Текст книги "Многовластие"

Глава тридцать пятая. Малодушие

К радости россиян начало июньского наступления было успешным. Мощная артподготовка и перевес в численности личного состава привели к оставлению австрийцами передовых линий окопов. Русские потери были минимальны. Зато количество военнопленных, колоннами отправляемых на Восток, было очень значительным. За несколько дней войска прошли до тридцати километров в сторону юго-запада и освободили немало населенных пунктов.

На помощь австрийцам подходили немецкие войска. В тех местах, где немцы занимали оборону, резко возрастало сопротивление наступлению. Местами германцы начинали переходить в контрнаступления, иногда возвращали назад только что завоеванные русскими населенные пункты.

Во время одной из пауз между боями к Авдееву, расположившемуся среди небольшой рощи, подошел унтер-офицер Афанасьев.

– Господин прапорщик, разрешите обратиться. В голосе его была тревога.

– Говори, что случилось. Можно без формальностей.

– Обязан вам сообщить, что в полку зреет заговор.

– Какой еще заговор! Все было хорошо.

– Я присутствовал при разговоре нескольких рядовых нашей роты. Говорили, почему мы наступаем, когда третья пехотная дивизия не тронулась с места. Сидит себе в окопах. Солдатским харчем обжирается и никаких потерь не несет.

– Я знаю, что они отстали от нашего прорыва, но мне никто не говорил, что они отказались идти дальше. Так, что еще говорили солдаты?

– Еще говорили, что нам нужно созвать комитет. И хватит воевать! Мол, навоевались.

Не успел унтер договорить, как вдоль позиций покатилось раскатисто:

– Члены Полкового комитета, на совещание!

Мимо прошли несколько человек. Теперь от их решения зависели дальнейшие приказы командования.

– К сожалению, вы, унтер-офицер, были правы, – сказал Авдеев, обращаясь к младшему по званию на «вы», как положено по уставу, – мы докатились!

Спустя некоторое время Авдеев увидел, как ни на кого не обращая внимания, солдаты стали собирать оружие, вещи, выбираться из земляных укреплений и двигаться в обратном наступлению направлении, ни на кого не обращая внимания. Он побежал, чтобы обогнать идущих.

– Стойте! Вы куда? Приказа к отступлению не было!

Ничто не помогало. Все обходили его. Отодвигали его в сторону руками, если не удавалось обойти. На угрозу пистолетом показывали на ствол винтовки, недвусмысленно угрожая.

– Отойди прапор, – услышал он, – пристрелю!

К нему подошел прапорщик Измайлов, оказавшийся рядом. Он был слегка навеселе.

– Еще не слышал? Конец нашему наступлению. Комитет решил.

– Какого черта он решил! На виду у неприятеля! Нас даже в известность не поставил. Сволочи! У меня нет слов.

– Давай! – он достал припасенную наполовину выпитую бутылку, и налил вина в кружку, которая оказалась при нем. – Так будет легче. Вино хорошее, не думай. От немца досталось.

Авдеев выпил. Почти сразу отлегло.

– Куда эта толпа движется? – спросил он, хотя понимал, что его приятель не знает ответа.

– Я так думаю, они хотят отсидеться в немецких окопах, которые мы оставили позади. По крайней мере, так думают те, кто их ведет.

– Они же не думают. Скотские чувства руководят ими! Как животные. Страх, усталость, желание выжить любой ценой.

– Вот последнее им скорее всего не удастся.

Прибежал вестовой.

– Вам приказ от начальника дивизии. Позиций не оставлять, приготовиться к отражению атаки австрийских войск.

– С кем держать оборону? Рядовые бежали.

– Приказ держать оборону с наличными силами.

Измайлов ушел. Авдеев огляделся. То здесь, то там из окопов виднелись головы офицеров и нижних чинов.

– Не меня ищете? – вдруг прозвучал полный доброты голос унтера Измайлова. – Я здесь, с вами. А вот посмотрите еще, кто с нами! – и он показал стоящего за его спиной рядового Федотова.

Видя простого солдата, Авдеев даже растерялся

– Вы почему не ушли со своими? – спросил он его.

– Не свои они мне, господин прапорщик, – ответил Федотов. – Трусы. Малодушничают. Погибнем вместе, если по-другому нельзя.

