Текст книги "Порочное место"

Глава 5

Женщина действительно чем-то напоминала розу. Высокая пушистая прическа, большая голова и тонкое, как стебель, тело. И еще у нее щеки были красные, как у ребенка при диатезе.

Нет, голова у нее не шире тела, совсем не такая пропорция, как у бутона в сочетании с цветочным стеблем, и все равно аналогия хоть и смутно, но просматривалась. Лицо широковатое, но вполне симпатичное. И красные щеки не очень портили ее. А уж стройное тело женщину испортить никак не могло.

– Роза, у меня к вам пара вопросов, – начал Круча, внимательно наблюдая за ее глазами.

– А Серафима Яковлевна где?

– При чем здесь Серафима Яковлевна? У нее своя жизнь, у вас, Роза, своя. Если ее посадят, вы же не пойдете за ней в тюрьму? Вам же это не нужно?

– Как это посадят? За что? – разволновалась женщина.

Но Круча взял паузу. Неторопливо, в раздумье он осматривал комнату, в которой обитала служанка. Это должно было вызвать у Розы мысль, что ее тоже в чем-то подозревают. Ничто не выводит человека из равновесия так, как атмосфера неизвестности и опасности.

К тому же он действительно хотел ознакомиться с обстановкой, в которой жила Роза. Комната у нее небольшая, но с дорогим ремонтом и хорошей мебелью, плазменная панель на стене. И еще внимание Кручи привлекло множество цветов – они стояли на подоконнике в горшках, на подставках, висели на стенах. Зелени много, только дышать было почему-то тяжело. Может, потому, что сигаретным дымом пахнет? Да нет, запах табака слабый. Возможно, цветы в комнате подобраны неправильно и углекислого газа выделяют больше, чем кислорода.

– Я так понимаю, вы здесь давно живете, – сказал он и нежно провел пальцем по листу фикуса.

– Да, уже три года. А что?

– Нравится?

– Да ничего, жить можно… А вы что, Серафиму Яковлевну сажать будете?

– А есть за что?

– Да что вы такое говорите! Серафима Яковлевна мухи не обидит!

– А Вадима Остроглазова кто обидел?

– В каком это смысле?

– Ну, кто мог его убить?

– А, это!.. А его разве убили? Разве он не сам утонул?

– Да нет, не сам…

– Как же так! Я думала, что сам утонул. Все подумали, что сам.

– И кто же так считает?

– Ну, Евгений Максимович! Бегал тут по дому. В милицию звонил. Серафима Яковлевна тоже так думала. Беда, говорит, Роза, Вадим утопился…

– Утонул или утопился?

– А что, есть разница?

– Тонут не по своей воле, а топятся по своей. Так утонул или утопился?

– Ну, я точно не помню, как она сказала.

– А из-за кого мог утопиться Вадим? Из-за Серафимы Яковлевны мог?

– Почему из-за нее?

– Ну, может, он пытался ее у брата отбить? Пытался, а она его послала далеко и лесом.

– Кто пытался Серафиму Яковлевну отбить? Вадим Павлович у Евгения Максимовича?! Ну, я не знаю. У них там так все запутано…

– Что запутано?

– А что запутано? – спохватилась Роза.

– Я не знаю, что запутано. Вы сказали, что запутано.

– Я сказала? Может, вам показалось?

– Может, и показалось, – пожал плечами Круча.

Роза поняла, что говорить о семейных тайнах Костиных без их ведома нельзя. Потому и замолчала. Но ведь она что-то знает. Значит, был какой-то гордиев узел, который Евгений Максимович разрубил одним взмахом тяжелого молотка.

– Я не знаю, кто кого там у кого мог отбивать, – заключила Роза.

– А кто кого убить мог, вы знаете?

– А кто кого убил? – ясными, как слеза младенца, глазами посмотрела на него женщина.

– Ты вчера после застолья в доме убиралась? – перешел на «ты» Круча.

– Да, убиралась, конечно.

– Когда закончила?

– Ну, часам к двенадцати…

– А чего так быстро?

– Так они рано начали. Хорошо пошло и догнало быстро. Они в десять вечера уже лыка не вязали…

– А Вадим Остроглазов как себя вел?

