Текст книги "Вето на девочку"

Виктория Волкова
Вето на девочку

1. Побег

– Выкладывай, что случилось? – спрашивает Катерина, стоит мне только усесться рядом за столик.

Оглядываюсь по сторонам. Субботним днем в маленьком кафе напротив театра обычно аншлаг. Но сегодня – пусто.

Лишь в углу печально играет саксофон, надрывая душу, а на дальнем диванчике какая-то парочка целуется взасос.

– Я решила уйти из дома! – заявляю я решительно. – Не могу больше.

Сжимаю в руках телефон и, наткнувшись на жалостливый взгляд Катерины, вздыхаю тяжко.

– Совсем невыносимо? – сочувствует подруга.

Делает знак официанту подождать.

– Они так и не простили тебя? – жалостливо тянет Катя и добавляет веско: – Уже пора бы.

– Нет, – мотаю я головой и добавляю веско: – Решение окончательное. Обжалованию не подлежит.

– Знаю, систер, – печально соглашается Катя и сама чуть не плачет. – Не хочу с тобой разлучаться.

Если честно, ближе Кати Димировой у меня никого нет. Мы с детского сада дружим. Редко расстаемся и с полуслова понимаем друг друга.

Усмехаюсь горько. Прикусываю губу, чтобы не расплакаться.

– Давай выкладывай, – требует Катерина, мгновенно считывая мое состояние.

– Сестра ждет бебика. Но объявлять при мне не захотела. Дождалась, когда выйду… Вот ей я что сделала? – тяну, всхлипывая.

И сама будто снова оказываюсь в прихожей родительского дома. С кухни доносятся голоса. Мама с сестрой накрывают на стол. Папа с зятем обсуждают последнюю рыбалку.

– Мы хотим вам что-то сказать… – весело начинает сестра и неожиданно осекается. – Она ушла или еще нет? – понижает голос.

– Сейчас посмотрю, – вторит ее муж.

Выглядывает в коридор. Но я успеваю спрятаться в тамбуре.

– Ушла. Можем рассказывать.

– У нас в феврале родится мальчик! – торжественно объявляет Ева.

А я, сцепив зубы, тихо выхожу за дверь. Силюсь не зарыдать от отчаяния. Под окнами, чтобы не заметили, добегаю до калитки. И без сил вваливаюсь в такси.

Знаю! Я накосячила. Но не до такой же степени? За два года могли бы и простить! Но не простили. Никто. Даже мама, и та от меня отвернулась.

Только одна моя Димирова осталась со мной.

– Хреново, – морщится она. – Но ты права. Нет смысла это терпеть. А что надумала?

– Переведусь в Москву. Там общагу дадут. На работу устроюсь. Как-нибудь справлюсь.

– Москва – это классно! – задумчиво тянет Катерина и тут же, оживившись, хватает меня за руку. – Давай вместе, Макарова?! Я отцу позвоню. Может, он разрешит в его хате пожить. Тогда и в общаге ютиться не придется. Соглашайся, а? Ну как я тут без тебя останусь?

– Да как-то неудобно, – теряюсь я от такого напора.

– Он у меня хороший. Только маме назло все делает, – весело объясняет Катя, заметив мой обалделый взгляд. – Они с мамой развелись, когда мне год исполнился. Молодые были. Дурные. Сразу после школы поженились. Не знаю, что там между ними произошло, – недовольно морщится она. – Он же научил меня в бильярд играть. Тряпки брендовые дарит, – кивает Катя на сумочку от Дольче Габбана. – Машину обещал купить. Мама, конечно, будет против. Но стоит мне заикнуться про Москву, папа все решит по-своему. Вот увидишь.

– Может, сделаете заказ? – подходит к нам официант.

Наверняка он все слышал. Но мне плевать. Честное слово!

Скоро меня не будет в этом городе. Уеду. Навсегда.

– Два латте! – выбираю я привычно.

А Катерина, деловито подхватив со стола сотовый, нажимает контакт. И когда в трубке раздается «Да, Катя, слушаю!», начинает ныть.

– Пап, мы с моей Макаровой решили в Москву перевестись. Нужно учиться у самых лучших педагогов. А тут что ловить…

– Я тебе давно это говорю, – слышится властный голос.

