Текст книги "Сборник стихотворений 1838 г."
Автор книги: Владимир Бенедиктов
Жанр: Литература 19 века, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Владимир Григорьевич Бенедиктов
Сборник стихотворений 1838 г.
Горные выси
Одеты ризою туманов
И льдом заоблачной зимы,
В рядах, как войско великанов,
Стоят державные холмы.
Привет мой вам, столпы созданья,
Нерукотворная краса,
Земли могучие восстанья,
Побеги праха в небеса!
Здесь – с грустной цепи тяготенья
Земная масса сорвалась,
И, как в порыве вдохновенья,
С кипящей думой отторженья
В отчизну молний унеслась;
Рванулась выше… но открыла
Немую вечность впереди:
Чело от ужаса застыло,
А пламя спряталось в груди:
И вот – на тучах отдыхая,
Висит громада вековая,
Чужая долу и звездам:
Она с высот, где гром рокочет,
В мир дольний ринуться не хочет,
Не может прянуть к небесам.
О горы – первые ступени
К широкой, вольной стороне!
С челом открытым, на колени
Пред вами пасть отрадно мне.
Как праха сын, клонюсь главою
Я к вашим каменным пятам
С какой – то робостью, – а там,
Как сын небес, пройду пятою
По вашим бурным головам!
Перл
Что такое счастье наше?
Други милые, оно —
Бытия в железной чаше
Перл, опущенный на дно.
Кто лениво влагу тянет
И боится, что хмельна,
Слабый смертный, – не достанет
Он жемчужного зерна!
Кто ж, согрев в душе отвагу,
Вдруг из чаши дочиста
Гонит жизненную брагу
В распаленные уста —
Вот счастливец! – Дотянулся —
Смело чашу об земь хлоп!
Браво! Браво! – Оглянулся:
А за ним отверстый гроб!
Развалины
Обломки… Прах… Все сумрачно и дико!
В кусках столбы – изгнанники высот;
В расселины пробилась повилика
И грустная по мрамору ползет.
Там – чуть висят полунагие своды;
Здесь – дряхлая стоит еще стена,
Она в рубцах; ее иссекли годы
И вывели узором письмена;
Прочли ль вы их? – Здесь летопись природы
На зодчестве людей продолжена.
Здесь время быть художником желало
И медленно, огнем и влагой бурь
Согнав долой и пурпур и лазурь,
Таинственные краски набросало,
И, наступив широкою пятой
На мрачные, безмолвные руины,
Любуется могильной красотой
Без кисти им написанной картины.
Тут башня опочила, преклонясь,
Встававшая на небо великаном,
Теперь своим полуистлевшим станом
На груды прежде павших оперлась
И старчески лежит, облокотясь.
Дщерь времени! Тебя изъело тленье,
Исчезло все – и крепость и краса,
Устала ты лететь на небеса
И, бренная, легла в изнеможенье.
Вот ночь. Луна глядит как лик земли,
В сребре ее чрезоблачного взгляда,
Сквозь пар ночной, на вышине, вдали
Является нестройная громада —
Без очерков, как призрак без лица,
И грудами колонн разбитых звенья
Виднеются – под желтой пылью тленья
Разбросаны, как кости мертвеца,
Лишенные святого погребенья.
Немая тишь… Один неровный шум
Своих шагов полночный путник слышит,
И возмущен в нем рой неясных дум —
И все окрест глубокой тайной дышит.
(Кудри)
Кудри девы – чародейки,
Кудри – блеск и аромат,
Кудри – кольца, струйки, змейки,
Кудри – шелковый каскад!
Вейтесь, лейтесь, сыпьтесь дружно,
Пышно, искристо, жемчужно!
Вам не надобен алмаз:
Ваш извив неуловимый
Блещет краше без прикрас,
Без перловой диадемы,
Только роза – цвет любви,
Роза – нежности эмблема —
Красит роскошью эдема
Ваши мягкие струи.
Помню прелесть пирной ночи:
Живо помню я, как вы,
Задремав, чрез ясны очи
Ниспадали с головы:
В ароматной сфере бала,
При пылающих свечах,
Пышно тень от вас дрожала
На груди и на плечах;
Ручка нежная бросала
Вас небрежно за ушко,
Грудь у юношей пылала
И металась высоко.
Мы, смущенные, смотрели —
Сердце взорами неслось,
Ум тускнел, уста немели,
А в очах сверкал вопрос.
