Текст книги "90 миль до рая"

Благо возгласы сеньоры захлебнулись в общем гаме, да и Мирта, подобно хищной кошке, угрожающе фыркнула на разолачительницу. Та, не найдя поддержки, открыла веер и учащенно им замахала, продолжая шипеть то ли от жары, то ли от злости.

Адъютант Батисты с подкреплением прибыл под занавес спектакля. Он не застал своего обидчика – лохматого метателя помидоров. Хулигану повезло. Попадись тот на глаза, первым делом его бы заставили отстирывать вручную испорченный мундир.

– Оцепить отель! Рассредоточиться по периметру! – деловито отдавал он запоздалые команды солдатам, рыская глазами в поисках своего патрона…

Что до Фульхенсио, то ему наглая вылазка оголтелых радикалов сыграла на руку. Мейер Лански и Сэм Джанкано лишний раз убедились в неспособности президента Грау предотвращать подобные выступления экстремистов. А ведь выходка желторотых и невооруженных юнцов – лишь «цветочки» в сравнении с «ягодками», с представляющей реальную угрозу левой оппозицией.

– Он никогда не мог прогнозировать явление и упреждать его, – уверял бывший штабной писарь-выскочка своих американских хозяев.

– А ты сможешь? – хищно зыркнул на него Лански.

– Я создан для этого, – клятвенно заверил Фульхенсио. – Я сгною этих бездельников в тюрьмах, а зачинщиков беспорядков буду казнить. Просто расстреливать без суда. Создам специальную структуру, которая будет охотиться за ними. Открою сезон охоты на красных.

– Тогда ты ничем не будешь отличаться от диктатора Мачадо и тебя тоже свергнут, – высказал свое мнение Сэм Джанкано.

– Не забывай, что Мачадо сбежал в 33-м на Багамы именно благодаря нашему другу Фульхенсио, – напомнил Лански, к удовольствию Батисты, и добавил: – Ладно, мы сделаем тебя президентом и подарим этот шикарный отель «Националь». Но и ты помни, что мы потратили и еще потратим здесь колоссальные деньги и обоснованно потребуем защиты своих вложений от посягательств кого бы то ни было.

– Армия Кубы в вашем распоряжении, – словно отрапортовал тронутый Фульхенсио.

– А в твоем распоряжении коза ностра, – улыбнулся Сэм. От его реплики попахивало устрашением. Но Батиста не боялся ответственности. Он сумеет выслужиться и перед мафией, и перед ЦРУ, когда получит безграничную власть над своим народом. Он готов был освятить свою клятву верности дарующим власть кровью. Не своей. А с алтаря человеческих жертвоприношений. Его предки-индейцы из племени сибонеев иногда, в религиозном запале, не знали числа тем, кого отдавали на заклание своим идолам.

– Капо, здесь какие-то люди! – доложил боссу один из телохранителей. Джанкано резко отпрыгнул от кустарника, где заметил отчетливое шевеление. Двое других охранников уже достали свои револьверы в готовности отразить атаку и прикрыть Лански и Джанкано. Фульхенсио тоже извлек из кобуры свой пистолет с инкрустированной рукоятью и гравировкой в виде уникальной кубинской бабочки на стволе и показательно принял позу телохранителей.

– Босс, здесь в кустах сладкая парочка! – дебильно улыбнулся беззубый гангстер.

Мгновенно сориентировавшаяся Мирта вовсю целовала Фиделя. Не сказать, что он пытался сопротивляться. Напротив, ораторы любят целоваться с красотками.

– Мирта Диас? – удивленно расширил глаза Батиста. – Я знаю ее. Это племянница моего будущего министра внутренних дел. С кем это ты?

– Это мой друг Фидель. Он сын латифундиста из Бирона, – извиняющимся тоном лепетала девушка. – Не рассказывайте, пожалуйста, дяде и отцу.

«Рог favor»[37]37
  Рог favor. – Пожалуйста (исп.).


[Закрыть] в ее устах прозвучало молебно и услужливо, что для раболепного и одновременно властного, что присуще лакеям до мозга костей, Фульхенсио показалось единственно верной интонацией в данном конкретном случае. Он, конечно же, не станет разоблачать юную девочку перед суровым папашей, лишний раз продемонстрирует свою снисходительность, которая ничего не будет ему стоить.

