Текст книги "Конец и новое начало"

«Сказал я в сердце своём о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные; потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все – суета! Все идёт в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах. Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?»

Екклесиаст, глава 3, стих 18-21

1

Это началось как-то тихо, незаметно. Население Земли успешно прибывало миллион за миллионом. Культуры, их языки, обычаи, бывшее прежде индивидуальными, отрезанными друг от друга, быстро смешивались друг с другом, равно как и расы людей. Открытия науки, прогресс также не стояли на месте, открывая все новые тайны мироздания, облегчая жизнь. Даже религии, незыблемые столбы на протяжении тысячелетий, начали движение навстречу друг другу. Казалось, все – больше нет разделений, все едино. Но потом, в один какой-то миг движение вперед остановилось. Колесо времени добралось до вершины, балансировало там какое-то времени, а затем ринулось вниз, не разбирая дороги, прыгая с кочки на кочку, всё ускоряясь и ускоряясь. Первым «звонком» стало быстрое изменение климата: холодная долгая зима, жаркое засушливое лето, неожиданные заморозки близко к экватору, ураганы и цунами и многое, многое другое. Вторым «звонком» стало гибель растительного мира и страшные неурожаи основных сельскохозяйственных культур: погода, болезни, расплодившиеся насекомые, разрушали хрупкий растительный мир. Третьим «звонком» оказалось гибель животного мира и первым страдал домашний скот: неустойчивый климат, недостаток пищи, многочисленные новые болезни выкашивали все и вся. И, наконец, последним «звонком», прозвучавшим как набат, стал человек. Смешавшееся в гигантском котле, размером с планету, братство людей, теперь начало распадаться на отдельные субстанции. Национальность (зачастую выбирая лишь по основным внешним чертам или особенности произношения международного языка), вероисповедание, политические взгляды вновь стали важными. Непредсказуемый климат, болезни, старые и новые, голод дополнили бедствия, обрушившиеся на Землю. И, «пес», до того крепко привязанный к цепи, сорвался с нее и имя ему – война. Смерть, наточив свою косу, принялась за дело: неутомимый жнец приступил к сбору богатого урожая человеческих жизней. Казалось, человечество обреченно.

Вил, молодой учёный и с недавних пор преподаватель, с коротко стриженными пепельного цвета волосами в футболке и старых брюках, сжав кулаки, ходил из угла в угол в своей комнате, в общежитии. Крепко сжатые кулаки и челюсть выдавали эмоции, бушевавшие внутри него. Сегодняшний разговор с заведующим кафедры вместо разрешения недоразумений и начала новых, если не дружеских, то хотя бы уважительных отношений создал только множество новых проблем, усугубив к тому же имевшиеся. Мужчина встал у окна и постарался успокоиться, выглянув наружу, однако вместо умиротворения к его гневу присоединилась еще и тоска. Прежде, до всех этих последних событий, подобным ясным весенним днем, на газоне вокруг водоема, что располагался рядом со зданием общежития, нежились десятки студентов. Теперь же их, было всего несколько, которым, вероятно, было просто некуда податься. Большинство же уже разъехалось по родным в надежде пересидеть волнения дома в окружении родных и близких людей. Вил оглянулся на вторую, пустовавшую койку в его комнате. Всего полтора месяца назад там располагался его друг и коллега, Константин, веселый, внимательный и отзывчивый человек. Но, когда беспорядки стали возникать в городе, а нормы выдачи продовольствия снизились, он тихо исчез, даже не попрощавшись с соседом.

Вчера появились списки отчисленных студентов, участвовавших в митингах, среди них и очень одарённые молодые люди с его факультета. Вил подал ходатайство о возможности их дальнейшего обучения.

– Да, теперь никому нет дела до науки, – вслух произнес молодой человек и сел на стул за свой письменный стол с намерением дописать свою статью для научного журнала, однако вместо этого, опершись локтями о край стола, он опустил голову, зажав ее между руками.

