Текст книги "Белые начинают и проигрывают"

Он вновь увлек дрожавшую красавицу из зала в ночную мглу, под маленькие фонарики звезд. Заставил ее шагнуть к перилам, а сам встал за спиной, целуя голые плечи, нежную кожу шеи, выбившийся локон… Руки фон Ниддла скользнули по бедрам Лу, дрогнули, будто сожалели, что прекрасное тело скрыто под тонкой тканью, – девушка почувствовала это.

– Давай оставим сложный разговор о будущем на утро, – вкрадчиво предложил Сатур. – Пока я не отвечу тебе ни «да», ни «нет». Но не потому, что «да» – невозможно. Просто… просто сейчас ты плохо контролируешь себя… из-за выпитого маврозийского рома. Вспомни, какой ты была в начале вечера, и какой стала сейчас. Это ром толкает на необдуманные шаги! Жизнь представляется не такой, какая она на самом деле. Тебе кажется, что здесь плохо? Но разве это действительно так, Лу?! Ты – первая красавица среди незамужних дам высшего света. Ты могла бы найти выгодную партию, стать женой какого-нибудь посла, дипломата. Или банкира, бизнесмена. Всю жизнь не думать о рутинных проблемах, о необходимости добывать деньги на пропитание, даже на украшения и наряды…

Красавица дернулась, будто хотела развернуться, встать лицом к барону, но тот крепче обнял ее, не позволил.

– Не спорь, Лу! Я старше. Тебе двадцать три, а мне почти сорок. Я лучше знаю жизнь. И знаю, что такое маврозийский ром… А потому давай отложим серьезный разговор до утра, когда весь мир вокруг станет другим. А пока… пока… Твои слова о скуке, о предначертанной дороге заставили меня вспомнить еще одну притчу. Я хотел бы рассказать ее тебе. Не возражаешь?

Он чуть наклонился вперед, прижался губами к маленькому ушку Клаудии, затем поцеловал ее в шею. Еще и еще раз. Ладони его вновь дрогнули, ласково скользнули по бедрам девушки чуть вверх, потом вниз, нежно пробираясь между ног.

– Это и есть «еще одна притча»? – с усмешкой поинтересовалась Клаудиа. – Пожалуй, что-то такое я уже слышала. Возможно, не столь мастерски рассказанное, но…

– Прости. – Фон Ниддл нежно поцеловал пульсирующую на ее шее жилку. – Я тоже выпил маврозийского рома из твоего бокала. Одна и та же жидкость бежит по нашим венам, заставляя терять голову.

– И все же притча?.. – поймав его руки и крепко сжав их, напомнила Клаудиа.

– Один мудрый философ собрал учеников, – начал рассказ фон Ниддл, – собрал, чтобы преподать им урок о жизни. Он взял прозрачную банку и наполнил ее довольно крупными камнями. Наполнил доверху, даже потряс, потом добавил еще несколько штук.

«Полна ли банка?» – спросил философ у своих учеников, когда убедился, что больше ни один камень туда не влезет. «Конечно!» – без колебаний ответили те, кто следили за его манипуляциями. Тогда учитель взял пакет сушеного гороха, высыпал сверху и долго тряс, чтобы горошины заняли пустоты между более крупными по размерам камнями.

«Полна ли теперь банка?» – во второй раз спросил он. «О да, учитель! Теперь она, без сомнения, полна!» Тогда философ высыпал в банку пригоршню песка, еще одну, за ней еще, еще. Он сыпал и сыпал, а песок все проникал в пустоты, оставшиеся между камнями и горошинами.

«Ну, полна ли банка?» – с усмешкой поинтересовался философ у своих учеников. «Кажется, да, – после долгих раздумий ответили те. – Скорее всего, туда уже ничего не поместится…» И тогда учитель вытащил из пакета две алюминиевые банки пива, вскрыл их и вылил в емкость, чтобы песок пропитался влагой.

