Текст книги "Воспоминания (1915–1917). Том 3"

Приезд А. Чаплиной

На другой день совершенно неожиданно в нашу дивизию приехала А. А. Чаплина[133]133
  …Чаплина Александра Александровна, урожденная фон-Галлер, вторая жена Н. Д. Чаплина.


[Закрыть], жена товарища министра юстиции[134]134
  Н. Д. Чаплин.


[Закрыть][135]135
  …товарищ министра юстиции – Чаплин Николай Дмитриевич (1852 – после 1932), действительный тайный советник (1916), сенатор (1905). С 06.05.1905 по февраль 1917 – управляющий Межевой частью на правах товарища министра юстиции.


[Закрыть], о котором я упоминал в своих воспоминаниях за 1914 год, описывая свою командировку в Баку, куда я хотел и его взять с собой, но министр юстиции[136]136
  И. Г. Щегловитов.


[Закрыть] воспротивился. Это была премилая женщина, она приехала на фронт представительницей Петрограда, с нею и два представителя от рабочих арсенала Петра Великого[137]137
  …Петр Великий – Петр I (1672–1725), царь (с 1682), император (с 1721).


[Закрыть], они привезли подарки и теплые вещи для наших стрелков. Она приехала прямо на смотр гренадер (бомбометчиков) по приглашению начальника дивизии и наблюдала, как подлезали к проволоке, резали ее, метали бомбы, ручные гранаты. Затем она обедала у нас с рабочими, по этому случаю у нас был парадный обед, скатерть вместо клеенки, вино, суп с пирогом, жареные куры, спаржа и сладкий пирог, кофе.

После обеда в 2-х автомобилях поехали в окопы, они очень хотели ознакомиться с боевой жизнью, особенно рабочие. Благодаря закрытой местности доехали почти до окопов, только версту пришлось сделать пешком. Зашли на наблюдательный пункт, о котором я говорил выше и откуда так хорошо было видно все немецкое расположение. Открыли стрельбу, наш гости наблюдали за разрывами снарядов, видели перебегавших немцев, что произвело на них громадное впечатление, и они остались в восторге от виденного. Затем спустились в окопы, где продемонстрировали им стрельбу из пулемета, а А. А. Чаплина сама стреляла по немцам из винтовки через бойницу.

Встреча рабочих с солдатами была трогательная, рабочие говорили воодушевляющие речи. Стрелки их приветствовали, благодарили, тут же раздавались подарки. Уже стало темнеть, когда мы вышли из окопов и направились на ближайшую батарею. Началась сильная метель, в офицерской столовой – землянке с сосновым срубом самого примитивного устройства – был предложен чай. Перед уходом с батареи Редько приказал открыть стрельбу залпами из всех орудий по резервам противника. Темень была непроглядная, шел сильный снег с метелью, грянули пушки, огонь красиво вылетал из горла орудий, картина была величественная. За первым залпом грянул второй, затем орудия стреляли поодиночке. Наши гости, особенно рабочие, были страшно довольны.

Очевидно, немцам попало, т. к. не успели мы отъехать от батареи на версту, как они открыли сильный орудийный огонь. Среди метели выстрелы эти звучали зловеще, производя сильное впечатление. Не доезжая до стоянки штаба, сбились с пути и застряли в снегу. Пришлось послать на батарею за лошадьми, и полным артиллерийским уносом в 6 лошадей вытащили автомобиль из оврага. Вернувшись к себе, узнали, что немцы стреляли как раз по тому окопу, из которого стреляла А. А. Чаплина, но безрезультатно.

Вступление в командование бригадой

В этот день уехали генерал Романов к новому месту служения начальником штаба сводного Осовецкого корпуса[138]138
  …сводного Осовецкого корпуса – имеется в виду временное соединение в составе 57-й и 111-й пехотных дивизий под командованием генерал-лейтенанта Бржозовского Николая Александровича (1857– не ранее 1920).


