Текст книги "Иной среди Иных"

Виталий Маркович Каплан
Иной среди Иных

Дорогой читатель!

Выражаем Вам глубокую благодарность за то, что Вы приобрели легальную копию электронной книги издательства «Никея».

Если же по каким-либо причинам у Вас оказалась пиратская копия книги, то убедительно просим Вас приобрести легальную.

Как это сделать – узнайте на нашем сайте www.nikeabooks.ru

Иные ценности. Предисловие

Любой писатель, создавая новый фантастический мир, сталкивается с проблемой соотношения реальности и фантазии, законов существования придуманного мира и законов настоящей жизни. Часто именно в этом столкновении и состоит художественная задача автора – показать, что будет, когда в дремотной сельской Англии появится человек-невидимка, или как начнет функционировать Институт Чародейства и Волшебства в структуре советской Академии наук шестидесятых годов прошлого века.

Но часть вопросов все равно остаются незаданными и неотвеченными. К примеру, мы совершенно не в курсе, как курировал НИИЧАВО могучий КГБ или выдавали ли сотрудникам Отдела Смысла Жизни молоко за вредность. Какие-то вопросы авторов просто не волнуют… а какие-то они вынуждены оставлять в стороне по причинам внешнего или внутреннего характера.

Когда я писал «Ночной Дозор», я сознательно «вывел за скобки» всю религиозную составляющую нашей жизни. С точки зрения атеиста или агностика – волшебство и религия похожи, святые – это кто-то вроде магов. Ошибка, конечно, очень смешная. Здесь невольно вспоминается замечательный рассказ Честертона, где патер Браун блистательно раскрывает преступления именно потому, что священники – не суеверны и не верят в магию. На самом же деле трудно найти что-то более перпендикулярное и противоречащее друг другу, чем магия и вера. Это и заставило меня убрать из серии «Дозоров» все вопросы взаимоотношения Веры и Магии. К тому же я чувствовал, что моего понимания этого конфликта может быть недостаточно для убедительности текста.

Виталий Каплан, напротив, решился посмотреть на фэнтезийную реальность «Дозоров» с этой стороны. И сделать героем человека, искренне верующего и потому не приемлющего собственную «иную» природу. Магические силы не нужны ему ни для личного счастья или комфорта, ни для облагодетельствования окружающих, ни даже для восстановления справедливости… ибо в любом случае цена для него слишком высока.

И при всем при том отказ от непрошеных возможностей тоже невозможен… или почти невозможен.

Человек, оказавшийся в этически безвыходной ситуации, – одна из самых интересных задач в литературе. И мне кажется, что эта задача в книге решена.

Даже если этот человек – Иной.

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

Иной среди Иных

1

Уснуть в троллейбусе – такого с ним ещё не было.

И ладно бы за полночь, добираясь на последнем, случайном, – так нет же, в пять вечера, не особенно и устав. День как день – уроки, методобъединение, подготовка викторины с шестыми классами. Странно.

Странности сегодня вообще лепились одна к одной. Час пик – а двадцать второй троллейбус пришёл почти пустым. Необъяснимо изменилась и погода – вопреки прогнозам синоптиков, натянуло откуда-то сизых облаков, запахло в воздухе близкими дождями. Вот тебе и бабье лето!

Дмитрий сидел, прислонясь к окошку, тяжёлую (три пачки контрольных тетрадей) сумку он пристроил слева, всё равно некому было покуситься на полметра кожаного сиденья.

Москва не хотела расставаться с летом – пускай даже и с таким неласково-мокрым. Зелень листвы ещё не окрасилась желтизной, газоны пестрели цветами, рекламные плакаты обещали фантастические скидки на летних распродажах. Две недели сентябрь притворялся июлем, маскировался солнышком и температурой за двадцать. Но сейчас, видимо, решил взять своё. Свистнул хулиганистыми ветрами, развесил тучи и приготовился к боевым действиям.

Действительно, вдали громыхнуло. Пока ещё осторожно, словно примеряясь, но по всему было видно, что от слов погода перейдёт к делу.