Лишь когда пиво полностью исчезло в стеклянной банке, философ посмотрел на учеников. «Банка – это ваша жизнь, – сказал он. – Камни – самое важное, что есть в вашем бытии. Это здоровье, друзья, принципы, чуть позднее – семья и дети. В общем, все, без чего жизнь перестает быть полной, осмысленной. А горох – то, что стало важным лично для вас. Работа, увлечения, путешествия, какие-то встречи и расставания, картины из прошлого – все, что придает жизни оттенки и краски. Ну а песок – прочие мелочи, важные и неважные, зачастую – просто глупые, непонятные никому, кроме вас лично. Так вот, если сразу наполнить банку песком – в ней не останется места для камней или гороха. А если наполнить горохом – не найдется возможности положить камни. Мудрый человек сразу поймет, о чем я хотел сказать: не стоит тратить жизнь и свою энергию на какие-то мелочи, не оставляя места для важнейших вещей. Определите, что является камнями в вашей жизни, – говорил философ, – наполняйте сосуд жизни в первую очередь ими. Никогда не забывайте про семью и детей, встречайтесь с друзьями, близкими людьми. Только потом, во вторую очередь, думайте о работе или увлечениях. Ну а песок… песок… он всегда заполнит любые пустоты, большие и маленькие, которые останутся в сосуде».

«Но, учитель! А к чему же тогда пиво, которое было вылито в банку в последнюю очередь?!» – спросили ученики.

«Хорошо, что вспомнили об этом, – с улыбкой ответил философ. – Я просто хотел намекнуть: в жизни, как бы она ни была занята и перегружена делами, событиями, всегда останется место для пары банок хорошего пива…»

Клаудиа звонко рассмеялась, прижалась спиной кфон Ниддлу.

– Отлично, Сатур! – похвалила она. – Вот теперь ты меня действительно развеселил! Спасибо!

– Милая Клаудиа, – барон нежно подхватил узкую ладошку в черной перчатке, прижал к губам. – У этой истории двойная мораль. Я далек от мысли предлагать даме из высшего света баночное пиво. Думаю, его надо заменить вином. Хорошим легким вином! Уверен, несмотря на все события прошедшего вечера, мы найдем возможность выпить еще по бокалу отличного вина из моих личных запасов.

– Из личных запасов? – Клаудиа повернулась лицом к барону, оперлась руками на перила балкона. Грудь девушки красиво очертилась под тонким платьем. – Ты сказал, из личных запасов, Сатур? Это приглашение в гости?

– Ненавязчивое, – кивнул он, – только если захочешь. Выбор за дамой. Мы могли бы прогуляться по ночному городу, любуясь звездами, а потом выпить по бокалу вина. То было бы прекрасное завершение необычной ночи.

– Я принимаю приглашение, Сатур! – Клаудиа церемонно подала ему руку, ее пальцы чуть заметно дрогнули, когда коснулись ладони мужчины. – Давай уйдем отсюда, в зале стало немного душно и… и скучно!

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. А потом барон обнял Клаудию Монро за плечи, увлекая на темные улицы, над которыми сияли яркие огоньки далеких звезд.

– Даже не знаю, Сатур, что мне понравилось больше: прогулка по ночному городу, под звездами, или прекрасное вино из твоих личных запасов… – призналась Клаудиа, когда они, оставив пустые бокалы на столике, неспешно кружились по гостиной.

Фон Ниддл выбрал совсем медленную мелодию, струящуюся с потолка через искусно замаскированные динамики. Теперь, когда позади осталась значительная часть ночи, и женщина, и мужчина испытывали легкую усталость, им не хотелось чего-то резкого, динамичного.

Мелодия, растворившаяся в воздухе, позволяла двигаться неторопливо, прижимаясь друг к другу. Сейчас вокруг не было любопытных или завистливых глаз, и Сатур, не стесняясь, притягивал девушку к себе. Двигался лениво, будто полусонный кот, обнимая партнершу уже не за талию – его руки скользнули ниже, на бедра и чуть назад, лаская Клаудию.

– Зато я точно знаю, что мне нравится больше всего этой ночью, – прошептал он ей на ухо.

– Правда? – Клаудиа, чутко улавливавшая все движения партнера, следовавшая в его ритме, на миг приоткрыла глаза, посмотрела на фон Ниддла. – И что же это?

– Ты. – Он поцеловал дрогнувшие алые губы.

– Значит, я угадала… – Клаудиа довольно улыбнулась.

– Думаю, это было не очень трудно, – философски заметил барон, нежно проводя ладонью по голой спине партнерши. – Тем более я с самого начала не скрывал…

Он мог быть доволен собой. До рассвета оставалось еще несколько часов, а задача почти решена. Оставалось совсем немного, чтобы выиграть спор у князя Ольхонского.

