Электронная библиотека » Владимир Казаков » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 20 ноября 2015, 14:04


Автор книги: Владимир Казаков


Жанр: Приключения: прочее, Приключения


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Нежданные гости

Костюхина ребята смогли увидеть только через неделю: он был в командировке, получал для отряда новый самолет.

Донсков с Романовским поднялись на второй этаж. Романовский резво нажал звонок и не отпускал, пока не открылась дверь. Выглянула женщина в цветном халате с закрученными на голове бигудями.

– А, Володенька, Боря, заходите, пожалуйста!

– Аэлита!

Не ожидал Владимир увидеть на этом пороге Аэлиту. Кто она теперь Костюхину, жена, подруга… Побелела, пополнела. На руке, которая прежде нежно гладила его щеку, – золотой перстень.

Усилием воли подавив вспыхнувшую злость, Владимир спросил:

– Сапоги снимать или так пропустите, сударыня?

– У нас не убрано, проходите, ребята! – Аэлита пошире распахнула дверь и приглашающе вытянула руку, на ее лице не было и тени смущения.

– Мы, собственно, на рандеву с Юрием, – галантно поклонился Борис и шаркнул ногой.

– Вижу, вижу, издеваешься, Боря. Чем же заслужила? А, – она махнула рукой, – проходите. Юра, к нам гости!

Донсков вошел вторым, Аэлита тронула его за плечо:

– Рада, что возвратился!

Он дернул плечом, как обиженный мальчик.

Костюхин появился перед ними в домашнем халате. Чисто выбритый, немного похудевший со времени их последней встречи, он не удивился визиту, встретил сослуживцев неожиданно гостеприимно. Костюхин всегда относился к товарищам свысока, разговаривал тоном приказа или разбавляя речь обидными шуточками. А сейчас предложил снять куртки, повел в комнату.

– Лита, накрой нам стол, – сказал он, и она юркнула в кухню. – Присаживайтесь, друзья.

Все трое сели за круглый стол. Пока Аэлита накрывала скатерть, расставляла рюмки и закуску, молчали, не смотрели друг на друга. Аэлита поставила тарелку с хлебом, одернула угол скатерти и сказала:

– Все, мальчики. Больше ничем угостить не могу.

– Конечно, стол бедноват для встречи героев неба, но я думаю, гости удовлетворятся. Грибочки, лук в уксусе, спиритус вини, – приговаривал Костюхин, разливая по рюмкам. – Ну, по первой за ваше возвращение! А потом за награды, наверное, а?

Парни держали руки на коленях, ладони будто приклеились, смотрели мимо улыбающегося хозяина.

– Чего же не берете?

– Эта женщина ваша домработница или жена? – кивнул Донсков на стоящую у двери кухни Аэлиту.

– Законная жена, – Костюхин подчеркнул первое слово. – Она не пьёт. Лита, может быть, пригубишь? Символически, так сказать?.. Не хочет… Придется одним мужчинам. Ну, по лафитничку!

– С чужими не пьем! – угрюмо выдавил Борис.

– Лита, выйди! – резко бросил Костюхин.

– Вы, конечно, догадываетесь, зачем мы пришли? – спросил Донсков.

– Представьте, нет…

Костюхин все помнил. Правда, со временем в нем крепла надежда, что планеристы не скоро вернутся и, если все обойдется благополучно, забудут об инциденте.

Он всегда считал себя сильным, волевым и если не бесстрашным, то и не трусом. Когда разорвались первые снаряды «эрликонов», он не дрогнул, руки спокойно лежали на штурвале, ну, может, чуть покрепче стиснули его, самолет шел по курсу, как на туго натянутой нитке. Потом взрывы приблизились. Нужно было произвести противозенитный маневр. Попытался и не смог. Под огнем противника вместо рассредоточения аэропоезда сходились, необстрелянные летчики жались друг к другу. Может быть, и не все, но справа и слева «хейнкель» подпирали аэросцепки, и Костюхину показалось, что вся эскадра сбивается в кучу, и в центре, как яблоко мишени, он, Костюхин. А тут еще кто-то, нарушив радиомолчание, крикнул: «Мессеры!» Кого могли сбить в первую очередь немецкие ночные истребители? Конечно, его, летевшего на трофейном бомбардировщике, сбить из-за престижа. Позже, узнав, что истребителей в небе не было, оправдывая себя тем, что это был его первый полет, обвинял начальство в слабой тактической подготовке летчиков, выискивал и другие причины. Но это позже.