Жалко, если это всерьёз и надолго. В пятницу после уроков гимназия собиралась на турслёт, с ночёвкой в лесу. Дмитрий уже договорился насчёт недостающих палаток и спальников, составил с детьми раскладку продуктов, даже сумел убедить нескольких особо нервных мам, что их драгоценные отпрыски ничего себе не отморозят, что ни волки, ни медведи, ни энцефалитные клещи не покусятся на отравленное алгеброй и литературой детское мясо, и вообще ничего такого («Ну, вы же понимаете, Дмитрий Александрович! У них ведь опасный возраст!») не случится. С этими мамами Дмитрий мучился уже второй год и каждый раз напоминал себе о необходимости смиряться. Удавалось так себе.

Обидно, если сезон дождей сорвёт все планы. Дети всерьёз настроились на поход, на костры, палатки и канатную переправу. Конечно, человек лишь предполагает, а располагает Господь, но объяснять девятиклассникам эти банальности – как-то скучновато.

Единственный плюс в таком раскладе – можно будет побыть дома, со своими. Сходить куда-нибудь с Аней – из-за отпуска и дачи у них давно уже не получалось выбираться вместе. Опробовать с Сашкой свежеподаренный конструктор – не дурацкие современные наборы «собери себе монстра», а почти такой же, какой двадцать с лишним лет назад был у самого Дмитрия. Из которого можно собирать всё что угодно – хватило бы фантазии и терпения.

Молния сверкнула внезапно. Казалось, сразу отовсюду. И тут же троллейбус затопила серая, вязкая тишина. Секунда, вторая, третья… Полагалось быть грому, но гром где-то завис. А в салоне сделалось вдруг темно – не ночь, а зябкие сумерки. Предметы разом потеряли цвета, острые грани разгладились, расстояния необъяснимо удлинились.

– Здравствуйте, Дмитрий Александрович, – раздалось слева. Вместо сумки с тетрадями (и куда делась?) обнаружился высокий худощавый мужчина. Если и старше Дмитрия, то ненамного. – Нам бы надо поговорить. Я понимаю, вы удивлены, но это нормальная реакция.

Выглядел незнакомец вполне интеллигентно – аккуратная причёска, очки в дымчатой оправе, неброский, но и явно не ширпотребовский костюм.

– Простите! – Дмитрий сам не узнал своего голоса. Горло пересохло, будто он неделю блуждал в пустыне. – Вы… Вы как тут оказались? Пусто же было!

– Мы и этого коснёмся, – покладисто ответил незнакомец. – Сейчас я вам всё объясню. Меня зовут Антон…

– Очень приятно, – на автопилоте кивнул Дмитрий. – Но, по-моему, мы с вами не знакомы.

– Верно, – согласился Антон. – Вот, кстати, и познакомимся. Времени у нас будет вполне достаточно, гром грянет ещё очень нескоро. Но морально приготовьтесь, вам придётся услышать вещи, которые поначалу могут шокировать… даже, наверное, напугать. Дело в том, что вы – Иной.

Слово это прозвучало так, что сразу стало ясно: здесь оно существительное.

– Вы – не совсем обычный человек, – выдержав секундную паузу, мягко заговорил Антон. – Вернее даже сказать, не совсем человек. Я, кстати, тоже. Понимаете, есть на Земле люди, их подавляющее большинство. Но есть и мы, Иные…

Вот тут Дмитрию и стало ясно – это сон. Нелепый, глупый сон в пять часов дня, в двадцать втором троллейбусе, посреди первой сентябрьской грозы. Потому что наяву такого просто не могло быть.

И как же теперь проснуться? Щипать себя за мочку уха? И тогда тебе приснится, что ты проснулся? Как там у Пастернака? «Силится проснуться – и впадает в сон»?

– Это сон! – громко и раздельно произнёс Дмитрий, словно в классе, диктуя определение биссектрисы угла. – Это просто сон, и сейчас я проснусь.

– Знаете, – доверительно поведал незнакомец, – когда в своё время ко мне вот так же пришли, я тоже счёл это сном. Совершенно стандартная реакция. Вы постарайтесь успокоиться. Вы не спите. Всё на самом деле, без шуток.

Ах, вот как? Неприятный холодок проскользнул по спине. Может, и вправду не сон? Бывают вещи похуже сна. То, о чём до сей поры приходилось лишь читать. Но вдруг это действительно случилось? Именно с ним?

