Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Книга первая. Все мы родом из детства"

Глава 1

Эта ночь навсегда останется в памяти Веры, как «эта ночь».

Еще с вечера всё было хорошо, Вера сделала уроки, сложила портфель и легла спать.

С недавних пор девочка спала на раскладном диване, стоящем в углу зала. Это было мамино решение, и оно никем в семье не оспаривалось. Свое переселение из детской спальни в зал Вера расценила как приглашение в мир взрослых. Особенно ей нравилось то, что через стенку спали ее родители, а рядом с ними она ничего и никого не боялась. Брат Саша был тоже доволен ее переселением, ему уже порядком надоела сестра, и он чувствовал себя достаточно взрослым, чтобы спать одному в детской спальне.

Обычно Вера засыпала быстро и крепко спала до утра, но в ту ночь ее безмятежное детство превратилось в кошмарный сон. Отчаянный крик брата рвал уши, даже самый страшный сон не мог сравниться с тем ужасом, который был в этом крике.

За окном стояла непроглядная тьма. Вера обрадовалась, когда на ее диван присела мама, и она быстренько прижалась к ее родному плечу, но с мамой было что-то не так. Мама не спешила на помощь к брату, не обнимала Вера, а смотрела в одну точку на полу?

– Не бейте меня! Не бейте! Не трогал я ее! Не надо! – умолял кого-то брат, но тот, кого брат умолял, молчал и бил Сашу. Из маминой спальни доносились резкий свист ремня, глухие удары и мальчишеский вопль.

– Что случилось, мама? Мамочка, скажи, что случилось?

Но мама не отвечала, она разглядывала Веру, как будто бы увидела ее впервые в жизни. Странное выражение маминого лица еще больше пугало девочку. Мама смотрела на Веру не ласковым любящим взглядом, а взглядом недоброй чужой тети, удивительно похожей на ее красивую маму. От холодной синевы ее глаз сердце девочки затихло в груди, и мелкая дрожь пробежала по телу, а эта недобрая тетя смотрела на нее в упор и подозрительно щурилась, словно знала о Вере страшную тайну.

Девочка никогда не имела секретов от мамы, она их выбалтывала при первой же возможности. Разве можно пугаться вины, которую не знаешь? Вера испугалась, и подчиняясь инстинкту, забилась в уголок дивана.

Саша надрывался от крика под ударами ремня, а Римма спокойно сидела на диване, ритмично постукивая кончиками пальцев одной руки по кончикам пальцев другой. Теперь все ее внимание сосредоточилось на часах с маятником, словно в них билось ее сердце. За стеной, где висели эти старинные часы избивали ее сына. Случилось то, чего она боялась больше всего на свете.

Римма работала участковым врачом. Работала она, как и все вокруг, с зари до зари, днем в поликлинике, а ночью дома. Впрочем, жаловаться она не привыкла, своей профессией доктора очень дорожила, а тяжело работать ей приходилось с детства. Отцовская мудрость, что сначала надо трудиться на авторитет, чтобы потом авторитет трудился на тебя, подтверждалась самой жизнью. Серьезность и добросовестность во всем, упорство и терпение, помогали ей добиваться успеха в жизни.

Когда Римма стала замечать, что к вечеру от усталости хотелось не спать, а плакать, то поняла, что ей надо срочно отдохнуть, но врачей в поликлинике не хватало, поэтому она продолжала работать, хотя спать хотелось уже с утра, даже во сне она мечтала выспаться. Бывает же такое!

– Дети еще маленькие, у мужа ответственная работа, поэтому надо потерпеть до отпуска, а там я уже отосплюсь, как… как кошка, – подбадривала себя Римма, обходя свой дальний педиатрический участок.

Как-то, на ее участке двухлетний мальчик проспал подряд три дня. Римма не могла понять, что с происходит со здоровым малышом, почему он вместо того, чтобы весело играть и шалить, целые дни спит в своей кроватке.

– А кушать Сереженька не просит? – напоследок поинтересовалась Римма у мамы, прежде чем направить его к специалисту.

– А как же, … просит. Я его пирогом с маком кормлю! Я его сама испекла, по маминому рецепту! Мак в пироге выпаренный толченый.

Кулинарный шедевр, пирог с толстой прослойкой толченого черного мака, был находкой для ее планов на отпуск.

