Текст книги "День Сэма (сборник)"

Библейские побасенки
Ноев ковчег

Ной был человек праведный и непорочный в роде своём…

из Библии

– Ной! – Милка подошла к сидевшему в слабой тени чахлого деревца мужу и, присев на корточки, коснулась его плеча. – Я принесла тебе поесть. Ты очень устал, да?

Веки Ноя дрогнули, он с трудом открыл глаза и взглянул на жену. Морщины на его лбу разгладились и страдальчески нахмуренное выражение, не сходившее даже во сне с его лица, сменилось при виде Милки нежностью и кротостью. Он протянул руку и погладил её по щеке.

– Есть не хочется – жарко очень, но надо, – ответил Ной. – Силы нужны: работы ещё много, а времени остаётся мало. Тяжело, ты же знаешь, какой из меня плотник? Я ведь всю жизнь пахал, а не строил. Да и лет мне уже без малого шестьсот. – Он помолчал. – А где ребята? Кликни их, пусть придут поедят.

– Сим и Иафет работают на верхней палубе, – ответила Милка. – Они сейчас спустятся. А Хам пошёл за земляной смолой: это место ему указал Бестелесный.

Ной кивнул и с трудом поднялся. Пока Милка расстилала чистую холстину на большом и плоском валуне, который служил им столом, и уставляла её нехитрой снедью, он, прикрыв глаза ладонью от безжалостно палящего солнца, смотрел на неправдоподобно огромное сооружение, занявшее собою всю большую поляну и похожее… Да нет, ни на что оно не было похоже. Вроде бы дом, но без окон и такой большой, каких он никогда не видал в своей жизни. Какой-то гигантский обломок скалы.

– Творец-Создатель, – прошептал Ной. – Неужто моих рук дело?! Ты вразумил!

Ной знал, что этот чудовищный урод и не дом вовсе. САМ ОН назвал его КОВЧЕГ. Три «палубы» – так сказал Бестелесный, верхняя, средняя и нижняя. Как будто три дома: один на другом. В селении, где жил Ной, в домах была только одна «палуба» – нижняя, да и та с каменным или земляным полом. А здесь не только стены, но даже полы были из дерева гофер: прочного и смолистого. Да и высоты дома в его посёлке достигали едва пять локтей. А здесь аж целых тридцать – выше самых высоких деревьев!

Подошли Сим с Иафетом.

– Как вы, отец? – обратился к нему Иафет, младший его сын. – Пожалейте себя, отдохните, а мы сами закончим работу.

– Подай воды омыть руки, – сказал Ной Милке, молча стоящей рядом. Потом посмотрел исподлобья на Иафета и пробормотал: – Вот закончим, потом отдохну.

Милка взяла стоящий в кустах кувшин с водой и слила на руки мужу и сыновьям. Все расположились вокруг камня и принялись за еду.

– Сим, – спросил Ной безучастно жующего лепёшку старшего сына, – как там у тебя внизу? Ты закончил стойла для верблюдов?

– Не беспокойтесь, отец, верблюды, быки, птицы, – все останутся довольны, – так же безучастно ответил Сим.

– А ты сам? – нахмурившись, спросил его Ной. – Доволен?

– Отец! Как же я, да и мы все, можем быть довольны тем, что мы строим уже столько месяцев, не жалея сил и терпя насмешки от односельчан, если мы сами не знаем, что мы делаем и зачем?!

Ной тяжело вздохнул и поднял глаза к небу, словно испрашивая там ответа, и, не найдя его там, перевёл взгляд на Сима:

– Терпи, Сим, и вы все терпите. Придёт час – узнаете.

Они продолжали молча есть. Молчание нарушил подошедший Хам. Милка слила воду на руки сына; он взял из её рук кувшин и стал жадно пить. Напившись, он присоединился к общей трапезе.

Ной повернулся к Хаму:

– Бестелесный показал тебе, где есть смола?

– Да, отец, – ответил с набитым ртом Хам. – Это недалеко, за Сухой щелью в Феколе, – он махнул в ту сторону рукой. – Земляной смолы там много и нам понадобятся три повозки, чтобы возить её сюда.

– Пусть жёны ваши: Руфь, Хеттуру и Наама – будут делать это. Днями начнём смолить Ковчег, – сказал он. – Однако пора, – покончив с едой, сказал Ной и встал. Все поднялись вслед за ним.

