Текст книги "По законам ненависти"

Глава 2
Арджан Хайдарага. Знаменательный день

Арджан сидел, удобно прислонившись спиной к стволу старого дерева, и бездумно покусывал длинный стебелёк сорванной травинки. Солнце начинало клониться к закату, его лучи уже не обжигали, они вязли в густой листве, дробились на золотые пятна, покойно ложившиеся на землю. Высокое небо, казавшееся днём застиранно-выгоревшим, постепенно набирало глубокую голубизну. Было тихо, только беззаботные кузнечики настырно пилили свою незатейливую мелодию, да невидимая Арджану пичуга время от времени начитала выводить длинную руладу, потом сбивалась и смущённо замолкала.

В последнее время мгновения, когда можно отдаться покойному ничегонеделанию, возникали нечасто, и Хайдарага наслаждался минутами отдыха. Ещё час, два, пусть несколько часов, и безделье закончится. Чем придётся заниматься, какое дело поручит ему дядя Эрвин? Неизвестно, да и голову над этим ломать не стоит – всё равно не угадаешь. А значит, нет смысла пытаться забежать вперёд по реке времени – в нужную минуту всё прояснится, останется только аккуратно и точно выполнить приказ.

Узнать бы, куда утекает время? Может быть, существует некая загадочная нить – потянешь за неё, и ушедшие годы послушно вернутся, а с ними и былые ощущения, переживания, чувства…

Арджан улыбнулся. Рано ему ещё предаваться воспоминаниям. Ой, рано! Вся жизнь впереди, а она благодаря дяде Эрвину теперь наполнена смыслом до краёв. Даже не верится, что меньше года назад всё было по-другому.

Тогда тоже был такой же ясный день, только лето уже уверенно шагало на встречу с осенью – всё чаще опускались на землю жёлтые листья, выгоревшая трава заметно пожухла, ветер приносил с собой ощущение неласковой прохлады…

Арджан вместе со своим другом Далматом Папакристи любил подниматься в горы, окружающие Приштину. Они неспешно проходили мимо красивых особнячков, выше, выше, и вот уже город расстилался перед ними – вдалеке серебрилась водная гладь Ситницы, рвались в небо новые многоэтажки, жуками проползали по улицам автомобили. У друзей было излюбленное место – большой плоский валун, укрытый под сенью могучего дуба. Жёсткие листья великана покрывали землю толстым слоем, созревшие жёлуди то и дело звонко шлёпали по камню. Порой серо-коричневый кругляш попадал в голову кого-нибудь из приятелей, тогда оба заливались радостным смехом, а неудачник украдкой почёсывал макушку.

Давно они облюбовали это местечко, ой, давно! Как только подросли, и родители стали разрешать мальчуганам выбирать место для игр по своему усмотрению. Старый валун услышал немало секретов, не предназначенных для посторонних ушей. Камень никому ничего не расскажет, дуб – тоже. На них можно положиться. Да и друг на друга тоже. Арджан с Далматом это знали. Ни один из них товарища не предаст…

Вот только время наивных детских мечтаний ушло безвозвратно. Жизнь переломилась: на смену прежней нудноватой, но спокойной размеренности пришло неуютное беспокойство. Чем заниматься? Как жить дальше? Ответы на эти непростые вопросы не могли найти люди куда более опытные, чем вчерашние школьники.

– И всё-таки нужно учиться дальше, – в который раз высказался Далмат.

– Где? – лениво осведомился Арджан.

– Ай! – недовольно всплеснул руками Папакристи. – Можно подумать, на нашей Приштине и Косово свет клином сошёлся. Уехать за границу, и дело с концом!

– Ну да, нас же там ждут… С утра до ночи переживают: где эти два талантливых албанских парня? Жильё выстудилось, еда засохла, профессора университетов все глаза повыплакали. Не смеши меня! Чтобы уехать за границу, нужно деньги иметь.

– Бардхил уехал… – возразил Далмат.

– И что он там делает? Улицы подметает. Можно подумать, в Приштине мусора нет…

– Может, в столицу уехать? – неуверенно предположил Папакристи. Немного помолчал и добавил: – В Белград.