(Кто ж владелец будет полный
Этой россыпи златой?
Кто – то будет эти волны
Черпать жадною рукой?
Кто из нас, друзья – страдальцы,
Будет амбру их впивать,
Навивать их шелк на пальцы,
Поцелуем припекать,
Мять и спутывать любовью
И во тьме по изголовью
Беззаветно рассыпать?)
Кудри, кудри золотые,
Кудри пышные, густые —
Юной прелести венец!
Вами юноши пленялись,
И мольбы их выражались
Стуком пламенных сердец,
Но снедаемые взглядом
И доступны лишь ему,
Вы ручным бесценным кладом
Не далися никому:
Появились, порезвились —
И, как в море вод хрусталь,
Ваши волны укатились
В неизведанную даль!
Певец
Бездомный скиталец – пустынный певец —
Один, с непогодою в споре,
Он реет над бездной, певучий пловец
Безъякорный в жизненном море;
Всё в даль его манит неведомый свет:
Он к берегу рвётся, а берега нет.
Он странен; исполнен несбыточных дум,
Бывает он весел – ошибкой;
Он к людям на праздник приходит – угрюм,
К гробам их подходит – с улыбкой;
Всеобщий кумир их ему не кумир; —
Недаром безумцем зовёт его мир!
Он ищет печалей – и всюду найдёт.
Он вызовет, вымыслит муки,
Взлелеет их в сердце, а там перельёт
В волшебные, стройные звуки,
И сам же, обманутый ложью своей,
Безумно ей верит и плачет над ней.
Мир чёрный бранит он и громы со струн
Срывает карающей дланью:
Мир ловит безвредно сей пышный перун,
Доволен прекрасною бранью;
Ему для забавы кидает певец
Потешное пламя на мрамор сердец!
Перед девой застенчив; он милой своей
Не смеет смутить разговором;
Он, робкий, трепещет приблизиться к ней,
Коснуться к ней пламенным взором; —
Святое молчанье смыкает уста,
Кипучая тайна в груди заперта;
И если признаньем язык задрожит —
Певец не находит напева,
Из уст его буря тогда излетит,
И вздрогнет небесная дева,
И трепетный ангел сквозь пламя и гром
Умчится, взмахнув опалённым крылом.
Захочет ли дружбе тогда протянуть
Страдалец безбрачную руку —
На чью упадёт он отверстую грудь?
Родной всему свету по звуку,
Он тонет в печальном избытке связей.
Врагов он находит, – но это рабы,
Завистников рой беспокойных;
Для жарких объятий кровавой борьбы
Врагов ему нету достойных:
Один, разрушитель всех собственных благ
Он сам себе в мире достойнейший враг!
Море
В вечернем утишьи покоятся воды,
Подёрнуты лёгкой паров пеленой;
Лазурное море – зерцало природы —
Безрамной картиной лежит предо мной.
О море! – ты дремлешь, ты сладко уснуло
И сны навеваешь на душу мою;
Свинцовая дума в тебе потонула,
Мечта лобызает поверхность твою.
Отрадна, мила мне твоя бесконечность;
В тебе мне открыта красавица – вечность;
Брега твои гордым раскатом ушли
И скрылась от взора в дали безответной:
У вечности также есть берег заветный,
Далёкий, незримый для сына земли;
На дне твоём много сокровищ хранится,
Но нам недоступно, безвестно оно;
И в вечности также, быть может, таится
Под тёмной пучиной богатое дно,
Но, не дано силы уму – исполину:
Мысль кинется в бездну – она не робка,
Да груз её лёгок и нить коротка!
Солнце в облаке играет,
Запад пурпуром облит,
Море солнца ожидает,
Море золотом горит;
И из облачного края
Солнце, будто покидая
Пелены и колыбель,
К морю сладостно склонилось
И младенцем погрузилось
В необъятную купель;
И с волшебной полутьмою
Ниспадая свысока,
В море пышной бахромою
Окунулись облака.
Безлунна ночь. Кругом она
Небрежно звезды разметала,
Иные в тучах затеряла,
И неги тишь ее полна.
И небеса и море дремлют,
И ночь, одеянную мглой,
Как деву смуглую объемлют
И обнялись между собой.
Прекрасны братские объятья!
Эфир и море! – Вы ль не братья?