У Костюхина воля оказалась слабее воображения. Он увидел себя на земле в языках пламени, услышал треск, почувствовал смрад пожара.

Воображение раскалывало голову: отвратительный запах бензина, горелого сукна продолжал заполнять его ноздри, горло… Все! Больше Костюхин выдержать не мог и дернул кольцо замка. Замок разомкнул железную пасть. Из-под хвостового обтекателя выпала заглушка с полукольцом и потянула трос вниз. Беспомощный планер остался в круговерти разрывов, а самолет ушел к земле и, таясь, повернул на восток. Уже за линией фронта, над каким-то черным безмолвным полем, он кружил невысоко и довольно долго, пока в светлеющем небе не увидел возвращающиеся самолеты эскадры, и незаметно пристроился к ним. Так и тащился последним.

Планеристы вернулись. Вот они перед ним. Глаза уже не смотрят мимо, они уперлись в его лицо не моргая.

– Ситуацию помню, только вы трактуете ее упрощенно, – сказал Костюхин задумчиво. – Произошло вот что…

– Мы знаем вашу легенду о взрыве рядышком с самолетом и об осколке, перерезавшем трос. Поверил, даже комиссар. Не было взрыва! Не прилетал осколочек! – быстро сказал Романовский.

– Подожди, Боря! – Донсков смотрел на Костюхина и удивлялся его холодному спокойствию. – Вам нужно пойти к командованию и все рассказать. Я не о вас пекусь. О тех, кого вы связали круговой порукой.

– Чушь! – Костюхин опрокинул в себя рюмку. – В лучшем случае это шантаж. Ария не из той оперы! Скажите, для чего все придумано? Я сделал вам когда-нибудь зло? Давайте спокойно, не торопясь, выясним правду.

Но парней не интересовала правда костюхина.. Юность видит жизнь черно-белой, оттенки приходят с возрастом. Со дня рождения их воспитывали на примерах людей с чистой совестью, внушали понятия о чести и высоком долге перед народом, учили свято блюсти присягу. Прямолинейными и жесткими они не выросли, но главное чувство справедливости, правды, нетерпимости к откровенным подлецам из них вынуть было нельзя.

– Правда одна, и вы ее знаете!

– Не горячитесь, Донсков. Вы можете доказать свою правду?

– Да, конечно…

Костюхин помолчал, он думал: «Какие же аргументы они могут привести? Неужели прижали Мессиожника?» И оттягивая секунду, в которую все должно решиться, проговорил:

– Зря вы варите кашу из домыслов. Кстати, вам должны вскоре присвоить очередное воинское звание. Поздравляю заранее! – Костюхин выпил еще рюмку. – Может быть, закончим неприятный разговор? Аэлита!..

– Не нужна она тут, – остановил его Романовский.

Донсков вынул из полевой сумки тяжелую металлическую заглушку с полукольцом и положил ее на стол.

– Давно не расстаюсь. На железе выбит номер четыреста тридцать пятый. Перед отлетом вы расписались в ведомости именно против такого номера. Припоминаете? А на склад сдали другое кольцо. Ведь так?

Костюхин не мигая смотрел на заглушку. Протянул крупные тяжелые руки, взял ее. Понянчил на ладони.

– А если не отдам?

– От этого вам легче не станет.

Костюхин нянчил заглушку. Небольшой кусок железа, чуть ржавый. Бывает же, идешь по жизни солидно, беззаботно и вдруг спотыкаешься вот о такой маленький ржавый бугорок. Пилоты, сидящие перед ним, не знают, как он почти стоял на коленях перед товарищами, уговаривал их «запамятовать» происшедшее. Они промолчали и через несколько дней разными способами ушли от него в другие экипажи. При встречах не протягивают рук. Ждут. Ждут, как эти вот, когда он сам расскажет все. А чего выжидает он? Почему сейчас не встать и сказать: «Пошли к комиссару!»

