Текст книги "В мире событий и страстей"

Дождь пошел на убыль, и его барабанная дробь сменилась скулением. Но еще грохотало, и выходить из метро никто не торопился.

После ливня горьковато пахло молодой тополиной листвой. Было тепло, и вдали, над крышами висела дымка. С деревьев капало. Под этим капельным обстрелом, прижимая к шее воротник рубашки, Олег пошел вверх по улице Заморенова к Трехгорному валу.

На сучке над тротуаром сидела здоровенная серая ворона и явно высматривала подходящего прохожего, желательно в широкополой шляпе. Кроме Олега, никого не был. А он не стал торопиться. Замедлил шаг, огляделся и полез в обход по мокрой траве нестриженого газона. Вернулся на тротуар уже за деревом и посмотрел на ворону:

– Нашла дурака!

Ворона не смогла сдержать огорчения, и белесо-синяя, размазистая клякса шлепнулась на асфальт.

У «Башмачка» Олег остановился и посмотрел на дом напротив. И где она тут живет? – рассуждал он. Не по подъездам же ходить ее искать. Было бы лет восемнадцать, может быть, просто взял бы да крикнул. А сейчас что? Проторчать здесь пару вечеров? Но если она наврала, что живет в этом доме?

Дверь в купе была открыта. Борька стоял у окна в коридоре и говорил проводнице:

– Все будут чай пить. Я может и два стакана. Но на всякий случай начну с одного. Вы туалет на ночь запираете?

– Пейте три. Тогда не запру. – Проводница заглянула в купе, посмотрела на Олега и спросила:

– А вы?

– И он будет, – ответил за него Борька.

Грузный мужчина напротив Олега приоткрыл глаза, помотал головой и проговорил будто самому себе:

– Без чая обойдусь.

Проводница ушла, а Борька кивнул в ее сторону и сказал парню из соседнего купе:

– Видал! Ух, глазищи какие! Туманные – жуть!

– Как тюремное стекло! – блеснул эрудицией его собеседник.

В вагоне включили радио. Громко заиграла музыка.

– Во, теперь «Последние известия» послушаем, – говорил Борька. – Нет ли где какого переполоха вроде революции или еще чего.

– Это где? – удивился парень из соседнего купе.

– Может и не революция, – успокоил его Борька, – а так – новое трудовое достижение.

В коридоре кто-то спросил:

– А где у них вагон-ресторан?

– Вроде бы вон оттуда, с той стороны жуют, – ответил парень.

Борька вернулся в купе, сел рядом с Олегом, помолчал и громко произнес:

– Став коллективным делом, концепция становится мощным оружием.

Грузный мужчина открыл глаза и прокашлялся, а с верхней полки выглянула полнолицая, светловолосая девушка – его дочка. Борька посмотрел на нее и кивнул:

– Гениальных идей на порядок меньше, чем гениев. А вы как думаете?

Девушка посмотрела вниз на отца и ничего не ответила.

– Я тебе, по-моему, уже говорил, – Борька обращался к Олегу. – Наши тезисы им понравились. Должны напечатать в сборнике. Если будет большой ажиотаж насчет публикации, мы к ним в Академгородок подскочим. Но боюсь, на этот раз ажиотажа не получится. А ты мою статейку прочитал?

– Это про что? – спросил Олег. – Про реформы?

– Там и про власть, и про общество.

– Прочитал, расстроился даже, – ответил Олег.

– Почему? – серьезно спросил Борька.

– Подумал: эх, Макиавелли не дожил! Вот бы старик порадовался. Умри – лучше не напишешь!

– А статью взяли в журнал, – злорадно заметил Борька. – Вот, тем не менее. Но я там кое-что подработал. Вернемся, покажу новый вариант. Я написал, что мы, нынешние, то есть уже бывшие, комсомольцы – не следствие революции, а результат преодоления ее пороков.

– Это к чему? – удивился Олег.

– Как к чему? К общему содержанию. Ты не читал, что ли?

Из коридора донеслось треньканье стаканов на подносе. Проводница заглянула в купе, спросила:

– Что? Заждались?

Борька переставил стаканы на столик:

– Ух, крепкий какой! Я думал, у вас – морковный.

– Мне тоже оставьте, – попросила девушка с верхней полки.

Грузный мужчина проснулся, потянул к себе один из стаканов и произнес:

– Угу!

