Текст книги "Шепот в ночи"

В объятиях прошлого

После того, как дядя Филип сделал все распоряжения по транспортировке Джефферсона в больницу в Вирджинию Бич, мы отправились в Катлерз Коув. Это была самая долгая поездка в моей жизни, даже несмотря на то, что мы летели самолетом. Мне было неуютно быть рядом с дядей Филипом. Хотя он был красив и выглядел безупречно и ухоженно, он всегда теперь будет казаться безобразным и грязным. Большую часть пути он вел себя, словно между нами ничего плохого не произошло. Он говорил и говорил об отеле Катлерз Коув, о том, как хорошо идет его восстановление. Затем он сообщил, что убедил близнецов учиться музыке.

– Я нанял твоего преподавателя по фортепиано, – сказал он. – Теперь, когда ты вернулась, может, поддержишь их в этом начинании и время от времени будешь давать им указания. Я не ожидаю от них таких же успехов, как у тебя, но хоть они будут заняты чем-то полезным во время каникул.

В самолете я сидела у окна, повернувшись спиной к нему и глядя в темноту. Изредка, когда мы пролетали мимо просветов в облаках, я видела звезду. Казалось, что она падала все дальше и дальше, или я сама удалялась от нее. Я увидела другой самолет, гораздо выше нашего, следующий в другом направлении, и мне захотелось очутиться в нем.

– Я знаю, близнецы будут счастливы снова увидеть тебя, – продолжал дядя Филип. – И Мелани, и Ричард очень расстроились, когда узнали, что вы с Джефферсоном убежали ночью.

– Сомневаюсь, – пробормотала я. Не знаю, слышал ли он меня или нет.

Он просто болтал, чтобы заглушить молчание, в котором столько лжи, уже позабытой им.

– Конечно, твоя тетя Бет просто места не находила себе из-за волнений. Она не могла есть эти дни и так похудела. Мы с ней чувствовали ответственность за тебя и Джефферсона так же, как и за наших собственных детей. А теперь, когда ты вернулась, я обещаю тебе, что все изменится.

Я взглянула на него. Дядя сидел, не двигаясь, на своем месте, глядя прямо перед собой, словно я сижу напротив него, а не рядом. Но его глаза застыли и казались остекленевшими. Он походил на человека, который заснул и разговаривает с самим собой.

– Да, все изменится. Мы научимся жить вместе. Это потребует времени, чтобы привыкнуть, как все, что так важно для нас. Мы наделали ошибок. Судьба грубо и сурово швыряла нас, но мы будем с этим бороться. Быть сильными – это у нас в крови. – Он прищурился и, посмотрев на меня, улыбнулся. – Кстати, у нас новая кухарка. Мы заменили миссис Стоддард. Она не очень-то сходилась во мнениях с Бетти Энн. Знаешь, как тяжело было в эти дни, не имея возможности надеяться на чью-либо помощь. Все считают себя управляющими и начальниками, а не подчиненными. Управление домом я передал Бетти Энн. Она более сведуща в этом. У меня просто не хватает терпения из-за напряженной работы в отеле.

Наконец он перестал болтать и бессмысленно уставился вперед. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, но, немного погодя, я почувствовала, как его рука легла на мою. Я открыла глаза и увидела, что он разглядывает мое лицо.

– Кристи, о, Кристи, почему ты убежала вот так? Я не хотел обидеть или напугать тебя и уж, конечно, не хотел прогнать тебя прочь, – прошептал он.

– А что ты ожидал от меня, дядя Филип? – спросила я, с отвращением качая головой.

– Мы же пообещали друг другу. Я думал, ты сдержишь свое обещание.

– Обещание? Какое обещание?

– Ты не помнишь? А я помню. – Он закрыл глаза и улыбнулся. – У нас был договор. Мы обещали на вечные времена доверять друг другу и полагаться друг на друга, рассказывать друг другу то, что не расскажешь никому. Я же говорил тебе, – продолжал он, снова повернувшись ко мне и положив свою руку на мою, – если что-либо огорчит тебя – расстроит и меня, а что обрадует тебя – то порадует и меня. Разве ты не помнишь? Мы скрепили это поцелуем, – сказал он, – чудесным теплым поцелуем.