– Вот, когда я уйду в отпуск, вся моя семья будет лопать такие же пироги с маком, пока я не отосплюсь, как следует, – думала Римма, когда от усталости кружилась голова.

Володе понравилась идея жены с маковыми пирогами. Он гордился своей неутомимой супругой, не обращая внимания на ее усиливающуюся бледность лица и синеву под глазами, но до пирогов с маком так дело и не дошло, потому что вскоре его жене пришлось обратиться к врачу по причине того, что Римма услышала мужской голос, зовущий ее выйти из дома.

Это случилось тоже ночью, за три года до того, как Володя ремнем выколачивал из Саши признания, а сын признания не давал.

Тогда, в черном окне отражался не яркий свет торшера, стоящего в зале над диваном, а тусклый свет лампочки под кухонным потолком. Римма стирала на кухне постельное белье, шоркая его по стиральной доске. Перед ней на двух табуретках стояла детская ванночка с мыльной водой, в ванночке лежали простыни, наволочки и пододеяльники. Свет горел только на кухне. В доме было тихо, и в этой ночной тишине Римма услышала мужской голос из темноты коридора. Она стряхнула пену с рук и вышла в коридор. В коридоре никого не было. В спальне, отвернувшись к стенке крепко спал Володя, а в детской – ее дети, Вера и Саша. Римма с любовью поправила детские одеяльца и опять отправилась на кухню. Вернувшись к стирке, женщина стала думать о том, как ей надо правильно растить детей, чтобы уберечь их от несчастья.

Случаи насилия над детьми участились, поэтому она, как хорошая мать, неустанно рассказывала дочери и сыну страшные истории про бандитов, чтобы научить их не поддаваться на уловки развратников и убийц, ловко заманивающих доверчивых малышей.

– Раньше было проще разглядеть зло в людях, – пришла к выводу Римма, склоняясь над стиркой. Она вздохнула, убрала мокрой рукой прядь волос, упавшую ей на глаза, и вновь зашаркала бельем по доске. Воспоминания молодости нахлынули на нее, мысленно возвращая ее в родительский дом.

Мама умерла, когда Римме шел восьмой год, поэтому ее воспитывал папа. Когда она заканчивала среднюю школу, то зло представлялось ей в образе бородатого разбойника или оборванного попрошайки, а грех – в виде чёрта с рогами. Хотя война давно закончилась, страна продолжала жить послевоенным временем. Дома Римма слышала о бандах и зверских убийствах в городах и на дорогах страны. Об этом говорили по радио и писали в газетах. Впрочем, в их поселке для ссыльных поляков эти рассказы никого не пугали: к ним в село, расположенное в бескрайней казахской степи, редко заезжали гости. Кого бояться в степи? Буранов да волков, а Римма даже волков не боялась.

Когда дети с папой в полнолунную ночь выезжали на корове собирать подсохшее сено, волки хоть и окружали их повозку, но не нападали, чуя смелость главы семейства, у которого под рукой всегда лежали самодельные вилы. Римма верила, что папа никогда не даст в обиду ни ее, ни братьев, ни их корову.

В то время Римму больше всего на свете пугала одинокая вдова, что жила с ними по соседству, которая любила при случае приговаривать ей на ухо: «Твоя мама, Ядвига, теперь в раю, она на небесах. Ядвиге там хорошо! А ты, если не будешь молиться, то попадешь в ад. Приходи на собрание верующих, только, смотри, никому об этом не говори. Время такое, нехорошее.»

Римма очень не любила, когда ее пугали, и на вечерние тайные собрания верующих не ходила. О боге в доме не говорили, но все боялись совершить грех, а детей всегда учили не болтать лишнего. После похорон мамы, девочка по ночам говорила с ней, словно та не умерла, а была где-то рядом.

– Мама, мне говорят, что теперь ты в раю. Как ты туда попала? Я видела, как тебя положили в гроб и завалили землей. В раю, наверное, только звёзды и ангелы. Ты учила меня молиться перед сном. Если бы ты знала, как я за тебя молилась, а ты все-равно умерла. Я так старалась тебе помочь, и коромысла с полными ведрами таскала, и огород поливала, и глину из самана с соломой месила, чтобы тебе было легче справляться по хозяйству, но ты умерла. Люди говорят, что надорвалась работой. Зачем молиться, если люди не имеют помощи в Боге, а, когда надорвутся, то умирают?