– О! Я же тебя угостить обещал, – вспомнил Борька. – Благороднейший напиток! Тончайший букет яблок и смородины. Собственный старинный рецепт! Вот только чай надо куда-нибудь вылить.

– А тебе не хватит? – тихо спросил Олег.

– Ну, не надо так говорить. Я из своего чай вылью, а тебе дам стаканчик. Какого хрена мы столько чаю заказали!

Борька вернулся с пустым стаканом. Повозился в сумке и вытащил завернутую в газету бутыль. Налил в стаканы темную жидкость и спросил грузного мужчину:

– Попробуешь? Собственного изготовления!

Мужчина посмотрел сначала себе под ноги, потом на Борьку, покумекал и ответил:

– Не-а.

– Тогда даме и не предлагаем! – Борька поднял свой стакан, отхлебнул и причмокнул.

Олег сделал большой глоток, скривил лицо от жуткой кислятины, зажмурился и спросил:

– Из чего ты это сделал?

– Целая технология. Важно ягоды хорошо просушить.

– А сахар?

– Вот еще… Только вредители в настоящее вино сахар кладут.

– Тоже буду, – сказал грузный мужчина и подставил свой стакан.

– Везу друзей угощать, – говорил Борька. – В прошлом году угощал. Еще просили. Два раза звонили, напоминали.

Мужчина выпил и к большому удивлению Олега даже не поморщился, только крякнул:

– Эх, хорошо! Жаль не больно забористая.

– А вы куда едете? – Борька спросил девушку.

– На дачу! В деревню. До Знаменска поедем.

– Ух, ты! У меня в Знаменске знакомая жила. Красивая, помню была.

– А сейчас? – спросила девушка.

– Не знаю даже. Давно было. И ничего особенно. Так, почтовая связь.

– В гости, может, зайти успеете. – Девушка весело взглянула на Борьку.

– Уж какие нынче гости. Не те проблемы стали. А в деревне, небось, хорошо!

– Ничего, – согласилась девушка.

– Я тоже хочу в деревню, – заявил Борька. – Только в настоящую. Чтобы на улице трава росла, куры бегали, а жители окали. И чтобы все было, как у Ивана Петровича.

– У какого? – не поняла девушка.

– У Белкина.

– А чего у него?

– Здорово все было организовано. Передовое хозяйство!

Ночью Олег проснулся от тишины. Поезд стоял. За окном были слышны голоса и шорох шагов по придорожной щебенке. Вагон заскрипел и осторожно тронулся. И тут сверху со свирепым грохотом что-то обрушилось. В мелькании отсвета станционных фонарей с пола поднялся Борька. Постоял, глядя в окошко и почесывая спину, поднял матрац и полез на полку.

– Ты что? Как ты? – зашептал Олег.

– Нормально все, – буркнул Борька.

– Ты, правда, ничего?

– Слушай, дай поспать спокойно, – раздраженно зашептал Борька.

– Хочешь, внизу ложись, – предложил Олег.

– Да отстань ты!

Утром Олег открыл глаза и увидел, что Борька сидит на нижней полке. Соседей не было.

– А где народ? – спросил Олег. – Сошли?

– Давно. Еще ночью.

– А ты как?

– Никак. Чего мне?

– А летел почему?

– Ну, будешь теперь. Летел и летел.

Заглянула проводница:

– Сейчас ваша… Билетики получите.

Борька взял билеты и сунул в нагрудный карман.

– Мой не потеряйте, пожалуйста, – сказал Олег.

– Не потеряем.

– Постарайтесь, товарищ космонавт.

Из вагона они спрыгнули на низкую платформу. Олег остановился и оглядел небольшую площадь с торговыми палатками и рыночными рядами.

– Вот, увидишь сейчас, что такое настоящая секретность, – пообещал Борька. – Пошли.

– Слушай, я так и не понял, как это тебя угораздило сегодня?

– Как, как… – передразнил Борька. – Ну, перемаргивались мы с этой девахой, перемаргивались… А когда на станции поезд остановился, она видит, что я не сплю, и руку протянула.

– И чего?

– Как чего? Матрац-то поехал, когда я к ней потянулся. Склизко там оказалось. Хи-и! – Они шли вдоль платформы, и Борька сказал: – О! Чем-то у них тут вкусным кормят.

