Текст книги "Невеста для дофина"

Глава 4

Сразу после урока этикета всех девочек разделили на две группы: одну повели к целителям, вторую к менталистам. Я попала в первую, более того, все однокурсницы единодушно вытолкнули меня на передовую. Вытолкнули в буквальном смысле слова: в кабинет я влетела, едва не споткнувшись.

– Присаживайтесь, мадемуазель Эвон, – кивнул мне седовласый старец.

Хоть меня и удивило, что лекарь знает, как меня зовут, я старалась не подавать вида. Как он мог угадать, что Луиза именно меня толкнет в спину, вынуждая быть первой? Вряд ли он успел бы выучить наши имена, опираясь только на словесные портреты. Любопытно!

Оглядела комнату, которую выделили для целителей, – небольшая кушетка, около стола высокий неудобный табурет, на который просто так с лету и не влезешь, и кресло в уголке. Судя по тому, что сам старец стоял, он займет место в зависимости от того, что выберу я. Испытание?

Если я попытаюсь влезть на табурет, ни о каком изяществе и говорить не придется. Значит, точно не он. Хотя его расположение как раз напротив стола, куда лекарю было бы удобно сесть. Тем более что на столешнице лежали документы и чистые листы для записей. Если я выберу кушетку, то поставлю в неудобное положение старичка, которому придется взгромоздиться на табурет. А если кресло? Лекарь тогда окажется сидящим на кушетке. Наверное, самое оно для старичка.

Решительно опустилась на мягкую обивку и улыбнулась. Надеюсь, первое испытание я прошла. Лекарь удивленно выгнул бровь и задумчиво пожевал губу. Неужели ему не понравился мой выбор?

– Вы очень маленькая, мадемуазель. Вам действительно есть шестнадцать?

– Да, месье! – поспешно кивнула. – Мне исполнилось шестнадцать летом. В моем роду со стороны матушки все невысокого роста.

– Маркизы де Понмасье Наваррской?

Опустила голову, вздохнув. Помнится, их брак с отцом назвали мезальянсом, ведь маменька приходилась дочкой незаконнорожденной внучки короля. Мне же казалось это такой глупостью, что не стоило и выеденного яйца, однако матушкина родня так и не захотела видеть меня или брата, и после смерти родителей нас оставили на попечение дедушки. Возможно, из-за чувства превосходства, что в их роду «наследила» королевская семья? Так, получается, и в нашем тоже, но я совсем не гордилась этим фактом. Быть любовницей короля! Родить от него ребенка! Естественно, король обеспечил дочке мужа и место при дворе, но разве это отменяло постыдный факт?

Мой вздох не укрылся от внимания лекаря, и он поспешил сменить тему разговора:

– Итак, мадемуазель Эвон, расскажите о своем здоровье.

– А что рассказать? – Я пожала плечами. Здоровье как здоровье. Носом зимой хлюпаю не чаще остальных, с лихорадкой не лежу, наоборот, зимой радостно ношусь по снегу во дворе, леплю снежки. Что именно хотелось ему узнать?

– Мигрень не мучает? Или, может, изжога после еды? А в боку не покалывает?

– Я же юная девушка, откуда такой набор болезней? – Я удивленно вскинула брови. – Мигрень? А что это?

– Любопытно. Может быть, его величество был прав: молодой, пышущий здоровьем организм, – задумчиво пробормотал лекарь. – А по лестнице, не запыхавшись, куда подняться можете? Скажем, вон на ту башню?

Проследила за рукой мужчины. Он указывал прямиком на голубятню. Я, считай, туда через день бегаю – отсылаю брату и дедушке письма.

– Да на самый верх! – радостно сообщила я. – Там у каждой девочки семейные голуби. Они родным домой весточки от нас доставляют, а мы от них получаем. Их специально тренируют. Вот и бегаем.

– Любопытно, любопытно. Позволите?

Лекарь подошел ко мне и спросил разрешение на осмотр. Кивнула, и мой подбородок оказался в цепких руках мужчины. Мне осмотрели зубы, оттянули нижнее веко и внимательно изучили уши. После чего попросили подняться и осторожно, будто я сейчас обвиню старца в похоти, ощупали ребра.

