Текст книги "Календарь ма(й)я"

22 мая 2013, среда

Кабинет географии был заперт на ключ. Возле двери маячили Юрасик и Лена. Глеб бросил сумку на подоконник и отвернулся к окну, чтобы не разговаривать с ними. Отец вчера не вернулся домой, утром его постель осталась нетронута… Глеб подозревал, что скоро будет сидеть один целыми сутками.

– Почему-то никого нет, – подал голос Юрасик. Глеб оглянулся. По длинному коридору носились школьники, но среди них не было никого из шестого «А», и кабинет по-прежнему оставался закрытым.

– Придут, куда денутся, – буркнул Глеб, садясь на подоконник. – Еще десять минут.

Юрасик озадаченно смотрел на него.

– Чего уставился? – спросил тот.

– А где?.. – Юрасик покрутил рукой перед своим лицом.

– Чего «где»?

– У тебя вчера была болячка, через всю щеку.

– И что?

– Теперь ее нет.

Глеб потрогал щеку. На ощупь кожа была гладкая, без бугорков запекшейся крови, и совершенно не болела. Он достал телефон, сфотографировал лицо и удивленно принялся разглядывать снимок.

– Вы почему здесь? – крикнули Дорошевич и Громова, несясь мимо них по коридору.

– А вы-то куда?! – заорал им вслед Глеб.

– На контрольную!

Лена и Юрасик переглянулись в недоумении.

– По алгебре, что ли? Мы же ее позавчера написали! – пробормотал Юрасик. – Может, они двойки получили, бегут переписывать…

– Дорошевич и Громова? – скептически заметила Лена. – Они же хорошистки.

– Да эти две тронутые меня вообще не интересуют, – отрезал Глеб.

– Надо сходить на алгебру, – предложил Юрасик и полез в рюкзак за расписанием.

– Что туда ходить, если у тебя вот здесь четко написано – география! – Глеб раздраженно потыкал пальцем в его дневник. Юрасик не успел возразить. По коридору к ним спешила Клара Борисовна, истошно крича:

– Вот они где! Елизаров, Карасев, Зюзина! Хотите мне годовую контрольную сорвать? Быстро в кабинет! – И она погнала оторопевших учеников на третий этаж.

В кабинете алгебры сидел весь класс. Перед каждым учеником на парте лежали белые тетрадные листочки с печатями и брошюры с заданиями. Математичка писала на доске образец заполнения титульного листа для годовой контрольной.

Глеб, Юрасик и Лена в состоянии шока разошлись по местам. Глеб плюхнулся на стул и тупо уставился на свою соседку, Соню Ткачук, которая сосредоточенно выводила на листе ровные строчки.

– Слушай, Ткачук, что происходит?

– А что такого происходит? – Ткачук подняла на Глеба непонимающие глаза.

– Почему мы снова пишем эту контрольную?

– Елизаров, ты рехнулся? Заткнись и не мешай.

Соня Ткачук вновь склонилась над контрольной. Глеб оглядел класс и встретился глазами с ошеломленной Леной, сидящей в первом ряду возле окна. Потом они оба посмотрели на обернувшегося Юрасика. Вид у него был обескураженный.

– Так, – негромко пробормотал Глеб. – Нормальных только трое. Остальные чокнулись. Массовое помешательство, не иначе.

– Елизаров! Думаешь, у тебя слишком много времени? – строго спросила математичка. Глеб достал ручку, пододвинул к себе чистый листок с печатью и во второй раз принялся решать те же самые примеры.

– Ну и что это было? – спросил Глеб у Юрасика и Лены, когда они остались втроем в кабинете алгебры.

– Может, розыгрыш? – предположил Юрасик.

– Да? И кто кого разыгрывает? – поинтересовалась Лена. – Наш класс – нас?

– Я всегда говорил, что ваш класс – сборище дураков.

– Знаешь что, Елизаров, сам ты…

Прозвенел звонок, и в класс ворвалась галдящая толпа семиклассников. Троица поспешила на следующий урок – в кабинет русского языка и литературы.

– Елизаров, ты чего русский-то достал? – Ткачук повертела пальцем у виска, открыла учебник литературы и принялась что-то повторять. Учебник у нее был открыт на стихотворении Рубцова – том самом, которое весь класс уже ответил.

– Ткачук! – не выдержал Глеб. – Неужели ты и правда ничего не помнишь?

– Чего не помню?

– Как ты отвечала этот стих, как запнулась на строке «Она горит над золотом осенним», как Овчаренко тебе подсказывал? Ты же четверку получила!