Не явны ль очерки родства
В вас, две таинственные бездны?
На море искры – проблеск звездный
На небе тучи – острова;
И, кажется, в ночном уборе
Волшебно опрокинут мир:
Там – горнее с землями море,
Здесь, долу – звезды и эфир.
Чу! там вздохи переводит
неги полный ветерок;
Солнце из моря выходит
На раскрашенный восток,
Будто бросило купальню
И, любовию горя,
Входит в пурпурную спальню
Где раскинулась заря,
И срывая тени ночи,
Через радужный туман
Миру в дремлющие очи
Бьет лучей его фонтан.
Солнце с морем дружбу водит,
Солнце на ночь к морю сходит, —
Вышло, по небу летит,
С неба на море глядит,
И за дружбу неба брату
От избытка своего
Дорогую сыплет плату,
Брызжет золотом в него;
Море злата не глотает,
Отшибает блеск луча,
Море гордо презирает
Дар ничтожный богача;
Светел лик хрустально – зыбкой,
Море тихо – и блестит,
Но под ясною улыбкой
Думу темную таит:
«Напрасно, о солнце, блестящею пылью
С высот осыпаешь мой вольный простор!
Одежда златая отрадна бессилью,
Гиганту не нужен роскошный убор.
Напрасно, царь света, с игрою жемчужной
Ты луч свой на персях моих раздробил:
Тому ль нужны блестки и жемчуг наружной,
Кто дивные перлы в груди затаил?
Ты радуешь, греешь пределы земные,
Но что мне, что стрелы твои калены!
По мне проскользая, лучи огневые
Не греют державной моей глубины».
Продумало море глубокую думу;
Смирна его влага: ни всплеска, ни шуму!
Но тишь его чем – то грозящим полна;
Заметно: гиганта томит тишина.
Сон тяжкий его оковал – и тревожит,
Смутил, взволновал – и сдавил его грудь;
Он мучится сном – и проснуться не может,
Он хочет взреветь – и не в силах дохнуть.
Взгляните: трепещет дневное светило.
Предвидя его пробуждения миг,
И нет ли где облака, смотрит уныло,
Где б спрятать подернутый бледностью лик…
Вихорь! Взрыв! – Гигант проснулся,
Встал из бездны мутный вал,
Развернулся, расплеснулся,
Закипел, заклокотал.
Как боец, он озирает
Взрытых волн степную ширь,
Рыщет, пенится, сверкает —
Среброглавый богатырь!
Кто ж идет на вал гремучий?
Это он – пучины царь,
Это он – корабль могучий,
Волноборец, храм пловучий,
Белопарусный алтарь!
Он летит, ширококрылый,
Режет моря крутизны,
В битве вервия, как жилы
У него напряжены,
И как конь, отваги полный,
Выбивает он свой путь,
Давит волны, топчит волны,
Гордо вверх заносит грудь.
И с упорными стенами,
С неизменною кормой,
Он, как гений над толпой,
Торжествует над волнами.
Тщетно бьют со всех сторон
Влажных гор в него громады:
Нет могучему преграды!
Не волнам уступит он —
Нет; пусть прежде вихрь небесный,
Молний пламень перекрестный
Мачту, парус и канат
Изорвут, испепелят!
Лишь тогда безвластной тенью
Труп тяжелый корабля
Влаги бурному стремленью
Покорится, без руля…
Свершилось… Кончен бег свободной
При вопле бешеных пучин
Летит на грань скалы подводной
Пустыни влажной бедуин.
Удар – и взят ревущей бездной,
Измят, разбит полужелезной,
И волны с плеском на хребтах
Разносят тяжкие обломки,
И с новым плеском этот прах
От волн приемлют их потомки.
О чем шумит мятежный рой
Сих чад безумных океана?
Они ль пришельца – великана
Разбили в схватке роковой?
Нет; силы с небом он изведал,
Под божьим громом сильный пал,
по вихрю мысли разметал,
Слепым волнам свой остров предал,
А груз – пучинам завещал;
И море в бездне сокровенной
тот груз навеки погребло
И дар богатый, многоценной
В свои кораллы заплело.
Рев бури затихнул, а шумные волны
Все идут, стремленья безумного полны; —
Одни исчезают, другим уступив
Широкое место на вечном просторе.
Не тот же ль бесчисленных волн перелив
В тебе, человечества шумное море?
