Текст книги "Поиск любви"

2

– Думаю, что прошедшую неделю явно можно назвать неделей дезориентации! – простонала Элис, бессильно опустившись на скамейку в университетском сквере.

– Что, уже тянет вернуться домой, на ферму хмыкнула сидящая рядом Валери Салливан, пухленькая блондинка, осторожно потягивавшая горячий кофе из бумажного стаканчика.

– Нет, конечно. Мне здесь очень нравится. Просто столько всего одновременно навалилось… эта чехарда мешает мне сосредоточиться и выбрать специализацию.

Вытянув ноги в потертых джинсах, Элис с наслаждением подставила лицо легкому ветерку. В студенческой среде она чувствовала себя своей, несмотря на то, что была старше большинства сокурсников.

– Не переживай, иногда здесь теряются даже те, кто учится не первый год, – сочувственно успокаивала Валери. – Я, например, никуда не тороплюсь.

Ее родители были достаточно богаты, чтобы позволить своему чаду учиться в университете сколько душе угодно. Элис всегда мечтала стать студенткой, но финансовое положение Годвин долго не позволяло этого, и тем не менее она испытывала зависти к Валери. Зависть не только скверное чувство, но и бесполезная трата времени ни и душевных сил. Главное сейчас, что она, Элис Годвин, принята в университет, и ее задача – получить диплом высшего учебного заведения и потратить на это как можно меньше времени. После чего она свободна как ветер.

– По крайней мере, тебя хватает на то, чтобы выдерживать беготню на лекции и семинары из здания в здание. – Валери в общем-то была вполне довольна своей фигурой, но иногда любила посетовать на полноту. – Вы, сельские девчонки, сверхвыносливы, что неудивительно, если учесть поистине марафонские дистанции, которые вам приходится преодолевать, сгоняя овец в стада на своих пастбищах. – Элис хмыкнула.

– От нашей фермы до гор так же далеко, как до Луны. Что же касается выпаса овец, то работу, о которой ты говоришь, в основном выполняют собаки. Единственное, что мне нужно было делать, так это вовремя открывать и закрывать ворота загона. – Элис улыбалась, но про себя думала с досадой: далось же всем мое фермерское происхождение. Что Валери, что Фрэнк…

Фрэнк. Уже две недели она не видела этого малоприятного человека. Пока удавалось избегать любых контактов с ним, если не считать, что периодически Фрэнк барабанил в стену, когда Элис включала магнитофон слишком громко – забыв о нервном соседе или стараясь отвлечь малыша, который, хотя и редко, но все же капризничал. На лестничной клетке Элис старалась ступать неслышно и норовила побыстрее прошмыгнуть в квартиру, чтобы невзначай не столкнуться с Фрэнком. Всякий раз, когда она поднималась или спускалась по лестнице, ее сердце учащенно билось в ожидании непредвиденной и неприятной встречи.

– Так, значит, ты уже определила для себя, какие семинары будешь посещать? – полюбопытствовала Валери. – Ты и в самом деле намереваешься изучать французский, итальянский и немецкий? По-моему, вполне достаточно и одного. Элис пожала плечами.

– Я ведь уже изучала их самостоятельно, так что особых трудностей не предвидится. Одно время увлекалась эсперанто и даже вела зарубежную переписку. Мне нравилось изобретать новые языки и писать для собственного удовольствия целые трактаты об особенностях их грамматики.

– Об особенностях грамматики? Да, теперь я уверена: ты и впрямь не от мира сего. – Валери закатила глаза. – Ну, коль скоро ты в лингвистике собаку съела, можешь рассчитывать на степень магистра, минуя бакалаврскую ступень. Должно быть, учителя не могли на тебя нарадоваться. Да, кстати, как тебе университетские преподаватели?

– Нормально. – Элис стеснялась афишировать переполнявший ее восторг. Само пребывание в университете она воспринимала как чудо.