[Закрыть], я вступил во временное командование бригадой впредь до назначения на эту должность высочайшим приказом, каковой состоялся 26 декабря. Таким образом, с 18-го ноября я уже занял официальное положение на фронте и стал получать содержание по новой своей должности – жалованье по сибирскому окладу (несколько повышенному вместо 125 руб.) 161 руб., столовых 216 руб., фуражных 83 руб., полевых порционов 240 руб., на дрова 5 руб. 80 коп. и на освещение 3 руб., всего 708 р. 80 коп. в месяц, что, при небольших расходах на войне, составляло очень большую сумму.

Взятие в плен немецкого аэроплана

23 ноября в нашей дивизии было ликование – 31-й полк подбил немецкий аэроплан, который принужден был спуститься в наше расположение. В это время я сопровождал начальника дивизии при его обходе окопов 32-го полка, над нами красиво летали два немецких аэроплана, я наблюдал за ними в бинокль и обратил внимание, что один был новенький с иголочки, все у него блестело, другой же старой конструкции, загрязненный. Они перелетели наши окопы и направились в наш тыл, скрывшись из виду.

Спустя некоторое время вновь мы услыхали шум мотора и над нами в обратном направлении пролетел грязненький аппарат, я сказал начальнику дивизии, что, очевидно, новенький улетел в другую сторону, мы и не подозревали, что в эту минуту аппарат этот был уже в наших руках. Об этом мы узнали, вернувшись в штаб, и тотчас поехали в 31-й полк полюбоваться нашим трофеем.

Аппарат оказался действительно совершенно новеньким, последней конструкции[139]139
  …Аппарат оказался действительно совершенно новеньким – имеется в виду многоцелевой самолет Альбатрос C–III с мотором Мерседес 160 л. с.


[Закрыть], на нем нашли чудный фотографический аппарат[140]140
  …фотографический аппарат – длиннофокусный аппарат со шторно-щелевым затвором, производства немецкой фирмы Герц-Аншютц.


[Закрыть], снимавший на расстоянии 2-х верст со всеми подробностями, объектив в нем был так устроен, что приближал к себе все видимые предметы, и детали местности выходили на снимках поразительно отчетливо. Кроме фотографического аппарата, на аэроплане оказался и беспроволочный телеграф новейшей конструкции. Пуля одного из стрелков 31-го полка угодила как раз в бензиновый бак, который оказался пробитым насквозь, летчикам ничего не оставалось, как спланировать, они пытались это сделать на свою сторону, но наши направили на них ружья, и они предпочли не рисковать. Летчики – их было два – имели весьма сконфуженный вид, но с гордостью заявляли, что уверены в победе, что у них всего вдоволь на 2 года, и им сейчас легче воевать, чем в начале. Их отправили в штаб армии.

Обход окопов 29-го полка

21 ноября я осматривал окопы 29-го полка, наиближайшего к немцам. Между нашими и немецкими окопами было всего 300 шагов, и потому этот полк постоянно подвергался обстрелу. Этому обстрелу подвергся и я, это было мое первое настоящее боевое крещение. Обстреливали меня и моих спутников три раза, когда мы шли ходами сообщения между взводами по совершенно открытым местам, и наши папахи ясно были видны немцам. В одном из этих мест нас буквально засыпали пулями, было, конечно, неприятно с одной стороны пропасть ни за грош, но с другой стороны в душе чувствовался какой-то спортивный задор, и я нарочно замедлял шаги и даже останавливался, обращаясь с ненужными в сущности вопросами к ротному командиру и офицерам; это было своего рода ненужное бахвальство, хотелось показать свое хладнокровие. И все же, когда я вошел в окопы, прикрытые от оружейного огня, я почувствовал какое-то облегчение и помолился в душе, что остался невредим.

В окопах было уже безопасно, но звуки от ударов пуль о деревянные козырьки производили впечатление гораздо более неприятное, чем свист пуль. Я заметил при этом одного стрелка, стоявшего у бойницы, в которую особенно ударялись пули. Этот стрелок стоял весь посиневший и дрожавший. Я спросил его: «Чего ты дрожишь? холодно, озяб?» «Никак нет». «Боишься пуль, немцев?» «Никак нет». «Чего же ты боишься? Начальства?» «Так точно», – обрадовано ответил он. Мы не могли удержаться, чтобы не расхохотаться.