Никто не давал ответа на этот вопрос, а Римма об этом никого не спрашивала, не до того было. Повзрослев, она решила твердо, что в молитвах нет нужды, что вера в Бога – это обман, который нужен только слабым людям, не умеющим постоять за себя.

Окончив школу, девушка отправилась в Омск на учебу. Ехать в город пришлось в товарном вагоне, потому что у нее не было паспорта и разрешения коменданта, выехать из деревни. С Риммой на учебу отправился ее старший брат, пришедший с фронта. Его огнестрельная рана ноги быстро заживала, и для него настало время учебы. Мичеслав и Римма хотели стать врачами, как их старший брат Леонид.

В то время ехать в город пассажирским поездом было очень дорогим удовольствием, но в вагоне товарного поезда можно было ехать бесплатно и без документов.

Радость, с которой Римма отправилась в путь погасла быстро, когда вдоль железной дороги, то там, то здесь, стали появляться человеческие трупы. По мере того, как поезд продвигался вперед, девушку все сильнее тянуло назад, в родное село. Она не могла признаться в своей трусости даже любимому брату, дремлющему на старых фуфайках в углу вагона, загруженного углем, теперь девушке – комсомолке захотелось поверить в то, что ее мама на небесах, а каждого убийцу ждет расплата в аду. В ответ на эти мысли в теплом степном ветре ей чудилась мамина ласка. Поезд равнодушно мчался по безликой степи, подолгу останавливаясь на каждой станции.

На второй день поездки товарный состав, где ютились в угольных ямах Римма со своим братом, остановился на запасном у небольшой станции и простоял там до вечера.

День выдался солнечным и безветренным. Когда читать книгу надоело, девушка стала разглядывать пассажиров на платформе и сразу обратила внимание на торговку семечками с красной косынкой на голове. На деревянных скамейках перед станцией разместился многочисленный народ с огромными узлами и чемоданами, а торговка семечек в красной косынке на голове сидела на маленьком стульчике у выхода на платформу, весело переговаривалась с пассажирами, проходящими мимо, отпуская при этом неприличные шутки.

Римма видела, как шелуха от семечек осиным гнездом свисала с пухлых красных губ торговки, и через определенные промежутки падала вниз, на юбку мышиного цвета, но вскоре ей стало стыдно, подглядывать за людьми из своего укромного места, и девушка углубилась в чтение своей любимой книги, где гордая Джейн Эйр мужественно берегла свое честное имя.

Только к вечеру поезд, дав два пронзительных гудка, отправился в путь. Отъезжая от станции Римма стало свидетелем того, что привело ее в ужас.

Двое мужчин, одетых в полинялые гимнастерки, с папиросами во рту, тащили под руки с опустевшего перрона в придорожный лесок знакомую ей продавщицу семечек, но теперь женщина не веселилась, а вырывалась из рук насильников, упираясь ногами о землю, но как ей было справиться с захмелевшими мужиками! Ее красную косынку подхватил ветер, и та вольной птицей порхала за поездом, с каждой минутой набирающим скорость.

Римма не могла отвести взгляда от происходящего насилия над женщиной. Никто не спешил ей на помощь, ее крик заглушил повторный гудок паровоза. Вскоре станция пропала вдали, а поезд мчался к горизонту, бодро стуча колесами.

Мичеслав осторожно разжал пальцы сестры, вцепившиеся в металлический край вагона, и с силой усадил ее обратно на фуфайку, что лежала в черном углу вагона. Внезапная тоска овладела Риммой, словно у нее отняли надежду на прекрасное будущее. Такое положение вещей не понравилось Мичеславу.

– Во-первых, – назидательно сказал он сестре, укрывая ее стареньким одеялом, – если ты будешь так высовываться из вагона, нас могут заметить и ссадить с поезда. Во-вторых, ты сейчас же забудешь все, что тебя так напугало. Это жизнь, которая имеем свои законы, и она нам неподвластна. В-третьих, вспомни, для чего мы едем в город? Напомню, ты хотела стать доктором. Помнишь, как ты умоляла папу отпустить тебя в город учиться? Запомни, побеждает тот, кто не думает отступать и пугаться будущего.