Вздрагиваю безотчетно. Аж мурашки пробирают от бархатистого тембра с легкой хрипотцой.

– Да, папа, да! – вторит Катя и довольно подмигивает мне. – Так ты нам поможешь? Мы же вдвоем с Настей едем…

– Кто такая Настя? – резко интересуется Димиров.

– Моя Макарова, – фыркает Катерина. – Я тебе про нее рассказывала. Помнишь?

Улыбаюсь, стараясь не рассмеяться в голос. Конечно, так все предельно понятно. Моя Макарова и моя Димирова.

– Ладно, – вздыхает Катин отец. – Я свяжусь с ректором. Вас переведут. Скинь мне все данные. Свои и подружки.

– Папочка, ты самый лучший! – тараторит Катя.

– Догадываюсь об этом, – усмехается мужчина и добавляет требовательно: – Собирайся. С матерью я порешаю.

– Спасибо! Спасибо! – снова подмигивает мне Катерина. Сжав в кулачок наманикюренные пальцы, победно сгибает руку в локте.

Йес!

– Мы тебя не побеспокоим, ни капельки! Сразу в общежитие устроимся…

– Нет, Катя, – сдержанно перебивает ее отец. – Никакой общаги. Жить будешь у меня.

– Но я не хочу разлучаться с моей Макаровой. Мы же дру-у-жим.

– Я немного занят, детка. Но если присутствие подруги в твоей жизни – это обязательное условие, то я не против. Приезжайте вместе, – стальным тоном отрезает мужчина и, не попрощавшись, отключает связь.

В трубке слышатся короткие гудки. Но Катю это мало смущает.

– Мы его сделали, систер. Родители такие предсказуемые! – ликует она. – Не боись. Папаня мой постоянно в разъездах. Он нам точно мешать не будет.

Ее веселье тотчас же передается мне.

– Это надо отметить! Два коктейля, пожалуйста! – зовет официанта Катя. – Или нет. Апероль! Напиток удачи.

Домой я попадаю поздно вечером. Совершенно спокойно прохожу мимо насупленных родителей.

И на вопрос матери «Как долго это будет продолжаться?» отвечаю с глуповатой улыбкой:

– Это в последний раз, мамочка.

А ровно через неделю торопливо собираю рюкзак и, никому не сказав ни слова, выхожу из дома. Как ни в чем не бывало прохожу два квартала до Катиных ворот. И вместе с ней сажусь в черный агрессивный внедорожник, присланный ее отцом.

– Александр Георгиевич велел побыстрее вас доставить, – тут же предупреждает водитель. – Поэтому минимум остановок, девочки.

«Александр Георгиевич», – перекатываю на языке чужое имя-отчество. Интересно, какой он? Судя по голосу, человек властный. Будет ли донимать нас своими придирками? Или разрешит отвязаться по полной?

И словно подслушав мои мысли, Катерина сплетает свои пальцы с моими, кладет голову мне на плечо и радостно восклицает:

– Не боись, Макарова! Папа у меня обалденный.

2. Дорога на Москву

Дорогой мы с Катей дремлем в обнимку. И просыпаемся, когда машина тормозит около сверкающей огнями заправки.

– Пит-стоп, девчонки! – весело провозглашает водитель Денис Иванович, коренастый мужик лет сорока пяти. – Сейчас кофе попьем и дальше поедем. Не хочу ночью останавливаться.

Пока заправляют машину, выходим на воздух. Разминаем затекшие ноги, безумно радуясь путешествию.

– Сортир и кафе тут внутри, – кивает водитель на стекляшку.

Нас долго просить не надо. Помыть руки, умыть лицо. А когда я выхожу из кабинки, Денис Иванович уже маячит рядом с Катей.

– В машину, быстренько, – командует он добродушно. – Кофе я вам принесу. Дорогой попьете. Или кто-то хочет чай?

– Нам два латте, – бойко командует Катя. – А еще круассан и шоколадку, Деня.

– Обязательно, – усмехается тот. И очень настойчиво провожает нас к машине.

– Папа у меня сдвинут на безопасности, – веселится Катерина. – То есть дома я могу хоть всю ночь гулять. А в Москве нельзя. Там я дочка самого Димирова.

– А у нас в Филипповке?

– Мамина! И никому не нужна. Прикинь! – смеется Катерина. В карих глазах мелькают озорные чертики. А черные волосы, уложенные в хвост, качаются туда-сюда.

