Текст книги "Свет во тьме"

Реплики из зала. Перепалка в зале:

– Ты забралась на чужую территорию.

СВЕТЛАНА (Спускаясь со сцены.) Это на какую же?

– На мужскую.

СВЕТЛАНА (Оглядываясь вокруг.) Что-то я не врубаюсь…

– Ну у тебя же мужские стихи.

СВЕТЛАНА. (Пробираясь между рядами.) А это уже не ко мне. Все претензии – к моей героине. Очевидно, что-то мужское было в её характере.

– Откуда столько пессимизма?

СВЕТЛАНА. А это ты у товарища Островского спроси. Очевидно, не заметил он особого оптимизма в «тёмном царстве Диких и Кабановых».

– Светка, ты отступила от своих позиций!..

А на сцене другой поэт как бы отвечает на реплику из зала.

 
– Авантюристы, мы искали подвиг,
Мечтатели, мы грезили боями.
А век командовал: «В шеренгу по два!»,
А век велел: «На выгребные ямы!»
Мы отступили, и тогда кривая
Нас понесла наверх. И мы как надо
Приняли бой, лица не закрывая,
Лицом к лицу и не прося пощады.
Мы отступали медленно и честно.
Мы били в лоб, мы не стреляли сбоку.
Но камень бил, но резала осока,
И злобою на нас несло из окон,
И горечью нас обдавала песня…
 

(Стихи Павла Когана)

ВЕДУЩИЙ ВЕЧЕРА. Товарищи дорогие! Откуда столько пессимизма? «Жить становится лучше, жить становится веселей», как сказал товарищ Сталин, а вы рыдаете в жилетку. Если и следующий оратор запоёт ту же песню, я посыплю голову пеплом и подам в отставку с поста ведущего этого поэтического собрания плачущих большевиков. (Обращаясь к девушке на сцене.) Сударыня, пожалейте мои седины, больше оптимизма.

Дальше – поэтесса на сцене и Крис, который беззвучно повторяет её слова.

 
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твоё рукопожатье,
Ведь руки твои – конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить арктический айсберг…
Твоё тело подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен.
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.
 

(Стихи Елены Ширман)

КРИС. (Вскакивает, аплодирует и кричит.) Браво! Браво!..

Зал взрывается апплодисментами, шум, смех…

ВЕДУЩИЙ ВЕЧЕРА. Мне остаётся только присоединиться ко всеобщему ликованию. Браво, Елена. Твои стихи пробили чёрствую мужскую оболочку…

Крис и Светлана идут по тихим арбатским улочкам. Мимо них иногда как тени прошмыгивают тёмные бесшумные «Эмки». И только шум шин по мостовой: «Пш-ш-ш…». Но молодые люди не замечают их…

И вообще вокруг них преобладают красный и чёрный, цвета ритуальных услуг: красные знамёна и лозунги, чёрные костюмы, чёрные кепки и шляпки, чёрные ботинки и туфли. Но молодые люди их не замечают. Они заняты собой и если что и замечают вокруг, то красоту тихих арбатских улочек и переулков.

СВЕТЛАНА. Какая тебя муха укусила? Выскочил как джинн из бутылки? Тебе что, понравились эти стихи?

КРИС. Да… Они же все про тебя. Каждая строка – о тебе. «Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты. Руки твои – конденсаторы счастья… Твоё тело подобно музыке, которую не успел написать Бетховен… Я хотел бы захлебнуться ею. Как морским прибоем…»

СВЕТЛАНА. Ты с ума сошёл!.. Да ты поэт, в натуре. Ну прямо Соломон в Песне песней. (Смотрит на него, как будто видит в первый раз. Затем делает жест, как будто снимает невидимую паутину с лица.) «Друг Аркадий, не говори красиво».

КРИС. Но я говорю то, что думаю.

СВЕТЛАНА. И много у тебя таких красивых мыслей?

КРИС. Много.

СВЕТЛАНА. Ну, например?

КРИС. Ну, например, у вас удивительно духовная страна.

СВЕТЛАНА. Ты так считаешь?

КРИС. Да.

СВЕТЛАНА. Блажен, кто верует. Тепло ему на свете.

КРИС. А что, разве не так?

СВЕТЛАНА. Увы, это всё острова в океане пошлости и мерзости. Пир во время чумы.

КРИС. Не понимаю.

СВЕТЛАНА. Ну ладно, замнём для ясности. Будь здоров, поэт. (Протягивает ему руку. Долгое рукопожатие.)

КРИС. Когда мы с тобой встретимся?

СВЕТЛАНА. В воскресенье. Я свободна, как ветер. (Кружится в вальсе.)

КРИС. (Глядя на неё в полном восхищении.) А где?

