Электронная библиотека » Владимир Кернерман » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 7 сентября 2017, 02:18


Автор книги: Владимир Кернерман


Жанр: Критика, Искусство


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Под «зеленым шатром»
Размышления и комментарии
Владимир Кернерман

«Успеть стать таким, каким был задуман.»

Л. Е. Улицкая, «Лестница Якова»

© Владимир Кернерман, 2016


ISBN 978-5-4483-4955-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

К читателю

Здравствуйте, уважаемые читатели. Разрешите мне в дальнейшем называть вас – дорогие друзья.

Во-первых, «друзья» – потому что с кем же еще можно поделиться сугубо личными размышлениями над устремлением ума и поисками души нашей любимой писательницы Людмилы Евгеньевны Улицкой. Я полагаю, что «любимой», а иначе не вели бы мы с вами сейчас этот разговор под сенью «зеленого шатра», с такой любовью и состраданием возведенного автором над нашими неприкрытыми от жизненных бурь головами.

Во-вторых, друзья, вы дороги мне тем, что, очевидно, согласились все вместе на нелегкое путешествие в поисках смысла жизни, ее завершения и, возможно, продления под зеленым шатром мироздания.


Несомненно, что многие из вас, дорогие друзья, в одиночку уже совершили «путешествие» в глубины милосердного разума и думающей души автора. Но именно, все вместе, по словам Антуана де-Сент Экзюпери,

«…идя к осознанию вселенной, мы вернемся к самой сути человеческой судьбы. Тогда мы сможем жить в мире, ибо то, что придает смысл жизни, придает смысл смерти.» (Цит. по: де Сент-Экзюпери. «Надо придать смысл человеческой жизни.»

(http://www.e-reading.club/bookreader.php/67008/)


В чем же заключается особенность нашего коллективного путешествия? Я полагаю, что в его открытости: на сайте этой книги каждый из вас может вступить в виртуальное общение с другими читателями и автором. Каждый может дать свою интерпретацию жизненных и социальных проблем, поднятых Людмилой Евгеньевной в очередной из избранных нами глав романа, изложить свой подход к её «изживанию».


Каждый ваш отзыв будет с благодарностью принят и учтен. Таким образом вы, дорогие друзья, станете соавторами формирования структуры следующей книги сборника «Открытых электронных произведений». Процесс создания новой книги, в свою очередь, может повлиять на формирование новой структуры нашего с вами мышления – познания сути любви и милосердия, заложенных в нас изначально Вечной Природой, Всеобъемлющей Мудростью, Богом, Творцом – как кому угодно считать.

Не сочтете ли вы, дорогие друзья, что в этом и может состоять смысл нашего с вами путешествия? Если да, то – в поход!


P.S.

Ниже в порядке изложения авторский текст выделен кавычками и сопровождается библиографическими ссылками на источник цитирования: Л. Е. Улицкая, «Зеленый шатер»

(http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219/ulitskaya _lyudmila_evgenevna/zelenyiy_shater/read)


Названия анализируемых глав и повторный авторский текст цитируются без ссылок. (В. К.)

Л. Е. Улицкая. «Зеленый шатер»

I. «Школьные годы чудесные…»

«Интересно проследить траекторию неминуемой встречи предназначенных друг другу людей. Иногда такая встреча происходит как будто без особых усилий, без хитроумной подготовки сюжета, следуя естественному ходу событий, – скажем, люди живут в одном дворе или ходят в одну школу. Эти трое мальчишек вместе учились. Илья и Саня с первого класса, а Миха попал к ним позже.»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Так начинает свой роман Л. Е. Улицкая описанием встречи трех мальчишек. Казалось бы, что может быть общего между ними?

Саня – воспитанник интеллигентной семьи, состоящей из бабушки и мамы. Он – небольшого роста, добрый, музыкально одаренный – считывает по музыкальным сборникам жизнь духа и разума великих композиторов прошлого и настоящего. Врожденная интеллигентность помогает ему выстоять неприятие и пренебрежение хулиганской элиты класса.

Илья – внебрачный сын одинокой, несчастной, неприспособленной к жизни матери. Он – нескладный, худой и длинный как жердь. Иронией и шутками, адрессованными преследующей его своре одноклассников, пытается он прикрыть заплаты своей бедности. Его пальцы ударяют не клавиши пианино, а бьют «битой» согласно правилам мальчишеских игр по столбику монет, чтобы внести какие-то гроши в семейный бюджет.