Дмитрий резко встал. Вернее, попытался встать – помешала сумка, почему-то оказавшаяся у него на коленях. Но всё же он немного приподнялся, усилием воли подавил дрожь в голосе и произнёс:

– «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его. И да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко да исчезает дым, да исчезнут. Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением…»

Антон не расточился яко дым. С жалостью поглядев на Дмитрия, он сказал:

– Ох, наверное, я поторопился. Пожалуй, Дмитрий Александрович, вы ещё не готовы к разговору. Ладно, я тогда откланяюсь. Но мы с вами обязательно ещё встретимся и поговорим по-человечески. То есть по-иному… Ну, в общем, нормально поговорим, без истерик, хорошо?

И разом вернулись краски, серость куда-то утянулась, громыхнуло так, что зазвенело в ушах. Сейчас же ударил в стёкла крупный, дождавшийся своего часа дождь, задолбил по крыше троллейбуса, мигом намочил асфальт.

Оказалось, что не так уж в салоне и безлюдно. Зашевелились пассажиры, кто-то удивлённо присвистнул, кто-то засмеялся, пухлая старушка сетовала, что вышла из дому без зонта и как же ей теперь.

А вот Антона не было и в помине. Даже сиденье оказалось ничуть не примято. Значит, всё-таки сон, облегчённо решил Дмитрий. Пускай уж лучше это будет сном. Ещё не хватало ему с духами общаться! Немедленно вспомнились грозные предостережения святителя Игнатия. А ещё всплыло в голове склизкое словечко «шизофрения». Вот только этого ему не хватало!

Дмитрий подхватил свою сумку и выскочил из дверей на первой же остановке, став добычей холодного дождя. Ничего, лучше уж охладиться. Лучше пешком прогуляться, лишь бы кошмар остался позади. Господи! Ну сделай так, чтобы ничего этого не было! Или пусть это окажется сном! Просто сном!

2

Да, за лето они, конечно, всё забыли. Первая же самостоятельная по алгебре – и восемь двоек. Теперь вот часовая стрелка лениво ползла к четырём, а жертвы летних удовольствий старательно напрягали мозги – переписывали. В этом отношении Дмитрий был либералом – в журнал плохие отметки проставлять не спешил, давал неделю на реабилитацию, но итоговую оценку всё-таки снижал на балл. Чтобы жизнь мёдом не казалось.

Судя по огорчённым физиономиям «переписчиков», она им казалась дёгтем. Густым и чёрным. Дмитрий вот уже третий год работал здесь и не переставал удивляться. Ну прямо оазис какой-то, островок девятнадцатого века в кислотном океане двадцать первого. Дети учатся! Более того, дети хотят учиться! И не только из-за родительских понуканий.

Гимназия, конечно, хорошая. Дело даже не в том, что православная. Не только в том. Три года назад, решив выползать из трясины массовой школы, он насмотрелся разного. Статус «православности» нередко оборачивался пшиком. Рассадники лицемерия, как откровенно признался ему один знакомый батюшка. Ролевая игра в девятнадцатый век, да и то с каждым годом всё халтурнее.

Здесь было иначе. Как-то проще, по-домашнему. Монастырских порядков не заводили, напрасной муштрой не мучили. Требования, конечно, были строгие – но не строже, чем в иных, совершенно светских местах.

Директрисе Марине Павловне удавалось лавировать между Харибдой жёсткости и Сциллой вседозволенности. Пока, во всяком случае, удавалось. Да и учителя подобрались что надо. Некоторым, правда, не хватало профессионализма, но зато они действительно любили детей и действительно знали свой предмет.

– Ну что ж, дамы и господа, – глянув на часы, оборвал тишину Дмитрий. – Время истекло, пора сдавать работы. Надеюсь, подписать их не забыли?

Как всегда в таких случаях, страдальцы выпрашивали ещё минуточку, «вот только дописать ответ». В конце концов листочки возлегли на учительском столе неровной стопкой, а подрастающее поколение шумно вытекало из класса. Не забывая, однако, попрощаться. В массовой школе – вещь из области ненаучной фантастики. А здесь – в порядке вещей.