– Я, наверное, старею, – вдруг сказала Клаудиа, обвивая его шею руками. – Раньше было по-другому, могла танцевать всю ночь, а теперь ноги устали.

– Ты не стареешь, а расцветаешь, в усталости виновата прогулка по ночному городу, – утешил ее фон Ниддл. – На таких каблуках, как у тебя, нелегко бродить по мостовым…

– Ноги и вправду болят, хотя мне очень понравилось гулять по спящим улицам, – призналась красавица. – Даже немного стыдно, не знаю, смогу ли подарить тебе еще один танец.

– Этого достаточно, – с усмешкой заверил фон Ниддл, – я натанцевался на год вперед. А теперь, Лу, разреши показать гостевые спальни в доме. Ты можешь выбрать любую из них – какая больше понравится.

– Я согласна на ту, что поближе сюда. – Клаудиа потерлась носом о щеку мужчины. – Согласна, не торгуясь.

Сатур понял: спиртное и усталость, превратившиеся в его союзников, доделали начатое им.

– Я донесу тебя. – Он легко подхватил черноволосую красотку, прежде чем та успела что-либо ответить. – Клянусь, это самый приятный груз, который мне доводилось поднимать на руки в своей жизни!

– Обманщик.

– Нет, Лу!

– Искусный льстец.

– Мм. Возможно.

– Похититель женских сердец!

– Протестую, Лу! Одного! Только одного!

– У меня нет сил, чтобы проверять, солгал ли ты вновь…

Барон плечом толкнул дверь гостиной, аккуратно вынес драгоценную ношу в коридор. Неторопливо, словно держал на руках невесомую пушинку, направился к лестнице на второй этаж.

– Позволь, Лу, пока совершаем это небольшое путешествие, я расскажу еще одну притчу. Вернее слегка пошлую сказку на ночь.

– Сказку на ночь – под утро, перед рассветом?! – рассмеялась Клаудиа, глаза ее заблестели. – Для взрослых девочек?! Как интересно! Давай!!!

– Жил-был мальчик, назовем его Клаусом, который, едва только возмужал, то есть почувствовал себя достаточно взрослым, решил обосноваться отдельно от родителей. Как-то раз мама, конечно же волновавшаяся за сына, решила навестить его на новом месте. Оказалось, тот обитает в двухкомнатном доме, и вторую комнату занимает девица – мама слышала о ней: Клаус несколько раз упоминал о соседке вскользь.

Виктория оказалась очень приятной девушкой, вежливой и миленькой. Только почему-то немного смущалась в присутствии матери Клауса. Конечно, опытная женщина почувствовала: тут есть какая-то тайна. В течение ужина она пыталась найти способ установить, что в отношениях сына и Виктории кроется нечто большее, нежели оба пытаются показать.

Разумеется, Клаус догадался о мыслях матери. В те минуты, когда девушка ненадолго покинула кухню, где они все вместе пили чай, сын категорично и твердо заявил: «Мама, я знаю, о чем ты думаешь, но, поверь, мы с Викториейй только соседи». – Сатур фон Ниддл миновал лестницу, ступил на мягкий ковер второго этажа. Клаудиа обвила его шею руками и молча слушала, ожидая какой-то изюминки в истории. – Собственно, на том вечер и закончился. Мать уехала, не получив точного ответа. Однако на следующее утро немного растерянная Виктория обратилась к парню: «Знаешь, после того как у нас поужинала твоя мама, я нигде не могу отыскать серебряную сахарницу. Клаус, я все понимаю. Конечно, глупо подозревать твою маму в краже – я далека от этого. Ужасно неприятно поднимать такой вопрос… Но… но, быть может… как-нибудь в разговоре… ты постараешься деликатно выяснить у мамы, не видела ли она сахарницу? Может, случайно поставила в какой-то шкафчик? Только, умоляю, Клаус, спрашивай поаккуратнее, ведь маму никто ни в чем не подозревает…» Клаус немного подумал, пошатался по квартире, вытащил коммуникатор и тут, поймав вдохновение, набрал следующее послание, адресованное матери: «Дорогая мама, я не хочу сказать, что ты ВЗЯЛА сахарницу, я также не говорю, что ты ее НЕ БРАЛА. Просто факт остается фактом: после твоего ухода сахарница исчезла. С любовью, Клаус…»

Прошло несколько минут, в течение которых молодые люди гадали, что теперь подумает о них мать Клауса, а потом на коммуникатор пришел ответ: «Милый Клаус! Я не говорю, что ты СПИШЬ с Викторией, я также не сказала, что ты НЕ СПИШЬ с ней. Просто факт остается фактом: если бы Виктория ночевала в своей постели, она еще вчера нашла бы там сахарницу. С любовью, мама».

