Текст книги "Урок возмездия"

– Хорошо смотрится, – стоя за ней в двух шагах, с одобрением говорю я ей и застегиваю пуговицу на своей рубашке.

Она разворачивается в другую сторону и смотрит на себя сбоку.

– Не очень стройнит.

К слову, Каджал одна из самых стройных людей, что я встречала в жизни.

– Ты выглядишь прекрасно. – говорю я ей. – Мне нравится, как смотрится с ремнем. Очень винтажно.

Костюм похож на те, что носят все приспешницы Эллис. Но этого я не озвучиваю.

Правда, не из-за каких-то высоких моральных принципов. Сама я завалила раздевалку костюмами из твида, кардиганами и пиджаками с заплатками на локтях. Главным образом потому, что я всегда так одеваюсь в осенний период. Алекс говорила, что меня больше заботит эстетика осени, чем комфорт.

Каджал вздыхает:

– Наверное.

Еще с минуту она пристально рассматривает себя в зеркале, капризно кривя губы, словно хочет снять свое тело вместе с платьем. Мне это напомнило о Флоренс Даунпатрик, моей бывшей соседке по комнате в Сильвер-Лейк. Флоренс с таким же прищуром рассматривала себя в зеркале, словно хотела найти какие-то недостатки. Или, пока мы читали в комнате отдыха, обхватывала пальцами запястье и наблюдала, как далеко предплечье пройдет через сомкнутые пальцы до их разъединения.

– Хорошо смотрится, – повторяю я, но Каджал безмолвно исчезает в раздевалке. Я остаюсь перед зеркалом в одиночестве.

Я стараюсь смотреть не на себя, а лишь на одежду. Юбка длиной ниже колена. Ее темно-синий цвет перекликается с синей нитью моего твидового пиджака в елочку. Похожа на профессора университета. Я тоньше Каджал, но это не имеет ни малейшего отношения к диете, а связано с тем, что к концу лета я неделями не могла есть. Словно моя пищеварительная система активно бунтовала против возвращения сюда, отказываясь от всего, что я проглотила, будто надеялась ослабнуть и умереть, прежде чем я смогу снова увидеть Дэллоуэй.

То, как Каджал всегда смотрит на меня, сейчас приобретает новый смысл. Она думает, что я похожа на нее? Или что у нас с ней тихая конкуренция и мое одобрение преисполнено самодовольством и радостью победы?

Клара сидит в комнате отдыха. Мы возвращаемся, увешанные сумками. Она оборачивается в нашу сторону – и я старательно скрываю дрожь. Взгляд в ее сторону ухватил лишь отблеск рыжих волос в вечернем свете и книгу, уложенную на коленях. Сердце подкатывает к горлу, а имя Алекс готово сорваться с губ. Клянусь, это была она.

– Хорошо сходили? – ледяным тоном спрашивает Клара.

Я невольно хмурюсь.

– Да, – отвечает Каджал. – Погода хорошая.

– Могли бы меня позвать. Мне тоже нужна новая одежда к зиме, знаете ли.

Каджал пожимает плечами:

– Прости.

Не проронив больше ни слова, она идет к лестнице. С тяжелыми сумками я следую за ней, не в силах оставаться здесь и любоваться недовольным лицом Клары.

– Что с ней? – шепотом спрашиваю я Каджал, когда мы по лестнице поднимаемся в свои комнаты.

– Клара новенькая, – отвечает Каджал, презрительно махнув рукой. – Эллис говорит, что она чувствует себя беззащитной. Считает, что она не в нашей компании, ведь мы знаем друг друга уже давно, а она лишь…

Молча кивнув мне головой, Каджал шагает в свою комнату и скрывается в ней.

Клара новенькая. Так и Эллис тоже. Но, кажется, на нее это правило не распространяется.

Может быть, в этом и есть проблема. Возможно, она как раз из тех, кто решает, будешь ли ты своей в любой компании.