– Ты обкурился, Елизаров?! Когда я отвечала?

– На литературе! В среду!

Соня взглянула на него с жалостью:

– Сегодня и есть среда!

Глеб хотел сказать ей, что она отстала от жизни и сегодня уже пятница, но тут всеобщее внимание привлекла Лена, которую вызвали к доске. Она встала и заявила, что не понимает, с чего это вдруг они сегодня учатся по расписанию среды. Класс оживился, оторвался от учебников и приготовился смотреть бесплатное шоу. Учитель Сергей Сергеевич удивленно взглянул на Лену:

– Ну, видимо, потому, что сегодня среда.

– Сегодня пятница! – уверенно заявила Лена. – Среда была два дня назад, и в среду я уже получила за этот стих тройку.

Класс откровенно захохотал.

– Зюзина, ты думаешь, это смешно? – спросил учитель.

– Это абсолютно не смешно! – горячо воскликнула Лена. – Это очень странно, что вы не помните последние два дня!

Сергей Сергеевич протер очки и внимательно посмотрел на Зюзину. Потом взял журнал и подошел к ней:

– Вот видишь выделенный столбик? Здесь должны быть ваши оценки за стихотворение «Звезда полей». Ты видишь, что он пустой?

Лена нехотя кивнула.

– А какая дата над этим столбиком? Читай вслух.

– Двадцать второе мая, – прочитала Лена. – Но ведь это невозможно! Двадцать второе уже было. Сегодня двадцать четвертое мая!

– Ну-ну… Кто еще думает, что сегодня двадцать четвертое? – повысил голос Сергей Сергеевич, стараясь перекричать поднявшийся в классе гвалт.

Шум постепенно стих. Все переглядывались и хихикали. Лена смотрела то на Юрасика, то на Глеба, ожидая от них поддержки, но те молчали, опустив глаза.

В этот момент в кабинет заглянула Клара Борисовна и попросила разрешения сделать объявление.

– Напоминаю о завтрашней экскурсии! – сказала она. – После второго урока все идут по домам, обедают, переодеваются и ровно в одиннадцать тридцать приходят сюда, к школе. С собой иметь бутылочки с водой и бутерброды. Едут все до единого, даже больные и умирающие! В автобусе и в музее ведем себя прилично, Мухин и Загоркин! И остальные тоже. Меня все услышали?

Клара Борисовна вышла. Шестой «А» вновь загудел растревоженным ульем, обсуждая будущую поездку. И только трое учеников впали в одинаковый ступор и еще долго сидели с открытыми ртами.

После пятого урока хмурые Глеб, Юрасик и Лена вместе вышли во двор, обогнули здание школы и не сговариваясь направились к школьному стадиону. Усевшись на ступеньках горбатой спортивной лестницы, долго молчали.

– Ну что, – первым заговорил Глеб, – какие будут идеи? Кто-нибудь что-нибудь понимает?

– Понятно только одно – что мы каким-то образом перепрыгнули обратно в среду, – отозвался Юрасик и потер лоб.

– Ерунда какая-то! – воскликнула Лена. – Раз вчера был четверг, значит, сегодня пятница.

– Тогда куда делась моя болячка? – Глеб повернулся к Лене левой щекой. – Когда я ложился спать, она была.

– Да откуда я знаю? – отмахнулась та. – При чем тут твоя болячка?

– А при том! Если сегодня среда, то щеку мне Мухин поранит только вечером, поэтому болячки еще нет. Это все объясняет, – сказал Глеб.

– Нет, это сон… – простонала Лена. – Кошмарный сон.

– Да, только он почему-то снится всем троим сразу, – съязвил Глеб.

– Откуда я знаю, может, это только мой сон? А вы оба мне снитесь. Я скоро проснусь, и снова все будет в порядке.

– Слушай, Зюзина, я вот сейчас звездану сумкой по твоей глупой башке и посмотрю, как ты проснешься!

– Да ладно вам, – примирительно сказал Юрасик. – А вот интересно – какой день будет завтра?

Глеб с Леной обескураженно замолчали. Об этом никто еще не задумывался.

– Я видел фильм, – продолжил Юрасик, – про парня, который застрял в одном дне на несколько лет. Там у них праздник был американский, День сурка. Каждое утро этот день начинался снова, как в замкнутом круге, и парень ничего не мог поделать. И у него постоянно был День сурка.

– Какой ужас! – воскликнула Лена.