Дмитрий не стал сразу же проверять работы. Это вечером, в тихой обстановке. Если, конечно, шестилетний Сашка уткнётся в сказки, а не станет носиться по квартире, изображая Маугли и Кинг-Конга в одном флаконе.

Сейчас предстояла куда менее приятная штука – поурочные планы на всю четверть. Параллель шестых, параллель девятых. Жуть! Тупая писанина, но ведь не отвертишься. Департамент бдит, департаменту частная, а уж тем более православная школа – как заноза в известном месте, им только дай повод – укусят радостно.

Спустя полчаса Дмитрий оторвался от скучных бумаг. И обнаружил, что в классе он не один. Максим Ткачёв, новенький ученик из его девятого «А», оказывается, не ушёл с остальными «переписчиками», а тихо сидел на задней парте и что-то сосредоточенно читал.

– Ты чего, Максим? Результатов ждёшь? Так я же сказал, завтра будут. Сейчас, извини, другие дела.

Максим приподнял голову, оторвавшись от книги.

– Нет, Дмитрий Александрович, я просто хотел спросить… Я не понял сегодня вот эту задачу, на геометрии. Где надо по теореме про внешний и внутренний угол на круге… Нам в старой школе этого, кажется, не давали…

– На окружности, – механически поправил Дмитрий. – Смотри, это вот как делается… – Он вышел к доске, взял мел. – Строим два треугольника, один в другом…

– И так просто? – спустя пару минут захлопал глазами Максим.

– Ну да… Математика вообще штука простая, если её не усложнять специально. А чего же ты полчаса сидел, не решался спросить?

– Да я как-то… – замялся Максим. – Я хотел спросить, а потом вижу, вы заняты, решил пока почитать… ну и увлёкся. Извините.

Это было на него похоже. За две недели Дмитрий уже заметил, что мальчик читает везде и всюду. На уроках (был потом тягостный разговор с пожилой учительницей географии), на переменах (не раз на него, сидящего на подоконнике с книгой, натыкались со всей дури несущиеся старшеклассники), даже в школьной столовой (увлёкшись чтением, он однажды чисто механически выпил чужой компот, над чем долго потешались окружающие дети).

Вообще своеобразный был мальчик. В чём-то не по годам развитый, а в чём-то – сущий младенец. Экзамены в гимназию выдержал с завидной лёгкостью. То, что ребёнок неверующий, директрису не особо напрягло, не первый случай. Главное, – внушала его маме Марина Павловна, – чтобы это не создало мальчику сложностей в общении.

Не создало. Максим прекрасно вписался в коллектив, умудряясь при этом оставаться самим собой. Нашёл свою социальную нишу.

– И что на сей раз? – поинтересовался Дмитрий.

– Да вот. – Максим протянул ему пухлую книгу в ядовито-глянцевой обложке.

«Тайное среди нас. Экстрасенсорика в теории и на практике». Творение некоего господина Ласточкина, действительного члена некой Академии Белой Изотерики.

Дмитрий скривился, будто от недозрелой смородины.

– И что, увлекательное чтение? – спросил он сухо.

Максим пожал плечами.

– Вполне. Тут такие случаи описаны, которые наукой ну никак не объясняются. А факт, что на самом деле бывают. Ну, ясновидение там, телекинез, исцеление безнадёжных больных. А вы, Дмитрий Александрович, не верите в это?

Дмитрий выдержал паузу. Неясно было, как строить разговор. Своему, православному, он легко бы разложил всё по полочкам, но здесь явно не тот случай. Нет у него в голове этих полочек… Но и отмолчаться нельзя.

– Видишь ли, Максим, – начал он осторожно, – боюсь, у нас тут мнения не совпадут. Я православный христианин, из этого и исхожу… Верю ли я в такие случаи, как тут описаны? – Он скосил глаза на полкило оккультятины. – Возможно, не всё тут и шарлатанство. Есть такие факты, да. Весь вопрос в их происхождении. Чудеса бывают или от Бога, или от нечистого, других вариантов нет. Только вот если это от Бога, то оно и видно. Например, монах, пребывающий десятки лет в аскетическом подвиге, получает благодать исцеления или прозорливости… Но такое случается редко, Господь не раздаёт эти дары направо и налево. А вот куда чаще от подобных чудес пахнет серой…

Максим прищурился.