На другой день начальник дивизии и я были приглашены на обед в наш передовой отряд Красного Креста в дер. Зарудичи. Обед был чудный, нас принимали с трогательным гостеприимством. Во главе отряда уполномоченным состоял премилый и симпатичный князь Святополк-Мирский[141]141
  …Святополк-Мирский Михаил Николаевич (1870–1938), князь, камергер. В 1915–1917 гг. уполномоченный Гродненского передового санитарного отряда РОКК. После 1918 – в эмиграции в Болгарии, позднее в Польше.


[Закрыть]. После обеда он нас привез домой на чудной тройке.

В этот день, вернувшись домой, начальник дивизии дал мне новое и очень трудное поручение – заняться продовольствием дивизии, выяснить все плохие стороны постановки этого дела, отношение интендантства и т. д. Задача была трудная и совсем для меня новая. Чтобы облегчить мне ее и направить меня, он повез меня на другой день в 29-й полк, где наглядно показал, что именно он требует от полков. Я тотчас же принялся за это новое порученное мне дело и, вызвав к себе начальников хозяйственных частей полков, выяснил с ними все недочеты по продовольственной части. Выработав ряд мер, одобренных затем начальником дивизии, я усиленно стал объезжать полки, поверяя продовольствие. Как результат этих поверок привожу одно из моих донесений по этому поводу:

«Начальнику 8 Сибирской стрелковой дивизии

27 ноября 1915 г. 12 час. дня № 3.

г. дв.[142]142
  Г. дв. – здесь и далее – господский двор.


[Закрыть] Залесте.

Сего числа мною произведена поверка продовольствия в 32-м Сибирском стрелковом полку. Пища готовилась в 18-ти кухнях и 3-х кипятильниках из имеющихся 4-х, что нельзя признать нормальным. Произошло это вследствие прибывших пополнений, т. к. имеющихся кухонь недостаточно для полного состава полка. Для пополнения кухонь командиром полка было заказано несколько, из них только что прибыло две кухни, но еще не были в употреблении. Во время моего посещения только в одной кухне 1-й роты обед был готов и выдавался караулу при знамени. Пища удовлетворительна, но навару мало и чересчур пресно, что не может не отражаться вредно на здоровье нижних чинов, происходит это вследствие недостатка продуктов. В настоящее время интендантством не доставляется целый ряд продуктов, при проверке мною требований от полка с 15-го сего ноября и по сегодняшнее число оказалось недополученным: крупы гречневой 248 пуд., масла или сала 85 п., макарон 120 п. 16 фун., сухих овощей 43 п. 16 ф. табаку 58 пуд., луку 60 пуд., рису 74 п. 10 ф., гороху 195 пуд., муки подболтной 10 п., соли 89 п. 34 ф., перловой крупы 40 п., сахару 88 п. 8 ф. Эти суммы составляют сложение количества продуктов, требовавшихся каждый день и не полученных.

Вследствие сего придерживаться листа припасов не представлялось возможным, и при раскладке придерживаются только пропорциональности вкладывания в котел зависимости от имеющихся на лицо продуктов. Хлеб и мясо в настоящее время имеются в достаточном количестве, также и фуража для лошадей.

При осмотре мясных порций, предназначенных для учебной команды полка, обнаружено, что порции весьма неравномерны, некоторые весили до 32 золотников, а были весом и 22-х, причем и по качеству были очень разнообразны. Происходило это, по-видимому, оттого, что, во-первых, на весь полк только двое весов для вешания порций и мелких продуктов, а во-вторых, что режут порции неопытные рабочие, а артельщик мало надзирает за ними. При этом мною было обращено внимание на отсутствие фартуков и неопрятность рабочих, деливших порции и отделявших мясо от костей, заведующий обозом I разряда мне доложил, что полотно для фартуков получено, задержка была в нитках и иголках, которые также теперь получены, и к шитью фартуков приступлено.

При осмотре мною расположения обоза I разряда все найдено порядке.

Свиты генерал-майор

Джунковский».