СВЕТЛАНА. В парке культуры. У нас там в 12 часов сдача норм ГТО.

КРИС. А что такое ГТО?

СВЕТЛАНА. Готов к труду и обороне. Вот ты готов к труду и обороне?

КРИС. Не знаю.

СВЕТЛАНА. Эх ты. А надо отвечать по-пионерски: «Всегда готов!» (Отдаёт Крису пионерский салют.)

КРИС. А где же я тебя там встречу?

СВЕТЛАНА. Проще пареной репы. Держи курс на парашютную вышку. Мы там будем прыгать с парашютом.

КРИС. А что такое пареная репа?

СВЕТЛАНА. Ты слишком много вопросов задаёшь. У нас, знаешь, как говорят? Меньше знаешь – крепче спишь. И нам спать пора. Утро вечера мудренее. (Убегает.)

СВЕТЛАНА. (Врывается в комнату как вихрь. Останавливается перед зеркалом.) Свет мой, зеркальце, скажи и всю правду доложи: я ль на свете всех умнее, всех румяней и милее? Молчишь. А вот он всё удивляется, как люди не замечают моей красоты. (Смотрит на свои руки, как будто видит их в первый раз). Руки твои – конденсаторы счастья… (Кружится по комнате.) Твоё тело подобно музыке, которую не успел написать Бетховен. (Обращается к зеркалу.) А может быть, успел… Я похожа на «Лунную сонату»?

Садится за пианино. Звучит проникновенная, прозрачная лирическая тема из «Лунной сонаты» Бетховена. По ночной Москве идёт Крис, как будто хочет обнять весь этот ночной город, и звёзды над ним, и весь этот прекрасный Божий мир. А мимо него бесшумно иногда, как тени, проскальзывают тёмные «Эмки» с шипящим звуком «пш-ш-ш»…

Парк культуры и отдыха. Из зева чёрных репродукторов звучит бодрая музыка, «Марш авиаторов»: «Всё выше, выше и выше…» Светлана взбирается по ступеням парашютной вышки. И вот она на самой верхней площадке. Её облачают в парашютные снасти, и она решительно бросается вниз, как в пропасть. На неё обрушивается небо вместе с Москвой, и Светлана парит над Москвой.

СВЕТЛАНА. В небо ринуться с обрыва, хоть на миг, не боле. Стоит, стоит миг счастливый вечности в неволе. (Замечает стоящего внизу Криса, машет ему рукой. Приземляется. Крис помогает ей освободиться от парашютных пут.)

КРИС. Ну как там, в небесах?

СВЕТЛАНА. Я могу только ответить последним слогом твоего вопроса: «Ах!..»

КРИС. Что будем делать?

СВЕТЛАНА. Русский смертельный номер мы отработали. Теперь очередь за американскими горками.

КРИС. А у нас их называют «русские горки».

СВЕТЛАНА. Ну, тем более, идем на русско-американские горки.

Русско-американские горки. Шум, визг, смех. А внутри всё смешалось. Пространство словно взбесилось. Непонятно, где верх, где низ, где руки, где ноги. Крис и Светлана, хохоча, выскакивают из этого сумасшедшего аттракциона и бросаются на траву. Земля и небо всё ещё продолжают кружиться.

СВЕТЛАНА (Вскакивает, хватает за руку Криса и поднимает его на ноги.) Вставайте, граф, рассвет уже полощется.

КРИС. Я не граф. Я мистер.

СВЕТЛАНА. Хрен редьки не слаще. Мистер-Твистер, бывший министр.

КРИС. Хрен редьки не слаще. Как это понимать?

СВЕТЛАНА. Ну, в том смысле, что в лоб, что по лбу.

КРИС. Ты иногда говоришь загадками.

СВЕТЛАНА. Не загадками, а поговорками. (Стучит ему пальчиком по лбу.) И твоему прагматичному, рациональному американскому уму этого не понять. Пошли лучше в комнату смеха.

КРИС. А ты сегодня ещё не насмеялась?

СВЕТЛАНА. Нет! Сегодня мы будем петь и смеяться, как дети.

Комната смеха. Военные, милиционеры, совслужащие, спортсмены, пионеры в красных галстуках и октябрята – все смеются и хохочут, как дети. И как не хохотать? В кривых зеркалах уморительно смешные фигуры и лица. Крис и Светлана хохочут до упаду. Но постепенно уморительные лица превращаются в морды, свиные рыла – в каких-то жутких монстров. И постепенно смех на лице Светланы переходит в удивление, недоумение, и всё это сменяется выражением страха и ужаса. Она обхватывает голову руками, мчится к выходу, а монстры преграждают ей дорогу, хватают её за руки, встречают её звериным оскалом и ржут ей вслед, как будто всё исчадие ада вырвалось наружу и вселилось в окружающих её людей. Она с немым воплем выскакивает из комнаты смеха. Крис в недоумении выскакивает вслед за ней.

