Текст книги "Хромой. Империя рабства"

Глава 6

После таких разговоров засыпалось тяжело. Мысли крутились вокруг юбок. Рабыни были, конечно, не порнозвездами, ну так и мы смотрелись далеко не как мачо. Самые здоровые из нас, Клоп и Чустам, тянули внешне на крепких стариков. Загар на лицах и шеях был темно-коричневым и создавал резкий контраст белоснежному телу – рубахи, ну а уж тем более штаны дозволялось снимать только на помывке или в яме.

Все тело, а в моем и Чустама случаях и лицо были испещрены шрамами, мелкими и не очень. У меня самый заметный был на верхней губе – орченыш как-то заехал мне так, что треть губы о зуб почти полностью срезало. Поскольку рана не угрожала жизни, пришлось заниматься самолечением, то есть ходить пару дней, прижимая оборвыш к месту, на котором он раньше рос. Это украшение мужчины не скрывал даже пушок над губой. Мелкие ссадины я вообще в расчет не беру. И упоминать о мозолях и загрубевшей коже не буду. Апогей нашей красоты – прическа, причем как на голове, так и… не угадали, на бороде. И там и там стрижку делали раз в два месяца, вне зависимости от желания. Стригли либо здоровенными ножницами – в нашем мире подобными, наверное, овец стригли, либо просто срезая ножом. Нет, ну конечно, можно было и заточкой побриться, но это значило выдать ее наличие. Самым радикальным способом было подпаливание, соответственно не начисто. Мне в связи с наличием всего лишь нескольких жидких волосков на подбородке и верхней губе бритье было не нужно. И данный факт не мог не радовать, когда я наблюдал за рабами, приводящими горящей палочкой растительность на своем лице хоть в какую-то форму после стрижки.

– Толикам, – раздался в тишине шепот Ларка. – Толикам…

– Мм?

– А как это… Ну, с женщинами. Я это… Я не знаю. Куда там надо пихать?

Шепот Ларка в оглушающей тишине был что крик. Первым не выдержал Клоп. Спустя пять секунд хохотали все. Не буду пересказывать тот инструктаж, что получил в этот вечер наш девственник. Уснули уже далеко за полночь.

Надо сказать, рабы с большим пиететом относились к женскому полу. Такую нежность, какую испытывали мы, я точно знаю, ни в одном фильме не увидишь, вот прямо нежность-нежность, на грани щенячьего восторга.

У бочки с утра было не протолкнуться. Хотя, казалось бы, нас всего пятеро. Помывка по пояс много времени не заняла. А вот ниже, да еще и при наличии кандалов и отсутствии нормальной купальни… Была мысль мыться в яме, но если наплескать там воды, то потом дня три воздух становился тяжелым. Поэтому победила мужская взаимовыручка. Мы вчетвером обступали пятого, который осуществлял приведение в должный вид своей нижней части. Штаны у всех были мокрыми, но это только поднимало настроение, так как давало некий простор для тупых шуток.

– Кто хоть знает, надолго их приведут? – Обычно уравновешенный Чустам сегодня явно волновался.

– Осьмушки на три, – ответил Толикам. – Ну а если что кормам дать… Хотя кому я объясняю.

Осьмушка – это восьмая часть дня, собственно, и из названия ясно. Я иногда переиначивал в час – уж очень на местном «осьмушка» похоже звучит, а рабы списывали на мой акцент. Точно соотнести с часом данную единицу времени я не мог, так как измерительный эталон из моего индустриального прошлого захватить не успел. Пытался одно время соотнести с пульсом, но, к своему стыду, не мог вспомнить, какая частота пульса у человека. К тому же он, как и сила тяжести этого мира, могли отличаться.

К подготовке встречи с женским коллективом подошли серьезно. Навели как могли порядок в яме. С осьмушку только территорию делили одеялами, обустраивая каждый свое гнездо. Кашу, выданную с утра кормом, даже есть не стали – оставили рабыням, они наверняка голодные. Хотя если честно – не лезло ничего в глотку.

Девчонок привели ближе к полудню. Духи, наверное, услышали меня, потому что среди рабынь была Курточка. Клоп зря сомневался в Свайле, статная женщина с грудью немалого размера игриво смотрела на него. Удивительно, как годы в рабстве не согнули ее спину. Партнершу каждый из нас выбирал сам. Таковы уж реалии этого мира – мужчина занимает главенствующее положение. Чустам шагнул к объекту моего вожделения первым, Толикам шепнул ему:

– Курточка.