– У вас в академии не носят корсетов?

– Наш лекарь сказал, что это вредно для здоровья, – пояснила, не совсем понимая, считает ли месье это распущенностью или правильным решением.

– Любопытно, – в очередной раз повторил он. – Не могли бы вы надеть диагностирующий артефакт?

Подозрительно уставилась на изогнутый непонятной загогулиной браслет, от которого так и фонило магией, но в конце концов приладила предложенный артефакт на руку. Ничего же не случится, правда? Вряд ли королевский лекарь желает причинить мне вред. Металл приятно холодил кожу и не вызывал никакого дискомфорта. Попросили надеть, я и надела. Вот, видите, какая я послушная?

– У вас в роду не было сердечных заболеваний? А желудочных? А может, заик?

Отрицательно качала головой на все предположения. Что же это за семья такая, где каждый чем-то болен, да еще загадочными мигренью и изжогой? Неужели столичные девушки болеют всем этим?

– А ваш дар?

– У меня дар книг, – несколько смущенно призналась я.

Конечно, для девочки быть целительницей почетнее, но я же не виновата. Никто не выбирает, какой магией обладать. А с даром необходимо свыкнуться и принять всем сердцем, чтобы раскрыть его полностью. Иначе так и до опечатывания недалеко.

– Продемонстрируете?

Встала и подошла к полкам с книгами. В конце концов, я умею еще не все: специализация у нас начнется только после зимнего солнцестояния и праздника излома зимы. Но определенная грань моего дара развита. Даже месье Пауль хвалил меня, у меня хорошо получалось оживлять сказки. Мне пророчили место среди так называемых «мастеров книжных иллюзий», но дедушка никогда не разрешит мне заниматься лицедейством, потому я больше склонялась к картографии.

Взяв томик со сказками, я поудобнее устроилась в кресле и раскрыла книгу. Бережно переворачивая пожелтевшие страницы, коснулась пальчиками почти выцветших букв. Впрочем, конкретно эту сказку я знаю наизусть.

– Жил когда-то король, и было у него три сына. Старший и средний были и собой хороши, и сильны, и здоровы. А младший вырос тщедушным. Целыми днями он сидел у очага, весь измазанный в золе. Его так и звали – Людуэн, что по-бретски значит Замарашка. Старый король был болен. У него перебывали все врачи королевства, но никто из них не знал лекарства от его болезни. Один знахарь, которого тоже позвали к больному, сказал, что исцелить короля могло бы только прикосновение к птице Дредейн, которая сидит в золотой клетке…

Едва я начала говорить, как над раскрытыми страницами книги появилось небольшое бледное облачко, на котором, как наяву, прорисовался трон с высокой спинкой, резными подлокотниками и красной бархатной подушечкой. Сидящий на троне король был стар, но по-своему величественен: с армейской выправкой, аккуратным хвостиком белых, словно снег, волос. И корона. Изящная, ажурная, с россыпью рубинов. Перед троном постепенно, будто мазками краски на холсте, появлялись силуэты трех юношей, такие, какими я себе представляла принцев: высокие, статные, в старинных нарядах.

Картинка менялась за картинкой, покорно подстраиваясь под голос. Фантазия у меня богатая, а значит, с образами нет никаких проблем. Не скажу, что это было сложно, но в целом мало кто занимался этим видом магии, ведь стоит отвлечься, и книга отобразит твои мысли, а не сказку. Мне было легко, я любила читать. Хотя это удавалось мне нечасто: библиотека в «Гнезде» была более чем скромная и сплошь состояла из серьезных книг дедушки.

– Великолепно, мадемуазель! – восхитился лекарь.

Захлопнула книгу. Что-то я увлеклась, совершенно забыв, что у меня был зритель.

– Огонь вашего дара горит ровно и ярко, вы, видимо, много учитесь.