Он помнит, как унижался перед Мессиожником, как со стороны деревни, примыкающей к аэродрому, разгребая снег, сползал к оврагу, как терзал тупой ножовкой стальные нити выброшенного на свалку троса, понимая, что это не нужно Мессиожнику. И когда пришел к тому с заглушкой, покрытой ржой и кровью с рук, кладовщик еще раз сыграл комедию: развернул ведомость, сделал вид, что сличает номер на заглушке с записанным, поздравил «с благополучным возвращением!».

Всю жизнь Костюхин мечтал высоко взлететь и в прямом и в переносном смысле. Хотел в авиацию, но родители заставили поступить в институт и закончить его. Он стал филологом не потому, что любил литературу, он угождал родителям, получая высшее образование. Во всем городе дипломированных было немного.

Война нарушила размеренный ход жизни, но помогла все-таки попасть в авиацию. Но он уже не любил ее так, как в юности, она стала для него просто перспективным родом войск.

Костюхин посмотрел на заглушку. «Надо встать. Найти в себе силы. Но если я сознаюсь…»

– Вы представляете, чем грозит ваше обвинение моим товарищам по экипажу? – спросил-он.

– Получат заслуженное. – Донсков помолчал, потом сказал просто, по-товарищески: – Повинную голову меч не сечет.

– Категорическое суждение юности, – грустно улыбнулся Костюхин. – Лита! – крикнул он. – Гости немедленно уходят. Проводи.

Аэлита вышла из комнаты сразу, будто стояла за дверью. Взглянула на Донскова печально, проводила ребят до вешалки и вялыми руками подала куртки.

– Разговор возобновим через три дня, но тогда уже в другом месте, – крикнул Романовский Костюхину.

– Вы забыли на столе свое вещественное доказательство, – глухо донеслось из комнаты.

– На память вам, – сказал Донсков.

Глава 8. Операция «Тихая ночь»
Аэропоезда СБ – А-7

Солнце переплавило снег в весенние ручьи. Они умчались в Волгу, июньский жар подсушил их русла. В начале июля три зеленых транспортно-десантных планера «Антонов-7» загружались на взлетной бетонной, по краям заросшей высокой травой, плотно забившая аэродром полосе. Красноармейцы войск НКВД с трудом вталкивали в узкую дверь одного из планеров брезентовый мешок. Владимир Донсков осматривал буксирный замок. В белом подшлемнике, синем хлопчатобумажном комбинезоне, добротных яловых сапогах он выглядел внушительно. На широком ремне – кирзовая кобура с пистолетом, десантный нож. Горловыми ремешками приторочен ребристый танковый шлем.

Большое солнце, рассеченное тонкой грядой облаков, катилось к горизонту. На подножке разболтанной полуторки к планеру подъехал авиамеханик. Он спрыгнул и помог красноармейцам вытащить из кузова автомашины несколько газовых баллонов, пучки тонких строповых веревок, квадратные маты, сплетенные из тонкой лозы. Все хозяйство перегрузили в планер. Механик сбросил на землю широкое трубчатое колесо с намотанным стальным тросом и один конец троса присоединил к буксировочному замку.

Владимир отошел в сторону, закурил. Стянул с вихрастой головы подшлемник, вытер им потное загорелое лицо, погладил пальцем редкие усики над потрескавшейся сероватой губой. Дым от папиросы лениво тянулся вверх.

Послышался шум моторов. С дальнего конца аэродрома рулили три скоростных бомбардировщика, колес не было видно, и казалось, они плывут по темно-зеленой воде. Выскочив на бетонку, самолеты красиво развернулись перед планерами, прокатили немного и выключили двигатели. К их хвостам механики подцепили тросы. К Донскову вразвалку подошел маленький худощавый лейтенант в широченных галифе и кожаной куртке. Глядя снизу, спросил:

– Ты старший? Здорово! Командир звена из Особой.

– Старшина Донсков! – представился Владимир.