– Да пьяный был. Все пьяные были. Говорю же, слишком разогнались.

– А Костин как себя чувствовал?

– Ну, он тоже хорошо выпил. Спать рано лег. Всех отправил и лег спать.

– Кого всех? Куда отправил?

– Ну, гостей в гостевой дом. А Вадима Павловича в гостевую комнату. Всех развел и лег спать. Ну и Серафима Яковлевна с ним. А что такое?

– Да ничего, Роза, ничего. Просто интересно. Ты тоже спать легла?

– Да, конечно. А что еще делать?

– Ну, мало ли, девушка ты красивая, а Вадим Павлович – парень холостой.

– Ой, да что вы такое говорите! – еще больше раскраснелась Роза.

– Ну, я понимаю, ты девушка порядочная, а он ведь не подарок. Может, к тебе ломился, а ты ему отказала?

– Да нет, не ломился!

– А вдруг? Кто-то ж ему в любви отказал, вот он и пошел статуи крушить.

– Так это он все там разбил? – охнула женщина.

– Он, Роза, он. А ты что, не знала? И ничего не видела?

– Нет. Я сплю крепко. – Женщина едва заметно отвела в сторону взгляд.

– А может, все-таки видела? Так бы хозяев своих спасти могла бы.

– А что делать надо? – вскинулась Роза.

– Чтобы спасти их?.. Правда нужна, чтобы их спасти.

– Какая правда? Может, я и видела что-то…

– Что видела?

– Ну, как Вадим статуи крушил…

– Чем он их крушил? И кто его остановил?

– Может, Гена?

– А Евгений Максимович говорит, что это он остановил Вадима. Остановил и домой привел.

– Да? Так он его и остановил. И домой привел…

– Ты это видела? Когда это было? В какое время?

– Ну, я не помню…

– Может, ты помнишь, что бывает за дачу ложных показаний?

– А что бывает? – вытянулась в лице Роза.

– Уголовное наказание бывает. В тюрьму сядешь, вот что. Тебе это надо? Говори, что видела?

– Ничего не видела.

– Евгений Максимович утверждает, что это он Вадима обратно домой привел.

– Да, слышала я какие-то голоса… Ночью это было…

– Роза, дача ложных показаний – статья серьезная.

– Но я действительно слышала. Голоса чьи-то были. Кто-то из дома вышел, потом зашел. Голоса… Но кто там с кем разговаривал, я не разобрала…

– А почему не вышла? Не посмотрела?

– Ну… – Роза почему-то посмотрела на постель. – Так меня ж никто не звал. Меня обычно зовут, если что-то нужно. А если не зовут, то и соваться нечего. Может, потому и не позвали, что я там была лишней. Может, у них там тайны какие, мне зачем об этом знать?

– А у тебя тайны есть?

– Может, и есть, вам-то что?

– Ты была у себя в комнате не одна?

– Ну что вы! Конечно, одна! – встрепенулась она.

– Ты куришь?

– Нет.

– А сигаретами почему пахнет?

– Сигаретами? Разве?..

Под стулом блеснул какой-то металлический предмет. Круча не поленился нагнуться, поднять его. Это был обломок поясной пряжки.

– Что это?

– Не знаю. – Роза стыдливо опустила глаза.

– Все-таки не одна ты была.

– Да нет, одна… Честное слово, одна!

– Хорошо, я тебе поверю. И ты мне верь. Верь, что за дачу ложных показаний можно сесть надолго.

– Я вам верю. Но я правда слышала голоса. Сначала вышел кто-то, потом вернулся.

– Голос Вадима Остроглазова слышала?

– Ну, я точно не скажу. Далеко было.

Гостевая комната находилась в районе малого холла, недалеко от входных дверей. А комната Розы размещалась в глубине дома, в небольшом промежутке между каминным залом и кухней, куда выходила дверь. Отсюда действительно сложно было услышать голос Вадима, если даже он кричал на брата из своей комнаты.

Окна служебной комнаты выходили на передний двор, из нее хорошо была видна кирпичная сторожка, вдоль которой прохаживался рыжий Гена. Униформу он уже снял, переоделся в джинсовый костюм. Парень, как челнок, ходил взад-вперед, посматривая на часы. И еще штаны поправлял. Спадают с него джинсы. Интересно, в чем причина? Подполковник Круча с улыбкой посмотрел на обломок пряжки.