Джанкано потерял всякий интерес к обнаруженной парочке и, попрощавшись с Лански и Батистой, отправился в свои апартаменты. Лански проявил большее любопытство.

– Что-то молодой человек воды в рот набрал, – клюнул он Фиделя. – Do you have an invitation?[38]38
  Do you have an invitation? – Имеется ли у вас приглашение? (англ.)/


[Закрыть]

Фидель молчал, что могло быть воспринято всего лишь как незнание им английского. Мирта молила Бога, чтобы юноша себя не выдал. Но, похоже, от нее уже ничего не зависело. К Батисте подбежал его запыхавшийся адъютант. Видимо, для доклада. Но, увидев высоченного усача, указал в него дулом «беретты», выпалив:

– Esto el caudillo los rebeldes![39]39
  Esto el caudillo los rebeldes! – Это вожак бунтовщиков! (исп.)/


[Закрыть] – Он хотел было арестовать Фиделя, но Батиста остановил жестом своего рьяного подчиненного, подошел к молодому Кастро вплотную и прошептал ему на ухо:

– Si de esta manera, estoy tan contento conocer el caudillo.[40]40
  Si de esta manera, estoy tan contento conocer el caudillo. – Если это так, я рад познакомиться с вожаком (исп.).


[Закрыть]

Фидель продолжал безмолвствовать. Батиста еще раз просверлил его взглядом, сурово глянул на Мирту и, подмигнув Лански, не понимающему ни слова по-испански, изрек больше для адъютанта:

– Es poco probable que lo diga.[41]41
  Es poco probable que lo diga. – Навряд ли он скажет (исп.).


[Закрыть]

Мейер Лански ждал разъяснений.

– Мистер Лански, моему адъютанту повсюду мерещатся заговорщики, – взял он под руку своего покровителя, уводя от Мирты и его спутника. – Дети богачей не опасны для нас. У них в голове просто ветер.

– Коммунистический ветер, – поправил его Лански, недовольный тем, что мятежник ушел от заслуженного наказания, словно предчувствовал – неприятности от этого молчуна не заставят себя ждать. Будто в воду глядел.

Фидель никогда не слыл молчуном, но самоуверенный Батиста нив этот, нив последующие разы недооценил этого крепыша, считая неуклюжим выскочкой, подобным десяткам таких же горлопанов из партии «ортодоксов», Федерации университетских студентов и так называемого Революционного директората. К тому же этот долговязый «болван», сам того не зная, оказал ему большую услугу, обнажив выходкой своих соратников всю беспомощность гражданских президентов.

* * *

10 марта 1952 года Батиста на деньги Лански и Джанкано совершил государственный переворот. Народ был в шоке, законный президент бежал в Штаты, хотя путч разоблачался в прессе. Но Батиста, оправдывая перед американцами репутацию человека действия, «сильной руки», закрыл газеты «Ой» и «Ла палабра», журналы «Мелья» и «Ла ультима ора». Люди Фульхенсио осуществили налет на телепрограмму «Универсидад дель аире», разгромили студию и избили журналистов. В довесок Фульхенсио прикрыл нейтральную, нет, созерцательную, абсолютно беззубую телепередачу «Анте ла пренса». Так, на всякий пожарный.

Американская пресса с подачи Лански и нью-йоркских семей оправдывала действия диктатора необходимостью жесткого отпора распространению коммунистической чумы. «Холодная война» была в разгаре. Батисте и мафии она сыграла на руку. Диктатура установилась.

Фидель оказался в тюрьме после неудачной попытки штурма казарм Монкада в Сантьяго-де-Куба 26 июля 1953 года. Ста тридцати пяти повстанцам противостояли две тысячи солдат регулярной армии. Десятки соратников Фиделя были зверски убиты военщиной. Он чудом остался жив и за решеткой ожидал суда. Кастро отказался от адвоката, решив защищать сам себя.

На слушаниях дела № 37 от 1953 года заседал чрезвычайный трибунал. Именно здесь родился политический лидер не разрозненной шайки мятежников, а общенационального масштаба. «Движение 26 июля» заявило о себе устами своего лидера как о реальной на Кубе силе.

Его обличительная речь в свою защиту, преисполненная праведного гнева, вызвала изумление даже у прихвостней Батисты и была восторженно принята народом.