Олег почувствовал, что хочет есть. Шагнул и глубоко вздохнул. В нос ударил нестерпимый запах канализации.

На площади Борька остановился у одного из «газиков» с брезентовым верхом и обратился к шоферу:

– Мы к Макарову. Вот командировочное удостоверение.

– А вроде никто не должен был приехать, – удивился шофер.

– Это как? Я с вашими по телефону разговаривал.

– Не передавали мне.

– А чего ты тут стоишь? – спросил Борька.

– Ладно, садитесь, – согласился шофер.

«Газик» со всего ходу врезался в большую лужу в начале улицы, пронесся мимо одноэтажных домишек и церкви и выскочил к пристани. Остановился он чуть подальше от нее, возле отдельного причала.

Над июльским привольем светило солнце. На озере был полный штиль. Вода не морщилась и не плескалась на песок. Сквозь белесую дымку просматривались дальние берега. Правее на косогоре стояли домишки небольшой деревни.

– А теперь куда? – спросил Олег.

– На катере да с ветерком, – отозвался Борька. – Говорил же я тебе про рыбалку.

По скрипучим доскам причала они подошли к выкрашенному черной краской, небольшому катеру. Борька закричал:

– Здравствуйте товарищи краснофлотцы!

Из рубки вышел высокий худощавый мужчина в синей рубашке, подозрительно оглядел их и попросил:

– Командировочные удостоверения, будьте любезны.

На бумаги мужчина взглянул мельком и тут же вернул. Борька спросил:

– А Митя, как его – Рыбкин где? Плавает?

– Списан на берег! – доложил мужчина.

– Вот так всегда! – Борька покачал головой. – Лучших людей теряем! Лучших!

Катер отчалил, пошел вдоль левого берега. Стал огибать островок, заросший еловым лесом и окруженный камышом.

– Ух, щучьи места! – заметил Олег.

– Там и лучше есть. – Борька махнул рукой. – Хочешь по стаканчику для настроения?

– Нет уж. Как вспомню, так вздрогну.

– Ничего не понимаешь в благородных напитках. Впрочем, я тоже не буду. Мы можем сегодня к их главному инженеру попасть. Хотя, вряд ли.

От бетонного причала неширокая асфальтовая дорога вела к лесу. На его опушке стояла будка КПП. Дежурный взял документы, кому-то позвонил и стал спрашивать, есть ли такие в списке.

Дома в поселке стояли вдоль единственной улицы, – по правой стороне трех– и четырехэтажные, из серого кирпича, по левой – деревянные, с большими окнами и террасками. Улица упиралась в широкие ворота предприятия, огороженного бетонным забором.

– А где народ? – удивился Олег.

– Вон, две старушки на лавочке сидят. – Борька показал во двор одного из домов. – А так – все на работе. Только вечером появятся.

Гостиница располагалась в двухэтажном домике у проходной. В небольшой комнате сидела полная женщина в белом халате.

– О, знакомые все лица! – воскликнул Борька. – Опять мы к вам. Помните меня?

– Как ни помнить! – равнодушно ответила женщина. – Были вы тут.

– В этот раз я вот – с товарищем. Но поселить лучше отдельно. Он у нас – большой ученый. По ночам работает. А я храплю. А творчество, сами знаете, какой чувственный процесс.

– Поселю, если тихо себя будете вести, – пообещала женщина.

– Как же иначе! – Мы – люди благообразные. Цветы у вас в этом году чахлые какие-то… – Борька показал на подоконник.

– Разойдутся еще! В начале лета больно жарко было. – Женщина искала ключи в ящике стола.

– А удобряете?

– Не без этого.

– В таком важном деле, как удобрение цветов, надо, прежде всего, опираться на собственные силы.

Женщина что-то разглядывала в ящике стола, ответила:

– Вот, поживете у нас, вам и доверим удобрить.

Гостиничный номер был маленьким и светлым, с окном на лес.

Еще пахнул недавно выкрашенный охрой дощатый пол. У стены стояли деревянная кровать с низкими спинками и тумбочка, покрытая белой салфеткой.

В дверь заглянул Борька и выкрикнул:

– Воды нет горячей! Вот-те на! Пошли в баню! Тут рядом.

На улице им встретились два мужичка: один – в очках и серой кепке; другой – седой и чуть прихрамывающий. Борька спросил про баню.