– К сербам? – удивился Арджан. – Тебе что жить надоело? Здесь не знаем, как от них сдыхаться, а ты готов голову в их ярмо засунуть? Лучше уж сразу удавиться!

– Да чем тебя вечно сербы не устраивают? – буркнул Далмат. – Люди, как люди.

– Ага! И отмутузили они тебя, когда ты попробовал за Волгицей приударить, вполне по-людски. Или забыл уже?

– Нашёл, что вспоминать! – щёки Папакристи окрасил густой румянец стыда. – Ну, отлупили меня пацаны за то, что на их улицу ходить повадился, и что с того? В этом-то зачем какой-то особый смысл искать?

– Добрый ты… – неодобрительно протянул Арджан. – Всем всё готов простить. Только сдаётся мне, что не будь ты албанцем, могло по-другому обернуться.

– А-а… – махнул рукой Далмат, но больше спорить не стал.

И Арджану говорить не хотелось – очень уж хорошо было вокруг. Природа жила своей извечной жизнью, её не интересовали человеческие заботы и проблемы. В голове Хайдараги мелькнуло: «Да провались всё пропадом! Потом определимся. Не сегодня судьба решается и не завтра…»

Как же он ошибался! Впрочем, чему удивляться? Жизнь никогда не предупреждает: «Готовься, этот миг имеет для тебя особое значение!» Только время способно всё расставить по местам…

– Э-э-э! – донеслось издали.

– Что там? – равнодушно осведомился Арджан. Нагретый солнцем камень приятно грел спину, шевелиться было лень.

– Фатмир бежит. Сын тётки Генты, – сообщил привставший Далмат и предположил: – Наверное, ты матери понадобился.

– Перебьётся… Только из дому выйдешь, уже квохтать начинает.

– Предположим, из дому ты ещё вчера ушёл, – педантично уточнил Папакристи и укорил друга: – Говорил я тебе утром: давай заглянем, вдруг что нужно.

– Да что ей может понадобиться? – разозлился Хайдарага. – Наверняка опять какую-нибудь ерунду придумала…

– Арджан! Эй, Арджан! – издалека закричал подбегающий к ним мальчишка. – Быстро иди домой!

– Зачем? – осведомился Далмат, поскольку друг его только невнятно что-то пробормотал.

– Дядька к нему приехал, – пояснил, почёсывая вечно разбитые коленки, Фатмир и вприпрыжку помчался прочь.

– Какой такой дядька? – спросил Папакристи.

– Не знаю… – озадаченно почесал в затылке Арджан. Встретил взгляд друга и пояснил: – Правда, не знаю. Был у матери младший брат, но о нём с восемьдесят первого года ни слуху ни духу. Тогда его вроде бы посадили.

– За что?!

– Не знаю. Кажись, украл что-то. Да я его и не видал никогда…

Лукавил Арджан. Несколько лет назад он случайно подслушал разговор своей матери и приехавшей к ней подруги – остроносой, суетливой тётки, одетой в длинное неопрятное платье. Как её звали и откуда она приехала, Хайдарага не помнил, да и не старался запомнить.

– А как у Эрвина дела? – между делом осведомилась приезжая.

– Не знаю… – потупилась мать. – Ни одной весточки от него не было…

– Да-а… – лицемерно вздохнула остроносая. – Угораздило его ввязаться в те студенческие волнения! Всю карьеру себе загубил. А ещё слышала я, что ваш Эрвин был в числе заводил. Небось самый большой срок получил?

– Он для всех албанцев старался, – обиделась мать.

– Эт да, эт конечно! – поспешно согласилась приезжая и быстренько перевела разговор на другую тему.

Арджан помнил, как сильно забилось тогда у него сердце. Участие в мятеже… Государственное преступление… Это не хухры-мухры, это серьёзно, очень серьёзно! Как бы сделанное когда-то неведомым дядей Эрвином не икнулось самому Арджану…

И вот…

Хайдарага просительно посмотрел на друга:

– Надо идти…

– Конечно, – согласился Далмат.

