Текст книги "Снайпер"

Владимир Дэс
Снайпер

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Познакомились мы в Юрмале.

Он проходил стажировку в архитектурном курортном управлении, а я там работала машинисткой.

Он как увидел меня, так больше и не отходил.

Через неделю предложил выйти за него замуж.

Мне он тоже понравился – высокий, стройный, темненький, – и не скажешь, что исконно русский.

А мои родители, коренные латышские крестьяне, были категорически против этого брака.

В воздухе веял ветер перемен. Уже во всю говорили о независимости Латвии, и брак единственной дочери с Сергеем – русским парнем – моих родителей не устраивал.

А я была готова ради него на все. Разругалась с родителями до проклятий. Собрала вещи и с ним – в Россию.

Думала, что моей ноги больше не будет на этой земле – в доме моих родителей.

Но все обернулось совсем не так, как нам с ним мечталось.

Через год у нас родился сын.

Тут пошли первые кооперативы.

Сергей тут же бросил свою государственную службу и стал заниматься строительством коттеджей.

Мы быстро богатели.

У нас появилась хорошая просторная квартира, две машины, дача, мы стали ездить на отдых за границу.

Но для того, чтобы все это у нас было, ему приходилось долго и много работать. Стал часто выпивать. И курить одну за одной, становясь все худее и темнее.

Но меня любил по-прежнему страстно и нежно. Я нигде не работала. Занималась исключительно домом.

Когда сынишке исполнилось шесть лет, мы его отдали в платную школу. Я его и провожала, и встречала.

Однажды утром, проводив сына, я зашла в парикмахерскую и только к обеду вернулась домой.

Сережа почему-то был дома. Правда вчера он пришел поздно и сильно выпивши. Но это, как он объяснял, было необходимо по работе.

Я заглянула в спальную. Он лежал на диване и спал.

Часа через два заглянула еще раз. Он лежал в той же позе. У меня почему-то сильно забилось сердце и появилась чувство тревоги. Я подошла ближе. Тронула его за плечо. Рука его распрямилась, и из ладони выпала таблетка. Я подняла ее. «Валидол».

И тут меня охватил страх.

Я стала его будить.

Но сколько ни трясла, сколько ни плакала, он не проснулся.

Приехали врачи, констатировали смерть от сердечной недостаточности.

Так я осталась одна с сыном в чужой стране.

Как только Сережу закопали, пришли его друзья по бизнесу и предъявили счета. Оказывается, у него было много долгов. Мне совали в лицо какие-то бумаги, подписанные им.

Куда идти, к кому обращаться? Не к кому.

Из богатой семьи мы с сыном быстро превратились в семью без машин, дачи, денег. Даже квартиру у нас отобрали, дав взамен однокомнатную в старом доме.

Я совсем загрустила.

Сын стал ходить в обыкновенную школу с переполненными классами.

Машинистки уже были не нужны, везде требовались программисты.

Через полгода мне совсем плохо стало. Продала все сережины подарки. Но соседка по новому дому оказалось неплохой женщиной, помогала чем могла. Она тоже растила одна сына. Правда уже взрослого. Он только что закончил десятый класс. Парень хороший. Все ходил вокруг меня и смотрел влюбленными глазами. Пытался говорить басом и называть меня по имени.

А я шутила над ним и называла его Алешенькой и мальчиком.

Он сердился.

Вскоре его забрали в армию.

Соседка загрустила и, когда я, помаявшись вдоволь и решившись съездить к себе на родину, попросила ее присмотреть за сынишкой, пока я езжу к родным, она с радостью согласилась:

– Езжай, Ирма, ни о чем не беспокойся. Я пригляжу, накормлю, напою. Мне, глядишь, и не так плохо с твоим-то будет. А то от Алеши писем давно нет. А тут война в Чечне.

И я уехала.

Думала на неделю, а получилось намного больше.

На родине отец с матерью увидеться со мной не захотели и даже не пустили на порог родного дома.

Я растерялась и не знала, что мне делать дальше.

От отчаяния позвонила школьной подруге.

Та меня узнала и почему-то сильно обрадовалась моему звонку. Пригласила к себе домой.

Я приехала.

Подруга сильно изменилась, но была мне очень рада.

Она жила на широкую ногу. Евроремонт, дорогая мебель, бриллианты.

Когда выпила, она рассказала откуда у нее деньги.

Оказывается, она работала по контракту снайпером в Чечне. Отстреливала российских офицеров. Там ей платили хорошие деньги.