Только я покончил с продовольственным делом, как начальник дивизии возложил на меня другую работу – наблюдение за обучением в учебных командах по подготовке унтер-офицеров в полках. Это новое поручение сопряжено было с постоянными разъездами – фронт дивизии занимал 15 верст в длину и 10 в. в глубину, учебные команды были раскинуты на всем протяжении. Это было очень трудно, отнимало все время с утра до позднего вечера, но зато я, в короткое время, обстоятельно сам изучил службу и когда мне пришлось в начале декабря, через месяц по моему приезду на фронт, вступить во временное командование дивизией, вследствие отъезда генерала Редько, я был уже в курсе решительно всех дел дивизии.

В это же время в нашу дивизию пришло пополнение, к счастью, из Сибири, а то последние полгода нам присылали самый разнородный элемент, половину неграмотных, плохо обученных, так что приходилось их обучать заново. Этот пришлый элемент, особенно из фабричных мест, вливаясь в войска, имел отвратительное влияние на стрелков, вследствие чего было сделано распоряжение комплектовать сибирские войска сибирскими же пополнениями. Сибиряки сразу выделялись, у них и взгляд был совсем другой, живой, сметливый, среди них было мало безграмотных, и к делу относились они с большей сознательностью.

Вместе с начальником дивизии я ездил смотреть это вновь прибывшее пополнение. Редько почти с каждым поговорил, и я, идя за ним, учился у него как надо говорить с людьми. Он удивительно умело предлагал им всевозможные вопросы, говорил таким ясным простым языком, вообще каждое его посещение какой-нибудь части всегда оставляло надлежащий след – он требовал от каждого сознательного отношения к делу, чтобы каждый знал и понимал, для чего от него требуют то или другое.

К обозным и каптенармусам, выдавшим хозяйственную часть, он бывал беспощаден. Как-то раз он встретил походную кухню, рядом с которой шел каптенармус. Остановив ее, он попробовал пищу, проверил мясо и вдруг заметил рядом с мясом теплые портянки. Тотчас позван был начальник хозяйственной части, каптенармусу приказано было снять одну нашивку (разжаловать в младшие унтер-офицеры) и отослать в строй.

Другой раз он, поверяя припасы в одном из полков, обратился к каптенармусу с вопросом: «Сколько ты денег послал на родину?» «Десять рублей». «Почему так мало?» «Я только неделя, что каптенармус», – чистосердечно с наивностью ответил каптенармус. Редько вышел из себя, приказал немедленно лишить его унтер-офицерского звания и перевести в строй в другой полк.

К строевым же он относился очень хорошо, но не выносил лжи, не дай Бог, если кто-нибудь скроет что-нибудь или скажет неправду – такой человек для него уже конченый. Он говорил всегда, что надувать можно только интенданство, т. к. иначе люди будут голодать, что плох тот командир, который надеется на интенданство, его часть всегда будет разута, раздета и голодна.

Георгиевский праздник

26 ноября в день Георгиевского праздника был парад георгиевским кавалерам из 31-го полка по случаю его полкового праздника, а также и 2-й батареи. Это был первый парад при мне, полк был построен в лесу, где нашлась большая удобная поляна, после молебствия полк и георгиевские кавалеры проходили церемониальным маршем, я проходил на правом фланге полка. Затем были здравицы, на мою долю выпал тост за начальника дивизии, как кавалера «георгиевского» оружия. За мое здоровье тост провозглашен был командиром полка, который пожелал, чтобы моя грудь украсилась Георгием. Погода была отчаянная, то дождь, то снег с сильным ветром. Оттуда проехали на позицию 2-й батареи. У самых орудий, замаскированных еловыми ветвями, был устроен шатер для молебна, после чего артиллеристы прошли церемониальным маршем в пешем строю. По окончании в одной из халуп в импровизированной столовой состоялся завтрак, меню было самое разнообразное, присутствовали все, не бывшие в наряде, офицеры бригады.

Так было хорошо, уютно, оживленно, дружно, тосты следовали один за другим, касаясь главным образом боевых воспоминаний. Только к вечеру мы двинулись к себе, немцы в это время открыли пальбу из орудий, было удивительно красиво наблюдать разрывы шрапнелей среди темноты, разрываясь, эти шрапнели освещали нам путь, не причинив никому вреда. Наши не отвечали, и немцы скоро умолкли.