– Карты в засургученном пакете, могу раскрыть их только за сорок минут до взлета, – лейтенант взглянул на часы, – еще шестнадцать минут томиться! Так к партизанам? Или как?

– Вроде бы.

– Ночка черная проклевывается, лети аккуратнее, хвост не оторви. Не дай бог придется отцепить твою телегу.

Владимир вспомнил Костюхина. Рядового Костюхина, который в конце июня вернулся в свою часть с желтой нашивкой за тяжелое ранение и медалью «За боевые заслуги», Аэлита ждала его. Освобожденный по состоянию здоровья от воинской службы, он устроился по старой специальности на кафедру западноевропейской литературы университета. Встретил его Владимир на аэродроме. Костюхин почти грудь в грудь столкнулся с Владимиром в узком коридоре штаба. Остановился, долго насупившись смотрел в глаза, потом, протянув тяжелую руку, сказал: «Так и живи, парень!»

– Чего не отвечаешь? – услышал Владимир рассерженный голос лейтенанта. – Оглох? Какую высоту держите без кислорода?

– Больше пяти тысяч не набирайте.

– Та-ак… – Лейтенант взглянул на часы и выдернул из планшета большой серый пакет. – Еще две минутки, еще две минутки, – нетерпеливо повторял он, рассматривая пакет, и даже поднес его к остренькому носу, понюхал. – Вскрываю!

Отойдя в сторону, Владимир посматривал на здание штаба, откуда должны подъехать его товарищи Романовский и Кроткий.

– Э-э! – лейтенант был разочарован и обижен, как ребенок, получивший не ту игрушку, которая ему нравилась. – Здесь только курс и место отцепки! Стоп! Сам додумался… После отцепки протопаешь без меня верст семьдесят, если по курсу, сядешь где-то в районе…

– Вас за любопытство родители не пороли?

– Бывало, вкладывали. А как ты догадался? – Лейтенант рассмеялся тоненько и радостно, будто вспомнил что-то приятное. – Ладно, старшина, семечек хочешь? Не желаешь, тогда я тебе свеженькую, совсем тепленькую новость подброшу: немцы с севера и юга рванулись к Курску. Что думаешь?

– Пупок надорвут. Июль сорок третьего не прошлогодний июль!

– Пошел я с летчиками полет разыгрывать. Так не дергай меня за хвост, облаю… Покедова!

Из сгустившихся сумерек неожиданно возник человек и негромко сказал:

– Пора! Нет ли каких вопросов, претензий?

– Никак нет, товарищ полковник! – вытянулся по стойке «смирно» лейтенант.

– Тогда к машинам. На предполетную тридцать минут. Взлет вам немного подсветят. Старшина Донсков, минутку!

В планер рядового Кроткого я велел догрузить рацию и питание к ней. Обратный вылет по приказу отсюда. Возможно, придется работать открытым текстом, тогда знаком будет фраза: «Федор ждет в гости!» Запомнили? Ну, счастливо! – Полковник Стариков протянул руку и, когда Донсков пожал ее, рывком приблизив к себе юношу, обнял. – Повнимательней там, повнимательней, старшина!

* * *

…Белые капли огня пунктиром обозначили фюзеляж самолета. Зеленые и красные светлячки вспыхнули на концах крыльев. В стороне от бомбардировщика невидимый механик начал быструю отмашку фонарем. На миг бортовые огни пожухли в пыли, выброшенной из-под винтов. Владимир следил за качающимся фонарем. Вот отмашка замедлилась, значит, натянулся буксирный трос. Фонарь подпрыгнул вверх и замер. Мягкий рывок сдвинул планер с места. И сразу же Владимира неудержимо потянуло к спинке сиденья. Аэропоезд разгонялся по гладкому бетону.

Перед отрывом озарились широкие распластанные крылья СБ, блестящий колпак стрелка-радиста, серебряная ниточка троса. Планер скользил над светло-серой полосой бетона, чуть выше бежавшего впереди самолета. Вот и он поднял щучий нос, пошел в набор высоты. Светлый клин аэропоезда резал густую темень над пропавшей внизу землей.

Прожектор потух, вспыхнул еще дважды: взлетели воздушные сцепки Михаила Кроткого и Бориса Романовского.