Зарделась от такой похвалы. Я не самая прилежная ученица, скорее рассеянная, но не лентяйка. Во время урока я могу задуматься о чем-то более интересном, чем, скажем, какие области граничат с нашей и что там выращивают. География так скучна. Вот если бы нам рассказывали о других странах. Взять хотя бы таинственную Руссу. Говорят, одна из наших королев в далекой древности была оттуда. Именно от нее королевскому роду достались зеленые колдовские глаза, которые нет-нет да и засияют на лице очередного представителя королевского рода. Или про далекую Мерику. Приезжие менестрели рассказывали, что там живут особенные маги, чей дар пока не укладывается в нашу систему классификации. Оттуда во Франкию привозили редкие драгоценности для мощных артефактов и какао-бобы для шоколада. Ах, какая прелесть этот напиток! Чуть с горчинкой, тягучий, согревающий. Это же все так интересно. Лучше, чем узнать, что король приказал засадить тутовыми деревьями половину Журдана.

– Ага! Замечательно!

Удивленно моргнула, отвлекаясь от своих мыслей. Что замечательно? Правильно маменька говорила, что все беды мои от мыслей. Замечталась о Руссе и Мерике, совершенно не слушая старичка. А что он говорил?

Впрочем, целитель уже стягивал с моей руки браслет. Три камушка, украшавшие причудливую загогулину, светились ровным зеленым цветом. Интересно! Я же точно помню, что они были белыми.

– Всего хорошего, мадемуазель Эвон, не смею вас больше задерживать.

О! И это все? А где та постыдная процедура, которую мы обсуждали с Армель? Ну, на «девичество». Или для невесты дофина это уже не важно?

На всякий случай кивнула и вышла, чтобы тут же оказаться в плену однокурсниц. Меня обступили со всех сторон, оттеснив в сторону, и засыпали вопросами.

– Страшно было?

– А что спрашивали?

– Раздевали? А то, говорят, в больницах до исподнего раздевают.

– А на то самое проверяли?

– Зубы смотрели?

– Нет, не страшно, – покачала головой, силясь выбраться из создавшегося кокона. – Не раздевали. Спрашивали о здоровье. Зубы смотрели.

Аманда ахнула и схватилась за щеку. Все знали, что в прошлом году, когда у Аманды заболел зуб, старшекурсницы запугали ее рассказами о зубных врачах, и она к ним идти побоялась. Теперь на верхней челюсти у девушки зияет дырочка. Впрочем, Аманда научилась весьма таинственно улыбаться, и изъяна совершенно незаметно. Не могут же ее именно из-за этого отстранить от конкурса.

Все девочки жалостливо на нее посмотрели. Еще бы! Такая мелочь может стоить будущего. Даже если Аманда не станет победительницей отбора, за время соревнований она точно произведет хорошее впечатление. Свита дофина опять же. И дворяне в нашей академии… ведь если девушка была достаточно хороша для его высочества, чем плоха она для баронов и графов?

Я же, воспользовавшись заминкой, улизнула. Армель зашла к лекарю сразу следом за мной, и мне не из-за кого задерживаться. Аврора попала в группу, которую вначале отправили к менталистам. Надеюсь, она уже прошла и сможет рассказать, что же такого страшного там было.

До соседней группы добралась быстро, несмотря на то что задержалась в одной из галерей у портрета батюшки дофина. Постояла и у изображения того самого короля, который был отцом моей прабабушки. Я всегда останавливаюсь здесь, вглядываясь в лицо монарха, – красивый был мужчина. Жалко, наша ветвь ничего от него не унаследовала. Ни высоких скул, ни светлых волос, ни зеленых колдовских глаз.

Испытания менталистов проходили всего в двух лестничных пролетах от лекарей. Схема была та же: в маленькую комнату приглашали по одной девушке на собеседование. Но оттого, что «вороны» принимали втроем, дело продвигалось быстрее. Да и двое мальчиков-пажей стояли около дверей, подгоняя претенденток.

Тихонечко пристроилась к девичьей толпе, когда заметила горько плачущую Жаклин. Баронесса сидела на лавочке, обхватив себя руками, и казалась такой маленькой и беззащитной, что невольно хотелось ее обнять. Плечи девушки часто-часто вздрагивали, и все это весьма походило на приступ истерики.