Шли быстро, дорогой почти не разговаривали – Арджана одолевали мысли. Возле своего дома он неуверенно спросил:

– Зайдёшь?..

– Нет, – решительно отказался Папакристи. – Там у вас дела свои, семейные. Как-нибудь потом…

Арджан кивнул и быстро вошёл в подъезд. Возле дверей их квартиры стоял незнакомый угрюмый парень. Заступив дорогу Хайдараге, он хрипло осведомился:

– Куда?

– Домой… – растерялся Арджан и зачем-то робко пояснил: – Живу я здесь.

– Проходи, – парень отстранился, освобождая проход.

Дядя сидел за столом в комнате. Первым, что бросилось в глаза Арджану, была бутылка дорогущего французского конька. На аккуратно расставленных тарелках теснилась снедь – и незнакомого вида, но тоже явно недешёвая, и привычная – явно мать расстаралась. Она словно помолодела и, забыв про изнуряющую боль в ногах, хлопотала возле стола.

Завидев племянника, дядя аккуратно положил в пепельницу длинную дымящуюся сигарету (Арджан мимоходом удивился – мать табачный запах на дух не переносила) и встал. Был он невысок ростом, но ладно сложен, лицо пересекали глубокие морщины, виски заметно серебрила седина – видно, пришлось дяде за свои неполных четыре десятка лет пережить немало.

– Ну, здравствуй, племянник! – улыбнулся он скупо, но Хайдарага заметил радостный блеск его глаз.

Арджан замялся, а дядя, заметив смущение парня, приказал:

– Иди сюда!

Хайдарага шагнул навстречу нежданному родственнику и попал в крепкие объятия. Почувствовал, что пахнет от дяди коньяком, хорошим табаком и незнакомым, но очень приятным одеколоном.

– Садись, – дядя по-хозяйски указал на стул, потом спросил: – Куришь?

Арджан покосился на мать и неуверенно кивнул.

Дядя, вновь устроившийся за столом, пододвинул ему пачку «Мальборо» – настоящих, американских, не местную подделку. Мать недовольно поджала губы, но смолчала.

– Зовут меня, как ты уже, наверное, догадался, Эрвин, – чуть насмешливо посмотрев на сестру, заговорил гость. – И прихожусь я тебе родным дядей, а значит, ближайшим, после моей дорогой Линдиты, родственником. Так уж случилось, что свидеться до этого нам не удалось, но, по-моему, лучше поздно, чем никогда. Согласен?

Арджан молча кивнул.

– Вот и хорошо… – дядя глубоко затянулся сигаретой, дым выпустил длинной и тонкой струйкой. – Тем не менее вины за то, что все эти годы не смог вам помогать, с себя не снимаю, – снова заговорил он. – Ну да о себе рассказывать не буду. Что нужно, твоя мать знает, а что ненужно… – Он негромко засмеялся. – Какой смысл говорить о том, что знать не нужно никому? Давай-ка лучше, племянник, о тебе. Школу, насколько я знаю, закончить не удалось?

– Нет, – вытолкнул из себя Арджан и пояснил: – Закрылась школа…

– Это плохо, – дядя внимательно посмотрел на столбик пепла, венчающий сигарету, аккуратно стряхнул его в пепельницу. – Но не смертельно. Если голова на плечах есть, знания никогда не поздно получить. Тем более что сейчас куда важнее в жизни разбираться, найти в ней своё место. Верно я говорю, сестра?

– Куда уж вернее? – пригорюнилась мать. – Времена сейчас, брат, такие наступили, что не поймёшь, как жить дальше…

– Простых времён вообще не бывает, – не согласился с ней дядя. – Однако умные люди никогда не пропадали… Вот ты, племянник, к примеру, чем заниматься собираешься?

Арджан осторожно отогнал в сторону клуб сигаретного дыма (ну никак не удавались ему, как дяде, легко улетающие в окно длинные струйки!) и неожиданно для самого себя ляпнул:

– Уезжать нужно. За границу. Там работу искать.

Мать испуганно охнула. Дядя, жёстко прищурившись, смотрел на племянника.