16 октября в небольшом зале школы медсестер при больнице «Сантурнино Лора» состоялось закрытое судилище над Кастро, уже пережившим два неудавшихся покушения на муниципальной гауптвахте, где его поместили в одиночную камеру. Когда он в полинявшей тоге встал во весь рост перед своими обвинителями, те поняли, что зря позволили Кастро говорить. Но было уже поздно.

Его речь длилась намного дольше речи прокурора, обосновавшего необходимость заключения Кастро на 26 лет тюрьмы за две минуты. На самом деле, краткости все равно, чьей называться сестрой – таланта или косноязычия. Фиделю понадобилось несколько часов, и его никто бы не посмел перебить, ибо он говорил правду. Однако прокурор несколько раз прерывал его насмешливыми репликами, гнусными комментариями и колкими вопросами, ответы на которые возвысили арестанта даже в глазах конвоировавших его солдат.

– Мы прибегли к насилию вынужденно, как это делали кубинские герои. Хосе Марти – идейный вдохновитель нашего штурма.

Мы подняли руку на совершивших военный переворот против Конституции и законной власти, потому что не видели иного способа борьбы с преступной хунтой. И мы можем оправдать свои действия не только морально, но и юридически. Будучи юристом, я направил в Верховный суд страны жалобу на незаконный захват власти генералом Батистой. Моя жалоба была проигнорирована судом, хотя по совокупности совершенных преступлений Батисту нужно осудить на сто лет тюрьмы. Это убедило меня и моих сторонников взять в руки оружие, так как иными средствами изменить что-либо в стране невозможно.

Раз правоохранительные органы оказались неспособными противостоять военным мятежникам, а армия перешла на сторону аморального диктатора и под его руководством совершила государственный переворот, значит, народ не просто может, а должен вооружаться и завоевать свою свободу с оружием в руках. Народ вправе восстать против тирании!

– Да кто ты такой, чтобы говорить от имени народа?! – забарабанил кулаком о кафедру прокурор.

– Адвокат Карлос Мануэль де Сеспедес и мулат-погонщик Антонио Масео начинали свою освободительную борьбу никому не известными. А теперь о героях слагают легенды, их имена – знамя нашей борьбы! – с огнем в глазах отвечал подсудимый. – Мы продолжаем святую войну с колониализмом, только теперь это война с зависимостью несколько иного рода. Мы не видим интервентов. Оккупация вершится на их деньги руками кубинской военщины, которая убивает патриотов в угоду своим хозяевам и за бесценок отдает им кубинскую землю. Наши мужчины превращаются в рабов, а женщины – в проституток.

Моих друзей расстреляли американскими пулями. Пусть мы погибнем, но наше окровавленное знамя поднимут те, кто идет за нами, те, кто не имеет ничего, кроме достоинства. Кто не продаст свою честь, потому что ей нет цены. А значит, мы куда богаче тех, кто продал свою душу, довольствуясь подачками со стола презирающих их янки. Гринго относятся к Батисте, как к легавому псу с острыми клыками, но человек сознательно делает свой выбор, даже когда становится собакой.

Наше военное поражение не предотвратит победы революции! Победа или смерть! История меня оправдает!

… Приговор был суров – пятнадцать лет тюрьмы. Суд над молодым Кастро вызвал огромное волнение в народе. Итогом процесса стала безграничная симпатия к Фиделю и солидарность с повстанцами. Поражение штурмовавших военные казармы обернулось их безоговорочной политической победой.

– Этот Фидель правильно сделал, что начал мятеж с Баямо и Сантьяго.[42]42
  Сам Фидель впоследствии признался, что считает роковой ошибкой решение о разделении повстанцев на два города. Нужно было сконцентрировать все усилия на казармах Монкада в Сантьяго-де-Куба.


[Закрыть] Первая война за независимость тоже начиналась в провинции Ориенте, – обсуждали под сенью кастильских фасадов последние новости гаванские старики.

– Все равно у этого адвокатишки с улицы Техадильо ничего не вышло. Он в тюрьме на острове Пинос, – злорадствовали плантаторы.

– Его надо было убить до суда. Теперь у него есть имя. А имя убить нельзя, – делился своими мыслями с Джанкано Мейер Лански. – Его смерть превратит его в мученика. А кровью мучеников поливают идеи.