Не так же ль над зыбкой твоей шириной
Вослед за явленьем восходит явленье,
И время торопит волну за волной,
И волны мгновенны, а вечно волненье?
Здесь – шар светоносный над бездной возник,
И солнце свой образ на влаге узнало,
А ты, море жизни, ты – божье зерцало,
Где видит он, вечный, свой огненный лик!
О море, широкое, вольное море!
Ты шумно, как радость, глубоко, как горе;
Грозна твоя буря, светла твоя тишь;
Ты сладко волненьем душе говоришь.
Люблю твою тишь я: в ней царствует нега;
На ясное, мирное лоно твое
Смотрю я спокойно с печального брега,
И бьется отраднее сердце мое;
Но я не хотел бы стекла голубого
В сей миг беспокойной ладьей возмутить
И след человека – скитальца земного —
На влаге небесной безумно чертить.
Когда ж над тобою накатятся тучи,
И ветер ударит по влаге крылом,
И ал твой разгульный, твой витязь могучий,
Серебряным гребнем заломит шелом,
И ты, в красоте величавой бушуя,
Встаешь, и стихий роковая вражда
Кипит предо мною – о море! тогда,
Угрюмый, от берега прочь отхожу я.
Дичусь я раскатов валов твоих зреть
С недвижной границы земного покоя:
Мне стыдно на бурю морскую смотреть,
Лениво на твердом подножьи стоя.
Тогда, если б взор мой упал на тебя,
Тобою бы дико душа взлюбовалась,
И взбитому страстью, тебе б показалась
Обидной насмешкой улыбка моя,
И занято небо торжественным спором,
Сияя в венце громового огня,
Ты б мне простонало понятным укором,
Презрительно влагой плеснуло в меня!
Я внемлю разливу гармонии дивной…
Откуда?.. Не волны ль играют вдали?
О море, я слышу твой голос призывной,
И рвусь, и грызу я оковы земли.
О, как бы я жадно окинул очами
Лазурную рябь и лазурную твердь!
Как жадно сроднился б с твоими волнами!
Как пламенно бился б с родными насмерть!
Я понял бы бури музыку святую,
Душой проглотил бы твой царственный гнев,
Забыл песни неги, и песнь громовую
Настроил под твой гармонический рев!
Искра
Дикий камень при дороге
Дремлет глыбою немой;
В гневе гром, земля в тревоге:
Он недвижен под грозой.
Дни ль златые улыбнуться —
Всюду жизнь заговорит,
Всюду звуки отольются:
Глыба мертвая молчит;
Все одето ризой света,
Все согрето, а она —
Серым мхом полуодета
И мрачна и холодна.
Но у этой мертвой глыбы
Жизни чудное зерно
В сокровенные изгибы
До поры схоронено.
Вот – удар! Она проснулась,
Дикий звук произнесла,
И со звуком – встрепенулась
Брызга света и тепла:
Искра яркая вспрыгнула
Из темницы вековой,
Свежим воздухом дохнула,
Красной звездочкой блеснула,
Разгорелась красотой.
Миг еще – и дочь удара
В тонком воздухе умрет,
Иль живым зерно пожара
Вдруг на ветку упадет, —
Разовьется искра в пламень,
И, дремавший в тишине,
Сам ее родивший, камень
Разрушается в огне.
Долго дух в оцепененьи
Безответен и угрюм,
Долго в хладном онеменьи
Дремлет сердце, дремлет ум;
Долго искра золотая
В бездне сумрачной души,
В божий мир не выступая,
Спит в бездейственной тиши;
Но удар нежданный грянет —
Искра прянет из оков
И блистательно проглянет
Из душевных облаков,
И по миру пролагая
Всепалящей силой путь,
И пожары развивая,
Разрушает, огневая,
Огнетворческую грудь.
Возвратись!
В поход мы рядились; все прихоти – в пламень,
А сабли на отпуск, коней на зерно; —
О, весело шаркать железом о камень
И думать: вот скоро взыграет оно!
Вот скоро при взмахе блеснет и присвистнет!
Где жизнь твоя, ратник? Была такова!
Фонтанами влага багровая прыснет,
Расколото сердце, в ногах голова!
А кони – а кони – я помню лихова!
Казацкая прелесть; глаза – два огня;
Друзья любовались, и чаша донскова
Ходила во здравье донского коня.