– И куда, например? – спросил он.

– В Италию… – неуверенно произнёс Арджан.

– Не самая плохая страна, – слегка пожал плечами дядя. Было неясно, одобряет он выбор племянника или подсмеивается над ним. – Хотя есть и получше. Одно мне непонятно… Какой смысл уезжать, если и здесь можно заниматься серьёзными и интересными делами?

– Это как? – не понял Хайдарага.

– Расскажу, – тепло улыбнулся дядя. – Одна беда: не сегодня. Пока ты гулял, а мы тебя поджидали, немало времени ушло. А дела ждать не могут... Да ты не расстраивайся! – воскликнул он, заметив смущение племянника. – Ни в чём тебя не виню. Не мог же ты с самого дня рождения сиднем дома сидеть, поджидая, когда появится дорогой, но совершенно незнакомый тебе дядюшка! Ничего, теперь всё наверстаем… Если я завтра на ужин заявлюсь, не прогоните?

– Эрвин! Как ты можешь такое говорить? – вспыхнула мать.

– Прости, сестрёнка, прости! – дядя со смехом поднялся из-за стола, ласково обнял её за плечи. – Ну, не дуйся же! Ляпнул, не подумав, глупость, с кем не бывает? Дай-ка я тебя поцелую. Вот так!

Он протянул руку Арджану, крепко пожал его ладонь и, строго глядя в глаза племянника, произнёс, будто приказ отдал:

– До завтра!

Уже подходя к двери, обернулся и спросил:

– У тебя, Арджан, друзья есть?

– Конечно! – не задумываясь, отозвался Хайдарага.

– Надёжные?

Арджан на мгновение задумался, потом честно сказал:

– Надёжный только один – Далмат Папакристи.

– Пригласи его, – попросил дядя. – Хочу получше узнать нынешнюю молодёжь.

Глава 3
Сергей Комов. Пометки на карте

Оператор из книжки Артуро Перес-Реверте «Территория команчей» с ума сходил оттого, что ему никак не удавалось запечатлеть на свою камеру взрыв моста. Он просиживал у обречённого сооружения часами, ждал, когда сапёры заложат заряд, потирал руки от радости, думая, что в этот-то раз дело выгорит на сто процентов, но потом оказывалось, что он не сможет дождаться, когда мост поднимут на воздух, потому что надо ехать на студию – перегонять сюжет. Так повторялось из раза в раз, из года в год… У Игоря таких навязчивых идей не было. Они с Комовым просто стояли на набережной и снимали, как во время налёта натовской авиации под аккомпанемент сирен по мосту через Саву продолжают ехать и автобусы, и легковые, и грузовые машины.

Игорь смотрел в видоискатель, а тот даёт чёрно-белую картинку, так что вряд ли оператор заметил инверсионный след, который тянулся следом за ракетой. У Сергея лицо перекосило, когда он понял, что ракета летит точно в центр моста, но он не мог уже ничего сделать. Закричать, чтобы предупредить людей, что находились на мосту? Они просто его не услышали бы...

– Снимай! Не выключай камеру, – только и смог выдохнуть Комов.

– Что? – переспросил Игорь, отрываясь от видоискателя.

– Мост снимай! – заорал Сергей, гримаса на его лице в эту секунду, видимо, была очень страшной.

И тут центральный пролёт моста изогнуло дугой, приподняло огненным облаком, разметало в разные стороны. Камни стали падать в реку. В огненный смерч, не успев остановиться, въехало несколько машин, а потом пролёт рухнул, следом за ним в речку сполз автобус. Люди, что стояли по краям моста, посыпались вниз, как горох из порванного пакета.

– Твою мать… – только и смог сказать ошарашенный оператор.

Самым жутким было то, что всего несколько минут назад Сергей и Игорь были на этом мосту и снимали людей, что на нём собрались. Многие из них прикрепили к груди листочек, на котором была нарисована мишень, а под ней – надпись: «Target»[1]1
   Target – мишень (англ.).


[Закрыть].