– А может, это Гена по дому ходил? – спросил он.

– Гена? Какой Гена? – Роза встрепенулась так, как будто ревнивая жена застукала ее со своим мужем.

– Охранник. Вон он ходит, штаны подтягивает.

Круча легонько обнял женщину, показывая на парня. Доверительно обнял, без всякого умысла.

– Молодой, горячий.

– Почему горячий?

– А ходит как горячий жеребец – резко, порывисто, да? А ты, Роза, что подумала? Может, он в постели горячий?

– Кто сказал?

– Ну, мне кажется, что ты так подумала…

Гена остановился, озадаченно почесал затылок, рассеянно оглянулся, достал сигарету. Негожий он охранник, толку от него никакого. А если он еще по ночам спит с экономкой, то дело совсем дрянь.

– Смотри, закурил, – усмехнулся Круча. – Что у него там, «Золотая Ява»? А я думаю, чем здесь пахнет? Точно, «Золотая Ява»… И штаны у него спадают. А знаешь, почему?

Он разжал руку и показал обломок пряжки.

– Ну что, признаваться будем? Тебе же не нужна очная ставка?

– Это как?

– Позовем твоих хозяев, посадим тебя на один стул, Гену на другой и начнем перекрестный допрос. Где вы были и что делали в такое-то время? В общем, узнает Евгений Максимович, чем вы тут занимались… А так, может, и не узнает. Ты сама подумай, зачем я буду ему говорить, что ты крутила любовь с охранником?

– Почему крутила? Может, это правда любовь? В меня что, по-вашему, влюбиться нельзя? – с обидой и одновременно с вызовом посмотрела на Кручу женщина.

– Почему нельзя? – в недоумении вскинул брови Круча. – Можно! Даже нужно. Я же говорил, что девушка ты красивая. Не будь у меня жены, я бы за тобой приударил…

– Ага, все так говорят, – вздохнула Роза.

– Кто так говорил? Вадим?

– Вадим? Нет, он не говорил. Да и не женат он. А на меня и не смотрел совсем. Зачем я ему такая?

– Какая?

– Красивая, говорите… Нет, я некрасивая.

Роза посмотрела на него с надеждой. Он не должен был соглашаться с ее столь критическим к себе отношением. В ее взгляде отчетливо читалась просьба: она хотела, чтобы он вслух опроверг ее признание.

– Это Вадим тебе сказал?

– Нет, он не говорил… Он на меня даже не смотрел…

– Может, Вадим просто не той ориентации? Вот я бы на его месте мимо тебя не прошел, – задорно улыбнулся Круча.

– Не той ориентации? – не без желания принять такую версию задумалась она. – Да нет, он женщин любил. С Серафимой Яковлевной у него роман был. Ой! – Роза шлепнула по раскрытым губам ладошкой, будто наказывая себя за неосторожность.

А ведь это было не первое побуждение с ее стороны пролить свет на запутанность отношений в треугольнике «Костин – Костина – Остроглазов».

– Роман? Роман – это интересно.

– Да, да, у нас с Геной роман, – закивала Роза. – И все у нас очень серьезно. И его не смущает разница в возрасте. Мне тридцать четыре, ему двадцать шесть, но он все равно любит меня и хочет жениться…

– С чем я тебя и поздравляю. Только разговор сейчас не о вашем романе. Меня интересует роман Вадима с Серафимой Яковлевной.

– А я не знаю ничего такого! – Она смотрела на него дурными глазами. – И ничего такого не говорила! Вам показалось!

– Да нет, не показалось. Значит, между Вадимом и Серафимой Яковлевной был роман? Поэтому Евгений Максимович и убил Вадима, правильно я понимаю?

– Что вы понимаете? Ничего вы не понимаете! – разволновалась Роза. – Не мог Евгений Максимович убить своего брата! И романа никакого не было. Может, и был, но давно.

– Когда давно?

– Ну, давно. Я не знаю. Вы спрашивали, какая ориентация у Вадима. Так я вам скажу. Нормальная у него ориентация. Он зимой сюда приезжал, и не один, а с подругой. Очень красивую девушку с собой привез. И необычную… А в чем ее необычность, спросите вы?