– Везет же тебе, а у меня с прошлого семестра остались все те же преподаватели. Да это и не преподаватели, а просто инквизиторы какие-то. Вот, например, хотя бы этот. – Она указала на приближающегося к их скамейке мужчину. – Красив, как Адонис, но по характеру – просто исчадие ада. Многие студенты, и я в том числе, по наивности выбирают курс лекций по политологии, считая, что это не слишком сложный предмет. Бедняги, какое заблуждение! Число исключаемых из-за неуспеваемости по этому предмету огромно, и все из-за этого красавца. А сколько он задает!

– Почему же ты не бросишь? Неужели только из-за неотразимости преподавателя? – поддразнила приятельницу Элис.

– Может, потому, что политология мне довольно легко дается, – смущенно призналась Валери. – Нет, в самом деле. – Заметив устремленный на нее недоверчивый взгляд, она расхохоталась. – Я и сама поразилась этому открытию, даже больше, чем профессор Бартон. Поначалу он принял меня за безмозглую студенточку, стремящуюся заткнуть дырку в своем учебном расписании, и поэтому в первом семестре буквально замордовал меня. Про себя я зову его Бульдогом. Только почувствует, что ты плаваешь в каком-то вопросе, – все, вцепится мертвой хваткой и пиши пропало.

Элис уже не слушала болтовню Валери. Ошибки быть не могло: по университетской аллее вышагивал ее сосед – в спортивного покроя пиджаке, темных брюках, светлой рубашке и с пухлым кожаным портфелем в руках.

– Ты говорить о профессоре Фрэнке Бартоне? – упавшим голосом уточнила Элис, все еще надеясь на случайное совпадение.

– Да, а ты с ним знакома?

– Он читает здесь лекции?

– Я же тебе сказала, по политологии. – И Валери приветственно замахала рукой:

– Здравствуйте, профессор!

В ответ она получила лишь снисходительный кивок: профессор даже не замедлил шаг, и Элис уже совсем было, успокоилась, но вдруг Бартон резко остановился.

Девушка замерла. Мало того, что приходилось ломать голову, как избежать встречи с ним дома, теперь она вынуждена будет ходить с оглядкой и в университете.

Фрэнк, игнорируя свою студентку, вперился в Элис взглядом, чем поверг ее в смущение.

– А вы что здесь делаете? – недовольно осведомился он.

– Что я могу здесь делать? Конечно, слежу за вами, – вызывающе ухмыльнулась Элис, отбросив волосы со лба. Он насторожился.

– И что же вам от меня надо?

Подумать только, он воспринял мои слова всерьез! Вот у кого эгоизм возведен в степень абсолюта! Воображает, что весь мир вертится вокруг него.

– Я не теряю надежды, что постоянно повторяющиеся попытки попасться вам на глаза в итоге приведут к тому, что вы меня полюбите и сделаете предложение стать вашей женой.

Элис услышала, как ахнула Валери, но ее словно прорвало, она не в силах была остановиться. В конце концов, Фрэнк Бартон хоть и профессор, но читает какую-то политологию, а значит, для нее он – пустое место.

– Это что, шутка? – наконец догадался Бартон.

– Поздравляю, ваша сообразительность побила все рекорды.

– Вы проходите здесь практику? – сухо поинтересовался он, очевидно не желая вдаваться в полемику.

– Вообще-то я намерена заняться изучением политологии. – Элис напустила на себя невинный вид.

Бартон уже исчерпал свой лимит юмора и совершенно серьезно сообщил:

– Сожалею, но моя группа переполнена. – И уже мягче добавил:

– Чтобы попасть ко мне, надо записываться заранее.

– Да, конечно. Я понимаю, что в течение семестра в вашей группе вряд ли появятся свободные места, так как за это время студенты убедятся, какой вы золотой человек и какая добрая душа скрывается под столь суровой внешностью.

На этот раз Валери резко толкнула приятельницу локтем в бок, и та пожалела, что дала волю языку.

Строгий взгляд Фрэнка остановился на покрасневшей от смущения толстушке.

– Полагаю, мисс Салливан, это вы в свободное от учебы время рассказываете обо мне небылицы?

– Да разве я позволила бы себе, уважаемый профессор?! – горячо заверила Валери и в знак своего глубокого почтения даже приложила руки к груди.