Бывший корм повернулся ко мне и подмигнул, выбрав стоящую рядом с Курточкой женщину.

Вы можете осуждать их, можете – нас. Наверное, с точки зрения нашего цивилизованного мира безнравственно заниматься сексом с почти незнакомым человеком, при этом зная, что это только секс. Но как же хотелось женской ласки, и я знал, что рабыням этого хочется не меньше.

Последним выбирал Ларк. Понятно, что его выбор был номинальным и ограничен одной рабыней, кстати, совсем даже не страшной, разумеется, по меркам рабства. Но парень замер, опустив глаза. Клоп подтолкнул его. Ларк сделал шажок и снова застыл.

– Ну раз не хочешь… – начал Жирный.

– Как не хочет? – чуть ли не прорычал Чустам и, схватив за руку, практически перекинул Ларка на несколько шагов, отделявших того от рабыни. Потом взял ее руку и вложил в ладонь Ларка. – Еще как хочет!

– Ну ладно, давайте, к вечеру подойду.

– Это, Пидрот, подожди.

Мы отошли от забора к яме. Чустам о чем-то шептался с кормом минут десять. После чего вернулся к нам с сияющим лицом:

– До утра.

– Это как ты его? – спросил Клоп. – Он вроде злым должен быть на тебя? За Коряка.

– Да у меня остались кое-какие вещи в общей яме. А злиться ему не за что. Раньше Коряк был старшим кормом, а теперь он. Так что он мне еще и благодарен должен быть.

– Кто ж их сейчас отдаст, вещи?

– Отдадут. Там мой друг.

Как бы объяснить те чувства, с которым рабы относились к прекрасному полу, ту детскую и наивную нежность, направленную на получение недетского наслаждения.

– Так это… Чустам, – представился своей избраннице бывший корм.

– Экна, – улыбнулась она, почти не размыкая губ.

Но этого хватило, чтобы заметить отсутствие одного зуба. Наверняка она стеснялась этого, как и шрама, спускающегося по скуле, который был частично прикрыт подобием платка.

– Хромой, – назвался и я.

– Да это-то мы знаем. – Свайла, с которой мы с Клопом не раз перекидывались шутливыми фразами, была на положении старой знакомой. – А как по имени? А то у нас даже ставки делали, гадая.

– Алексей.

– Ну хоть что-то узнали, – вступил в разговор Толикам.

– А чего это вдруг такое пристальное внимание к моей персоне?

– О как, он может говорить, оказывается, – усмехнулся Клоп.

Разговор был, в принципе, ни о чем, но этот треп потихоньку рассасывал неловкое напряжение между нами.

– Тем не менее?

– Ну да ты такой милашка, хотя и худоват, – вступила в разговор девушка Ларка, хотя девушкой она была годков этак двадцать назад, что при не очень продолжительной жизни рабов вводило ее в статус скорее близкий к пожилому возрасту. – Так и хочется за щечку потрепать. Правда, Ива?

– Ну да, – скромно ответила моя избранница тонким и нежным голосом.

Хотя, возможно, таким его в моем восприятии делали бушующие гормоны.

– Чего это ты оробела? – удивленно произнесла Свайла.

– Да как-то…

Я, повинуясь мужскому инстинкту защитить девушку не важно от чего, сам не ожидая от себя, приобнял Курточку и прижал к себе. Она уткнулась в мою грудь лицом.

– О-о-о, да у вас тут любовь, оказывается, – ухмыльнулся Чустам. – То-то ты нам про нее заливал вчера. Ну что, дамы, приглашаем на обед, а то чего это мы стоим.

Дам приглашать дважды не пришлось. Еда – это святое.

– Хороша каша. А вы чего ж? – спросила Свайла, заметив, что мы не прикоснулись к котлу.

– Растолстеть боимся, – ответил Чустам. – Вы не переживайте. Нас и так три раза кормят. Сейчас Жирный еще принесет.