Он ратный сочлен мой, я мыслил порою,
Я праведной чести с него не сниму:
Пол – бремени пусть он разносит со мною,
А славу добуду – пол – славы ему!
Уже мы если, снаряженные к брани,
Родным и знакомым последний привет;
Гремучие клики прощальных желаний
Летели, как буря, за нами вослед.
Друзья мне сулили в чужбине крамольной
За почестью почесть, кресты на кресты…
О други, простите! – Довольно! Довольно!
А что не спросили: воротишься ль ты?
Наперстники славы – мы дев покидали,
Любимых красавиц родной стороны,
И рыцарским жаром сердца трепетали
Под медным, тяжелым убором войны.
«Прости!» – прошептал я моей ненаглядной
У ног ее брякнул предбитвенный меч; —
Смутилась – и лепет волшебно – нескладный
Сменил ее тихую, плавную речь.
Не общим желаньем она пламенела, —
Нет, заревом чувства ланиты зажглись;
С последним лобзаньем в устах ее млело
Одно только слово, одно: «возвратись!»
Чу! грянули трубы; колонны столпились;
Радушно – покорны священному звуку,
Торжественно, дружно главы обнажились;
Ружье на молитву, душа к божеству!
В глазах просияла, протеплилась вера,
Небесною влагой намокли глаза:
По длинным, по мшистым усам гренадера
Украдкой сбежала красотка – слеза.
Вломились в чужбину незванные гости,
Железо копыт бороздило поля,
Обильным посевом ложилися кости,
Потоками крови тучнела земля, —
И выросли мира плоды золотые,
И снова мечи потонули в ножнах,
И шумно помчались в пределы родные
Орлы полуночи на рьянах крылах.
Обратно летел я с мечтою сердечной,
С кипучею думой: «там дева твоя!»
Друзья выходили толпою навстречной:
«Здорово, товарищ!» – «Пустите, друзья!
Меня вы хотели зреть в почести бранной,
А я только сердце домой воротил!»
Сказал – и спеша к моей милой, желанной,
Впервые ударом коня оскорбил;
Но он, благородный, обиду прощая,
Домчал меня метко к жилищу красы;
Влетел – все как было; пришельца встречая,
Приветно визжали знакомые псы,
И кланялись низко знакомые слуги,
И узнанный всеми, и встречен, как свой,
Горя нетерпеньем, к бесценной подруге
Ворвался я жадно в заветный покой.
Красавица вышла; – в восторге прижать я
Хотел ее к сердцу и ринулся к ней,
Но, кинуты в воздух, замерзли объятья,
И слезы вернулись назад из очей.
То злобно сжимались неверной уста,
То тихо струилась улыбкой ужасной —
И адски блистала змея – красота.
Все кончило время; душа отстрадалась;
О деве – злодейке мечты унеслись;
Но в сумрачном сердце доныне осталось
Одно ее слово, одно: «возвратись!»
К…му
Бодро выставь грудь младую
Мощь и крепость юных плеч!
Облекись в броню стальную!
Прицепи булатный меч!
Сердцем, преданным надежде,
В даль грядущего взгляни,
И о том, что было прежде,
Мне с тобой напомяни!
Да вскипит фиал заздравной —
И привет стране родной,
Нашей Руси православной,
Бронноносице стальной!
Широка она, родная,
Ростом – миру по плечо,
Вся одежда ледяная.
Только сердце горячо,
Чуть зазнала пир кровавой —
И рассыпались враги,
Высоко шумит двуглавой,
Землю топчут русской славы
Семимильные шаги!
Новый ратник, стань под знамя!
Верность в душу, сталь во длань!
Юной жизни жар и пламя
Сладко несть отчизне в дань.
Ей да служить в охраненье
Этот меч – головосёк!
Ей сердец кипучих рвенье
И небес благоговенье
Ныне, присно и вовек!
Холодное признание
Алина – нет! Не тем мой полон взор!
Я не горю безумною любовью!
И что любовь? – Коварный заговор
Слепой мечты с огне – мятежной кровью!
Я пережил дней юношеских жар,
Я выплатил мучительные дани;
Ты видела души моей разгар
Перед тобой, звезда моих желаний;
Ты видела… Теперь иной судьбе
Я кланяюсь, Иною жизнью молод,
И пред тобой я чувствую в себе
Один святой, благоговейный холод;
Снег на сердце; но то не снег долин
Растоптанный, под саваном тумана —
Нет, это снег заоблачных вершин,
Льдяной венец потухшего вулкана, —
И весь тебе, как солнцу, он открыт,
Земля в тени, а он тебя встречает,
И весь огнём твоих лучей блестит,
Но от огня лучей твоих не тает.