СВЕТЛАНА. Идём отсюда. Ради бога, идём отсюда!

Стремительно уходят. А вслед им несётся бесовская ржачка из комнаты смеха. Они идут к выходу из парка. Из чёрных репродукторов несётся бодрая советская песня: «Шагай вперёд, комсомольское племя, мы будем петь, чтоб улыбки цвели. Мы покоряем пространство и время. Мы молодые хозяева земли…» Навстречу им – гуляющая нарядная воскресная публика: военные, милиционеры, совслужащие, пионеры. Но время от времени их лица превращаются в монстров со звериным оскалом, и Светлане приходится каждый раз встряхивать головой, чтобы прогнать это жуткое наваждение.

КРИС (Встревоженно.) Что с тобой? Что-нибудь случилось?

СВЕТЛАНА. Нет-нет. Это пройдёт. Это у меня бывает иногда. Приступы беспричинного страха. Он приходит и уходит, как страшный сон. Это ещё с детства. В детстве, бабушка говорит, я кричала по ночам. А потом прошло. И это пройдёт. Не обращай внимания.

ГОЛОС ИЗ ЧЁРНОГО РЕПРОДУКТОРА. «Чтобы тело и душа были молоды, были молоды, закаляйся, как сталь…»

Аудитория института. Общая лекция по истории искусства. Перед студентами, до отказа заполнившими аудиторию, стенд с гравюрами Франсиско Гойи из цикла «Капричиос». Перед стендом профессор с указкой.

ПРОФЕССОР. В истории искусства было два Гойи. Ну, скажем, как в истории литературы – два Гоголя: один – автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Тараса Бульбы»; и автор «Шинели» и «Носа». Так и здесь. Один Гойя – автор изысканных женских портретов, потрясающих по своему проникновению во внутренний мир человека, и автор вот всей этой мерзости человеческой, но столь же гениальной.

Он и сам себя никак не мог понять. Он прозрел – или это плоды надвигавшегося безумия. Обратите внимание на эту гравюру, подписанную: El sueno de la razon produce monstruos («Сон разума рождает чудовищ»). Мы ещё вернёмся к этой работе. А теперь обратите внимание на это свадебное шествие. Красота и молодость – временная оболочка. Она быстро разрушается, и тогда из-под одряхлевшей оболочки проявляется звериное лицо. Всё глубже проникают козни демонов в изображаемую им жизнь. Человеческое и дьявольское переплетаются в его «Капричиос» самым непостижимым образом. От этих рисунков поднимается запах ладана и серы. Это правдивее самой правды.

Светлана в шоке. Гойевские демоны срываются со своих мест и обрушиваются на неё. Она с большим трудом стряхивает с себя это наваждение.

ПРОФЕССОР. Но он обуздал дьявольское племя, пригвоздил к бумаге. У него нет ни капли страха перед этой нечистью. Он испытывает глубокую презрительную, злобную жалость к тем, кто всю жизнь дрожит перед нечистой силой.

ГОЛОС ИЗ АУДИТОРИИ. Да, по-моему, это всё бред сумасшедшего. Творчество пациентов психушек. Наглядное пособие внутреннего мира душевнобольного. (В аудитории – смех одобрения.)

Светлана смотрит на этого студента, и постепенно его лицо превращается в одно из звериных рыл из офортов Гойи, а смеющиеся студенты – в ржущее стадо гойевских персонажей. Из этого наваждения её выводит голос профессора.

ПРОФЕССОР. Не торопитесь с выводами, дорогие товарищи. А вот Фридрих Энгельс, один из основоположников научного коммунизма, имел по этому поводу другое мнение. В своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» он говорил, что Гойя в своих «Капричиос» изобразил народ, показал нищих духом, которые с неиссякаемым слепым терпением кормят и холят своих угнетателей. Энгельс считал, что Гойя изобразил безропотную, безликую массу простых подневольных людей, застывших в тупой, тяжкой неподвижности. Вот ведь как.

Светлана оглядывает аудиторию, и в некоторых лицах проявляются черты обитателей гойевских офортов. Ей становится страшно. Она закрывает лицо руками, как бы ограждая себя от этих жутких видений. Приходит в себя от голоса профессора.