На утро его вызвал начальник кафедры:

– Дальнейшие нахождение данных студентов в учебном заведении нецелесообразно. Они позволили себе участие в несанкционированных акциях и напрямую запрещенных руководством мероприятиях, препятствовали представителям законных органов власти. В связи с этим ваша просьба не может быть удовлетворена. Они обязаны в течении трех суток сдать все оставшиеся талоны и покинуть жилплощадь, принадлежащую данному учебному учреждению, – вещал старик, сидя за столом в своем роскошном кабинете, все стены которого были увешаны бесчисленным количеством грамот и благодарностей, а шкаф, за его спиной был полон научными трудами, покрывшимися слоем пыли. – Кроме того, я обязан сообщить вам, научный коллектив также вынужден попрощаться с вами. Необходимые для этого бумаги я завтра передам в отдел кадров. Поэтому я бы советовал вам немедленно начать искать новое место работы и жилье. Вы своим заступничеством за нарушителей закона показали себя как сочувствующий им и их взглядам, таким здесь нет места!

Вил не нашелся, что ответить и просто молча вышел, сраженный новостью, тихо прикрыв дверь за своей спиной. У порога учебного корпуса его ждали трое студентов: два парня и девушка, за которых он пытался заступиться. Преподаватель рассказал о случившемся. «Вот же тварь!» – было самым приличным выражением из реакции отчисляемых студентов. «Давайте обсудим это сегодня вечером в баре, – предложила девушка.– Вы с нами?». «Да, – кивнул Вил, после паузы». Оставив студентов, он вернулся в общежитие, ярость затуманивала мозг. Его начало трясти и он, сунув руки в карманы штанов, вцепился пальцами в свои бедра, пока не почувствовал достаточную боль.

До самого вечера Вил лежал на постели, бездумно глядя в потолок. Надо было решать, куда податься теперь. В прежние времена, даже еще год назад он мог бы что-то найти, пусть не с первой попытки, но мог. С отличием законченная учеба, диплом и последующие работы высоко оценивали его коллеги. Да. Но теперь, когда все разваливалось на глазах… Кому был нужен такой как он? Предложение на скукоживающемся поминутно рынке науки во много раз превышает спрос. «А мои новые наработки? Они достанутся этому гаду! Ну нет!»

Угнетённые своим отчислением, студенты с Вилом молча сели за столик:

– Что раскисли? – с напускным весельем сказал Вил – Нет безвыходных ситуаций. Сначала снимем стресс. Они сначала заказали крепкого пива и бутылку виски, потом повторили. Полуголодные студенты захмелели быстро. Незаметно разжигая в них обиду на заведующего кафедрой, Вил подталкивал их к активным действиям.

– А ведь точно! – ответил какой-то своей внезапно вспыхнувшей, словно извне, мысли студент. – Нужно действие! – обратился он к своему наставнику.

– Действие? – переспросил Вил.

– Да. Вас же все равно выкинули, надо же как-то поквитаться.

– Тогда покажем старому козлу! – заявил кто-то из студентов, – чье лицо в пьяном угаре Вил уже толком не различал.

– Вперед! – призывно подстрекал пьяную компанию заводила, размахивая полупустой бутылкой.

– Вперед! Вперед! Пусть ответит за все! – заскондировали прочие и уже вскоре вся веселая и пьяная вдрызг компания пошла к своему уже бывшему заведующему кафедрой, облокачиваясь время от времени друг на друга, для поддержки равновесия.

«Что это за шум?» – подумал, протирая очки заведующий кафедры. Он лежал в своей двуспальной постели в элитном доме на окраине поселка, слишком большого теперь для него одного после того как его жена умерла. Вдруг в дверь постучали, сначала едва-едва, нерешительно, но тут же, следом, дверь начала сотрясаться от ударов руками и ногами. Все это сопровождалось пьяными выкриками, разобрать которые было почти невозможно.

– Выходи старый хрен! – кричал один, особенно неугомонный голос, которому в такт «подпевали» прочие, добавляя ту или иную, чаще всего неприличную ремарку.