– Будем надеяться, это не наш случай, – сказал Глеб. – Не хотелось бы застрять здесь, в двадцать втором мая, когда до конца учебного года всего три дня.

– А как он оттуда выбрался, ну, тот парень в кино? – спросила Лена у Юрасика.

– Он полностью изменился, стал совершать добрые поступки, помогать людям и все такое, – наморщив лоб, припомнил Юрасик.

– Тогда Елизарову это не грозит, – сказала Лена с усмешкой. – Он вечно будет писать контрольную и отвечать стих Рубцова.

– Слушай, Зюзина! – начал заводиться Глеб. – Вот кого надо засунуть в День сурка, так это тебя. Может, хоть человеком станешь!

– На себя посмотри, Елизаров! С тобой даже рядом находиться противно!

– Так и катись отсюда!

– Да с удовольствием! Недоумок!

– Психопатка!

Глеб и Лена одновременно схватили свои сумки и направились в противоположные стороны.

– Ребята! – крикнул Юрасик им вслед. – Куда вы? Вернитесь!

Те даже не оглянулись. Юрасик положил подбородок на руки и сидел в такой позе, пока его не отыскала запыхавшаяся бабушка, успевшая обежать все школьные этажи.

Юрасик

– Да я не прятался, бабуль, – оправдывался Юрасик по дороге домой. – Я просто забыл, что ты ждешь. Закружился, из головы вылетело.

– Наверное, контрольная по алгебре трудная была, – предположила бабушка, вытирая мокрые виски концами черного платка.

«Да нет, уже не трудная», – усмехнулся про себя Юрасик. Бабушка продолжала расспрашивать его о школьном дне, слово в слово повторяя те же фразы, что и два дня назад. Он остановился, потряс головой…

– Что, Юрочка, голова болит? – забеспокоилась бабушка. – Ты вообще какой-то бледный сегодня. Это все потому, что ты перестал бывать на улице!

Таких слов в настоящую среду не было, и Юрасика немного отпустило. Он постарался увести разговор в сторону. Но стоило ему задуматься и замолчать, как бабушка вновь вернулась к своему тексту.

– Юрася, почему бы тебе все же не поехать на экскурсию вместе со всеми? – осторожно поинтересовалась она. Юрасик помнил все, что она скажет дальше, каждое ее слово, и, не в силах этого выносить, поспешно выпалил:

– Хорошо, бабуль, я поеду!

Бабушка опешила. Она не ожидала, что внук так быстро согласится, и приготовилась к долгим уговорам. А теперь все ее веские аргументы пропали впустую. Юрасик отвернулся, пряча улыбку. Так забавно манипулировать людьми, когда знаешь, что произойдет дальше!

– Правда поедешь? Не передумаешь? – спросила бабушка, все еще не веря, что внук согласился на поездку сам, без принуждения.

– Бабуля, я точно побываю на этих раскопках, – твердо пообещал Юрасик и добавил чуть тише: – И этого уже не изменить.

Перед квартирой бабушка замешкалась в поисках ключа, и пока она копалась в сумке, из двери напротив выглянула соседка.

– Ольга Ивановна! – воскликнула она. – У вас свет есть?

– Не знаю, Шура, – ответила бабушка, вытаскивая наконец ключ. – Уходила, был. А что?

– Вернулась с дежурства, а света нет. У всех, что ли, отключили?

Юрасик чуть не застонал. Все это уже было! За небольшим исключением – тогда соседка сама пришла к ним домой с этим вопросом. А, ну правильно! В настоящую среду Юрасик не задержался возле школы, и они с бабушкой вернулись раньше. И потом он провел целый час в квартире соседки, ползая по всему полу в поисках поврежденного провода. Нет, только не снова! Такие физические упражнения не для него!

– Есть у нас свет, – сказал мальчик, не дожидаясь, когда бабушка откроет дверь и щелкнет выключателем. – А у вас кролик перегрыз провода. И произошло короткое замыкание.

– Юра, ну что ты выдумываешь? – вздохнула бабушка, входя в квартиру.

– Моя Фрося? – возмутилась соседка. – Она у меня никогда ничего не грызет!

– Проверьте за холодильником, – посоветовал Юрасик тете Шуре. – Ваша Фрося оставила там улики. В виде… кроличьих шариков.

Бабушка покачала головой и назвала его фантазером. А соседка недоверчиво фыркнула и скрылась за своей дверью. Но не прошло и двух минут, как она появилась в их прихожей с квадратными глазами и потребовала объяснений.