– Не, у вас с баней ничего не получится, – растягивая слова, сказал мужичок в кепке. – Н-да, не получится, не пустят. Сёдня там – женский день.

– А почему ты вот так о них? – Седой с укоризной посмотрел на приятеля. – Ты разве не видишь, какие ребята хорошие!

– Вижу, – ответил первый и поправил кепку. – Замечательные ребята.

– Почему же ты сразу: «Не пустят»? И баста!

– Видно, это я зря! Но обидеть никак не хотел.

– Да, вот их-то, может, и пустят!

– Может, их пустят, – согласился мужичок в кепке.

– В гостинице горячей воды нет, – пояснил Борька.

– Не может быть! – удивился седой. – Я говорю: не может быть, чтобы в бане не было горячей воды.

– Должна быть там в обязательном порядке, – подтвердил мужичок в кепке. – Как же без горячей воды! В крайнем случае, можно в речке помыться. Сейчас тепло. Сегодня двадцать три градуса обещали.

– Это вчера обещали, а сегодня – передумали, – поправил его приятель.

Подбежала маленькая рыжая собачонка. Покрутила хвостом и принялась обнюхивать Борькины ботинки.

– Фу, Тюбаж! – скомандовал седой. – Не надо. Свои! А то я тебя знаю! Возьмешь да насикаешь.

– А пиво у вас тут есть? – спросил Олег.

– Как не быть! Есть! – ответил седой.

– Пиво у нас – необходимый элемент раздумий! – подтвердил мужичок в кепке.

Олег подвел итоги дискуссии:

– Ну, все вроде бы ясно. Народ сосредотачивается. А мы отвлекаем его пустыми разговорами. Народ тут мыслит и изображает масштабно.

Из подъезда соседнего дома вышла женщина в белом халате, поселившая их в гостиницу. Седой крикнул:

– Александра моя Ильинична! Чего ребят с дороги не помыла! Хорошо, мы тут! В баню их пристраиваем. Всем вместе идти договариваемся.

– Открыть надо было краны на стояке, да обождать, – ответила женщина.

– И то, правда! – Борька тронул Олега за рукав. – Пошли!

Олег сидел на кровати с полотенцем на шее и перебирал привезенные из Москвы бумаги. Пришел Борька, спросил:

– Чего? Готов? Нормально помылся? А я, представляешь, только намылился – лампочка перегорела. Стою, тереблю в руках мочалку. Вообрази, не видно, было ни зги!

У дверей технического отдела стояла невысокая молодая женщина в светлом платье.

– Кого я вижу! – вскрикнул Борька.

– Ой, вы! Приехали! Все такой же! – говорила женщина.

– Стараюсь сохранять в себе лирические начала. – Борька внимательно посмотрел на женщину. – А сердце так и бьется! Хоть иди и делать ЭКГ.

Из кабинета напротив вышел невысокий человек с чахлыми остатками шевелюры над ушами, остановился и с удивлением воскликнул:

– Боря! Ты! Какой идиотизм!

Притихли все, даже Мешков.

Человек прокашлялся и сделал рукой витиеватый жест:

– Вот кого не ожидал здесь увидеть, это тебя!

– Сам ты как? – неуверенно, даже с робостью спросил Борька.

– Да что я? Сюда перебрался! Все лучше, чем в Челябинске.

– Ах, а я-то думаю! – воскликнул Борька. – Конечно, здесь лучше. Мы сюда – на неделю. Увидимся. Крепче держите связи с общественностью!

– Но удивительно – ты и тут! – повторил знакомец.

За дверью с надписью «Технический отдел» оказался еще один коридор. Женщина шла чуть впереди, и Борька шепнул Олегу:

– Кажется, тому халявщику я в институте проекты рассчитывал. И кажется, за последний он мне ни шиша не заплатил. Калякин! А как зовут, забыл. Большая задница, между прочим. Вместе с Веселовым по комсомольской линии служил.

– Я не понял, а почему он сказал: «Какой идиотизм!»?

– Ну так, от полноты чувств, – объяснил Борька.

В большой комнате стояло несколько длинных старомодных столов с резными ножками и синие несгораемые шкафы.

– Константин Михайлович сейчас в цеху, – объявила Люся. – Скоро придет.

– Вот здесь можно поработать, – Борька прошелся по комнате. – И народу никого. Кроме Люси. – Выглянул в окно и выкрикнул: – Вон! Наши дружки в сквере! Соображают чего-то.