– То есть вы считаете, что если это не у православного монаха, то обязательно от дьявола? А если это просто какие-то законы природы… не изученные пока?

– Знаешь, – протянул Дмитрий, – я тоже в своё время об этом читал. Но слишком уж часто такие способности плохо кончаются. Для их обладателя. Или человек с ума сходит, или самоубийство, или там явная одержимость бесами. Интересные законы природы, не находишь? С завидным постоянством ведущие человека к гибели, и телесной, и духовной. Нет, дорогой, тут уж явно видна чья-то сознательная воля. И притом весьма злая.

– Что же получается? – как-то очень уж по-детски спросил Максим. – Вот, например, тут про одного человека написано, он рак лечит, наложением рук. Кучу народа вылечил, и бесплатно. Всем хорошо. А это, выходит, от дьявола всё? А зачем дьяволу, чтобы люди исцелялись?

Дмитрий едва не застонал. Ну как объяснить этому пацану такие сложные вещи? Не читать же курс догматического богословия! А в двух словах как скажешь?

– Дьявол хитёр. Не думай, что главная его цель – это мелко пакостить. Он губит не тела, а души. И если исцеление связано с поклонением дьяволу… пускай даже не напрямую, пускай косвенно… Всё равно ведь этот исцелённый когда-нибудь умрёт, но тогда уж ему забронирован номер в аду.

– А если не связано? – не сдавался Максим. – Может, человек, который исцеляет, тоже верующий? Может, он тоже в церковь ходит и молится? Тут и про таких написано. Всё равно, по-вашему, это происки сатаны?

Дмитрий вздохнул. Те же самые вопросы задавал и он сам… больше десяти лет назад, ещё до крещения. Книжки, что ли, пацану подкинуть? А вдруг его мама сочтёт это «вербовкой в православие», насилием над «свободой совести»? Впрочем, сомнительно. Тётка толковая, да и понимала, куда сына отдаёт. Даже не настаивала, чтобы Максима освободили от дополнительных предметов – церковнославянского языка, занятий по истории Церкви, изучения богослужебного устава. Для общего развития полезно, согласилась она ещё в том, первом разговоре, при зачислении. Пускай посещает.

– Максим, ну пойми… Ты думаешь над этими вопросами пару часов… ну, может, несколько дней. А Церковь уже две тысячи лет с ними сталкивается. Ну вот есть такое понятие, как церковное предание. Как бы отфильтрованный духовный опыт. А из предания известно, как ловко сатана и его слуги умеют притворяться. Колдуны могут и в храм ходить, и к иконам прикладываться. Вопрос, с какими целями. Тут надо быть очень осторожным. Мало ли что человек сам о себе говорит. Верует ли он на самом деле, с ходу и не поймёшь. Это ж только в дешёвых триллерах колдуна обжигает святая вода или отгоняет крест. А в реальной жизни всё куда сложнее.

Максим опустил глаза.

– Значит, – сказал он тихо, – вы любого человека, который что-нибудь такое умеет, считаете колдуном? Извините.

Разговор, похоже, поворачивал на второй круг.

– Ну, – задумчиво протянул Дмитрий, – возможны ведь всякие переходные случаи. Только всё равно в итоге человеку придётся выбирать. Или он с Богом, или с дьяволом. К сожалению, эти экстрасенсы и маги чаще всего выбирают последнее. Ты пойми, Максимка, я же не навязываю тебе православный взгляд на эти вещи. Ты спросил, я ответил. А что правильнее, как у нас или как здесь, – ткнул он пальцем в глянцевую обложку, – решай сам.

– Ладно, – вздохнул Максим, засовывая книгу в свой рюкзачок. – Интересно поговорили, спасибо вам. И за теорему тоже спасибо. Она, оказывается, красивая…

3

Пламя, лишённое дровяного корма, давно уже отгорело, но малиновые угли тускло светились в темноте, и плыл от них обволакивающий жар. Дмитрий не стал подкидывать свежих дров. Наутро понадобятся, когда придёт пора готовить завтрак. А сейчас можно посидеть и так, переводя взгляд с догорающего костра на истыканное острыми булавками звёзд небо.