– Да-а, – глубокомысленно протянул Бартон, явно не поверив, – никогда не поздно отделить зерна от плевел.

– Конечно, под плевелами подразумеваются все, кто не ловит, затаив дыхание, каждое ваше слово, – не унималась Элис. '

– Извините, сэр, кажется, нам с Элис пора идти. – С этими словами Валери вскочила и, схватив сумку, потянула подругу за руку.

– Элис? – Темные брови Фрэнка сошлись на переносице. – Я думал, вас зовут Стелла.

Ну вот и все, обреченно подумала девушка. Глупо было надеяться, что мне, наконец, повезет.

Когда в результате несчастного случая мать серьезно повредила позвоночник, Элис было пятнадцать лет. Стелла, старшая из детей, к тому времени увлеклась сочинительством, и все заботы по дому, а также уход за матерью легли на плечи Элис. Однако она не впала в отчаяние, а постаралась убедить родителей, что с ее стороны это не такая уж большая жертва. Ей приходилось нелегко, но Элис все-таки окончила школу, и никто никогда не слышал от нее ни единой жалобы на судьбу.

В течение нескольких лет Элис не теряла надежды на то, что мать поправится, даже когда оптимизм остальных членов семьи иссяк. Выздоровление было долгим, но после многочисленных операций и продолжительных сеансов физиотерапии самочувствие миссис Годвин постепенно улучшилось, она начала передвигаться без посторонней помощи и даже могла выполнять кое-какую работу по дому.

Казалось, теперь ничто не мешало Элис продолжить образование, но карты спутала Стелла. Элис никому не отказывала в помощи, не смогла не откликнуться и на мольбы сестры. И теперь безотказной и сердобольной Элис предстояло разрываться между ребенком Стеллы и учебой.

Элис не привыкла сдаваться без боя и пошла ва-банк:

– Родители и друзья зовут меня Элис, это мое второе имя. – Она вдохновенно сочиняла на ходу. – Мне оно тоже больше нравится, чем какая-то вычурная Стелла. И имя Элис больше подходит сельской простушке, не правда ли?

Профессор Бартон рассеянно кивал, и Элис подумала, что он, должно быть, с ней согласен: простенькое, без претензий имя соответствует ее неказистому облику. Элис никогда не была высокого мнения о своей внешности. Да, у нее довольно большие светло-карие глаза, пушистые ресницы и брови вразлет. Возможно, она отнесла бы себя к разряду симпатичных девушек, если бы не весьма далекий от совершенства нос, фамильный нос, как шутили в семье Годвинов.

Элис, хмурясь, ожидала от Бартона ответных колкостей. Ей вдруг пришла в голову мысль, что в его присутствии она постоянно хмурится. Кажется, это входит у нее в привычку.

– Мою бабушку тоже звали Элис, – неожиданно дружелюбно заявил профессор, и его лицо подобрело.

– Сдается мне, что сейчас вы поведаете нам о том, что она слыла весьма суровой и несговорчивой особой, – мрачно заметила Элис.

– Вовсе нет. Бабушка Элис была милой и приятной леди, с удивительно добрым сердцем.

– Наверное, она просто побоялась бы быть другой в вашем присутствии, – не удержалась от очередного выпада бабушкина тезка. Фрэнк посмотрел на часы, и Элис, перехватив его взгляд, ехидно обронила:

– Не смеем больше отнимать ваше драгоценное время. Будущие светила политологии, наверное, заждались своего профессора, предвкушая удовольствие от общения с вами.

– Вам не терпится избавиться от моего присутствия? – снисходительно улыбнулся Бартон.

– Вовсе нет, с чего вы взяли? – присмирела вдруг Элис.

– Кстати, должен вас предупредить, что, если вы еще хоть раз оставите в стиральной машине какие-нибудь вещи, я разрежу их на мелкие кусочки. Благодаря вашей рассеянности у меня теперь целых три розовых рубашки.

– О Господи! – Элис даже прикрыла ладонью рот, чтобы сдержать смех. Так вот почему она уже несколько дней не может найти свою красную футболку! Футболка была дешевая и поэтому сильно линяла.