– В чем ее необычность, спрашиваю я? – улыбнулся Круча.

– В том, что она очень была похожа на Серафиму Яковлевну. Нет, не копия, конечно, отличия были, но черты лица такие же тонкие, и худенькая очень… Я слышала их разговор, Вадим у Серафимы спросил, как ей его Лиза нравится. Сказал, что она такой же молодой и красивой была. Серафима ответила, что она и сейчас молодая и красивая. Он согласился, но сказал, что с Лизой он спит, а с ней – уже нет. Сказал, что Лиза такая же молодая, какой была она, когда они спали вместе…

– А когда они спали вместе?

– Ну, давно… Так давно, что уже и неправда. Это сама Серафима Яковлевна так сказала. Это, говорит, так давно было, что и неправда…

– А он что?

– А Вадим сказал, что помнит все так, как будто это вчера было. И все это правдой было, сказал… Она послала его к черту и ушла. Вот и все, что я знаю.

Разговор этот показался Круче интересным, и ему захотелось прощупать обстановку, в которой он состоялся.

– Больше они на эту тему не говорили?

– Ну, может, и говорили, но я ничего не слышала. При мне свои тайны они, как вы понимаете, не обсуждают.

– А про Лизу ты что знаешь?

– Да ничего… Она из гостевой комнаты почти не выходила. Тихая такая, скромная. Хотя в баньку с Вадимом сходила. Долго они там были… Распаренная такая пришла, глаза сияют… Но это их личное дело, правда?

– Святая правда, – кивнул Степан Степанович. – А как найти эту Лизу, ты не знаешь?

– Ну, может, у него живет, у Вадима. Хотя вряд ли. Он женщин как перчатки меняет. Эгоист он. Самовлюбленный эгоист.

– Ты так думаешь?

– Да, я тоже так думаю.

– А кто еще так думает?

– Серафима Яковлевна. Она так и сказала ему, что он – самовлюбленный эгоист.

– Когда она ему это сказала?

– Ну, тогда и сказала, когда он Лизу свою привез. Мне кажется, она очень разозлилась на Вадима.

– А вчера она не злилась?

– Нет. Ну, может, и злилась, но виду не подавала.

– Так, с этим ясно. Но давай вернемся к твоим отношениям с Геной. Я правильно понимаю, что ваши отношения зашли очень далеко?

– Да, правильно понимаете, – зажеманилась Роза.

– И где вчера ночью был Гена?

– Ну, в дежурке у себя, – отвела она в сторону взгляд.

– Он курил, а у тебя было открыто окно, и табачный дым попадал к тебе в комнату, так? И обломок этой пряжки тоже залетел в окно? Роза, давай начистоту! Дело серьезное. В доме произошло убийство. И, возможно, Вадима Остроглазова убил твой Гена.

Круче пришлось пойти на хитрость, чтобы спровоцировать Розу на признание. Хотя… Вадима Остроглазова действительно мог убить охранник Гена. Или у него могли быть на то свои причины, или он исполнял волю хозяина.

– Гена?! Убил Вадима?! – оторопела Роза. – Зачем ему кого-то убивать?

– Я не знаю. Но обязательно это узнаю.

– Ну, может, кто-то и убивал. Но Гена здесь ни при чем! Он всю ночь со мной был.

– Всю ночь? А так можно?

– Нет, конечно, – растерянно захлопала глазами Роза. – Но дело в том…

Казалось, она вот-вот расплачется.

– Но дело в чем? – поторопил ее Круча.

– Он сказал, что все пьяные, что никому до нас нет никакого дела. Да он и сам выпил. Ну, немного. Совсем чуть-чуть. Сто граммов для храбрости, вот!

– А от него что, требовался подвиг?

– Так он мне в любви признавался, – с радостью во взгляде смутилась женщина.

– Ну, это меняет дело. Признался?

– Признался.

– И остался с тобой на ночь.

– А что здесь такого? Мы же взрослые люди.

– Так никто и не отрицает. И когда он к тебе пришел?