– Зачем вы здесь? Сейчас же налёт будет, – самому Комову было очень боязно, словно он участвовал в игре, называющейся «русской рулеткой», в которой не ясно – кому достанется пуля, что прячется в барабане пистолета. Этот ли мост разрушат или какой-то другой? Какой-то ведь точно разбомбят, а то и не один…

– Пусть натовские вояки видят, что они стреляют по мирным людям, – отвечала Сергею женщина лет пятидесяти.

Она, наверняка, знала, что пилотов мирные люди на мосту не остановят…

На ракетах обычно ставят видеокамеры. Они до самой последней секунды передают на командный пункт картинку. Часто подобные кадры показывают по телевизору. Очень эффектно смотрится, как ракета попадет точно в центр какого-нибудь военного объекта. Интересно, сохранят ли картинку того, как ракета попадает в мост, по которому идут мирные жители, или её тут же сотрут? Дескать, НАТО бомбит исключительно военные объекты, ну а мост… Никакого моста и не было!

Чуть раньше Сергей и Игорь ездили на центральную площадь снимать концерт. На сцене выступали совершенно неизвестные им югославские группы, которые, скорее всего, так никогда и не добьются такой же популярности, какой в своё время пользовался «Laibach». Эта группа стала чуть ли не первой из славянских, которая смогла завоевать европейскую популярность на волне любви к техно.

Играли вживую современный рок, довольно неплохого качества – ноги сами начинали дёргаться в такт музыке. Площадь была заполнена до отказа. Чтобы подойти к сцене поближе, пришлось протискиваться сквозь очень плотную толпу. Люди, увидев камеру, расступались и давали дорогу. Их лица были очень одухотворёнными, сюда, наверное, ходили для того, чтобы подпитаться энергией. На щеках у детей, которых взрослые держали у себя на плечах (иначе ничего бы они не увидели), были нарисованы флаги Югославии, точно они пришли на какое-то спортивное соревнование и болели за свою команду. А у самих взрослых на лбах красной краской был выведен крест и четыре славянские «с». Это было символическое исполнение лозунга, произнесённого впервые святым Саввой – основателем Сербской православной церкви: «Само слога Србина спасова», что означало: «Сербов спасёт только единство!» Ещё запомнилась Комову растяжка, которую собравшиеся держали в руках, на ней в слове «Београд» буква «О» – изображалась в форме мишени. Присутствующие точно специально провоцировали тех, кто каждую ночь прилетал бомбить их город.

Жители Белграда вовсю проявляли своё остроумие, придумывая разнообразные надписи на плакатах. На одном из них сверху написали слово «NATO», под ним изобразили мальтийский крест – символ альянса, а снизу по одну сторону от креста шло «DE», а по другую – «BILL». Было понятно, что дебилом сербы называют нынешнего президента США. Вообще-то Клинтон был далеко не самым глупым президентом, даже напротив, но что касается умственных способностей руководителей той или иной страны, то для многих сербов очень символичным казалось название улицы, где находится резиденция премьер-министра Великобритании, – Даунинг-стрит. Ассоциируется со словом «даун». Это не ругательство. Это просто обозначение несчастных, больных на голову людей...

Для хорошего сюжета хватило бы и съёмок на концерте, но Комов почувствовал вкус работы, хотелось снимать ещё и ещё, вот они и отправились на мост. Чтобы снять общий план, отъехали чуть в сторону, и теперь оказалось, что тем самым они спасли свои жизни, а многих из тех, кто стоял всего несколько минут назад рядом с ними и кого они снимали и расспрашивали, возможно, уже и в живых нет. От осознания этой мысли Сергей сел прямо на мостовую, вытащил пачку сигарет, закурил, но вкуса табака не почувствовал, руки его дрожали, он достал вторую сигарету, потом третью, прежде чем стал хоть немного успокаиваться.

Игорь тоже курил не переставая, вот только от камеры он не отходил. Дым застилал ему глаза и, наверное, наплывал на объектив, отчего казалось, что оператор находится рядом со взрывом. Это получалось случайно, Зубцов не хотел таких спецэффектов, но он не мог оторваться ни от сигареты, ни от камеры.

Радко – водитель, с которым Комов с подачи Глеба быстро договорился, – когда Сергей и Игорь пошли на мост, оставался в машине. Он пристроил её на обочине и ждал, когда журналисты вернутся. Ему ничего не грозило. Но сейчас его тоже трясло. Он включил аварийку, чтобы кто-нибудь не въехал в него сзади в темноте, вылез из машины, стоял, опираясь на дверь руками, и смотрел на остатки моста.

К разрушенному мосту примчалась, завывая и мигая, карета «скорой помощи», затем вторая, третья… Начиналась спасательная операция, и надо было бы подойти поближе, снять, как несут на носилках раненых, грузят их в кареты «скорой помощи», как кричат люди, как стаскивают с моста покорёженные машины. Но ноги стали ватными, Сергей чувствовал, что ему будет трудно просто подняться с мостовой, не то что куда-то идти. А ещё он знал, что старый принцип «снаряд в одну воронку дважды не попадает» здесь не действует, наоборот, натовцы часто бомбят один и тот же объект дважды.

И всё-таки надо было решиться. Надо… Без этой картинки сюжет будет неполным.

– Пошли? – обречённо спросил Сергей у оператора, кивнув на ряд карет «скорой помощи».

– Пошли, – так же обречённо согласился Игорь.

Вот так на карте, что Сергей купил на границе с Венгрией, появился ещё один взорванный мост. А первый он нанёс на неё в ночь приезда. Их тогда очень долго держали на границе. Прямых рейсов на Белград уже не было, пришлось лететь до Будапешта, а затем ехать до границы с Югославией на арендованном автобусе вместе с коллегами из другого канала. У них-то проблем не возникло, но коллеги сказали, что никуда не поедут до тех пор, пока Сергею и Игорю не позволят миновать контрольно-пропускной пункт. Всем хотелось спать, глаза слипались, а таком состоянии очень трудно отвечать на вопросы пограничников – язык едва ворочается во рту – ещё труднее ждать, сядешь в кресло, чтобы чуть-чуть отдохнуть, и не заметишь, как придёт сон.

Их мариновали часа четыре, после чего всё-таки смилостивились, пропустили, Комов уж не стал выяснить, чем он или Игорь так не понравились пограничникам, но в итоге получилось, что эти придирчивые зануды невольно спасли им жизни.

Сергей следил по указателям, где они едут, сверялся с картой и прикидывал, когда они, двигаясь такими темпами, попадут в Белград. Все подсчёты пошли коту под хвост, когда доехали до разрушенного моста, где-то неподалеку от Нови-Сада.

В воздухе ещё чувствовался запах гари.

– Ого, – сказал водитель, вылезая из автобуса. – Днём мост стоял...

Военные на внедорожнике установили некое подобие баррикады, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не свалился в воду, не разобрав в темноте, что переправы больше нет. Соответствующий указатель на дороге они ещё не поставили, лучше было его вообще установить на ближайшей развилке, чтобы водители сразу же ехали объездной дорогой. Один из военных подошёл к автобусу, поговорил о чём-то с водителем, тот открыл пассажирскую дверь, военный заглянул внутрь, посмотрел на журналистов, на груды аппаратуры, сложенной на полу в проходах, но проверять документы так и не стал.

– Не проедете вы тут, – наконец сказал он.

Это и так было ясно, но потом военный объяснил, что мост взорвали часа четыре назад во время налёта, то есть получалось, что если бы пограничники не задержали Сергея и Игоря, то автобус с ними вполне мог оказаться на мосту, когда в него угодила ракета. Мост-то был длинным, очень длинным…

Когда после съёмок они ввалились в номер, ноги их не держали. Аппаратуру бросили на пороге, а сами завалились в кровати, едва поднявшись на второй этаж. Сергей устал до чёртиков, но всё никак не мог ни заснуть, ни избавиться от картинок, что стояли перед глазами, а ведь назавтра предстояло вновь их смотреть, когда будет монтироваться передача. Лишь позже, когда Комов немного успокоился, он понял, что сюжет-то должен получиться «убойным»…

Стёкла в номере вставили, но духота окончательно замучила, и окно решили держать открытым. Комаров налетело – полчища, но и они не могли поднять Сергея с постели, он даже не сильно от них отмахивался. Собравшись с силами, Комов заставил себя позвонить Милошу, представился, извинился, что беспокоит ночью, объяснил, когда ему будет нужна студия, и спросил, сколько будет стоить монтаж и перегон.

– Долго монтировать-то будете? – уточнил Милош.

– От монтажёра зависит.

– Будет очень хороший.

– Сюжет минуты три по длительности, всё с одного исходника. За час должны управиться.

– Ясно… – сказал Милош, что-то подсчитал и назвал сумму.

– Хорошо. Чек будет?

– Да.

– Тогда никаких проблем. Какой адрес?

Сергей несколько раз переспрашивал название улицы, чтобы записать его правильно.

– Кого там спросить?

– Я вас буду ждать, – ответил Милош.

– Тогда спокойной ночи, – сказал Комов. – И ещё раз прошу прощение за позднее беспокойство.

Студия располагалась в жилом доме, в одной из квартир на первом этаже. Подойдя к железной двери, Сергей не стал звонить в звонок, а набрал номер Милоша по телефону – так было надёжнее. На двери вместо номера квартиры была прикручена двумя шурупами крошечная синяя табличка, на которой было выведено белыми печатными буквами: «Милена-студия». Вот только название это абсолютно не объясняло, чем же за железной дверью занимаются. Может, это студия красоты? Запросто, но при чём тогда видеомонтаж? Заскрежетали замки, дверь отворилась, на пороге возник парень лет двадцати пяти.

– Привет, – сказал он, отступая внутрь комнаты и давая дорогу Комову, Игорю и Радко. Тот тоже увязался следом, потому что ему было скучно сидеть час, а то и больше в машине.

– Кофе? – спросил парень.

– Давай, – кивнул Сергей.

На таких маленьких студиях всегда принимают очень гостеприимно. Тут же говорят, что из холодильника можно брать всё, что захочется. Там обычно хранятся сок и какая-нибудь газированная вода, лишь в очень редких случаях – бутерброды.

Парень шёл первым, ведя их по узкому коридору, заваленному какими-то декорациями, которые были свернуты в рулоны, штативами, осветительными приборами и подставками под них, носившими смешное название «триподы». При этом слове в голове возникали треножники марсиан из «Войны миров» Уэллса. Впрочем, подставки назывались так оттого, что тоже имели три ноги.

Проходя мимо одной из комнат, Сергей заметил, что её стены обтянуты зелёной тканью, а окон вообще нет. Вероятно, их заложили. Не оттого, что свет в них мог привлечь пилотов натовских самолётов. Это явно была основная студия, в ней можно было посадить актёра на первом плане, а потом всё зелёное, что располагалось у него за спиной и по бокам, заменить какой угодно картинкой – хоть инопланетным пейзажем, хоть интерьером замка в Баварских Альпах. Такой приём называется «хромокей». Его особенно часто используют при съёмках прогноза погоды, когда симпатичная ведущая, рассказывая о сюрпризах, подготовленных нам природой, показывает на тот или иной регион страны или мира. На самом-то деле перед ней голая стена, обычно зелёная, потому что этот цвет проще всего заменить. И что бы ни появлялось на экране, перед девушкой по-прежнему остается голая зелёная стена. Главное, чтобы таких же цветов не было в одежде рассказчика, а то и они исчезнут, вместе с соответствующей частью тела.

То, что здесь, вполне возможно, записывают прогноз погоды, Сергей получил подтверждение, придя на кухню. Там сидели две девушки в обтягивающих джинсах, очевидно, они уже переоделись после записи, – в джинсах о погоде рассказывать не принято, для этого нужен деловой костюм. Девушки пили кофе и переговаривались, они посмотрели с интересом на журналистов, бросили взгляд на Милоша, но тот отрицательно замотал головой, тогда девушки вернулись к прерванной беседе. Комов этого немого диалога не понял.