– Ну что ж, придется вам поносить розовое. Может, этот цвет несколько смягчит ваш грозный имидж, – пробормотала девушка, даже не пытаясь извиниться.

– Думаю, будет справедливо заставить вас заплатить за испорченные рубашки.

– Как бы не так! Не дождетесь!

Процедив что-то насчет полного отсутствия юмора у студентов из провинции, Фрэнк продолжил свой путь.

– Ну и завела же ты его! Я думала, он вот-вот закрутится волчком. Оказывается, вы знакомы? Вы случайно не?.. Судя по его словам, получается, что вы вроде как… ну… – Валери хихикнула.

– Ты хочешь сказать, что мы живем вместе? В определенном смысле – да.

Элис объяснила подруге причину получения бесплатного жилья, упомянув и о стипендии Фонда Маркхэма, после чего потребовала хранить все услышанное в строжайшей тайне.

– Если он когда-нибудь начнет расспрашивать обо мне, пожалуйста, молчи, особенно про Ника.

– Так, значит, профессор и не подозревает, что у него за стенкой младенец? Ты боишься, что это обстоятельство может как-то повлиять на твою учебу? Конечно, с моих слов ты могла вообразить, что Фрэнк Бартон – современный Аттила. Но думаю, тебе не следует волноваться, ведь он не штатный преподаватель, а читает лекции как приглашенный профессор. Он даже не член административного совета университета.

– Может, я действительно перестраховываюсь. Просто… будь осторожна и следи за тем, чтобы не сболтнуть лишнего. Хотя он вряд ли будет интересоваться моей скромной персоной, – поспешно добавила Элис, заметив искорки сомнения в глазах Валери.

В тот же день, с трудом поднимая по лестнице коляску с Ником, Элис кляла себя, что из гордости отказалась от предложения Валери подбросить ее на машине до ближайшего супермаркета и отправилась туда пешком, а на обратном пути попала под дождь. В отличие от малыша, прикрытого ее плащом, Элис вымокла до нитки, а бумажные пакеты с покупками от воды начали расползаться. Девушка оставила их на лестничной площадке, решив, что вернется за ними, как только доставит Ника в квартиру.

– К счастью для тебя, дружок, я не зря вкалывала на ферме, иначе мне бы вряд ли удалось справиться со столь непростой задачей, – тяжело дыша, пробормотала она, добравшись, наконец, до своих дверей.

Вместо ответа племянник одарил ее трогательной улыбкой и принялся усердно сосать кулачок.

– Ну конечно, я знаю, что ты уже проголодался. Только на этот раз тебе придется немного подождать, пока я спущусь вниз и принесу покупки. Ты же понимаешь, что у твоей тети всего две руки. Жаль, что мы не можем попросить нашего нелюдимого соседа помочь. Между прочим, я сегодня его видела, и знаешь, что он имел наглость мне сказать?..

Элис подробно поведала малышу о случившемся. Тот был благодарным слушателем, никогда не перебивал и не возражал, поэтому она ежедневно изливала ему душу, тем самым, облегчая периодические приступы одиночества.

Элис пересадила ребенка в кроватку и спустилась за пакетами. Их было много, так как она старалась, как можно реже посещать супермаркет из-за боязни лишний раз столкнуться с Бартоном, который наверняка отоваривался там же. Схватив покупки в охапку, девушка поспешила наверх. Остановившись, чтобы поудобнее перехватить ношу, она вдруг услышала за спиной чьи-то быстрые шаги. Она резко обернулась, и тут же из разорвавшихся пакетов прямо на грудь Фрэнку Бартону посыпались продукты, а две банки шлепнулись к его ногам и с грохотом покатились вниз по ступенькам. Элис услышала, как сосед негромко чертыхнулся, и с ужасом прижала остатки пакетов к груди.

Фрэнк протянул руку, предлагая помощь.

– Нет! – Вспомнив, что в одном из пакетов находится коробка детского питания, Элис так резко отшатнулась, что лежащая сверху упаковка яиц полетела прямо на рубашку соседа. – О Боже, что я наделала!