Столпившиеся вокруг девочки, как могли, утешали бедняжку, гладя по рукам и голове, отчего Жаклин заходилась еще сильнее. Что же произошло? Взволнованно поискала глазами хоть одну вменяемую и, не найдя, подошла к лавочке.

– Что же ты так, Лина! Это же не приговор.

– Он же… он… сказал, что я склонна… к патологическому вранью, – захлебываясь слезами, выдала Жаклин. – А я же… не хотела… я думала пофлиртовать, очаровать…

Я плохо ее понимала. Видимо, она плакала уже давно, и у нее порядком забился и распух нос.

– Ее завалили, – шепотом поведала мне стоящая справа от меня Полин. – Тот, который старший.

Ахнула. Неужели из-за простого флирта этот «старик» может так жестоко поступить с Жаклин? Это же позор! Хотя, конечно, баронесса достаточно красива. Но вот так… выбыть еще до приезда дофина. Это же… да я даже представить не могу, насколько это ужасно. Как она теперь замуж выйдет? С таким-то пятном на репутации. Нет, нет, даже «старик» не мог так жестоко обойтись с шестнадцатилетней девушкой. Ведь к вечеру об этом будет знать вся академия. А еще через пару дней весь Ланген.

– А как ты сама? – спохватилась Полин. – У лекаря очень страшно было?

– Нет, не страшно. – Я отмахнулась от уже раскрывших рот девочек, у которых даже глаза заблестели от осознания, что я прошла целительский отбор. – Жаклин, я считаю, что тебе стоит поговорить с месье менталистом еще раз, после того как пройдут все девочки. Возможно, он отменит свое решение.

– Но… он же сказал, я склонна к вранью. – Девушка зарыдала еще сильнее, уткнув лицо в ладони. – А я и не врала почти. Только самую малость, чтобы расположить к себе.

Подошла вплотную к баронессе. Не понимаю, чего церемонятся наши целительницы. У Жаклин настоящая истерика, и ее нужно прекратить, а не потакать ее слабостям. Не знаю уж, конечно, как бы я плакала, окажись на ее месте, но это надо заканчивать.

Решительно взяла ее за руки и развела их в стороны.

– Жаклин, послушай. Если он обвинил тебя во вранье, будь честной с ним. И прекрати плакать. От этого только нос краснеет, а уж такой расплывшейся «красавицей» ты месье менталисту точно не понравишься.

Жаклин вопреки моим советам разревелась еще сильнее и горше. Девочки разом зашикали на меня и замахали руками.

– Ты проста, как тисовое дерево, в честь которого тебя назвали, Эвон! – разозлилась внезапно Луиза, отталкивая меня от плачущей Жаклин. – Ей сейчас и так тяжко, а ты говоришь гадости.

– Я? Неправда! Я хочу помочь.

– Иди лучше, вставай в очередь. – Полин подтолкнула меня под локоть. – Не всем легко быть честными, как ты, Эвон.

Отошла от девушек и надулась. Как будто для честности нужны особые усилия. И да! Я тоже не такая уж честная, какой пытаются меня выставить подруги. Скажем так, я недоговариваю. Но ведь этого никто не запрещает?

Однокурсницы после моей тирады около плачущей Жаклин странно косились в мою сторону. Будто бы это я довела баронессу до слез, а не мерзкий «старик»-менталист. И вообще, если задуматься, мы соперницы. И теперь у меня стало на одну меньше. Правда, чувство удовлетворения от осознания этого факта не появилось, было безумно жалко Жаклин. Ведь ее приданое может быть хоть в сотню тысяч тарэ, кто ее возьмет? Конечно, нам учиться еще полтора года, может, забудется?

– Следующий!

Я вздрогнула от грозного возгласа. Видимо, в одну из комнат никто так и не зашел, отвлеклись на рыдающую баронессу. И теперь один из менталистов, раздраженный нашей медлительностью, был зол. Ох, не повезет сейчас кому-то! Огляделась по сторонам, стараясь понять, чья же сейчас очередь. Как и на экзаменах, наиболее неуверенные девочки топтались у дверей, не решаясь зайти. Небольшая группа все еще успокаивала Жаклин и никак не желала отвлекаться от утешения девушки.