– Помиловать узников тюрьмы «Пресидио Модело»! – требовали верующие-католики, обсыпая Батисту проклятиями за избиение своего кардинала Артеагу, ходатайствовавшего за Кастро.

– Свободу Фиделю Кастро! – орали на многотысячных манифестациях студенты Гаванского университета.

– Ты должен его отпустить, – убеждала своего мужа Марта Батиста, которой приснился ужасный сон, как студенты растерзали ее Фульхенсио, а над ней надругались.[43]43
  Через несколько лет, в марте 1957 года, во время атаки студентов из Революционного директората на Президентский дворец, супруга диктатора дала публичный обет, что оплатит воздвижение гигантской статуи Христа, если ее муж останется в живых. Вооруженным студентам удалось достичь третьего этажа, но Батиста скрылся через черный ход. Большинство участников штурма было убито. Марта выполнила обещание. Она заказала скульпторше Хильме Мадера 18-метровую статую Спасителя Христа из белого мрамора, что ныне возвышается напротив города в рыбацкой деревушке Касабланка, по другую сторону Гаванского залива. Статую окончательно воздвигли лишь в декабре 1958 года, за неделю до победы революции.


[Закрыть]

Батиста слегка успокоился только в конце 1954 года, когда организовал и выиграл с помощью своих хозяев фарс, названный президентскими выборами, что были призваны подтвердить легитимность его полномочий. Все прошло достаточно гладко и абсолютно безальтернативно. Сэм Джанкано курировал приезд на Кубу тогда еще вице-президента США Ричарда Никсона и шефа ЦРУ Аллена Даллеса. Американцы поздравили своего «союзника», попросили немного сократить карательные меры против оппозиции, но при этом заверили Батисту в продолжении субсидирования его армии.

На радостях Батиста все-таки провозгласил полную амнистию. Джанкано посоветовал диктатору выпустить Кастро. На воле его будет легче убить. Батиста не возражал.

Братья Кастро, как считал Батиста, представляли собой гораздо меньшую опасность, чем низвергнутый им президент Прио Сокаррас, у которого были деньги. Только деньги, по мнению Фульхенсио, обладали абсолютной ликвидностью и были способны вдохновить на войну с ним ленивый народ, а главное – вооружить этих голодранцев. Страшны были потерявшие власть сподвижники свергнутого президента – бывшие министры, чиновники, служба безопасности и приближенные коммерсанты – вот кто представлял реальную угрозу его безграничной власти на Кубе. Но Лански, как попугай, твердил одно и то же – Сокаррас под контролем. Да, возможно, этот надутый индюк под контролем, но не у Лански и Сэма Джанкано, а у Вито Джановезе. Прио, находясь вроде бы в стороне от борьбы за президентское кресло, финансирует всех этих бунтовщиков – революционных студентов, «ортодоксов», террористов «Тройного А» и кастровское «Движение 26 июля». Это он виноват в нестабильности режима.

– Возможно, ты и прав и Вито водит нас за нос, – соглашался с диктатором Лански, но лишь наполовину. – Нов это верится с трудом. Вито стабильность нужна не меньше, чем нам, а он не такой дурак, чтобы искать лучшего взамен хорошему. Ладно, мы уберем всех, кроме Сокарраса. Так мы не нарушим пакта с Вито, а значит, не развяжем бойню между семьями в Нью-Йорке. Обезопасим себя. Доволен?

– Договорились. – Ввиду безвыходности Батиста принял предложение короля гемблинга. Оно было подкреплено вручением кубинскому другу документов на владение отелем «Националь» на набережной Малекон. Батиста расцвел и тут же забыл обо всех своих внутренних проблемах и разногласиях с покровителями.

* * *

Тем временем Мирта Диас Баларт, ставшая в 1948 году законной женой Фиделя, не предполагала, что выпуск на свободу ее супруга и отца ее первенца – вопрос практически уже решенный.

Она тщетно пыталась добиться свидания с любимым в тюрьме «Пресидио Модело». Запрещение на посещения осужденного исходило не от властей, а от родственников. Также безответны были ее просьбы к дяде употребить все свое влияние на вызволение дорогого ей, но неприятного ее семье узника.