Правда, я тоже не вхожу в этот круг. Во время своей первой попытки обучения в выпускном классе, когда я уже почти год прожила в Годвине, я вшила себя в ткань дома спутанными нитками. Помню, как сильно я хотела, чтобы меня зачислили именно сюда. Я подавала заявку в Болейн и Элиот, но Годвин был домом Пятерки из Дэллоуэя, землей, где они жили и где встретили свой конец. В библиотеке нашлись книги о смерти Тамсин Пенхалигон: она была найдена повешенной на дубе за Годвином через одиннадцать месяцев после убийства Флоры Грейфрайар. Хоть Тамсин и признали самоубийцей, но один из оккультных текстов сообщает, что ее лицо было измазано кровью: на щеки и лоб нанесли неизвестные знаки.

То самое дерево растет прямо перед моей комнатой. В первую ночь я высунулась из окна, чтобы прижать ладонь к коре. Я представила, что внутри дерева бьется сердце погибшей, отдаваясь эхом у меня в груди. С тех пор дуб не пугает меня.

Когда я открываю дверь своей спальни, проклятия сами слетают с губ. По комнате будто прошелся осенний шторм: мусорное ведро перевернуто вверх дном и все его содержимое разбросано по ковру, открытка Алекс сорвана со стены и лежит на полу, словно ее кто-то прочитал и равнодушно выкинул.

Ее призрак.

«Это неправда», – повторяю я себе, судорожно дыша.

Хочется успокоить сердцебиение. Есть тому более рациональное объяснение: створки окон распахнулись, тюль разметало, воздух холоден как ночь. Бесшумный и недремлющий дуб простирает в небо свои ветви, подобные черным пальцам.

Призраков не существует. Нельзя терять самообладание. Надо оставаться в здравом уме. Я имею право вернуться сюда. Я докажу, что мое возвращение не было ошибкой.

Я снова ругаюсь и прохожу по комнате, чтобы закрыть окно на защелку. Могу поклясться, что закрывала его перед уходом.

Я собираю мусор и складываю его обратно в ведро. Некоторые из старых писем Алекс, засунутые среди моих книг на полке, выпали.

По-моему, это больше, чем совпадение.

Я поднимаю ее послания мне, бережно отделяя их от прочего хлама, и на этот раз складываю их в ящик моего письменного стола. Все на месте, кроме одного – открытки, которую Алекс послала мне из Вермонта, когда ездила туда зимой с семьей. И где бы я ни искала – под кроватью, за столом, даже на газоне Годвин-хаус, – я так и не смогла ее найти.

Глава 8

Вот вся правда.

То, что случилось с Алекс, не было несчастным случаем. Не только потому, что она упала, или потому, что мы подрались, или потому, что я перерезала веревку, но и из-за того, что произошло в прошлом октябре.

Тогда я только определилась с темой моей дипломной работы.

– Я предупреждаю, не нужно, – сказала Уайатт, когда я поделилась с ней тем, что хочу изучить описания колдовства в литературе. – Вам придется повоевать, чтобы получить одобрение темы колдовства от администрации, и ваша успеваемость не имеет значения. Дэллоуэй – это респектабельная школа – это отнюдь не Схоломанс[11]11
  Scholomance Academy – компьютерная карточная игра, действие которой происходит в школе магии.


[Закрыть].

– Я не понимаю, в чем проблема, – ответила я. – Я не утверждаю, что ведьмы Дэллоуэя были реальными. Просто такая концепция колдовства существовала в восемнадцатом веке, и на нее повлияло представление того времени о женской воле и психических заболеваниях. Я хочу объединить реальность их жизни с литературными выдумками об этих женщинах.

Уайатт устремила на меня пронзительный взгляд и сказала:

– Только до тех пор, пока вы сосредоточены на литературе, мисс Морроу, а не на полетах фантазии. – И она подписала документы.

Но когда я рассказала о своих планах матери, она была потрясена.

– Эта школа плохо на тебя влияет, – сказала мать, когда я несколькими неделями позже была дома на каникулах в честь Дня благодарения. – Я думала, ты знаешь, что лучше не верить во всю эту чепуху про ведьм.