Теплые чувства охватили офицера. Не все еще пропало.

Глава тридцать шестая. Бой

Оставшееся до сражения время использовали для того, чтобы поднести снаряды. Заряженные ружья из тех, что оставили отступающие, разложили так, чтобы можно было вести непрерывную стрельбу. Рядом уложили гранаты. Провели небольшое совещание. Решили, если удастся, продержаться до сумерек, а уж тогда отступать. Если не удастся, погибнуть героями. Решение было единогласным. Других предложений не было. Расходились мрачные. Никто не ожидал такого.

Германцы перегруппировались к вечеру. Начался интенсивный артиллерийский огонь. Снаряды давали то перелет, то недолет. Наконец, они стали ложиться в цель. Наша артиллерия отвечала слабым огнем. При этом прислуга перебегала от одного орудия к другому, чтобы противник не догадался о малочисленности защитников. Через некоторое время вперед двинулась вражеская пехота.

«Хорошо, что противник не поднял в воздух самолеты, – думал Авдеев. – Видимо, низкой облачности испугался. Они бы сразу увидели наши безлюдные траншеи».

Наконец, показались пехотинцы. Не раздумывая, как было условлено, Авдеев залег за пулемет. Ему помогал верный Федотов.

– Противник заходит справа! – указывал он, ловко расправляя пулеметную ленту. – Отползают! У вас хорошо получается, – хвалил он. – А теперь глядите туда!

Авдеев ловко управлялся с пулеметом. Хорошо научили в Питере. Слышны были и другие «Максимы». Изредка щелкали винтовочные выстрелы. Когда вблизи разорвался снаряд, прапорщик и рядовой вжались в дно окопа, понимая, что их засекли. Через некоторое время, когда огонь был перенесен на другой участок, они снова оказались у пулемета.

Неожиданно немецкие выстрелы стихли, наступила непривычная тишина.

– Я так думаю, – засмеялся Федотов, – немцу ужин привезли. Сейчас отдохнет…

– Отползаем! Послышался приказ. Орудия вывести из строя!

Остатки отряда поползли назад. Авдеев с Измайловым тащили за собой громоздкий пулемет. Когда от немецких позиций их стали отделять стволы деревьев, бежали в полный рост. Трудно было сказать, сколько пробежали они, пока не собрались вместе. Смеркалось. Отдохнули, перекусили, собрав у кого что было. Посчитали потери. Почти половина остались лежать в тех окопах.

– Скажите, – шепотом спрашивал Авдеев, – кто-нибудь видел прапорщика Измайлова?

– Погиб твой товарищ, – сказал грустно поручик. – У меня на глазах. Умер, как настоящему герою положено. Вот, и документы его я прихватил. Он достал содержимое кармана. Все сняли головные уборы.

Глава тридцать седьмая. Подведение итогов

Очередное партийное собрание на заводе проводилось спустя день после демонстрации. Чувствовалось возбуждение, бродившее в душах партийцев.

– На мой взгляд, – сказал секретарь партячейки Борис Уличанский, – наша партия осуществила задуманное. Мы были застрельщиками этого движения. Именно мы вывели на улицы тысячи рабочих и солдат. Под сотнями красных знамен. Наши лозунги и транспаранты безусловно господствовали. Буржуазное правительство было бессильно.

Не только правительство впало в растерянность, – продолжил он, – то же можно сказать и о руководстве Советов. Мы изначально выставляем лозунг «Вся власть Советам!». И на этой демонстрации этот лозунг был главным. Но каким Советам можем мы доверить самое ценное для революционера, власть? Советы поддерживают коалиционное правительство, эту смесь министров-социалистов с министрами-капиталистами. Первый съезд Советов испугался намеченной нами на десятое июня демонстрации. Опасаясь возможных конфликтов, к которым мы не были пока подготовлены, мы согласились перенести намеченную демонстрацию на 18 июня. И не ошиблись.

– Наша взяла! – сказал кто-то с места. – Никто решительно противостоять нам не может.

– Так и дальше держать!

– Еще напор, и нам перейдет вся власть!