Из окна был виден край площади перед проходной и скамейки возле клумбы. Два мужичка стояли на посыпанной песком дорожке. Возле них крутился рыжий пес.

– Это такие друзья неразлучные, – сказала Люся. – Вон тот, в кепке – фельдшер. А седой – учитель рисования. И песик всегда с ними. Как-то по-чудному его кличут.

– Ух, боевой народ! – Борька хотел было помахать им рукой, но они смотрели в другую сторону. – Сегодня нас в баню отправляли. Обещали, что там – женский день.

– Там и женское отделение, и мужское, – удивилась Люся.

В комнату вошел высокий, хмурого вида мужчина в черной спецовке.

– Ба! Константин Михалыч! – выкрикнул Борька. – И тоже – боевой, как восемнадцатый год.

Мужчина с серьезным видом пожал им руки и стал доставать из шкафа папки.

– Мы вчера Константина Михайловича поздравляли. – Люся посмотрела на начальника. – День рождения у него был.

– Ба! И мы поздравляем, – ответил Борька. – Главное, побольше славных дел! И чтобы поклонницы всегда окружали, докучали, донимали, – добивались своего!

Люся состроила недоуменную физиономию, а сам Константин Михайлович предпочел никак не реагировать.

Сели за стол. Борька достал из папки бумаги, разложил их перед собой:

– Замечания ваши все просмотрели. Как говорилось у нас, в Добровольческой армии: «Горячо одобряем и, скрепя сердце, поддерживаем!».

Люся предложила чаю. Константин Михайлович даже не посмотрел в ее сторону и стал говорить быстро и сбивчиво. Борька долго не выдержал и перебил его. Сначала рисовали схемы на листе бумаги, потом встали и подошли к черной ученической доске, прибитой к стене.

– Константин Михалыч! Говорю я Константину Михайловичу, – в очередной раз объявил Борька, не замечая, что злит хозяина.

Олег не выдержал и сказал:

– Подождите! В сторону уехали. Давайте сначала.

– И вообще давно был обед, и надо поесть, – устало проговорил Борька. – Трапезная у вас тут вроде ничего, не затрапезного вида.

В столовой к ним за столик подсел Калякин. Опять поудивлялся неожиданности их появления и заявил, что ему надо кое о чем посоветоваться. Борька пожал плечами и пообещал, что они как-нибудь к нему зайдут. Но Калякин вытащил из кармана листок и стал показывать какой-то чертеж.

Борис подвинул листок к себе, рассматривал, продолжая хлебать борщ из тарелки, и недовольно покрутил головой. Что-то ему очень не понравилось. Он ткнул в листок ложкой, оставив маленькие жирные капли:

– Как у тебя тут – и одно, и другое. Нет уж, прыгать на все четыре стороны можно только по частям.

Калякин проводил их до проходной и пытался расспрашивать о чертеже. На улице Борька оглянулся и объявил:

– Сила идиотов – в их фантазии!

Они пошли к гостинице.

– Мы им зря по старому аналогу прибор сделали, – говорил Олег. – Хуже всего что-то старое пытаться приспособить. Одна морока получается.

– Там кое какие новые идеи есть, – не согласился Борька.

– Надо было к новой схеме их подводить.

У распахнутого окна гостиницы стояли два приятеля. Рыжий пес сидел рядом на траве газона. Седой мужичок пытался заглянуть в окно и говорил:

– Александра моя Ильинична! Чаи там гоняешь! А меня, милого своего, на произвол судьбы бросила!

– Тебе только произвол и подавай, – послышался из окна женский голос. – Уж одной ногой… о душе пора думать, а все туда же.

– Н-да, – задумчиво произнес седой и обратился к приятелю: – Петр, скажи мне: почему, несмотря ни на что, мы с тобой не унываем?

– Даже и не знаю, Шурик, – отозвался приятель. – Не унываем, и все тут!

Озеро было не таким спокойным, как утром. Ветер гнал на песок легкие волны. Над водой до самого горизонта висели клубистые белые облака.

– Рыбы мы сами не наловим, – сказал Борька.

– Ну, почем знать! – не согласился Олег. – Попробуем.

– Не будет она ловиться ни фига. Надо копченой купить. Вкусная – пальчики оближешь. Возьмем в аптеке таблеток от этого самого, но обязательно попробуем.