Я действительно вспомнила, как это происходило в моей комнате, но все это было его выдумкой. Я ничего не говорила. Я была слишком поражена и смущена таким выражением его чувств.

– Если тебя что-то не устраивало, тебе следовало бы прийти ко мне, – говорил он. – Тебе следовало бы постучаться ко мне в дверь и все рассказать, и я сделал бы все, чтобы решить твою проблему.

– Решить проблему?

Только что это для него означало – просто небольшая проблема?

– Да, я говорил тебе это много раз. Я здесь – для тебя. И, конечно, для Джефферсона. Как только этот доктор позвонил мне и я услышал о том, что случилось с Джефферсоном, я, ни минуты не теряя, бросился из дома, не сказав ни слова Бетти Энн. У меня на это просто времени не было, я попросил Джулиуса это сделать за меня. Я был нужен вам с Джефферсоном. Я быстро собрался и вылетел за тобой. И вот мы снова вместе, – заключил он, улыбаясь. – Ты в безопасности. Ты всегда будешь в безопасности рядом со мной.

Я уставилась на него. Просто ли он притворялся или действительно забыл о том, что он со мной сделал? Мне так хотелось напомнить ему об этом, обрушить это на него, но вместо этого я отвернулась, закрыла глаза и представила, что я – улитка, которая плотно закрылась в своей раковине. Если я крепко стисну себя и буду думать о чем-нибудь другом, мне удастся оградить свою жизнь от него, думала я. Я буду смотреть на него, когда он говорит, буду кивать, но не буду его слушать и видеть. Через некоторое время он будет для меня невидимым, словно привидение. Я даже дойду до того, что, когда он дотронется до меня, я этого не почувствую.

В аэропорту нас ждал Джулиус. Он был рад меня видеть.

– Как там Джефферсон? – сразу же спросил он.

– С ним все будет хорошо, – сказал ему дядя Филип. – Я организовал для него особый медицинский уход.

– Багажа нет? – удивился Джулиус.

– Нет, – ответила я. Я не хотела рассказывать о том, что случилось после того, как я сбежала.

– Вот приедем домой, – произнес дядя Филип, беря меня за руку и выводя из здания аэропорта. – Подожди, и ты увидишь, как быстро идет восстановление отеля. – Он сел рядом со мной на заднее сиденье лимузина. – Даже за это короткое время, пока тебя не было, произошли большие изменения, правда, Джулиус?

– Да, сэр.

Пока меня не было? Он вел себя так, слоено я не надолго уезжала на каникулы, навестить друзей или съездить в какую-нибудь школу. Как он может продолжать притворяться? Как я могу? Дядя Филип явно надеялся на то, что этот «небольшой эпизод» (как ему нравилось об этом думать) просто будет забыт, лопнет словно мыльный пузырь. Однако эти надежды улетучились в тот момент, когда мы подъехали к дому и открыли входную дверь. Тетя Бет об этом позаботилась. Она как приклеенная сидела у окна в гостиной и видела, как мы подъехали. Она вся кипела от злости. Ее глаза так горели, что я боялась, как бы она ни спалила меня взглядом.

– Ну что, довольна? – резко сказала она, когда я ступила на порог.

Она шагнула вперед, уперев свои костлявые руки в бока так, что острые локти торчали в стороны. Мне казалось, они могут запросто проткнуть кожу и я увижу ее белые кости. Мышцы на ее шее напряглись гак, что стали отчетливо заметны жилы, а тонкие губы обнажили стиснутые серые зубы.

– Ты рада, что устроила весь этот шум? Ты рада, что мы все тут чуть с ума не сошли от тревоги? А? – заявила она. Ее голос был пронзительным как вопли перепуганных чаек.

– Бетти Энн, – начал Филип, – давай…

Она развернулась и метнула на него такой гневный взгляд, что он тут же закрыл рот.

– Не вздумай начинать уговаривать меня успокоиться, Филип Катлер, – сказала она, размахивая своим кулачком перед его лицом. – Не пытайся защищать ее. Я единственная, которая сидела и ждала ее, не зная, что случилось. Я одна оставалась в неведении. Мне пришлось выслушивать все это от прислуги, которую послали ко мне с известием, словно я второсортная персона здесь.

