Текст книги "Хромой. Империя рабства"

Глава 4

– Мм…

– О, очнулся, герой.

Голос знакомый. Ба! Клоп! Я открыл глаза. Яма лазарета, в смысле лекарская по-местному. Я уже пару раз просыпался здесь после палок.

– Вонючий, я жив? – Память обрисовала последние слайды.

– Да как сказать. Пока – да. Но это ненадолго.

– Я его убил?

– Нет. Ты же еще жив.

– Ну да. А чего не убили?

– Так кормы сказали, что отец зелени не хочет скандал развивать. Это же позор, побил самый слабый раб.

– Ты это, за языком-то следи…

– Ну почти самый слабый.

– Вот, другое дело. Я же все-таки третий. С конца.

– Я рад, что ты шутишь, только…

– Чего? – Голова болела ужасно, и тошнота прямо накатывала, похоже, сотрясение.

– Ну…

– Смертник ты, – раздался незнакомый голос.

Я повернул голову. На соседних нарах лежал здоровенный незнакомый мужик.

– Да он уже знает, – поддержал незнакомца Клоп, совсем не обнадеживая и не щадя моих нежных чувств.

– А ты кто? – спросил я мужика, хотя по отсутствию волос на голове и лице уже догадывался.

– Это корм, из пришлых, – пояснил Клоп. – Ты уже третий день отдыхаешь. Вчера полсотни новых привели. Их кормы с нашими встретились.

– Кто кого?

– Ваши нас, – ответил мужик. – Но одного я отправил к богам.

– Шикарно. Кого?

– Кривого, – ответил вместо мужика Клоп.

– О-о-о. – Я хотел посмеяться, но вырвался только вздох, отдавшийся в ребра. – Я бы тебе руку пожал, если бы ты не был кормом. Так понимаю, ты тоже праздничный пирог?

Мужик промолчал.

– Клоп, чем он меня так? – Я ощупывал голову.

Такой шишки не бывает. Она выпирала, казалось, еще на размер моей головы вбок.

– Не знаю. Думал, ты расскажешь.

– Бревном, – ответил корм. – Ты прямо легенда у рабов. Говорят, так ребенка уделал.

Я засмеялся, Клоп поддержал.

– Че хмыритесь, я бы на месте отца убил сразу, а не к лекарям.

– Так это не он меня, а отец. Клоп, а чего с этим? – Я повел глазами в сторону корма.

– Легонько помяли, – понял меня раб.

– Что, так обгадишься? – спросил корм, поняв мой намек.

– Да нет, почему, только встать бы…

– Вы это, мужики, прекращайте, – вмешался Клоп. – Нам сдыхать вместе… похоже.

Особо артачиться я не стал, но и с кормом не разговаривал больше. Клопа увели в этот же день. Корма на следующий. Меня еще раз посещал шаман. Я так понял, сотрясение и трещина ребра. Шаман поднял меня на ноги за два дня, и я тоже оказался в загоне, впрочем, ненадолго.

– Клоп, Чустам, Ларк, Хромой, Толикам, собирайте вещи, пойдете со мной, – произнес Жирный.

Я, конечно, ждал этого момента, но сердце все равно ушло в пятки. Внутренности тоскливо сжались: «За что, боже? Ну за что ты так!»

Через десять минут, отведенных на сборы, нас, опустивших головы, вели в кузню. Там во избежание попыток побега на ноги наденут кандалы, которые снимут лишь перед ареной. Руки. Десять дней жизни. Десять последних дней жизни. Орки уважали воинов, поэтому в эти руки мы не будем работать. Нас будут обхаживать, разумеется, в рамках нашего статуса. Мы будем есть сколько хотим, нам разрешат один раз воспользоваться рабыней, вот, собственно, и все обхаживание.

Строй рабов равнодушно смотрел на нас. Каждый в этот момент думал: «Как хорошо, что не я». Я их понимал, конечно, но легче от этого не становилось.