Ученный хотел было вызвать полицию, но решил, что негоже ему пасовать перед малолетней шпаной.

– Вон отсюда! – громко крикнул он и встав, надел халат и поношенные тапочки, после чего подошел к двери.

– Открывай! – было ему ответом.

Дверь продолжала сотрясаться и уже пару мгновений спустя, не выдержав особенно яростного напора, сдалась под натиском молодых тел.

– Вил? Что вы себе позволяете? Что за дебош вы устроили? – удивленно бормотал бывший начальник, глядя на своего недавнего подчиненного, ввалившимся одним из первых внутрь жилища.

– …. тебя и твою шарагу! – выкрикнул кто-то и Вил, перед которым стояла фигура того, кто порушил всю его жизнь, замахнулся пустой бутылкой.

– Что это?! Я немедленно вызываю полицию! – прокричал хозяин жилища, уже пожалевший о своем опрометчивом решении не вызывать стражей порядка и потянулся к телефону.

Удар пришёлся по касательной и не нанес никого вреда, но бывшие студенты радостно воскликнули: «Давай! Так его!». Вил, схватив что-то из предметов мебели замахнулся еще раз и яростно обрушил его на голову обидчика. Через пять минут все было кончено: труп с проломленной головой лежал посередине уютной гостиной, обставленной когда-то супругой профессора.

– Ничего себе, – сказал один из бывших учеников.

– Это произошло, теперь бесполезно что-либо менять. Мы сделали это, – рассудительно заметил Вил к которому неожиданно после сделанного пришла трезвость и какое-то страшное чувство своей силы и могущества. Он холодно приказным тоном продолжил, – теперь вы все мои сообщники, надо что-то сделать с ним, – презрительно указал он на труп, – и не допустить нашей поимки.

– Вы…ты можешь так говорить? – спросила девушка, – чей мозг уже начал освобождаться от алкоголя.

– Берем жесткий диск с компьютера. Я не хочу оставлять свои исследования этим уродам, – таким же тоном, не обращая внимания на слова своей бывшей студентки, продолжил Вил.

– Вы действительно страшный человек, – со смесью удивления и страха произнес один из студентов.

– Помогайте давайте, – сказал в ответ Вил. – Я не собираюсь рушить свою карьеру из-за старого дурака.

Рано утром Вил открыл глаза, его сердце пришло в трепет от воспоминания происшедшего ночью. Мысли хаотично метались в страхе перед разоблачением в убийстве: «Что делать? Первое – нужно успокоиться и вести себя как будто ничего не произошло. Сегодня воскресенье. Обычно все собираются в центральном соборе на утреннюю службу.» Вил принадлежал к конфессии, ожидающей второго пришествия Христа в богатстве и славе и открывающим двери Рая для верующих заслужившим его только одной верой, что он есть и они этого достойны. Вера – это то, что давало надежду на будущее в разгромленном войсками и опустошённом эпидемиями мире. Конфессий было много, но эта была более популярна и одобрена правительством. Умывшись Вил надел один из лучших костюмов и отправился на молитву. Утро было тихое. Первые солнечные лучи, пробежав над развалинами домов, шрамами войны, коснулись его лица: «Все мысли потом, сейчас на молитву,»– подумал он, -«Нужно действовать как всегда.» Несмотря на ранний час, народу в храме собралось много. Пришлось встать недалеко от входа. Служба началась. Та часть Собора, где находился алтарь, сильно пострадала во время бомбёжки, а Алтарные врата и вовсе были закрыты, за ними были только развалины.

Тут дверь в храм открылась и, крестясь на ходу, быстро влетела команда телевизионщиков, за ними телохранители одного из кандидатов на пост Всемирного правителя потеснили ряды верующих, освобождая кандидату место на службе. Когда всё успокоилось, приступили к главной молитве о втором Пришествии и открытии Рая. Вдруг раздался треск, Алтарные врата дрогнули. «Наверное, обломки сместились,» – пронеслось в голове Вила. Прерванная молитва возобновилась и устремив глаза к взошедшему солнцу, освещающего молящихся сквозь брешь пролома, все услышали громкий скрежет и Алтарные врата распахнулись. Перед глазами молящихся предстал сад с пением птиц, где на деревьях были белые цветы и красные яблоки. В Соборе все смолкли, жужжала только камера. Через минуту врата захлопнулись. Над молящимися пронёсся общий вздох, все попадали на колени неистово крестясь и во главе с священником вознося благодарственные молебны.