– Теперь, Бетти Энн, никто не оставит тебя одну. Просто случилось так, что мне пришлось действовать быстро, потому что Джефферсон очень болен и все такое…

– Посмотри, что ты наделала! – заорала она на меня. – Твой брат чуть не умер!

Мои губы задрожали. Я уставилась в пол, пока она бушевала.

– Мы пережили все это горе, трагедию, одно за другим. Все старались как-то с этим жить, старались изо всех сил восстановить хоть немного обычное состояние наших разбитых жизней, а ты… ты – гадкая и избалованная…

– Я не гадкая и не избалованная! – крикнула я в ответ, мой позвоночник выпрямился, как стальной прут. – Это чьи жизни были разбиты? Уж, конечно, не ваши!

– Угу. – Она покачала головой. – Угу. – Она холодно улыбнулась. Это была болезненная улыбочка. – Я не ожидала, что ты раскаешься. Я не думала, что тебя заденет та боль, которую ты причинила нам. Ты думаешь только о себе. – Ее улыбка быстро исчезла. – Ну, теперь ты под нашим присмотром. Мы отвечаем за тебя и твое поведение. Ты совершила плохой поступок и должна быть наказана. Ты будешь заперта в своей комнате, а там посмотрим. Ты можешь спускаться вниз только, чтобы поесть, затем ты должна сразу подняться назад, слышишь? Ты не будешь отвечать на телефонные звонки, не будешь звонить сама, и тебе не разрешается принимать посетителей. И позволь мне предупредить тебя, молодая леди! – Она повертела перед моим лицом своим длинным костлявым пальцем. – Даже не думай о том, чтобы нарушить мои правила. Отправляйся наверх! Живо! – приказала она, указывая на лестницу.

Я взглянула на дядю Филипа, который, казалось, был подавлен ее вспышкой гнева, и я стремительно прошла к лестнице. По дороге к себе в комнату я увидела, что дверь в комнату Джефферсона открыта. Из нее с самодовольным видом выглядывал Ричард.

– Что ты уставился? – резко спросила я.

Он продолжал улыбаться, но закрыл дверь. Я бросилась к себе в комнату, кипя от злости. Как она смеет так разговаривать со мной? Мне следовало бы рассказать ей, почему я убежала. Это бы ее сильно поразило, и она не смогла бы разговаривать несколько дней, а когда бы попыталась, то начала бы заикаться. Мне стало легче от того, что я могу уничтожить ее, рассказав правду в любой удобный момент. Но стоило моему гневу утихнуть, я поняла, что объявить о том, что сделал со мной дядя Филип, будет нелегко. Это и меня заденет. Это – палка о двух концах, как и все орудия мщения.

Нет, лучше будет не обращать на нее внимания, думала я, представить, что ее не существует, никого из них нет на самом деле. Я буду терпеть их, пока Джефферсон не выздоровеет, и тогда я придумаю еще что-нибудь. У меня сейчас не было другого выбора.

Но было много других причин, по которым я была рада снова вернуться домой, снова увидеть свою комнату и плюшевых зверюшек, которых мне дарили мама и папа. Было чудесно снова вдохнуть запах моего постельного белья, причесываться своей расческой за своим туалетным столиком. Моя комната была полна и приятными воспоминаниями, всеми теми, что напоминали мне о том времени, когда я была с папой и мамой.

Я была опустошена. Теперь, когда я больше никуда не ехала, когда я очутилась в своей комнате, события последних двадцати четырех часов навалились на меня. Все эмоции, напряжение, страх и тяжелое испытание снова вернулись ко мне, утащив меня в море усталости и вытянув из моего тела последние силы.

Я начала раздеваться, чтобы лечь, но когда я подошла к шкафу, чтобы повесить свою одежду, меня встретил еще один сюрприз. Мое чудесное платье, которое я надевала на день рождения, было разрезано надвое. Оно лежало на полу, как смертельно раненая чайка, раскинув плечи корсажа как два крыла. Оно было разрезано от горловины, а пышная юбка была оторвана и искромсана на клочки. Казалось, платье подверглось нападению какого-то безумца.

– О, нет, – заплакала я и, опустившись на колени прижала к себе обрывки платья. – О, нет! Нет!

Дверь моей комнаты распахнулась.

– В чем дело? Почему ты кричишь? Ты знаешь сколько сейчас времени? – спросила тетя Бет.