Отдельная яма-землянка на пятерых в отдельной же локации, в смысле загоне, огороженном жердями. В загон выходить можно, за него – нет. Через трехметровый проход – следующий загон, туда скоро прибудут наши соперники из других кланов. Выход за пределы огороженной территории запрещен. Если заметят вне загона, можно остаток недолгих дней не только в кандалах провести, но еще и прикованным к здоровенной чушке, а то и в рабском ошейнике на цепи. Ну и палок, несмотря на свой статус смертника, напоследок получить.

Все попавшие, в принципе, были своими, кроме Чустама. Чустам – это давешний помятый корм не из наших.

– Толикам, а тебя за что? – спросил я безобиднейшего мужика.

– За надежду.

– Понятно, что ничего не понятно. Ты не мудри, прямо скажи.

– Историю рассказывал, как рабы победили хозяев, – объяснил Клоп.

– А-а-а, политический.

– Ты ведь не в деревне вырос, Хромой? – посмотрел на меня Толикам.

– Че ито?

– Знаешь много, думаешь не так, как селяне.

– Так по акценту-то не понятно, что я не местный? А у нас деревенские образованные.

– Рассказал бы, а то всегда любопытно было, что за страна такая – Замухрынск? Недолго нам осталось, к чему теперь тайны?

– Не-э, Толикам, пусть я останусь самым загадочным рабом, хоть в чем-то впереди всех.

– Эй! Воины! – раздалось с улицы. – Держите.

Клоп, гремя цепью, мелкими шажками вышел из землянки. Вернулся он со средних размеров котелком в одной руке и пятью лепешками в другой.

– Пидрот сказал, что мы можем костер на улице развести. Представляете? Даже травы на отвар дал.

– О-о-о, даже мясо есть, – произнес Чустам, заглядывая в котелок.

Рассматривать кашу мы не стали и, выйдя из ямы, уселись с котелками по привычке на бревне.

– Ларк!

Раб вздрогнул и инстинктивно сжал двумя руками горшок.

– Ты не торопись. Наслаждайся. Тут никто не отберет. Мало будет – еще наложишь. Сам. Сколько хочешь.

Наелись мы до состояния тюленей на лежбище.

– Хо-о-о, – вздохнул Клоп, – сейчас бы еще отварчику.

– Да можно, но лень, – отозвался Толикам. – Ларк, не разведешь огонь?

– Я разведу, – неожиданно предложил Чустам.

Никто не стал возражать. От сладкой истомы и сытости клонило в сон.

– Как свиньи перед забоем, – решил пофилософствовать я. – Чтоб жирок нагуляли.

– Отстань, Хромой, – ответил Клоп. – Дай насладиться.

– И ведем себя так же, – подержал меня Толикам. – Наелись и поспать.

– А-а-а, ну так давайте, предлагайте выход, – лениво произнес Клоп.

– Вон, корм его уже ищет.

Чустам разжег огнивом огонь под котелком с водой и теперь отжимался.

– Тебе, Клоп, тоже не помешало бы, – предложил я.

– Почему только мне?

– А нас хоть затренируй, все равно толку не будет.

– Ну почему? – возразил Толикам. – Меня, например, когда танцам учили, преподавали и боевой.

– Это как?

– Изображать бой в танце. Там движения, конечно, артистичные и меч бутафорский, но очень с боем схоже.

– То-то орки удивятся, когда ты танцевать на арене начнешь.

Мы засмеялись, даже Ларк тайком улыбнулся, отвернувшись от Толикама.

– Чего это вы ржете, – подошел Чустам, успокаивая дыхание.

– Да Толикам решил на арене станцевать, – просветил его Клоп, рассказав о боевом танце.

– Хорошее дело, – вполне серьезно ответил бывший корм, присаживаясь рядом, – видел я как-то раз. Не каждому воину под силу то, что они вытворяют на сцене. Вода закипела. Ларк, заварил бы?

Раб нехотя встал и пошел к костру.

– Ты ведь уже не корм, – высказал я свое недовольство Чустаму, – и распоряжаться не можешь.