Я вступаю первый раз во временное командование дивизией

28 ноября начальник дивизии был вызван в штаб армии и я, вследствие приказа по корпусу, вступил первый раз в командование дивизией не без волнения. Первый раз я самостоятельно принял доклад начальника штаба и дивизионного интенданта[143]143
  М. М. Карин.


[Закрыть][144]144
  …дивизионного интенданта – Карин Михаил Михайлович (1867–1919), генерал-майор (1915). С 13.05.1915 по 27.02.1917 – дивизионный интендант 9-й Сибирской стрелковой дивизии. Расстрелян большевиками.


[Закрыть]. В этот же день на мою долю выпало произвести опыты с светящимися снарядами и гасителями.

Светящиеся снаряды выпускали из гаубиц, они разрывались на воздухе на довольно большой высоте, освещая немецкое расположение, вспышки горели на воздухе больше минуты, что было вполне достаточно для наблюдения за падением наших снарядов, которые пускались батареями один за другим вслед за светящимися. Это было очень красивое зрелище. Затем были опыты с гасителями – это снаряды, огонь которых гаснет еще в канале орудия, так что почти не видно совершенно, как он вылетает из орудия и как летит. Опыты удались вполне, у немцев в то время таких снарядов не было и для них появление таковых у нас было совершенной неожиданностью. Когда мы уже возвращались домой, немцы стали громить в отместку наши окопы, но, к счастью, без результата.

На другой день я был у обедни на ст. Залесье, служба шла в зале 1 класса, после чего пил чай в поезде Гучкова. К обеду приехал мой друг Веревкин – виленский губернатор, переведенный в Ревель. Я ему очень обрадовался, мы с ним дружески поговорили, он посидел у меня после обеда часок и уехал.

Встреча с москвичами

30 ноября я все утро поверял обучение учебных команд и пополнения полков и, найдя много неправильного, вызвал к себе командира полка, указав им на все недочеты.

Посетив землянки последних пополнений, я был приятно удивлен, встретив в одной из них до 160 уроженцев Московской губернии. Можно было подумать, что их нарочно прислали ко мне. Я велел им выстроиться, спросил, не помнит ли кто из них меня? На это раздались голоса, страшно тронувшие и взволновавшие меня: «Так точно, вы изволите быть Жонковский, наш губернатор», «Владимир Федорович»… «Где же вы меня видели?» – спросил я. «Вы приезжали к нам на наводнение», «Вы были у нас на освящении памятника», «Вы были у нас в школе» и т. д. Удивительно мне это было приятно, и глядели они так радостно и бодро.

Я им сказал несколько слов о том, что, очевидно, сама судьба столкнула меня с ними, что мы вместе будем бить немца и что они должны помнить, что т. к. я считаю их родными мне, то буду краснеть за всякий их дурной поступок, и потому прошу их меня не подводить и стараться служить примером другим, показать, как служат москвичи. С большим подъемом провожали они меня, когда я с ними простился.

Возвращение начальника дивизии

3 декабря возвратился начальник дивизии. Слава Богу, эти пять дней его отсутствия и моего командования дивизией прошли благополучно. За его отсутствие я позволил себе сделать одно крупное распоряжение, и я не знал, как Редько отнесется к нему. При посещении моем 32-го полка, стоявшего в резерве, я пришел в ужас от того, как он был разрешен, во-первых, он был раскинут на протяжении 4 верст, во-вторых часть землянок настолько была ужасна, даже офицерские, в которых, когда я вошел, на полу стояла вода и с потолка капало от сырости. Увидев это, я тотчас распорядился свести весь полк в одно место в сосновый лес, где имелись готовые землянки для 2-х батальонов, и приказал построить там же другие для других 2-x батальонов, для чего отменил на время все занятия и командировал еще сапер для руководства работами. Я несколько тревожился, как бы мне не влетело за отмену занятий, но начальник дивизии, напротив, меня очень поблагодарил за мое энергичное распоряжение. При этом он мне передал, что в штабе армии все очень интересовались моей службой, расспрашивая его, а Эверт ему наговорил по моему адресу очень много лестного.

В этот вечер к нам перебежали три наших мужичка Пермской губ., бежавшие из плена. Я пишу «мужички», т. к. солдатского вида у них не было вовсе, нельзя было даже подумать, что они когда-нибудь были солдатами.