Тоже хихикаю и осекаюсь на полуслове, когда мой телефон начинает вибрировать.

– Кто там? – тревожно интересуется подруга.

– Отец, – выдыхаю я, борясь с желанием сбросить звонок. Но нельзя. Папа мой в бешенстве страшен. У него и так в каждом городе полно высокопоставленных знакомых. По щелчку пальцев машину остановят и меня доставят обратно.

Нет, он не упоротый бизнесмен. Знаменитый доктор. К нему со всей страны едут.

– Да, папа, – стараюсь сдержать волнение.

– Ты когда домой собираешься, Настя? – строго интересуется он. Голос сухой и надтреснутый.

– Я уехала учиться в Москву, – объявляю торжественно. Не зря же репетировала перед зеркалом. – Две недели назад отправила документы на перевод. Их одобрили. Велели явиться.

– Я не понял. Это шутка такая? Но не смешно. Где ты? Быстро домой.

– Я уехала, папа, – повторяю я снова. – Меня нет в городе. И до следующего лета я возвращаться не планирую.

– Даже так, – недовольно крякает отец. – А нам с матерью почему ничего не сказала? Не сочла нужным?

– Ты бы меня не отпустил, – признаю вслух очевидный факт.

– Естественно! Чем тебя наш университет не устроил?

– Не тот уровень… Ладно, папа, меня зовут… – пытаюсь я поскорее закончить неприятный разговор.

Отец любит только старших детей. А я… даже родиться умудрилась не вовремя.

– С кем ты? – рычит он в трубку.

– С моей Димировой, – выдыхаю по привычке.

– Ладно, – отрывисто замечает он и приказывает сухо: – Говори, какой поезд. Сейчас кто-нибудь из братьев за тобой подъедет.

Отец, похоже, мне не верит и не скрывает раздражения и усталости. Всем своим видом показывает, как его достали мои выходки.

Хотя и выходок нет никаких. Я – тихоня и отличница, впервые в жизни решившаяся на побег.

– Ноль четыре Эс, – закатив глаза, выдаю я заранее заготовленный ответ. – Мы уже к Москве подъезжаем, пап.

В трубке неожиданно наступает тишина. И мне в первый момент кажется, что связь отключилась. Что-то случилось на линии, и нас разъединили в самый неподходящий момент.

Но отец там. На другом конце миллионов сот, которые соединяют нас в пространстве.

Думает. Пытается понять, что предпринять дальше. Молчу, приставляя палец к губам. Катю дважды просить не надо. Мы с ней на одной волне. Подмигнув, подруга демонстративно сжимает губы в некое подобие бантика, которое она сама называет «куриной ж. пкой».

Смешно. Но сейчас мне точно не до смеха. Жду, что скажет отец. Как приговора жду.

– Мне это не нравится, Настя, – наконец соизволяет папа продолжить разговор. – Советую сразу вернуться домой. Не усугубляй ситуацию, пожалуйста. Хватит нам позора.

«Вот и радуйся, что избавился!» – утираю ладошкой слезы.

– Я не вернусь, папа, – заявляю без запинки. – Мне девятнадцать лет, и я совершеннолетняя. И если кто-то попробует увезти меня силой, я обвиню в похищении.

Распрямляю спину, стараясь говорить твердо. Главное, не сдаться сейчас. Я все выдержу. Только больше не хочу слышать, в каких бедах семьи я виновата. Все! Надоело!

– Дурдом какой-то! – вздыхает отец. – Это твое право, конечно. Как устроишься в общежитии, позвони матери, – приказывает он голосом, не терпящим возражений.

– Хорошо, – киваю я, наблюдая в лобовое стекло, как от стекляшки к машине спешит наш Денис Иванович. В одной руке стаканы с кофе на подставке, а в другой – пакет со сдобой.

– Вырастили на свою голову, – ругается отец и, не попрощавшись, прекращает разговор.

– Сильно ругается? – косится на меня Катерина.

– Как обычно, – отмахиваюсь я легкомысленно. – Вот почему твой все понимает, а мой вечно всем недоволен.

– Вадиму Ильичу сколько лет?

– Шестьдесят три.

– А моему тридцать шесть.