– Христос, он не оставил нас! Он дал надежду нам, что он придёт! И его приход близок! – возвестил священник прихожанам, – Готовьтесь, братья!

– Вил был потрясён. Его научный склад ума работал в своём формате. Встав на обломок колонны, он принялся подсчитывать количество людей, участвующих в молитве.

– Кто вы? – спросил один из телохранителей кандидата.

– Учёный.

– И чем вы тут занимаетесь?

– Произвожу подсчёт прихожан, чтобы высчитать силу их молитв способную открыть Алтарные врата. Сколько раз пытались это сделать, но так и не удалось, даже с помощью инструмента.

– А вы значит рассчитываете на силу молитвы? – спросил кандидат.

– Да, я очень верующий человек и понимаю, что для их открытия нужна сила другой природы. Как раз над этими силами я и работаю в институте.

К обеду все телеэфиры Земли показывали произошедшее чудо. В лучах солнечного света был представлен кандидат на пост Всемирного правителя с его программой о прекращении войн и выработки общего экономического плана развития Земли, где журналисты не преминули отметить его как выбранного с Выше. Алтарные Врата. Их раскрытие с громким скрежетом и всё-всё, что видели прихожане, увидел и услышал каждый житель Земли. «Кусочек Рая!» – заявил маленький мальчик из числа прихожан.

Спустя неделю, в десять утра, Вил стоял перед красно-песочного цвета зданием ведомства, о работе в котором прежде не мог и помышлять. Сейчас ему открыто намекнули, что пригласили его с этой целью. Внутренняя сила, зародившаяся в ночь семь дней назад настойчиво двигала его вперед. Вдохнув и крепче, прижав к груди папку с документами, он открыл одну из массивных дверей и вошел внутрь. Пройдя пункт личного досмотра, Вил предстал перед стойкой приемной, где красивая молодая девушка в военной форме безразлично спросила его о цели визита. Собравшись с мыслями, он ответил:

– Я должен встретиться с полковником, – Вил назвал фамилию, – вот от него повестка, накануне по телефону мне сказали, что его не было вчера на месте и просили прийти сегодня.

– Минуту, я уточню, – служащая набрала внутренний номер и переговорила с кем-то. – Закончив разговор, она обратилась к человеку, – ждите вас скоро пригласят.

Ученый сел на один из стульев, стоявших возле стены, радуясь возможности привыкнуть к незнакомой обстановке учреждения и времени на обдумывание предстоящего разговора. Но это ему не удалось: через минуту слева от него раздался негромкий голос:

– Следуйте за мной, я провожу вас, – произнес он и, молодой человек, казалось не старше его студентов, сделал приглашающий жест рукой, после чего, развернулся и первым пошел в глубь здания.

– Вы, как я погляжу располагаете хорошими данными. Я недостаточно компетентен, чтобы вникнуть в детали, но на первый взгляд и с учетом рекомендаций это должно представлять для одного из наших отделов большую ценность, – кивнул уже немолодой рано начавший седеть мужчина в форме полковника, сидящий за простым рабочим столом в небольшом помещении без окон. – Я передам информацию нашему научному составу для изучения.

– Значит я могу надеется на место в вашем ведомстве? –с надеждой в голосе, не веря своей удаче спросил Вил, сидевший на деревянном стуле напротив.

– Конечно, – ответил служащий. – У нас почти все остаются. С вами свяжутся в ближайшее время, а до этого момента оставайтесь пожалуйста в городе и будьте на связи.