Погода не подкачала. Пролившийся в среду дождь оказался случайностью, нелепостью, бабье лето шло уверенной бабьей поступью. Днём доходило до двадцати трёх, да и сейчас, в полпервого ночи, тепло было не только возле костра. К утру, понятное дело, сильно похолодает, тогда можно и в палатку уползти. А пока он сидел на бревне, дежурил. Подмосковье – это, конечно, не сельва, но чужих и тут не все любят. От станции они отошли километров на пять, но всё равно стоило остерегаться визита местной молодёжи. Во всяком случае, лучше подстраховаться. Дмитрий, правда, и сам не знал, что сможет сделать с пьяной шпаной. Суровую школу жизни – армию, – он прошёл заочно, мордобойными искусствами сроду не увлекался и кочергу, в отличие от иных героев, узлом бы не завязал. Оставалось уповать на Божью помощь и теорию вероятностей.

Пока везло. И в набитую дачниками электричку влезли без особых сложностей, и до места дошли вполне бодро. Ребятишки, правда, по большей части оказались непривычны к походному быту, но правильная организация стоила опыта. Марина Павловна мигом мобилизовала девчонок на ревизию продуктов и готовку ужина, Дмитрий, пресекая поползновения мальчишек побеситься на травке, пошёл с ними за дровами. Палатками занимались десятиклассники под присмотром историка Юрия Николаевича.

И как-то легко и быстро всё устроилось. Сварили вкусную гречневую кашу, по случаю пятничного поста сдобрили её рыбными консервами. В чай кинули несколько горстей малины (надо же – оставалась ещё в лесу!). После ужина прочитали вечерние молитвы, а потом долго сидели у костра, пели песни. Дмитрий сделал для себя открытие – директриса, оказывается, прекрасно владела гитарой. А на вид – суховатая, даже чопорная дама. Юрий Николаевич хорошо поставленным баритоном (ещё бы, шесть лет за клиросом) пел старинные русские песни, по большей части мало кому известные. Лариса Игоревна, биологичка, в своём репертуаре предпочитала бардовскую классику. Возможно, ребятам и хотелось чего-то посовременнее, но никто из них не отважился перехватить инструмент.

И вот сейчас все спали, разморённые лесным кислородом, усталостью и впечатлениями. Лишь изредка кто-то выбирался из палатки и с понятными целями бежал в заросли.

Всё-таки повезло ему с работой… Да, платят здесь куда меньше, чем в иных престижных заведениях, но это можно добрать частными уроками, лечением помирающих компьютеров и разными случайными халтурками. Зато чувствуешь – ты на своём месте. На острове… В оазисе. Значит, не всё ещё здесь погибло, истлело и выгорело. Вот этим ребятишкам – им и возрождать Россию. Которая всё-таки будет Третьим Римом, а не каким там по счёту Вавилоном. И тогда…

Он резко дёрнулся, сообразив, что сзади его тронули за плечо. Дежурный называется! Этак собственную смерть проспишь.

Угли почти не давали света, но его недостаток восполняла восходящая луна – круглая и оранжевая, как спелый апельсин.

– Дмитрий Александрович! – Тонкая фигура Максима вылепилась из темноты. – Вы извините, что я вас разбудил. Но понимаете, там… – Мальчишка вытянул руку в сторону деревьев. – По-моему, там что-то такое… что-то есть.

– Что? Ты о чём? – Дмитрий окончательно стряхнул с себя паутину сна. – Ещё раз, пожалуйста, и внятнее.

Максим примостился рядом на бревне. Волосы его были встрёпаны, а на голых плечах высыпали мурашки. Как-то сразу стало ясно, что парень испуган, но старается держать себя в руках.

– Ну просто… Ну мне понадобилось, понимаете…

Дмитрий про себя усмехнулся. Надо же, как далеко простирается его интеллигентность. Нет чтобы сказать «сходил отлить». Эвфемизмы. И впрямь – оазис на острове.