Хотя мне кажется, что если девчонки и переживали, то где-то очень глубоко, но фраза бывшего корма тем не менее помогла рабыням оправдать перед собой свою страсть к еде. Иными словами, чувство вины от объедания нас, смертников, и так-то было мизерным, а теперь вообще исчезло. Только поели, как появился корм с очередным котелком, в этот раз почему-то был не Жирный.

– На ужин принесу на всех, а теперь только ваши порции, на них не положено.

– Спасибо, Ролт, – улыбаясь, забрал котелок Чустам.

– Развлекайтесь.

Видно было, что рабыни рады бы и этот котелок оприходовать, но привыкший к полуголодному состоянию в это время дня желудок уже не принимал. Пиалита по прозвищу Палка, девушка на сегодняшний вечер Толикама, попыталась, но очень быстро сдалась:

– Никогда бы не подумала, что скажу это, но – не могу.

– Ну вот теперь и нам можно. – Толикам взял свой горшок у Пиалиты.

Пока мы ели, рабыни успели оценить нашу обитель с развешанными внутри шторками. Свайла разок выбежала, забрав оставленный около бревен маленький горшочек.

– Готовятся, – сладострастно произнес Чустам.

Хотя все это и так поняли, за исключением, наверное, Ларка. В горшочке было зелье, выдаваемое шаманом. Эта зеленоватая мазь служила противозачаточным и обеззараживающим средством одновременно.

О том, чтобы не залететь, ну, и понятно, не подхватить чего, рабыни пеклись особо. Если последнее само по себе неприятно и нежелательно, то беременность могла стоить рабыням жизни. Поскольку рабсилу орки даже на время терять не хотели, то прерывание беременности проводилось сразу, как только заподозрят. Каким способом, не знаю, но после этой операции рабыни переставали получать удовольствие от секса и больше никогда не беременели. Кроме того, существовала высокая вероятность смертельного исхода.

– Клоп, иди сюда, – позвала Свайла из землянки.

– Спрашивают, где чья кровать, – объяснил нам вернувшийся через минуту Клоп.

– Эх, – многозначительно вздохнул Чустам.

Я краем глаза глянул на Ларка, тот находился если не в прострации, то уж точно не с нами.

– Ларк, ты чего?

– Я не буду.

– Почему? – удивился Клоп.

– Не хочу.

– Не понял? Что за ерунда?

– Не хочу, чтоб у орков появились новые рабы.

С одной стороны, фраза парня была смешной ввиду его неосведомленности о противозачаточной мази. По той же причине его фраза совсем даже не вызывала смеха. На его месте я, наверное, наплевал бы на возможную беременность. Вкратце мы провели еще одну воспитательную беседу с Ларком.

– Боюсь, – ответил он нам.

Чустаму надоело убеждать его:

– Клоп, попроси Свайлу, чтобы с… не знаю, как ее зовут, поговорила.

– Линака, – понял, о ком идет речь, Клоп.

– А мы этого силой, если надо, доставим.

– Хорошо, – поднялся Клоп.

– Не надо, – испуганно произнес Ларк.

– Переговори, – повторил Чустам. – Ничего в этом постыдного нет, а умереть, так и не познав женской ласки, я тебе не дам. Это… это… Потом сам расскажешь. Еще благодарить будешь.

– Вы смеяться будете.

– Конечно, будем. Тебе-то вот не побоку?

В итоге Ларка почти волоком затащили в яму, когда рабыни разрешили нам войти.

Я с замиранием сердца проник в свой уголок. В яме было темно, но за годы в рабстве я научился видеть почти как кошка. Ива лежала уже раздетой. Поскольку все тряпье, включая сменные штаны, ушло на создание видимости перегородки, то прикрыться ей было нечем. Ее платье тоже висело подвязанное к одеялу и стенке в качестве занавеси. Я прилег рядом и прикоснулся пальцами к обнаженному животу. Слова в нашей ситуации были излишни.

– А что ты рассказывал обо мне? – Мы уже минут пятнадцать просто лежали.

– Когда? – Я не сразу понял, о чем она.

– Ну, Чустам говорил…

– Что ты мне нравишься.

Ива явно напрашивалась на комплимент, а я не сразу вспомнил, что любой девушке, независимо от положения, надо говорить о ее красоте.

– Мечтал, чтобы именно ты пришла.

– Врешь.

– Нет. Ты мне действительно очень нравишься.