2

– Давай быстрее! – прокричал грузный бородатый пожилой мужчина в грязном летнем камуфляже, с автоматом на боку, сунув голову в разбитое окно первого этажа детского сада.

– Пожди, не видишь – сколько их у меня? – громко ответила воспитательница, к которой обращался мужчина, пытаясь построить в нечто похожее на цепочку детей.

Дети –их было десятка полтора, были почти малышами, лет шести – семи, не больше. За последний месяц они уже привыкли к грохоту разрывающихся снарядов и мин, треску автоматных очередей. Лишённые родителей они были подобны котятам, уже открывшим глаза, но все еще не способным выжить без опеки и материнского молока. И для всех них, девочек и мальчиков, мамой-кошкой стала Лиза, хрупкая маленькая девушка, с длинными каштановыми волосами, забранными в пучок, совсем недавно отметившая свое двадцатилетие.

– Скорей, скорей, – поторопил ее мужчина, по прозвищу Барсук. – Соболь со своими уходит. Мы тоже должны двигать. И быстрее.

– Надежды нет? Петя, а ну встал! – Лиза схватила за руку последнего, меланхолично сидевшего на грязном коврике мальчугана, поставила на ноги и сунула его кисть в руку девочки, завершив построение. – Так, молодец! Держи и не отпускай! Ты меня понял?

Мальчик кивнул и сунул большой палец себе в рот, после чего начал усердно сосать его.

– Какая, к черту, надежда? Барсук сморщился. – Нас полностью уделали. Все, конец.

– Надо взять вещи! – Вдруг вспомнила Лиза и ее взгляд заметался по грязной комнате. – Тут их рюкзаки, сумки…

– Нет времени! – и, словно в подтверждение его слов, совсем рядом раздался мощный взрыв, отчего ребята закричали и упали на пол.

– Сейчас. Так дети, у всех веревочки с именами на шее? Никто не забыл? – спросила женщина, на что дети привычно подняли руки с картонками, на которых были записаны их известные, хотя иногда и не полные данные: имя и фамилия, дата рождения, имена родителей и место последнего известного проживания. Одна из девочек, запутавшись, подняла висевший на цепочке медальон в форме шестиконечной звезды, но сообразив, подняла свою карточку.

Барсук через окно, кряхтя, влез в комнату, взял за руки метущуюся Лизу и ровным голосом сказал, глядя ей прямо в глаза: «Хорош дёргаться, бери своих и побежали».

Цепочка начинал которую пожилой бородач, с автоматом на перевес, а замыкала девушка-воспитательница, выбралась наконец на улицу, в жаркий летний день. Треск автоматов значительно усилился и стал ближе, пока вся группа пробиралась по улице через завалы и груды мусора, появившиеся после многочисленных обстрелов города. Перед ними пробежало несколько вооруженных человек. Потом еще один, невероятно тощий мужчина в темных джинсах и зеленой майке выскочил на середину улицы и вгляделся в группу, держа автомат в левой руке, а правой приложив руку к глазам, защищая их от солнца.

– Барсук ты еще здесь?! – хрипло проорал он, пытаясь перекричать треск стрельбы.

– Все хреново?

– Соболь погиб. Полбригады тоже. Красные уже на площади.

Барсук выругался.

– Куда нам? – тревожно спросила Лиза.

– Уходите к озеру, там пока тихо, может проскочите, – посоветовал тощий и махнув рукой, прощаясь, скрылся между домами.

– Идем за ним! – решил Барсук.

Миновав несколько дворов, образованных панельными «коробками» многоэтажных жилых домов, часто с выбитыми окнами и распахнутыми дверьми, частично или полностью покинутых своими жильцами, они стали, казалось, отдаляться от источников стрельбы. Барсук, идущий первым, выглянул за угол дома, на выходе из очередного двора и сделал знак рукой остановиться.

– Что там? – полушепотом спросила Лиза, когда он вернулся к ней и детям, расположившимся в маленьком дворе-колодце, образованном девятиэтажными панельными домами.