Ее дядя, будучи министром внутренних дел, безусловно, мог походатайствовать перед диктатором о том, чтобы политзаключенному скостили срок или, к примеру, чтобы условия его содержания несколько смягчили. Однако он не стал этого делать по причине, далекой от разнополюсных политических взглядов с Каудильо.[44]44
  Каудильо – вожак (исп.).


[Закрыть] Своего родственничка министр считал не Каудильо, а Кабальо[45]45
  Кабальо – жеребец, конь (исп.).


[Закрыть] и, зная о его похождениях на стороне, мечтал о расторжении порочащих их благородное семейство родственных уз.

Связь Кастро с «богемной штучкой» Нати Ревуэльтой, женой кардиолога Орландо Фернандеса, не была секретом ни для кого, кроме бедняжки Мирты. Стержень бунтующего характера Кастро мог найти утешение лишь в мятеже,[46]46
  В переводе с испанского «ревуэльта» (revuelta) означает «мятеж».


[Закрыть] а мятежная душа амбициозной Нати стремилась к признанию и власти, к которым на Кубе, как, впрочем, и в любой банановой республике, приводили только перевороты и революции. Социальные потрясения, чреватые сменой власти, как водится, инициируют сильные мужчины. Кастро был из этой когорты.

Зеленоглазая искусительница Нати не без оснований претендовала на роль, которая во французской истории была уготована Жанне д'Арк, а в новейшей кубинской – соратнице Кастро по партизанской войне, женщине во френче а-ля Мао, Селии Санчес. В действительности сеньора Ревуэльта больше смахивала на Жозефину, обладающую чудесной способностью угадывать будущих императоров. Когда молодой генерал Бонапарт в рваном камзоле предстал перед парижским светом, Жозефина мигом сориентировалась, что Наполеон достаточно перспективен, чтобы им заняться.

Уже много после ее спрашивали такие же пираньи-охотницы за престижем, статусом и роскошью, как она могла полюбить такого маленького, пузатенького и нищего корсиканца. Она высокомерно отвечала, что любит не Наполеона, а его любовь к ней.

Лукавила? Безусловно. Подобные мадам любят лишь власть во всем ее многообразии. Мужчина у власти – вот предмет их вожделений. Они отдаются не мужчине, а его власти, считая, что часть этой власти, войдя в них, может остаться там навсегда. Например, в виде ребенка. Чего, кстати, Жозефине не суждено было добиться.

Мужчина же, зараженный вирусом тщеславия, до конца осознает, что обладает властью только тогда, когда овладевает женщиной, отдающейся обычно не мужчине, как особи, а власти, как единственной привлекательной черте в мужчине.

Соответственно, такая леди может получать два вида сексуального удовольствия. Совокупляясь с привлекательным чисто физически мужчиной – животное, в данном случае она властвует над объектом вожделения. Стать рабой страсти ей не грозит, ибо по-настоящему ее влечет только второй вариант наслаждения – отдаваясь власть предержащему, она получает удовлетворение от обретения частички власти для использования в первом варианте. И в том, и в другом случае для таких сеньор речь идет исключительно о власти и ни в коей мере – о природном подчинении женщины мужчине. Романтика со стороны пылкого влюбленного наткнется на холод с ее стороны или, что хуже, на мастерское лицедейство, которое, раскрываясь, приносит боль и разочарование больше, чем обжигает холодом лед шелкового сердца.

Когда доктор Орландо подступал к своей супруге сзади, она могла не обратить на него внимания, усердствуя перед зеркалом над макияжем для лидера партии ортодоксов Эдуардо Чибаса или собираясь в теннисный клуб, на светский раут, открытие новой галереи… Сеньора Орландо все устраивало – его страсть владела им, а не он владел госпожой Ревуэльтой.

Лидер оппозиции Чибас, имевший все шансы занять президентское кресло, не оправдал надежд Нати, застрелившись прямо в радиоэфире. Молодой Кастро? В нем была внешность и харизма, и он смог обойти по популярности родного брата покойного Чибаса, за ним пошли студенты, он был прирожденным оратором и сорвиголовой. Такие не ждут выборов, а завоевывают то, что является единственно незыблемой ценностью, – власть. Кастро подходит. Она – не девочка, что может позволить себе ошибку. Гадают дилетанты. Нати все хорошо просчитала. Она, как сапер, не понаслышке разбиралась во взрывном устройстве, знала, как его обезвредить и как привести в действие.

