Текст книги "Беседа вечером у гардероба"
Автор книги: Владимир Дэс
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Владимир Дэс
Беседа вечером у гардероба
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
– Нет, ты согласен, что самое прекрасное создание на Земле – это женщина? – спросила меня девушка, сидевшая у гардероба в короткой норковой шубке.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Может, это и так, но в мире есть много чего прекрасного. Например, бабочки.
– Бабочки? Бабочки – ерунда. Бабочками любуются только недозревшие юнцы и перезревшие импотенты. Ну скажи, разве может бабочка сравниться с этим… – и моя собеседница обнажила свою белую, тугую грудь.
После такого убийственного аргумента я мысленно согласился, что бабочки – это, конечно, прекрасно, но женщина…
Я не успел доразвить эту мысль вслух, белоснежная грудь моей собеседницы исчезла в недрах норковой шубки также неожиданно как и появилась.
Появление, а затем исчезновение нежного белого бугорка тут же приостановило пораженческий ход моих мыслей, и я, в надежде на продолжение эротического сеанса, опять возразил:
– Не знаю, может, женщина и самое прекрасное существо на Земле, но все ли это понимают? Вот в чем вопрос, – по-шекспировски ловко закончил я свою философскую речь.
– A-а, понравилось, – догадливо помахала она пальчиком, – еще посмотреть хочешь.
– Ну, как тебе сказать… Не отказался бы.
– Вот и ответ на мой вопрос. Нравиться может только прекрасное.
И после того, как я милостиво согласился с ее теорией о прекрасном, она тоже милостиво уступила:
– Смотри, – и распахнула шубу.
Да, посмотреть было на что. Под шубой одежды не было, кроме кружевного французского белья. Мои руки независимо от меня и моего сознания потянулись к тому самому прекрасному, но уперлись в шубку, а не… В общем, мне сказали:
– Смотреть смотри. А если хочешь лапать, то гони монету, Столбик.
Столбик – это я.
То есть мое прозвище. Так меня стали звать все после того, как я устроился работать в гардероб этого ночного клуба. А моя прекрасная собеседница – одна из проституток, которые дежурят здесь у гардероба по вечерам, дожидаясь своей очереди на вызов. Мы были с ней в приятельских отношениях и любили поболтать, пофилософствовать на разные темы.
А зовут ее Вика. У нее своя философия женской доли, свое видение жизни и своей профессии.
Вот и сегодня у нее еще нет клиентов, поэтому, а может, и по другой причине она опять откровенничает со мной.
– Вот как ты думаешь, почему я проститутка? – задала она мне очередной вопрос.
– Не знаю. Может, жизнь заставила.
– Нет, я сама. С самого детства я мечтала дарить любовь. Всем, всем, а особенно мужчинам.
– А мне ты можешь подарить?
– Тебе нет.
– А почему?
– Да ты какой-то беззащитный, а мужчина должен быть сильным. Хотя за деньги могу подарить любовь и тебе.
– А без денег нельзя. Без денег? Можно и без денег, но это если полюблю. А я тебя пока не люблю. Жди. А ты кем мечтал стать в детстве, Столбик?
– Я звезды, любил.
– Звезды?
– Да. Мне нравилось на них смотреть.
– Мне тоже.
– Хотел стать звездочетом, но пока вот стал гардеробщиком. Вика, а ты замужем была?
– Да. И замужем была, и дочь есть. Молодая была, глупая. Все вокруг только и говорили: «Выходи, выходи». Наслушалась мам, теть да подруг, что «замуж» – это обязательно. А что муж и любовь несовместимы, поняла потом. Муж с любовью живет «до», а «после» уже так, выполняет обязанности. Поняла я это и ушла от него. Другое дело мужики, которые тебя покупают. Раз платят деньги, значит любви хотят. Вот так-то, Столбик.
– Но ты же продаешь свое тело.
– А ты что, не продаешь? Можно подумать, ты не руками, а святым духом пальто и шубки на вешалки вешаешь.
От такого заявления я немного растерялся.
Не знаю, конечно. Тело телу рознь. Я имею в виду части тела. Но я сомневаюсь, что твоя мать знает, чем ты занимаешься по ночам. Да и дочь вряд ли будет в восторге если ей будут говорить, что ее мать – проститутка.