– Юрасик, как ты догадался?! – воскликнула пораженная бабушка. Внук замялся, опустил глаза и пробормотал, что не знает, почему он так сказал. Тетя Шура слишком быстро вернулась, и Юрасик не успел придумать более или менее правдоподобное объяснение. Сказав, что ему срочно надо позвонить, он поспешно скрылся в своей комнате. Обе женщины проводили его удивленными взглядами.

– Он у вас ясновидящий! – подняв указательный палец, проговорила соседка. – В переходном возрасте это начинает проявляться.

– Ну что ты болтаешь, Шура! – рассердилась бабушка.

– Говорю вам, он предсказатель!

– Прекрати! Мальчик просто угадал.

– Нельзя так точно угадать. Он знал!

– Иди домой, Шура, лови своего кролика, – махнула рукой бабушка.

– Говорю вам, Ольга Ивановна! – крикнула соседка уже из коридора. – Ваш Юра себя еще покажет! Вот увидите.

Юрасик улыбался, слушая их препирательства. Впервые за две недели у него улучшилось настроение. Тяжесть немного отступила, и казалось, что вокруг даже стало светлее.

Глеб

Следов отца дома не обнаружилось, его тапочки аккуратно стояли под вешалкой. Неужели пошел на работу, не заходя домой? А как же он тогда переоделся? Ни фуражки, ни форменных ботинок на месте не было. Может, он приходил позже, когда Глеб уже ушел в школу? Вообще ничего не понятно!

Глеб сбросил кроссовки, швырнул в угол школьную сумку, вошел в комнату и остолбенел. Большая картина-пазл, которую он вчера рассыпал с досады, преспокойно лежала на столе практически собранная. Глеб несколько секунд смотрел на стол, как баран на новые ворота, потом хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Сегодня же не тот день! Сегодня среда, которая уже прошла. И в среду пазл еще не был рассыпан. Он рассыплет его только завтра, в четверг. Который, кстати, тоже уже прошел. Но об этом никто не знает. Все думают, что четверга еще не было и вчера был вторник. С ума можно сойти от этих заморочек!

Глеб прошел в кухню и заглянул в холодильник. Там обнаружилась кастрюля с недельным борщом и последние три сосиски. Как странно есть ту же самую еду, которую съел два дня назад, подумал Глеб, доставая свой «обед». Он вернулся в комнату и, как в прошлый раз, расположился на подоконнике с куском хлеба и тремя сосисками в руках. Впрочем, он часто так проводил время – на подоконнике, у распахнутого окна, наблюдая за гуляющими.

Если сегодня среда, размышлял Глеб, выгрызая сосиску из целлофановой оболочки, то они с отцом еще не поссорились и тот не ушел вечером один. Но дома отец не ночевал. Значит, он все еще на службе. Во вторник утром он заступил на дежурство, а в среду утром должен был вернуться и лечь спать. Но не вернулся и не лег. У них в части что-то там произошло, и отец остался на работе. Да, точно, это тот самый день, когда Глеб мял картофельное пюре и жарил котлеты, а отец их даже не попробовал. Он пришел в девять вечера и свалился спать сразу после того, как принял душ. Получается, его не было дома утром из-за дежурства.

Во дворе малыш в синих шортах упорно карабкался на горку. Его мама болтала с подружкой, повернувшись к сыну спиной.

– Он сейчас грохнется! – неожиданно для себя закричал Глеб. Мама малыша обернулась. В ту же секунду карапуз кувырком полетел на землю и звонко завопил. Ошеломленный Глеб наблюдал, как мать схватила малыша на руки, понеслась с ним на лавку и принялась осматривать ушибы. Глеб вспомнил, что тот упал довольно удачно и через пять минут будет весело скакать по двору. Все произошло именно так и на этот раз. Как будто бы смотришь тот же самый фильм.

Глеб вдруг понял, как ему повезло. Ведь он знает весь сегодняшний день! Можно не совершать тех же самых ошибок, можно не прикладывать усилий там, где они не оправдаются. И самое главное: у него есть преимущество перед другими. Вот отец не знает, во сколько вернется домой, а Глеб знает. Он знает, что отец не будет ужинать, даже на кухню не зайдет. А раз так – зачем мучиться, чистить картошку, покупать котлеты-полуфабрикаты, жарить их? Сам Глеб прекрасно обойдется лимонадом и чипсами. Тем более если он не пойдет за котлетами, то не встретит Мухина и не сцепится с ним возле магазина. Когда известно, где находится твой враг, можно избежать с ним встречи. Или, наоборот, пойти и дать ему в бубен в тот момент, когда он этого меньше всего ожидает.