– В конце улицы какие-то люди, вооруженные. Не могу разобрать кто именно. Лучше вернуться и обойти их.

– Может, это наши?

– Видела, как Штык, ну тот, что с нами разговаривал, прытко поскакал? Нет здесь уже никого из наших. Без Соболя, все, хана. – Барсук на пару секунд замолчал, а потом решительно пошел к выходу со двора, в который они вошли всего пару минут назад.

– Эй вы, кто?! – раздался вдруг откуда-то сверху громкий противный старушечий голос, и эхом отразился от стен.

В окне третьего этажа показалась фигура опухшей растрепанной старухи, одетой в цветастый халат. Всклоченные седые волосы топорщились во все стороны, делая говорившую похожей на ведьму из детских книжек.

– Куда детей тащите?

– Успокойся, старая, не кричи, – ответил ей Барсук успокаивающим голосом.

– Мы из детского сада, что на…, – попыталась ответить Лиза, но была перебита еще более громким скрипучим голосом старухи.

– А что здесь делаете? Слышите, как стреляют? Детей перебьют, в подвал вам надо, в подвал. Убьёте детишек!

– Уходить нам надо отсюда и быстрее, – шепнул Барсук девушке и вновь направился к углу дома, откуда наблюдал за противником.

– Да, да, мы так и сделаем. Вы тоже спрячьтесь, где-нибудь, здесь опасно оставаться, – примирительным тоном ответила старухе Лиза, подняв руки в успокаивающем жесте, одновременно следя за тем, чтобы её маленькие подопечные держались все вместе и не потерялись.

– Никуда я не пойду. У меня тут вещи. Как я все брошу, – ворчливо, но уже чуть тише начала бубнить та в ответ.

– А вот это правильно! – вдруг раздался откуда-то справа от Лизы громкий мужской голос.

Барсук и Лиза резко обернулись на говорившего. Из четырех выбитых окон на них смотрели стволы автоматов, а на пороге ближайшего подъезда стоял невысокий, загоревший мужчина, заросший густой рыжей бородой. Одет он был в комбинезон военного образца, на согнутых в локтях руках покоился, словно ребенок, пистолет-пулемет.

– Тише, не дергайся, – с насмешкой в голосе обратился он к целившемуся в него Барсуку. – Иначе, могут пострадать эти милые детишки, а мы же этого не хотим, да?

– Да пошел ты, – процедил сквозь зубы Барсук. – Если не скажешь своим опустить стволы, я тебя грохну. И мне пофиг на детей.

– Боря! – вскрикнула в страхе Лиза.

Дети обступили свою защитницу, испуганные старались прижаться к ней. Барсук злобным взглядом оглядел державших его на прицеле людей и медленно опустил свое оружие. Лицо незнакомца расплылось в улыбке.

– Замечательно. Забота о ближнем это так трогательно. – И тут же его голос резко изменился, из благодушного превратившись в приказной. – Руки поднял. Ещё выше, так, а теперь отошел в сторону.

Барсук задрал руки над головой и отошёл вправо от Лизы и детей. Из-за спины говорившего вышло полдюжины мужчин в одинаковой форме. Двое из них встали в паре метров от Барсука, готовые в любой момент открыть огонь, остальные окружили с четырех сторон Лизу и детей. Люди, державшие группу людей под прицелом, тоже оставили свои позиции и вышли наружу.

– Что с ними делать будем, Вяз? – обратился к бородатому последний из них, здоровый двухметровый детина. – Тоже на площадь?

– Да, детей и девку к остальным. Мужика в расход. – При этих словах Лиза чуть вскрикнула, Барсук же оставался внешне невозмутимым. – И наверху есть бабка, прихватите и её. Если будет упираться – отправьте вслед за мужиком.

– Есть!

Через пять минут, когда Лиза с детьми, окруженные группой солдат, вышли из злополучного двора-колодца и направились в центр города, позади раздалась короткая очередь. Лиза и несколько детей всхлипывали от сдерживаемых слез.

Центральная площадь города слабо пострадала от боевых действий. Не было воронок от мин и снарядов, лишь окружавшие центр жилые и административные здания красовались выбитыми кое-где окнами и попадавшимися там и тут в стенах отверстиями от пуль. Сильнее всего пострадало двухэтажное здание полицейского участка. Построенное из красного кирпича, сейчас оно в нескольких местах вокруг выбитых окон почернело, входные двери отсутствовали, рядом валились кипы каких-то бумаг.

По всему периметру площади стояло оцепление из вооруженных людей, дороги на въезде были превращены в блокпосты из нескольких машин (в основном внедорожников) перекрывавших проезд. Уже вечерело, когда Лиза с уставшими детьми (некоторые из них настолько вымотались за день, что девушке приходилось брать их по очереди на руки) добрались до площади. Старший из охранников сказал несколько слов человеку на КПП, тот кивнул, сел за руль одной из перекрывавшей дорогу машины, и отогнал её на пару метров на газон, давая возможность группе пройти.

– Проходите, – указал охранник Лизе на площадь.

Лиза с ужасом оглядел площадь. Все пространство, сколько удавалось окинуть взглядом, было заполнено людьми, в основном женщинами, детьми и стариками, лишь кое-где попадались щуплые чаще всего пожилые мужчины. Стоял гул от множества голосов, время от времени раздавались крики.

– Но там же нет места, – запротестовала потрясенная Лиза.

– Меня это не волнует. Проходите живее, – ответил главный из конвоиров.

Пришлось подчиниться. Когда прошел последний ребёнок, машина вернулась на своё место, вновь перекрыв проезд.

Лиза даже не подозревала, что столько людей оставалось в городе. Она с трудом, протискиваясь среди людей, нашла свободный участок, где могла разместиться с детьми. Это был небольшой клочок асфальта и вытоптанной клумбы, рядом со стеной одного из жилых домов, на первом этаже которого располагался магазин канцелярских товаров, выбитые окна которого были заменены щитами, сколоченными из обломков мебели. Окружающие не обращали на них почти никакого внимания. Лишь одна женщина, лет сорока, одетая в синие джинсы и синюю же джинсовую куртку оглядев их с интересом и сочувствием, спросила:

– Как вас угораздило попасться им?

– Как? Да вот, не успели. Ждали, что помогут с эвакуацией военные из самообороны, а в итоге прислали всего одного знакомого человека без транспорта и того… – тут она вспомнила Барсука и расстроенно замолчала, не в силах закончить предложение, боясь разреветься. «Ради детей я должна быть сильной», – решила она про себя.

– Нашла на кого надеяться, – фыркнула женщина. – Эти трусы первыми сбежали, как поняли, что стало жарко.

– Не надо, не все такие. Нам хотели помочь, но, – Лиза чуть помедлила, подбирая нужное слово, – не успели.

– Понятно. Меня, кстати, Надежда зовут.

– А меня Лиза.

– Вот и познакомились. Я так понимаю ты в детском доме работала?

– Да.

– Хорошим делом занимаешься, вот только время сейчас для этого нехорошее. – Надежда окинула взглядом измученных детей и продолжила –Твои наверно есть хотят?

Словно услышав кодовое слово, один из младших детей заговорил:

– Пить хочу!

– Пить! И кушать! – Тут же присоседилась к нему одна из девочек.

Еще спустя пару секунд требовала еды и воды чуть ли не вся группа, лишь двое; Петя и Азария молча смотрели на воспитательницу. Лиза потратила несколько минут уговаривая подопечных вести себя тише, убеждая, что скоро их отпустят и накормят.

– Извини. Похоже зря я это вслух сказала, – смущенно произнесла Надежда, когда дети немного успокоились.

– Ничего, – вздохнула Лиза. – Так или иначе они всё равно начали бы просить.

– Ага. Только я не думаю, что красные собираются закатить нам банкет, – с сарказмом отозвалась Надежда.

– Но они же не могут держать нас здесь вечно.

– Это верно. Раз они собрали нас всех вместе, значит зачем-то мы им нужны. И это меня пугает больше всего.

– Возможно просто для проверки документов?

– Хотелось бы верить, но вряд ли. Ты наверняка не меньше меня слыша об этих «последователей истиной веры» и их дружках красных. Бюрократия не их конек.

– Да, мне рассказывали. Но я думала, эти слухи преувеличены. Не могут же они на самом деле делать, то что им приписывают.

– Тогда как эти дети оказались у тебя? Оглянись вокруг – все это тоже преувеличение?! – Надежда обвела рукой площадь, заполненную людьми.

Лиза опустила глаза. Возразить было нечего.

Тут по толпе пошел нарастающий гул голосов. Все пришли в движение, те кто сидел на асфальте встали на ноги, некоторые вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть, что происходит. Но из-за большой скученности люди были вынуждены топтаться на месте, переминаясь с ноги на ногу. Лиза, присевшая было на землю газона, вновь встала на ноги, тщетно озираясь по сторонам.

– Что, что там происходит? – спросила она.

– Похоже, собрались вести нас куда-то, – отозвался щуплый старичок, стоявший рядом с Надеждой.

– Вести? Но куда, зачем? – с тревогой спросила Надежда.

– А я откуда знаю? – ответил старик и, отвернувшись, стал пристально вглядываться в сторону источника волнений.

– Может нас наконец покормят? – со слабо надеждой предположила Лиза.

– Хорошо бы, – отозвалась Надежда.

Тут впереди стоявшие люди пришли в движение и нестройно побрили в одну сторону. Сквозь шум стал просачиваться командный голос:

– В колонну! …стройся! …не задерживайся! Быстрее!

Сквозь толпу, расталкивая и пиная людей, пробились двое людей в камуфляже. Один держал в руках автомат, орудуя прикладом как дубинкой. Второй, с закинутым за спину автоматом, выкрикивал приказы в шипящий мегафон. Приблизившись к Надежде и Лизе с детьми, первый из них, невысокий с худым заостренным лицом, покрытым недельной щетиной, крикнул женщинам:

– Чего застыли? Поднимайте свой зоопарк и двигайте за остальными!

– А куда мы идем? – отважилась спросить Надежда.

– Не ваше дело! Шевелите окорочками! Не то получите! – он сделал угрожающий замах прикладом.

Второй выкрикнул в мегафон, заставив детей зажать уши:

– Немедленно построиться в колонну по четверо! Не задерживаться!

– Хорошо, хорошо мы идем, – дрожащим и срывающимся от волнения голосом примирительно ответила Лиза, пытаясь успокоить солдат. – Мы сейчас же идем.

Затем она обратилась к Надежде, все ещё злобно исподтишка глядевшей на мужчин с оружием:

– Надя, помоги мне пожалуйста с детьми.

– Конечно, – бросив последний испепеляющий взгляд на красных, она стала помогать расставлять измучанных, испуганных и слабо соображающих детей в подобие строя.

Примерно через полчаса, когда все уставшие и запуганные люди с площади потянулись по забитым мусором и обломками улицам города, Надежда полушепотом обратилась к рядом идущей Лизе:

– Подруга, нам надо выбираться из этого. И чем быстрее, тем лучше.

– Ты шутишь? Посмотри на них, – Лиза кивком указала на плетущихся рядом детей. – Они уже на пределе. Как и я.

– Я знаю это. Поверь, мне тоже очень хреново. Но я уверена, что если мы и дальше будем плестись, куда нам скажут, то станем баранами на бойне.

–Ты, о чем вообще?

– До меня доходили кое-какие слухи о этих ребятах. И если хоть половина их них правда, то нам конец.

– Что до тебя доходило? Не выдумывай пожалуйста, мне и так плохо. Да, они сборище бандитов и сектантов. Но им нужны люди для работы и обмена пленными. Мы, то есть. Скорее всего нас распределят по их лагерям, где начнут заставлять работать и промывать мозги своей идеологией. Но там хоть кормить будут, – со вздохом закончила она.