– Тридцать шесть? – переспрашиваю я не веря. – Сколько ж ему было, когда ты родилась?

– Семнадцать лет. А маме – восемнадцать. Школьный роман. Я же тебе рассказывала. Их, конечно, поженили. Папа перевелся в вечернюю школу и пошел работать. Он и тогда был упертый. А потом родители что-то не поделили и развелись. Прошла любовь, завяли помидоры! – весело хихикает Катерина и тут же обращается к вернувшемуся с нашим ужином Денису Ивановичу:

– Деня, а ты случайно жвачку не купил? Забыла сказать.

– Купил, – весело рапортует тот. – Знаю я твои повадки, Катерина Александровна.

Вроде бы в шутку сказано. Но мне немного режет слух явное несоответствие. Взрослого мужчину моя Димирова называет по имени и на «ты», а он ее величает уважительно. Как хозяйку.

Неужели Катин папа так богат и могуществен, что его влияние распространяется и на дочку? В это трудно поверить, зная Катю Димирову. Такую простую, веселую и совершенно бесхитростную.

– Ваш заказ. – Денис Иванович передает нам подставку с кофе и пакет с выпечкой. А сам садится за руль.

– Вперед! Нас ждет Москва, – улыбается нам в зеркало заднего вида. И включает музыку.

Дорогой мы с Катей пьем кофе из бумажных стаканчиков. Жуем круассаны под задушевный романтический медлячок. Хорошо-то как! Никто не ругается из-за крошек в салоне. Не хмурит бровью, когда хлопает дверца.

Машина плавно скользит по трассе, распугивая грозным видом обычные легковушки. Теперь уже в колонках гремит Би-2. И мы с Катей подпеваем Шуре и Леве.

– Пустые города, в которых никогда ты раньше не бывала!

– Мы все начнем сначала!

Пожалуй, такая жизнь мне нравится! А дальше разберемся. Деньги на карточке отложены. На первое время хватит. Недаром я три года все подарочные собирала. Готовилась. Завтра приеду в Москву. Устроюсь в общежитии и постараюсь найти работу.

3. Хозяин дома

Большая Москва встречает нас утренним солнышком и умытыми после дождя улицами. Машина сворачивает куда-то на МКАДе и несется по дороге, петляющей между поселков.

Продрав глаза, собираю растрепавшиеся волосы в хвост. Сонно разглядываю коттеджи, выглядывающие из-за заборов. С дороги видны только окна верхних этажей и крыши. Но и так понятно, кто тут живет. Богатые и знаменитые.

– Деня, а папа разве не в городе? – изумленно спрашивает Катя. – Мы с ним договаривались…

– Квартиру в Плотниковом затопило, – бодро докладывает Денис Иванович. – Там жить сейчас невозможно. Шеф велел вас на дачу везти. А что? Тут воздух свежий. Корты, бассейны, женихи…

– Мы вообще-то учиться приехали, – голосом ботана напоминает Катерина и добавляет с гордостью: – Моя Макарова, между прочим, повышенную стипендию получает…

– А мы? – смеясь, поддевает Денис Иванович.

– А мы в пролете, – фыркает Катя, подмигивая мне. Ни я, ни она никому не откроем нашей маленькой тайны. Без меня Катя вряд ли бы потянула универ. У нее дислексия. А она это скрывает. Дурочка!

Зато в теннисе ей нет равных. А вот я играю посредственно. Но главное, мы дружим с детского сада и никогда не ссорились.

Напевая под нос, лениво таращусь в окно. Обычный частный сектор неожиданно сменяется элитным поселком, где за закрытыми воротами на дорогах выложен идеальный асфальт. Тротуары вымощены плиткой. А за низкой одинаковой изгородью возвышаются дома, похожие на гигантские кубики с панорамные окнами.

Такое ощущение, что пока мы спали, Денис Иванович пересек границу и вывез нас в Европу.

– Ну вот и приехали, божечки-кошечки! – радостно восклицает Катя, когда машина сворачивает куда-то в сторону. – Сейчас вещи бросаем. Купальники натягиваем и в бассейн, – живо командует подружка.

– А я не брала купальник, – роняю я возмущенно. – Зачем он здесь?

– Не переживай, – отмахивается Катерина. – У меня тут есть несколько. Это я – лошара, забыла тебе сказать. А вон и папа! – радостно машет она.