В отличие от Жозефины, своей бесплодностью разочаровавшей Наполеона и бесившей его достопочтенную матушку, сеньора Ревуэльта удачно зачала от лидера Кубинской революции и сумела приобрести благорасположение мамы Фиделя доньи Лины. Лина Рус признала в родившейся Алине свою внучку, несмотря на сомнения сына в своем отцовстве, и даже заложила все свои бриллианты в Бироне, намереваясь завещать их названной в ее честь Алиной девочке.

Доктор Фернандес, законный супруг Нати, проглотил это оскорбление, сопряженное с людской молвой, обидным прозвищем и чужим ребенком, стоически, как подобает философу, извините за тавтологию, страдающему страданием.

В тюрьме «Пресидио Модело» Фидель строчил письма Нати. Он стал невероятно популярным человеком, и ей льстило такое внимание. За ним было будущее. Нати это отчетливо осознавала, когда начала переписку. Нет, не с письма возлюбленному, она сделала более продуманный ход, сперва написав письмо его маме, где восторгалась ее сыном и преклонялась перед матерью, родившей и воспитавшей героя…

Преимущество расчетливой Нати – способность предугадывать развитие событий и прогнозировать реакцию людей – в отношении доньи Лины сработало на все сто. Она превратилась в союзницу Нати на долгие годы. А вот Фидель… Можно ли просчитать завоевателя, властителя, воина?

Оседлав Нати, Эль Кабальо, как его называют в народе и поныне, вовсе не собирался делиться властью. Он лишь подтвердил свою власть над женщинами. Значит, отвлечь его от борьбы женщине не под силу. Помощь же, что предлагала в этой борьбе Нати, ему не требовалась. Он и сам справлялся.

Ребенок? Прекрасно! У его отца дона Анхеля была куча детей. И даже не одна жена…

Преисполненные нежностью письма Фиделя из заточения к любимой Нати лишь верхогляд может сравнивать с письмами Наполеона к Жозефине. Бонапарт до смертного часа грезил своей Жозефиной, невзирая на то что она имела наглость изменять императору. Что до Фиделя, то он любил Нати только в то время, в интервале которого были написаны его письма. Одновременно он продолжал трепетно относиться к Мирте. А в 1961 году, во время походов по борьбе с неграмотностью, он по-настоящему влюбился в Делию Сото, которую тоже наградил детьми. Или она ему подарила детей? Подарила или наградил? Как угодно. Словом, у Фиделя много детей. Пожалуй, всех кубинских ребятишек опосредованно можно считать чадами Фиделя, ибо за любого кубинского ребенка Фидель готов пожертвовать собственной жизнью. Являясь отцом нации, время на заботу о подрастающем поколении приходится делить пропорционально между всеми, а не только своими отпрысками.

Не достигнув желанной цели, Нати впоследствии передала всю свою затаенную обиду дочери. Горечь несостоявшейся верной спутницы, единомышленницы и соратницы, некоронованной императрицы перекочевала к непризнанной царевне Алине, взращенной на высушенной почве невнимания вечно занятого, принадлежащего другим отца.

Подобострастие к «наследному принцу» Феделито, вполне объяснимая ревность бастарда – внебрачного дитя – к признанному ребенку, еще и сыну, в конечном итоге превратила любовь Алины к биологическому отцу в ненависть к отцу революции.

Неприятие Алиной отца формировалось годами, а вот негатив к Кастро со стороны семьи Мирты Диас Баларт обнаружился почти сразу. Несмотря на это, Баларты все же пошли на поводу у влюбленной Мирты, благословив ее брак с неотесанным провинциалом и оплатив их свадебное путешествие в Майами. Мирту ждала более выгодная партия – с подающим надежды политиком, а может быть, с сыном плантатора покрупнее или с каким-нибудь влиятельным янки. Но что поделаешь. Теперь она супруга преступного элемента. И этому надо было положить конец. Так считал министр внутренних дел республики, дядя Мирты. Но как?