Клаудиа фыркнула, потом не выдержала – прыснула со смеху, обнажив ровные белые зубы. Сатур вошел в спальню, аккуратно – спиной – прикрыл дверь. Двинулся к постели, глядя девушке в глаза.

– В этой истории есть какая-то скрытая мораль? – поинтересовалась Клаудиа, когда Сатур опустил ее на белые простыни и присел рядом. – За вечер я привыкла: многое из того, что ты говоришь, имеет двойной смысл.

– Да, – улыбнулся он. – Если бы сегодня вечером мама оставила сахарницу в твоей постели, к утру ты ее точно не нашла бы.

Клаудиа звонко рассмеялась, тряхнула головой, и высокая прическа сбилась. Девушка потянулась руками к волосам, намереваясь поправить локоны, но Сатур перехватил ее ладони, провел их выше, прижал к простыням, словно попросил замереть так.

– Не надо, – тихо вымолвил он. – Не надо, Лу! Не стоит поправлять волосы. Достаточно. Ты уже была безукоризненно одетой и причесанной, а теперь настало другое время. Я хочу видеть тебя иной, какой не видят прочие мужчины. – Он медленно, аккуратно вытащил из черных волос Клаудии заколки, убрал их на столик.

Клаудиа прикрыла глаза, тряхнула головой, позволив черной волне растечься по белым простыням. Замерла так, как просил Сатур, не мешая любоваться ее телом.

– По-моему, ты уже взял меня, – прошептала она, не поднимая ресниц. – Взял глазами.

– Да. И не один раз, – признал он, обнял Клаудию за бедра, прижался губами к низу живота.

Именно в этот миг раздался мелодичный сигнал коммуникатора. Тихий сигнал, показавшийся обоим чем-то вроде ракетного залпа, прозвучавшего в двух шагах.

– Нет!.. – хрипло простонал Сатур. – Только не это!

Он выхватил маленький аппарат из заднего кармана, резко нажал «отбой», отбросил мешающую коробочку в сторону, за подушки. Стиснул добычу в объятиях.

– Сатур… – прошептала Клаудиа, тонкими пальцами проводя по его лицу. – Быть может, это звучит глупо… мне хорошо у тебя…

Коммуникатор сработал вновь. Теперь тон вызова был другим, не похожим на сигнал, который звучал в первый раз. Приоритетный звонок. Выходит, точно не Ольхонский…

– Ч-ч-черт! – ругнулся фон Ниддл, хватая аппарат. – Да! Да, вашу мать! Слушаю!!!

Клаудиа приподнялась на постели, опершись на руку. Она с тревогой смотрела на Сатура – лицо его стало совершенно другим: каменным, темным.

– Что?! – едва слышно выдохнул он.

Клаудиа не слышала, какие именно слова произносил собеседник барона, но понимала – происходит что-то не просто неожиданное. Что-то страшное и неприятное.

Фон Ниддл резко поднялся со смятой постели, шагнул к двери в спальню, дрогнувшей рукой толкнул ее. Клаудиа вскрикнула от испуга: в коридоре, будто неподвижный истукан, стоял солдат в бронежилете, с темной сферой, опущенной на лицо. Ствол лазерного автомата был поднят вверх.

– Да, вижу! – сказал Сатур и, скрипнув зубами, отошел от двери.

Вернулся к постели, присел рядом с дрожащей девушкой, обнял ее за плечи, притянул к себе.

И опять Клаудиа уловила лишь тихое бормотание в трубке, но не разобрала ни слова. А солдат вошел в спальню, уселся в кресло около дверей. Следом за ним появился второй, подошел к окну, задернул шторы, хотя снаружи было еще темно, рассвет не наступил.