На самолете вырубили строевые огни. Владимир сощурил ослепленные ночью глаза и, напрягшись, разглядел две желтые черточки – раскаленные выхлопные патрубки бомбардировщика, Теперь только они служили путеводными звездами. Лезли в небо над затемненной Москвой по строгому воздушному коридору, лавируя между тросами невидимых аэростатов. Постепенно глаза привыкли к темноте, Владимир отличил горизонт, разглядел приплюснутый размытый силуэт самолета. Слабо подсвеченные приборы отмечали все движения планера и, посматривая на них. Владимир видел, как двухмоторный бомбардировщик с моторами «класс!» тяжело тянет в гору полторы тонны груза, засунутого в деревянно-перкалевый каркас с крыльями. На концах раскаленных выхлопных патрубков двигателя огненными букетами висели пучки пламени, красно-желтые, будто живые. Поправив лямки парашюта, Владимир поудобнее устроился в кресле. Он вошел в ритм полета и уже без напряжения, почти механически держал впереди себя расплывчатый силуэт самолета-буксировщика. Вяловато расстегнул воротник комбинезона и гимнастерки, вытер ладонью шею и впадину между ключиц, ладонь стала мокрой. Открыл боковую форточку кабины и с удовольствием хлебнул прохладный воздух ночного неба.

…Не было даже мечты о таком большом доверии ему и друзьям. Произошло все неожиданно. Поспешный вызов к полковнику Старикову. Черная «эмка» мчит их с майором Маркиным по улицам города. Быстрая проверка документов в вестибюле большого серого здания, и через минуту они в кабинете, огромном, светлом, где на матово-белых стенах только карта военных действий и портрет Сталина в рост.

– У нас мало времени, поэтому сразу к делу, старшина Донсков. Нужно выполнить ответственное задание. Доверяем вам как человеку преданному, честному и, что самое важное, имеющему две летные специальности. Задачу поставят в Москве. Нужно еще два планериста. Выбор кандидатур решил предоставить вам, учитывая, что самая надежная группа – это группа дружная. Все должны быть готовы на самопожертвование. Не скрою: обратного пути может не быть. Вы лично согласны?

– Да.

– Впрочем, вопрос условный, кроме вас, послать некого, а почему, поймете позже. Выбирайте еще двоих.

– Старшина Романовский, и на любое задание я пошел бы с Кротким Михаилом Тарасовичем.

– Невозможно! – сказал Маркин.

– Если я волен выбирать, настаиваю на кандидатуре сержанта Кроткого.

– Не горячитесь, Донсков. Правильно говорят: генерал думает, а солдат уже знает, – улыбнулся Стариков. – Полетит рядовой Кроткий, да – рядовой, пока рядовой. Пришли документы, полностью реабилитирующие его. Увидетесь с ним, Донсков, передайте, пусть всю жизнь молится на разведчика с партизанской кличкой Звездочет. Он раздобыл немецкие бумаги и нашел моториста. Могу сказать и фамилию. Ваш земляк Бастраков Иван Тимофеевич… На подготовку два часа. Самолет ждет.

В Москве им разъяснили задачу. Немцы крепко блокировали десантный батальон, захвативший очень важные документы при разгроме одного из штабов райхсвера. Документы стратегического значения. Их нужно срочно переправить в Москву, переправить быстро, ибо со временем они потеряют ценность. Пока все попытки оказались неудачными. Самолет там сесть не может: лес и болота. Немцы обложили десантников железным кольцом. Не дают выбросить окруженным боеприпасы и питание, сбивают самолеты. Кольцо сжимается. Планеристы доставят продукты, патроны, гранаты, чтобы десантники продержались до подхода крупного рейдового партизанского отряда. Но если партизаны и помогут красноармейцам, пройдет много времени, пока документы переправят через линию фронта, и время их превратит в ненужные бумаги. Противник добивается именно этого, мы же должны, обязаны использовать последний шанс. Один из командиров, инструктировавший только Донскова, сказал:

– Пока у них не сели батареи, мы кое-какие данные успели получить, но это крохи. Главное – карты, схемы, разработки. Проникнитесь сознанием того, старшина, что это не просто бумага, это тысячи человеческих жизней, они будут в ваших руках.