– Ну, я убралась, и он пришел. Я вам даже время скажу, это было в начале первого ночи. Минут двадцать первого, где-то так.

– Вы слышали, как Вадим выходил во двор? Как за ним выходил Евгений Максимович?

– А когда это было?

– Примерно в половине второго ночи.

– Нет, что вы! Не могли мы слышать. Шумно у нас было, – смутилась Роза.

– Музыка играла? – подсказал Круча.

– Ага, музыка, – стыдливо улыбнулась она.

– И долго играла?

– В два часа мы уже спали. Ну, день тяжелый был. И все такое… Сначала Гена заснул, потом я с ним в обнимку. А под утро он меня разбудил, – мечтательно улыбнулась она.

– Когда он от тебя ушел?

– Ну, в шестом часу.

– И что, за всю ночь он ни разу не обошел территорию?

– Нет, – опустила голову Роза. – Только вы Евгению Максимовичу не говорите.

– Да Евгений Максимович и сам все знает. Знает, что лодыря твой Гена гонял…

Возможно, Костин знал, где находится его охранник. Знал, что никто не видит его, когда он убивал Вадима Остроглазова. Отсутствие охранника на посту развязало ему руки. А может, он сам и отправил Гену к Розе?

В любом случае надо было допросить Гену. Но, увы, к тому времени, когда Круча вышел из дома, уже произошла смена караула. Гена дождался своего сменщика и уехал домой. Но почему он тогда не попрощался с Розой?

Глава 6

Яркие солнечные лучи прорезали тонкий тюль и слепили глаза. Серафима могла бы отвернуть голову, но тогда ей пришлось бы смотреть на Женю.

Парень он, в общем-то, симпатичный, и язык у него подвешен – не стыдно с ним пройтись перед девчонками. Но сейчас она смотреть на него не могла – глаза у него горели похотливым огнем, щеки пылали, рот был перекошен от возбуждения. И еще от него неприятно пахло чесноком.

Он долго шел к сегодняшнему дню – ухаживал за ней, встречал ее у института, дарил цветы, провожал домой. Они вместе ходили в театр, кино, даже в ночных клубах бывали. Женя хороший парень, сильный, с ним спокойно и безопасно. И она совсем не прочь была связать с ним свою жизнь. Тем более что он уже давно сделал ей предложение руки и сердца.

Они уже полгода вместе. И только сегодня Серафима подпустила его к своему телу. Он разгорячен, его пальцы ласкают соски, язык нежно скользит по животу вокруг пупка. Ее одежда аккуратно сложена на спинке кресла, на ней нет даже фигового листка. Еще совсем немного, и она станет женщиной. Она к этому готова, только солнце светит слишком ярко. И смотреть на своего избранника неохота… Может, закрыть глаза и отдаться во власть ощущений?

Действительно, на месте Жени можно представить его брата Вадима, этого жгучего брюнета с колдовскими глазами…

– Задвинь шторы! – попросила Серафима.

– Любой каприз!

Женя ловко перепрыгнул через нее, соскочил с дивана, подошел к окну. Но и она не осталась лежать, поднялась, схватила одежду и скрылась в ванной.

Серафима оделась, поправила прическу, подкрасила губы и вернулась в комнату. Женя сидел в кресле в тунике из простыни и грустно смотрел на нее.

– Извини, я не так себе все это представляла, – развела она руками.

Ей уже девятнадцать, и у нее до сих пор не было секса. Подружки с курса уже посмеивались над ней, дескать, никому она не нужна. Но ведь это не так. Жене она нужна. И он очень ее хочет. Так что комплекс невостребованности отпадает. И нет смысла торопить события. А на девчонок плевать.

– Я хочу, чтобы это случилось в первую брачную ночь.

– Я понимаю, – натянуто улыбнулся Женя.

– Ничего ты не понимаешь…

Она должна была доказать своему парню, что у нее до него никого не было. Он бы увидел кровь на простыне и все бы понял… К тому же он так долго ее домогался, что нельзя было дальше томить его. Серафима все это понимала, но…

– Давай потерпим до свадьбы! – попросила она.

– Давай.

– Совсем немного осталось.