– Пошли работать, – продолжил он. – Ты, Сим, и ты, Хам, идите на верхнюю палубу. А я с Иафетом будем внизу.

Сыновья пошли к Ковчегу. Ной повернулся к Милке, которая убирала остатки еды.

– Передай Руфь, чтобы они побыстрее заканчивали с кормом для животных. Завтра им надо будет возить смолу. Вечером я осмотрю упряжки. Ну, иди, Милка.

Ной взял кувшин с водой и пошёл на поляну вслед за сыновьями, а Милка, собрав в узелок остатки дневной трапезы, пошла обратно по столько раз уже хоженой тропинке домой.

Ной с сыновьями продолжали работать вплоть до захода солнца. Работа спорилась, и сегодня помощь Бестелесного им больше не понадобилась – они знали уже сами, что и как надо было делать. Когда солнце село и стало темнеть, стали собираться домой.

– Идёмте, отец. – Сим подошёл к отцу, задумчиво стоящему около громадины строящегося Ковчега, и тронул его за рукав.

– Вы идите, я побуду здесь ещё немного, – сказал Ной.

– Хорошо, отец. Мы будем ждать Вас с ужином. – Сим кивнул братьям, и они пошли домой.

Когда стихли шаги сыновей, Ной отошёл к самому краю поляны и при свете вышедшей луны в который уже раз с изумлением всмотрелся в Ковчег. Он не мог всё ещё осознать до конца, что эта рукотворная гора есть плод его деяния. Трудно себе было даже представить, что эту громадину длиной в триста, шириной в пятьдесят и высотой в тридцать локтей построили всего за полгода четыре человека! Свой дом Ной строил почти два года. А здесь смогло бы разместиться всё селение, да и для скота место осталось бы.

Задумавшись, он не сразу ощутил лёгкое касание струящегося воздуха. Это был Бестелесный.

– Ной, – услышал он знакомый приглушённый голос. – Работы осталось немного, но времени осталось ещё меньше. ОН торопит нас и сердится за задержку.

– Но ты же видишь, мы работаем не покладая рук, изо всех сил, – воскликнул Ной. – Нам очень тяжело, ведь мы строим то, что никто и никогда не строил до нас. Я даже не могу уразуметь, как этот Ковчег нас сможет уберечь.

– Не ропщи, Ной! – прошелестел голос Бестелесного. – Не Ковчег – ОН убережёт! Ведь ОН тебя за праведника держит. Понимать должен!

Ной, закрыв глаза, склонил голову.

– Теперь слушай и внимай, – продолжал Бестелесный. – Не забудь выделить место для домашних и полевых мышей и прочих грызунов.

– Да где же я найду для них место! – всплеснул руками Ной. – Там и так уже повернуться негде, такая теснота.

– Посели их вместе со змеями, скорпионами и прочими ядовитыми тварями.

– Ты шутишь, наверное, со мной, – с надеждой в голосе спросил Ной. – Ведь твари ядовитые в мгновение ока сожрут всех мышей.

– Вспомни, Ной, что ОН сказал: «В Ковчеге все твари будут уживаться мирно. Никто никому не навредит: ни человеки – зверям, ни звери – зверям, ни звери – человекам».

– А человеки – человекам? – спросил Ной.

– Фильтруй базар, Ной, и не вводи ЕГО во гнев, – возвысил голос Бестелесный. – Неужто Авеля с Каином вспомнил, родню свою? Твоё это бремя и приплода твоего, ты его и неси. – И после недолгого молчания добавил: – Хорошенько просмоли днище и стены Ковчега, чтобы не осталось щелей. Да, и вот ещё, не забудь – отверстие в крыше должно быть маленьким, не больше чем в локоть.

– А мы не задохнёмся там без окон? Нас ведь там будет много, – кивнул Ной в сторону Ковчега.

– Уповай на НЕГО, Ной, и не бойся ничего.