– Да, хорошо, – мрачно ответил фон Ниддл на тираду неизвестного Клаудии собеседника. – Хорошо, я сейчас приеду! Только мне нужны стопроцентные гарантии, что с девушкой ничего…

Черная коробочка опять забормотала, а Клаудиа вцепилась в руку барона.

– Сатур! – умоляюще прошептала она, вдруг угадав, что требовали от ее кавалера. – Я поеду с тобой!!! Ни за что! Ни за что не останусь здесь… одна… с этими…

– Мне нужны железобетонные гарантии! – нервно выкрикнул фон Ниддл. – Вы не понимаете, что наделали! Если Клаудии Монро будет причинен хоть малейший вред, весь мой опыт, все искусство будут обращены против…

И снова бормотание, теперь – чуть более громкое. Клаудиа упала на постель, зарылась лицом в одеяло. Она не выдержала напряжения – томительной неизвестности – и заплакала.

– Да, хорошо! Хорошо, черт вас побери! Еду!!!

Фон Ниддл тихо, длинно выругался – в сторону, потом обнял Клаудию за плечи.

– Ну-ну, Лу! Не надо! Не надо так переживать! Ну же, красавица моя! – Он приподнял девушку, прижал заплаканным лицом к груди.

– Что они хотят, Сатур? Кто это?! – всхлипнула Клаудиа. – Почему они так… со мной… с нами…

Барон вздохнул, помедлил, прежде, чем ответить.

– Лу, сейчас я о многом не могу рассказать. Поверь, милая, это правда. Мне запретили говорить, но я сам знаю, что лучше молчать. Лучше – для твоей же безопасности. Мне дали слово, что никто не посмеет прикоснуться к тебе. Гарантии дали серьезные люди. Очень серьезные.

– Я хочу с тобой! С тобой! Не оставляй меня здесь! – выкрикнула перепуганная Клаудиа, не открывая глаз. Она не могла, не хотела принимать окружающую действительность.

– Со мной нельзя, Лу, – жестко сказал фон Ниддл. – Это опасно. Опасно для тебя. Прости, милая, ты останешься здесь и подождешь. Я скоро вернусь, обещаю. Все будет хорошо. Хорошо!

Он нежно поцеловал Клаудию, встал, сделал шаг назад. Она открыла глаза, протянула к нему руки, но теперь не билась в истерике, не произнесла ни слова. Просто молча просила не оставлять ее. Сатур отрицательно помотал головой, его лицо исказила болезненная гримаса.

– За мной придут с минуты на минуту, – тихо сказал он. – Придет офицер, который отвезет к… – Он осекся, умолк, подбирая слова. – Отвезет к человеку, который ждет для серьезного разговора. А потом я вернусь к тебе.

Клаудиа открыла рот, будто хотела что-то сказать, но ее перебили.

– Привет-привет! – жизнерадостно крикнул новый гость от дверей спальни. – А вот и я!

Сатур фон Ниддл медленно обернулся, принялся изучать лицо человека, которого уже записал в личные враги.

– Девушка может снять туфли, – будто не замечая тяжелого взгляда барона, провозгласил незваный гость. – Даже снять платье! И даже прикрыться одеялом, никто не станет возражать! – Он захохотал, но Сатур не оценил его чувство юмора. – Едем, барон! Нас ждут! – Визитер прекратил дурачиться, посерьезнел. – Едем!

– Стоп! – мрачно изрек фон Ниддл. – Вы командуете этими клоунами? – Он мотнул головой в сторону спецназовцев в черных сферах, занимавших позиции возле двери и окна.

– Я.

– Тогда объясните своим манекенам, что если хоть кто-то прикоснется к девушке…

– Не надо соплей, Ниддл! – резко оборвал чужак, вмиг став другим. – Здесь нет идиотов, одни только профессионалы! Всем все понятно, каждый знает свою работу! Едем!

Барон задержался еще на миг: посмотрел в глаза Клаудии, улыбнулся уголками губ – хотел подбодрить перепуганную девчонку.

– Я скоро вернусь, – пообещал он. – Ляг, спрячься под одеялом. Ни о чем не думай, ничего не бойся.

Кивнув сопровождающему, он первым вышел из комнаты. Сатур даже не вспомнил о том, что близится рассвет, а значит, проигран спор князю Ольхонскому.