Я их допрашивал, оказалось, что они работали в 25 верстах от нашей линии на жел. дороге, в числе 600 человек, все наши. Я спросил, почему они бежали? Они ответили, что плохо кормили, давали во ½ ф. хлеба в день, а что палками били, то это еще терпеть можно, также и когда за воровство на час времени подвешивали[145]145
  …на час времени подвешивали – имеется в виду наказание, практикуемое немецкой лагерной администрацией для военнопленных, подвешивание за связанные руки к столбу.


[Закрыть]. Я спросил, бежали ли бы они, если бы кормили хорошо, они ответили: «Зачем же тогда бежать?» Грустно было слышать такие ответы, убеждаться в полном отсутствии сознательности.

6-го декабря в день именин государя один из полков в дивизии, а именно 32-й, праздновал свой полковой праздник и т. к. он стоял в резерве, то можно было устроить настоящее празднество. Накануне в местной церкви дер. Михневичи была отслужена всенощная и панихида по убиенным, а в самый день праздника обедня, после чего состоялся парад в присутствии корпусного командира. Полк был выстроен покоем на огромном поле у опушки леса, в котором полк был расположен в землянках. В строю было 4000 человек.

Сначала приехал я, поздоровался с полком, удивительно приятно бодрящее чувство охватывает, когда в ответ на приветствие раздается бодрое единодушное «здравие желаем» нескольких тысяч человек, сразу по тону ответа чувствуется настроение части. Затем приехал Редько и, наконец, корпусный командир Трофимов. Погода была хмурая, это было очень кстати – тучи помешали вражескому нашествию аэропланов. После молебствия священник связал чудное слово, простое захватывающее, затем полк прошел церемониальным маршем. Проходили блестяще, лучше было трудно, корпусный командир благодарил несколько раз. После его отъезда начались здравицы. Начальник дивизии произнес речь очень дельную и содержательную, но чересчур длинную, это было большим ее недостатком, а тем более что ведь только половина всех людей могли его слышать, а понять его речь могли не более четверти. Командир полка[146]146
  Ф. В. Костяев.


[Закрыть][147]147
  …Командир полка… – Костяев Федор Васильевич (1878–1925), генерал-майор (1917), в 1915 – полковник, командир 32-го Сибирского стрелкового полка, с 08.02.1917 – начальник штаба 17-й Сибирской стрелковой дивизии, позднее начальник штаба 1-го Сибирского армейского корпуса. С 1918 – в РККА.


[Закрыть], провозглашая мое здравие, пожелал мне поскорее получить дивизию, что вышло не особенно удачно.

По окончании парада направились к землянкам, пробовали пищу. Люди получили суп с рисом ¾ фун. мяса, ½ фун. сала, ячневую кашу с изюмом и по белой булке. Надо было удивляться изворотливости полков, чтобы на позиции суметь приготовить все это на такое количество. В бывшей еврейской корчме, отведенной под офицерское собрание, состоялся обед, на который приглашены были и врачи и сестры двух отрядов «гучковского» и Гродненского. Сестер всех посадили за генеральский стол, т. к. незадолго перед тем вышел приказ Эверта по поводу ухаживания за сестрами. Приказом воспрещалось офицерам и классным чинам ухаживать за сестрами «в каком бы виде таковое не выражалось». А т. к. про генералов не было упомянуто, то и посадили сестер среди генералов, тут же сидела и старушка мать одного из офицеров, приехавшая с Кавказа навестить сына.

Обед был обильный, закуски, суп с зеленью и кулебякой, поросенок с кашей, гусь с капустой и вместо пирожного очень вкусный крюшон, белое и красное вино с яблоками. Оригинальный напиток, но вкусный и не крепкий. Вернулись к себе только в 5 часов.

На другой день я, по поручению начальника дивизии, осматривал передовой перевязочный отряд дивизии, пробовал пищу в команде гренадер 30-го полка (так назывались команды, вооруженные ручными гранатами) и присутствовал на обучении рот пополнения рассыпному строю. Ночью же отправился в окопы, мне хотелось ознакомиться с жизнью в окопах в это время, днем ведь служба в них замирала, оставались одни наблюдатели, ночью же шли и работы и занятия, все люди были на ногах. С 9 ½ часов вечера и до 7 утра я успел обойти линию окопов всей дивизии, меня сопровождал начальник штаба. Начали с правого фланга, где производились работы по выносу окопов на ½ версты вперед.