Заря
Утра, вечера ль порою,
Лишь сойдётся свет со тьмою,
Тьма светлеет, меркнет свет —
И по небу полосою
Разольётся алый цвет.
Это дня предосвещенье
Иль прощальная заря?
Это всход или паденье
Светоносного царя?
Вспыхнут ярче розы вешней
Щёки девы молодой:
Это пыл зари другой;
Это – встреча мысли грешной
С детских мыслей чистотой!
Здесь – под мраком искушенья
Свет невинности горит,
На ланитах их боренья
Отражён волшебный вид;
И я мыслю: друг – девица,
Этим пурпуром горя.
Ты – восточная ль денница
Иль закатная заря?
Пожар
Ночь. Сомкнувшееся тучи
Лунный лик заволокли.
Лёг по ветру дым летучий,
Миг – и вспыхнуло в дали!
Встало пурпурное знамя,
Искор высыпала рать,
И пошёл младенец – пламя
Вольным юношей гулять.
Идёт и растёт он – красавец опасной!
Над хладной добычей он бурно восстал,
К ней жадною грудью прильнул сладострастно,
А кудри в воздушных кругах разметал;
Сверкают объятья, дымятся лобзанья…
Воитель природы, во мраке ночном,
На млеющих грудах роскошного зданья
Сияет победным любви торжеством.
Высоко он мечет живые изгибы,
Вздымается к тучам – в эфирный чертог;
Он обдал румянцем их тёмные глыбы;
Взгляните: он заревом небо зажёг!
Царствуй, мощная стихия!
Раздирай покровы ночи!
Обнимай холодный мир!
Вейтесь, вихри огневые!
Упивайтесь ими, очи!
Длись, огня разгульный пир!
Ветер воет; пламя вьётся;
С треском рухнула громада;
Заклубился дым густой.
Диким грудь восторгом бьётся;
Предо мною вся прелесть ада,
Демон! ад прекрасен твой!
Но буря стихает, и пламя слабеет;
Не заревом небо – зарёю алеет;
То пламя потухло, а огненный шар
С высока выводит свой вечный пожар.
Что ж? – На месте, где картина
Так торжественна была,
Труп лишь зданья – исполина,
Хладный пепел и зола.
Рдела пурпуром сраженья
Ночь на празднике огня;
След печальный разрушенья
Oзарён лучами дня.
В ночь пленялся я красою,
Пламень буйства твоего:
Днём я выкуплю слезою
Злость восторга моего!
Слеза прокатилась, обсохли ресницы,
И взор устремился к пожару денницы,
К пожару светила – алмаза миров; —
Издавна следимый очами веков,
Являет он пламени дивные силы;
Земля на могилах воздвигла могилы,
А он, то открытый, то в облачной мгле,
Всё пышет, пылает и светит земле.
Невольно порою мечтателю мниться:
Он на небе блещет последней красою,
И вдруг, истощённый, замрёт, задымится,
И сирую землю осыплет золой!
Предостережение
Торжествующая Нина
Видит: голубя смирней,
Сын громов, орёл – мужчина
Бьётся в прахе перед ней.
Грудь железную смягчила
Нега пламенной мечты,
И невольно уступила
Мужа царственная сила
Власти женской красоты.
Не гордись победой, дева!
Далеки плоды посева.
Дней грядущих берегись!
Нина, Нина, – не гордись
Этих взоров юной прытью;
Не гордись, что ты могла
Неги шёлковою нитью
Спутать дикого орла!
Близки новые минуты,
Где сама должна ты снять
Эти розовые путы
И грозу распеленать!
Дерзкий хищник жажду взора,
Жажду взора утолит,
И грудей роскошных скоро
Жаркий пух растеребит;
Ты подашь ему, как Геба,
Этот нектар, а потом
Вдруг неистовым крылом
Твой орёл запросит неба;
Чем сдержать его?
Горе, если пред собою
Он узрит одну лишь степь
С пересохшую травою!
Он от сердца твоего
Прянет к тучам, к доле скрытной,
Если неба пищей сытной
Не прикормишь ты его!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.