ПРОФЕССОР. Гойя дал здесь воплощение страха, того глубокого, затаённого страха, который тяготеет над всей страной суеверия и фанатизма масс. Самой известной работой серии является «Сон разума рождает чудовищ». А теперь вернёмся к офорту, с которого мы начали наше знакомство с «Капричиос». Гойя долго обдумывал, какой лист сделать первым. И наконец решился открыть цикл вот этой гравюрой, на которой он сам упал головой на стол и закрывает глаза от вселенской нечисти. И подписал: «Сон разума рождает чудовищ». Эту подпись можно отнести ко всему циклу. Недаром Энгельс сказал, что Гойя запечатлел здесь лицо самой Испании.

КТО-ТО ИЗ СТУДЕНТОВ. Да-а-а, это вам не соцреализм.

ВТОРОЙ СТУДЕНТ. Скорее SOS-реализм.

ПРОФЕССОР. В то время такой классификации искусства ещё не было. Любопытная деталь. «Капричиос» были выставлены на продажу в антикварной лавке на улице Калья де Десенганьо. Слово Desengano имеет двоякий смысл: оно означает разочарование, освобождение от чар, отрезвление, а также предостережение. Это предостережение потомкам от тупой покорности и животного страха перед власть имущими. Сон разума рождает чудовищ…

Из института в толпе жизнерадостных студентов, весело жестикулирующих, выходит Светлана, вся погружённая в себя, отрешённая от всех. Натыкается на Криса.

СВЕТЛАНА. Ты?

КРИС. Я.

СВЕТЛАНА. Какими судьбами? Каким ветром тебя занесло сюда?

КРИС. Попутным.

СВЕТЛАНА. И давно ты здесь?

КРИС. Счастливые часов не наблюдают. А что это ты сегодня какая-то не такая?

СВЕТЛАНА. Не какая?

КРИС. Ну, не такая. Такое впечатление, что ты вся ушла в себя и никак не можешь найти дорогу обратно. Где твой оптимизм, озорство, ирония?

СВЕТЛАНА. Для веселия планета наша мало оборудована. Сегодня на лекции по истории искусства профессор Верстовский демонстрировал офорты Гойи. Жуткое зрелище. И он привел реплику Гойи: «Сон разума рождает чудовищ». Что же это получается? То, что время от времени окружающие меня люди превращаются в «зверей алчных, пиявцев ненасытных», говорит о том, что разум мой спит?

КРИС. Нет. Гойя имел в виду не отдельную личность. Сон общественного разума рождает чудовищ. Ты, похоже, между прочим процитировала Радищева и даже не заметила. А ведь у него разум не спал. Просто это был, как и ваш Чаадаев, которого сочли сумасшедшим, человек с обнажённой совестью.

СВЕТЛАНА. Ну а я, я? Что происходит со мной? Это что, прозрение или плоды надвигающегося безумия? Я что, схожу с ума?

КРИС. Нет. Просто ты человек с обнажённой совестью. Нервы обнажены. И всякая мелочь выводит тебя из состояния равновесия. Ничего не поделаешь, реальная жизнь далека от идеала. И очень важно, чтобы кое-какие корявые деревья не заслоняли леса.

СВЕТЛАНА. Надо же, ка-акой ты умный! Да ты просто душевед.

КРИС. И душеман. Хотя твои видения мне непонятны. Может быть, это атавизм или результат какого-то детского потрясения, о котором ты просто уже не помнишь. Мне кажется, нет повода для таких страхов. У вас тут столько оптимизма, энтузиазма, социальной гармонии.

СВЕТЛАНА. О да. «Усэ мовчыть, бо благодэнствуе».

КРИС. Что это означает? Переведи.

СВЕТЛАНА. Всё молчит, ибо благоденствует. Это сказал Тарас Шевченко, украинский народный поэт, давно, почти век тому назад.

КРИС. А откуда ты знаешь украинский?

СВЕТЛАНА. У меня тетка хохлушка, Мария Короленко. А вот я уже Королёва, обрусевшая хохлушка.

КРИС. А я Кристофер Кинг, тоже король. Потрясающе! Король Кристофер и королева Светлана. Мы самой судьбой предназначены друг для друга. Тебе не кажется?

СВЕТЛАНА. Когда кажется, крестятся. (Крестится.) Перекрестись.

КРИС. (Крестится.)

И снова они гуляют по ночному Арбату. И снова мимо них иногда бесшумно пролетают тёмные тени «Эмок», и только шины шуршат по мостовой: «Пш-ш-ш…». Но они их не замечают. Долгое прощание у дома.

КРИС. Когда мы с тобой снова встретимся?

СВЕТЛАНА. Здесь. В воскресенье. У нас тут воскресник устраивают.

КРИС. А когда?

СВЕТЛАНА. Как всегда. (Убегает. Как бегущая по волнам. На втором этаже зажигается свет и распахивается окно. Порывом ветра наружу выносит, как гребень волны, белую воздушную занавеску.)

КРИС. (Делая колесо на асфальте.) Как всегда. Как всегда! Как всегда!..