Офицер, проводивший гостя до дверей кабинета без надписи, распахнул створку и предупредительно отступил в сторону, приглашая войти внутрь. Фон Ниддл не стал ждать повторного намека, вошел в апартаменты, не здороваясь. Добрался до первого же кресла и плюхнулся в него, засунув руки в карманы черного кожаного плаща.

– Где ваши манеры, барон? – усмехнулся человек, ожидавший гостя, и дважды провел ладонями по черным прилизанным волосам.

– Вы это спрашиваете у меня, господин Бинелли?! – искренно удивился фон Ниддл, положив ноги на столик, где стоял поднос с фруктами. – То есть я вроде как образец бескультурья, а глава правительства, грубо выдернувший меня из постели в пять утра, – это, без сомнения, эталон для подражания!

– Ага, вижу, представляться нет необходимости. Меня узнали.

– Еще бы! Вас, Арно, трудно с кем-то перепутать. Во-первых, мы в доме правительства. Во-вторых, эти черные прилизанные волосы, эта привычка без конца проводить по ним ладонями – вы ведете себя одинаково, что на новостных каналах, давая интервью, что в жизни.

Арно Бинелли с улыбкой опустился в кресло напротив гостя.

– А теперь будет еще и в-третьих, – тут же добавил фон Ниддл. – Теперь я смогу отличить вас в толпе, где-нибудь на светском рауте – по запаху. По дурацкому запаху парфюма, от которого у меня зверски щекочет в ноздрях!

– Сатур, вы специально нарываетесь на скандал? – налив в стакан минеральной воды, поинтересовался Бинелли. Глава правительства совершенно не обратил внимания на то, что рядом, на столике, находились ботинки гостя.

– Я?! – второй раз подряд удивился фон Ниддл. – Милейший господин Арно! Кажется, вы забыли: я не являюсь членом правительства, я не ваш подчиненный! Более того, я – законопослушный гражданин Вокса, не имеющий проблем с налогами, с федеральной полицией и прочими неласковыми органами. Таким образом, имею полное право находиться в своем доме в ночное время, и, заметьте, проводить это время так, как мне вздумается!

– Приношу искренние извинения за то, что были вынуждены отвлечь вас от дамы, – сделав несколько глотков, вымолвил Арно Бинелли. – Простите, Сатур! Клаудиа Монро – восхитительная женщина, понимаю облом… э-э-э… ваше разочарование… Однако вечер и ночь не только для вас выдались трудными, поверьте. Был бы рад вызвать вас к себе раньше, но раньше не знал, что наша встреча станет необходимой. И потом требовалось несколько часов, чтобы все подготовить…

– Что подготовить? – поинтересовался фон Ниддл.

Он плохо понимал, о чем гундосит глава правительства. К утру голова работала не идеально – сказывалась бессонная ночь. Барон никак не мог уловить ход мыслей собеседника.

– Ну… все подготовить… к разговору, – пожал плечами Бинелли и махнул рукой со стаканом. – И проверить вас… тоже.

– Это уже интереснее. – Сатур фон Ниддл снял ноги со столика, чуть подался вперед, сцепил пальцы в замок, уперся в них подбородком.

Бинелли допил минеральную воду, поднялся на ноги, провел ладонью по волосам. Взглянул на визитера и, словно вспомнив о словах фон Ниддла, усмехнулся.

– Да… – сказал он. – Приказ использовать вас пришел с самого верха.

Барон по-прежнему сидел молча.

– От президента нашего созвездия, – уточнил Бинелли.

Барон не издал ни звука.

– Вы меня слышите? – не выдержал глава правительства.

– Конечно, – усмехнулся гость. – У меня пробок в ушах нет, сэр. Просто жду, когда вы перейдете к разговору по существу. А что, необходимо было встать по стойке «смирно» при упоминании президента?

Арно Бинелли покачал головой, скептически хмыкнул.

– Странно, – будто самому себе сказал он. – Мишелю Брайтнеру вас рекомендовали ведущие финансово-промышленные холдинги. Все эксперты, с которыми мы консультировались, в один голос утверждают, что барон Сатур фон Ниддл – специалист высочайшего класса. Но кого я вижу перед собой?! Какого-то ершистого мальчишку!

– Вы видите перед собой человека, который провел бессонную ночь, а под утро, укладывая красивую женщину в постель – в собственном доме, заметьте, – обнаружил за дверью отряд спецназа! Вы видите человека, который совсем недавно испытал жестокое разочарование, а сейчас испытывает не менее сильное раздражение по отношению к тем, кто все это придумал! В остальном – я полностью шоколадный заяц!