Оба молча наблюдали, как яичные желтки медленно растекались по шелковому галстуку и дорогой кремовой рубашке.

– Странно, но я почему-то совсем не удивлен, бесстрастно констатировал Фрэнк.

– Мне очень жаль, – растерянно пролепетала Элис, подняв на него глаза. – Дело в том, что в местном супермаркете в целях защиты окружающей среды вместо пластиковых пакетов предлагают бумажные, изготовленные из вторсырья. А они моментально размокают от дождя.

– О, конечно, глобальные проблемы у нас на первом плане! – съязвил профессор. – И никому нет дела до отдельно взятого человека. Кстати, на вашей совести уже четвертая испорченная рубашка.

– Вы только не волнуйтесь, пожалуйста, – елейным голоском пропела Элис, мысленно прикидывая, что на возмещение ущерба уйдет, пожалуй, месячная стипендия. – Ничего страшного, это всего лишь яйца. Нужно срочно застирать рубашку, и все будет в порядке.

– А что прикажете делать с галстуком?

– Думаю, я могла бы оплатить химчистку, – вздохнула Элис, втайне надеясь, что сосед великодушно откажется.

– Прекрасно, он мне понадобится в пятницу. А теперь идите, откройте дверь, а я все отнесу вам на кухню. – Фрэнк принялся собирать вывалившиеся продукты.

От растерянности глаза девушки стали круглыми как блюдца: сейчас он войдет к ней в квартиру и…

– Нет-нет, не надо, – затараторила она. – Я принесу коробку, и мы все в нее сложим. – Элис опрометью бросилась на свой этаж, на ходу нащупывая в кармане ключи.

Очутившись в квартире, она схватила картонную коробку, после чего быстро спустилась к сидящему на корточках возле кучи продуктов Фрэнку.

– Знаете что? Дайте мне вашу рубашку, я ее постираю и завтра же верну вам, – смущенно предложила Элис.

– Спасибо, но мой гардероб за последнее время и так изрядно оскудел. Пожалуй, я сам займусь ею.

– Как вам будет угодно.

– Я всегда поступаю именно так, как мне угодно.

– Меня это не удивляет, – буркнула девушка. Но Фрэнк оставил ее реплику без внимания.

– Ого! – воскликнул он, поднимая со ступенек коробку с рисовой кашей для младенцев.

– Ну и что? Мне нравится эта каша, – с вызовом заявила Элис. – И что вас, собственно, так поразило? У вас какие-то проблемы?

– У меня нет, а вот у вас определенно. Судя по вашим гастрономическим пристрастиям, вы значительно моложе, чем выглядите, – сухо заметил он.

– Тот факт, что я не безнадежная пессимистка и не хочу надоедать окружающим, вовсе не означает, что я грудной ребенок, – с жаром возразила Элис.

– Оно и видно. – Фрэнк окинул взглядом ее промокшую белую блузку, плотно облепившую пышную грудь. – Ваше замечание относительно пессимистов, кажется, адресовано мне?

– На воре и шапка горит.

– Похвальное знание пословиц для начинающего писателя. Вот только выражаетесь вы иногда несколько вульгарно.

– Спасибо за критику, профессор, – усмехнулась Элис. Она заметила, что взгляд Фрэнка по-прежнему устремлен на ее груди, просвечивающие сквозь мокрую ткань. Ей стало неуютно, и, схватив коробку, она ринулась вверх по лестнице.

– Позвольте, я вам все же помогу, – предложил Фрэнк, идя следом.

– Благодарю, вполне справлюсь сама. – Она уже была у порога своей квартиры.

– По крайней мере, дайте ключи, я открою вам дверь.

– Спасибо, в этом нет никакой необходимости. – Элис не собиралась открывать дверь, дожидаясь, когда настырный помощник отправится восвояси.

Фрэнк задумчиво смотрел на соседку, явно озадаченный ее необъяснимым упорством.

– Вы действительно на редкость упрямая женщина, – процедил он сквозь зубы. На его скулах заходили желваки.

Элис довольно усмехнулась: она, наконец, выросла в его глазах – ее назвали женщиной.