– Ну и вот… – напряжённо шепнул Максим. – Я подальше отошёл, и когда закончил – чувствую, там кто-то шевелится, в кустах. Кто-то большой. И запах… ну, странный какой-то запах. Я чуть поближе – а оттуда глаза, из кустов. Жёлтые такие. Честное слово, мне не показалось.

У Дмитрия неприятно заныло в желудке. Что ж, следовало ожидать – слишком гладко всё с самого начала шло. Может, Максиму просто кошмарный сон приснился? В процессе отлива? Не хотелось углубляться в тему кошмарных снов… сразу всплыла в памяти та гроза… и залитый серыми сумерками салон троллейбуса…

– Что ж, надо сходить. Посмотрим, что за чудо-юдо. Пойдём, покажешь.

А что ещё оставалось? Будить коллег? Запустить вирус паники? Но ничего не делать тоже нельзя. Хоть тут и не сельва… а всякое бывает.

Он на всякий случай взял топор. Придаёт уверенности.

– Направление-то помнишь?

Максим молча кивнул.

– Не замерзнешь так-то? Может, сходишь в палатку, накинешь чего?

– Да ладно! – Мальчишка передёрнул плечами. – Не зима ведь. Пойдёмте. У меня фонарик есть, – добавил он.

Деревья бесшумно сомкнулись за их спинами. Ночной лес, оказывается, полон был звуков. Прерывистые птичьи голоса, треск сучьев под ногами, шелестящий листвой ветерок. И ещё что-то непонятное.

Дорога оказалась долгой. Свет луны почти не пробивался сквозь ветви елей, и без фонарика им бы пришлось туго. Но тусклое жёлтое пятно всё же помогало ориентироваться. Несколько раз они повернули, дважды перелезали через поваленные стволы.

– Далеко же ты забрался, – проворчал Дмитрий. И как этот сверхинтеллигентный ребёнок умудрился запомнить дорогу? Тем более, что мама его жаловалась на абсолютный, как она выразилась, «топографический кретинизм» сына. «Он даже в метро умудряется заблудиться!» Видать, лес всё же попроще. Или тут нет мамы с её гиперопекой.

– Кажется, здесь! – Максим остановился возле огромной ели, сломанной у основания ствола. – Чувствуете?

Дмитрий почувствовал. Вновь заныло в желудке, и ледяная струйка стекла между лопаток. Кто-то здесь определённо был. Кто-то спокойно и вместе с тем заинтересованно наблюдал за ними. Сперва Дмитрию показалось, будто шевелятся высокие кусты малины. Потом он понял свою ошибку. Не движение – а взгляд. Странный, холодный взгляд – причём со всех сторон одновременно. И ещё – запах. Вроде и не явная вонь – но что-то гаденько-склизкое, вызывающее ассоциации с помойным ведром.

– Кто здесь? – сдавленным голосом прошипел он и изо всей силы сдавил топорище.

Ответа не последовало – если не считать ответом глухое, на пределе слышимости, рычание. Если бы миллион мух жужжали строго в унисон – пожалуй, получилось бы похоже.

А спустя мгновение сзади раздался лёгкий шорох. Дмитрий резко обернулся. Максим последовал его примеру – и луч фонаря высветлил из плотной тьмы фигуру.

– Ни фига себе… – вырвалось у Дмитрия.

Такого зверя ему ещё не доводилось видеть. Даже в зоопарке. Его можно было бы счесть волком – но размеры! Такие размеры приличествуют медведю – и не из самых мелких. Задние лапы значительно длиннее передних, острые уши скошены назад. И морда – не по-волчьи и уж тем более не по-медвежьи вытянута, едва ли не на полметра вперёд. Скорее уж щучья пасть – если представить себе мохнатую щуку на четырёх лапах и весом с тонну.

– Максим! – одними губами прошипел он, – быстро назад! В лагерь! Поднимай всех!

– Я с вами, Дмитрий Александрович! – Парень, оказывается, подобрал уже какую-то обломанную ветку, в первом приближении смахивающую на дубину. Смех сквозь слёзы.

– Ты что, не понял? Погеройствовать захотелось? Живо в лагерь, там же мелкие! Пусть снимаются! Пусть по мобильному куда-нибудь позвонят!

– Куда? – горько скривился Максим. – В милицию? Или сразу в зоопарк?