Не повезло, собственно, мне. Потому что один из пажей, дежурящий около дверей, подхватив меня под локоток, толкнул к дверям.

– Чего стоишь? Пош-ш-шла!

Это был тот самый паж, который за вторым завтраком сидел напротив меня и предлагал набрать волшебного клевера для месье Поля. Запомнил-таки, га-а-ад! И отомстил. Деваться-то некуда: дверь открыта, а я уже на пороге кабинета. Потому, высвободив руку, гордо подняла подбородок и вошла. Я же виконтесса. Сама войду.

Но едва за мной закрылась дверь, как я растерялась. В маленькой классной комнате на десять парт сидел тот самый «старик», что довел Жаклин. Прямо напротив центральной парты. Что-то черкал на листе бумаги и явно злился.

Черный плащ, кинутый небрежно, лежал на соседнем стуле, а ворот рубашки был бесстыже распахнут. Ничего себе вольности! И даже классной дамы нет. А если этот «старик» позволит себе… лишнего? Мысленно дала себе подзатыльник. Мужчина сидел явно без закрывающего амулета, а потому наверняка если не читал мысли, то как минимум чувствовал эмоции.

Менталист поднял голову и с интересом на меня посмотрел. Тут же расплылся в гаденькой улыбке. Почему он так улыбается именно мне?

– А! Мадемуазель Эвон! Присаживайтесь.

Если он и Жаклин так улыбался, то понятно, отчего она всеми силами хотела ему понравиться. Баронесса, конечно, врушка, но безобидная и спокойная. Не понимаю, зачем этому «ворону» губить ее репутацию и шансы на успешный брак, пусть даже не с дофином. Разве плохо для женщины немного приукрашивать происходящее?

– Вы меня осуждаете за эту девочку, как ее… – Мужчина мельком глянул на лист, лежащий на столе. – Жаклин. Ну же, не молчите.

А я молчала. Глядела во все глаза на менталиста и не произносила ни звука. Страха у меня не было. Не знаю уж почему. Ну, выгонит он меня сейчас, и что? У меня и так шансов немного для выгодной партии. Я вполне могу выйти замуж и за барона. Да просто дворянина с деньгами. Даже без магии. Да, своим детям я испорчу жизнь, но брату помогу и «Гнездо» сохраню. Ну, живут же без дара? Живут. И не факт, что у моих детей дара не будет.

– Отвечайте!

Вздрогнула. И зачем было так кричать?

– Да, безусловно, – весьма честно ответила я.

Быть честной легко. У меня вот голова отключается, и я несу все, что думаю. Потом, правда, ужасаюсь и судорожно ищу способы исправить ситуацию, но в целом… Дедушка говорит, что моя импульсивность – явление временное, ведь, в сущности, мы еще дети в шестнадцать.

– Почему? – Маг удивленно вскинул брови, но я не поняла, к чему относился вопрос. То ли «ворон» допытывался, осуждаю ли я его, то ли удивился факту честного ответа.

– В натуре женщины кокетничать и добиваться внимания маленькими уступками или ложью. Не верю, месье, что дамы при дворе иные.

– Я попросил отвечать ее предельно честно.

– Жаклин вас просто испугалась. – Я пожала плечами. Ведь менталист должен был чувствовать эмоции, неужели он не ощущал страха баронессы?

– Потому на простой вопрос, нравлюсь ли я ей, ответила да?

– Естественно! – воскликнула, удивленно уставившись на мужчину. – А что, она могла ответить иначе?

– А вам, мадемуазель Эвон?

– Что мне?

– Не старайтесь казаться большей дурочкой, чем вы есть! Вам я нравлюсь?

– Мне? Нет, – покачала головой.

– Почему?

– Вы старше меня лет на двадцать. Вы обидели Жаклин. Вы спровоцировали пажей за завтраком. И вообще мы вам все не нравимся. Если вы недолюбливаете нас, за что мы должны любить вас?