Операции по вывозу документов присвоили название «Тихая ночь»…

* * *

Планер подбросило. Владимир глянул за борт. Внизу маленькими горстками рассыпались огни. Они тухли, а потом будто снова кто-то раздувал погасшие угольки. Кабина стрелка-радиста тускло засветилась: знак пролета линии фронта. С интервалом в десять минут фронт пройдут и аэропоезда Романовского и Кроткого. На высотомере – четыре тысячи триста метров. Владимир вздохнул всей грудью – для его легких кислорода еще хватало, хотя и приходилось дышать широко открытым ртом. Тело становилось вялым, в голове пошумливало, но это его не беспокоило – высота! Поддерживало сознание и гордость, что ему доверили такой полет!

* * *

Отцепка! Да, да, самолет повторно мигает тусклым хвостовым огоньком! До земли пять тысяч метров – пропасть без дна. Но нет, присмотрись, под тобой угадывается река. Два темно-серых рукава Свислочи и Березины. Бери в руки рычаг буксирного замка. Дергай. Что же ты медлишь, дергай!

Тишина. Будто ватой заткнули уши. Теперь курс и скорость. Только они приведут к месту посадки. Самолет утонул, ушел на дно. И ты медленно погружаешься в ночь, скользишь по незримой дорожке к земле. Где и как она тебя встретит? Ударит бруствером немецкого окопа, сожмет гниющими лапами болота, расчешет жесткими пиками сосен или подмигнет веселым треугольником разложенных костров? Сейчас ты слушаешь тишину и думаешь об этом. Так же настороженно всасывают звуки широкие раструбы немецких звукоуловителей. Может быть, их мембраны уже дрогнули от тихого свиста крыльев? А может быть, они слышат и тиканье бортовых часов, которое явственно слышишь ты? Не поднимаются ли навстречу тонкие стволы «эрликонов»? Ты можешь встретиться с врагом раньше, чем думаешь. Ведь ошибись в курсе на градус – улетишь в сторону. Поиграешь со скоростью – не дотянешь до места, а подтянуть нечем, у тебя нет мотора, планерист. Замерев, ты слушаешь тишину. Возьми себя в руки. Расчет верен, природа не готовит сюрпризов. Пока все в порядке. Посмотри за борт! Только от тебя зависит увидеть на земле веселое пламя условленных костров. Время подходит. Высота уже мала. Может быть, ты промахнулся и стрела полета нацелена в сторону от мишени? Смотри внимательно, если ошибся – исправлять уже поздно. В остроте, зрения ты сейчас не уступаешь зверю. Нет, нет, это тебе показалось! Смотри. Смотри!

Не кусай губы, смотри!

Смотри обзорно! Вон, левее, светлый угольничек. Проверь – не ошибаешься? Да не поворачивай пока планер! Он? Тогда подверни, да плавнее.

Сейчас уже нет тишины, ты заметил? Слышишь, как воздух струится по крыльям? Они рвутся вперед. Качаешь штурвал, и крылья повинуются, машут. Держи крепче. Твои крылья делают широкий круг над костром.

Вспомни схему площадки. Поляна маленькая. Костры лежат на неровной плешинке. Ты должен сесть и оставить место своим друзьям. Если займешь площадку, они упадут в лес. Гаси скорость. Ты должен сесть «по-вороньи», гаси скорость! Включай фару. Белый штык вспорол темноту. Пошвыряй им, покопайся, поищи среди мохнатых сосен свою плешинку. Вот она! Теперь выпускай щитки. «По-вороньи», чтобы шлеп – и на месте! Падай, падай прямо на костер, больше деваться некуда…

Планер разметал головни костра и врезался в сосны. Вспыхнула перкалевая обшивка. Десятки черных людских силуэтов метнулись к планеру, начали рвать обшивку и гасить пламя. Из ободранного полускелета кабины вытащили Владимира. На лбу лоскут кожи, лицо залито кровью с блестками приборного стекла…