– Взгляни, – сказала я, поднимая платье. – Посмотри, что сделали твои драгоценные и особенные близнецы.

Она взглянула на платье и усмехнулась.

– Уверена, что никто из них на подобное не способен. Они подобного не делают. В любом случае – это только твоя вина, – она скрестила руки на груди и выпрямилась как несгибаемый стальной столб. – Если бы ты не убежала, то смогла бы позаботиться о своих вещах, так ведь? А теперь прекрати крик и ложись спать, – добавила она и закрыла дверь. Затем я услышала, как повернулся ключ в замке, и поняла, что заперта в собственной комнате.

Я опустилась на пол и взяла платье. Перед глазами у меня была та самая лучистая мамина улыбка, когда она увидела меня в этом платье. Мне казалось, что слезы, стекающие по моим щекам – это ее слезы. Она плакала вместе со мной. Мое тело сотрясали рыдания так, что заболел живот. Я сидела, склонившись и прижав нежный кринолин к лицу, пока слезы не иссякли. Потом я медленно встала, разложила платье на кровати и заснула рядом с ним, надеясь, что утром все окажется долгим ужасным сном.

Я проснусь, и это будет утро моего шестнадцатилетия. Мама и папа будут живы, Джефферсон – здоров, Гейвин приедет вместе со всеми гостями и дорогими мне друзьями, как тетя Триша. Небо будет голубым, океан – кристально чистым и свежим.

А было ли это на самом деле?

Единственное, что заставило меня встать утром, было мое желание узнать о Джефферсоне. Несмотря на то, что я поздно легла спать, тетя Бет была решительно настроена не дать мне выспаться. Она громко постучала в мою дверь и затем резко ее распахнула.

– Все еще в постели? – спросила она. Я вытерла глаза и медленно села. – У нас новая горничная, которая точно следует моим распоряжениям. Завтрак накрывается только один раз. Если ты опоздаешь, то будешь ходить голодной до ланча, а если ты пропустишь и его, то жди до обеда. Мы уже все одеты и собираемся спуститься вниз, поэтому мой тебе совет: вставай и быстро одевайся, если хочешь есть.

– Я хочу знать, как там мой брат, – сказала я. – Это все, что я хочу.

– Поступай, как знаешь, – она закрыла дверь.

Я упала снова на подушку, взглянула на разорванное платье, и мое сердце сжалось. Наконец я поднялась и подошла к комоду, чтобы достать свежее белье и принять ванну, но когда я открыла ящик, я в ужасе отпрянула. Все мое белье было перемазано комками грязи с мертвыми червями.

Это работа Ричарда, подумала я, но нет смысла звать тетю Бет. Ей все равно, и она будет только защищать их. Я вытащила ящик и отнесла его в ванную комнату, где спустила всю грязь в туалет. Я вывалила белье и отнесла ящик назад. Затем я оглядела комнату. Кто знает, что еще они натворили? Что еще испорчено, сломано?

Мои опасения подтвердились. Косметика была вся смешана и испорчена. В туфли был выдавлен крем для кожи, блузы – испачканы губной помадой, а в шкатулку с украшениями была налита вода. Я исправила, что могла, и приняла душ. Но к этому времени, когда я была готова спуститься вниз, тетя Бет объявила, что час завтрака окончен. Она появилась возле моей двери прежде, чем я успела открыть ее, и снова повернула ключ в замке.

– Постарайся не пропустить ланч, – прокричала она через запертую дверь. Я дернула за ручку двери.

– Выпусти меня отсюда, – потребовала я и застучала в дверь. – Тетя Бет, открой дверь. Я должна узнать о Джефферсоне! Тетя Бет!

Я стучала снова и снова, но она не ответила. В гневе я ударила дверь ногой, но только ушиблась. Я остановилась, кипя от злости, и услышала шепот Ричарда. Он прижался губами к пространству между дверью и косяком.

– Почему бы тебе не вылезти в окошко, – сказал он и рассмеялся.

– Ты маленький негодяй. Когда я выберусь отсюда… – Я дергала и дергала ручку, пока рука не заболела.

– Тетя Бет! Пожалуйста, открой дверь! – Я подождала, но не услышала ответа.