– Купаться пойдем? – спросил Олег.

– Вроде холодновато. – Борька поежился.

Недалеко от пристани был песчаный пляж со скамейками и «грибками». У берега стояла полная дама в алом купальнике и с пышной прической крашеных хной волос. Худощавый мужчина с зачесом на лысину пробовал ногой воду и говорил:

– У! Сегодня совсем теплая!

Олег сложил одежду на скамейку. Подошел к берегу и, не раздумывая, бросился в воду. Отплыл несколько метров и встал на ноги. Было по шею. Перевернулся на спину и поплыл дальше. Над головой стояли, будто не двигались, облака. Над лесом синела туча.

Недалеко от берега худощавый мужчина учил свою спутницу плавать. Держал на руках и командовал:

– Ногами и руками! Одновременно!

Дама разгребала перед собой воду, вытягивала шею, чтобы не замочить прическу, фыркала и говорила:

– Яшка! Нахал!

Борька стоял на песке, убрав руки за спину и выпятив живот. Наклонился к Олегу и тихо сказал:

– Гляди-ка, какие тут опытные ухажеры! Сразу и не подумаешь!

По дороге в поселок Олег предложил:

– Давай по лесу прогуляемся. С другой стороны к гостинице выйдем.

– Лучше короткой дорогой, через поселок, – ответил Борька. – Знаешь, есть такие минуты, когда организм будто что-то начинает предчувствовать и торопит хозяина.

Утром Борька громко постучал в дверь и закричал:

– Эй! Спишь, что ли? Вставай!

Олег не спал, но вставать не собирался. Посмотрел на часы и удивился:

– Куда в такую рань!

Борька был в майке, спортивных брюках и шлепанцах на босую ногу. Сунул Олегу листок со схемой, а сам прошел в комнату и уселся на подоконник:

– Вот видишь, как надо! Оказывается, проще пареной репы! Под любые параметры подходит. И почему сразу не догадались в трубку свернуть? Вот за что я люблю жизнь, за эти мгновения понимания. Вот это да! И какое удивительное чувство свободы – взять и придумать. Именно свободы! И не какой-то, а твоей собственной! Понимаешь, о чем я? Вот, Александр Сергеевич в этом кумекал! Хоть и гуманитарием был.

Схема казалась очень удачной. А Борька был громогласным, самодовольным и хвастливым. Олега это немного раздражало. Можно было бы позлить Борьку и сказать, что ничего особо путного он не придумал. Но схемка вправду казалась очень красивой. Наверное, Борька даже не понимал, как она объединяла все то, над чем сейчас работали.

– А как она интегрируется легко! Все сразу объединит! Да? – Борька ткнул пальцем в свой листок.

Олег не удержался и ответил:

– Все это можно решать по-другому и радикально. Подвергать жидкость сильному облучению, чтобы в ней пузырьки газа формировались, а их измерять. – И тут же пожалел, что проболтался.

– А облучение куда пойдет? – Борька сразу ухватил самое трудное. – Если люди рядом будут?

– Ну, вот тут думать надо.

– Ты про это пока никому не говори. – Борька прошелся по комнате. А то они нам сейчас прибор зарубят. И неизвестно, получится ли то, о чем ты говоришь. Подумать надо.

Константин Михайлович был на совещании. Им пришлось его ждать. Борька звонил в Москву какой-то приятельнице и говорил:

– Вот еще! Что тут врать! Правда, в командировке! На острове. Обитаемом! Не могу сказать, где. В каком океане. Что значит «трепло»? Зачем так говорить! А если наш разговор слушают? Как кто? Спецслужбы! И я по твоей милости прослыву у них вруном! Хи-и!

После обеда они пошли в лес за поселком. За деревьями, совсем близко синело озеро. Но оказалось, что к нему не подойти, – вдоль берега тянулись бетонные столбы с колючей проволокой.

Светлый сосновый лес кончился. Открылся косогор с кустарником у подножья. Они поднялись по высокой траве на его макушку.

– Место какое благодатное, – сказал Олег.

– Скит здесь когда-то стоял. Вон там, внизу часовня осталась. – Борька сел на траву и вытянул ноги. – Все-таки схемка получилась удивительно удачной. В таких случаях главное – голову зря не ломать. Хоть по комнате ходи, хоть руки заламывай, – все бесполезно. А если просто взять да послушать, может иной раз и услышишь. Нет, я правду говорю.