Сергей с удовольствием выпил бы и вторую чашку кофе, но время поджимало. Текст он написал в гостинице на листочке, отредактировал, а потом переписал начисто, чтобы можно было без проблем прочитать, а то Комов в своих каракулях и сам иногда путался, для других же чтение его почерка было сущей мукой.

В монтажной места на всех не хватило, там в ряд умещалось лишь два стула, которые спинками почти упирались в стену и дверь. Всё остальное пространство занимал стол, протянувшийся от стены к стене, на нём были установлены два магнитофона, экран, пульты управления для монтажа и записи звука, да микрофон. Вероятно, прежде в этой комнате была кладовка, потому что площадь её по прикидкам Комова не превышала трёх квадратных метров, такие комнаты могли построить разве, что для пигмеев, даже кухни в панельных домах-«хрущёвках» были гораздо больше.

Стулья заняли монтажёр и Сергей, Игорь и Радко расположились у них за спинами. Вообще-то их можно было отправить на кухню, пусть продолжают пить кофе и налаживают контакт с девушками, но Игорь получше корреспондента знал записанную картинку и мог посоветовать что-нибудь дельное.

Комов быстро начитал текст, потом они стали накладывать на него отснятое: люди на мосту, мост издали, ракета, машины «скорой помощи», раненые и убитые… Всё казалось нереальным, будто они монтировали постановочный фильм, а те, кто в нём участвовал, сейчас или отдыхают, или отправились сниматься в другой картине.

Из соседней комнаты – той, где размещалась зелёная студия, послышались какие-то возгласы, судя по тону, – это были команды. Монтажёр, клеивший ужасы налёта натовской авиации, отчего-то покраснел, как тот скромный воришка из «12 стульев». И Радко всё больше и больше поворачивался в сторону студии, хотя вряд ли мог разглядеть, что в ней происходит. А из студии уже послышались женские стоны и ахи.

– Чего там снимают-то? – спросил Игорь, который совсем уже не следил за монтажом, а буквально голову свернул, пробуя рассмотреть происходящее в зелёной комнате.

Монтажёр опять покраснел и начал объяснять, что студия среди прочего занимается и съёмками порнофильмов.

Комов чуть не рассмеялся, услышав это. Выходит, что девчонки, которые пили кофе на кухне, вовсе не новости читают, они – актрисы, местные Чичолины, а та, помнится, даже в итальянский парламент избиралась. Он наконец-то понял суть обмена взглядами между Милошем и девушками. Они, наверное, подумали, что Милош привёл им новых партнёров для съёмок...

Всё напоминало какой-то жуткий сюрреалистический фильм. Они сидят и монтируют сюжет о жертвах налёта, а в соседней студии – снимают порно.

– Давай кассету раздобудем, а потом автографы у участниц съёмок стрельнем, – предложил Игорь.

– Обязательно, только дай сюжет домонтировать. Вообще-то мы, я думаю, не в последний раз здесь оказываемся, – сказал Сергей. – Успеешь и кассеты заполучить, и автографы.

Им надо было ещё успеть съездить в особый отдел, получить разрешение на перегон материала, потом мчаться на центральное телевидение, чтобы отправить сюжет в Москву. Времени хватило только на то, чтобы заглянуть на секунду в зелёную студию, когда они проходили мимо. Одна из девушек танцевала в центре комнаты какой-то эротический танец, на ней была расстёгнутая коричневая шуба – Сергей не смог бы определить, из какого меха. Наряд танцующей дополняли жемчужные бусы, такие огромные, что сразу становилось понятно – подделка, и серебристые туфли на тонком высоком каблуке. Воздух в студии постепенно нагревался от осветительных приборов. Девушке в шубе скоро станет нестерпимо жарко.

На прощание Милош протянул Комову визитку с адресом и названием студии. На ней было написано: «Оказываем любые услуги».

«И похороны со свадьбами снимаете?» – хотел спросить Сергей, но не стал. Маленькие студии, чтобы выжить, берутся за любую работу, а свадьбы и дни рождения обычно оплачиваются очень хорошо. Спрашивать же о съёмках похорон не следовало – было в этом что-то кощунственное…