Пройдя вперед за проволочное заграждение, мы осмотрели произведенные работы, а затем направились к району соседних рот, которые не знали о нашем прибытии. Тени наши за проволокой показались наблюдателям подозрительными и со всех сторон были высланы цепи, чтобы нас окружить. Хорошо еще, что не открыли стрельбу. Проверив секреты, находившиеся впереди, мы вернулись в окопы и продолжали обход, успев к утру пройти всю линию в 15 верст. Было очень трудно идти, т. к. перед тем была оттепель и земля замерзла колдобинами. Везде я нашел все в большом порядке. Немцы нас не трогали, несмотря на то что мы довольно близко подходили к их проволочным заграждениям, но когда я приказал одному пулеметчику выпустить пол-ленты по окопам немцев, а проходя мимо пушки Гочкиса[148]148
  …пушка Гочкиса – 47-мм скорострельная пушка Гочкиса – нарезная казнозарядная скорострельная корабельная пушка, разработанная французской фирмой (Hotchkiss et Cie) и принятая на вооружение в Российском флоте в 1888. В 1-й мировой войне, когда война приобрела позиционный характер, армии потребовалась лёгкая и отличающаяся высокой точностью стрельбы траншейная пушка. В гражданских мастерских или силами воинских частей под пушки начали изготавливать деревянные колёсные лафеты. Орудия на таких лафетах считались самым действенным оружием против пулемётов противника, но из-за тяжёлого ствола и сильного отката лафет часто ломался.


[Закрыть], пустить в них парочку гранат, то немцы в отместку открыли довольно сильный ружейный огонь, но впустую. Когда мы выходили из окопов, подъехали походные кухни с утренней пищей для стрелков. Я попробовал, пища оказалась прекрасной.

Около 10 декабря зима наконец, по-видимому, установилась, а то все время была распутица, то снег, то дождь, людям в окопах приходилось очень тяжело от таких перемен погоды. 10 декабря был первый сильный мороз, температура опустилась до 17°. В этот день начальник дивизии поехал в дивизионный обоз и взял меня с собой, пришлось проехать на автомобиле 15 верст, благодаря моему чудному полушубку я не ощущал вовсе холода. Дивизионный обоз, о котором я не имел до того никакого понятия, представлял собой огромное учреждение – более 1000 повозок – оно было главной продовольственной базой дивизии.

Начальник дивизии при мне произвел на выдержку проверку разных припасов, все оказалось на месте и все в большом порядке. Оттуда заехали в Пермский лазарет, обошли раненых, напились чаю у сестер и вернулись домой. На обратном пути нас застала сильная метель, которая продолжалась три дня, снегу навалило целые горы, окопы с трудом удавалось расчищать. В самую сильную метель я отправился проверить запасы продовольствия в обозах II-го разряда. Первый раз поехал в санях, которые купил за 25 рублей у одного крестьянина. Меня конечно в такую пургу не ждали, но все оказалось в большом порядке, я осмотрел обозы всех 4-х полков, лошадей, повозки, цейхгаузы, пробовал пищу. В 2-х полках пища была на редкость чудная, кашевары получили от меня по рублю. Не обошлось и без комичности – начал я с 32-го полка, где меня, конечно, не ждали, пища была чудная, но кашевары были в засаленных грязных фартуках, в 31-м полку кашевары уже успели надеть белый чистый передник сверх засаленного, в 30-м – оба кашевара были в белых рубахах и передниках, а в 29-м – кроме снежной белизны фартуков и рубах, кашевары были в чудных с иголочки новых поварских колпаках, как мне показалось, даже накрахмаленных.

Я рассказывал об этом, смеясь, начальнику дивизии и сказал, что очевидно, если бы было еще несколько полков, то, пожалуй, костюмы кашеваров продолжались бы украшаться crescendo[149]149
  По нарастающей.


[Закрыть]. Но пищу подменить не успели, и в 29-м полку она была хуже, за что старательному кашевару от меня влетело.