Миха – сирота, скитающийся по домам родственников согласно игре судьбы, пока что оберегающей его от возвращения в приют. Огненно рыжая шевелюра, ярко выраженная еврейская внешность явно не в состоянии компенсировать ни Санину отрешенность от жестокости классного окружения, ни иронию Ильи в ходе борьбы за школьное выживание. Да, и что в состоянии отвести ненависть и презрение оголтелой стаи подростков, ведомой двумя борющимися за власть малолетними подонками – хулиганами Мутюкиным и Мурыгиным.


Теперь нам ясно, что объединяет и делает друзьями этих трех неординарных мальчиков – презрение и ненависть подростковой стаи. Ее вожди личным примером «мужества» и безнаказности вдохновляют подданых на «подвиги» и послушание.

В очередной раз они подбивают Михе глаз и ломают очки, разбивают Илье губу, а нож Мурыгина перерезает сухожилие на кисти будущего пианиста Сани, определив таким образом его будущее. Усилиями директора школы дело удается замять. Пришедшие в себя вожди стаи направляют свою активность на избиение и ограбление Михи, неожиданно ставшего обладателем семейной реликвии – американских коньков с ботинками начала того безумного века, в котором нашли себя наши мальчишки и их родители. Сам по себе очередной «проект» отнюдь не представляется безумным, а скорее выгодным и увлекательным мероприятием, когда вожди-герои весело убегают от преследующего их босоного Михи. Заканчивается предприятие вождей, однако, трагично не столько для Мурыгина, который в экстазе вместе с коньками попадает под трамвай, не успев, по словам автора, испугаться собственной смерти. Это – трагедия для преследовавшего Мурыгина Михи, который считает себя единственно виновным в этой ужасной смерти.


Сейчас, дорогие друзья, вы сможете оценить насколько ограничены и бледны возможности аналитического пересказа в сравнении с живописью авторского текста. Так воспользуйтесь, пожалуйста, первой же возможностью вернуться к нему и освежить в памяти неповторимые страницы осмысления автором «абсурда» (А. Камю) нашей жизни и поиска возможного выхода из него…

«Миха, свидетель и, как он считал, виновник этой смерти, все переживал ту минуту, ее молниеносную случайность: вот мелькнувшие в воздухе коньки, вот металлический вопль трамвая и неопрятная куча под трамвайными колесами вместо ничтожного и вредного мальчишки, кривляющегося и скачущего вдоль улицы за минуту перед тем. Жалость огромного размера, превышающая Михину голову, и сердце, и все тело, накрыла его, и это была жалость ко всем людям, и плохим, и хорошим, просто потому что все они беззащитно мягкие, хрупкие, и у всех от соприкосновения с бессмысленной железкой мгновенно ломаются кости, расбивается голова, вытекает кровь, и остается одна лишь безобразная куча. Бедный, бедный Мурыгин!»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Эта трагедия, возможно, не определила судьбу Михи, но в каком-то смысле осветила его трагическое будущее. Однако это уже разговор, относящийся не к анализу текста, а – к комментариям к нему.

Комментарии. Часть 1

Зеленый шатер жизни и мы, читатели, под ним? Шатер, который фрагмент за фрагментом, эпизод за эпизодом с искренней любовью, горечью и состраданием к своим главным героям воздвигает автор над головой читателей, обращаясь к хранящим их разуму и памяти? Или это шатер окрыленных человеческих душ, действительно, встретившихся…

«как будто без особых усилий судьбы, без хитроумной подготовки сюжета, следуя естественному ходу событий»?

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Не будем, однако, опережать ход событий. Наберитесь терпения, дорогие друзья, – впереди увлекательное, неисчерпаемое в своей глубине общение с автором романа, Людмилой Евгеньевной Улицкой. А пока что, остановимся на ее фразе: «…без особых усилий судьбы…». Прав автор, что, собственно, нет таковых усилий, как определяющих жизненный путь всех людей, от «бандита» Мурыгина до оплакивающего его смерть «поэта» Михи. Да, заложен в каждом из нас весь спектр генетической наследственности от агрессии до сострадания. Но дана человеку свобода выбора, который, как нам станет известно позже, определяется характером «инициации воспитанием». А характер этот, в свою очередь, определяется, по автору, «естественным ходом событий».