– Ну что вы, я могу быть еще упрямее, – игриво заверила она. – До новых встреч, профессор!

– Постараюсь избегать их. – Он направился к своей квартире. – И прекратите называть меня профессором.

– Почему? Это напоминает вам о возрасте? – Она не собиралась оставлять за противником последнее слово.

– Между прочим, мне всего тридцать семь, – буркнул он, вставляя ключ в замочную скважину. – Неужели? А я думала, вы значительно старше. Может, оттого, что вы такой угрюмый.

– Я не угрюмый! – рявкнул Бартон.

Элис одарила его лучезарной улыбкой.

– Не стоит кипятиться, профессор. Не сомневаюсь, что в компании своих сверстников вы просто неотразимы. Кстати, давайте ваш галстук…

Захлопнув за собой дверь, девушка едва не расхохоталась. Конечно, с ее стороны весьма неосмотрительно дразнить соседа, но она была не в силах отказать себе в этом удовольствии. В Бартоне таилось нечто такое, что постоянно провоцировало ее на колкости. Ей еще никогда в жизни не доводилось иметь дело с мужчиной, который бы заводился с пол-оборота. Ее отец и братья, как и все знакомые фермеры, отличались невозмутимостью и добродушием и, когда над ними подтрунивали, лишь посмеивались в ответ. Да, Фрэнк – весьма занимательный субъект…

3

Собравшись с духом, Элис постучала в дверь. От волнения стук получился громче, чем требовали приличия. Девушка нервно втянула в себя воздух в ожидании предстоящей встречи. Когда же дверь, наконец, приоткрылась, она обомлела. Фрэнк стоял перед ней голышом. Ну, почти голышом, поскольку набедренная повязка из полотенца частично прикрывала наготу.

Несмотря на неприязнь к этому человеку, Элис вынуждена была признать, что он выглядел весьма впечатляюще: налитые мышцы, широкая грудь, которую вовсе не портили густые заросли темных волос. Да, он настоящий самец, подумала она, не в силах оторвать взгляд от атлетической фигуры. Капельки воды бусинками поблескивали на теле – нежданный визит явно вытащил Бартона из ванны.

– Ну что, ваше любопытство удовлетворено? – с усмешкой вывел он ее из оцепенения. Элис представила, что будет, если сказать «нет».

– Я… я приготовила мясной соус и решила угостить вас. Надеюсь, вам понравится. Мне очень хотелось… хм… отблагодарить вас за помощь, которую вы мне вчера оказали. Кроме того, я принесла ваш галстук, он в полном порядке.

Фрэнк сказал, что галстук потребуется ему в пятницу, и Элис надеялась, что если принесет его на день раньше, то это ей зачтется. Правда, по выражению лица Бартона нельзя было сказать, что он обрадовался. Девушка сдержанно и, как ей хотелось верить, с достоинством улыбнулась, одной рукой протягивая банку, а другой – галстук. Она не собиралась посвящать Фрэнка в подробности того, как намучилась с этим злосчастным предметом мужского туалета, чтобы привести его в порядок. В настоящий момент расходы на химчистку не вписывались в ее бюджет, поэтому ей ничего другого не оставалось, как изрядно повозиться.

Фрэнк протянул руку, чтобы взять галстук, явно собираясь проигнорировать соус, но начавшее вдруг сползать с бедер полотенце отвлекло его. Элис не преминула воспользоваться ситуацией и прошмыгнула в квартиру.

– Проходите, пожалуйста, не стесняйтесь, – с явной иронией предложил Бартон, которому ничего другого не оставалось.

– Спасибо, я только на минутку, – учтиво ответила она.

Элис осмотрелась, отметив, что квартира соседа по планировке была зеркальным отражением ее собственной, но на этом сходство и заканчивалось. Фрэнк обставил свое обиталище с претензией на роскошь. Ноги буквально тонули в мягком ковре, лежащем на полу. Бледно-терракотовые обои служили прекрасным фоном для многочисленных картин. Огромное зеркало в затейливой резной раме, занимавшее почти всю стену, делало комнату намного просторнее и значительно светлее, даже сейчас, когда на улице шел дождь и приближались сумерки. Она представила, как, должно быть, приятно танцевать, глядя на свое отражение в этом великолепном зеркале. Впечатляли и большие книжные шкафы, и огромных размеров диван, и уютные кресла, обтянутые натуральной кожей абрикосового цвета. Просторная кухня была превосходно оборудована.