Арбатский двор. Стол, где обычно играют в домино, со скамейками вокруг. На столе сидит Светлана с гитарой. Вокруг – арбатская «братва». Светлана поёт залихватские блатные песни. Братва шумно реагирует и подпевает в самые клёвые моменты. Появляется Кристофер Кинг. Присаживается на крыльцо, вдали от шумной ватаги. Полное разочарование на лице. В консерватории он видел принцессу, а здесь – совсем не принцесса,

Гаврош какой-то. Чем больше слушает, тем больше лицо вытягивается от удивления, совсем не приятного.

СВЕТЛАНА. (После очередной залихватской песни.) Концерт окончен, господа присяжные заседатели. (Протягивает гитару парню.) На, Колян, продолжай. А я как-нибудь в другой раз. Ещё не вечер.

Бежит к Крису, хватает его за руку и вытаскивает со двора.

КТО-ТО ИЗ РЕБЯТ. Опять этот фраер. Всю малину испортил.

ВТОРОЙ. Что-то он зачастил сюда. Пора рога обломать. Давай, Колян, бей по струнам.

Светлана и Кристофер идут по Сивцеву Вражку, мимо красных лозунгов, флагов и чёрно-белых людей.

СВЕТЛАНА. Ты чего это, Крис, сегодня какой-то не такой? Что-нибудь случилось? Неприятности на службе?

КРИСТОФЕР. Да и ты сегодня какая-то не такая.

СВЕТЛАНА. Какая не такая?

КРИСТОФЕР. Ну, какая-то плебейская… (И невольно почти презрительная гримаса неприятного удивления, разочарования искажает его лицо, как будто вместо принцессы увидел лягушку.)

СВЕТЛАНА. Чего?! А-а-а!.. Тебе аристократку захотелось?!

КРИСТОФЕР. Да! Аристократку. В вашем плебейском, «проклятьем заклеймённом мире» ты сверкала как чистый, не от мира сего изумруд.

СВЕТЛАНА. (Смотрит на него, как будто видит впервые. И начинает отвечать очень тихо и спокойно, но постепенно увеличивает обороты и децибелы.) А мы, русские, все такие. Потри русского аристократа – и под тонкой лакировкой обнаружишь азиата.

 
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!..
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернёмся к вам
Своею азиатской рожей!
 

Понял? Или до Блока ещё не дошёл, аристократ вонючий? Надушился, дышать нечем. А ну, вали отсюда!

КРИСТОФЕР. (Совершенно ошарашенный столь резким превращением милой принцессы в infant terrible, в плебейскую фурию.) Как, вали?

СВЕТЛАНА. Ножками! Ножками! Крыс! (Убегает, вытирая слёзы.)

КРИСТОФЕР (Как соляной столп Лота, стоит совершенно ошарашенный, смотрит вслед убегающей мечте, убегающему разочарованию, исчезающему миражу.)

По арбатским переулкам с утра до вечера и с вечера до утра бродит неприкаянный Кристофер Кинг. Переулки потеряли цвет, свет, стали серыми и неприглядными. Крис небрит, зарос колючей серой щетиной. На голове московская кепчонка с коротким козырьком. Иногда мимо него бесшумно тёмной тенью проскальзывают чёрные «Эмки», и только шины шуршат по мостовой: «Пш-ш-ш…». Но он их не замечает.

Ночь. Комната Светланы. Полумрак. Только на пианино маленькая настольная лампа. Светлана извлекает из инструмента какие-то странные, дисгармоничные звуки. В них – и отчаяние, и злость, и тоска. Лицо в тени, лишено красок. Освещены только клавиши и руки. На полузвуке резко обрывает музицирование, подходит к окну. На противоположной стороне, освещённый одиноким фонарём, в арбатской кепчонке сидит Кристофер на каком-то корявом ящике из-под папирос, сидит и смотрит на её окно.

Светлана со злостью резко закрывает штору…

СВЕТЛАНА. Крис – объелся крыс…

Кукушка в старинных ходиках кукует семь раз. Утро. По комнате бегает солнечный зайчик. Вот он появляется на лице спящей Светланы. Попадает на глаза. Светлана зажмуривается и просыпается. Подходит к окну. На дереве сидит Крис с осколком зеркала в руках.

СВЕТЛАНА (Раскрывая створку окна.) Что, делать не фиг, как изображать из себя пугало и людям спать не давать?

КРИС. Не фиг.

СВЕТЛАНА. Взрослый человек. Аристократ. А ведёшь себя как арбатская шпана. А ну, давай вали отсюда, дятел.

КРИС. Не повалю. С кем поведёшься, от того и наберёшься.

СВЕТЛАНА. Чё те надо?