Я сначала не поверила. Она – и снайпер?

– Жить нормально захочешь, чертом станешь, – ответила подруга на мой вопрос.

Она мне и рассказала, что в городе есть вербовочный пункт. Подписываешь контракт, и тебя отправляют на обучение в Пакистан, а уже потом в Чечню.

– Вот так. Три месяца в лагере, три месяца в Чечне, и обеспечена на всю жизнь. И не жалею, – закончила она, лихо опрокинув в рот рюмку коньяка.

Я тоже выпила.

Дальше пошли рассказы о фронтовой романтике и больших деньгах.

К утру она меня уговорила.

Выспавшись, мы с ней сходили в вербовочный пункт. Там я подписала контракт. Позвонила соседке, извинилась, сказала, что нашла хорошую работу, денежную. Попросила еще немножечко приглядеть за сыном. Она согласилась. Ей с моим сыном легче ждать возвращения своего сына из армии.

Полученный по контракту аванс я выслала им на прожитье, и через день по фальшивому паспорту вылетела в Арабские Эмираты, а оттуда – в Пакистан. Там узнала, что и подруге за меня прилично заплатили, и что она никогда не была ни в лагере, ни в Чечне, а занималась лишь вербовкой. Этим и жила. Теперь мне стала понятна ее неожиданная радость от нашей встречи.

Но все это я осознала лишь к концу своего обучения, когда готовилась моя отправка в Чечню.

И уже там, в Чечне, я поняла, что если не любишь свою винтовку, как саму себя или как своего ребенка, лучше не мечтай стать снайпером.

Только себя измучаешь и ничего не заработаешь. Хорошо я пришла в отряд со своей винтовкой.

Со своей «Моськой». («Моська» – винтовка 7,62 С. И. Мосина)

Мне ее в лагере отобрал мой инструктор, одну из сотни из-за хорошей кучности.

Правда, из заработанных потом денег пришлось прилично ему доплачивать за доводку.

В спусковой механизм был добавлен предупредитель и курок воткнули с накаткой.

Шейку ложа заменили на пистолетную.

Шомпол с винтовочки убрали, чтобы ствол не утяжелял.

Всей моей «Моське» сделали черную окисловочку, даже затвору, и она стала брюнеточкой.

Я беленькая, она черненькая.

Мне «чехи» («Чехи» – бандиты) и кличку дали из-за этого «Абба».

И мне легче при моей профессии быть просто Аббой, чем Ирмой.

А еще для своей «Моськи» я приобрела Цейсовскую трубу от двух до шести. Этот телескоп хорош для стрельбы и по неподвижной и по движущейся дели, а также для вечернего и ночного боя.

Под оптику сделала откат, чтобы глаз не повредить.

И стала работать.

Причем, надо сказать, не плохо.

Поэтому уже скоро контракт, по моим подсчетам, должен закончится.

Деньги я заработала большие и часть их уже переправила домой соседке.

Осталось самой уйти.

Еще немного подзаработать и – домой к сыну.

Стемнело.

Я свою «Моську» за спину и – к федералам.

У меня уже было приготовлена удобная лежаночка. С нее хорошо просматривался их блок-пост. С утра пораньше можно снять пару офицеров. За них хорошо платят.

Только я устроилась, прикопала «Моську», как на меня что-то сверху упало. И не успела я даже пискнуть, меня быстро и профессионально скрутили. Но расчет, очевидно, был на мужика, поэтому немного все же помяли.

Когда в палатке допрашивать стали, я поняла, что «Моську» не нашли. Поспешили ребята.

Тогда начала беженкой прикидываться.

Но ребята стреляные. Посмотрели на синяк на плече, на указательный пальчик с мозолями от курка и сразу поняли кого сняли – снайпер.

Точнее снайпершу.

А на нас, снайперов, никакие человеческие законы не распространяются. Ладно, если бы была местная. Может, еще бы выкупили. Меня же, по всем фронтовым законам, должны тут же хлопнуть без суда и следствия. Как и не было.

И точно. Даже не стали разбираться кто и откуда, где и как.

Бросили жребий, и малый, кому выпало, повел меня на щелчок.

Спасибо, хоть издеваться да насиловать не стали. Хотя перед смертью можно было бы мной и потешиться.

Повел меня солдатик в ложбину.

Попросила наручники снять.

Снял.

Я волосы распустила.

Попросила дать помолиться.

Дал.