Он очнулся от едкого запаха нашатыря, осторожно потрогал бинты на голове, скосил глаза на рядом стоящего человека – красноармеец держит обеими руками большую походную фельдшерскую сумку. В полусумраке не сразу разглядел его мятое стариковское лицо. Вроде блиндаж, а скорее глубокая яма, накрытая не очищенными от коры стволами. Донсков приподнялся, преодолевая слабость, сел. Углом к его топчану другой топчан с ранеными, впритирку чурбак с рацией, на другом чурбаке полевой телефон, лампа на доске, вбитой в земляную стену, еще на чурбаке сидит командир в гимнастерке, на плечах погоны с четырьмя звездочками. Неяркая лампа светит сбоку, и худое скуластое лицо командира делится на две ровные черно-белые половины. Большая тень от него и мешала Владимиру рассмотреть фельдшера, который уже присел с ним рядом на топчан.

– Молодчина, старшина! Как себя чувствуешь? – не вставая, спросил капитан.

– Где остальные планеристы?

– Сели нормально, только шишками отделались. Как себя чувствуешь, спрашиваю?

– Порядок, – ответил Владимир. – Неплохо бы чаю, да покрепче.

– Чаю нет, а вот медом богаты.

Не догадываясь, что это пароль, фельдшер удивленно смотрел на капитана: в батальоне не только меда, куска хлеба не сыщешь.

– Если можно, подойди к Жене, – сказал ему капитан.

Фельдшер подошел к топчану с ранеными, прислушался, поправил тонкое одеяло.

– Кажется, уснула.

– Наша санитарка, – сказал капитан Владимиру. – Сегодня ее мина крепко покусала, бедро в клочья… – И фельдшеру: – Выйди минут на десять, надо будет, позову… Твой груз цел, старшина, в полном порядке… Чаю просил, на!

Владимир сжал ладонями теплую алюминиевую кружку, глотнул кисло-сладкую жидкость.

– На ежевике с клюквой, – подсказал капитан. – Что-будем делать с твоим хозяйством?

– Вывезти подальше в скрытое место и выставить охрану..

– Пода-альше. Мы удерживаем кусок леса, да и то благодаря болотам с трех сторон. И охранять не от кого, побратала нас война. Сколько надо времени?

– Часа четыре.

– Значит, следующей ночью.

– А может быть, и позже, как сигнал получим.

С топчана долетел тихий стон, капитан поднялся, склонился над санитаркой с кружкой чая.

– Жень, а Жень?.. Во сне это она… Ты сказал «позже». Если это «позже» будет! Вашего груза хватит только на один хороший бой. Надежда на рейдовый партизанский отряд мизерная. Тяжело им пробить заслон. Правда, есть у меня проводник из местных, охотник, каждую болотину здесь знает. Но чем черт не шутит!

– Товарищи мои далеко?

– Я их на передовые посты послал.

– Сами попросились?

– Рад, что хорошо знаешь своих друзей, старшина… К делу?

Владимир встал, несколько раз присел, потряс руками.

– Конструкция вроде действует исправно, – с трудом улыбнулся он. – Пойдемте, товарищ капитан.

Командир тихо свистнул фельдшеру, тот спустился в блиндаж, а они поднялись по вырубленным в земле ступеням.

Затаившийся после посадки планеров темный лес ожил.

То укорачивались, попадая на предмет, то удлинялись узкие яркие лучи фонарей. Стучали топоры. Росла куча веток. Вокруг многолетней кривобокой ольхи спиливали деревья. Одно, падая, задело кого-то, и в приглушенный говор ворвался крик. Ольху очистили от ветвей, срезали верхушку, а в глубокую кольцеобразную зарубку на комле ввели петлю пенькового каната. Бойцы таскали на плечах газовые баллоны и укладывали их веером в центре вырубленной площадки. Сюда же осторожно принесли огромный мягкий мешок из брезента, тот, который привез Владимир. Он же и расшнуровал его, вытащил шланги, смотанные в кольцо. Капитан тронул его за плечо.

– Светает.

– Маскируйте ветками. Займу от силы минут десять еще. – Владимир быстро прикручивал резьбовые законцовки шлангов к баллонам, пробовал, легко ли открываются вентили.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации