том, что она вышла замуж за Уилла Шора. В его взгляде сквозила радость от встречи с ней. Но в то же время в нем чувствовалась уверенность в себе и надменность. Казалось, он говорил: «Разве я похож на человека, который признает свое поражение?»

Охватил ли ее страх, или толпа слишком плотно сжалась, но что-то заставило ее прильнуть к Уиллу. Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

– Что случилось? – спросил Уилл с беспокойством.

– Я чувствую… тут слишком душно.

– В такой толпе… неудивительно. Лучше бы мы наблюдали все это из окон дома твоего отца. Пойдем. Мы доберемся домой прежде, чем толпа придет в движение.

Как только они вошли в дом, ей стало лучше, но она все-таки позволила Уиллу уложить себя в постель. Он оставил ее и пошел принести немного вина. Вернувшись, он несколько секунд внимательно смотрел на нее, затем в глазах его блеснула надежда, и он сказал:

– Джейн, возможно ли. Ты чуть было не упала в обморок, и я…

– Нет, нет, – ответила она поспешно. Он смущенно улыбнулся.

– Я надеялся, ты скажешь мне, что ждешь ребенка.

– Мне очень жаль, Уилл. Но это не так.

«Мы оба сожалеем об этом», – подумала она, когда муж ушел.

Ребенок бы действительно сделал их жизнь иной. Но если бы только все дело было в ребенке, а не в человеке на коне. Он уже принес ей однажды несчастье, и она чувствовала, что принесет его вновь.

От вина Джейн стало клонить в сон. Сквозь открытые окна она слышала крики людей. Процессия закончилась, но толпа все еще хотела развлечений. Из окон отцовского дома в Чипсайде она часто наблюдала, как ведут себя люди после таких торжественных процессий. Она видела их дикие танцы, их неистовое веселье. В свете горящих факелов она наблюдала странные сцены – фантастические и трагические. Она слышала пронзительный смех, который едва ли походил на человеческий, она видела мужчин и женщин, дерущихся друг с другом или занимающихся любовью, она видела их пьяные тела, распростертые на булыжной мостовой прямо около дома. В такие ночи отец вынужден был запирать двери на засов и баррикадировать окна. Он держал наготове подмастерьев с длинными шестами на случай, если возникнет необходимость защитить дом, ибо в такие ночи повсюду бродили воры, и все, что было порочного в пьяной толпе, вырывалось наружу.

Это была ночь веселья, так как король Эдуард после нескольких месяцев изгнания вновь вернулся на трон. Казалось, большинство подданных готово было во всем подражать ему – очаровательному повесе, самому любимому, красивому и распутному королю.

Джейн задремала. Ей приснилось, что она снова в толпе. Она вновь увидела человека на коне, но во сне он соскочил вниз, быстро подошел к ней, стоявшей рядом с Уиллом, подхватил и бросил поперек коня. Джейн вскрикнула – и от крика своего проснулась.

У кровати стояла Кейт, пристально вглядываясь в нее.

– Боже милостивый! Вам приснился плохой сон, госпожа?

– Да уж. Я рада, что проснулась, – сказала Джейн.

– Говорят, вы чуть было не потеряли сознание на улице, голубушка?

– В толпе было душно, Кейт. – А когда глаза Кейт понимающе прищурились, Джейн вспыхнула: – Прошу тебя, не смотри на меня так лукаво и таинственно, будто ты думаешь, что я жду ребенка. Не жду, уверяю тебя. – Кейт надула губы, а Джейн продолжала: – А ты видела короля?

– Видела, и королева была с ним. Она очень красивая. Я видела ее в паланкине, который несли на шестах. Лошади были просто великолепны.

– Что – лошади были так же великолепны, как и королева?

– Да нет же! У королевы самые очаровательные золотистые волосы, какие я когда-либо видела… после ваших. Они были распущены и ниспадали с плеч: говорят, король снова страстно влюблен в нее после долгой разлуки. И все принцессы очень милы, а маленький принц… ну, он всего лишь ребенок. Вы бы слышали, как ликовал народ при виде короля!..

– Кейт, у тебя что-то на уме!

– На уме, госпожа?

– Меня ведь бесполезно обманывать. Ты что-то знаешь и ждешь момента, чтобы рассказать.

– Я видела в процессии его, госпожа, – сказала Кейт. – И узнала его имя. Это лорд Гастингс.

У Джейн перехватило дыхание. Она слышала о Гастингсе. Он отличился в сражениях при Барнете и Тьюксбери и был близким другом короля.

– Тогда тем более жаль, – резко сказала Джейн, чтобы скрыть свой страх, – что милорд Гастингс ведет себя столь неподобающим образом.

– И верно, – подтвердила Кейт, но она не могла скрыть ярких искорок в глазах. Она была убеждена, что жизнь должна быть веселой, и ничто не обрадовало бы ее больше, чем уверенность, что у красавицы-госпожи тайный любовный роман.

– Как ты узнала, кто он? – настойчиво потребовала ответа Джейн.

– Я спросила человека, стоявшего рядом со мной в толпе.

– Он мог ошибиться.

– Нет. Многие это говорили. Только подумайте, госпожа! Он любит вас, а ведь он ближайший друг и фаворит короля.

– Но моим другом и фаворитом он никогда не будет.

– Это вы сейчас так говорите…

Джейн вскочила с кровати и схватила Кейт за руку.

– Кейт, надеюсь, ты не…

– Нет, госпожа. Нет, нет. Я ничего не сделала.

– Запомни, если ты когда-нибудь предашь меня так, как той ночью, я не буду спасать тебя вновь.

– Я не сделаю ничего… ничего без вашего согласия. В дверь внезапно постучали.

– Кто там? – спросила Джейн, а Кейт поспешно стала приводить в порядок вещи на столе из опасения, что это может быть ювелир.

Но это был не он, и Кейт сразу же перестала изображать усердную служанку. Пришла Бесси, одна из девушек, помогавших на кухне.

– Что случилось, Бесси? – доброжелательно спросила Джейн, а Кейт холодно уставилась на девушку, так как они соперничали из-за толстого и ласкового Белпера.

– С вашего разрешения, госпожа, внизу джентльмен, который сказал, что должен поговорить с вами и что у него очень важное дело.

– Джентльмен? Ты спросила его имя?

– Да, госпожа, но он не ответил. Он велел попросить вас тотчас же спуститься, просил очень настойчиво.

Джейн встала.

– Прекрасно, Бесси. Где же он?

– Я оставила его в гостиной. Он оказался в доме прежде, чем я успела попросить его войти.

– Сейчас посмотрю, кто это, – сказала Джейн.

Она спустилась вниз и, открыв дверь гостиной, увидела самодовольного и чрезвычайно уверенного в себе лорда Гастингса. Он направился к ней, хотел положить ей руки на плечи и поцеловать в знак приветствия, но она отстранила его.

– Сэр, – сказала она надменно, – я не понимаю, почему вы оказались здесь.

– Ты очень хорошо это понимаешь, – сказал он серьезно.

– Я должна просить вас немедленно удалиться.

– Разве я не вправе ожидать от жены ювелира большего гостеприимства, чем мне оказано?

– Вам в этом доме не окажут никакого гостеприимства.

– Весьма сожалею, Джейн, – сказал он печально, – ибо, клянусь честью, ты стала еще прекрасней.

– Как вы осмелились прийти сюда! Вас следовало бы заточить в Тауэр за то, что вы пытались сделать со мной.

– Не вспоминай об этом, Джейн. Это огорчает меня.

– Рада слышать. Может, в вас есть хоть немного порядочности…

Он загадочно улыбнулся.

– Ты не поняла меня. Меня огорчает, что мне не удалось выкрасть тебя.

В Гастингсе было нечто, что лишало ее спокойствия. Он был неотразим в своих роскошных одеждах, и хотя губы его были упрямо сжаты, глаза весело поблескивали. Гастингс сделал к ней шаг. Она испугалась, думая, что он собирается схватить и вынести ее из дома.

– Уилл! – пронзительно закричала Джейн. – Уилл! Гастингс отпрянул назад. Его лицо запылало от гнева.

– Ты с ума сошла? Зачем ты зовешь мужа?

– Уилл! – звала Джейн. – Скорее сюда, скорее! Послышался звук тяжелых шагов. Уилл бежал на ее крики.

– Джейн, где ты? Где ты, Джейн?

– Здесь! – испуганно кричала Джейн. – Здесь, в гостиной!

Она хотела пробежать мимо Гастингса, но он схватил ее и крепко держал. Брыкаясь, она пыталась высвободиться.

– Ты, глупая девчонка! – пробормотал Гастингс. – Замолчи же!

– Глупая! – тяжело дыша, проговорила Джейн. – Презирать вас не глупо, а, наоборот, мудро с моей стороны.

Гастингс был взбешен. Он ожидал, что проявленная им смелость – когда он навестит женщину в доме ее мужа – будет встречена одобрительно и тотчас вызовет восхищение с ее стороны. Он полагал, что Джейн такая же, как и многие знакомые ему женщины, которые старались показать, будто добиться их нелегко, а сами готовы были, немного поломавшись для приличия, поскорее отдаться. Он сопровождал короля и не смог продолжать ухаживать за Джейн после неудавшегося похищения, но сейчас он снова был готов преследовать ее, ведь он и так ждал слишком долго. Он чувствовал себя одураченным. Он снес уже достаточно унижений от нее и был полон решимости больше не допускать подобного.

– Я в последний раз пришел искать твоего расположения, – сказал он.

– Это самая лучшая новость, которую мне приходилось слышать, – моментально ответила она.

Дверь открылась, и вошел Уилл, в сопровождении слуги.

– Джейн! – воскликнул он.

– О, Уилл, слава Богу, ты пришел. Этот… человек… осмелился прийти в твой дом! Это он пытался похитить меня.

Гастингс, отпустивший Джейн при виде Уилла, стоял, сложив руки на груди и презрительно глядя сверху вниз на Уилла Шора.

– Ты, мерзавец! – выкрикнул Уилл. – Я привлеку тебя к суду за вторжение в мой дом. Как посмел ты войти сюда? Гастингс рассмеялся:

– Замолчи! – сказал он резко. – Ты, очевидно, не знаешь, с кем говоришь!

– Он знает, что говорит с мошенником и лжецом! – с жаром ответила Джейн.

Гастингс продолжал смотреть на Уилла.

– Хотелось бы, чтобы ты знал, приятель, что я лорд Гастингс.

– Да будь ты хоть сам король! – ответил ювелир с отчаянием в голосе.

– Браво! – воскликнула Джейн.

Гастингс бросил высокомерный взгляд в ее сторону.

– Ты поступаешь опрометчиво, – сказал он. – А теперь, ювелир, отойди в сторону, если не хочешь, чтобы острие моей шпаги пронзило твое храброе сердце.

Он оттолкнул Уилла и прошел мимо него. Подойдя к двери, Гастингс обернулся и посмотрел на него и на Джейн.

– Не думайте, что я забуду этот день. Мне кажется, мадам, ваш муж скоро пожалеет о том, что осмелился оскорбить лорда Гастингса.

Он вышел. Они молча стояли в гостиной, слушая звук его шагов по мощенному булыжником двору. Затем Уилл обернулся к Джейн и обнял ее.

– Не бойся, моя милая, – сказал он. – Я защищу тебя. Джейн ответила ему улыбкой. Как бы ей хотелось верить, что в его силах сделать это!

* * *

В течение нескольких дней Джейн боялась выходить на улицу из страха встретить лорда Гастингса. Когда наступала темнота, она хотела быть рядом с Уиллом или Кейт. Она не могла забыть мстительный взгляд Гастингса, когда он говорил, что они пожалеют о том, что приняли его столь нелюбезно. Как бы ей хотелось верить, что его слова о мести были пустой угрозой!.. Она знала, какие ужасные вещи сплошь и рядом случались с теми, кто перечил могущественным людям вроде Гастингса. Однако вскоре король и его двор внезапно покинули Лондон, и Джейн обрела спокойствие духа.

В те дни по Лондону ходили слухи, что король Генрих VI, которого победивший Эдуард заключил в Тауэр, умер загадочной смертью. Поговаривали, Что его убили по приказу короля. Несмотря на безрассудство Генриха и его беспомощность в государственных делах, его считали благочестивым человеком, который никогда не причинял зла другим, и люди стали видеть в нем мученика. Его тело было торжественно пронесено по улицам города, чтобы все удостоверились, что свергнутый король действительно мертв. Учитывая настроения своих подданных, король Эдуард счел необходимым на некоторое время покинуть столицу, хотя знал, что пользуется среди них определенной популярностью. «Нет худа без добра», – подумала Джейн, поскольку, когда двор покинул Лондон, лорду Гастингсу пришлось уехать вместе с ним.

Ювелир почувствовал почти такое же облегчение, как и его жена, и когда через несколько недель двор вернулся в Вестминстерский дворец, они оба уже гораздо реже вспоминали об угрозах лорда Гастингса.

Дела у ювелира шли хорошо, в его дом на Ломбардной улице частенько заглядывали богатые люди, подмастерья постоянно сновали в подвалы и приносили оттуда самые дорогие товары хозяина, чтобы ознакомить с ними покупателей. Уилл был почти удовлетворен, видя, что его торговля процветает и что его жена стала гораздо спокойнее.

Однажды в его дом пришел красавец-купец. Он сказал Уиллу, что намерен купить много золотой и серебряной посуды и поэтому хотел бы посмотреть лучшее из того, что у него имеется. Он был высок ростом, очень хорошо сложен и, кроме того, имел приятную и доверительную манеру общения, которая сразу же покорила сердце ювелира.

– Я слышал, – сказал человек, – что если хочешь купить золотую посуду в Лондоне, то нужно идти к Уильяму Шору с Ломбардной улицы.

Не только эти слова, но и обаятельная улыбка, сопровождавшая их, вызвали у ювелира почти непреодолимое желание угодить незнакомцу. Он не мог не почувствовать странной взволнованности, когда этот крупный мужчина расселся на покрытой гобеленом скамье, вытянув перед собой длинные, стройные ноги. Уилл велел двум подмастерьям спуститься в подвал и принести лучшее из его запасов, чтобы показать богатому купцу.

– Мое имя Лонг. Эдвард Лонг, – представился купец.

– К вашим услугам, сэр, – ответил ювелир. – Надеюсь, вы найдете здесь то, что вам понравится.

Купец отобрал несколько предметов.

– Я пришлю слугу, чтобы он доставил их мне, – сказал он. – В самом деле, я думаю, что нашел здесь самые прекрасные вещи в городе.

– Надеюсь, – ответил Уилл, – ваши друзья будут завидовать вам, дорогой сэр.

– Я действительно верно поступил, что пришел к Уильяму Шору. Интересно, что скажут люди. Они говорили мне: «У Уильяма Шора самая превосходная золотая посуда и самая прелестная жена в Лондоне». Так говорили люди, сэр…

Эти слова доставили ювелиру такое удовольствие, что он преисполнился желанием дать богатому купцу возможность восхититься не только своей посудой, но и женой.

– Полагаю, моя жена гораздо прекраснее, чем моя посуда, сэр.

Купец с сомнением посмотрел на посуду и не проявил никакого желания увидеть женщину, красота которой дала повод для этого небольшого спора.

– Я покажу ее, и вы сможете сами убедиться, – сказал Уилл.

Купец пожал плечами.

– Конечно, мне доставило бы удовольствие познакомиться с леди, но, увы, у меня мало времени…

Проявленное им безразличие раззадорило ювелира, и ему еще больше захотелось показать жену. Он послал одного из подмастерьев сказать госпоже, чтобы та пожаловала в гостиную. По просьбе мужа Джейн спустилась вниз. На ней было утреннее платье голубого цвета, которое она больше всего любила и которое больше всего было ей к лицу; на платье золотой нитью были вышиты цветы. При каждом ее движении они переливались всеми цветами радуги; по плечам раскинулись длинные золотистые волосы.

Купец посмотрел на нее – и она ответила ему взглядом. «На него очень приятно смотреть», – подумала она; Джейн понравилось спокойное выражение его глаз, понравилось его восхищение ею, тем более что он попытался это скрыть.

– Жена, – сказал Уилл, – это купец Эдвард Лонг, он купил у меня несколько лучших экземпляров золотой посуды.

– Рада слышать это и рада с вами познакомиться, сэр, – ответила Джейн.

Эдвард Лонг положил ей руки на плечи и поцеловал в губы. Поцелуй был странным и пугающим, хотя такие поцелуи являлись в те времена обычным приветствием между мужчинами и женщинами и Джейн с детства привыкла к ним.

– Скажите, что вы думаете о моем выборе? – спросил Эдвард Лонг.

– Думаю, вы выбрали лучшее из того, что есть у моего мужа. Не правда ли, Уилл?

– Именно так, жена. Прошу тебя, прикажи слуге принести нашему другу что-нибудь выпить. Вы можете еще немного задержаться, сэр?

Купец смешался.

– Признаюсь, что я несколько утомился. И я с радостью воспользуюсь возможностью проверить, так ли хорошо ваше вино… как ваша посуда.

Ювелир потер руки от удовольствия, а Джейн поспешно отослала вертевшегося у дверей подмастерья на кухню и велела ему принести напитки. Она почувствовала, как краска приливает к ее щекам. Купец возбуждал в ней любопытство. Он держался с большим достоинством, к тому же был исключительно красив. Она вдруг поняла, что ей приятно, когда на нее смотрят поощрительно, но без обычной грубости.

Когда принесли вино, она наполнила бокал и поднесла ему. Они обменялись взглядами поверх бокала, его взгляд был таинственным.

– Благодарю вас, дорогая госпожа. – Он поднял свой бокал. – За успех в делах.

– За процветание торговли, – отозвался Уилл. – Пусть будет все как есть.

– Не кажется ли вам, дорогой Шор, что в последние недели наметилось некоторое улучшение? Торговля оживилась с тех пор…

– С тех пор, как вернулся король, обратив своих врагов в бегство.

– За короля, – сказал Эдвард Лонг.

– За короля, – отозвался Уилл Шор. Купец наклонился к Джейн.

– Скажите, мадам, – произнес он, – я слышал, что жены купцов в Сити без ума от короля. Так ли это?

– Говорят, он очень красив, – ответила Джейн.

– Как? Вы никогда его не видели?

– Нет.

– Разве вы не были в Сити, когда он проезжал через него?

– Была.

– И вы не захотели пройти несколько шагов, чтобы увидеть такого красавца?

– Мы присоединились было к толпе, но моей жене стало плохо от жары, – объяснил Уилл.

– Нам удалось увидеть только первую часть шествия.

– Может, вы не любите наблюдать процессии?

– Мне было тяжело смотреть на врагов короля – этих двух женщин – в их бесчестье.

– Неужто вам нравятся враги короля, миссис? – спросил купец.

– Да нет, что вы, сэр, – поспешил ответить Уилл. – Джейн необузданна в речах и всегда была такой. Она из тех женщин, которые вначале говорят, а потом думают. – Уилл неодобрительно посмотрел на Джейн. – Поэтому она очень часто попадает в неловкое положение.

– Но это очень интересно, – сказал купец. – Я бы еще ее послушал, я рад найти человека, который говорит совсем не то, что говорят другие. – Купец и Джейн обменялись улыбками. – Скажите, – продолжал он, – вы что, испытываете расположение к Маргарите Анжуйской?

– Мне не нравится, как она действует, – ответила Джейн, – но мне кажется, что если уж ты побывал на троне, то вполне естественно стараться вновь его обрести. Кроме того, мне показалось излишне жестоким унижать ее публично.

– Короли часто бывают жестоки.

– Боюсь, что это так. Рада, что я жена всего лишь простого горожанина.

– Разве ювелиры такие простые люди?

– Они торговцы, слава Богу, а не придворные.

– Вам не нравятся придворные, мадам?

– Не могу сказать, нравятся они мне или нет. Я не знаю ни одного. Но мне кажется, что человек, вынужденный приспосабливать свои взгляды к чужим для того, чтобы сохранить голову на плечах, лишен того чувства собственного достоинства, которым, скажем, обладает ювелир.

– То есть вы думаете, что те, кто окружает короля, приспосабливают свои взгляды для того, чтобы сохранить голову на плечах?

– Несомненно, – ответила Джейн. – А для нас, купцов, дело обстоит просто: «Король умер, да здравствует новый король!» Чем больше расстояние до трона, тем меньше страх. По мне – так лучше, чтобы моя голова оставалась на положенном ей месте, чем жить слишком близко к королям.

– Это меня нисколько не удивляет, я бы сказал, мадам, если простите мою смелость, что это самая прекрасная головка, какую мне доводилось видеть.

– Благодарю вас, – ответила Джейн и почувствовала, что краснеет.

Шор заметил:

– Итак, сэр, я вижу, вы находите, что моя жена достойна такого же восхищения, как и моя золотая посуда?

– Большего, гораздо большего. Я уношу с собой мои утренние покупки с легким сердцем, зная, что у вас остается самое ценное из ваших сокровищ.

– Вы чрезвычайно любезны, сэр, – сказал Уилл.

– Мне интересно, очень интересно было услышать ваше мнение о королеве Маргарите Анжуйской. Леди, наверное, полагает, что король какое-то чудовище, если заточил женщину в тюрьму. – Купец улыбался, словно поддразнивая ее.

– Нет, нет, она так не думает, – быстро ответил Уилл. – Джейн знает, как и мы все, что королева Маргарита была угрозой безопасности нашей страны. Жители Лондона спят теперь гораздо спокойнее, зная, что король Генрих и его сын мертвы, а Маргарита заключена в тюрьму.

– Но я вижу, у вашей жены доброе сердце. Она сожалеет о поведении короля, выставившего Маргариту на публичное посрамление. А я вот вспоминаю, как умер отец нашего короля. Совсем недавно он был убит возле Уэнфилда. Может, уже забылось то, что люди Маргариты отрезали ему голову, надели на нее бумажную корону и повесили на воротах Йорка. Я склонен думать, что общественное осмеяние, которому подверглась Маргарита, – ничтожное наказание за подобную жестокость.

– Конечно, это было ужасно, – сказала Джейн, – но я не думаю, что на одну жестокость нужно обязательно отвечать другой. Месть – это не только зло, это глупость. Добра от нее никогда не будет. Прощать своих врагов – не только доброе, но и мудрое дело.