– Дядя Филип! – крикнула я. – Выпусти меня! Никто не пришел, несмотря на то, что я стучала и кричала несколько часов. Когда по расписанию тети Бет начался ланч, она поднялась по лестнице и вошла ко мне в комнату. Она открыла дверь и встала в проеме, глядя на меня. Я неуклюже сидела на полу, устав колотить в дверь и кричать.

– Как ты посмела запереть меня вот так? – сказала я, медленно поднимаясь.

– Может, теперь ты поймешь всю важность нашего распорядка. Наша жизнь четко организована, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь нам мешал.

– Никогда меня больше не запирай, – заявила я. Она продолжала холодно улыбаться.

– И что ты сделаешь? – спросила она. – Снова убежишь?

Меня словно ножом пронзили. Неожиданно я поняла, что она была только рада, что мы с Джефферсоном сбежали. Ей было все равно, она не хотела нашего возвращения. Она надеялась, что мы будем жить с кем-нибудь еще. Желание мести внезапно овладело мной.

– Как ты думаешь, почему я убежала? Как ты думаешь, какая была настоящая причина?

– Я не знаю, – сказала она, но в ее глазах появилась тревога.

Я скрестила руки на груди и сделала шаг к ней, пристально глядя ей в глаза.

– Ты ведь не спрашивала дядю Филипа об этом, да? Ты наверняка не спала той ночью. Ты знаешь, когда он оставил твою постель и пришел ко мне в комнату. – Мой голос зазвучал так подло, что я сама удивилась.

– Что? – Она отступила. – Что ты сказала, ты гадкий ребенок?

– Он пришел в мою комнату, он забрался ко мне в постель, – выпалила я. Она открыла рот, и ее глаза округлились. Она затрясла головой и попыталась что-то сказать, но губы зашевелились беззвучно. – Он заставил меня. Это было гадко, ужасно. Он говорил мне, что не выносит твоего присутствия, даже коснуться до тебя ему противно. – Она затрясла головой. – Я пыталась сопротивляться, но он был слишком сильный и решительный. И потом… он изнасиловал меня.

Она заткнула уши руками и издала самый отвратительный вопль, на который была только способна. Затем замахнулась, чтобы ударить меня, но я перехватила ее руку.

– Не прикасайся ко мне! – закричала я. – И никогда больше не смей запирать меня в моей комнате. Даже и не думай об этом!

Она выдернула свою руку из моей, бросилась прочь от меня в свою спальню и захлопнула дверь.

– Вот и хорошо. – Я глубоко вздохнула.

Казалось, в моей груди бушует пожар. Я не подозревала, в каком я была напряжении, мои ребра болели. Хотя я и прогнала ее от себя, но не чувствовала удовлетворения. Даже теперь, когда все было кончено и мой гнев поутих, я легко себе представила, какой ненавистной и ужасной я была. Эту часть себя я никому не показывала, как я теперь знала, и она оставляет после себя рубцы.

Хуже всего, что такие подлые и отвратительные люди, как тетя Бет, могут превратить вас в тех, кем они сами являются. Этого-то она и достигла прямо сейчас.

Я спустилась вниз на ланч. Мелани и Ричард уже сидели за столом. У Ричарда салфетка одним углом была заткнута за воротник, а у Мелани лежала на коленях. Они сидели безупречно прямо и правильно держали ложки, которые парили над их дымящимися тарелками с супом. Они больше походили на манекенов, чем на живых людей.

– Я видела все, что вы натворили в моей комнате, пока меня не было. Вам это так не пройдет. Уж поверьте, – пообещала я.

Мой горящий взгляд заставил их опустить глаза. Затем Ричард оправился и процедил сквозь зубы:

– Джефферсон умирает. Мама сказала нам об этом сегодня утром.

– Это ложь. Он выздоравливает. Его сразу перевезут в больницу сюда, как только позволят врачи! – сказала я.

Он хитро улыбнулся.

– Мой отец сказал тебе это только для того, чтобы привезти тебя домой.

Я взглянула на Мелани. Она смотрела на меня словно бесчувственный ученый аналитик, желающий увидеть мою реакцию на эти новости.

– Вы гадкие… два гадких чудовища! – закричала я и одним стремительным движением опрокинула их тарелки с супом им на колени. Они оба заорали и выскочили из-за стола, но суп уже впитался в одежду и ошпарил их. Не дожидаясь тети Бет, я повернулась и бросилась прочь.