Свадьба назначена на осень, на октябрь, отец так захотел. Он у Серафимы потомственный крестьянин, и в его понимании свадьбу полагалось играть после сбора урожая. А с отцом спорить бесполезно – как он сказал, так и будет.

– Всего полтора месяца потерпеть надо.

– Ничего, я тебя всю жизнь терпеть собираюсь, – улыбнулся Женя. – А тут каких-то полтора месяца…

– Ты меня терпеть собираешься? – возмущенно вскинула она брови.

– Ну, может, я не так выразился, – ничуть не смутился он. – Может, потому, что самого себя терпеть собираюсь. Себя терпеть, рядом с тобой.

– Может, мне тоже выразиться? Нецензурно…

– Я серьезно. Понимаешь, я уже взрослый, мне двадцать восемь лет. И я себя хорошо знаю. Бабник я по своей натуре. И женщины у меня были. Не скажу, что много, но были…

Серафима сердито смотрела на него. Она понимала, зачем Женя все это говорит. Не вышло у него с ней, не позволила она ему сорвать свой цветок, вот он и пытается ее уколоть. Хотя и делает вид, что с пониманием относится к ее отказу. Потому она и возмущена, но молчит, не перебивает его.

– Но все это в прошлом, – продолжал он. – Теперь у меня есть ты, и только ты. Я тебя всегда буду любить. Но одной любви мало. Я знаю мужиков, которые очень любят своих жен, но изменяют им. Потому что бабники по жизни. Такие же бабники, как и я. Но я обещаю, что никогда не изменю тебе.

– Будешь терпеть?

– Да, если дело дойдет до того, буду терпеть.

– До чего дойдет дело?

– До другой женщины.

– У тебя может появиться другая женщина?

Серафима не очень хотела видеть Женю в своей постели, ей не нравилось, как от него пахнет, но при этом она уже боялась его потерять. Потому и разволновалась.

– Все может быть. Но я клянусь тебе, что у меня ничего ни с кем не будет. Только с тобой. Всегда. На всю жизнь.

– А если ты меня вдруг разлюбишь?

Женя должен был сказать, что такого никогда не случится, но Серафима услышала от него другое.

– Все равно я буду с тобой.

– А ты можешь меня разлюбить?

– Но ты же меня не любишь. – Он смотрел на нее с улыбкой, но немигающим взглядом.

– Я тебя не люблю? – оторопела она.

– Нет, не любишь. Ты просто меня терпишь…

– Женя, ты не должен так говорить! – сказала она, пытаясь за бурным возмущением скрыть свое смятение.

Ведь он был прав: она не любила его. Терпела, но не любила. И готова была терпеть всю жизнь. Потому что Женя нравился ей как человек. Потому что больше никто не предлагает ей замуж.

– Не должен. Но говорю. Самому себе говорю. А ты ничего не слышала, правда? – мило улыбнулся он.

– Да, я ничего не слышала! – согласилась она, чтобы уйти от этого тягостного для них обоих разговора. – И слышать ничего такого не хочу.

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Да, конечно! Даже не сомневайся!

– Что ж, тогда у меня есть шанс. Как говорится, стерпится – слюбится…

– Женя! Мы же договорились!

Она должна была сказать, что любит его. Ведь это так просто. Но нет, язык не поворачивается. Оказывается, легче сесть к нему на колени, раздвинуть ноги, чтобы он мог просунуть руку ей под юбку…

Он должен знать, как дорог ей. Слова любви застряли где-то в горле, зато Серафима снова готова пожертвовать своей мечтой ради него. Она хотела, чтобы это случилось в первую брачную ночь, но раз так надо, пусть все произойдет прямо сейчас…

Но Женя не воспользовался ее покорностью. Ему нужна была ее любовь, а жертву он от нее принимать не хотел…

* * *

Двенадцать лет прошло с тех пор.

– Жень, я люблю тебя… Ты даже не представляешь, как я тебя люблю!

И Серафима ничуть не лукавила, признаваясь мужу в любви. Стерпелась она, потому и слюбилась.

Женя кивнул, думая о чем-то своем. Двенадцать лет назад он бы прыгал от счастья, услышав такое признание, а сейчас ему как будто все равно. Ну да, плохо ему, сильный ушиб в области виска, сотрясение мозга…

Его уже отвезли в клинику, сделали рентген и томографию, назначили лечение. Ничего страшного, жить он будет. Сейчас главное – избежать осложнений, а для этого нужен больничный режим.