Наверное, ее страхи были оправданны. Конечно, в то время я только презрительно фыркала. Я не верю в существование ведьм, настаивала я, и это было правдой. До Дэллоуэя я воображала себя рационалисткой – даже слишком рациональной, чтобы допустить возможность того, что реальность порой хранит больше тайн, чем может понять мой слабый смертный разум. Но было нечто в истории Пятерки из Дэллоуэя, привлекавшее меня, эти ведьмы словно обнимали меня своими холодными мертвыми руками. Они были реальными людьми: существовало историческое подтверждение их жизни и смерти. И я представляла себе, что их магия, пронизывая время, словно нить, передается от матери к дочери, сверкающая цепь тянется от основателя через Марджери Лемонт ко мне.

Когда-то она ощущалась как поддержка. После Хеллоуина же стала больше походить на проклятие.

До той ночи у меня было множество возможностей увлечься легендами и преданиями. Моя комната в Годвин-хаус была завалена сканированными страницами заклинаний и записями о сверхъестественном. Алекс наблюдала за всем этим с каким-то чисто теоретическим интересом; она никак не могла понять, почему меня так тянет во тьму. Она всегда была на стороне солнечного света.

– Тебе не кажется, что ты относишься к этому слишком серьезно? – размахивая в воздухе спичкой, чтобы погасить пламя, спросила Алекс в ту ночь, когда все пошло не так. – Ты немного перегнула палку с этой дипломной. Тебе не кажется, что ты начинаешь слегка путаться в реальности? Фелисити, магии не существует.

– Ты так в этом уверена?

– Ну, если честно… да.

Она долго смотрела мне в глаза; я первой отвела взгляд, вернувшись к спиритической доске, установленной между нами.

– Для меня это важно, – призналась я доске. Я смочила тряпку соленой водой и вытерла ею поверхность, очищая ее для сеанса. – И вовсе не потому, что я верю, а потому, что они верили.

– И ты ими одержима. Пятеркой из Дэллоуэя.

– Я не одержима. Это наша история – история дома Годвин. Они убили девушку. Это случилось на самом деле, верим мы в колдовство или нет. И мы знаем, что они устроили спиритический сеанс – это было зафиксировано в рамках судебного процесса. Считали они это реальным или притворялись, но они совершили ритуал, вызывая дух. И Флора умерла через несколько дней.

Основные источники, с которыми я ознакомилась в библиотеке Дэллоуэя, были противоречивы в отношении истинной причины смерти Флоры Грейфрайар. В том отчете, что я прочитала, описано практически ритуальное убийство: Флоре перерезали горло и разрезанный живот набили костями животных и травами. Но в других источниках того времени отмечается, что ее нашли в лесу с мушкетной пулей в животе, застреленную словно чудовище. Казалось бы, нет ничего проще, чем определить, как умерла девушка: ее застрелили или ей перерезали горло? Стоит верить судебным документам или письмам матери Флоры? У кого было больше мотивов для лжи?

Либо девушки из Дэллоуэя были ведьмами и они убили Флору, заключив сделку с дьяволом, либо смерть Флоры имела гораздо более прозаичное объяснение. Возможно, несчастный случай на охоте. Ссора любовников. Или даже фанатичный горожанин, услышавший о спиритическом сеансе и захотевший посмотреть, как девушек накажут за связь с неподвластными им силами.

Не стоит забывать, что Флора была первой жертвой, но не последней. После нее каждая из ведьм Дэллоуэя умерла необъяснимым образом. Тела девушек были найдены на территории Годвин-хаус, словно сам дом был полон решимости оставить их у себя. Будто они были прокляты, будто пробудили духа, твердо решившего увидеть их всех мертвыми.

Более правдоподобное объяснение – что они были убиты религиозными горцами, боявшимися женщин, вернее, той магии, которую они приписывали женщинам, – было менее привлекательным.

Несмотря ни на что, Алекс была права. Я неделями не могла выбросить из головы Дэллоуэйскую Пятерку. Они даже приснились мне накануне ночью: волосы Беатрикс Уокер, словно спутанные кукурузные рыльца, и костлявые пальцы Тамсин Пенхалигон, ползущие по моей щеке. Эти девушки проникли внутрь меня, словно грибковые споры, и пустили корни. Иногда у меня возникало чувство, что они всегда были во мне. Я прочитала о реинкарнации, о людях, рождающихся вновь и вновь, и представила Марджери Лемонт, шепчущую нежные слова в глубине моего сознания. Всякий раз, прикасаясь к ее черепу в Болейн-хаус, я чувствовала ее в своей крови.