– А как власть возьмем, так начнем осуществлять планы великого Карла Маркса, – размечталась Надежда Гаврилова, – осуществлять мировую революцию. Мы этим буржуям еще накостыляем!

– Всё вы правильно понимаете, – резюмировал Уличанский. – И наша задача продолжить борьбу. Политическая обстановка складывается в нашу пользу. Правительство в очередной раз не может найти в себе согласия. Теперь из-за украинских событий. Я просил дать справку по национальным отношениям Петрова Евгения.

Евгений прошел к столу. Все знали его как человека, глубоко интересующегося международной политикой и национальными отношениями.

– Товарищи, – сказал он. – По поручению Бюро я внимательно следил за событиями в стране. Они очень непростые. Особенно активизировались националисты на всем пространстве бывшей Российской империи. Это не случайно. С одой стороны, национальности, жившие под прессом самодержавия, стали добиваться большей самостоятельности под влиянием идей Февральской революции. С другой стороны, Все национальности почувствовали слабость власти Временного правительства. Финляндия переходит от требований автономии к требованию независимости. И Правительство колеблется. Польский вопрос так же может быть решен положительно. Тем более, что Польша нами фактически потеряна, она оккупирована войсками Германии.

Но более всего нас интересует Украинский вопрос, – продолжил Петров. – Власть созданной там буржуазной Центральной рады усиливается. На днях Крестьянский и Воинский съезды Украины поддержали самочинное введение автономии. Десятого июня на Всеукраинском войсковом съезде Винниченко зачитал Универсал к Украинскому народу. Он требует широкой автономии. Но мы знаем, что автономия обычно превращается в промежуточный этап на пути к независимости.

– Не можем мы потерять Украину! Так вся страна распадется, – вырвалось у кого-то с места.

– Вот-вот, продолжил Евгений. – Именно так рассуждают во Временном правительстве. И в нем наступил кризис. Те, кто пытается сдержать Украину, и те, кто потворствует движению к самостоятельности, они непримиримы. Правительство заколебалось. Кадеты, не согласные на автономию, готовятся выйти в отставку.

– Этим ослаблением правительства мы не имеем права не воспользоваться, – прервал докладчика Уличанский. – Мы должны на этот раз организовать не простую демонстрацию, а вооруженную. Это и есть наша задача. Нужно поднять солдат запасных полков Петрограда. В первую очередь, Первый пулеметный полк. Он колеблется. Агитаторы от нашей партии там уже действуют. А в этом полку одиннадцать тысяч солдат. Сила! Каждый партиец нашей ячейки получит индивидуальное поручение.

Глава тридцать восьмая. Лирика воды

Лена и Алексей встречались все чаще и чаще. Их тянуло друг к другу. Оказалось, что политика только предлог, чтобы найти друг друга. Июнь близился к завершению. Алексей пришел к своей девушке через день после демонстрации. Природа награждала людей своим блаженным видом за все неприятности от жизни в обществе. Ясное небо, проблески водной глади на горизонте. Цветущая зелень. Грохот войны не доходил сюда. И особый летний душистый воздух. Она дожидалась его на улице перед домом.

Лена была в легком открытом платье. Алексей в широких тонких брюках и светлой рубашке, закатанной до локтя.

– У меня есть заманчивое предложение, – сказал он, подходя и беря ее за руку. – Возьмем лодку на прокат. Когда еще будет такая возможность!

Лена сияла. Предложение было ей очень приятно. Хотя и дел было много.

– Я сейчас спрошу у мамы. Думаю, она согласится.

Она сбегала домой и почти сразу вернулась.

– Ну как? Разрешила?

– Сказала, что с Алешей хоть на подводную лодку. Полюбила она тебя.

– Тогда бежим. Прокат еще работает.

Через некоторое время они, уместившись в лодке и заплатив вперед на два часа, были на середине реки. Гладь воды была ослепительна. Алексей сидел на веслах, Лена расположилась на корме. Говорить можно было о чем угодно. Они доверяли друг другу и были одни.

– Как тебе такая прогулка, – спросил Алексей

– Очаровательно, – сказала она. – Не хочется думать ни о чем плохом. Хочется петь. Но я не буду, потому что время не для пения. Война. Похоронки приходят. Женщины так терзаются!