Машина въезжает в невысокие воротца, и теперь уже и я замечаю высокого подтянутого мужчину, стоящего на крыльце большого трехэтажного дома. Лица пока не разобрать. Но я безотчетно залипаю взглядом на широких плечах хозяина дома.

– Папочка!

Как только внедорожник замирает на месте, Катерина вопя выпрыгивает наружу. Несется со всех ног к отцу, сверкая белыми подошвами кедов. Да и он радостно спешит навстречу. Будто маленькая капризная девочка, Катя прыгает на шею отцу. И тут же оказывается в крепких объятиях.

– Выходим, Настя, – улыбается мне водитель. – Александр Георгиевич вас не съест.

– А мой рюкзак? – охаю я, спохватившись.

– Горничные принесут в вашу комнату, – снисходительно объясняет Денис Иванович.

Горничные? Серьезно?

Неловко выбираюсь из машины. И застываю глупой статуей около черного, слегка припыленного бока внедорожника. Пытаюсь представить себя со стороны. Простушка в драных джинсах и мятой майке. Даже куда руки деть от растерянности не знаю.

«Дыши, Макарова!» – приказываю себе.

Обалделым взглядом пробегаюсь по всему великолепию. Невысокие елочки высажены по идеальной прямой. А умопомрачительной красоты люстра тянется в длинном панорамном окне с третьего этажа на первый.

А тут красиво. Очень красиво!

– Настя! – бежит ко мне Катерина. – Не бойся. Мой папа все про тебя знает, – трещит она, подхватывая меня под руку.

Делаю шаг навстречу и пропадаю, попав под прицельный огонь черных глаз хозяина дома. Ноги почему-то становятся ватными, язык прилипает к нёбу, а по спине бегут мурашки.

Если кто тут лошара, так это я.

– Рад познакомиться, Настя, – приветливо кивает мне Александр Георгиевич.

Красивый мужик. Белые джинсы плотно обтягивают длинные ноги, а под синей майкой вырисовываются в меру накачанные плечи. А еще руки… Сильные, холеные. С золотыми часами на запястье. На худом смуглом лице появляется довольная улыбка.

– Рад, что вы с Катюшкой согласились остановиться у меня, – басит хозяин дома, не сводя с меня глаз.

Приглядывается, наверное, что за шалая птица к нему в дом залетела.

– Но папа, мы еще не решили, – возмущенно тянет подруга, входя в холл.

– В нашей квартире сейчас ремонт, – совершенно спокойно объясняет Димиров, придерживая дверь. – А в общаге вам делать нечего…

Катин отец говорит то же самое, что и мой. И по большому счету, не считается с нашим мнением. Но в его голосе сквозит забота, а мой обычно даже не пытается скрыть раздражение.

Вот и вся разница! И она не в возрасте, а в отношении.

– Прошу, Анастасия, – пропускает меня вперед хозяин дома.

Широкая мужская ладонь слегка касается моей спины. Обычный жест гостеприимства. А у меня подгибаются коленки и все тело сотрясает неведомая до этого дрожь.

Может, я заболела? Или это от нервов?

Спросить бы у папы… Но он опять заведет свою шарманку о моей неприспособленности к жизни. Нет уж! Переживу.

– Я тебе после все покажу, – тянет меня за собой Катерина и, словно опомнившись, оборачивается к отцу. – Папа, а ты с нами пообедаешь или сразу уедешь?

От такой наглости Катин отец закашливается.

– Работы как всегда полно, Катюшка, – признается он, улыбаясь. – Но я с удовольствием уделю вам время.

– Шашлыки пожарим?

– Мясо замариновано, детка, – довольно сообщает Александр Георгиевич, будто сорвал джек-пот. – Если хотите, бегите в бассейн. А ближе к обеду встречаемся на западной террасе.

– Ууу, ты самый лучший! – снова бежит к отцу Катерина. Целует в щеку.

А он в ответ слегка касается губами Катиного виска и снова буравит меня жгучим взглядом.

Отворачиваюсь, не выдержав. Рассеянно смотрю на белую мебель, живые цветы в вазах. Поднимаю глаза к прозрачному потолку и задыхаюсь от восторга. Кажется, солнечный свет струится по комнате, наполняя ее теплым сиянием.