Я выбежала из дома и направилась в отель. Весь мусор был уже убран, и начата постройка новых стен. Дядя Филип сразу же подошел ко мне.

– У тебя семейство из чудовищ, – начала я. – Я их ненавижу.

– Теперь всем надо приспосабливаться друг к другу. – Он поднял руку. – Со временем…

– Я никогда не приспособлюсь к ним… или тебе! – тяжесть в моей груди увеличивалась с каждым вздохом. Мгновение я просто с ненавистью смотрела на него. Он выглядел смущенным. – Близнецы сказали мне, что ты солгал мне про Джефферсона. Они сказали, что его не перевезут сюда в больницу.

Он улыбнулся.

– Но это чушь. Они просто тебя дразнят. Дело в том, что сегодня утром мне звонили, и я уже собрался идти к тебе. Джефферсон вышел из комы, и он прибывает в больницу сегодня в восемь часов вечера. Мы с тобой будем там, когда он приедет.

– Правда? Это не очередная ложь?

– Могу ли я врать о таких вещах? – Дядя положил свою руку мне на плечо, но я отпрянула, словно она была раскаленная.

– Кристи, пожалуйста…

– Не дотрагивайся до меня. Я не желаю, чтобы ты хоть когда-нибудь еще раз дотронулся до меня!

– Кристи, мы любим тебя. Мы…

– Любите меня? Ты знаешь, что она заперла меня в комнате?

– Она просто немного расстроена.

– И ты ей это позволил. Ты позволяешь ей делать все, что ей вздумается, – обвинила его я.

– Бети Энн распоряжается теперь домом, а я…

– Она распоряжается всеми и каждым, но не мной. Я рассказала ей, что ты сделал. Я рассказала ей! – закричала я и бросилась прочь.

Я вернулась только к вечеру. Я съездила в город и купила себе поесть. Я погуляла немного по пляжу, а потом села позади отеля и наблюдала за строительными работами. Когда же я наконец вошла в дом, там все было тихо. Я прошла к себе наверх. Дверь в комнату Мелани была открыта, и, проходя мимо, я увидела там близнецов. Они сидели на полу и играли в шашки. Они с ненавистью посмотрели на меня, но увидев, что я задержалась у их двери, перепугались и перевели взгляды на свою игру.

Дверь в спальню тети Бет и дяди Филипа оставалась закрытой. Мне было интересно, уж не на весь ли день она там закрылась. Мне не было ее жаль, мне было просто любопытно. Однако ровно в шесть пятнадцать она подошла к моей двери и вежливо постучала. Она выглядела так, словно несколько часов проплакала. Теперь вид у нее был бесстрастный и безразличный, какой бывает у того, кто двигается в пространстве, ни о чем не думая, ничего не ощущая.

– Обед накрывают, – произнесла она и, повернувшись ушла прежде, чем я успела что-либо сказать.

Я не очень хотела есть и вовсе не жаждала сидеть с ними за одним столом, но все-таки спустилась вниз. Близнецы быстро опустили взгляды на свои тарелки. Дядя Филип был наиболее оживленным, но даже он казался марионеткой, которая ждет, когда же дернут за веревочку. Новая горничная накрывала на стол молча. Это была молодая девушка, но из тех, которые выглядели старше своего возраста. По ее движениям было видно, что она боится сделать ошибку. Я единственная, кто поблагодарил ее. Ее глаза засветились, но она только слегка кивнула в ответ и удалилась на кухню.

Все ели молча, а я представляла, как сидела за этим столом много месяцев назад. Я слушала свои воспоминания, в которых звучали папины шутки. Я слышала мамин смех и видела улыбку Джефферсона. Я представила суетящуюся вокруг нас миссис Бостон, напоминающую нам о том, что все остывает. Я так ушла в свои воспоминания, что новой горничной пришлось звать меня дважды. Я даже не слышала телефонного звонка.

– Она не отвечает на телефонные звонки, – услышала я голос тети Бет. – Передайте тому, кто звонит.

– Телефонистка говорит, что это междугородний звонок, – объясняла горничная.

– Междугородний? Я вскочила с места.