– Так я и попросил его, а не заставил. Может, хватит на меня порыкивать? А то прикрываешься рабами, а сам ни на что, кроме как поскуливать, не способен. Насмотрелся я таких умных, только людей своей злобой баламутишь. А как до дела…

Договорить он не успел, так как отвлекся на перехватывание руки. Поймав мою кисть, нанес по ней удар, выбивая заточку. Следом его кулак успел побывать в области моего солнечного сплетения.

– Я не хотел так резко с тобой разговаривать, – продолжил он, остановив жестом вскочившего Клопа. – Только знаю, что с такими, как ты, упертыми, по-другому нельзя – не понимаете вы. Нам остались одни руки, а ты сейчас будешь дней пять злобу на кормов выказывать, прежде чем гордость сменит понимание приближающегося конца. Если сможем выйти живыми, там и разберемся, а нет – духами встретимся и поговорим. Знаю ведь, что бежать задумал, так поделись со всеми умом.

– Чтобы ты про это оркам выложил? – восстанавливая дыхание, прошипел я.

– Хотел бы, уже и про железку твою, – он ногой подтолкнул ко мне заточку, – и про зубильце, что в кузне спер, рассказал бы. Только ведь мне легче умирать от этого не будет, все равно на арену. Подумай, потом поговорим.

Корм, клацая цепью, пошел к дровам, где, выбрав полено потолще, стал поднимать над головой.

– Я не успел… – начал было Клоп.

– Нормально все. Есть о чем подумать, – успокоил я приятеля.

Отвар пили в молчании. Я пытался успокоить вулкан злобы внутри, остальные после нашей с Чустамом стычки тоже не были расположены к разговорам. Корм, позанимавшись, ушел в яму.

– И вправду надеешься? – спросил Толикам.

Я покосился на Ларка. Он, конечно, забитый, но в наушничестве замечен не был. Да и кому ему стучать. Кормов он еще больше, чем я, ненавидит, а орков боится как огня.

– Так подыхать или иначе, тут хоть какой-никакой шанс.

– И как?

– Осмотреться надо. Кандалы снять попробовать.

– У меня снимаются, – вдруг подал голос Ларк.

Он приподнял штанину, оголив ноги-спички, и, выгнув ступню, почти выскользнул из кандалов. Затем вернул ногу обратно.

– У тебя шанс уже есть.

Ларк отрицательно мотнул головой:

– А вдруг поймают?

– Поймают, значит, поймают.

– Бить будут. Да и страшно одному, не был я никогда там. Говорят, там волки есть.

– Где там? – поинтересовался я.

– На свободе.

– А как в рабство попал?

– Родился рабом. В клане Древнего Топора. Там иногда рабыням разрешают иметь детей.

Я никогда не интересовался судьбой Ларка. Где-то в глубине души мелькнула жалость к нему. Я вон уже два мира видел, а он кроме орочьего рабства ничего. Видимо, у Ларка редко бывают собеседники, поскольку обычно молчаливого раба понесло:

– Я много раз у кормов за бревнами просился, лес посмотреть, но они не берут меня. А в клане Древних Топоров я однажды скалы видел. Это такие огромные камни из земли торчат.

Ларк замолчал, видимо поняв, что мы-то их тоже видели и объяснять не нужно.

– Не переживай, – хлопнул парня по плечу Клоп. – Насмотришься еще.

– А вы возьмете меня?

Кот из «Шрека» мог отдыхать после слов Ларка, такая детская надежда и непосредственность в них была.

– Конечно, возьмем, если соберемся, – уверил Клоп.

– Я еще отвара принесу. – Ларк, смешно передвигая ноги, заковылял к котлу.

– Зря вы так обнадеживаете, – раздался из дверей голос корма.

– Ну так сходи, вдарь ему разок, – ответил Толикам, – чтобы образумить парня.

Из ямы послышался звон цепей. Чустам вышел и присел рядом.

– Ты прости меня, Хромой. Я правда не хотел обидеть. Просто у самого пока в голове все не укладывается. А тут ты смотришь на меня словно дикий хрумз, ну я и не вытерпел, высказался. Ну а уж на удар ты сам напросился.

– Так с вами, кормами, по-другому нельзя. Вам же раз уступишь, вы и на шею сядете…

– Достало это – корм, корм. А ты побудь им, думаешь, легко?