В ответ Римма только кивнула головой.

– Римма, успокойся, сестричка. Мир полон безобразия. Наш брат, Доминик, утоплен в Ишиме, потому что он хотел справедливости, где ее нет, ибо справедливость там, где мы сами поступаем справедливо. Пойми, что каждый взрослый человек сам отвечает за свои поступки. Парни пристают к легкомысленным девушкам, так как их видно издалека, а к порядочной девушке никто никогда не подступится.

Римма знала, что брат любит ее, свою единственную сестренку, которую его друзья прозвали пигалицей за малый рост и звонкий голос. Римме нравилось настоящее имя брата – Мичеслав, но теперь она должна называть по имени Митя, раз надо, так надо. Польские имена лучше было поменять на русские, чтобы не было ненужных вопросов о национальности, потому что лучше избежать того, что может помешать достичь цели и получить высшее образование.

Сумерки густели и во тьму уходила степь, чтобы уснуть под звездным небом. Римма лежала на фуфайке и яркие звезды над ней водили хороводы. Митя уже спал, когда начался звездопад. Одна звезда падала за другой, огненным росчерком отвергая власть вечности, и исчезали бесследно, и никто по ним не плакал. С последней падающей звездой Римма покорилась поступательному движению поезда и успокоилась. Казалось, что поезд не мчался вдаль, а падал в черную бездну ночи, чтобы потеряться там навсегда, а даже ветер не поспевал за ним.

Заснуть девушке мешала картина насилия над женщиной, которую тащили в придорожный лесок два мужика. Выходило так, что Римма была свидетелем преступления, за которое никого не осудят. Это безнаказанное зло мешало ей быть сильной и мечтать о будущем. «А ведь эта женщина в красной косынке сама виновата в том, что с ней произошло. Она вела себя очень вызывающе доступно», – к такому твердому убеждению пришла Римма, когда над горизонтом проступила красная полоса зари, и сочувствие к торговке семечек перешло в осуждение. Римма была уверенна, что она никогда не допустит такого безобразного с ней обращения!

– Пусть только попробуют сунуться!

Ее вызов всем мужчинам мира победоносно подхватил паровозный гудок. Каждый отвечает сам за себя!

Это время юности прошло. Теперь Римма замужняя женщина, у нее подрастают двое ребят, у мужа и у нее ответственная работа, только времени не хватает отдохнуть.

Римма распрямилась. Чуть прогнувшись, она посмотрела на будильник и глубоко вздохнула. Было полтретьего ночи, опять время для сна не осталось. Римма вновь склонилась над корытом и с еще большим усилием принялась выкручивать тяжелый мокрый пододеяльник. Она уже не знала, от чего больше устала, от стирки или от воспоминаний. Прошлое не должно ее беспокоить, ибо и в настоящем полно хватает проблем.

– Римма! Р-и-мм-а-а-а! – послышалось в тишине коридора. Мужской голос звучал где-то рядом. Она прекратила стирку и вновь прошлась по комнатам, поочередно включая и выключая свет. Никого не было, тут ей стало совсем не по себе. Осталось прополоскать две простыни, развешать белье, и тогда она сможет пойти спать. Хорошо, что в последнее время нет ночных вызовов.

Неделю назад ее вызвали к девочке, которую изнасиловали в домашней бане, что стояла в огороде. Девочку закрыли в бане, и друзья ее брата по очереди надругались над ней. Римма была убеждена, что родители девочки не уделяли должного внимания своим детям. Они часто распивали спиртное и скандалили. Их дети плохо учились в школе. Римма внимательно обследовала Машеньку, которая лежала на грязной постели и смотрела в одну точку, и понимала, что эта девочка слишком рано познала свою обреченность, быть обижаемой и слабой.

Маша позволяла себя переворачивать и трогать, оставаясь безучастной к тому, что с ней происходит, на вопросы милиционера не отвечала, как будто они и не звучали. Осматривая ребенка, Римма чувствовала себя виноватой в том, что с случилось в этой семье, с этой девочкой, ибо ее врачебный опыт в этой ситуации был бесполезен. Отдав милиционеру свое медицинское заключение, Римма пошла домой, а город продолжал мирно спать, словно ничего плохого не случилось этой ночью.