Поставив банку с соусом на мраморную кухонную стойку, Элис смутилась. Этот примитивный сосуд, пусть даже наполненный вкусной приправой к спагетти, был здесь явно не к месту, как, впрочем, и она сама.

– Соус следует перед употреблением разогреть. – Обернувшись, она не обнаружила хозяина.

Элис посмотрела на телефонный аппарат, раздумывая, не воспользоваться ли, но решила не самовольничать и принялась рассматривать одну из картин. Она не сомневалась, что это оригиналы и что коллекция подобрана сообразно вкусу хозяина, а не ради выгодного вложения денег.

– Нравится?

От неожиданности девушка вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял Фрэнк, который уже успел надеть рубашку и джинсы, но Элис все еще видела его полуобнаженным. Она снова перевела взгляд на картину.

– По правде говоря, не нравится, – откровенно призналась Элис, но, вспомнив, что цель ее визита – постараться наладить отношения с соседом после недавнего инцидента, поспешно добавила:

– Дело в том, что я плохо разбираюсь в живописи, так что не могу судить…

– Я спрашиваю не о художественных достоинствах картины, а о том, нравится ли она вам или нет.

– Это имеет для вас какое-то значение? – Девушка украдкой попыталась прочесть подпись на холсте. Что, если Фрэнк – автор этого полотна?

– Не волнуйтесь, это не моя картина, я даже не умею толком держать кисть. Поэтому вы меня ничуть не огорчите, если скажете, что вам не импонирует мой художественный вкус.

– Ну что ж, в таком случае должна признаться, что эта картина слишком пестра, – заметила Элис. – Теперь вы довольны?

– Вполне. Вообще-то эту картину написала моя мать.

Элис почувствовала, как щеки становятся пунцовыми. Зачем он все время пытается поставить меня в неловкое положение?

– Мне ничего не остается, как посочувствовать вашему отцу, – смущенно выдавила она.

– Мои родители развелись, когда я еще учился в начальной школе. Отца уже нет в живых, но при жизни он тоже не испытывал восторгов в отношении творений матери.

– Извините, – пробормотала Элис. Ну почему все мои самые благие намерения в отношении этого человека заканчиваются тем, что я попадаю впросак? – По-моему, ваша мать – хорошая и, безусловно, талантливая художница.

– Специалисты тоже так считают, – улыбнулся Фрэнк. – Мне пришлось заплатить несколько тысяч долларов за эту картину.

– Ваша мать продала вам эту картину? Вам, своему сыну? – опешила Элис.

– Не совсем так. Я приобрел ее у владельца одной галереи. Мама часто раздаривает свои полотна, но, когда я попросил у нее именно эту картину, она мгновенно продала ее художественной галерее.

– Но почему?

Элис знала не понаслышке, что такое творческий темперамент. Талантливые люди зачастую склонны к необъяснимым, с точки зрения логики простых смертных, поступкам, ведь именно благодаря этому они с Ником и оказались в Окленде. По мнению Стеллы, ее литературное творчество оправдывало любые перегибы, и сестру вовсе не мучили угрызения совести.

Что касается Элис, то она старалась свести до минимума ложь, благодаря которой и оказалась в Оклендском университете. В деканате она представилась именем сестры, но каждый раз поправляла сокурсников, когда кто-нибудь называл ее Стеллой.

И все же ей было тяжело жить чужой жизнью еще и потому, что она по-прежнему не была уверена, правильно ли поступает по отношению к Стелле и Нику. Элис и в голову не пришло бы поставить успешную карьеру выше интересов собственного ребенка. Но в то же время Элис считала себя не вправе осуждать сестру за то, что та воспринимает жизнь по-своему.