Для «бандита» Мурыгина – это ход агрессиии и насилия, а для «поэта» Михи – это ход сострадания и жалости. Эта всемирная жалость…

«огромного размера, превышающая Михину голову, и сердце, и все тело, накрыла его, и это была жалость ко всем людям, и плохим, и хорошим, просто потому, что все они беззащитно-мягкие, хрупкие, и у всех от соприкосновения с бессмысленной железкой мгновенно ломаются кости, разбивается голова, вытекает кровь, и остается одна лишь безобразная куча.»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Вот вам – и «Христос нашего времени»! Потом мы увидим, каково будет «Явление Его народу».

II. «Новый учитель»

«В шестом классе на место никому не запомнившейся училки-русички пришел новый классный руководитель, Виктор Юльевич Шенгели, литератор.

Вся школа его заметила с первого же дня: он быстро шел по коридору, правый рукав серого полосатого пиджака был подколот чуть пониже локтя, и полруки в пиджаке слегка колыхалось. В левой он нес старорежимный портфель с двумя медными замками, по виду гораздо более старый, чем сам учитель. Прозвище ему образовалось уже в первую неделю – Рука.

Он был скорее молодой, лицо красивое, почти как у киноактера, но излишне подвижное: он то улыбался неизвестно чему, то хмурился, то подергивал носом или губами… Полкласса не вполне понимала, что от них хочет литератор. Вторая половина ходила за учителем хвостом. Виктор Юльевич старался вести себя со всеми ровно, но любимчики были – эмоциональный, честный до нелепости Миха, подвижный и ко многому способный Илья и замкнуто-интеллигентный Саня. Неразлучная троица…»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Эту часть романа автор посвящает властителю дум и душ трех неразлучных друзей, мальчишеский союз сердец которых – «Трианон» – при непосредственном участии их учителя литераторы перерос в подростковый кружок «Любителей Русской Словесности» —ЛЮРС. Каждую среду, когда его урок был последним, выводит Виктор Юльевич своих мальчишек на «натуру», на экскурсию по памятным местам литературной Москвы…

« – Мы изучаем литературу! – объявлял он постоянно, как свежую новость. – Литература – лучшее, что есть у человечества. Поэзия – это сердце литературы, высшая концентрация всего лучшего, что есть в мире и в человеке. Это единственная пища для души. И от вас зависит, будете вы вырастать в людей или останетесь на животном уровне.»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Но вот наступает март 1953 года. Смерть Сталина. Школьников распускают по домам. Виктор Юльевич просит своих учеников не выходить из дому и сам решается выйти за продуктами только на третий день после похорон вождя…

«Людей на улице почти не было. Грузовики еще стояли вдоль улиц, и все напоминало пейзаж после схлынувшего наводнения – растоптанная обувь, шапки, портфели, разлученные навсегда со своими хозяевами, выломанные фонарные столбы, разбитые окна первых этажей. В арке дома – окровавленная стена. Растоптанная собака лежала в подворотне… Тут как раз, довольно далеко от дома, в переулке нашел открытый маленький магазинчик. Лестница вела в полуподвал.

Несколько женщин тихо разговаривали с продавщицей и замолкли, как только он вошел.

– Как будто они говорили обо мне, – усмехнулся Виктор Юльевич.

Одна из теток признала в нем учителя, кинулась с вопросом:

– Виктор Юрьевич, это что же такое стряслось-то? Вот люди говорят, евреи подстроили ходынку эту? А вы слыхали, может, что?

Она была матерью десятиклассника, но он не мог вспомнить, кого именно. Простые тетки часто называли его «Юрьевич», его это раздражало. Но тут вдруг накатило на него странное, несвойственное ему смирение.

– Нет, голубушка, ничего такого я не слышал. Выпьем сегодня стопку-другую за помин души и будем дальше жить, как жили. А евреи что? Да такие ж люди, как мы. Две бутылки водки, пожалуйста, батон и половину черного. Да, пельменей две пачки…

Взял свое, расплатился и ушел, оставив теток в некотором замешательстве: может, и не евреи это подстроили, а другие какие… Врагов-то весь мир кругом. Все нам завидуют, все нас страшатся. И разговор их потек в другом, гордом направлении…»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Если вы, дорогие друзья, захотите вместе со мной предположить в каком «направлении» могли устремиться мысли Виктора Юльевича на обратном пути домой из полуподвального магазинчика, то вновь перейдем от анализа к комментариям.