Очень мешали кандалы и спущенные штаны, но не настолько, чтобы не ответить на нежности девушки еще раз.

Из ямы мы начали выползать уже ближе к ужину. Рабыням для их потребностей отнесли ведро воды в землянку.

– Пусть плескаются, потерпим как-нибудь, – сказал Толикам, относивший ведро.

– Да пусть хоть все там зальют, – согласился Клоп.

– Ну как? – спросил Ларка Чустам.

Парень не ответил, но густо покраснел. Поскольку у него, как и у меня, еще не было бороды, это было очень заметно даже на коричневой от весеннего загара коже.

– Ну вот, а ты не хотел, – хмыкнул бывший корм. – Клоп, а ты поговорил о деле?

– Конечно. Вы, значит, нежились, а я языком чесал. Успею еще.

Демоны. Как же это прекрасно… Конечно, был безудержный секс, с крайне обостренными впечатлениями, подчеркнутыми длительным воздержанием. Были признания в любви, было много чего. Но основное наслаждение было не в этом. Нет, телесная близость это вещь, но как бы объяснить… Смех. Радость. Невинные шутки. В эти моменты я забывал, что раб. Пусть на короткое время, но забывал.

Все будто бы во сне. И, как любой сон, закончился и этот. Практически сразу после ухода девчонок в яме словно вакуум образовался. Гнетущая и пустая тишина. Следующие сутки тоска, словно вампир, высасывала из нас соки.

– Как хреново-то… – Чустам потирал затылок.

– Да ладно тебе, нормально было, – лежа на бревне и равнодушно рассматривая проплывающие по небу облака, произнес Клоп.

– Я и не говорю, что было плохо. Только мутно теперь как-то.

– Согласен, – поддержал я корма, поднимаясь из лежачего положения. От созерцания кучерявых облаков, которому мы с Клопом предавались последний час, начала кружиться голова. – Только думаю, нам не светит больше такого.

– Ты опять? – Чустам гневно посмотрел на меня.

– Больше не буду. Клоп, расскажи еще раз.

Он уже рассказывал вчера об их со Свайлой разговоре, но лучше выслушать на трезвую, не затуманенную воспоминаниями о женском поле голову.

– Основной табун пасется примерно в осьмушке пути от поселения. Охраняют обычно пять-шесть орчат. Точное положение табуна сложно определить – все время кочуют. Лошадей подгоняют для конкретных задач. Скажем, надо за бревнами ехать – подгоняют сколько надо. Но на время праздника обычно есть временный табун – принять лошадей приезжающих, да и так вдруг понадобится. Пасется рядом, но где – тоже неизвестно.

– М-да. Никак.

– О, соседей пригнали. – Толикам кивнул головой в сторону противоположной локации.

– Привет, мужики! – прихрамывая на обе ноги – вторая затекла, подошел я к забору.

– Иди ты… Мы вас, свиней, на палке вертеть будем.

Моя ответная речь была с тем же смыслом, но немного резче, да и слово «свиньи» я поменял на более подходящее, ассоциирующееся в нашем мире с цветом татуировки Толикама, так что в целом соседи смысл поняли.

– Ты че, сука, давно фекалий не жрал? – продолжил я.

– Я тебя сам ими накормлю, – раздалось в ответ.

– Чего это они? – спросил я у своих. – Вроде слова плохого не сказал.

– Да правильно делают, – ответил мне Чустам, – нам через несколько дней пластать друг друга. Злобу нагоняют.

– Ну мне-то точно нагнали.

– Дурак. Хочешь победить – оставайся спокоен. Лучше даже от орочьего зелья отказаться.

– А как же злость перед боем?

– Тоже неплохо, только не для тебя, а для сотника. Один под зельем ярости пятерых стоит. Только обычно гибнет.

– Тут-то один на один.

– Не знаю. Может, здесь и хорошо. Но мне привычней, когда в бой идешь спокойным и разумно осмысливаешь происходящее.

До полудня думать ни о чем не хотелось. После обеда мы стали мыслить более конструктивно.

– Предлагаю ночью попытаться сорвать оковы, а утром затянуть в яму кормов и бежать, – сказал Клоп. – Там найти табун и стырить лошадей.

– Почему не вечером? – спросил Чустам.