Крис направляет ей солнечный зайчик прямо в глаза.

СВЕТЛАНА. (Заслоняясь от него рукой.) У тебя что, совсем крыша поехала? В детство ударился? (Делает характерный жест пальцем у виска.) Лечиться надо. (Высовывается из окна.) Вот сейчас санитаров позову.

КРИС (Испуганно.) Ты что делаешь? Свалишься! (Нелепо взмахивает руками. Осколок зеркала выскакивает из рук, и он летит вслед за ним, ломая ветви.)

Светлана, на ходу натягивая халатик, босая, мчится вниз по лестницам. Выскакивает из подъезда, подбегает к лежащему Крису, тормошит его, приподнимает голову.

СВЕТЛАНА. Ты что же наделал, придурок?! Ну, очнись же, Крис, миленький, что с тобой?! (Рыдает. Слёзы капают ему на лицо, на губы. Он облизывает губы.)

КРИС. Ну до чего же горькие у тебя слёзы. Я люблю тебя.

СВЕТЛАНА. Ага! Нашёл время. Самое подходящее для объяснений в любви. Встать-то можешь? А то разлёгся посреди мостовой, ни пройти, ни проехать. (Поднимает его и, обняв, ведёт к подъезду. Вводит в комнату, укладывает на диван.) Полежи тут, пока я не приведу себя в порядок.

Выходит. Крис замечает пианино. Вскакивает, поднимает крышку, проводит пальцами по клавишам, и комната наполняется звуками джазовых ритмов.

СВЕТЛАНА. (Входит в комнату и в такт ритмам выделывает невероятные па. Крис хохочет и ещё круче взвинчивает ритм.) Это что за музыкальный антракт в сумасшедшем доме?

КРИС. Это не антракт. Это Гершвин. «Порги и Бесс».

СВЕТЛАНА. (Продолжая танцевать.) А кто из нас Порги, а кто – Бесс?

КРИС. Ну, конечно же, ты – Порги, а я – Бесс.

СВЕТЛАНА. То-то что-то бесовское в твоей музыке.

Внезапно музыка обрывается. Крис держится за корпус пианино.

СВЕТЛАНА. (Встревоженно.) Я же говорила. Тебе покой нужен. А ну, марш в постель! (Помогает ему перебраться на диван.)

КРИС. А ты…

СВЕТЛАНА. (Прерывая его.) Чего, тоже в постель?! Ну, вы, мужики, неисправимы. Стоит на вас поласковей посмотреть, сразу бес в ребро.

КРИС. Но я же Бесс.

СВЕТЛАНА. Но я не Порги. (Притворно-угрожающе.) Не искушай меня без нужды.

КРИС. Да нет. Ты меня не так поняла.

СВЕТЛАНА. Тогда ясней, мой друг!

Играть не надо в прятки,

Чтобы в ответ не получить загадки.

Понял, Ро-ме-о?

КРИС. Я не это имел в виду. У тебя такая музыка звучала из окна, такая музыка. Я думал, сердце разорвётся.

СВЕТЛАНА. То-то ты болтался у меня под окнами, как Одиссей. А вдруг я – Сирена. Смотри, околдую.

КРИС. Не возражаю. (Отдаёт пионерский салют.) Всегда готов быть твоим вечным пленником.

СВЕТЛАНА. К пустой голове руку не прикладывают, дурачок.

КРИС. Как у тебя здесь хорошо. А это кто? (Показывает на мужской и женский портреты на стене.)

СВЕТЛАНА. Это мои родители. Они погибли в Крыму в 1920-м. Я тогда была совсем ещё кроха.

КРИС. И с тех пор живёшь совсем одна?

СВЕТЛАНА. Почему одна? С бабушкой. Она умерла недавно…

Подходит к пианино. Звучит фрагмент из сонаты Шопена с похоронным маршем.

СВЕТЛАНА. (Захлопывает крышку пианино.) Всё, концерт окончен. (Смотрит на Криса.)

КРИС. Ты что на меня так смотришь?

СВЕТЛАНА. Да не на тебя, на твои брюки. Ты их разделал под орех. Всю грязь арбатскую собрал. Как ты на людях покажешься в таком прикиде? А ну-ка, снимай, я их почищу.

КРИС. Как, прямо сейчас?

СВЕТЛАНА. Нет, завтра. (Бросает ему простынь.) На, завернись, пока я твои пёрышки буду приводить в порядок. Да не боись. Не собираюсь я подглядывать за твоими прелестями. Переодевайся. Я отвернусь. (Отворачивается.) Ну что, готов к труду и обороне?

КРИС. Готов.

СВЕТЛАНА. (Берёт брюки, встряхивает их. Из кармана выпадает какая-то бумажка. Светлана поднимает её, протягивает Крису.) Тут что-то выпало. Никак записка от влюблённой аборигенки?