– Ты мне все больше нравишься, – сказал он негромко. – Душа у тебя чистая. А у меня не все ладится, – перевел он разговор на другую тему. И по лицу пробежала тень грусти.

– Что-то не так? – забеспокоилась она.

– Придется мне покидать Петросовет. Чужим становлюсь. Поднял на заседании вопрос о порядке формирования Совета. Сказал, что мы – всего лишь общественная организация, а значит, не имеем права на власть. Что мы – пятое колесо в системе управления. И как общественная организация мы имеем право только высказывать свое мнение, но не править. Руководить – дело правительства. Мы и не парламент, потому что представляем небольшую часть всего населения страны. Мы только создаем помехи для власти, отчего страдает вся страна.

– С тобой не согласились депутаты?

– Не то слово! Обрушились водопадом. Стыдили, устрашали. И я понял, что при перевыборах меня вытеснят.

– Не переживай! – она ласково коснулась его руки. – Будешь, как прежде, работать на заводе.

– Там, на заводе, я приносил реальную пользу. А здесь – бедлам! Бестолковая говорильня. Место, чтобы отлынивать от физической работы и от армии.

– Леша, я тебя поддерживаю. Кто-кто, а я вижу каждый день, как огромное количество крепких мужчин штаны протирают! Тебе в их рядах тесно. Но ты можешь перейти в редакцию какой-нибудь газеты. Я читала несколько твоих статей. Хорошо получается.

– Это лишь дополнительное занятие, подспорье. Меня держат как нештатного корреспондента. Не основная работа. Я хочу проситься на фронт. Там мое настоящее место.

Лицо Лены погасло. Боль и страх на время охватили ее. Но скоро эти ощущения прошли.

– Мне очень жаль будет расставаться с тобою, если ты примешь такое решение. Но я все понимаю. Твое сердце просится туда, где решается судьба моего народа. И я не буду отговаривать тебя.

Они улыбались друг другу. Лодка еще долго делала круги по зеркалу воды.

Часть вторая. Тревожный июль

Глава первая. Пулеметчики

Планам Алексея покинуть Петроградский совет пока не суждено было сбыться. Штурм дачи Дурново имел продолжение.

Керенский, находившийся в тот момент на фронте, где разворачивалось наступление, потребовал от Половцова, чтобы тот прислал ему часть пулеметов с прислугой из Первого пулеметного полка.

Об этих пулеметчиках хорошо знал весь Петроград. До Февральских событий огромный полк, численностью девятнадцать тысяч человек, размещался вблизи Петрограда в Ораниенбауме. После февральского восстания пулеметчики узнали, что по соглашению Петросовета с Временным правительством те воинские части, которые размещены в Петрограде, не будут выводиться на фронт. Солдатская секция Петросовета вскоре отменила такое соглашение. Но три из четырех батальонов полка уже самоуправно прибыли в Петроград. Здесь их оказалось одиннадцать тысяч.

Исполнительный комитет Совета поблагодарил полк за намерение защищать революцию, но предписал вернуться в Ораниенбаум. Тем более, что полк пока никак не проявлял активности в политических событиях. Зато такие разлагавшиеся войска были лакомой пищей для ортодоксальных марксистов. Большевики нашли ему место. Полк был размещен на Выборгской стороне в Народном доме. Только один батальон возвратился в Ораниенбаум.

Политическое пробуждение полка, главной опоры большевиков в Питере, было связано с именем прапорщика Якова Адамовича Семашко. Этот офицер принадлежал к сто семьдесят седьмлму пехотному полку. После прохождения военных курсов его направили на фронт. Вместо этого он скрылся в Первом пулеметном полку, где не был единственным пришлым со стороны офицером. Семашко вошел в состав военной секции большевиков. Одновременно он бывал на даче Дурново, вел дружбу с анархистами, освобождал заключенных в Крестах. Хороший говорун, он пришелся по душе солдатам. Но был арестован как дезертир.

И тут произошло неожиданное. Сто пятьдесят солдат шестнадцатой роты пулеметного полка пришли на гауптвахту и заставили освободить Семашко. Его кандидатура была выставлена на пост командира полка. И хотя голосование не удалось, Семашко стал неформальным лидером Первого пулеметного. А девятая рота избрала его своим командиром. Он был в полку единственным офицером-большевиком.