Если девочка все еще влюблена в негодяя, который сперва запудрил ей мозги, потом обрюхатил, а теперь еще и обесчестил добропорядочную семью, пользующуюся неизменным уважением в высшем свете. Этот бандит корчит из себя мученика, у самого же на уме одно – он обыкновенный прелюбодей, наглым образом унижающий их девочку.

Дядя уже знал, что Кастро собираются амнистировать. Но перед тем, как карбонарий получит предписание о своем освобождении, надо будет сделать две вещи – во что бы то ни стало разлучить его с Миртой и постараться снять с него ореол мученика – в глазах общества этот пройдоха заслуживает быть только смутьяном и бунтовщиком.

В реализации плана дядя отвел Мирте незавидную роль исполнителя, не имеющего представления о целях операции и обреченного на страдание. Ничего, страдание, сдобренное ненавистью, становится лекарством. Этот коктейль если не убивает, то делает людей сильнее.

Итак, первым делом дядя выхлопотал для племянницы свидание с Кастро, сообщив, что вызволение ее мужа из тюрьмы полностью зависит от признания им законности полномочий Батисты.

– Они выпустят тебя, если ты признаешь Батисту законным президентом, – умоляла Фиделя Мирта. – Что тебе стоит? Одно заявление – и ты на свободе.

– Если я сделаю это, я предам тех, кто уже превратился в ангелов. Если Батиста сгноит меня на этом маленьком острове кислых грейпфрутов и крикливых попугаев, то я присоединюсь к ним. И когда в небе Кубы будут раздаваться громовые раскаты, люди будут знать – это мы хлопаем крыльями, – гладил жену Фидель. – Признав преступника законным президентом, я потеряю достоинство и втопчу в грязь собственное имя. Прося меня об этом, ты требуешь, чтобы я лишился бессмертия. Я не желаю для себя амнистии в обмен на свою честь.

– Мне нужен ты, а не твое бессмертное имя, – со слезами на глазах проговорила Мирта.

– Я столько пережил. Меня пытались убить. Мои друзья, те, кто верил в мою звезду, сложили головы, и ты хочешь, чтобы я перечеркнул все, за что мы боролись? Этому не бывать. – Он крепко обнял Мирту и, поцеловав ее, попрощался: – Иди, любимая. Феделито всегда будет твоим утешением. Даже если я никогда отсюда не выйду.

Следующим визитером был дядя Мирты, министр, притащивший с собой какого-то лысого очкарика в белом костюме.

– Сеньор Кастро, вы знаете, как я к вам отношусь? – начал он издалека.

– С отцовской любовью, – съязвил Фидель.

– Верно, плохо, – подтвердил министр. – Это адвокат семьи Баларт, – представил он плешивого незнакомца. – Он составил необходимые бумаги для организации бракоразводного процесса.

– А Мирта об этом знает? – нервно улыбнулся Фидель.

– Пока нет, но ваш адюльтер с Нати Ревуэльтой у всех на слуху. Если вы действительно человек чести, то соблаговолите соответствовать своему имиджу. Подпишите заявление с иском о разводе.

– Только если Мирта захочет, – после недолгой паузы решительно высказал Кастро.

– Мирта захочет, – заверил министр.

– Вы расскажете ей о Нати?

– Нет, это вы расскажете ей о Нати.

– Я не причиняю боль женщинам, которых люблю. И я глубоко убежден, что мужчина, изменяющий своей жене, вовсе не должен ей в этом признаваться. Я уверен в этом, так как правда в данном случае может причинить страдание.

– Тогда вам нужно было быть повнимательнее, когда вы указывали адрес на конверте с письмом, предназначенным вашей любовнице.

– Что вы сделали?!

– Мирта достойна того, чтобы знать правду. Думаю, в ближайшее время она подпишет исковое заявление о разводе.

Министр повернулся спиной к Кастро, секунду постоял и направился в сопровождении адвоката к выходу. Дверь одиночной камеры, расположенной прямо напротив отпевальни, захлопнулась, глуша истошный крик пришедшего в ярость бородатого узника:

– Вы забрали у меня Мирту, но вам не удастся отнять у меня сына!!!

За час до вышеупомянутого визита тюремный цензор, тучный обжора Мигель Ривес, по личной просьбе самого министрa после предварительного ознакомления переложил письмо Фиделя Нати в конверт с адресом Мирты Диас Баларт. На сей раз почта сработала четко и без проволочек. Письмо доставили в этот же день. К полуночи Мирта все знала. Наутро она попросила отвести ее к этой женщине, разговор с которой прояснил ситуацию полностью.