– Ночью бежать удобней. Да и уверен, орочьи выкормыши ночью спят.

– Вечером запирать приходят попарно, один у ворот дежурит. Да и неожиданней утром.

– Еще идеи есть?

– Ослабить днем петли и выбить ночью дверь, – попивая отвар, предложил я. – Оковы срывать, укутав одеялами, чтоб шума не было. Только все равно под утро управимся.

– А вместо молота использовать котелок, надетый на бревно, – дополнил Толикам. – Так удар жестче.

– Ну все какие-то мысли, – подытожил бывший корм. – Давайте попытаемся. Успеем до утра – дверь вынесем, нет – корма к нам затащим.

То, что мы не успеваем до утра, стало понятно часа за два до рассвета. Не успевали расковать меня и Толикама. На меня, как самого тихоходного, было наплевать. Нет, звучало, конечно, как «не успеваем», но я-то понимал подоплеку того, что оказался последним в очереди. Обиды не было – своя шкура всяко любому дороже. С Толикама решили все же успеть сбить оковы и действовать по плану Клопа.

Я оставшихся три дня потешался над неудачливыми бегунами. Оказалось, что по причине прибытия рабов из еще трех кланов, а соответственно незнания их мыслей и способностей, кормы договорились проводить утреннюю побудку аж втроем. Своего рода усиление в честь праздника. Ну и куда четверке рабов против троих раскормленных кормов, вооруженных палками? И им было все равно, что наши тоже были с досками от нар в руках. Кормы избили ринувшегося напролом Чустама и вновь заперли дверь. Понятно, что в следующий раз ее открывали практически со спецподразделением, то бишь полным составом кормов в количестве девяти человек. Десятого – Корявого – еще не успели заменить. Отхватила наша троица – потому как Ларк впрыгнул обратно в свои оковы – по полной. Мало того, им еще и палок по пятерке прописали. И это было не финальной точкой. К вечеру передвижение троицы было ограничено цепью с ошейником. Мы с Ларком отделались просто палками. Ну так, за компанию.

Смеяться над ними было, конечно, жестоко и неразумно (сам мог попасть), но уж больно хотелось:

– Клоп! Ко мне! Ко мне! Кому я сказал?

– Хромой, не боишься, что будешь прихрамывать на обе?

– Не-э, тебе до меня не дотянуться.

– В яме поймаю.

– К вечеру отойдешь. Да и будешь ерепениться – каши не дам.

Паек нам, кстати, урезали до положенных двух раз. Пострадали не мы одни. Через день во второй загон от нас прибыли новые рабы из родного клана Ларка, которых не успели заковать в ночь. Парни быстро сориентировались и дали деру. Поймали четверых. Пятый не вернулся, но, по слухам, по причине смерти. В какой-то мере наши отделались легким испугом.

– Отвар будете? – Я принес котелок с кипятком и вымытые горшки прикованным, так как они даже до бочки теперь не доставали.

Самое плохое, что они и до выгребной ямы, огороженной типа маскирующими присевшего жердями, тоже не дотягивались. Но почетную обязанность убирать за ними я взвалил на Ларка.

– А меня еще упрекал, что я отношусь к нему как корм, – выразил мне недовольство Чустам после очередного похода Ларка с помойным ведром.

– Тебе хочется, чтобы я за тобой убирал? Или здесь будете нюхать?

– Нет.

– Да ладно вам злиться. Я тоже с вами мог попасть. Вот если бы не попытались – обидно было бы. Или как соседи. А так пяток палок да ошейник.

– Ну да, – вздохнул Клоп, потирая отекшую половину лица. Ему первому досталось при штурме кормами нашей обители.

Мы некоторое время посидели молча.

– Что, бегуны? – раздался голос Ролта от забора. – Веселитесь? Я вот тут что подумал. Помню, вы с девками так тепло прощались, прямо на слезу пробило. Так вот, очередь ваших соседей настала их попользовать. Сегодня их к ним поведем.

– Червь ты, Ролт, – огрызнулся я. – Фекалии-то на зубах не скрипят?

Парни тоже добавили от себя комплиментов корму. Он только усмехнулся. К обеду девчонок провели мимо нас к соседям. Корм что-то сказал рабам, и те, покосившись на нас, заулыбались.