– Пойдем! – возвращает меня в реальность Катерина. Схватив за руку, тянет за угол мимо отделанной мрамором лестницы. Останавливаюсь около кабины лифта. Во все глаза пялюсь на тонкий пальчик подружки, нажимающий на блестящую прозрачную кнопку.

Лифт! В частном доме?! Как такое возможно!

– Это для нас и наших гостей, – объясняет Катерина, подталкивая меня к открывающимся дверцам. – В задней части дома есть еще один, попроще. Для персонала. А этим обслуге пользоваться запрещено.

Шагнув в серебристую новенькую кабину, провожу пальцем по пупырчатой металлической панели.

Точно такой же лифт папа недавно заказывал себе в клинику. Долго высчитывал, какой лучше выбрать. Ругался с мамой и поставщиком. И даже оформил в банке займ.

– А чем занимается твой отец? – выдыхаю я, не в силах справиться с любопытством.

– Он – архитектор. Строит дома, похожие на наш. У них с другом собственное агентство. Плюс играет на бирже, делает ставки на ринге. Но девелопмент – основная статья доходов, конечно. Никакого криминала. За что папу очень ценю и уважаю. Правда же, он суперский! – с восхищением выдыхает Катерина.

– Идеальный! – признаюсь я как на духу.

4. Новый дом

– Сейчас покажу тебе твою спальню! – ведет меня по второму этажу Катя. – Там папина, – машет рукой в другое крыло дома. – А тут наши.

Осторожно ступаю по мраморному полу, натертому до блеска.

– Такая чистота, а мы в кедах заявились, – роняю я стыдливо.

– Да брось ты! Это не наши хатки в Филипповке. Тут у папы круглосуточно прислуга шуршит.

– А мы никого не встретили, – растерянно оглядываюсь я по сторонам.

На всем втором этаже пусто. На консолях с массивными резными ножками стоят пузатые вазы со свежими цветами. На стенах – картины в золоченых рамах. Просторный холл залит солнечным светом. И вокруг ни души!

– Так у них главное условие – не попадаться на глаза папе, – весело смеется Катерина. – Вот и натирают все с утра, пока он спит. Но штат тут нехилый. Повар, экономка, две-три горничных, охрана, водитель, садовник. Они на третьем этаже живут, – поднимает она палец к верху и добавляет ехидно: – У нас тут самая настоящая общага.

– Так и скажу маме. Поселилась в общежитии, – шучу я. – А до универа отсюда далеко, Кать? – интересуюсь серьезно. Если с утра выбираться из пригорода, то во сколько же придется вставать. И самое главное, как добираться обратно. Может, ну его, этот дворец? Общага ближе и душевнее.

– Деня наш умудряется минут за сорок доезжать, – вздыхает Катерина, то ли радуясь, то ли огорчаясь запредельным талантам водителя. – Примерно как на общественном транспорте от общаги… Но у него мигалка, – усмехается подружка и произносит просительно: – Слушай, а давай останемся здесь, а? Ну на фиг нам мотаться по Москве. Тут жиза классная. И на учебе можно полностью сосредоточиться.

– Ага, сейчас, – усмехаюсь я добродушно. Но честно говоря, мне и самой отсюда уезжать не хочется. Когда еще получится пожить в самом настоящем дворце. – А твой папа против не будет? – спрашиваю поспешно.

– Он будет счастлив! – искренне восклицает Катюха и снова тянет меня дальше по коридору.

– Вот твоя комната! – распахивает дверь. – Как тебе?

– Обалдеть! – охаю я, не решаясь войти.

Взглядом натыкаюсь на кровать с белым изголовьем, простеганным золотыми нитками. По обеим сторонам от нее такие же тумбочки. Белые с тонкой золотой отделкой. Такой же узор на потолке. И ковер на полу. Белый с золотыми цветами.

И это обычная гостевая спальня, а не покои принцессы? Точно?

– Лучше, чем в общаге? – подначивает Катерина. И подмигивает заговорщицки. – Пойдем, мою хатку покажу.

Деловито бежит вперед и толкает следующую дверь в конце коридора.

– Папочка расстарался, – шепчет довольно Катя.

А я смотрю на розовое чудо. Инкрустированная мебель, цветы в вазах. Кровать, ковер. Все розовое! Даже люстры!