Глеб повеселел. Он подумал, что, если завтра его приключение закончится так же неожиданно, как началось, будет даже немного жаль.

Глеб забрал деньги, которые отец оставил ему на продукты, справедливо полагая, что теперь имеет право распорядиться ими по своему усмотрению. Например, прокатиться в парке на аттракционах или сходить в кино. И можно не опасаться, что отец неожиданно вернется домой. Он придет в девять вечера, минута в минуту. Как прикольно знать будущее!

Лена

– Лен, ты перегрелась? – спросил Андрейка, подозрительно поглядывая на сестру, лихорадочно мечущуюся по квартире.

– А что такое? – машинально отозвалась Лена, одновременно домывая посуду, помешивая ложкой в большом сотейнике на плите и собираясь на работу.

– Ты меня в третий раз спрашиваешь, где Анютка. Утром спросила, в школе спросила и сейчас опять спрашиваешь.

– Да? И где она?

– Ты опять забыла? Она в саду на пятидневке.

– В саду? Ее же выгнали, из-за ветрянки.

Андрейка уставился на нее. Лена поймала его странный взгляд и спохватилась:

– То есть… я хотела сказать… ну не важно. Какой сегодня день?

– И это ты уже спрашивала. Среда. Может, тебе не ходить на работу? Хочешь, я сбегаю к ним и скажу, что ты заболела?

– Я не заболела. Все в порядке. Просто… спала мало. Плакат для Вовы рисовала.

– Лен, ты что? Какой плакат?

В голосе Андрейки появилось беспокойство. Лена собрала наконец свою сумку, выключила воду и огонь под сотейником.

– Так, покормишь детей, подметешь полы, – велела она брату и выскочила из квартиры. Андрейка проводил ее озабоченным взглядом.

Лена никак не могла сосредоточиться на текущем дне. В голове переплетались вчерашние и завтрашние события. Сегодняшний день – по сути, позавчерашний, и она его уже забыла. Она и вчерашний-то день с трудом вспомнила бы. Сутки были похожи друг на друга. Особенно в последний месяц, когда мама лежала в больнице, а Лена кружилась в повседневных заботах, как карусельная лошадка, не замечая чисел и дней недели. Ее распорядок был четко отработан, она точно знала, что и в какой последовательности нужно делать. Внезапный сбой в отлаженной системе выбил ее из привычной колеи.

Надо все-таки купить детям фруктов, размышляла Лена по дороге в салон красоты, где она подрабатывала два раза в неделю. Сегодня должны заплатить за месяц, где-то около четырех тысяч. Рублей двести можно выделить на яблоки, бананы и, так и быть, мандарины для больной Анютки. И продукты пора покупать, почти ничего не осталось, ни макарон, ни гречки, ни картошки. Даже сахар весь высыпали, обормоты. Хотя нет, еще не высыпали, это будет только завтра. Надо спрятать пачку от греха подальше, может, в этот раз уцелеет.

Открыв дверь в салон, Лена остановилась как громом пораженная. Она увидела в зале студентку Марину, застегивающую на себе рабочий халат. У Лены подкосились ноги. Она опять все перепутала. Она продолжала жить по расписанию пятницы, хотя для всех остальных была среда. Это означало, что в услугах Лены здесь сегодня не нуждаются и что никакой зарплаты не будет. На самом деле уборщицей в салоне работала Марина, а Лена ее подменяла по вторникам и пятницам.

– Лен, ты чего пришла? Не твоя же смена, – удивленно сказала тетя Мила, пожилая парикмахерша, которая и договорилась с хозяйкой, чтобы несовершеннолетнюю школьницу неофициально взяли на работу.

– Моя! Еще как моя! – звенящим голосом завопила Лена, чувствуя, что теряет над собой контроль. Сколько можно выносить весь этот бред! Она словно попала в театр абсурда. Когда же это закончится?

– Лен, твоя смена в пятницу, ты перепутала, – улыбнулась парикмахерша.

– Тетя Мила, ну хоть вы признайтесь, что сегодня пятница! – взмолилась девочка. – Что с вами всеми происходит?!

– Лена, тебе нехорошо?

– Это вам нехорошо! Это вы сошли с ума и думаете, что сегодня среда.

Две клиентки, сидящие в креслах, с интересом наблюдали за происходящим. Тетя Мила подхватила Лену под руку и утащила в подсобное помещение, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Там она налила ей воды и усадила на старый продавленный диван.