– Да? А ты считаешь, что твоя мать не была проституткой?
– Моя мать? – я чуть не задохнулся от возмущения. – Ты говори, да не заговаривайся. Моя мама и слова-то такого не знала.
Вика посмотрела на меня, как на глупого ребенка из детского сада, и отложила сигарету.
– Не знала, говоришь? Да ты же мне рассказывал, что твоя мать с твоим отцом жили, как кошка с собакой.
– Ну, жили.
– И ты говорил, что она не любила его.
– Ну, не любила.
– А жила.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что твоя мать спала с твоим отцом.
– Ну, спала, наверное.
– Не наверное, а точно спала, раз ты родился. И еще, наверное, на аборты ходила не один раз.
– Насчет абортов я не знаю.
Может, и не знаешь, а по всему выходит, что мать твоя так же продавала свое тело твоему отцу, как и я. Только ее цена была иной. За жизнь с нелюбимым человеком она брала квартирой, платьем, пудрой, путевкой в санаторий и может быть даже мечтой о твоем «звездном» образовании. И я тоже хочу квартиру, машину, шубу и дочь тоже хочу вырастить здоровой и образованной. Так чем я отличаюсь от твоей матери?
Мне стал неприятен этот разговор, и я его оборвал:
– Прекрати!
– Ой, ой, Столбик, ты что, обиделся? Не обижайся. Правда – она всегда глаза колет. Я же не обижаюсь, когда меня проституткой называют. Почему же ты обижаешься на меня за свою Мать? Я же не виновата, что у нас, женщин, такая доля.
– Я прошу не трогать мою мать!
– Ну, ну, не кипятись. Я пойду пока, попью кофе, а ты попей водички, остынь.
Она ушла.
Я попил водички. Остыл.
«Вряд ли она хотела обидеть мою мать, – рассуждал я. – Просто она немного чокнутая, так о ней говорят подруги по работе, хотя подруг-то у нее и нет. Она одиночка».
Мне стало как-то неудобно за то, что на нее накричал, я сел на низкий стульчик и как бы спрятался за гардеробной стойкой.
Только я уселся, прислонившись головой к вешалке, как услышал:
– Столбик, Столбик, ты где? Я тебе кофе принесла.
– Я здесь, – откликнулся я.
Вика как ни в чем не бывало поставила на стойку чашечку турецкого кофе.
– Хлебни. Замечательный кофе. Бодрит.
Я пил кофе. Она курила травку.
Мы долго молчали.
– Скажи, Вика, – наконец начал я, – а ты никогда не хотела стать просто любовницей какого-нибудь миллионера?
– Ну что ты, Столбик, конечно хотела. Но чтобы стать любовницей, надо полюбить, а я еще никого не любила. А быть любовницей за шмотки или за служебное положение – это хуже проституции. Хотя нашего брата клиенты часто перекупают у «мам». Сначала ты в бригаде у «мамы», а потом какой-нибудь втюрится и заберет к себе. Конечно, из миллиона один раз бывает, что предложит замуж, но, как правило, брезгуют брать проститутку в жены, а в любовницы – это часто. Если, конечно, – ты хоть чуть-чуть смазливая. То есть не уродина.
– Так в чем же дело, Вика? Ты же красавица.
А что ты думаешь, у любовницы жизнь сладкая, Столбик? Вот я вышла из этого ночного клуба, и я – женщина как женщина. А любовница должна всегда и везде нести эту печать с собой. Да еще жить со страхом перед встречей с законной супружницей любовника, да домогательства его друзей, да не смей ни с кем ни пройтись, ни заговорить – ты же собственность любовника. Нет, эта жизнь не по мне. Сейчас я свободна. Хочу – иду, работаю; хочу – не иду, не работаю. Хочу – люблю; хочу – не люблю. Нет, Столбик, любовницей быть я не хочу. Мне и так хорошо.
И она глубоко-глубоко затянулась сигаретой.
– Ни черта эта гадость не берет. Я к тебе нырну, уколюсь.
Я вообще-то не разрешаю у себя в гардеробе колоться наркоманам, для этого туалеты есть. Но Вика есть Вика. И я согласно кивнул.
Она нырнула в вешалки. А ко мне подошла компания из пяти человек. Я их раздел, отдал номерки и пошел посмотреть, как там Вика.