Бинелли странно улыбнулся – одними мышцами лица, но улыбка точно не шла изнутри, из его души.

– Барон, – сказал глава правительства, – наша беседа развивается очень медленно. Поверьте, я ценю свое рабочее время, его постоянно не хватает. Мы можем перейти к сути? К тому, ради чего вас пригласили в дом правительства?

– Давайте перейдем, – охотно согласился фон Ниддл. – Обещаю: постараюсь реже перебивать вас. Сам давно горю желанием узнать, для чего понадобился власть имущим среди ночи. И вообще, почему вдруг выбор пал именно на меня, можно сказать, скромного и незаметного клерка?

– Не преуменьшайте собственные таланты, барон! – усмехнулся Бинелли. – Наши сотрудники тщательно проверили ваше досье. У вас устойчивая репутация в определенных кругах. Вы давно и успешно помогаете коммерческим структурам Вокса в разрешении щекотливых вопросов на внешних рынках, за пределами созвездия Возничего. Некоторые советники, чьими услугами мы воспользовались, уверяли, причем с пеной у рта: вы человек, для которого не существует неразрешимых задач. Мол, есть проблемы, на которые необходимо потратить много времени и денег – да. Но если за дело берется Сатур фон Ниддл, он выстроит безупречную логическую цепь, и его работодатель неизбежно выиграет партию.

Барон привстал, с церемонной улыбкой поклонился собеседнику.

– Барон, не надо клоунады, – поморщился Бинелли. – Верьте, последние дни очень тяжело даются правительству. Мне бы хотелось говорить серьезно, зная, что вы понимаете всю тяжесть сложившегося положения. А чтобы вам не было так весело, добавлю: после того как все расскажу, выбор у вас простой. Либо соглашаетесь на предложенную работу, либо вернетесь домой. Туда, где ждет Клаудиа. Кстати, она по-прежнему в вашей постели. Там вас и найдут, чуть позже. Не знаю когда – днем или ближе к вечеру. Неважно. Не знаю, что там будет – чрезмерное увлечение сексом, приведшее к остановке сердца у обоих? Возможно, передозировка спиртного или наркотиков? В вашем возрасте, Сатур, любая акробатика способна привести к опасным постэффектам. Улавливаете мысль?

– В моем возрасте? – холодно прищурился фон Ниддл. – Сэр! Если память меня не подводит, а такое случается крайне редко, вам сейчас около пятидесяти, так что я моложе главы правительства Вокса на десять лет. Примерно так. Однако, думаю, вы двадцать четыре часа в сутки не сидите с грелкой под задницей и с градусником? Думаю, все же позволяете себе отдельные маленькие грешки. А может, не маленькие?!

– Ценю ваш забавный юмор, барон. Сразу видно, что передо мной умный человек, который не лезет за словом в карман. Мне поручили сагитировать вас, склонить к сотрудничеству, а значит, следует терпеть любые уколы, даже превышающие все меры допустимого.

– Надо было просто действовать чуть тоньше, чем слон, оказавшийся в посудной лавке! – опять не удержался фон Ниддл. – Я решал десятки, а может, сотни сложных вопросов для коммерческих структур Вокса! Однако ни одной из них не приходило в голову нанимать меня на работу вот так – наводя ствол автомата на мою любовницу! Выдергивая из постели среди ночи! Впрочем, государственный аппарат никогда не отличался уважением к собственным гражданам…

– Оставим личную пикировку, – предложил Бинелли, налив себе еще минералки. – Черт, как горло-то пересыхает… Поговорим о задании, барон, если мы поняли друг друга и вы готовы начать деловой контакт… – Глава правительства вопросительно уставился на гостя.

– Готов-готов! – нетерпеливо отозвался Сатур. – Мне даже интересно: что там за страшная тайна? Только, ради всего святого, не думайте, Арно, что вы прижали меня к ногтю, застращали. Хотя Клаудию жалко, да. Молодая, красивая, симпатичная. Зачем же ей просыпаться мертвой в моей постели? Это напугает и более закаленные натуры. Девочке еще жить и жить, радовать мужчин, доставляя им удовольствие. Короче, к делу, Арно!

– Только, барон, помните о строжайшей секретности! Никто, ни один человек, не должен знать, на какую работу вас нанимает правительство Вокса. Ни слова посторонним!

– Господин Бинелли! У меня хорошее предложение: давайте отбросим в сторону сентиментальную чушь и теперь будем говорить строго по делу.

– В созвездии Гидры, возле Альфарда, есть планета Карэлес, – начал Арно Бинелли, и его пальцы, сжимавшие стакан, побелели. – Если говорить с предельной точностью, Альфард – это сердце Гидры. Альфа Гидры.

Впрочем, уточнений не требовалось. Едва заслышав слово «Карэлес», Сатур фон Ниддл изменил позу, весь подался вперед.

– Так… – пробормотал он. – Прошу вас, сэр, продолжайте. Наша беседа с каждой минутой становится все интереснее.

– Карэлес был бы довольно заурядной, блеклой планетой, если бы не одно обстоятельство, без сомнения, известное вам, – продолжил Бинелли. – А в остальном… На Карэлесе обитают ленивые раздолбаи, не способные к труду… вообще ни к чему не способные. Верховодят там король Патрик Справедливый и его супруга Антуанетта Великолепная. Не смотрите на меня так, барон, этими прозвищами не я их наградил, они сами их себе пожаловали.

– Нет-нет! – энергично отозвался фон Ниддл. Теперь он словно забыл про усталость, про бессонную ночь и напоминал пружину, находившуюся на взводе. – Арно, я прекрасно знаю про власть на Карэлесе, про Патрика и его супругу. Я знаю, что это единственное место, где до сих пор сохранился патриархальный монархический уклад. Больше королей и королев не осталось нигде, во всех прочих мирах давно развились прогрессивные формы правления. Лишь на Карэлесе, где народ – толпа разжиревших придурков, ничего не меняется из года в год. И виной тому – их месторождения.

– Да! – Бинелли нервно провел по волосам правой ладонью, потом левой. – Да!!! Месторождения! Вот основа их экономики! Черт! Черт! Сколько раз я задавал себе вопрос: почему такой подарок от Всевышнего бестолковым существам? Почему им, а не нам?!

– Арно, я не уверен, что месторождения хай-джет были бы благом для созвездия Возничего, – тут же откликнулся фон Ниддл. – Любая звездная система, которая получила бы монополию на катализатор для субсветового топлива, со временем скатилась бы до уровня Карэлеса. Ведь до тех пор, пока ученые не смогут синтезировать аналог хай-джет, Карэлес будет купаться в золоте, это неизбежно. Любая звездная система нуждается в кораблях, способных двигаться на околосветовых скоростях. Это необходимо и военным, иначе их боевые звездолеты скорее детская игрушка, нежели реальная угроза противнику. Это необходимо и торговым компаниям, иначе они проиграют рынки сбыта – их товары станут неконкурентными за счет возросших расходов в транспортной составляющей. Любая крупная система без хай-джет обречена на вылет с дистанции марафона. Она может лишь влачить жалкое существование, пребывать на второстепенных ролях, но не более.

– Да!!! И нам очень пригодились бы месторождения хай-джет! – Глаза Арно Бинелли загорелись от восторга. – Все были бы вынуждены идти к нам на поклон, деньги рекой потекли бы в казну! Наше влияние в Галактическом Совете увеличилось бы многократно!

– Но однажды ученые синтезировали бы хай-джет, – с иронией продолжил фон Ниддл. – И это стало бы крахом для созвездия Возничего. Потому что к тому моменту мы бы разучились работать, преодолевать кризисы, сводить дебет с кредитом. Едва ученые получат хай-джет искусственным путем, необходимость в месторождениях отпадет. Корабли смогут летать на субсветовых скоростях, а вот монополии уже не будет. Никогда! Вывод? Мир, экономика которого основана на сырьевой составляющей, обречен на голодную смерть. Более того, я думаю, ни одна звездная система не протянет руку помощи умирающим – слишком много лет наблюдали, как одни живут в праздности, ничего не делая, в то время как все другие вкалывают в поте лица, чтобы заработать на кусок хлеба, на пропитание. И я искренно счастлив, господин Бинелли, что не созвездие Возничего окажется той агонизирующей системой, которая канет в небытие, едва ученые синтезируют хай-джет или его аналог.