Помолилась Иисусу.

И вдруг страшно стало: «Меня же сейчас убьют».

А я сама…

Но тех, кого я убивала, не знали, что в них стреляют.

А в меня должны сейчас выстрелить.

Я повернулась к нему лицом, а он уже прицелился.

Упала на колени и заплакала, уткнувшись в землю.

А когда подняла голову, увидела, как он поднял автомат вверх, дал короткую очередь, развернулся и ушел.

Я вначале не поверила. Но, сообразив, что чудо произошло, быстро скатилась вниз по ложбине и уже ползком – к своим. Местность я знала хорошо.

На базе мне не поверили.

И поэтому ни документов, ни коридоров выхода не давали.

Чтобы поверили, надо было шлепнуть пару федералов. Но без своей «Моськи» я была как без рук. Из чужих стрелять – себя губить. А мне почему-то теперь жить хотелось как никогда.

Наконец, смогла откопать свою родную винтовку.

Думала, поскорей сделаю дело, зашвырну «Моську» и – домой к сыну.

Поэтому пошла днем с группой.

Вернее не пошла, а повели.

В приказном порядке велели идти.

Решили взять комендатуру в селе, расположенном километрах в пятнадцати от базы.

Но теперь настроение у меня было не как прежде. Это и «чехи» чувствовали. Старший группы прямо прилип ко мне. Так и пас каждый мой шаг.

А я шла и все думала, почему же тот солдатик меня отпустил. Не влюбился же он в меня за эти минуты. А может у него сестра похожая или девушка любимая? Я слышала, что были такие случаи. Ну, и Бог с ним. Вернусь, помолюсь в костеле за его здоровье. Свечку поставлю перед святой девой Марией, чтобы уберегла моего спасителя в этой мясорубке.

Но что-то беспокоило мою память. Будто где-то я уже видела лицо этого русского парня. А вот где и когда, никак не могла вспомнить.

Бой начался неожиданно.

Как-то сразу.

Сначала вроде мы придавили федералов.

Но те быстро оправились от неожиданного нападения. И в ответ стрельба пошла без суеты. Поэтому у нас было на все про все минут пятнадцать-двадцать, а там уже прилетят «вертушки» с ракетами, и тогда группе «крышка».

И все бы хорошо, но пулемет на чердаке комендатуры не давал продвинуться вперед ни на метр.

А время убегало.

Вот тут-то и я понадобилась.

Поймала на шпильку прицела окно, откуда бил пулемет.

Перевела осторожно оптику на шестерку.

В щели между рамами четко проявилась голова федерала.

Выдох.

Щека. Приклад. Медленно, медленно потянула курок.

И в последнюю долю секунды в сознании вспыхнуло: «Да это же тот солдат, что меня отпустил. Но он же вылитый…»

И рука моя дрогнула.

Пуля, отщепив раму, ушла куда-то в темноту чердака.

– Ты что, сука, стрелять разучилась? – «чех» больно ткнул пистолетом в бок.

– Если сейчас его не снимешь, я тебя сниму, сучья мать, – зашипел он, как змея.

Да и правда, что это я.

Поправила оптику. Пригляделась – точно он, Алеша. Сосед мой прыщавый. Вот кто меня отпустил. Вот, значит, почему я осталась живой.

У меня сильно забилось сердце.

Как же так? За что Иисус послал мне такое испытание?

– Стреляй, сука! – привел меня в сознание «чех».

Пистолет его был уже у моего виска.

– Считаю до трех. Раз…

Я, прошептав «сейчас», выдохнула.

– Два…

Прижала плотнее приклад своей «Моськи» к плечу. Поймала на шпильку прицела голову сына соседки, вспомнила своего сына и решила: «Буду стрелять». Уже потянула курок, как вдруг он резко повернул голову в мою сторону и как-.будто заглянул мне в глаза, и я задержала выстрел.

– Три!

И что-то жаркое ударило мне в висок.

«Чех» плюнул на изуродованную выстрелом белокурую голову женщины и дал команду к отходу. А пулемет все бил и бил, не давая бандитам уйти. Наконец, затрещали «вертушки». Несколько ракетных ударов, и от группы боевиков ничего не осталось.

Когда собирали трупы бандитов, нашли и труп снайперши. Пулеметчик узнал ее. Осмотрел рану. Погладил волосы. И сам похоронил.

Не в общей канаве с убитыми «чехами».

А отдельно.

Под цветущей вишней.