– Хватит болтать! А ну пошёл!

Дмитрий сунул мальчишке в руку фонарик – и уже не глядел за спину. Гораздо важнее было то, что впереди.

Странно, почему зверюга не нападала. Стояла в пяти шагах, утробно рычала, посверкивая жёлто-зелёными глазами. Фонаря больше не было, но лунный диск наконец-то нашёл себе лазейку в переплетении крон – и сейчас равнодушно заливал прогалину.

В лунном свете тварь казалась ещё крупнее. Короткая, видимо, жёсткая шерсть, какого цвета – не разобрать. Мощные лапы, а уж когти… одним таким когтем можно перевернуть Землю… или по крайней мере разодрать человеку горло.

А зверь ли это? Может, опять сон? Чушь, не бывает таких снов… И что теперь делать?

Собравшись внутренне, он сотворил крестное знамение, негромко произнёс: «Взбранной воеводе победительная…» Тварь, как он этого и боялся, не растворилась в ночном воздухе. Даже острым ухом не повела.

– Господи, ну сделай же что-нибудь! – мысленно простонал Дмитрий и осторожно обернулся. К счастью, пацана уже не было. Значит, скоро поднимется переполох. А что они смогут, если зверь направится прямиком туда, на опушку… где так много сочного детского мяса? Куда позвонят? Да кто им вообще поверит? И всё-таки… Всё-таки хоть какой-то шанс у них есть… если только протянуть время… как можно дольше задержать чудовище.

Интересно, хватит ли его хотя бы на минуту?

– Уходи! – твёрдо произнёс он, поднимая руку с топором. Толку-то… Будь у него горящая головня… тогда, быть может… звери боятся огня. Должны, во всяком случае, бояться. Если это нормальные звери.

Тварь не выглядела нормальной. Было в ней что-то странное… не звериное. Какой-то холодный и, пожалуй, издевательский интерес. Казалось, она считывала все мысли Дмитрия и откровенно наслаждалась его страхом. Сама же нисколько не боялась. В самом деле, чего бояться астенического телосложения интеллигента? Пускай даже и с топором. Вот сейчас откроет пасть, живенько оттяпает руку по локоть… но вряд ли начнёт пиршество. Её ждёт другая, более вкусная еда. Много еды. Найдёт по запаху… А он, Дмитрий Осокин, вполне вероятно, и выживет. Только что это будет за жизнь? Если каждую минуту помнить… сорок два ребёнка… и он ничего не смог сделать.

Так нельзя.

– Уходи, сволочь! – Ноги сделались ватными, но он всё-таки сумел сделать шаг вперёд. Два шага…

Зверь потянулся, фыркнул – и разинул пасть.

Луна отразилась на мощных и удивительно белых, словно блендамедом начищенных клыках. И пахнуло гнилью.

Невозможно было двинуться вперёд. Голову стягивал невидимый обруч, одуряюще звенело в ушах. А тень его, острая, изломанная тень учителя математики, кривлялась на слежавшейся хвое… намекала на что-то. На что-то тайное, известное лишь им двоим.

Дмитрий сделал ещё один шаг… мелкий, старческий шажок… и чёрная тень из-под ног метнулась к нему, обняла, облизала холодом потную кожу.

И мир, повернувшись вокруг тайной оси, сделался иным. Серая мгла затопила пространство, но в ней вполне можно было видеть, не хуже, чем в лунном свете. А вот все лесные звуки исчезли, только где-то далеко-далеко, у невидимого горизонта, то ли слышался, то ли чудился рокот – будто гроза или морской прибой.

Но тварь ждала его и здесь. Она лишь выросла… Господи, да это уже и не медведь! Это просто слон какой-то. Мерзость, клыкастая, безжалостная мерзость! Сейчас она раздавит его – и помчится по лесной тропинке в лагерь, где уже, наверное, суетятся взрослые… и дети… которые уже никогда не получат четвертных оценок…

Что-то изменилось в нём самом. Жаркое облако обожгло щёки, сдавило грудь. И растаял в этом облаке страх, переплавляясь в гнев – багрово светящийся, как только что выкованный клинок. Да это и был клинок – длинный, прямой, расширяющийся к острию.