КРИС. (Разворачивает бумажку.) О господи, совсем забыл. Я купил два билета на ипподром.

СВЕТЛАНА. Ипподром? Всю жизнь живу в Москве и ни разу не была на этой свалке страстей человеческих. А ты не успел появиться, и на тебе.

КРИС. Это вовсе не свалка.

СВЕТЛАНА. А что же?

КРИС. Зрелище.

СВЕТЛАНА. Ну какое там зрелище? Обыкновенная жажда халявы.

КРИС. Чего?

СВЕТЛАНА. Дармовых денег. А где дармовые деньги, там и жульё.

КРИС. Для кого – деньги, а для кого – зрелище. Тебя никто не заставляет играть в тотализатор.

СВЕТЛАНА. А что тогда там делать?

КРИС. Смотреть.

СВЕТЛАНА. На что?

КРИС. На скачки. На лошадей. Нет ничего прекрасней бегущего иноходца. Если архитектура – застывшая музыка, то это музыка движения чудесного творения природы. Какая в нём гармония, какая удивительная грация! Как в тебе.

СВЕТЛАНА. (Очищая брюки от пыли и грязи.) Ни фига себе комплимент! Сравнил с лошадью. Ты меня ещё кобылой назови.

КРИС. Нет. Ты жеребёнок, нежный и пушистый.

СВЕТЛАНА. Ну спасибо, дорогой. (Бросает ему брюки.) Можешь одеваться.

КРИС. Так мы идём на ипподром?

СВЕТЛАНА. Ты так его разукрасил, что просто трудно отказаться. А кроме того, надо же посмотреть на своё подобие. (Берёт билеты. Рассматривает.)

Ипподром гудит, вопит.

Возгласы.

– Красотка, вперёд! Вперёд, Красотка!

– Дави их, Принц! Дай пороху!

– Ястреб! Ястреб! Ястреб!

СВЕТЛАНА. Я думаю, Красотка победит.

КРИС. Нет.

СВЕТЛАНА. Почему?

КРИС. Она слишком резвый старт взяла. К финишу выдохнется. А вот Чёрный Принц хитёр. Бережёт силы. Может оказаться фаворитом.

И действительно, жеребец тёмной масти первым приходит к финишу. И вопли восторга на трибунах.

Второй заезд. Старт. Все рванулись вперёд. Впереди – красавец жеребец, рысак. Вдруг он становится на дыбы перед невидимым препятствием и сбрасывает седока. На него налетают остальные. Жуткая свалка из людей и лошадей. А виновник катастрофы носится как чёрная молния. Крис срывается с места, перемахивает через барьер и мчится наперерез к взбесившемуся скакуну. Светлана застыла, как изваяние, в безмолвном крике.

Крис в общей свалке хватает взбесившегося коня за узду, взлетает в седло и мчится по беговой дорожке. Морда у скакуна в пене, он пытается сбросить седока, но ничего не получается. Крис делает круг, второй. Поравнявшись со Светланой, вздымает коня на дыбы. Лицо Криса светится от счастья, у Светланы – искажено от страха и напряжения. Подлетев к финишу, Крис передаёт уставшую лошадь хозяину. Возвращается на место.

СВЕТЛАНА. (Рыдает, чуть ли не в истерике.) Ты сумасшедший! Ты сумасшедший! Ты с ума сошёл, как этот конь. Вас обоих нужно запереть в стойло. Господи, какой ужас!

КРИС. Да что тут такого? Лошадь чего-то испугалась. Её нужно было привести в чувство. Это же обычное, рядовое дело. Ну успокойся. Я же тебе говорил, что сел на лошадь раньше, чем ходить начал. Я же тебе говорил, что у нас своё ранчо в Техасе. Я вырос среди лошадей. Этот вообще паинька. Мне приходилось объезжать совершенно диких мустангов. Ну извини, я не подумал, что так тебя напугаю. Просто сработал профессиональный рефлекс. Надо было его обуздать раньше, чем он успел бы натворить чёрт знает что. Ну успокойся. Извини.

СВЕТЛАНА. Идём отсюда. (Тянет его к выходу.)

И снова они отмеривают пространство по вечерним переулкам Арбата. Проходят мимо кинотеатра «Художественный». Афиша фильма «Ленин в Октябре».

КРИС. Слушай, мы успеем на последний сеанс.

СВЕТЛАНА. Тебе что, мало на сегодня зрелищ? Экий ты ненасытный.

КРИС. Так ведь это зрелище неопасно.

СВЕТЛАНА. Как сказать.

КРИС. Ну, по-моему, здесь если и есть что опасного, так фамилия режиссёра, Ромм. Крепкий напиток.