– Балдею от этой комнаты, – признается Катерина. – Чувствую себя настоящей принцессой. Хорошо, что мы с тобой вырвались, Макарова-а! – упав на кровать, тянет блаженно.

Раскинувшись звездой, Катя хлопает по стеганому покрывалу.

– Иди сюда…

Но стоит мне только сделать шаг к кровати, как в комнату вбегает маленькая белая собачонка. И с радостным лаем бросается сначала мне под ноги, а потом на кровать к Кате.

– Жужа! – подхватывает ее Катерина. – Ты еще тут? – смотрит удивленно.

– А где ей быть? – появляется в дверях Александр Георгиевич. – Твоя собака. Прислуга присматривает. К ветеринарам возим. Там счета больше, чем у меня, – усмехается криво.

– Так ты здоровый, а она – больная, – морщится Катерина.

– И что? Пристрелить ее за это? – резко бросает Димиров и, присвистнув, зовет: – Иди ко мне, Жужелица.

Та бойко спрыгивает из Катиных рук и спешит к своему благодетелю. А тот, опустившись на корточки, подставляет руки, разрешая собаке привычно умоститься в ладонях.

И у меня сразу теплеет на сердце, когда маленькая мальтипу всем тельцем прижимается к мускулистой мужской груди.

– Я же просила тебя от нее избавиться, – дует губки Катерина.

– Я похож на Герасима? – приподнимает одну бровь Димиров. В голосе звучат стальные нотки, а на лице застывает маска холодного раздражения.

Вроде ничего не происходит. Никто не кричит, как у нас в семье. Но Катя, мгновенно почувствовав перемену отцовского настроения, тут же сникает и идет на попятную.

– Какой еще Герасим? – хлопает она глазками, поспешно вставая с кровати.

– Жужа не Му-му, – встреваю я в разговор. И тут же прикусываю себе язык. Вот кто тебя просит, Макарова!

– А, в этом смысле! – смеется весело Катерина. – Ну пусть живет собакевна, – разрешает милостиво и добавляет со вздохом: – Только ко мне пусть не подходит. А то заразит еще!

– Кать? – изумленно пялится на дочку Димиров. – Ты серьезно?

– У нее шов на животе, – морщится Катерина.

А я замираю в ужасе. Даже дышать забываю. Как можно отказаться от беззащитного питомца? Больной, ну и что? Не заслуживает любви?

– Тогда пойду в прорубь кину, – резко разворачивается к двери Димиров.

– Нет! Не надо! Отдайте ее мне! Пожалуйста! – вскрикиваю я от неожиданности.

А в ответ слышу дружный хохот Димировых. И сама краснею от стыда. Это же надо быть такой тупой?! Ну какая прорубь в конце августа?

– Держи, – словно дорогой приз передает мне собаку Александр Георгиевич. – Она твоя. Пока живешь в нашем доме, прислуга о ней будет заботиться, как и раньше. Я распоряжусь. А вот любовь и ласка теперь на тебе.

– Спасибо, – шепчу я, прижимая к груди маленький белый комочек. И наткнувшись на черный бездонный взгляд Димирова, наклоняюсь к собаке. – Какая же ты красивая, Жужа!

Маленькая добродушная псинка внимательно смотрит на меня, будто что-то решая, а потом маленький розовый язык стремительно облизывает мой нос.

– Фууу, – скривившись, тянет Катерина. – Фууу!

– Есть контакт, – довольно улыбается Александр Георгиевич. Идет к дверям. Но останавливается на пороге, словно вспоминая, зачем приходил. – Катя, шашлык начнем жарить через час. Для бассейна у вас осталось немного времени.

– Хорошо, папочка, – лисой юлит Катерина и мурлычет ласково: – Если мы на полчасика задержимся, ты же не рассердишься. Правда?

– Нет, – отрезает Димиров. – Сегодня я прошу прийти вовремя. У нас к ужину приглашены Лиманские. Вам, девочкам, придется развлекать Алину.

– Мы будем, папочка, – нежненько воркует Катерина.

А как только за отцом закрывается дверь, обнимает меня со спины. Уткнувшись лбом в позвоночник, обвивает руками мою талию.

– Настька, ты просто чудо. Так классно разрулила конфликт. Мне бы папа еще долго эту псину вспоминал. А так… пасьянс сошелся. Спасибо, роднуля!