С этими словами Бестелесный отлетел, а Ной, тяжело вздохнув, отправился домой. Путь его лежал через лощину, поросшую низкорослыми деревьями и кустарником. Дальше начиналась небольшая роща. Тропинка хорошо была видна в лунном свете. Наступила спасительная вечерняя прохлада. Ной шёл, задумавшись над тем, что сказал ему Бестелесный. Постройка Ковчега близилась к концу, а с окончанием строительства наступал и конец всему, что составляло жизнь Ноя и его семьи. Да если бы только его семьи! Тяжело было Ною думать об этом. А не думать он не мог. Сознание того, что он один знает то, что не дано было знать ни одному живому существу, о приближающемся конце света для всего живущего на земле, давило и отравляло само его существование, лишало покоя и удовлетворения от его в прошлом тихой и размеренной жизни. Некогда весёлый и открытый душой, Ной за эти полгода стал хмур и внутренне сосредоточен. Ведь он был простой землепашец и кормился от трудов своих, почитал родителей: отца Ламеха и мать Циллу, был предан брату своему и сестре, любил жену и в строгости растил детей своих, приучая их с раннего возраста к труду и почитанию родителей. Сыновья выросли и обрели жён своих. Пришло время и им обзаводиться домами и детьми. Ной с Милкой мечтали о внуках. Казалось, жизнь как река будет протекать в своём проторённом русле. А теперь надо было распрощаться со всей прошлой жизнью и всем, что её наполняло: домом, каждодневным трудом на земле ради хлеба насущного, друзьями, своими близкими, просто знакомыми людьми и даже родительскими могилами. А что их ждало впереди? Один только ОН знает…

Мысли Ноя оборвались. Он остановился около густого терпентинного куста. Всякий раз, проходя мимо него, Ной испытывал неописуемое душевное волнение. Именно здесь, у этого куста, тогда и произошла эта встреча, перевернувшая всю его жизнь.

Тем ранним утром Ной шёл к себе в поле. Вокруг стояла такая необычная тишина, от которой у Ноя даже заломило в ушах; ни один лист на деревьях, ни травинка на земле не шелохнулись. И только этот большой терпентинный куст, стоящий на его пути, источая густой аромат струящейся смолы, раскачивался как от порывов сильного ветра.

– Ной! – вдруг услышал он. В первый момент он даже не понял, что это обращено к нему, и продолжал идти, но потом что-то словно остановило его. Ещё ничего не понимая, он обернулся и, не увидя никого, хотел идти было дальше, как снова услышал, что кто – то сказал ему:

– Ной! Это я, Творец и Создатель, обращаюсь к тебе, подойди!

Ной остолбенел. Это было непостижимо: слышать отчётливо слова, возникающие из ниоткуда. Они, эти слова, словно рождались в его сознании. Глаза же его были прикованы к шевелящемуся кусту. Ной приблизился к нему и в страхе остановился.

– Давно призрел я тебя, Ной! Жизнь ведёшь ты праведную и непорочную. Поэтому и обрёл ты благодать пред очами моими. Слушай и внимай!

Ной замер, не неотрывая глаз от куста.

– Когда создал я человека по своему образу и подобию, отвёл я ему жизнь вечную. Но не выдержал предок твой искушения и соблазна. Возжелал он познать то, что не дано было ему знать. Тогда и лишил я его жизни вечной, одел его и праматерь твою кожею и спустил их на землю. Отвёл я им работу на земле в поте лица до скончания века их, – голос на мгновение умолк. – Не скрою от тебя, Ной, – думал я, что, познав таинство совокупления, начнут люди плодиться и размножаться во искупление греха первородного для того только, чтобы заселить землю, которую я им отвёл. Но вижу я, что напрасно борется дух мой с плотью человеческой. И борение это – бесконечно и не имеет смысла. Воскорбел я в сердце своём, ибо вижу, как велико стало развращение людей на земле. Опаскудели людишки. Сыны человеческие стали брать дочерей человеческих не только себе в жёны для продолжения рода своего. Все их мысли и помышления сердец – в похоти и разврате во всякое время. Растленна стала земля, ибо извратила всякая плоть свой путь на земле. И раскаялся я, Ной, что сотворил Человека, – голос творца возвысился до грозного звучания.

Ной похолодел от страха. Он понял, что сейчас прозучит приговор.

– Я решил истребить весь род людской с лица земли, а заодно и всех скотов, гадов и птиц небесных. Короче – всё живое на земле. Я наведу на землю потоп водный и затоплю всю землю.

Ной стоял совершенно оглушённый обрушившейся на него вестью, с поникшей головой.

– С тобой же, Ной, я поставлю Завет мой: ты с женой своей Милкой и сыновья твои с их жёнами будете спасены.

– Чем же я, Создатель, лучше других? – искренне удивился Ной.

– А тем, что жил по моим законам: землю возделывал, плодился, но не прелюбодействовал.

«Неужто пронесло? – мелькнуло в голове у Ноя. – Не узнал старик», – он с испугом вспомнил красавицу Аду, жену Серуха – гончара из Харрана. Правда, давно это было, но было!

– А теперь слушай меня внимательно и запоминай всё, что ты должен сделать, – повелел голос.

И Бог подробно объяснил Ною, где и как построить Ковчег для своего спасения.

– Сроку даю тебе на постройку Ковчега – полгода. Знаю, трудно тебе будет, ведь не строитель ты вовсе. Поэтому будет тебе во всякую помощь – Бестелесный. Слушай его и следуй всем его указаниям. Возьмёшь с собой в Ковчег также от всякого скота, от всех гадов, от всех животных и от всякой живой плоти по семи пар чистого и по паре нечистого, мужского пола и женского, для будущего разбавления. Да не забудь взять с собой всякой пищи и корма для пропитания своего и животных.

– А как долго мы будем спасаться в Ковчеге, – спросил Ной.

– Сорок дней и ночей я буду изливать потоп водный, пока не потоплю всех дышащих и имеющих ноздри на земле. Да и после этого вода умножится и уйдёт не скоро. Думаю, около года, – ответил Творец.

– Творец мой, – в глубоком волнении воскликнул Ной. – Где же я наберу столько продовольствия для семьи своей и фуража для прокорма животных?

– Возьми пищи всякой и кормов, сколько заготовишь. А о количестве не заботься – не убавится. Манны небесной не обещаю, но и с голоду никто не умрёт. – И, подумав, добавил: – Да и в каком виде манна моя дойдёт до тебя, когда все хляби небесные распахнутся… И вот ещё что, – продолжил ОН, – не мешкай, завтра же приступай к строительству. Сыновья твои будут с тобой. А теперь запомни главное: о моём Завете с тобой знаем только ты да я! Проговоришься кому-либо до срока: жене, детям, брату, другу – истреблю и тебя, и род твой. Знаю, тяжело будет тебе носить в сердце своём Завет мой, но верю в тебя. А теперь ступай.

Куст замер и тут же вернулись все звуки утреннего леса: щебет птиц, дуновение ветерка и шелест листьев. Ной, очнувшись как после тяжёлого сна, почувствовал необыкновенную усталость, прошёл немного и сел на ближайший камень. Он хотел обдумать всё, что он услышал. Однако до конца осознать всё, что произошло, Ной смог не сразу. Между тем солнце поднялось уже высоко и стало припекать. Начинать работу в поле в этот час было уже поздно. Да он и не смог бы работать сегодня. Ной собрался уже было идти домой, его переполняло, хотелось поделиться с Милкой, она была разумной женой и помощницей во всём, но, вспомнив завет ЕГО, Ной понял, что обречён на одиночество. В этом была его жертва во имя спасения семьи. Ной посидел ещё, размышляя об услышанном, потом поднялся и пошёл домой.

Он шёл, погружённый в свои мысли, не видя ничего вокруг.

– Здравствуй, Ной! – окликнули его. – Ты сегодня рановато обратно, солнце ещё не зашло. Это был Нахор, его сосед. Он был шорник, и Ной как раз проходил мимо навеса, под которым он работал. Обычно, встречаясь, они обменивались новостями и любили побалагурить обо всём. Но сейчас Ной только рассеянно кивнул Нахору и прошёл мимо, не сказав ни слова. Теперь, когда он был обременён таким страшным знанием того, что вскоре должно было произойти, любая встреча стала для Ноя тяжёлым душевным испытанием. Ной шёл по посёлку, стоял дневной зной, и улица, к счастью, была пуста: мужчины работали, а женщины сидели по домам и занимались детьми и хозяйством.

Дома его так рано не ждали. Милка стирала, а невестки работали по дому.

– Что-то ты сегодня рано, Ной, – сказала Милка. – Не случилось ли чего? – увидев его расстроенное лицо, спросила она.

– Нет, просто не здоровится. Пойду полежу. Постели мне в тени под навесом, – попросил Ной.

– Может, дать тебе травяного отвару? – спросила Милка.

– Не надо ничего, я просто хочу отдохнуть, – ответил Ной.

Он лежал, закрыв глаза, снова и снова перебирая в памяти недавний разговор с НИМ.

Хорошенькое дело, держать ЕГО Завет в тайне! В тайне от всех? А что он скажет вечером Милке и всей семье о предстоящем строительстве? Как объяснить им такой крутой поворот в их жизни? А младший брат его Аран и сестра Ревекка, живущие в Бефсахаре, а соседи, друзья?.. Что сказать им?

А уж когда Ной подумал о том, ЧТО всех их ждёт через полгода, ему стало совсем тошно. Неужели придётся проститься со всем, что было в его жизни? И они все погибнут? А что будет с ним – Ноем и его семьёй потом, после потопа? Эти вопросы мучили Ноя, но оставались без ответа. Он открыл глаза и, глядя в небо, впервые в своей жизни обратился к НЕМУ:

– Творец мой! Зачем выбор твой пал на меня?! Как же тяжела твоя благодать! Укрепи дух мой и силы мои перенести выпавшие на мою долю испытания и выполнить Завет ТВОЙ!

Вечером, когда вся семья собралась за ужином, все обратили внимание на необычно сосредоточенное выражение лица Ноя. Он был хмур и ел молча. Когда все поужинали, он сказал:

– Слушайте меня внимательно и не перебивайте вопросами. Завтра я с Симом, Хамом и Иафетом начинаю постройку…

Он запнулся, так как сам до конца не представлял ещё себе, что они будут строить. Знал только, что ОН назвал это Ковчегом.

– Постройку нового жилища. Строить будем не здесь. Утром я покажу место. А в поле работать будут Руфь, Хеттуру и Наама. Если времени у нас хватит, то поможем вам, но, думаю, что придётся вам одним управляться в поле. А матери вашей, – он взглянул на Милку, – здесь по дому работы хватит.

Все словно оторопели. Повисло тягостное молчание. Слышно было только потрескивание лучины, горевшей в глиняной чаше. Нарушил молчание Сим.

– Отец! Зачем нам нужно строить новый дом, да ещё в другом месте. И этот дом для нас хорош. Мы здесь родились, всех знаем, и нас все знают. Здесь наши друзья, соседи, – слова его резали Ноя словно по-живому. – И потом, когда у нас с Руфью появится первенец, я построю себе свой дом. А там и Хам с Иафетом… – Он остановился, не договорив, увидя выражение лица Ноя. Таким он ещё никогда не видел своего отца.

Ной понимал всю справедливость того, что говорил Сим. Но если бы Сим знал то, что знал Ной!

– Вот что я скажу всем вам. – Ной оглядел притихшую семью. – Не спрашивайте меня больше ни о чём, всё равно я вам не отвечу. Будем делать то, что я сказал. Нам будет тяжело, но в этом промысел Творца и участь наша!

Всю ночь Ной ворочался и вздыхал. Милка пыталась выспросить его о том, что всё это значит, но он так посмотрел на неё, что вопросы замерли у неё на губах. А рано утром Ной вместе с сыновьями отправились к тому месту, которое накануне Ною указал ОН. Они шли рощей, которой обычно ходили работать в поле, но, не дойдя до него, свернули к пологой лощине. Места были им знакомы. Когда лощина кончилась, они вышли к большой поляне. Здесь Ной остановился.

– Строить будем здесь, – ровным, но твёрдым голосом, не допускавшим возражений, объявил Ной.

Сим, Хам и Иафет с изумлением огляделись вокруг.

– Но, отец, здесь же ничего нет! – воскликнул Хам. – Ни жилья, ни дороги. Да и поле наше отсюда дальше, чем от нашего дома.

– И что же, мы здесь будем жить одни? – поддержал брата Иафет. – А что будет с нашим старым домом?

– Отец! – вступил Сим. – Вы и сейчас не можете нам объяснить, что означают все эти перемены?

Ной вздохнул, обвёл своих сыновей взглядом и сказал:

– Вам ещё многому предстоит удивляться, и многое покажется вам непонятным, смешным и нелепым. Вы ещё испытаете насмешки над собой и своим отцом со стороны соседей и даже друзей. Вы тоже не сможете найти ответов на вопросы, которые вам будут задавать. И ещё, самое важное, всё, что вы здесь будете делать и видеть, вы должны хранить в себе и не рассказывать ни одной живой душе. От этого будут зависеть жизни ваши и ваших близких.

Он помолчал и закончил:

– Я заклинаю вас следовать тому, что я вам сейчас сказал.

– Ну что же, а теперь начнём, пожалуй! – услышали они раздавшийся словно из ниоткуда голос. Это не был голос их отца и звучал он странно – был ровным и тихим, но внушительным.

Они оглянулись, стараясь понять, где находится сказавший это, и только старый Ной всё понял сразу: это был тот, о котором ОН вчера сказал – Бестелесный.

– Обойдёмся без представления, – струящийся рядом с Ноем воздух обозначил примерное место пребывания Бестелесного. Ребята по-прежнему продолжали вертеть головами, стараясь увидеть говорившего.

– Я рядом, но вам не дано меня видеть, только слышать. Я здесь, чтобы помочь вам в строительстве Ковчега и отвечать на все вопросы, относящиеся непосредственно к этому строительству. Посторонних вопросов прошу мне не задавать.

Бестелесный показал им, где лежат приготовленные для строительства инструменты, и рассказал, для чего они нужны и как ими пользоваться. Когда он указал размеры Ковчега, сыновья Ноя не поверили своим ушам. Они не могли себе даже представить сооружение таких размеров.

– Отец, нам будет не под силу построить такой огромный дом. Он же размером с эту поляну, – уже даже не спрашивая, зачем такой огромный дом был им нужен, обратился к отцу Сим.

За Ноя ответил Бестелесный:

– Во-первых, запас карман не тянет; а во-вторых, запомните: глаза страхом полны, а руки дело делают. Сейчас я расскажу, с чего нужно вам начать. Каждое утро здесь, на этой поляне, вы будете находить всё то, что необходимо для строительства. Я буду вас учить строить, только не ленитесь. Помните: работы у вас много, а времени мало.

Когда односельчане узнали, что старый Ной вместе с сыновьями затеял какое-то небывалое строительство, они были страшно удивлены. Ведь ради этой небывалой стройки Ной с сыновьями забросили полевые работы!

– Да разве могут женщины заменить здоровых и сильных мужчин в поле? – судачили соседи.

Но когда жители посёлка увидели, каким громадным и уродливым будет это жилище, без единого окна, с одной маленькой дверью, они решили, что Ной сошёл с ума. Поначалу каждый день селяне приходили смотреть на небывалое строительство и порядком мешали Ною, отвлекая его и сыновей разными вопросами и даже насмешками. Бестелесный в таких ситуациях отсутствовал. Даже соседские мальчишки, встречая проходившего по улице Ноя, кричали ему вдогонку:

 
Старый Ной построил дом,
Нет дверей и окон в нём!
 

Ной сначала было сердился на них, но потом, представив только, что их ждёт впереди, жалко улыбался, а на глазах его выступали слёзы. Но особенно тяжело было ему встречаться с Химафеем, своим старым другом. Химафей был лет на шестьдесят старше Ноя и был Ною как старший брат. Их дома стояли рядом, и они дружили всю жизнь. У Химафея было три внука и самый младший – Раган – очень привязался к Ною. Ной тоже полюбил его всей душой, ведь своих внуков у него до сих пор не было: играл с ним, когда приходил в гости к другу, и даже вырезал для него из орешника киннору, маленькую свирель. Однажды, возвращаясь с работы и проходя мимо дома Химафея, он услыхал, как тот позвал его:

– Эй, Ной, дружище! Давно не был. Заходи, посидим, выпьем молодого вина.

Химафей был старый виноградарь и научил Ноя премудростям виноградорства. И вино у Химафея было лучшее в округе. Они сидели во дворе дома Химафея в тени виноградной лозы и пили вино, которое им принесла в глиняном кувшине Лия, жена его. Но обычно живая беседа на этот раз не клеилась: Ной молчал и только гладил по голове сидевшего рядом с ним маленького Рагана. Он не мог заставить себя смотреть Химофею и Лие в глаза.

– Ной, – обратился к нему Химафей. – Вчера я был на той поляне и видел, что ты строишь. Я долго прожил на свете и не видал такого дома. Да и дом ли это? Скажи, почему ты решил уйти от нас и строиться в другом месте? Или мы были плохими соседями и друзьями? Может, тебя или кого из семьи твоей обидели? Я замечаю – в последнее время ты стал другим: людей избегаешь, хмуришься и глаза прячешь. Может, скажешь старому другу, что с тобой? Могу ли я тебе чем помочь?

Ной тяжело вздохнул и посмотрев в глаза Химафею, ответил:

– Друг мой, мы вместе много лет и понимаем друг друга с одного взгляда и с полуслова. Мне сейчас очень тяжело, но помочь ты мне не сможешь, а сказать тебе, что меня гнетёт и гложет, я не смогу. – Ной вздохнул. – Поэтому, прошу тебя, не спрашивай меня ни о чём.

Он подошёл к Химофею, обнял его и вышел.

– Что с ним? – спросила Лия. – Ничего не понимаю. И Милке он тоже ничего не рассказывает.

Химофей только пожал плечами и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.

Ной словно очнулся от этих воспоминаний. Он не мог сказать, как долго он пробыл у этого куста, вспоминая и вновь переживая события прошедших месяцев. Однако пора было возвращаться домой, ему ещё надо было проверить упряжь для ослов. Дома его ждали с ужином, несмотря на то, что он пришёл поздно. Поев, Ной напомнил Руфи, Хеттуру и Наами, что с завтрашнего дна они будут возить к Ковчегу земляную смолу из Фекола. Потом Ной осмотрел ослиные упряжки, которые для него сделал шорник, они были в порядке – Нахор был настоящий мастер.

Прошло ещё несколько дней, и они закончили смолить Ковчег. Дело это было для них новое, но благодаря Бестелесному они с ним быстро и хорошо справились. Всё было готово. В конце рабочего дня Ной c ребятами собирались уже идти домой, когда послышался знакомый голос Бестелесного:

– Отпусти, Ной, сыновей домой – пусть идут. Разговор есть.

Он умолк, подождав, пока не стихли шаги ребят.

– Ну что же – Ковчег построен. Пропитание ваше и корма для скотов и животных заложены. Завтра утром ты, Ной, и вся семья твоя взойдёте в Ковчег и будете принимать скот всякий, приходящий, ползущий и летающий: чистого по семи пар, нечистого – по две пары. Так ОН велел. Забота ваша – разместить всех тварей правильно. Домой вы уже не вернётесь. Сыновей и женщин своих предупреди, чтобы не пугались зверей хищных и гадов ползущих. Ты помнишь, Ной? Никто и никому в Ковчеге зла не причинит!

Ной кивнул головой, давая понять, что помнит Завет этот и всё понял правильно. Он подумал, что в его семье никто уже не спрашивает его ни о чём и ничему уже не удивляется. Правда, Ной не знал, что в его отсутствие семья всё время обсуждает то, что они делают, и самое главное – для чего? Но все понимали, что должно произойти что-то невероятно важное, что полностью изменит их жизнь. И эта неизвестность беспокоила всех больше всего на свете.

Между тем Бестелесный продолжал:

– Завтрашний день, Ной, – твой последний здесь. Ты и жена твоя, и сыновья твои с жёнами должны уйти на рассвете. Прощаться ни с кем не надо! Когда вы все до последнего взойдёте в Ковчег, ОН сам затворит за вами дверь и осмолит её. Семь дней вы будете ожидать начала потопа, но выйти из Ковчега вы уже не сможете. Вы будете в Ковчеге до конца потопа, а потом ОН вспомнит о тебе, Ной.

За ужином Ной объявил, что утром они все должны навсегда покинуть дом. И хотя каждый из них был внутренне к этому готов, слова Ноя всех ошеломили. Женщины плакали, а мужчины молча разошлись по своим углам.

– Завтра нам предстоит тяжёлый день, – сказал Ной. – Вы не должны бояться того, что вы увидите, – поднимаясь из-за стола сказал он. – Нам надо отдохнуть и набраться сил. Ложитесь спать, – с этими словами Ной задул лучину.