– А чего ты мне это объясняешь? Я и без тебя знаю, – ответил Олег.

С косогора они спустились к заросшей камышом мелкой речушке. Стояли на бревнышках моста и смотрели, как вода треплет длинные, темно-зеленые водоросли.

– Конечно, хорошо здесь поселиться, – говорил Борька. – Но города будет не хватать. Ни конференций тебе, ни прочего трепа. Обалдеть от этой секретности!

– А много ты на конференции ходишь?

– Потому что неинтересно. Было бы интересно – ходил. Куда-нибудь за кордон махнул бы с лекциями выступать.

– Там своих хватает.

– Для ученого признание очень важно. Да и вообще – глупость какая-то эти представления, что мы в осажденной крепости. Надоело это уже. Рано или поздно, а придется с миром замириться.

– А кто его обижает?

– Вот ты! Человек вроде вменяемый, – говорил Борька. – А чуть что – сразу империалист. Ну, может и не империалист, а так… Вот, мол, мое и никому не отдам.

– Всякий нормальный человек свое абы кому не отдаст.

– А кто у вас забирает? Кто? Все живут тихо-мирно. Никакие свои особенности не выпячивают. Вот тебе скажи: никаких особенностей у вас нет, ты первый заорешь: «Как бы не так!».

– Что ты хочешь сказать? Что никто ни от кого не отличается?

– Послушай, ты знаешь, что я – парень из деревни, – быстро заговорил Борька. – Простецки – некуда. Вот и объясни мне: в чем мои особенности?

– Тебе? Про особенности? Пожалуйста! Ты не любишь всякую меру. Не любишь бить в одну точку. Зато обожаешь вопросы задавать. Себе самому!

Борька скривил физиономию и спросил:

– В каком это смысле я не люблю меру?

– В прямом. И еще ты, хоть недолго злишься, но надолго обижаешься.

– Это все словеса! И только!

Ирина стояла у входа в Дом дружбы народов на Калининском и выглядела даже важнее обычного. Билеты на концерт достала ее мать, и кроме Олега были приглашены Вика и Артамонов.

– Если эти змеи опоздают, мы их ждать не будем, – объявила Ирина.

– А что за певица? – спросил Олег.

– С Ямайки. Очень длинное имя. Я не запомнила.

Подошли Вика и Артамонов. Она заулыбалась и чмокнула Ирину в щеку, а он молча кивнул и протянул Олегу руку.

В буфете Вика громко сказала:

– Шампанское есть!

Артамонов принял задумчивый вид и, как подобает поэту, стал сосредоточенно разглядывать лепнину на потолке. Олег отстоял в очереди и принес бокалы с вином и шоколадку.

– Где эта Ямайка находится? – спросила Вика. – Где-то в Атлантике?

– У нас в классе девочка была, Люба Папкина, – сказал Олег. – Она всегда говорила: «Антрактический океан».

– В этом что-то есть, – заметил Артамонов и допил шампанское.

Вика долго и подробно рассказывала о новой приятельнице жене представителя какой-то фирмы в Москве.

– Они весь свет объездили! – уверяла Вика. – А дома у них прислуга обед готовит.

– Чужие люди в доме – я не представляю это как… – Ирину этот треп сильно раздражал.

– А что такого? – изумилась Вика.

– Ну, ведь наймиты! – объяснила Ирина. – Кто знает, что у них там на уме. Возьмут и плюнут в кастрюльку. В ходе классовой борьбы…

Певица с длинным именем была немолодой коренастой креолкой. Ведущий назвал ее «большим другом нашей страны». Она пела под гитару томным, красивым голосом.

После третьей песни возникла пауза, и ассистент стал возиться с микрофоном. Олег повернулся к Ирине:

– Понимаешь креольский диалект? А то я переведу. Вот, например, из последней песни: «Коварный идальго! Зачем ты проник этой темной ночью под кров несчастной женщины? Зачем ты схватил своими горячими руками ее смуглые плечи?»

После следующей песни в зале зааплодировали, а соседка слева – коротко стриженая дама средних лет – посмотрела на Олега и спросила:

– А эта песня, интересно, о чем?

– О чем? – переспросил Олег. – Ну, как же! «Ранним утром отплывали от родных берегов рыбаки. Долго махали им на прощание молодые рыбачки. Чайки несли их приветы любимым».