Иву тащили к яме за волосы. Свайле перепало сразу по лицу. Вечером к душевным терзаниям добавились телесные – по пять палок всем нам за острый язык и ошейники мне и Ларку.

Глава 7

День Карлана наступил внезапно, в смысле как зима для наших коммунальщиков – вроде ждали, но не надеялись. Мысли в голове были мутными и вялыми. Нет, ну реально – я понимал, что смерть рядом, но вот когда уже идти к ней надо, ноги становятся ватными.

Само утро не предвещало ничего хорошего. Хотя какое утро. Практически ночью нас начали выволакивать и расковывать прямо во дворе по одному. Само избавление от оков – кайф, чего не скажешь о последующем помещении в клетку. Умыться нам не дали, поесть тоже. Единственное, выделили новую одежду, серую и мешковатую – понятно, что не на подиум ведут. В клетке мы постепенно оказались все пятеро. Перед клеткой была арена – поле с жухлой травой. Справа от нас стоял ряд таких же клетей, в одной я заметил наших будущих противников из соседнего загона. Хотя логику зеленомордых тварей было иногда сложно понять, могли и рабов одного клана друг с другом заставить биться. По краям поля не было ничего, это мы уже потом поняли, что границы арены есть, но они условны. Вскоре начали собираться орки. Они важно шествовали на, по всей видимости, отведенные им места, и перед каждой из компаний кормы выкладывали заточенные палки и камни, назначение которых выяснилось позже.

Толикам ошибся, предполагая, что мы не будем веселить орков в первый день. Главным цирковым номером сегодня были скачки рабов на диком хрумзе. Орки встали и взяли палки в руки. После чего на поле был выпущен мой бедолага. Хрумз метался по площадке, а орки с хохотом били его кольями. Каждый пытался ударить посильнее, когда зверь приближался. С задних рядов кто-то даже метнул пару кольев словно копья, попав ему в нос. Животное постепенно начинало злиться. Мохнатый хвост нет-нет да и бил по боку. Поняв, что вырваться из этого круга не получится, хрумз вышел на середину арены и встал, тяжело дыша и оглядываясь. В этот момент из дальней клетки орк вытащил раба.

Вытащил – это я уже додумал сам, так как все происходящее с того края нам не было видно, а добровольно к этому зверю я бы, допустим, сейчас не вышел. Хрумз не сразу бросился на раба. Заметив человека, он приподнял морду и несколько раз втянул ноздрями воздух. Сначала он шел шагом, потом скачками… Раб побежал. Последние метры хрумз пролетел в прыжке.

Взбешенный зверь просто разорвал ничем не вооруженного раба. Насмерть. На поле валялся кусок мяса, слабо напоминавший человека. Если бы я находился ближе – меня бы наверняка вырвало. А так словно фильм ужасов посмотрел. И каждой клеточкой прочувствовал, что нам предстоит.

– Да чтоб я духом стал, – произнес сзади Толикам. – Пусть лучше меня здесь убьют.

Десяток орков, держа перед собой копья, подошли к телу раба. Один из них ткнул в него копьем. Раб не шелохнулся.

– Идиоты, – почему-то прошептал Чустам.

Орк воткнул в раба боковой луч наконечника копья, загнутый назад, и потащил тело. Остальные прикрывали его.

То ли зверь спустил на первом пар, то ли ему самому не понравилось то, что он сделал, но на следующих рабов он не реагировал, а они не торопились к нему подходить. Из орочьей толпы в раба летели камни, если это не помогало, выходил орк с мечом и показывал, как будет вспарывать рабу живот.

Второй раб после такого показательного выступления нехотя пошел к хрумзу. На определенном расстоянии зверь, стоящий к рабу боком, начал коситься на приближающегося глупого человека. Когда их разделяло метров десять, хрумз развернулся и побежал навстречу. Раб бросился наутек. Удар лап в спину, и зверь с кошачьей грацией перепрыгнул через лежащего человека. Раб не шевелился. Хрумз, понюхав его, отбежал метров на пять-шесть ближе к середине арены, так как из толпы зеленомордых в него долетел камень.