Сам Ной в эту ночь так и не сомкнул глаз. Перед его мысленным взором проходили многие из тех, кого он завтра должен будет оставить здесь навсегда. Им всем предстояло очень скоро уйти в небытие: близким и дорогим ему – сестре и брату, друзьям и соседям, людям малознакомым и незнакомым совсем. А когда он вспомнил о маленьком Рагане, Ной даже застонал. Милка, крепко обняла и прижалась к нему. Она сердцем чувствовала его страдания, хотя, как и все, не представляла себе, что должно вскоре произойти. Ной же думал о том, как тяжело прощаться, когда хоронишь близкого тебе человека. А как жить после того, как ты похоронишь весь окружающий тебя мир?..

Перед рассветом Ной с семьей, собрав нехитрые свои пожитки, покинули дом и направились к Ковчегу. Они шли по посёлку, не встретив, к счастью, никого из соседей. Им не хватило бы никаких душевных сил объяснять что-либо.

Ещё на подходе к поляне они услышали громкий гул, в котором можно было различить и львиный рёв, овечье блеяние, мычание, рыки диких зверей и множество иных звуков. Когда же они подошли ближе, их глазам представилась фантастическая картина: вся поляна, на которой стоял Ковчег, и прилегающая к ней лощина были полны животными, как дикими, так и домашними; окружавшие поляну деревья склонялись под тяжестью сидевших на их ветвях, птиц, обезьян, лемуров, белок и прочей живности. Ною пришлось успокоить испугавшихся всего этого женщин. Они осторожно пробирались к Ковчегу, стараясь не наступать на шуршащих под ногами змей, крокодилов и ящериц. На камнях тут и там сидели лягушки, тритоны. Рядом ползали скорпионы и другие неведомые им пауки. Воздух роился от множества жуков, пчёл, бабочек и прочей мошкары. Кого тут только не было!

Но самым удивительным было мирное сосуществование всех зверей, животных, птиц и гадов земных. Антилопы и овцы щипали травку прямо перед носом у львов и тигров; змеи не поворачивали голов на сидящих рядом сусликов, кроликов или полевых мышей; рядом с крокодилом овечка пила воду из ручейка, а гепарды с ягуарами расположились рядом с семейством косуль. По соседству паслись верблюды.

– Прямо эвакуация какая-то, – тихо пробормотал незнакомое, но как-то неожиданно пришедшее ему в голову слово Ной. – Поистине неисповедимы пути твои и желания, Творец.

В дикой кaкофонии звуков от сгрудившихся вокруг Ковчега зверей, Ной объяснил своим, как и куда селить животных. Ещё раньше Бестелесный подсказал, что на нижней палубе должны разместиться все гады ползучие, крокодилы, бегемоты, а также птицы и насекомые; на средней – дикие и хищные животные; а на верхней – Ной с семьёй и домашние животные.

Они разделились: Ной с Милкой занимались расселением на верхней палубе; Сим и Руфь – на средней; Хам и Хеттуру – на нижней, а Иафет с Наамой следили за порядком у входа в Ковчег. К их великому удивлению, животные, словно повинуясь чьей-то невидимой воле, спокойно поднимались в Ковчег и следовали к отведённым для них местам. Так же послушны были пресмыкающиеся, крокодилы и прочие земноводные, птицы, жуки и насекомые.

В этих хлопотах день пролетел как мгновение. Перед заходом солнца Ковчег был полон, и все заняли отведённые для них места. Поляна, на которой стоял Ковчег, опустела. Наступила относительная тишина, прерываемая только отдельными звуками, издаваемыми разными животными или птицами. В этой тишине Ной услышал напутствие Бестелесного:

– Слушай, Ной! Сейчас ОН сам закроет дверь в Ковчег и осмолит её снаружи. Станет темно, но ты сможешь видеть смену дня и ночи сквозь оконце в крыше. Ещё семь дней Ковчег будет стоять, и вы будете все в нём, пока не начнётся то, что должно произойти. Помни, Ной, ОН тебя не оставит. Вы будете спасены.

Сразу же после этих слов они услышали, как захлопнулась дверь в Ковчег, и почувствовали густой аромат свежей смолы. Дверь словно бы опечатали. Наступила кромешная тьма. Милка зажгла на верхней палубе несколько лучин. Зажгли лучины и на средней и нижней палубах. Им было страшно находиться одним в полной темноте и неизвестности среди огромного количества диких животных. Все собрались вместе, чтобы наконец поесть и обсудить всё, что произошло в этот день с ними. Но разговора не получилось – настолько все были душевно и физически подавлены.