Беременность Стеллы протекала тяжело, и она, и ребенок едва не отправились на тот свет во время преждевременных родов. Позднее, когда Стелла привезла малыша в свой крохотный уединенный домик на побережье, она вдруг с ужасом обнаружила, что из-за повседневных домашних хлопот и забот о ребенке у нее напрочь пропало столь необходимое писателю вдохновение. Элис, которая помогала Стелле в первый месяц материнства, глубоко тревожили участившиеся у сестры приступы апатии.

Когда Стелла, приняв участие в конкурсе, проводимом Фондом Маркхэма, победила, став его стипендиаткой, Элис очень обрадовалась. Она надеялась, что грядущие перемены встряхнут сестру и выведут ее из уныния. Ведь по условиям конкурса стипендиат должен был переехать в Окленд, поселиться в квартире, предоставляемой фондом, и работать над завершением книги. В противном случае он лишался не только стипендии, но, что самое главное для начинающего писателя, и контракта на издание своего произведения. Однако Стелла категорически отказалась ехать в Окленд, мотивируя это тем, что только в привычном уединении может плодотворно работать. Но чтобы не потерять предоставляемые фондом льготы, она уговорила Элис выдать себя за Стеллу Годвин, а заодно забрать с собой и ребенка.

Поначалу Элис восприняла предложение сестры без особого энтузиазма, но, поговорив с ее лечащим врачом, высказавшим серьезную обеспокоенность состоянием здоровья пациентки, она согласилась на авантюру…

Фрэнк внимательно взглянул на ее отрешенное лицо.

– Моей матери эта картина не нравится. Она считает ее нетипичной для своего творчества.

– Зачем же вы ее приобрели?

Рот Бартона скривился в усмешке.

– Чтобы досадить милой родительнице, привыкшей к беспрестанным похвалам. Захотелось напомнить ей, что она слеплена из того же теста, что и простые смертные, и у нее тоже бывают неудачи.

– Весьма дорогостоящий способ напоминания, – заметила Элис, подумав при этом, что профессору, очевидно, не приходится жить только на жалованье лектора и он вполне может позволить себе экстравагантные капризы. – Да и, мягко говоря, не слишком красивый поступок по отношению к собственной матери.

– Если я правильно понял, вы считаете, что семейные узы должны ставиться выше принципов?

Элис поспешно потупилась.

– Конечно, ведь родная кровь – не вода.

– О, я совсем забыл, что у вас наготове поговорки на все случаи жизни. Значит, по-вашему, позиции и взгляды личности выше общественных? Или это…

– Да бросьте вы, мы не на диспуте, – оборвала собеседника Элис, чувствуя себя совсем уж неловко. – Вы абсолютно правы.

Зайдя на кухню, Фрэнк открыл банку и понюхал соус, преувеличенно восторженно улыбаясь.

– Как великодушно с вашей стороны побаловать сирого холостяка вкусной домашней едой! Золотое у вас сердце! Но мне кажется, вы немного перестарались с базиликом.

– Да будет вам известно: здесь ровно столько приправ, сколько полагается по рецепту. Я готовлю этот мясной соус уже не первый год, и никто никогда не жаловался! – запальчиво возразила Элис.

– Возможно, фермеры не так привередливы в еде, как горожане.

– Позвольте спросить, где вы приобрели квалификацию дегустатора?

– С рецептами приготовления изысканных блюд меня ознакомил опытный французский шеф-повар.

Элис едва сдержалась, чтобы не забрать обратно свою скромную стряпню.

– Так вы учились кулинарии?

– Не совсем. Просто Анетт по доброте душевной давала мне бесплатные уроки.

В этом вполне невинном на первый взгляд замечании сквозила ирония, а хитрый блеск в темных глазах собеседника, вовремя замеченный Элис, умерил ее любопытство. Она предпочла не совершать новую ошибку и не стала вдаваться в расспросы о том, кто такая Анетт. Вне всякого сомнения, Фрэнку доставило бы огромное удовольствие поставить ее еще раз в неловкое положение откровением о том, что эта женщина оказалась не только отличным шеф-поваром.

– Вы совсем не обязаны, есть приготовленный мною соус, тем более, если он не отвечает вашему изысканному вкусу.