Город спал и сейчас, когда она развешивала мокрое белье на веревку.

Воспитанная родителями и братьям в строгости, Римма берегла свое достоинство, сначала девичье, потом достоинство врача, женщины, матери, и осуждала женщин, которых тянуло к распутству. Уберечь Веру от бесчестия было дело чести рода.

Дочь развивалась не по годам быстро, ей здоровье и наивная приветливость видны были и невооруженным взглядом. Конечно, Римма замечала, как Вера любила наряжаться, как долго крутилась перед зеркалом, и это ее в последнее время очень настораживало.

– Надо одевать дочь скромнее, – подумалось Римме, когда она выливала воду из корытца. Вытерев руки о полотенце, уставшая женщина глубоко вздохнула. Как хотелось ей воспитать свою дочь на примере Джейн Эйр, гордой и мужественной англичанки, и как боялась она с этой задачей не справиться, ведь вокруг столько соблазнов, не отправлять же Веру в сиротский приют, где нет ни соблазнов и ни подозрительных контактов.

Стирка закончена, женщина потянулась к выключателю, как вновь ее повелительно позвал мужской голос: «Р-и-мм-а-а…»

– Что за наваждение?

Ни в подъезде, ни в квартире посторонних не было. Римма испугалась, испугалась так, что не смогла заснуть до рассвета. «Психоз переутомления» – таков был диагноз знакомого психиатра, потом лечение в психиатрической больнице, которое надо было сохранить втайне от знакомых и родных. В больнице ее навещал только Володя. Принудительный отдых способствовал быстрому выздоровлению, и таинственный голос больше не тревожил. Прощаясь с Риммой, психиатр дал ей только один совет: не переутомляться, но как только она вышла на работу, то ей поручили обслуживать сразу два педиатрических участка. врачей в поликлинике не хватало.

Римма не умела себя щадить и не умела жаловаться, однако, дома она нуждалась в помощи мужа, Володя заартачился: «Римма, пойми, вешать белье во дворе позорно для мужчины! … Мыть посуду?», «Римма, ты просишь меня вымыть посуду? Это ведь не мужская обязанность! Ты ведь смеешься надо мной?», … «Римма, а тебе будет самой стыдно, если меня с мусорным ведром увидят жены моих сослуживцев? Чтобы главный инженер треста развешивал белье во дворе? Как ты себе это представляешь?».

Слышав отговорки Володи, Римму захлестнула обида. Может быть, для мужа она никогда не была любимой женщиной, а он взял ее в жены как домработницу? Не бывать этому! Разве он не понимает, что ей одной не справиться с домашними делами! Ведь он обещал врачу беречь ее от переутомления, а сам отказывался помогать в домашних делах!

О лечении в психиатрической клинике Римма старалась не вспоминать, словно это было ее проклятием. Когда женщина поняла, что Володю заботило не ее здоровье, а то, что скажут о нем соседские бабы, которые целые дни во дворе чесали лясы на лавочке, то горькая обида овладела ее сердцем.

В семье начались скандалы.

В этой борьбе за внимание мужа Римма словно ослепла и забыла о детях, а теперь настал день расплаты.

***

Как побежденная, сидела Римма на краю дивана, где спала Верочка. Боль жгла ее сердце. Римма сознавала, что самый большой страх ее жизни осуществился в эту ночь.

Взяв себя в руки, она глубоко вздохнула и почувствовала облегчение оттого, что поняла: ей незачем больше бояться, зло и так вошло в ее жизнь, оно поселилось в ее семье.

Этой ночью Саша тайно пришел в зал, где спала Верочка, ее «золотая рыбка». Это был скорее факт, чем подозрение, а остальное случившееся ночью в доме дорисовало за женщину ее материнское воображение, уставшее от ожидания беды.

«Побеждает тот, кто не сдается!» Это наставления старшего брата станет ее девизов в борьбе против зла, которое поселилось в детях. В чем Римма не хотела признаваться самой себе – это в том, что она разочаровалась в своем ребенке. Ее дочь потеряла девичью честь, теперь она никогда не будет той гордой и недоступной, как Джейн Эйр, которая была и оставалась для Риммы идеалом женской красоты.