СВЕТЛАНА. Да уж, крепче некуда. А крепкие напитки рекомендуется пить в малых количествах.

КРИС. В таком случае мы его попьем немножко и уйдём. Мы с тобой ещё ни разу не были в кино.

СВЕТЛАНА. Зато были на ипподроме.

КРИС. Но здесь же нет скачек.

СВЕТЛАНА. Есть. Да ещё такие, что мало не покажется.

КРИС. А здесь мне некуда выскакивать.

СВЕТЛАНА. Разве что… (Входят в кинотеатр.)

Полупустой зал. Крис и Светлана смотрят фильм. На экране сцена ночёвки Ленина у рабочего Василия. Ленин собирается почивать, Василий читает письмо. (Цитата по памяти.)

ЛЕНИН. Что это вы читаете, товарищ Василий?

ВАСИЛИЙ. Да вот, письмо из деревни.

ЛЕНИН. И что пишут?

ВАСИЛИЙ. Да вот спрашивают, отбирать землю у помещиков или как?

ЛЕНИН. Отбирать, отбирать, отбирать!

ВАСИЛИЙ. А ещё спрашивают, что делать с помещиками: изгнать или оставить?

ЛЕНИН. Изгнать, изгнать, изгнать!

ВАСИЛИЙ. Ну а потом подумали и решили расстрелять.

ЛЕНИН. И очень правильно решили. А теперь, батенька, спать, спать, спать!..

И снова ночные пустынные арбатские улочки. И лишь изредка пролетают бесшумной тенью чёрные легковушки, прорезая тьму узкими лучами света. Крис и Светлана подходят к её дому.

СВЕТЛАНА. Ну вот я и дома. А теперь, батенька, спать, спать, спать.

КРИС. Ты именно это запомнила?

СВЕТЛАНА. Не только это.

Крис смотрит на неё с удивлением, как-то странно.

СВЕТЛАНА. Что это ты на меня так смотришь, как Ленин на буржуазию?

КРИС. Да вот думаю…

СВЕТЛАНА. Нам с тобою думать неча, если думают вожди… Всё! Утро вечера мудренее…

Ты проснёшься ль, исполненный сил,

Иль, судеб повинуясь закону.

Всё, что мог, ты уже совершил, –

Создал песню, подобную стону,

И духовно навеки почил?..

КРИС. Это твои стихи?

СВЕТЛАНА. Ура! Наконец-то есть что-то в русской литературе, чего ты не знаешь. Это Некрасов написал почти сто лет тому назад.

КРИС (Смотрит на неё, как будто увидел совсем другую Светлану.) Странно… Чем больше я тебя узнаю, тем больше тайн… загадок в тебе открывается. Ты… какая-то непостижимая.

СВЕТЛАНА. (Весело и иронично.)

В тебе – неповторимый свет

И тайна первого свиданья.

Тебя, загадку мирозданья,

Отгадываю много лет… (Стихи автора)

КРИС. Это чьи стихи?

СВЕТЛАНА. На этот раз – мои.

КРИС. (С тревогой.) Ты их кому написала?

СВЕТЛАНА. Успокойтесь, сэр, простите, мистер. Эти

стихи я написала себе.

КРИС. Как – себе? Так не бывает.

СВЕТЛАНА. Бывает. В этой жизни всё бывает. Это мой

автопортрет.

КРИС. Однако в недостатке скромности тебе не откажешь.

СВЕТЛАНА. Скромность – не мой порок.

КРИС. Но…

СВЕТЛАНА. Никаких «но». Установка получена? Спать,

спать, спать! Покедова…

КРИС. Постой! Когда мы встретимся?

СВЕТЛАНА. Завтра.

КРИС. Где?

СВЕТЛАНА. Завтра снова встретимся с тобой, там, где

небо сходится с землей.

КРИС. А где небо сходится с землей?

СВЕТЛАНА. Там, где не скучно.

КРИС. А где не скучно?

СВЕТЛАНА. (На мгновение задумывается.) Ну, скажем, в Нескучном саду. (Убегает.)

В косом свете фонарей

Светлана в каком-то золотистом ореоле, как неземное существо, словно бежит по невидимым волнам, не касаясь

грешной земли.

Крис долго смотрит ей вслед.

ЕГО ГОЛОС ЗА КАДРОМ. В тебе – неповторимый свет и тайна первого свиданья. Тебя, загадку мирозданья, отгадываю много лет…

Нескучный сад. Светлана и Крис бродят по аллеям среди листопада ранней осени. Шуршит листва.

КРИС. Мне скоро уезжать. (Листва застывает в полёте.)

СВЕТЛАНА. (Сквозь застывшую листву, очень тихо.) Дай пять.