– Никто не разговаривает по телефону во время обеда, – объявила тетя Бет. – Это невежливо, это…

Я с ненавистью посмотрела на нее. Она взглянула на дядю Филипа, который был занят своей едой. Ее передернуло словно в лихорадке, и она вернулась к своему обеду. Я подошла к телефону. Это был Гейвин.

– Я звоню тебе весь день, – говорил он, – но мне все время отвечали, что тебя или нет, или ты спишь.

– Здесь ужасно, еще хуже, чем было раньше, – сказала я. – Как только Джефферсон появится, я уеду.

– А Филип…

– Он и близко ко мне не подходит. Гейвин, я все ей рассказала, рассказала тете Бет. Она довела меня до этого.

– Правда? И что же она ответила?

– Она с воплями бросилась от меня прочь, а теперь они все как зомби, но мне все равно.

– Я поговорил со своей мамой, а она сейчас разговаривает с папой. Они решают, что делать.

– Скажи им, пусть ничего не предпринимают, пока Джефферсон не выздоровеет. До этого момента я не хочу никаких новых проблем.

– Я беспокоюсь о тебе, Кристи. Я все время думаю о тебе.

– Со мной все будет в порядке, Гейвин. Я больше не позволяю им плохо со мной обращаться. Джефферсона перевозят сюда сегодня вечером. Мы едем в больницу, чтобы встретить его.

– Позвони мне как только узнаешь что-нибудь о нем, хорошо? Обещаешь?

– Тебе не нужно просить меня, Гейвин. Я позвоню. Вы с Джефферсоном единственные два человека, о которых я теперь забочусь.

– Я люблю тебя, Кристи. Я люблю все те нежные мгновения нашей жизни в Мидоуз.

– И я тоже.

– Жду твоего звонка, – сказал Гейвин. – Пока!

– Пока!

Я повесила трубку и вернулась за стол. Все посмотрели на меня, когда я пришла.

– Я больше не хочу есть, – объявила я. – Я буду ждать наверху, дядя Филип. Позови меня, когда будешь готов.

– Готов к чему? – спросила тетя Бет.

– Мы собираемся в больницу, – объяснил он. – Джефферсона везут сюда.

– Ты не говорил мне об этом.

– Правда? О! Ну, наверное, выскочило из головы. У меня сегодня был очень напряженный день в отеле, – быстро сказал он, глядя в тарелку. Тетя Бет нахмурилась и перевела взгляд на меня.

– Я говорила тебе, что она сделала с близнецами. Ты собирался поговорить с ней об этом, Филип. Ну?

Он взглянул на меня.

– Сейчас не время, – ответил он.

– Нет, как раз время. Почему…

– Сейчас не время! – объявил он с такой твердостью в голосе, какой я не слышала с момента своего возвращения. Тетя Бет покраснела и сжала губы. Она кивнула, и ее голова качнулась, словно шея была пружиной.

– Я буду ждать наверху, – повторила я и оставила их за обеденным столом почти в такой атмосфере, какая бывает только в морге.

Через полчаса ко мне постучался дядя Филип. Он переоделся в странную одежду. На нем были джинсы, теннисные туфли, черная водолазка и черная куртка с его именем, вышитая золотом на нагрудном кармане.

– Готова? – спросил он, улыбаясь. Дядя заметил, как я на него смотрю. – О, эту куртку я носил в старших классах, на ней название моей школы, – объяснил он и повернулся, чтобы показать мне вышитую на спине надпись «Эмерсон Пибоди». – До сих пор неплохо сидит.

Я медленно поднялась и надела свою легкую куртку. Что-то пугало меня в том, что он надел эти школьные вещи. Я не знаю, почему, но пугало. Он отступил в сторону, выпуская меня из комнаты.

– Ты очень хорошо выглядишь, – сказал он. – Очень.

Мне было интересно, пойдет ли с нами тетя Бет, хотя бы притворившись, что ее интересует здоровье Джефферсона, но она сидела внизу, читала и слушала треньканье близнецов на рояле. Никто из них даже не посмотрел в нашу сторону, когда мы направились к выходу. Дядя Филип открыл мне дверь. Я ожидала увидеть у входа Джулиуса и лимузин, но там стояла машина дяди Филипа, которой он редко пользовался.