Возможно, я сходила с ума. А может, это и значило ощущать историю, понимать ее верно. Когда я читала книги, сдвигались границы между моим миром и остальными. Я могла представить другие реальности. Я так ясно представляла себе эти истории, что мне казалось, будто я живу в них.

История Пятерки из Дэллоуэя была легендой, рожденной в Годвин-хаус. Почему бы легенде не оказаться правдой?

И если бы этот ритуал сработал – если бы мы поговорили с ними, – мы могли бы развеять мифы раз и навсегда.

В воздухе витал аромат сандалового дерева. Мы уже выключили освещение; кожа Алекс сияла теплым серебром в свете мерцающих свечей.

– Тогда все в порядке, – сказала Алекс. – Давай вызывать старых мертвых ведьм.

Я записала заклинание вызова в свой «Молескин»: заклинание было скопировано из древнего тома в отделе оккультной литературы нашей библиотеки. Пришлось изрядно повозиться, никто в восемнадцатом веке, казалось, не обладал разборчивым почерком. И уж конечно в восемнадцатом веке не было досок для спиритических сеансов, да и это хитроумное приспособление марки «Хасбро», купленное в небольшом книжном магазинчике в городе, вряд ли годилось для настоящего колдовства. Но это было лучше, чем ничего. Я положила блокнот на колени, и мы с Алекс поднесли пальцы к планшетке-указателю, едва касаясь ее.

И хотя я еще ничего не сказала, комната сразу стала казаться темнее: углы провалились, воздух начал давить на кожу. Я сделала короткий вдох и прочитала вслух заклинание.

– Ничего не происходит, – через несколько секунд сказала Алекс. – Указатель на месте.

– Наберись терпения.

– Ты ведь знаешь, что он двигается, потому что мы его двигаем, так? Вроде бы проводилось исследование по этому вопросу.

Я не стала отвечать и закрыла глаза. Я украла череп Марджери; он стоял на алтаре, довольно близко, чтобы я могла его коснуться. Какая-то часть меня хотела это сделать. Желание было почти нестерпимым. Может, если бы я поддалась этому порыву… Может быть, именно это нужно для ритуала.

Я наклонилась вперед с закрытыми глазами, потянулась пальцами. Ощутила прикосновение к холодной кости, и в этот момент планшетка сдвинулась.

Я распахнула глаза. Планшетка указывала на цифру 5.

– Что это значит? – спросила Алекс, а я покачала головой.

Пятерка из Дэллоуэя.

Свечи затрепетали, словно от невидимого ветра. В комнате стало прохладно, по моему позвоночнику пробежали мурашки. Я старалась, чтобы прикосновение к планшетке оставалось легким, и от этого напряжения дрожали пальцы; я отказывалась верить в теорию Алекс. Если бы доска заговорила, это не было бы результатом воздействия моих рук.

Прежде я никогда не пробовала делать что-либо подобное. Я не знала, чего ожидать.

Приди. Мне нужно, чтобы ты пришла.

– Ты в самом деле здесь? – прошептала я. – Это… Марджери Лемонт? Или…

Я запнулась на полуслове и уставилась на надпись «да» на планшетке. Но ничего не произошло, в прорези по-прежнему виднелось число 5.

Недостаточно. Ладан, свечи, даже гладкий череп Марджери под моей ладонью. Этого было недостаточно.

Я читала об этом. Я прочла десятки книг, сотни исследований для своей дипломной работы. Я знала, как действует магия. Я знала, чего требуют такие духи.

– Мы должны принести жертву, – резко сказала я Алекс. – Как это сделали с лягушкой на своем сеансе Дэллоуэйские ведьмы. Если они в самом деле были колдуньями, то сильными. С чего бы им с нами разговаривать, если мы не даем им что-нибудь взамен?