Раб шевельнулся и ползком, на боку, не теряя из виду хрумза, стал отдаляться. Через несколько метров вскочил и побежал, придерживая одну руку. Из круга его не выпускали, тыкая кольями, как до этого хрумза. Раб отбежал от орков и встал, не зная, как дальше поступить. Он забыл про камни, и буквально второй булыжник попал ему в голову. Раб упал. Минут пять ничего не происходило. Потом оркам надоело, и к человеку выдвинулась похоронная процессия десятка орков с копьями. Один ткнул, зацепил копьем-крюком и потащил труп по полю.

Третий раб почти скопировал судьбу второго. Подошел. Побежал. Умер от удара зверя.

Судя по количеству рабов, выводимых на поле, кланов на празднике было одиннадцать, так как только что вывели уже десятого раба, и он был из соседней с нашей клетки. Выводили, тыкая кольями через решетку, того, на кого показывал пальцем старший орк. Из всех предыдущих не выжил ни один.

Несколько выходили с мечами, наверное, это разрешалось. Из этих отчаянных вступить в схватку с хрумзом решился только один, с довольно длинными волосами, завязанными в хвост.

– О, смотрите, лафот, – произнес Клоп, когда он вышел.

– У этого может получиться. – Чустам, уже потерявший интерес к зрелищу и сидевший в углу клетки, вернулся обратно.

– Что за лафот?

– Лафоты – народ с одного острова, где-то по пути в Паренские земли. Их с детства учат воевать, – просветил меня Толикам.

Вопреки надеждам Чустама, островитянин был убит с той же легкостью, что и его безоружные предшественники, хотя, надо отдать ему должное, он не побежал. Остальные вооружившиеся рабы бросали железо и делали ноги. Пятого или шестого убили, вспоров живот, так как он выбрал безопасное расстояние, где хрумз не реагировал, а от камней орков он мог уворачиваться. Покидав минут двадцать камни, орки выслали к рабу ту самую похоронную, а теперь уже карательную группу. Удар древком копья по голове, взмах мечом снизу вверх, и еще кричащего раба тащили, как и трупы, на крюке. Показательная акция отбила всякое желание повторять фортель раба.

Орк, оскалившись, ткнул пальцем в меня. Надо же, запомнил. Это был тот самый орк, наблюдавший за мной в загоне. Зеленомордый что-то прорычал.

– Залезешь на спину хрумзу или убьешь его, сможешь вернуться в клетку живым, – перевел мне единственный корм в их команде.

Орк прогырчал что-то еще, вопросительно глядя на меня.

– Что-то нужно? – равнодушно спросил переводчик.

– Гриб, – ухватился я за единственный шанс. – Нужен гриб радости. Такой маленький, в степи растет.

Корм хотел перевести мою просьбу орку, тот остановил его взмахом руки.

– Могу воду воинов дать. Злее будешь, – коверкая слова, но тем не менее понятно произнес орк басом.

Я отрицательно помотал головой:

– Нужен именно гриб. Я не буду его убивать. Я сяду на него.

– Хорошо. Сядешь на хрумза – награжу. Нет – живым не иди, будет долгая смерть.

Даже ради поисков гриба стоило его попросить, так как искали его около получаса. Хрумз стал за это время явно спокойнее, в отличие от орков. Они уже что-то выкрикивали с мест. Мне было видно, как орк, говоривший со мной, подошел к сидящему с другой стороны поля вождю нашего клана и что-то сказал. Вождь, выслушав его, кивнул и, встав, вышел из толпы. Орки сразу замолчали.

Тут надо сказать, что клан, в котором я был рабом, – главенствующий в степи, ну или в части степи, точно не знаю. Соответственно вождь нашего клана – глава степи. Собственно, поэтому Праздник тепла и проводился у нас.

Вождь толкнул довольно длинную речь. Орки отреагировали неоднозначно, но в общем гуле явно слышался смех.

– Варт, что он сказал? – спросил я корма-переводчика.

– Что Хырзамхур – орк, который с тобой говорил, поставил весь свой табун лошадей на то, что ты сядешь на хрумза. Поэтому ради такого зрелища можно немного подождать.

Грибы принес Жирный. Именно грибы, а не гриб, потому как их было целых два. Я, взяв их, закинул один в рот. Если ничего не получится, будет проще умирать. Но, помусолив, вытащил, решив последовать совету Чустама и остаться с холодной головой. А то хромой, да безголовый… Еще немного потянул время, пока один из орков не буркнул недовольно.