Она сидела на стуле в дальнем углу, откинув голову и опустив руки вниз. Глаза ее были закрыты.
Я ее тронул за плечо.
– Вика. Ви-ка.
Она подняла голову, открыла глаза и сказала:
– Я сейчас, Столбик. Немного посижу и выйду. Пять минут.
Через пять минут Вика вышла, как ни в чем не бывало, только зрачки были больше глаз.
Опять присела у моей гардеробной стойки. Клиентов не было. Очевидно, еще не созрели до любви.
Она молчала, а мне хотелось поговорить.
– Вика, а как ты села на иглу?
– О, это отдельная история, Столбик. Еще по молодости, когда развелась с мужем, я оставила дочь маме и поехала в Москву. В первый же вечер меня сняли на Тверском бульваре двое парней на «джипе» на всю ночь за триста баксов[1]1
Баксы – доллары США.
[Закрыть]. Деньги пообещали заплатить утром. Привезли к какому-то дому. Завели в квартиру, которая занимала целый этаж. Там оказался пьяный хозяин. Для него меня, оказалось, и сняли. Хозяин был настолько пьян, что, наверное, и не понимал, кого к нему привели. Вместо того, чтобы заняться со мной любовью, он стал швырять меня из угла в угол, как тряпку. И так всю ночь. По утру мне ничего не заплатили, как обещали, а пустили по кругу – пользовались все, кто был в квартире. К вечеру очнулся и сам хозяин, приласкал меня. А потом опять напился, снова стал кидать меня по углам. И так трое суток. Есть не давали. Только пить и то минеральную воду. На четвертые сутки, в полдень, когда я думала, что меня живой уже не выпустят, мне разрешили одеться и сказали, что если сама дойду до метро и уеду, то меня оставят в покое, а если нет, значит нет.
Как дошла, сама не знаю. Но дошла. И доехала до подруги, у которой остановилась. Та как меня увидела, так сразу все поняла. Отмыла меня и – в постель. А у меня сил не было даже спать. Вот тогда-то она мне и посоветовала укольчик. Сама кололась. Я так обессилела, что на все была согласна. Она меня уколола, и я уснула. Когда проснулась, она меня опять уколола. А потом еще раз. Тогда и села на иглу. Но когда поняла, что затягивает, сбежала из Москвы. Сбежать-то сбежала, а вот без укольчиков теперь не могу.
– Но укольчики, Вика, стоят больших денег.
– Конечно, Столбик, стоят. Но и укольчик того стоит, чтобы на него деньги тратить.
– А как же дочь, мать? А твое здоровье?
– Дочь. Мать. Мать пенсию получает. Дочка еще маленькая, ей много не надо. А мое здоровье – оно мое, а не твое.
– Наркоманы быстро умирают. А тебе дочь растить. Это как?
– А никак. Ты чего ко мне прицепился, Столбик? Завидуешь мне что ли?
– Завидую? Чему?
– Тому, что все меня любят.
– Как тебя любят, я уже слышал. А вот ты-то кого-нибудь любишь?
Она вскинула голову и посмотрела мне в глаза.
– О, Столбик в душу полез. Тела нашего вам, мужикам, мало. Все норовите в душу влезть.
– Зря ты так, Вика. Я понять тебя хочу.
– Понять? Не поймешь.
– Почему?
– Потому. Ты – мужик, а мужики никогда не поймут нас, женщин. По-другому вы устроены, понимаешь.
– Как это «по-другому»?
– Как по-другому? А очень просто. Разденься, подойди к зеркалу да посмотри, тогда узнаешь «как». А в общем-то ты мне на сегодня надоел, Столбик. И вообще все вы мне здесь надоели. Пойду домой.
Она закинула свою дамскую сумочку через плечо. Встала. Щелкнула меня по носу.
– Столбик, ты и есть Столбик, – и вышла из клуба.
Ушла.
Не дождалась клиентов. Не попрощалась.
Странная все-таки она женщина.
А может, все женщины странные.
А может, они и не странные, и никаких странностей нет, а есть простое непонимание.
Может, мы, мужики, просто не понимаем их – женщин.
Не можем понять.
Или не хотим.
Вот я хотел.
И что у меня получилось?
Ничего.
Полное непонимание.
Может, и правда: женщины – это женщины, а Столбики – это Столбики.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.