– А где Джулиус? – спросила я.

– Сегодня у него выходной.

– Уверена, он захотел бы поехать.

– О, у Джулиуса есть подружка, вдова, он навещает ее где-то в Хедлейвилле. Он даже подумывает жениться, – улыбаясь, сказал дядя Филип.

Он открыл дверь, и я села в машину. Затем он быстро обошел машину, сел на место водителя, и мы поехали.

Вечернее небо было затянуто тучами, даже месяца не было видно. Темнота показалась еще гуще, когда мы выехали из Катлерз Коув и направились к Вирджинии Бич. Дядя Филип был странно молчалив. Я думала, что он примется болтать так же, как и тогда в самолете, но нет. Когда я взглянула на него, я заметила странную мягкую улыбку у него на губах.

– Что за вечер, что за вечер, – наконец произнес он.

Я ничего такого не думала, но не могла назвать этот вечер выдающимся. Океан был густо-черный. Я не видела там даже маленького огонька. Словно грозовое небо соединилось с океаном. Небо без звезд и луны было для меня как безжизненная холодная пустыня.

– Ты была прекрасна, – добавил он, несколько минут спустя.

– Что?

– Лица людей в зале… – Он посмотрел на меня. – Ты не могла их видеть так, как я видел их, из-за освещения, бьющего в глаза. Я знаю. Я тоже был на сцене.

– На сцене? О чем ты, дядя Филип? Мое сердце сильно забилось.

– У тебя самый прекрасный голос, какой я когда-либо слышал. И это не просто слова, – говорил он.

– Что?

– Я так тобой горжусь, горжусь тем, что ты моя подружка, – он неожиданно снизил скорость и повернул на дорогу, ведущую на пляж.

– Дядя Филип! Куда мы едем?

– На вершину мира, помнишь? Я обещал, что покажу тебе ее. Ну, приехали. – Он остановил машину, откинулся на спинку сиденья и посмотрел в окно в кромешную ночную темноту. Ты когда-нибудь видела столько огней?

– Каких огней? О чем ты? Дядя Филип, мы ехали в больницу… к Джефферсону.

– Я говорил тебе, – продолжал он, не слушая меня. – Я говорил тебе, что научу тебя, что покажу тебе…

Он обнял меня за плечи.

– Прекрати! – закричала я. – Дядя Филип!

Он крепко вцепился в мои плечи и начал подтягивать меня к себе, приближая свои губы к моим.

– Дон, Дон, – шептал он.

Я закричала и оттолкнула его лицо руками, вонзая ногти в его щеки. Я резко повернулась к двери и схватилась за ручку. Он схватил меня за воротник куртки, но я открыла дверь и выскочила. Моя куртка осталась у него в руках. На шее у меня пылали царапины от его ногтей, но боль меня не заботила, я думала только о том, как уйти.

Как только я выскочила из машины, я бросилась бежать по пляжу.

– Дон!

Я услышала, что он бежит за мной. Справа от меня рокотал океан, а слева – бесконечное пространство песка. Я бросилась вперед, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь и устремляясь вперед.

Только я решила, что я далеко от него, вдруг почувствовала его руку, обнимающую меня за талию, и мы оба упали на песок.

– Я хочу… показать… научить тебя… этому, – задыхаясь, говорил он.

Его руки оказались на моей груди и нащупывали пуговицы моей блузки. Я бешено пинала его и пыталась вывернуться из его рук, но он был слишком тяжелый и сильный. Он оцарапал мне шею и грудь. Я кричала и кричала, а затем схватила полную горсть песка и повернулась к нему. Даже в кромешной тьме я увидела, как горят его глаза, его кожа была влажной от пота.

– Дон…

– Я не Дон! Нет! – крикнула я и швырнула песок ему в лицо.

Он завопил и схватился руками за лицо. Я выскользнула из-под него и вскочила на ноги. Я снова бросилась бежать, на этот раз от океана. Я бежала, пока не услышала звук проезжающей машины и поняла, что я достигла шоссе. Я выскочила на дорогу в свет фар ехавшей прямо на меня машины. Я услышала визг тормозов и увидела, как машина вильнула влево, но водитель не остановился. Он проехал дальше, и красные огоньки его машины все уменьшались и уменьшались в темноте как глаза убегающего волка.