– Иди, – перевел корм. – Удачи.

– Спасибо.

Только я сделал несколько шагов, по рядам орков прокатился сдержанный смех. Эх, сейчас бы вискарика грамм этак сто, а не эту горькую гадость. Я инстинктивно сжал в кулаках грибы. А еще бы сигарету. Ну, в старых фильмах всегда разрешали покурить перед смертью.

Я, замечтавшись, чуть не перешел границу, на которой хрумз начинал реагировать. Остановился. Страха не было. Вру. Боялся до жути. Вот пока шел, думая о вискаре, не было. А сейчас впору в туалет проситься. Кстати, почему говорят, что, когда боишься, хочется в туалет? Мне вот не хочется. Значит, я не боюсь? Поднимающийся шумок на «трибунах» вернул меня в реальность. Я начал маленькими шагами поход к смерти, сжимая во враз вспотевших ладонях грибы. Шажок. Еще один. Споткнулся об один из камней. Зверь повернул ко мне голову. После некоторого раздумья я сделал еще шаг. Хрумз развернулся ко мне. Вокруг мертвая тишина. Слышно даже, как ветер треплет шерсть хрумза. Как же страшно ее было расчесывать. А он ведь так-то неплохой зверь. Еще шаг. Он пошел в мою сторону. Стой. Стой, Леха. Ни шагу назад. Позади… Хрен его знает что позади. Главное, стой. А почему Леха? Я ведь Хромой. Или Леха?

Хрумз перешел на легкий бег, но, видя, что я не убегаю и вообще не предпринимаю никаких действий, вдруг остановился в паре метров от меня, фыркнув при этом. Я с замирающим сердцем и, по-моему, не дыша смотрел на него. Наконец вспомнил про гриб и медленно протянул раскрытую ладонь.

– Ну, давай. Не бойся, бродяга. Я сам до жути боюсь. Но ведь если не смогу посидеть на тебе – умру. Мне очень надо. Я понимаю, что нормальный зверь не должен такого допускать. Но я очень тебя прошу. Очень. Возьми гриб.

Не знаю, что подействовало, запах гриба или чушь, которую я нес успокаивающим голосом, но он вытянул шею, принюхиваясь к тому, что лежало на моей ладони. На передачу первого гриба ушло минуты три, а может, десять или двадцать. Время понятие субъективное. Очень субъективное. Черт. Хрумз отошел.

– А у меня еще есть. Хочешь? – Я надеялся, что хрумз скопытится от такой дозы, ну или что там у него на лапах – скогтится.

Хрумз не отреагировал. Я медленно стал подходить к нему. Зверь мусолил в пасти первый гриб. Я попытался подойти к нему сбоку, но он резко отпрянул, развернувшись ко мне мордой. В огромных глазах с рыжей радужкой был немой вопрос: ты что, очумел, сморчок? Я протянул вторую ладонь. Хрумз отвернул голову. Не хочет. Ладно. Нет так нет. Второй гриб в руке мешался. Выбросить было жалко – вдруг еще пригодится, и я не придумал ничего лучше, ввиду отсутствия карманов, как засунуть его в рот. Похоже, хрумз, хоть и отвернул морду, все-таки следил за мной, поскольку тут же резко повернулся и не моргая уставился мне в лицо, вернее, в рот.

Я вытолкнул гриб языком на ладонь и протянул ему. Зверь подошел ко мне практически вплотную. Слизнув гриб слюнявым языком, он начал смаковать его. Я, не убирая руку, осторожно провел ею по морде хрумза, заодно вытерев липкую ладонь. Так, теперь сбоку надо зайти. Еле передвигая ноги, я стал заходить справа. Медленно пальцами, словно гребнем, провел по шерсти, шкура животного упруго дернулась. Не переставая изображать расчесывание, я приблизился к предполагаемому месту своего самоубийства. Все мысли из головы вымело клокочущим адреналином. Последний раз я запрыгивал так на лошадь. В детстве. Стоя при этом на перекладине забора, так как роста не хватало. И лошадь не имела клыков и когтей. Поставив руки на спину хрумза, я мысленно перекрестился. Иллюзий не было. Запрыгнуть я, может, и успею, но скинет он меня практически сразу, а вот что будет потом…