Комментарии. Часть 2

Вот эти гипотетические мысли Виктора Юльевича:


«И что за существа мы, люди? Терпим друг друга в своей среде, в своем стаде – национальном, государственном, религиозном. Гордимся даже принадлежностью к нему, более того, способны на жертвы, эту гордость поддерживая. Всех других людей или боимся, или презираем, или ненавидим. Впрочем, что тут удивительного: во времена доисторические щадила эволюция тот род простейших, особи которого способны были жертвовать собой ради спасения рода. В исторические времена укрепившийся инстинкт сохранения своего рода-племени восторжествовал даже над инстинктом самосохранения человеческой особи. Видимо, это был наиболее надежный путь сохранения потомства в критической обстановке нескончаимых межплеменных войн за обладание ограниченными ресурсами поддержания жизни. И вновь эволюция тысячелетий закрепила инстинкт сохранения рода как наиболее рациональный для выживания человечества. Но не успела эволюция до нашего сурового времени закрепить торжество инстинкта сохранения человеческого вида в целом над инстинктом сохранения рода-племени, кланов, на которые оказалось расчленено человечество. Теперь, после последней ужасной войны, Холокоста во всем мире, Европе и в России, уцелевшие нации, государства, религии ненавидят, боятся друг друга, стараясь быть впереди в попытках подчинения, уничтожения своих соседей. Сейчас, когда „испытательные“ ядерные взрывы следуют один за другим, не приведут ли эти попытки уничтожения чуждого рода-племени к уничтожению человеческого вида в целом?»


Так, возможно, рассуждал учитель, Виктор Юльевич, по пути домой, оставив в полуподвальном магазинчике «теток», гордых своим родом-племенем.

Не так ли и сейчас, поколение спустя, одурманенные гордостью за могущество своих племен, их особи считают, что…

«может, и не евреи это подстроили, а другие какие… Врагов-то весь мир кругом. Все нам завидуют, все нас страшатся…»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Это лишь наше предположение и цитата, взятая из текста книги в попытке понять смысл описываемой ею жизни. Главное же – это то, что вы, дорогие друзья, не «предполагаете», а думаете о путях выживания человечества как биологического вида.


Ваше мнение ожидается на сайте книги:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

III. «Дети подземелья»

Не все «люрсевцы» последовали совету своего наставника не выходить из дому в неопределенно-страшные дни после смерти Сталина. Илья и не думал на этот раз следовать наставлениям Виктора Юльевича. Призвание фотографа, проснувшееся в тот момент, когда отец подарил ему бесценный «ФЕД», вело его навстречу с бурлящим потоком жизни подобно тому, как призвание летописца Нестора заставило его «растекаться мыслию по древу» печальной и тревожной действительности своего времени. Как мы увидим, однако, из приведенного ниже авторского описания предприятие Нестора представляло гораздо меньший риск для жизни, чем предприятие его последователя Ильи.

«С утра седьмого марта он зарядил аппарат и сразу же, как мать ушла на работу, вышел на улицу…

Стоял странный гул – в нем был и вой, и крики, и что-то похожее на пение, и впервые за два дня Илье стало не по себе.

Надо было добраться до знакомой арки, там во дворе был сарай, с крыши которого можно было легко перелезть на крышу соседнего дома, четырехэтажного. Илья сделал рывок в сторону арки и понял, что люди стараются держаться подальше от домов, внутри потока, боясь быть прижатыми к троллейбусам, стоящим один за другим вплотную. Люди бились о борта, и несколько человек, примятых и неподвижных, лежали, прижатые к троллейбусному брюху, а другие наступали на них ногами. Илье, чтобы попасть на тротуар, надо было протиснуться между телами – неужели они мертвые? Быть не может… Другого пути не было. Он понимал, что надо сразу же оказаться под защитой троллейбусного брюха, иначе его размажут по стенке. Все время он помнил о «Феде», как ласково звал фотоаппарат, – не раздавить объектив. Ногами он вытоптал себе крохотное пространство возле колеса и шмыгнул туда. Там, под троллейбусом, была тьма и жуткая теснота – лежали мягко переплетенные тела в толстой одежде, и он полз между ними, продвигаясь во влажном смраде. Кто-то стонал. Выполз он из-под троллейбуса прямо в руки толстого военного с трясущимся мокрым лицом. Мальчишка лет пяти, белый и бесчувственный, мертво висел на нем… Илье удивительно везло в тот день – он выскочил живым из смертоносной толпы, и теперь опять удача – окно было выбито…»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Да, было выбито стекло первого этажа дома, с крыши которого Илья намеревался фиксировать события «Летописи современных лет». Если вы, дорогие друзья, захотите освежить в памяти страничку этой летописи автора в том виде, в котором ее зафиксировал «летописец» Илья, то прошу вас перейти к нижеследующим комментариям.