– Никогда не собирался и не стану. Вот сейчас предложат вместо арены, не пойду.

– Ладно, если так, – усмехнулся Чустам. – Обычно за меньшее, чем жизнь, шли.

– Как ты?

– Как я.

Корм на некоторое время замолк, потом продолжил:

– Лет пять назад у нас место корма освободилось. Прежний неправильно понял орка и в дом к нему зашел. А там то ли дочь голая была, то ли еще что, да и не важно… забили его до смерти. Ну и парни из моего отряда, с которыми мы в плен попали, предложили кому-то из нас пойти, мол, остальных подкармливать будет. Кинули жребий – выпало мне. Я сначала не хотел, а потом подумал: стану кормом, буду нормально распределять работы, опять же прикрыть остальных рабов смогу, каши той же побольше сыпануть в котел. В общем, согласился. Ну вроде как такой корм-защитник, – криво усмехнулся Чустам. – Первые руки так и было, а потом… Началось все с работ. Я, как и хотел, закрывал глаза на то, что не выполнено, и спать разрешал днем, но рабы есть рабы, почувствовали вольницу и совсем перестали работать. День, два так. Орки потребовали ответа от нашего старшего, а тот не стал покрывать. Вкатили мне первоначально пятьдесят палок, да старшему десяток и заставили доделывать то, что не доделали рабы, и через двое рук я ничем не отличался от остальных кормов.

Перевели потом на кухню. Я как увидел богатство такое, сыпанул каши в котел побольше. Остальные кормы посмеивались про себя. Оказалось, крупа рассчитана ровно на руки, а мне хватало только на восемь дней. Рабы заволновались, поголодав раз, и опять дошло до орков. Опять мне палок выдали. Да еще орки заинтересовались, что это за корм такой второй раз под палками, и решили проучить меня. Нашли недостатки в работе моих парней и привели троих на палки. А бить, значит, поставили меня. Прописали-то по пятьдесят всего. Ну вот, бью я, а второй корм считает. Понятно, вполсилы бью, но палка есть палка. После того как закончил, орк прогырчал по-своему, мол, из пятидесяти палок засчитываются только три, остальные повторно – слабо бил. А чтоб я понял, то столько же и мне, в науку всем кормам. После сорока семи парень еле живой был. Ну и мне сорок семь, понятно. А орк снова, мол, еще тридцать не засчитаны, но наказывать будем не сегодня, а когда раб на ноги встанет. С остальными парнями так же. Мне в тот день больше палок не досталось. На пятый раз парни умоляли меня бить со всей силы, а сам я еле держался от палок.

– Этакий корм поневоле, – подытожил я.

– Нет. Шел сам, – спокойно ответил Чустам. – Чего это я, в самом деле, выворачиваюсь? Объяснить хотел… Да ладно…

Бывший корм встал и ушел обратно в яму.

– Чего ты на него взъелся, Хромой? – спросил Толикам. – Как бы ты поступил? Он ведь тоже раб.

– Не знаю, Толикам, может быть, так же поступил бы, а может, и нет. Что его теперь жалеть? За то, что палкой махал? Ларка жалко, хоть и пентюх, а его – нет.

Вечером нас вновь заперли в яме.

Глава 5

Утро, спокойное утро. Первый раз за много лет здесь. Просто лежу. Повернув голову, встретился взглядом с Клопом. Он хотел что-то сказать, но я приложил палец к губам. Как прекрасно. Если бы не кандалы, под которыми зудела сбитая кожа, вообще было бы счастье.

– Эй, вояки, – раздалось с улицы одновременно с лязгом снимаемого запора.

– Тьфу, кор-р-рм, – прорычал Клоп, вставая. – Все испортил.

– Согласен, – подключился Толикам. – Надо будет сказать, чтоб позже приходил.

– Нарочно раньше появляться будет, – пробурчал Клоп.

– Выходите. Считать будем.

– Пусть сам идет, – произнес из угла Чустам.

– Иди считай! – крикнул Клоп.

– Если зайду, то не один. Думаете, вы первые такие наглые?! – крикнул в ответ Одноглазый. – Палки никто не отменял. Много вам нельзя, конечно, но по пятерочке каждое утро и вечер могу организовать!

Завтракали в тишине. После завтрака не спеша пили отвар. Мимо прошли знакомые рабы в сторону строящихся ям-землянок.

– Бедолаги, – равнодушно произнес Клоп.

– Ты о нас? – спросил Толикам.

– Нет. О них. Сколько им еще так корячиться. А тут скоро свобода.

– Ты так уверен? – с сарказмом произнес Чустам.

– Да. На арену или нет, но больше не увижу эту вонючую степь с зелеными мразями.

Мы немного помолчали.

– Не знал, что ты философ. – Я встал и пошел к бочке с водой.

– Просто надоело.

После завтрака Чустам и Клоп пошли тренироваться, мы с Толикамом вернулись в яму – пытаться снять кандалы. Толикам держал на здоровенной клепке кандалов зубило, а я бил по нему поленом. На каждую ногу приходилось по два расплющенных стержня толщиной миллиметров двенадцать. Ларк то выходил, то заходил обратно.

– Чего ходишь? – не вытерпел я.

– Цепью гремлю. Знаете, как вас там слышно?

– А-а-а, извини. Продолжай.

Минут через пятнадцать Ларк вновь вбежал:

– Кормы!

Мы, спрятав инструмент, вышли наружу.

– Считать пришли, – оповестил Пидрот. – Показывайте кандалы.

Как хорошо, что мы не успели особо повредить клепки.

– Чего-то вы часто? – спросил Чустам.

– Так вас раз по пять, а то и десять в день проверять положено. Еще не было такого, чтобы кто-то сбежать не попытался.

– И что, убегали?

– Нет. Всех в версте от деревни ловили. Бывало, правда, убивали тех, кто сопротивлялся. Да чего рассказываю, ты у наших-то спроси, они расскажут. Не первый день Карлана встречают. Конечно, своими глазами посмотрят первый раз. – Жирный противно улыбнулся. – Может, кто поведает потом – как оно там?

– А что с победителем происходит?

– Не знаю. При мне никто из наших не побеждал. Но из соседних кланов, слыхал, однажды даже отпустили на свободу.

– Расскажете? – спросил бывший корм, когда ушли проверяющие.

– А что тут рассказывать? – пожал плечами Толикам. – Правду Жирный сказал. Бытует легенда среди рабов, что победителя отпускают. Выводят его действительно живым, а что дальше, только духи знают. Орки не особо с нами беседы ведут. А сбежавших всех ловят, я не слышал о таких, чтобы убежали. Опять же знаю, что троих как-то не привели обратно. То ли убили, то ли не нашли, никому не ведомо. Ты как будто первый день в рабах!

– Не первый, но клан Кизана, откуда привели наш торб, в такой глуши находится, что у нас даже если кто сбежит, точно без запасов не выйдет из степи. У нас до леса руки идти. А о празднике мы и не слышали никогда.

– Лошади нужны, – произнес я.

– Ну ты мечтатель, – хмыкнул Клоп. – К ним рабынь-то не всех допускают.

– Твоя Свайла ведь бывает на чистке? И вызовется пойти к нам, когда предложат?

– Наверное, – не очень уверенно произнес Клоп.

– Вы чем-нибудь кроме утех занимались? – У меня начали закрадываться смутные подозрения в излишнем бахвальстве друга.

– Да какие утехи. Так, перемигивались да подарки друг другу делали.

– Ты же рассказывал!

– Ну а что я скажу? Что за ручку иногда держимся? Вы же засмеете…

На некоторое время все замолчали. Мы так и не отошли от забора, у которого нас проверяли кормы, и теперь все стояли, опершись на него.

– А что, рука-то мягкая? – спросил я.

– Иди ты. – Клоп развернулся и мелкими шажками, чтобы кандалы не врезались в ноги, побрел к яме.

– Подожди, – окликнул я друга, так же смешно преследуя его. – Ну а запах-то хоть приятный?

– Иди ты, Хромой.

– Так я и иду, подожди!

Ближе к полудню мы все собрались на бревне около ямы. После утренней внеплановой проверки кормы приходили еще дважды.

– Ну что, вождь, какие планы? – спросил Чустам.

– Это когда я себя кормом провозгласить успел?

– Почему кормом? Вождем. Тебе все так или иначе в глаза заглядывают.

– Не-э-э, не пойдет.

– Что, не по лошади груз? Ты же всем надежду дал?

Ловко меня бывший корм подловил. Можно было, конечно, сказать, что никому и ничего я не обещал, но настроение у парней и так тухлое, а если еще я начну отпираться… Жалко их, а еще больше себя. В чем-то этот холуй прав, рабы смотрят на меня, и пусть уж лучше умрут, злясь на кого-то, чем тоскуя последние дни.

– Ты-то сам что предлагаешь?

– Было бы что предложить, предложил бы.

– Дня через два девчонок приведут, – подумав, сказал я. – Надо у них узнать, где лошади. Кандалы снять с такими проверками только разве что ночью, но тоже не выйдет, шуму много. «Лепешек» надо наготовить, – я напропалую нес чушь, – а там видно будет. В праздник суета, рабов много бегает, опять же шумно будет. Да и должны же снять их с нас когда-нибудь.

– В последний день поздно будет, – включился Толикам, – нас под усиленной охраной будут держать. Все время рядом орк будет.

– Пятеро мужиков – один орк.

Гробовое молчание повисло после этих слов – орков боялись. Орк воин, это не корм, это вообще не человек, это страшная сила. Да и не привыкли уши рабов к столь открытому высказыванию против хозяев.

– Что замолчали? Орк это не дух. Рассказал бы, Толикам, лучше что-нибудь о празднике. Может, и мысли какие появятся.

– Я же только с чужих слов.

– А мы ни с каких. Рассказывай.

Толикам вздохнул, он все время вздыхал, когда вел рассказ через силу. Я уже давно заметил эту его особенность.

– Ну праздник проходит раз в лето. Собираются все орочьи кланы. Испокон веков повелось, что это время самое лучшее для торговли в приграничье, потому как орки ни на кого не нападают. Первый день отведен разнообразным орочьим забавам типа скачек на хрумзах и стрельбы из лука. Наша очередь на второй день. Рабов выставляют на бои для веселья перед борьбой орков. Поскольку кровь оркам проливать нельзя, а оросить степь она обязательно должна, рабов заставляют биться насмерть. Лучший воин этого дня удостаивается особых почестей, каких – не знаю. Рабов обычно заковывают в кандалы и только в ночь перед праздником кандалы снимают и уводят в клетки на арене. Есть в этот день не дают, мол, воин должен быть голодным, чтобы раны были легче, и злым. Перед выходом дают выпить какую-то гадость, после которой люди звереют. Бьются кто чем может. Оружие выбирать будем сами. Того, кто отказывается биться, убивает специальный орк, но убивает не просто так, а вспарывая живот, что символизирует смерть не воина, а животного. Ну вот в общем-то и все.

– Ты, Толикам, конечно, извини, но ты не рассказчик, а даже не знаю кто, – произнес Чустам, нарушив общее молчание. – Хромой вон и то красивей говорит.

– Вам легенды нужны или правда? Могу рассказать, как победителю вожди кланов дают по капле крови, и шаман его превращает в орка. Поверите?

– Да он не хотел обидеть, – сам не знаю почему заступился я за корма. – Просто прям вообще безвыходно.

– А вы ожидали, что я вам расскажу, как уйти от орков?

– Ну хотя бы, а лучше как стать потом богатыми и счастливыми.

– Да не вопрос, идете в академию, становитесь голубыми рабами, а потом попадаете в рабство к оркам. Богатство не знаю, а впечатлений на всю короткую жизнь.

– Лучше бы про горы рассказал, – вздохнул Ларк.

– Говорят, – Клоп вытянул ноги, – на севере, где в холода замерзает вода и снег лежит по полгода, не имеет значения, с татуировкой ты или нет.