Уже днем по настоянию родителей она подписала исковое заявление. Спустя какое-то время дядя познакомил племянницу с перспективным министром Эрмида, который по крайней мере выглядел учтивым кавалером и был хорош собой. Клин клином вышибают. Вскоре Фиделю сообщили с воли – Мирта самостоятельно завершила бракоразводный процесс, отсудила в свою пользу сына и вот-вот выйдет замуж. Это было ударом ниже пояса.

Из тюрьмы Фидель вышел разведенным и озлобленным. От невероятной душевной боли отвлекало только то, что пребывать на свободе оказалось опаснее, чем тянуть срок в одиночной камере на изолированном клочке земли.

Киллеры Джанкано и Лански, как было оговорено с Батистой, ликвидировали бывшего начальника службы безопасности экс-президента Сокарраса, бывших чиновников экс-президента Грау Сан-Мартина, лидеров боевых организаций студентов и радикальных крыльев оппозиционных партий. Не были выполнены только два заказа – киллеры проморгали Рауля и Фиделя Кастро. Сподвижники тайно переправили их в Мексику.

– Черт с ними, – довольно потирал руки Батиста. – Кастро – мальчишка! А по Сокаррасу нанесен удар, от которого этот непоседливый старикашка не оправится!

Мейер Лански не разделял этого оптимизма. Неужто Вито переиграет их на финише со своим Сокаррасом? Лански узнал, что Фидель Кастро контактировал со свергнутым президентом Прио Сокаррасом в убогой гостинице «Каса де Пальмас» в заштатном американском городишке Мак Ален, что расположен у реки Рио-Браво-дель-Норте на границе Штатов и Мексики. Прио пожертвовал двадцать тысяч долларов на организацию экспедиции повстанцев-эмигрантов. Деньги не бог весть какие, но снова этот Кастро. Джановезе через Сокарраса сделал его своим союзником, а это уже другая игра.

Знал бы Лански, что у Кастро вообще была своя шахматная партия, в ней фигуры Сокарраса и других оппозиционных сил рассматривались «Движением 26 июля» лишь как временные союзники. Пока Батиста был силен, требовалось единение. Ну а в мафии Кастро не стал бы искать опоры, даже если бы мир вокруг рушился. Никакого пиетета перед гангстерами он не испытывал. Мало того, он всем сердцем презирал мафиози, наживающихся на страхе простых граждан.

– Я сейчас бессилен делать что-то другое, – признался он аргентинцу Че, с которым только что познакомил его Рауль во время очередной встречи единомышленников Мехико. – Я как актер в цирке, ибо вся эта политика – настоящий цирк. Но, по-видимому, я плохой актер, ибо не могу лгать. Мне противны их правила игры. Неужели я из-за этого проиграю?

– Мы не проиграем, – с верой в глазах произнес аргентинец, – потому что не станем играть по их правилам. Мы навяжем им свою игру, в которой они такие же профаны, как мы в их гребаном цирке!

Эти двое на протяжении долгих и очень трудных, полных невзгод и опасностей лет будут заряжать друг друга оптимизмом. Как только в воздухе запахнет победой, Фидель не захочет делить лавры триумфатора ни с кем – ни с Сокаррасом, ни с партиями, ни, тем более, с гнусными животными из коза ностры. Он никому ничего не обещал. Никому, кроме кубинского народа.

Что до обглоданной кости в виде двадцати тысяч долларов, брошенной аристократами в самые тяжелые для революционеров дни подготовки экспедиции в Мексике, то эти гроши Кастро пытался вернуть. Как, впрочем, готов был выплатить компенсации латифундистам и сахарозаводчикам за конфискованные в пользу крестьян земли и национализированные новым государством заводы. Единственными обойденными в заявлениях о выплатах стали итальянские мафиози и Мейер Лански. Их Кастро просто «кинул»!

Победитель не забудет и о своем обещании министру внутренних дел Батисты, дяде его бывшей супруги, данном тому в тюрьме «Пресидио Модело» на острове Пинос. Фидель сдержал слово, отрядив группу специально подготовленных бойцов в Майами.