– Переработалась, – говорила она, гладя Лену по голове, – переутомилась. Виданное ли дело, чтобы двенадцатилетний ребенок работал так, как и некоторые взрослые не работают! Отдохнуть тебе надо, с подружками погулять.

– Я не ребенок, – мотнула головой Лена, сбрасывая ее руку. – И мне уже тринадцать.

– Двенадцать, тринадцать. Какая разница? Тебе в куклы играть надо, а ты всю семью тащишь на себе.

– Мне только кукол не хватает! Время впустую тратить! И так день короткий, ничего не успеваю.

– Горемыка, – вздохнула тетя Мила. – Слушай, Лен, я тут одежонку насобирала для твоих мальчишек. Хорошая еще, внук аккуратно носит.

– Не надо, – сказала Лена, поднимаясь.

– Как же не надо? Мальчишки ведь, все как на огне горит!

– У нас все есть, спасибо. Пойду я.

– Ну как знаешь, – обиженно сказала парикмахерша. Лена допила воду и пошла к выходу через зал.

– В пятницу приходи, – добавила ей вслед тетя Мила.

– Если она вообще наступит, – буркнула Лена, проходя мимо Марины.

– Совсем плохая, школьница-то ваша, – покачала головой студентка, собирая щеткой остриженные волосы.

– Чего она сказала-то? – не расслышала тетя Мила.

– Сказала, что вряд ли доживет до этой пятницы.

– Вот горе-то! Заездили девчонку!

Мастера в зале принялись обсуждать Лену, а она уже на всех парах неслась на другую работу, в кафе «У Регины», где убиралась в среду, четверг и субботу. Кафе открывалось в пять, и к этому времени нужно было навести порядок после ночного пиршества.

В кафе царил жуткий разгром. Опять. Вернее, для Лены опять, а для всех остальных, конечно, в первый раз. Официанты сказали, что ночью здесь была драка и ей придется хорошенько потрудиться, чтобы успеть до открытия.

– Я не могу убирать это снова, – простонала Лена, без сил опускаясь на корточки. – Я в прошлый раз провозилась четыре часа!

Официанты тут же сообщили ей все, что думают о ее душевном здоровье, и предупредили, что если она сейчас же не возьмется за швабру, то может считать себя безработной. Лена процедила сквозь зубы, что здесь нужна не швабра, а лопата, а еще лучше – экскаватор, и принялась за уборку во второй раз.

Вечером, когда Лена уложила всех детей и сама собиралась рухнуть в кровать, выяснилось, что у них нет обеда на завтра. Тушеную капусту доели сегодня днем, а рассольник, который Лена варила в среду вечером (в настоящую среду), исчез. Точнее, не исчез, а просто не был готов. Все ингредиенты преспокойно лежали в холодильнике, как будто Лена их позавчера не терла на терке и не варила до полуночи.

Девочка села на табурет и тупо уставилась в одну точку. Нет, этот день сурка ей решительно не нравился. Неужели она вынуждена, как и тот парень в кино, жить в этом ужасном дне несколько лет? Она будет каждый день писать контрольную по алгебре, убирать бардак в кафе, а вечером, падая от усталости, варить рассольник? И ей никогда не выдадут зарплату, и мама никогда не вернется от папы? Может, она и вправду сошла с ума, и ей все это кажется? А на самом деле она сидит в психушке, в смирительной рубашке, и бредит? Или, может быть, она в коме? Лежит под капельницей, вся утыканная трубочками, а мозг подбрасывает ей ужасные картины?

В кухню осторожно просунулась всклокоченная голова.

– Чего тебе? – устало спросила Лена.

– Лен, я тут вспомнил, – нерешительно проговорил Вова. – Я тут это…

– Кроссовки порвал и кепку потерял?

– А откуда ты знаешь?

– Я теперь все знаю. Даже то, чего еще ты сам не знаешь.

– Ух ты! – восхитился брат. – Тебя что, молния ударила? Как в кино? И у тебя теперь уникальные способности?

– Вот именно! – усмехнулась Лена. – Ты только подумаешь о чем-то, а я уже знаю, что ты собрался натворить. Понятно?

Вова кивнул и собрался уходить.

– Послушай-ка, мой резвый друг, – остановила его Лена. – Когда завтра в саду воспитательница спросит, кто сможет нарисовать большой плакат за один вечер, не вздумай поднять руку. Как человека тебя прошу!