Глава вторая. Нет раскассированию!

Наступление на фронте выдыхалось. Командующему Петроградским гарнизоном Половцову пришло распоряжение прислать на фронт триста пулеметов. Генерал ломал голову, как уговорить солдат выполнить приказ военного руководителя. Больше всего они, шкурники, боятся отправки на фронт.

Половцов решил лично убедить несколько рот. Явившись в одну из них, он произнес речь, и был удивлен, когда рота, не без колебаний, конечно, дала добро. В другой роте тоже повезло. Но тут спохватились большевики. Они потребовали общего собрания. На нем один за другим выступали ораторы, да так долго, что большинство слушателей разошлись по местам. Оставшиеся до конца партийцы, проголосовали против.

Половцов понял их прием. Ему удалось еще раз личным участием убедить солдат разрешить отправку на фронт трехсот пулеметов и маршевой роты. Однако ему было заявлено, что больше ни одного пулемета и ни одного солдата!

Оставлять в городе такое количество вооруженных и враждебно к власти настроенных солдат было нелепо. Все ожидали решения правительства о раскассировании полка. Об этом уже несколько раз говорилось в залах заседаний Петроградского совета. Решали вопрос, кого отправить в пулеметный полк, чтобы убедить его подчиняться Временному правительству.

– Я согласен отправиться туда, – сказал Алексей, поднявшись с места. – Я убежден, что первая и главная задача нашей власти, в том числе и Советов сегодня – это усиление фронта, в том числе и за счет отправки туда пополнений.

Депутаты согласились, и Алексей вскоре выступал на очередном митинге Первого пулеметного полка, коих было очень много.

В душном зале, по меткому выражению, яблоку не было места упасть. Пулеметчики курили. На полу было много мусора. Солдаты сидели и стояли. Несмотря на легкий гул, все слышали ораторов. Ведущий объявил очередного выступающего. Им оказался Алексей.

– Меня направил к вам Петроградский совет. – Начал, волнуясь, Алексей. Это было одно из первых его выступлений перед такой публикой. – Предыдущие ораторы говорили необходимости вооруженной демонстрации. Звали вас выйти на нее. Все ли знают, что вооруженная демонстрация – это мятеж?! Тем более, во время войны, когда немецкие войска в пятистах километрах от нас. Если Правительство сильное, оно обязано расстрелять вас с помощью регулярных войск.

– Какое оно сильное? Сказал! – послышалось из зала.

– Потому и выступаете, что слабое! А не понимаете, что сила правительства зависит и от вашей поддержки. Газеты читаете? Сколько таких же, как вы, солдат гибнет сейчас на фронте!? За то, чтобы вы отсиживались в тепле, в столице? Совет принял решение всячески способствовать действиям нашей армии.

– Пусть Совет и воюет, а то отсиживается, дураков ищет!

Послышался свист и шум. Алексея оттеснили от председательского стола. На его место встал Семашко.

– Я еще раз повторяю: не допустим раздробления наших рядов. Никакой отправки на фронт. А если попытаются нас раскассировать, то мы можем и раскассировать Временное правительство. У нас сил хватит?

– Хватит! – пронеслось по залу.

– А про этого оратора я скажу, что он подкупленный агент буржуазии!

– Ты сам подкупленный! – успел крикнуть в ответ Алексей, но его оттесняли все дальше от стола президиума.

– Слово просит руководитель военной организации большевиков товарищ Подвойский, – неожиданно сказал Семашко.

– Пусть говорит! – выкрикнули из зала.

– Я, товарищи солдаты, высоко ценю ваш порыв к выступлению. Да, да! Но не сейчас. На данный момент большевистская организация считает выступление преждевременным. Не все еще к нему готовы. Мы можем потерпеть тяжелое поражение, если выступим рано. Сохраняйте ваши силы.

Выступили еще несколько ораторов. Им удалось охладить пыл разбушевавшихся солдат. Была принята соответствующая резолюция с указанием на преждевременность вооруженного выступления.

Глава третья. Планы контрразведки

Начальник контрразведки Никитин оглядел участников совещания, которое он проводил первого июля. Среди восьми сотрудников были его помощники Александров, Коропачинский, Антара и другие.