Алекс скептически поморщилась:

– Ну, я забыла прихватить с собой подходящего жертвенного козла, так что…

Но я уже знала, чего хочет Марджери.

Я отпустила планшетку и схватила нож для писем – тот, которым я открыла коробку с доской для спиритических сеансов.

– Фелисити, не смей…

Я полоснула лезвием по ладони. По моим венам пробежал белый огонь, из пореза заструилась темная кровь. Когда я протянула руку, Алекс отшатнулась, но не покинула круг, не отступила – только смотрела широко раскрытыми глазами, как моя кровь брызжет на корону, венчающую череп Марджери Лемонт.

Свечи погасли.

Алекс завизжала. Сердце колотилось у меня в груди – бешено, беспорядочно. Была ли реальной фигура, что вышла из тени, с блестящими в темноте, словно новенькие монеты, глазами?

Алекс чиркнула спичкой – и призрак пропал. Место, где он стоял, было непроглядно черным, и я все еще чувствовала его присутствие. Возможно, он не исчез. Может быть, он расширился, поглощая нас.

Мы с Алекс уставились друг на друга поверх доски. Плечи Алекс мелко дрожали, она облизывала пересохшие губы. Стало еще холоднее, чем прежде, словно температура упала на несколько градусов, когда погасли свечи.

Я хотела сказать ей, что все в порядке, но язык замер во рту, тяжелый, с мерзким привкусом. Словно я наелась могильной земли.

Марджери Лемонт была похоронена заживо.

Кровь на ладони была липкой, ее медный запах витал в воздухе, перекрывая мускус благовоний. Алекс вновь зажгла свечи – три ближние. От их света на доске появлялись причудливые фигуры, большинство букв тонули в темноте.

Ни одна из нас больше не прикасалась к планшетке, но в прорези теперь виднелось слово «да».

– Ты двигала указатель?

Алекс покачала головой.

Я впилась зубами в нижнюю губу. Мы с Алекс вновь наклонились над планшеткой, сомкнув дрожащие пальцы.

– Рассказы о вас – правда? – спросила я. – Вы на самом деле были ведьмами?

Если рассказ о ритуале, приведшем к смерти Флоры, был правдивым, то обряд явно был взят у друидов: в некоторых греко-римских отчетах-фальшивках сообщается, что древние кельты практиковали человеческие жертвоприношения в день осеннего равноденствия и что будущее может быть предсказано по тому, как дергаются конечности умирающей жертвы. Даже то, как жертва истекала кровью, имело прогностическую ценность.

В дневнике городской акушерки излагается версия этой истории, по которой тело Флоры Грейфрайар было найдено с полуобгоревшей кожей, а ее одежда лежала среди пепла на ведьмовском алтаре. Листья серебристого коровяка были рассыпаны вокруг, в волосах красовалась корона из полыни, горло было мокрым от крови.

Я знала ответ на свой вопрос, но все-таки хотела, чтобы Марджери сказала это.

Планшетка под нашими руками дрогнула, я затаила дыхание – указатель сдвинулся и немедленно вернулся в положение «да».

Меня распирало от множества новых вопросов. Слишком большого количества вопросов. Невозможно ответить на все. Невозможно с помощью гадательной доски узнать то, что интересовало меня по-настоящему:

Чему из области магии ты можешь научить меня?

Я была готова спросить Пятерку из Дэллоуэя, почему умерла Флора, какой ритуал они пытались осуществить в ту ночь осеннего равноденствия – если они вообще были виновны в ее смерти, – когда планшетка вновь задвигалась.

– Возьми записную книжку, – ахнула Алекс, а я быстро вернула свой «Молескин» на колени и трясущимися пальцами сдернула колпачок с ручки.

Планшетка под нашими руками рывками перемещалась по доске.

– Я … с …

Воздух теперь был холодным, мороз пробирал до костей. Я не осмеливалась отвести взгляд от доски и именно поэтому, когда планшетка, наконец, остановилась – когда я, наконец, перевела взгляд на записную книжку, – с трудом смогла разобрать собственный почерк.