– Я спровоцировал пажей? – Менталист с интересом на меня уставился. – А вы любопытная особа, мадемуазель Эвон!

– Какая есть, – пожала плечами, начиная чувствовать почти эйфорию оттого, что мужчина разговаривает со мной едва ли не на равных.

– Вы хотите замуж, мадемуазель Эвон?

– Хочу, – кивнула, сцепляя руки на коленях в замочек.

– За дофина?

За дофина, за графа, за герцога, за барона. Ах, какая разница за кого! Как девица может не хотеть замуж? Все равно придется же. Вслух, конечно, не сказала. Кивнула еще раз. Скажи я так – мне точно откажут.

Но менталист, что-то явно почуяв, сделал стойку, словно охотничий пес: весь подобрался и подался вперед.

– Почему?

– Что почему? – переспросила, удивленно хлопая глазами.

– Почему вы хотите замуж за дофина?

– А почему девушка вообще хочет замуж? Муж. Дети. Этого же не избежать любой девушке, кроме той, что посвятит себя Богу. Не знаю. Просто.

– Вы хотите детей?

Мне уже надоело это перебрасывание вопросами, тем более менталист что-то время от времени записывал. Что там? От мнения этого мужчины зависит мое будущее.

– Конкретно сейчас? Не знаю. Мне нравится возиться с младшим братом. Дедушка говорит, у меня хорошо получается.

– Если бы я сейчас предложил вам отдать ваше место этой плачущей баронессочке, вы бы согласились?

Я на минуту задумалась. С одной стороны, Жаклин жалко. Теперь можно поставить крест на ее будущей свадьбе. С кем бы то ни было. С другой… а я? Еще пять минут назад я не сомневалась, что готова выйти замуж за барона без магии, но… Ведь обо мне пойдут слухи не лучше. А «Гнездо»? Сможем ли мы поднять его без моего богатого мужа? Нет, увы, я не могу так рисковать.

– Нет, месье, но…

– Но?

– Я бы просила вас дать Жаклин, как и любой девушке, шанс. Ведь быть маленькой и слабой в окружении больших и сильных мужчин тяжело.

Я лукавила. Льстила этому неизвестному месье, чтобы помочь баронессе. А вдруг меня, как и Жаклин, сейчас выгонят… только за лесть?

– Зачем вам это? Ведь у вас станет на одну соперницу больше. Она бы вас не пожалела.

– Будущая королева должна обладать таким качеством, как сострадание, не находите?

Я просто решила пошутить. Как объяснить этому чурбану, что репутация Жаклин может быть погублена? Что ни одна из нас не думала о подобном исходе. Иначе каждая вторая просто побоялась бы. Возможно, там, в столице, получить отказ в конкурсном отборе на место невесты дофина ничего не значит, но у нас в провинции это смертный приговор. Вся округа уже знала имена и титулы из списка. Все сорок два.

Менталист внезапно расхохотался. Он смеялся, нисколько меня не смущаясь, запрокинув голову назад, открывая моему взору шею с крупным кадыком. Это было… несколько интимно, и я смутилась. Неужели это реакция на мою безобидную фразу?

– Да уж, королеве чувство сострадания не повредит. Можете идти.

Быстро поднялась со стула и двинулась к двери, благодаря всех святых за подобный итог. А ведь все могло закончиться, как у Жаклин! Мысленно отругала себя за беспечность.

– И, мадемуазель Эвон, – окликнул меня у самой двери менталист, – передайте баронессочке, что она может отправляться к лекарю, но пометку в личное дело я внесу.

Личное дело! Так вот что это за папочки и листочки. Значит, туда заносят всю информацию о нас и наверняка отдадут дофину перед отбором. Хоть бы одним глазком заглянуть.

Но тут до меня дошел смысл последней фразы, брошенной мужчиной. Он все-таки дал Жаклин шанс. Счастливо захлопала в ладоши и тут же устыдилась своего порыва. Во-первых, менталист выгнул удивленно бровь. Во-вторых, внес какую-то пометку. Вот сейчас посчитает меня эмоционально нестабильной, и все! Прощай, дофин!