– Господа, – сказал он с некоторой торжественностью. – Доказательств в получении денег и связей большевиков с немцами достаточно. В результате кропотливой работы всех наших сотрудников собраны материалы на двадцать восемь большевистских Главарей, начиная с Ленина. Но наших сил не хватит, чтобы взять их одновременно. Предлагаю начать с окраин, с Торнео и Белоострова.

Собравшиеся приняли такое предложение с удовлетворением.

– Сколько времени потребуется на проведение всей операции? – спросил Александров.

– Аресты в самом Петрограде начнем на седьмой день. Более быстро мы действовать не можем. Что там говорить, мы не можем сегодня даже войти на третий этаж нашего учреждения, потому что там окопалась большевистская организация. Слишком много у них защитников. В том числе Советы.

Вскоре в здании контрразведки появился генерал Половцов.

– Ну как дела, Борис Владимирович? – спросил он у Никитина.

– Пришлось отменить производство по девятистам тринадцати делам о шпионаже, чтобы сосредоточиться на большевиках. Могу вас обрадовать, ордера на аресты двадцати восьми уже выписаны. В том числе на Ленина и Троцкого.

– Достаточно ли на всех доказательств?

– Более, чем достаточно, уверяю вас.

Половцов обрадовано пожал руку контрразведчику и поспешил в Таврический дворец, а Никитин почувствовал, что допустил ошибку. Не следовало сообщать эти сведения никому из представителей власти. Там все взаимосвязано. Особенно у социалистов! Но может быть, как-то образуется?

Ленин, решил дать себе небольшой отдых и отбыл из столицы накануне событий. Он говорил, что время для захвата власти еще не настало. Даже если удастся взять ее в столице, провинция большевиков не поддержит. Однако ситуация вдруг резко изменилась. Уже второго июля Ленин взялся составлять план восстания.

Так как участники митинга в Первом пулеметном полку согласились не выступать, Алексей с чувством выполненной задачи отправился в Совет. Между тем, митинг во втором пулеметном продолжал бурлить. На трибуне появился анархист Блейхман, призывавший солдат к выходу на улицу. Затем Семашко, словно он получил новые распоряжения из ЦК большевиков, стал тоже призывать к выступлению.

Вечером третьего июля были разосланы солдаты по городу для захвата грузовиков и легковых автомашин. Владельцев под страхом смерти заставляли оставлять машины. В них битком помещались вооруженные солдаты. Машины бесцельно носились по улицам, угрожая прохожим и создавая напряженную обстановку.

Алексей, выступая в рабочей группе Совета, обрисовал ситуацию в пулеметном полку.

– По полученным только что сведениям, – говорил он, – пулеметный полк все-таки вышел на улицу с оружием в руках. Мы должны определиться с позицией Советов. Главным лозунгом идущих за большевиками и анархистами пулеметчиков является «Вся власть Советам!» Получается, они хотят помочь нам встать у власти. Но нам никто не мешает это сделать без них!

– Совет – это сборная солянка, – сказал один из большевиков с места. – Кому-то не мешает, а кому-то надо помочь!

В зале раздались возгласы в поддержку и против сказанного. Шум усилился. После нескольких попыток водворить тишину председательствующий Анисимов предложил перенести заседание на завтра.

Против выступили большевики. Каменев предложил избрать комиссию из 25 человек и оставить ее в зале для дальнейшей работы, а остальных депутатов отправить в районы, чтобы ввести движение в организованное русло. Троцкий заявил, что во всем виновато правительство. Это оно своей неправильной политикой довело людей до восстания. Когда решили приступить к голосованию, меньшевики, эсеры и некоторые другие депутаты покинули заседание в знак несогласия.

Алексей выходил из зала. С трибуны за спиной слышался голос анархиста Блейхмана.

– Место Временному правительству в Петропавловской крепости! Немедленно реквизировать все заводы и фабрики! Вся власть Советам!

Группа депутатов, человек двести, не согласная, как с большевиками, так и с их противниками, стала искать зал, чтобы обсудить меры защиты против разбушевавшихся солдат. Толпы их, пока разрозненные, подступали к Таврическому дворцу.