Комментарии. Часть 3

Не правда ли, ужасна картина человеческого племени, сбитого в толпу чьей-то волей или чьим-то безволием? Нет более «человека разумного» – есть стихия, стадо обезумевших от общей веры, ненависти или страха существ. Это безумие толпы столетиями оставляло и оставляет за собой кровавый след крестоносцев, пепел костров инквизиции, пепелища и оскверненные трупы погромов, смрадный дым печей Освенцима, гневные резолюции массовых митингов, клеймящих «космополитов» и «врагов народа», забитые камнями или обезглавленные тела «иноверцев» и, наконец, «пятую колонну». Таково общее описание «зверя толпы» в его страхе и ярости.


А вот авторское описание этого зверя, загнанного в капкан, – зверя жалкого, недоумевающего и воющего в предверии смерти:

«…Илья поднялся на четвертый (этаж) и увидел улицу. Она была как черная река, головы сверху казались завитками меха и шевелились, как шкура какого-то жуткого животного. Илья вытащил фотоаппарат, понимая, что с такого расстояния хорошо не получится, но подумал, что потом повторит снимок со второго этажа. На втором ему удалось открыть окно, снизу ворвался не крик, а какой-то равномерный вой, который прорывался то визгом, то воплем…»

(Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)


Не считаете ли вы, дорогие друзья, что Виктор Юльевич запретил своим ученикам присоединиться к обезумевшей толпе Сталинской «ходынки» не только оберегая их тела, но и души? Можете ли вы согласиться с тем, что выбор между добром и злом, агрессией и состраданием, эгоизмом и альтруизмом может быть сделан только на уровне индивидуума, а не «толпы» в любом ее виде – расы, нации, государства, религиозной конфессии?


Ваше мнение всегда желанно на сайте книги:


https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

IV. «Люрсы»

«По средам Виктор Юльевич таскал любителей русской словесности, «люрсов», как они себя называли, по Москве и выводил их, дуя в свою флейточку, из бедного и больного времени в пространство, где работала мысль, где жила свобода, и музыка, и всякие искусства. Вот, здесь все это обитало! За этими окнами!…

Столкнувшись после деревенской школы с этими московскими мальчиками, Виктор Юльевич снова вернулся к размышлениям о детстве. Не хватало знаний. Он принялся за чтение научных книг…

Виктор Юльевич постепенно привыкал к непривычному ходу мысли собеседника, проникался идеями универсализма знания, к которым подводил его хромой Колесник. Именно от него насквозь гуманитарный литератор узнал о принципах эволюции, о противоречиях ламаркизма и дарвинизма и даже о таких технических и частных явлениях, как метаморфоз, неотения, хромосомная наследственность.

Теперь он размышлял о своих подрастающих ребятах и догадывался, как близки происходящие в них процессы с тем метаморфозом, который происходит с насекомыми.

Несмышленые малыши, человеческие личинки, они потребляют всякую пищу, какую ни кинь, сосут, жуют, глотают все подряд впечатления, а потом окукливаются, и внутри куколки все складывается в нужном порядке, выстраивается необходимым образом – рефлексы отработаны, навыки воспитаны, первичные представления о мире усвоены. Но сколько куколок погибает, не достигнув последней своей фазы, так и не треснув по шву, не выпустив из себя бабочку. Анима, анима, душенька… Цветная, летающая, короткоживущая – и прекрасная. А какое множество так и остается личинками и живет до самой смерти, не догадываясь, что взрослость так и не пришла.»

(Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> 1
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации