Текст книги "Антропогенный фактор"

Виталий Сергеевич Забирко
Антропогенный фактор

Глава первая

Грузопассажирский лайнер «Гауроби Астра» заходил к Мараукане по всем правилам навигации в неосвоенных звёздных системах: медленно, неторопливо, со стороны солнца – стабильного красного гиганта. И хотя на протяжении более трёхсот лет Мараукану не раз посещали исследовательские корабли Галактического Союза, капитан лайнера гауробец Паламоуши в доверительной беседе признался мне, что в этой звёздной системе никогда не позволит себе ни на йоту отступить от предписанных правил. Слишком непредсказуемы и сама планета, словно в насмешку признанная во всех лоциях Галактического Союза мёртвой, и пространство вокруг неё. Цивилизация на Мараукане исчезла около миллиона лет назад, задолго до образования Галактического Союза, однако следы её деятельности до сих пор спонтанно проявлялись как на самой планете, так и в окружающем пространстве. По одной из гипотез, на Мараукане продолжали действовать самовосстанавливающиеся установки по преобразованию метрики пространства, по другой – вымершие обитатели планеты взломали пространственно-временной континуум, и теперь отголоски их некогда бурной деятельности доносятся к нам через сотни веков в виде внезапно возникающих гравитационных ловушек, провалов в пространстве, темпоральных сдвигов.

Издали Мараукана напоминала глазурованный малиновый диск с ультрамариновой каёмкой атмосферы без единого пятнышка облачности. По мере приближения малиновый цвет начал уступать место серому, стали видны ровные, явно искусственного происхождения плато, на которых всё отчётливей проступали глубокие каньоны тектонических разломов. У северного полюса, за идеальной, будто вычерченной циркулем, дугой горной гряды, поверхность казалась немного темнее – здесь плескалось прозрачное фторсиликоновое море.

Когда Мараукана разрослась на весь обзорный экран, я, наконец, увидел зелёную точку экспедиционной платформы, зависшую в сотне метров над поверхностью планеты и отбрасывающую на серое плато размытую тень. Лайнер изменил траекторию движения, перешёл на околопланетную орбиту, и точка экспедиционной платформы начала смещаться к эпицентру под ним.

Почему этот мир назывался Марауканой, справочники ответа не давали. Ни в одном из языков цивилизаций Галактического Союза, чьи корабли принимали участие в исследовании планеты, не имелось адекватного слова. Правда, по-несторийски «мара» означало «земля», но наиболее близкое по звучанию словообразование «Мараяванна» переводилось как «земля обетованная», что никак не могло соответствовать мёртвому миру. Бытовало мнение, что это самоназвание планеты, однако каким образом оно могло дойти до нашего времени, если обитатели планеты исчезли с её лица задолго до образования Галактического Союза, сведений не имелось. Ни в одной из исторических хроник различных цивилизаций не было зафиксировано контакта с марауканцами, и только обрывочные сведения, полученные от басторийцев, вроде бы подтверждали гипотезу, что имя Мараукана является самоназванием планеты. Но басторийцы не входили в Галактический Союз, всячески избегали прямых контактов с другими цивилизациями, никого не допуская в свой сектор расселения, и лишь изредка обменивались информационными сообщениями с Галактическим Союзом. Судя по косвенным данным (возрасту звёзд скопления Тириада, где обосновались басторийцы, и уровню разведанных технологий сообщения между звёздными системами скопления), цивилизация басторийцев была сравнительно молодой. Возраст цивилизации и расположение звёздного скопления Тириада (находившегося в Галактике гораздо дальше от Марауканы, чем многие сектора расселения более зрелых цивилизаций), помноженные на ярко выраженную ксенофобию басторийцев, исключали возможность контакта с исчезнувшими представителями цивилизации Марауканы и ставили под сомнение и без того туманные сведения о самоназвании планеты, переводя их в разряд гипотетических. В общем-то, мне было всё равно, справедлива эта версия, или нет, но ни одним допущением: косвенным, гипотетическим, даже фантастическим – я не имел права пренебрегать. В моём положении всё могло пригодиться.

Когда исследовательская платформа оказалась точно под лайнером, «Гауроби Астра» выстрелил гравитационный якорь и, ощутимо дрогнув корпусом, застыл над планетой. На экране, выплывая из трюма лайнера, показалась череда контейнеров, и они медленно, один за другим, заскользили по гравитационному лучу к экспедиционной платформе.

Пора. Через полчаса в хвосте этой череды пойдёт посадочная капсула со мной. Не очень приятная процедура, но на Мараукане опасались пользоваться межпространственным лифтом из-за нестабильных топологических характеристик.

Отключив обзорный экран, я встал с кресла и, выйдя из каюты, направился в трюм. К моему удивлению, кроме суперкарго, наблюдавшего за автоматической отправкой контейнеров, по причальной палубе, поджидая меня, прохаживался капитан. У гауробцев не принято прощаться при расставании, но капитан Паламоуши, более двадцати лет водивший корабли по галактическим трассам, хорошо знал обычаи землян и, видимо, решил выказать мне особое расположение. В этом рейсе я был единственным пассажиром, и мы с капитаном неплохо провели две недели полёта, коротая время за игрой в трёхмерные шахматы.

– Так мы с вами последнюю партию и не доиграли, – улыбнулся Паламоуши. – Не люблю оставаться в проигрыше.

В нашем мини-матче я вёл со счётом 6 : 5, но в отложенной партии капитан имел хорошие шансы сравнять счёт.

– Запишите позицию, и на обратном пути доиграем, – предложил я.

– Через год?

– Через год.

– Если доживём, – рассмеялся Паламоуши. При его росте под три метра, весьма скромном для гауробцев, и раскатистом утробном смехе, фраза прозвучала зловеще, но ни в коем случае не следует оценивать представителей иных рас с точки зрения человеческой психологии. Рокочущий смех и неприятный оскал означали у гауробцев добродушие.

– Обязательно доживём! – заверил я, но в груди непроизвольно разлился холодок. Всё-таки я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. В том числе и стереотипы людской психологии, учитывая, где мне предстояло провести этот год. Дожить до обратного рейса очень хотелось.

– Ни пуха, ни пера, – сказал Паламоуши и протянул руку. – Кажется, так у вас говорят при прощании?

Не будучи уверенным, что капитан поймёт меня правильно, я не стал посылать его к чёрту.

– А вам – семь футов под килем! Так у нас говорят, провожая корабли.

Я подержался за его руку и отпустил. Пожать широкую, как лопата, ладонь гауробца не представлялось возможным.

– Счастливо! – кивнул Паламоуши и распахнул передо мной люк посадочной капсулы.

– Взаимно, – сказал я, вошёл в капсулу, повернулся и помахал рукой.

Люк затворился, прошипел гидравликой герметический створ, и я, усевшись в кресло, пристегнулся. Капсула дёрнулась, поплыла к шлюзу, а затем наступила невесомость.

Вестибулярный аппарат у меня весьма слабый, и я даже в малых дозах не переношу карусели, качели, морскую качку. То же самое касается и невесомости. Кое-кто испытывает в невесомости чувство эйфории, но только не я. Какая-такая эйфория, когда желудок подступает к горлу, голова кружится, в глазах начинает рябить, а в ушах шуметь?

В иллюминатор я старался не глядеть, чтобы от вида вращающейся внизу поверхности Марауканы не стало совсем тошно. Не хотелось на глазах у встречающих выбираться из посадочной капсулы на карачках. Не лучшая рекомендация для нового сотрудника.

Наконец послышался щелчок оболочечной мембраны, пропустившей капсулу в земную атмосферу над платформой, и через минуту капсула замерла. Вернувшаяся сила тяжести вжала в кресло, и я с облегчением перевёл дух. Однако вставать не торопился. Посидел немного, приходя в себя, вытер с лица обильный пот, и только затем отстегнул ремни безопасности.

И всё же, когда встал и, распахнув дверь, шагнул наружу, меня немного пошатывало.

Большое красное солнце стояло в зените, кое-где на фиолетовом небосводе проступали блеклые звёзды, и после яркого освещения внутри посадочной капсулы создавалось впечатление, что я вступил в мир вечных сумерек. Впрочем, по геологическим понятиям, для Марауканы так, фактически, и было.

Вопреки ожиданию, меня никто не встречал. Скорее всего, персонал находился на нижних ярусах, рассортировывая прибывшие контейнеры с оборудованием.

Я глубоко, с нескрываемым удовольствием, вдохнул земной воздух. Конечно, он тоже был искусственным, как и на корабле, но, в отличие от унифицированного для гуманоидов Галактического Союза состава кислородно-азотной смеси, в воздухе над платформой содержались микрокомпоненты, соответствующие составу земной атмосферы.

Плоский, как стол, верхний ярус платформы покрывал плотный ковёр зелёной травы, а по периметру располагались небольшие однотипные коттеджи для персонала. Зелёные островерхие крыши, коричневые, под цвет морёного дерева стены, белые наличники окон. Прямо-таки идиллический земной посёлок на краю Вселенной, если не знать, что располагается на нижних ярусах.

За спиной чавкнуло, и посадочная капсула начала медленно погружаться сквозь ярус, чтобы направиться в ангар. Я повернулся на звук и застыл как вкопанный.

Слева от посадочной капсулы, метрах в пяти, не отрывая от меня взгляда, вжимался в траву плейширский складчатокожий кугуар. Ничего общего с земными кугуарами, кроме короткой шерсти песочного цвета, он не имел: по внешнему виду напоминал большую плюшевую игрушку с растянутой в вечной улыбке беззубой пастью, придававшей морде умильное выражение, а висящая складками кожа вызывала обманчивое впечатление, будто зверь неуклюж и медлителен. На самом деле плейширский кугуар был свирепым хищником, а с виду вислая складчатая кожа являлась туго сжатой пружиной. В прыжке кугуар был молниеносен и мог проглотить человека в одно мгновение, растягивая своё тело, как эластичный мешок.

Но откуда на платформе взяться складчатокожему кугуару? Неужели это выверты ветхозаветной аппаратуры марауканцев, перебросившей сюда зверя с Плейширы? На виртуальный мираж кугуар никак не походил…

– Не бойтесь, – сказал кто-то сбоку, – это не настоящий зверь, а биоэнергетический имитант. Ни прыгать, ни глотать вас не будет. Лежит на солнышке, насыщается энергией.

Посадочная капсула уже скрылась внутри платформы, люк зарос травой, будто его и не было, а напротив меня стоял невысокий, лысоватый мужчина в оранжевом комбинезоне. Всё-таки меня встречали. Слишком долго я приходил в себя внутри посадочной капсулы, и, видимо, человек от скуки прохаживался вокруг неё.

– Вы, как понимаю, наш новый сотрудник? – спросил он. – Вольдемар Астаханов? Здравствуйте.

– Добрый день. А вы – медиколог Рустам Борацци?

Я пожал протянутую руку.

– Он самый. Знакомились с представительскими досье контингента «Проекта «М»?

– Как водится, – пожал я плечами. – Надо же знать, с кем предстоит работать.

– Бывали на Плейшире?

Мою руку Борацци не отпускал, пытливо заглядывая в глаза.

– С чего вы взяли?

– Вы – единственный, кто отреагировал на складчатокожего кугуара как на хищника.

Я рассмеялся.

– Для этого не обязательно посещать Плейширу. Моё хобби – фауна иных планет. На досуге просматриваю видеозаписи.

– Да-а?.. – недоверчиво протянул Борацци. Мою руку он, наконец, отпустил, но по-прежнему с прищуром смотрел в глаза. – Судя по вашей бледности, я бы сказал, что столь сильная реакция не соответствует знакомству с плейширским хищником исключительно в голографическом виде. Так испугаться может только человек, встречавшийся с вислокожим кугуаром один на один в естественных условиях.

Высказывание медиколога мне не понравилось. Что это ещё за допрос с первых шагов по платформе? На что он намекает?

– А вы всех новоприбывших встречаете с кугуаром? Кстати, не вислокожим, а складчатокожим. Это что – тест? Тогда позвольте поинтересоваться на что?

– Ни на что, – в свою очередь рассмеялся Борацци. – Случайно получилась. Что касается названия, то, насколько мне известно, допускается как то, так и иное определение. Эта искусственная тварь бродит по платформе, как кошка, сама по себе, и только на ночь приходит ко мне в коттедж.

– В таком случае для каких целей вы её создали?

– Скажу правду, смеяться будете, – поморщился Борацци.

– А вы рискните.

– Я её использую исключительно в качестве подушки. Удобно, знаете ли… Терморегуляция у неё настроена идеально.

Ответ был настолько несуразен, что я поперхнулся и с трудом удержался, чтобы не расхохотаться. Бывают, однако, причуды!

– Я же говорил… – скривился Борацци.

– Да бросьте вы! – отмахнулся я. – У каждого свои недостатки. Например, моя бледность не имеет никакого отношения к испугу. Я хронически не переношу невесомость.

Медиколог «Проекта «М», несомненно, обязан был знать о моём недостатке, но я, чтобы сгладить ситуацию, выдал это, как тайну личности.

– Да? – Борацци вновь заглянул мне в глаза, и по его лицу я понял, что в данный момент он прокручивает в голове данные из моей медицинской карты. – А почему драмамин не приняли?

– Принял, – машинально солгал я, поскольку человек с моим вестибулярным аппаратом не мог не принять лекарство. И только тогда сообразил, какую глупость сморозил.

– И не помог? – удивился Борацци. В его глазах плескалось открытое недоверие.

– Поздно принял, – вздохнул я, разведя руками. – Перед самой посадкой в капсулу. Забыл, что здесь нельзя пользоваться межпространственным лифтом.

Не ахти какое объяснение для человека с врождённым недостатком, но другого под рукой не оказалось.

– Бывает… – неопределённо протянул медиколог, и по тону чувствовалось, что в мою забывчивость он не очень-то поверил. – Идёмте, покажу ваш коттедж.

Он направился к крайнему домику, и я последовал за ним. Не по душе мне было новое место работы ещё на Земле, но что вот так, чуть ли не допросом с пристрастием, меня встретят по прибытии, никак не ожидал.

– В ушах не шумит? – профессионально поинтересовался Борацци.

– Есть немного, – кивнул я. И в этот раз сказал правду. Похоже, с моими новыми коллегами нужно быть предельно осторожным, и расслабляться не следовало ни на секунду.

– Тогда остановитесь, прислушайтесь.

Я послушно остановился.

– Это не кровь в ушах шумит, – объяснил медиколог. – Внимательно прислушайтесь.

Шум в ушах стоял необычный, он накатывался то усиливающимся, то стихающим шорохом. Будто к уху приложили морскую раковину.

– Слышите?

Чтобы вновь не попасть впросак, я не стал ничего говорить и кивнул.

– Мы называем это марауканским прибоем, – объяснил Борацци. – Акустическое свойство здешней атмосферы. В земном воздухе над платформой звук частично экранируется оболочечной мембраной и почти неслышим, но на поверхности планеты он гораздо сильнее и напоминает шорох волн по прибрежному песку.

Я снова покивал. Читал об этом свойстве, но не придал должного значения. Теперь же, когда собственными ушами услышал марауканский прибой, на душе стало тоскливо. Мало радости круглый год, изо дня в день, слышать монотонный шёпот волн несуществующего океана.

Борацци обернулся, и его брови удивлённо взлетели.

– Это ещё что? – недоумённо спросил он и снова пристально уставился на меня.

Я оглянулся. За нами не спеша, сдвигая и раздвигая тело гармошкой подобно гусенице, следовал имитант плейширского складчатокожего кугуара.

– Что – что? – излишне резко переспросил я. Подозрительный тон медиколога начинал раздражать.

– Ни к кому из людей он не проявлял такого любопытства, как к вам. Только к биокиберам из-за своего с ними подобия.

Борацци недоверчиво оглядывал меня.

– Намекаете, что я – имитант? – натянуто усмехнулся я. Наглость медиколога переходила все границы. – За такие обвинения в средние века вызывали на дуэль.

– Привык говорить то, что думаю. И выяснять отношения напрямую, – сказал Борацци, сверля меня взглядом.

«Прямолинейность – сродни глупости», – чуть было не сказал я, но вовремя прикусил язык. Не стоило начинать знакомство с ссоры. Год нам вместе жить и работать.

– Должен вас разочаровать. Я – человек. Устраивает?

Всё же я не удержался и иронично заглянул в глаза Борацци.

Медиколог неожиданно смешался и отвёл взгляд в сторону.

– Да я, в общем-то, и не сомневался… – смущённо пробормотал он.

Кугуар приблизился ко мне вплотную и потёрся о колено. Будто громадная домашняя кошка, разве что не мурлыкал.

– Брысь! – поморщился я, подцепил его ногой и отшвырнул в сторону.

Борацци не обманул – ощущение при этом было такое, словно отфутболил большую мягкую подушку.

– Напрасно вы так, – неодобрительно покачал головой Борацци. – Теперь не отвяжетесь.

– Почему?

– Это же имитант, он боли не чувствует, всё принимает за игру.

Кугуар присел, вжался в траву, готовясь к прыжку.

– Нет уж, спасибо! – нервно рассмеялся я, отступая за медиколога. – С подушками играть не желаю!

– Куги, сейчас не время! – строго сказал Борацци и погрозил кугуару пальцем.

Имитант замер, но глаз с меня не сводил.

– Будет надоедать, погрозите пальцем, – объяснил медиколог. – Идёмте.

Мы подошли к коттеджу.

– Приложите ладонь к окошку у двери, – сказал он.

Я послушно приложил правую ладонь, зафиксировав в памяти электронного замка сканированный отпечаток своих хромосом. Теперь, по идее, без моего разрешения никто в коттедж войти не сможет. Хотя, если сильно захотеть, и к тому же кое-что знать и уметь, то проникнуть в помещение не составит особого труда. Причём так, что и хозяин не догадается о посещении коттеджа в его отсутствие.

– Располагайтесь, устраивайтесь, не буду мешать. – Борацци протянул руку на прощание. – А через час зайдите к коммодору, коттедж номер один, представьтесь.

Он развернулся и зашагал прочь.

– Куги, за мной! – приказал он, проходя мимо кугуара.

Имитант никак не отреагировал. Он по-прежнему не сводил с меня глаз и, вжимаясь в траву, крался в мою сторону.

Борацци приостановился, оглянулся.

– Эх, предатель! – в сердцах махнул он на кугуара рукой и пошёл дальше.

Я проводил медиколога взглядом. «Прямолинеен в суждениях, вспыльчив, не всегда толерантен», – вспомнилась характеристика из его досье. И это была не из худших характеристик на моих теперешних коллег. Да уж, контингент на платформе подобрался ещё тот…

Тут я заметил, что Куги вновь готовится к прыжку на меня, погрозил ему пальцем и поспешно скрылся за дверью коттеджа. Только игрищ с имитантом мне и не доставало! И откуда у него такая спонтанная любовь к незнакомому человеку? Впрочем, здесь я лукавил перед собой. Знал, откуда, но никому более об этом знать не положено.

– Добрый день, Вольдемар, – приветствовал меня секретарь коттеджа бесполым голосом. – С этой минуты и до срока истечения контракта вы являетесь полновластным и единственным хозяином этого коттеджа. Желаете ознакомиться с расположением комнат и обстановкой? Сейчас вы находитесь в холле…

– Я желаю, – оборвал я секретаря, – чтобы ты впредь выполнял чисто секретарские функции и подавал голос только в случае вызова меня извне, либо когда я сам к тебе обращусь. Понятно?

– Да, господин Астаханов. Принято к сведению.

– Не к сведению, а к исполнению! – повысил я голос.

– Будет исполнено, – индифферентно согласился секретарь.

– Вот и ладненько… – пробормотал я, оглядываясь по сторонам.

Внутри коттедж выглядел не в пример моей однокомнатной квартирке на Земле. Даже сравнивать стыдно. Просторный холл-гостиная, уютная спальня, многофункциональные службы, но более всего поражали кабинет и лаборатория, оснащённые ультрасовременными приборами и новейшим оборудованием. Только сканирующий анализатор кристаллических структур горных пород стоил на порядок больше моего годового контракта, и это наводило на невесёлые размышления. Такое оснащение никак не увязывалось с контингентом исследовательской платформы, в котором, включая и меня, не было высококлассных специалистов. Обычно фирмы, занимающиеся рекогносцировкой и обустройством планет под туристические комплексы, экономят на исследовательском оборудовании, но отнюдь не на специалистах. Настоящий профессионал и на устаревшем оборудовании, приобретённом за бесценок, квалифицированно выполнит исследования, и это обойдётся фирме, несмотря на астрономические цифры в контракте, намного дешевле. Скупой платит дважды, но что-то не верилось в правомочность этой идиомы относительно намечаемых на Мараукане работ. С другой стороны, при моём возрасте следовало радоваться даже такому контракту, от которого опытные специалисты помоложе воротили носы. Но радоваться почему-то не хотелось.

– Прибыл ваш багаж, – сообщил секретарь.

– Где он?

– Лифт межярусного сообщения находится рядом с ванной комнатой. Вызвать биокибера, чтобы помог разгрузить?

– Сам справлюсь, – отмахнулся я и направился к лифту.

Однако, когда открыл дверь лифтовой кабины, невольно пожалел, что отказался от помощи биокибера. Кроме моих чемоданов, в кабине стоял двухметровой высоты контейнер с дополнительной аппаратурой для исследований. Тем не менее, я не стал обращаться за помощью, перенёс чемоданы в спальню, а затем занялся контейнером. Подвёл под него антигравитационную тележку, перевёз в лабораторию, и уже здесь принялся распаковывать аппаратуру, проверять её и подключать к общей сети.

Я как раз возился с настройкой ультразвукового зонда осадочных пород, когда вновь ожил голос секретаря.

– Напоминаю, через пять минут у вас должна состояться встреча с коммодором. Коттедж номер один.

– Спасибо, – буркнул я, отключил зонд и направился в ванную комнату мыть руки. Нельзя сказать, что выпачкался, настраивая аппаратуру, но чистые руки при первом знакомстве благотворно сказываются на дальнейших отношениях.

Однако первым подержался за вымытую руку вовсе не коммодор. Едва я вышел на крыльцо, как на меня из травы в порыве собачьей преданности прыгнул кугуар и игриво заглотил правую руку по самое плечо. Масса у него была небольшая, но сказался элемент неожиданности, и меня отбросило на дверь.

Я поднял руку и заглянул в искрящиеся радостью глаза кугуара. Имитант похрюкивал от удовольствия, дёргался всем телом, явно приглашая поиграть. Держался он крепко, но бережно, а внутри у него было тепло, мягко и сухо, как и положено у любого имитанта, не имеющего пищеварительного тракта.

– Вот что, Куги, – назидательно произнёс я, – ещё одна подобная выходка, и выверну наизнанку!

Чтобы не быть голословным, взялся за мягкие внутренности, крепко сжал их, но затем отпустил.

– Брысь!

Резким жестом стряхнул его с руки, погрозил пальцем и направился к коттеджу коммодора Ноуссона. Куги обиженно заскулил, но, похоже, моим нежеланием играть расстроился не очень, потому что последовал за мной.

Вот и ещё одна проблема на мою голову… Впрочем, почему ещё одна? Пока первая. То ли ещё будет… По сравнению с тем, с чем я предполагал столкнуться на Мараукане, проблема навязчивой преданности имитанта складчатокожего кугуара таковой вовсе не представлялась.

Коттедж коммодора находился на противоположном краю платформы и ничем не отличался от остальных однотипных домиков, кроме номера на фасаде. Я взошёл на крыльцо, но постучать не успел.

– Входите, открыто, – донеслось из динамика возле двери.

И я вошёл.

Если освещение снаружи напоминало преддверие сумерек, то в гостиной коттеджа царил полумрак. Я остановился на пороге, ожидая, пока зрение адаптируется к слабому освещению. Согласно представительскому досье, коммодор Ноуссон был родом с Маннаэяры – древней земной колонии с маленьким тусклым солнцем и достаточно суровым климатом.

Вначале мне показалось, что обстановка в гостиной ничем не отличается от обстановки в моём коттедже – мягкие диваны вдоль стен, пара журнальных столиков… Но тут краем глаза в ближнем углу за дверью уловил какое-то движение, повернулся и обомлел, увидев нечто несуразное.

В полуметре от пола на прикреплённой к потолку толстой цепи покачивалась большая клетка с металлическими прутьями толщиной в два пальца, в которой, переминаясь с лапы на лапу, восседал громадный, размером с телёнка, волосатый паук. Самым поразительным на его безобразном теле были глаза. Семь голубых, похожих на человеческие, глаз, без какой-либо симметрии расположенных на покатом «лбу» головогруди, светились в темноте, но при этом были неподвижны, будто нарисованные и покрытые глазурью. Подобные стеклянные глаза я видел лишь однажды – в музейной экспозиции детских кукол времён Научно-Технической Революции.

– Не рекомендую подходить близко, – посоветовал из противоположного угла всё тот же голос, который приглашал войти. – Это не имитант, это – настоящий Араней. Идите сюда.

Оторвавшись от завораживающих глаз, я отвернулся и пошёл на голос. Зрение немного адаптировалось к полумраку, и я различил сидящего в кресле за журнальным столиком человека. Среднего роста, плотной комплекции, с бритой головой, в уже привычном глазу оранжевом форменном комбинезоне.

– С прибытием, Вольдемар, – привстал он, протягивая мне руку.

– Добрый день. Э… Коммодор Ноуссон?.. – с некоторым сомнением протянул я.

Он снисходительно улыбнулся и задержал мою руку в своей.

– Чтобы вы сейчас ни сказали, никогда не поверю, будто вы не удосужились ознакомиться с представительскими досье будущих коллег, – сказал он. – Присаживайтесь.

– Н-да… – стушевался я и, сев в кресло напротив, помотал головой. – Вид Аранея сбил с толку… Вы – Тулий Ктесий с земной колонии Новый Рим. Координатор работ, первый помощник коммодора Ноуссона.

– Надо же – со второго раза и угадали, – скептически поджал губы Ктесий. – Между прочим, у нас, на платформе, принято обращаться друг к другу по имени. Поэтому не коммодор Ноуссон, а коммодор Гримур. Он сейчас выйдет в холл. Что будете – водку, виски, коньяк?

Я мельком глянул на открытый бар и перевёл взгляд на журнальный столик. Перед Ктесием стоял высокий стакан с виски и кубиками льда.

– А кофе можно?

– Сразу видно неординарную личность! – опять съязвил Ктесий. – Можно. Со сливками? Без кофеина?

– Чёрный, натуральный, без сахара.

Он обернулся к автомату за спиной, выбрал кнопку, нажал и секунд через десять поставил передо мной чашечку кофе.

– Кофе аристонский, – сообщил он. – Лучший в обитаемых мирах. Его даже на Землю экспортируют.

Я не стал привередничать и тактично отхлебнул из чашки. По мне, лучшего кофе, чем зарекомендовавший себя в веках сорт арабика, быть не могло.

Ктесий пригубил виски и с прищуром посмотрел на меня.

– Давно замечено, что среди употребляющих чай много трезвенников, а вот среди любителей кофе – практически нет. Расслабьтесь, вне работы субординация у нас не соблюдается и алкоголь, как видите, не запрещён.

– Спасибо, нет. Мне как раз предстоит работать. Устанавливать и настраивать аппаратуру.

– Вольному – воля, – пожал плечами Ктесий. – Кстати, ещё одно замечание – наденьте форменный комбинезон и никогда не выходите из своего коттеджа в другой одежде. А ещё лучше и в коттедже будьте в комбинезоне.

– А как же несоблюдение субординации вне рабочего времени? – в свою очередь иронически поинтересовался я.

– О фантомах наслышаны? Они никогда не бывают оранжевого цвета. Будет весьма прискорбно, если вас ненароком кто-либо подстрелит.

Я чуть не спросил: «У вас здесь что, одни неврастеники?» – но, наткнувшись на строгий взгляд Ктесия, промолчал. Будем считать это второй проблемой, причём гораздо более серьёзной, чем собачья преданность имитанта плейшиского кугуара.

Из коридора донёсся звук размеренных шагов, и в холл вошёл коммодор. Не удостоив меня взглядом, он в раскорячку, на негнущихся ногах, подошёл к клетке и постучал ногтем по прутьям. Паук быстро, но бесшумно замельтешил лапами, словно обрадовался приходу хозяина. Коммодор тихонько посвистел и снова провёл ногтем по прутьям. Стоял он к нам спиной, и, честно говоря, я не был уверен, кто из них свистит – коммодор или паук. Со стороны посмотреть – милуется человек с любимой пташкой в клетке. «Пташкой», ничего, кроме омерзения, не вызывающей.

Внезапно паук снова замер, свист прекратился, и тогда коммодор отвернулся от клетки и направился к нам. Высокий, сухопарый, с непропорционально короткими ногами без стоп, он передвигался будто на ходулях – из-под штанин выглядывали странные костяные образования, чем-то похожие на раздвоенные копыта. Маннаэяра, родина коммодора, была одной из первых земных колоний, заселявшихся до открытия межпространственного перехода обыкновенными фотонными кораблями. Взять на борт большое количество переселенцев тогда не представлялось возможным, поэтому экспансия человечества в космос осуществлялась в виде замороженных эмбрионов и экипажа из десяти человек, выполнявших по прибытию в колонию роль воспитателей. Что случилось во время перехода от Земли к Маннаэяре неизвестно (некоторые антропологи считают, что произошло спорадическое облучение эмбрионов, другие – грешат на сбой в программе инкубатора), но когда корабль прибыл на Маннаэяру и воспитатели активизировали инкубатор с десятью тысячами эмбрионов, то все родившиеся мальчики (девочек это странным образом не коснулось) имели дефект «козлоногости», стойко передающийся по наследству. В скелете мальчиков полностью исчезли предплюсны, плюсны и фаланги стоп, берцовые кости в основании разошлись, так что образовали двупалые конечности с ороговевшими окончаниями. Генетика тогда ещё не достигла современного уровня, позволяющего устранять хромосомные аберрации, к тому же до открытия межпространственного перехода колонисты Маннаэяры почти четыре поколения находились в изоляции от метрополии. Поэтому, когда было налажено постоянное межпространственное сообщение между Землёй и Маннаэярой, колонисты, привыкшие к своему образу и подобию, категорически отказались от исправления уродливой мутации, даже несмотря на то, что девочки у них по-прежнему рождаются нормальными.

Основу переселенцев на Маннаэяру составляли скандинавы, однако коммодор Гримур внешне походил на американского индейца – прямые чёрные волосы, ниспадающие на плечи, горбатый нос, застывшие черты лица, чью невозмутимую суровость подчёркивала серая кожа – ещё одна отличительная черта колонистов Маннаэяры.

– Коммодор Гримур, планетолог Вольдемар, – представил нас друг другу Ктесий.

Коммодор молча пожал мне руку, сел напротив и раскрыл поданный Ктесием электронный блокнот. С минуту он читал, затем поднял на меня глаза.

– Вы в курсе, что во время прокладки туристических трасс придётся лазать по скалам? – спросил он, равнодушно пройдясь взглядом по моей отнюдь не спортивной фигуре.

– Да.

– А как же ваша высотобоязнь?

– При заключении контракта мою высотобоязнь посчитали положительным фактором для данной работы.