Вообще в этом мире, по крайней мере в той части, где я бывал, снег скорее редкость, как и нормальные морозы. Правда, рабам, поскольку изобилия одежды у нас не могло быть априори, даже местные зимы были в тягость. Я в зимнее время часто вспоминал фильмы про войну, где пленные немцы кутались в самое разнообразное тряпье. Рабы очень на них походили.

– Есть такие земли, – подтвердил Чустам. – Мы как-то раз туда купца сопровождали. Я тогда себе куртку меховую купил. Рабов не видел, нет вроде как у них этого. Так что про беглых не скажу. Но тоже слышал, что бегут туда. Только далеко это очень, и не все доходят.

– Вот бы туда, – вспомнил я родной Урал, там в лесах и вправду целой деревней затеряться можно.

– Пошли, – съерничал Чустам.

– Давай после праздника, а то хозяева обидятся.

– Договорились.

– А что, Клоп, там нет власти империи? – желая как-то поддержать разговор, спросил я.

– Да земли-то имперские, – вместо Клопа ответил Чустам, – только там народу почти нет, и поэтому отряды империи небольшие. Да и воинов туда обычно вместо каторги отправляют, за прегрешения. Поэтому не больно-то они свой зад будут отрывать ради поисков беглых. Разве что сам к ним придешь.

– Ну что, пойдем тренироваться?

– О, наконец за ум решил взяться?

– Не-э-э. Просто скучно. Столько лет изо дня в день работал, а тут раз, и нечего делать. Ну и, может, еще день себе выиграю. На большее-то куда рассчитывать. Поставят против тебя или Клопа, и все.

– Сила, конечно, много значит, но встречал я хороших бойцов и мелкого телосложения.

– Да ладно? – подковырнул я бывшего корма.

– Ну пожилистей тебя, конечно, – поправился он.

Надолго меня не хватило. Я, конечно, привык к работе, но делал ее всегда не спеша. А тут нагрузки. Через полчаса я вновь сидел на бревне, утирая рукавом струящийся пот.

– Ты не бревна поднимай! – крикнул мне Чустам. – Силу все равно не успеешь развить. Двигайся, чтобы как можно дольше не выдохнуться.

Сон после таких нагрузок на рабский организм был мертвым.

Третий день уже не особо радовал освобождением от работ. Я, да и не только я один, тоскливо проводил взглядом рабов, идущих после распределения на работы. Хорошо им, жизнь еще немного продлится. Я помнил о том, что лучше раз поклевать мясо, но в нашей ситуации ни мяса, ни падали, лишь смерть на потеху зеленым ящерицам. Хотя нет, падаль была…

– Показывайте кандалы.

И это второй раз за утро. День прошел в истоме после жратвы и тоскливых мыслей. Вялые разговоры быстро затухали. До нас начинало доходить истинное положение вещей.

– Завтра вам девок приведем, – сообщил Пидрот. – Так что мойте свои стручки.

Это несколько оживило вечер. Когда нас заперли в яме, мы принялись гадать, кто завтра придет к нам.

– Вот бы светленькую, – мечтательно произнес Клоп.

Все сразу поняли, о ком он. Светленькая прибыла с месяц назад и числилась в королевах красоты местного рейтинга.

– Не надейся, – обломал его Толикам, – она кормам тоже нравится, ей ласки и так хватает.

– Да знаю, но хочется…

– А мне Курточка нравится, – присоединился я к одному из любимых занятий мужиков всех времен – обсуждению женского пола.

Курточка, а по данному родителями имени – Ивика, была миниатюрной девчушкой, наверное, моего возраста. Хотя, может, и постарше. Прозвище ее происходило от мехового предмета одежды, который и курткой-то назвать сложно. Дыра на дыре и облезлым мехом погоняет. Но тем не менее она года три не снимала ее даже летом. Потом с дизайнерским чудом, видимо, что-то произошло, и она сменила стиль, а вот прозвище осталось.

– Так она же плоская?

– Ну и что, а мне нравятся такие, да и миленькая она. Она как стрельнет глазками, так мм…

– Ты что? Уже все?

Рабы засмеялись.