– Благодарю, месье!

– Идите, а то передумаю. От смены вашего настроения у меня уже голова болит.

Смущенно улыбнулась и выпорхнула за дверь в преотличнейшем расположении духа. В коридоре тут же оказалась в тесном кольце девочек, еще не прошедших собеседование.

– Ну что, сильно лютовал? Или досталось только Жаклин? Он страшный?

– Нет, девочки, не лютовал. Обычный. – Я хихикнула, покосившись на хмурого пажа.

Похоже, юношей уже достали претендентки, задавая вопросы о «страшных» менталистах. Потому они выглядели напряженными. Им бы меняться… а то против объединенных сил двадцати девушек им долго не выстоять.

– Ах, Жаклин! – Я вспомнила слова «ворона» и принялась пробираться к баронессе сквозь волнующуюся толпу.

Она все так же рыдала, видимо, от осознания того, что все вокруг ее жалели. Ведь когда жалеют, себя еще жальче. Вот дедушка в детстве, даже если я падала, подходил ко мне и говорил: «Поднимайся, Эвон! Мы падаем для того, чтобы уметь подняться. Посмотри на свое платье, юная мадемуазель. И как ты в таком виде покажешься на глаза прислуге? У тебя что, совсем нет гордости?» Гордость у меня была, потому я старалась не плакать на людях. А Жаклин… знай себе, рыдает. Уже глаза покраснели, и нос опух. А если бы сейчас к нам вышел дофин? Восхитился бы он «красоткой»? Да ни в жисть, как говорит мой младший братишка.

– Жаклин! – Подобрав юбки, присела на корточки рядом со скамейкой. – Месье менталист сказал, что ты можешь идти на собеседование к лекарю, но… – Я подняла вверх палец. – Об инциденте он запишет в личное дело.

– Что?! Он согласился пропустить Жаклин? – взволнованно переспросила Полин. – Но… как?

– Личное дело? Что за личное дело?

– Ты не шутишь? – пролепетала Жаклин, кусая губы. – Он… допустил меня?

Вопросы сыпались со всех сторон, и я едва успевала прислушиваться к ним. Впрочем, интерес со стороны пажа, заинтригованного сменой настроения вокруг ревущей баронессы, я успела заметить. Понизила голос до шепота, чтобы мальчишка нас не услышал.

– У него на столе лежит куча папок и листков. И о каждой они, менталисты и лекарь, оставляют заметки. Видимо, все ляжет на стол дофину. Или тайной канцелярии.

Последнее я произнесла еле слышно, потому что сама толком не знала, что это за тайная канцелярия и чем она занимается. Знаю только, что ею пугают всех взрослых. Девочки ахнули и испуганно покосились на замершего в нерешительности пажа.

– Так все-таки, Эвон, ты не шутишь?

– Жаклин! Ну конечно же я не шучу, – возмутилась излишне громко и тут же спохватилась, снова понизив голос: – Разве можно шутить такими вещами?

Девочки согласно закивали. Это было бы слишком жестоко. Баронесса же снова разрыдалась. Только на этот раз от счастья. Ну, я надеюсь на это.

– Но как тебе это удалось? – пролепетала Жаклин, растирая ладошками заплаканные и опухшие глаза.

– Не три глаза, Жаклин, – строго приказала, доставая из кармашка платок и протягивая его однокурснице, – а то будешь выглядеть ужасно.

– Но все-таки, Эвон! – возбужденно воскликнула Полин. – Неужели он просто так взял и согласился? Как ты… уговорила его?

Я с легким удивлением оглядела толпу застывших девчонок. И ведь ни у кого и мысли не возникло, что я тут ни при чем. Все прекрасно знают, что я пытаюсь всем помочь.

– Немного настоящего женского очарования. – Я легко улыбнулась и повела плечиком так, как это, на мой взгляд, должна была делать коварная соблазнительница.

– Следующий!

Вздрогнула от громкого голоса начальника «воронов». И хихикнула, заметив на лицах девчонок недоверие пополам с восхищением. Да уж, вот так! Коварная чаровница Эвон!