– Где эта Ямайка находится? – поинтересовалась дама.

– Ну, как же! В этом… в Антрактическом океане! – Олег широко раскрыл глаза и с удивлением взглянул на даму.

После концерта пошли мимо буфета к выходу.

– Шампанское у них очень вкусное, – напомнила Вика.

– Н-да, – согласилась Ирина.

Артамонов достал из нагрудного кармана книжечку и стал что-то записывать, а Олег пошел к очереди перед буфетной стойкой и подумал: «Что ж, в конце концов платить за все положено пассионариям!»

– Она неплохо поет, – сказала Вика. – Мне понравилось. Только туфли у нее уж очень задрипанные.

– А платье что, лучше? – усмехнулась Ирина.

Артамонов поставил на столик пустой бокал:

– Мы завтра в ДК «Красная Пресня» выступаем. Хотите, приходите.

Олег промолчал, а Ирина ответила:

– С удовольствием бы, но завтра я никак не успею.

В фойе Артамонов оказался рядом с Олегом и буркнул:

– Суетишься ты с этими рюмками.

В июне в приличном академическом журнале вышла Борькина статья. По этому поводу столы в его лаборатории были сдвинуты и накрыты белой бумагой, а сотрудницы увлеченно резали сало и любительскую колбасу. На подоконнике в литровой банке стоял большой букет гвоздик.

– Привет тебе, триумфатор! – сказал Олег, войдя в лабораторию.

– А ты чего не выступал на совете? – спросил Борька. – Я думал, ты выступишь, даже напоминать не стал.

– Там одни доктора к трибуне выстроились.

– Ты же в этом деле кумекаешь, – ответил Борька. – А то там началось и понеслось не в ту сторону.

Народу собралось много. Кое-как расселись на стульях, креслах и ящиках, разобрались со стаканами и вилками. Тарелок на всех не хватило.

Дамы из Борькиной лаборатории провозглашали тосты за начальника и старались поведать миру о неизбежности новых открытий.

– Тебя прям как Леонида Ильича чествуют, – сказал Олег.

– Не, я человек скромный. – Борька дожевывал кусок сала. – Но чего мне это стоит!

О статьях и открытиях скоро забыли и хором заговорили об отпусках.

– Все поехали на рыбалку! – орал Борька. – Знаете, каких я щук ловлю! Видели фотографии? Нигде так человек не раскрывается, как на рыбалке!

– Особенно, когда не клюет, – добавил Олег.

– Почему не клюет? – обиделся Борька. – У меня всегда клюет.

Пришел замдиректора Ляшко – большой и грузный человек. Сел на край стола, попросил:

– Мне водочки налейте. – И посмотрел на присутствующих: – Это вы чего? Очередную годовщину приказа о пьянках на рабочих местах отмечаете?

– Разве его не отменили? – удивилась дама из Борькиной лаборатории.

– Нет. Всех, небось, завтра в приказ по институту запишут.

– А вас?

– Я скажу, что участвовал, но неохотно.

– Все эти приказы надо отменить, как противоречащие традициям коллектива, – заявил Борька. – А то, что получается? Отметить ничего нельзя!

Людмила Даниловна из профкома объявила:

– Ребята! Кому нужен ковер, записывайтесь завтра у меня.

– Запиши меня, – попросил Борька. – Мне как раз новый ковер нужен. Так плохо было после одного юбилея! А ковер внизу у дивана лежал. Ну, повезли мы его потом к теще на дачу. Два дня чистили. Так его чистеньким там и украли.

Одна из сотрудниц рассказывала:

– Я так нервничала из-за этих схем, которые Борис Петрович представлял на совете. Переживала, как бы мы в них чего не проглядели. Из-за этих схем мне всю ночь кошмары снились.

– Мне на днях вообще приснилась нечистая сила, – перебил ее Борька. – Гляжу – обложила, окружила. Не вырваться от нее. Как быть? Что делать? Ну, думаю: креститься надо. Свят! Свят! Проснулся, лоб вытер и говорю себе: «Уф! Все-таки отбился! Нас, комсомольцев, голыми руками не возьмешь!»

Слева от Олега кого-то вполголоса обсуждали две дамы.

– Не знаю, чего она так к нему привязалась, – говорила одна.

– Может, он как любовник… – предположила другая.