– Что она говорит? – нервно спросила Алекс, обеспокоенная моим молчанием.

– Она говорит… – Я потрясла головой, нервно сглотнула; во рту у меня пересохло. – Она говорит: «Я собираюсь убить тебя».

Я подняла глаза. Алекс, судорожно сжав кулаки на коленях, уставилась на меня с другого конца доски. Ее лицо при свечах казалось зеленоватым, это жутко и…

Что-то прикоснулось к моему затылку, холодный палец скользнул вдоль спины.

– Алекс. – У меня перехватило дыхание.

– С тобой все в порядке?

Ощущение прикосновения пропало; по затылку словно прошелся легкий ветерок. Охваченная ужасом, я не осмелилась оглянуться.

– Клянусь, прямо сейчас что-то…

Тени сгустились, заклубились, как дым. За спиной у Алекс призрачным силуэтом выросла фигура, вокруг головы которой развевались длинные волосы, она тянулась когтистыми руками…

Тянулась к ее горлу.

– Алекс, сзади!

Она резко обернулась – и в тот же момент призрак исчез, разлетевшись на осколки, мгновенно растаявшие во тьме.

Марджери.

– Нет там никого, – сказала Алекс.

Однако я все еще чувствовала ее присутствие: дух Марджери Лемонт глубоко вонзил свои когти в мое сердце, кровь в моих венах превратилась в яд.

Я покачала головой:

– Она была… Клянусь, она была там. Она была именно там.

Как там в стихотворении?

 
И этот дух, пришедший от нее,
Касается плеча и шепчет в уши…
Ее не слышат или ж слышать не хотят[12]12
  Строки из стихотворения The One Forgotten ирландской поэтессы Доры Сигерсон Шортер (1866–1918).


[Закрыть].
 

– Все это чушь собачья, – заявила Алекс.

– Нет, Алекс, не…

Слишком поздно. Она смахнула планшетку с доски и затушила благовония.

– Это все неправда, Фелисити. Успокойся.

Нет. Нет, все вышло из-под контроля. Мы должны были закончить сеанс правильно. Марджери все еще была здесь, она притаилась, во время Самайна[13]13
  Самайн – кельтский праздник окончания уборки урожая.


[Закрыть] грань между нашим миром и миром теней стала очень тонкой, полупрозрачной. Марджери было совсем легко проникнуть сюда.

Но я была готова к такой перспективе: достаточно поджечь смесь из молотого аниса и гвоздики, чтобы защититься от самого жестокого духа. По крайней мере, так уверяла библиотечная копия «Магии для непосвященных».

Алекс же рассыпала специи по полу, сделав их бесполезными.

Позже я поняла, что именно тот момент привел все в движение, что дьявольское колесо закрутилось, когда моя кровь пролилась на череп Марджери и она взяла нити наших судеб в свои руки. Мы сами себя прокляли. Она заставила меня сказать: «Я собираюсь убить тебя». И она была права.

В этом было какое-то нелогичное ощущение неизбежности. Я продолжала думать о проведенном Пятеркой из Дэллоуэя сеансе, том самом, который был прерван. Об умершей через три дня Флоре. Как каждая из девушек погибла при таинственных необъяснимых обстоятельствах и, наконец, о самой Марджери, которую похоронили заживо. Будто вызванный ими дух проклял их – и не успокоился, пока не умерли все до единой.

Но тогда я позволила Алекс убедить меня. Как только зажегся свет, все стало казаться довольно забавным: свечи погасли, потому что мы оставили окно открытым, из-за него, кстати, и было прохладно. Фигура, которую я увидела позади Алекс, сложилась из искаженных вытянутых теней, отбрасываемых свечами. Всему нашлось разумное объяснение, и Алекс была права. Странная, призрачная обстановка, старые школьные легенды, праздник Самайн: мы слишком поддались этому; вот и все.

Я не рассказала ей, что после той ночи не могла перестать думать о Марджери или что спала с анисом и гвоздикой под подушкой, чтобы избавиться от ее духа.

Через несколько месяцев Алекс была мертва, и теперь…

Теперь я не могу спрятаться от правды.