Палата у него отдельная, но есть вторая кровать и Серафима может остаться с ним на ночь. С врачом она договорилась.

А охраны возле палаты, как обещал подполковник Круча, нет. Женю подозревают в убийстве, но пост пока не выставили. Может, людей для этого не хватает, может, улик у следствия недостаточно, чтобы взять его под стражу.

– Жень, а ты правда молоток в пруд кинул? – спросила она.

Вчера Серафима перебрала со спиртным, поэтому с трудом продрала глаза, когда услышала, как Женя за окном ругается с Вадимом. Нет, она не выходила из дома, она через открытое окно видела, как Женя тащил своего брата домой. Тот упирался, а он тащил его домой, схватив за грудки. Пьяный Вадим требовал, чтобы Женя его отпустил, но все-таки шел за ним.

Женя уложил Вадима на кровать, влепил ему пощечину, чтобы сбить истерику. Вот это Серафима уже видела, потому что спустилась вниз. И Вадим ее увидел. Паскудно ухмыльнулся и назвал ее шлюхой. И тут же снова получил по морде.

Нос у него крепкий, поэтому кровь не хлынула. Зато выплеснулся словесный понос. Он сказал, что все женщины шлюхи. Сказал и зашелся в истерическом хохоте. Женя снова ударил его ладонью по щеке, и Вадим успокоился. Повернулся на бок и затих. Они думали, что он заснул. И сами отправились спать. А утром Женя обнаружил его труп…

– Ну да, кинул. Метил в Вадика, а попал в пруд. Промазал, – мрачно усмехнулся Женя.

– Ты кидал молоток в Вадика? А если бы ты в него попал?

– Ну, не попал же.

– Ты же мог его убить!

– А если он у меня уже в печенках сидит! Я же знаю, что у тебя было с этим козлом перед нашей свадьбой! – Женя зло глянул на Серафиму.

И она опустила глаза, не в силах выдержать его взгляд. Она помнила о своей вине перед ним…

* * *

Невеста может не жаловать своего жениха, но при этом она, как правило, влюблена в свою свадьбу. Серафима стояла перед зеркалом и любовалась собой. Подвенечное платье на ней смотрелось изумительно, фата не могла скрыть большие черные, пронзительные глаза… Она всей своей женской сущностью понимала, как прекрасно выглядит в этом наряде.

Так и не было у нее секса с Женей, так и не стала она женщиной. Зато у Юльки трое было, а у Лильки – четверо. Обе они такие вальяжные, столько самомнения в них, что порою становилось тошно. Ну да, умные они, жизнью искушенные, да только незамужние. Много у них мужиков, да только под венец никто не зовет. А у Серафимы через неделю свадьба, и она, вся такая красивая, нарядная, будет стоять в загсе, слепнуть от фотовспышек, а Женя наденет ей на палец обручальное кольцо. Потом они прокатятся по Садовому кольцу на белом лимузине, а затем отправятся в дорогой ресторан. Они будут с Женей стоять во главе стола и целоваться под крики «Горько!»… Девчонки просто умрут от зависти!

Да что там девчонки! Серафима сама будет себе завидовать. Отгремит свадьба, снимет она подвенечное платье и превратится в обычную женщину. И будет вспоминать, как все было здорово. Вспоминать и завидовать себе, невесте, на своем самом грандиозном празднике в жизни. Завидовать себе в унылости будничной жизни. Но не стоит расстраиваться, ведь все еще впереди…

В дверь позвонили. Ну вот, Женя пришел. Еще не вечер, рабочий день у него не закончился, но он мог освободиться и пораньше. Ведь у них на носу свадьба, и столько дел еще им надо переделать.

Но за дверью стоял Вадим. Красивый и складный, как Аполлон. Взгляд снисходительно-ироничный, завораживающий.

Вадим была братом ее жениха, но к Серафиме он относился как к младшей сестренке. Он не скрывал своего превосходства над ней и не стеснялся смотреть на нее как на какого-то несмышленыша. Ну да, он же первый парень на большой деревне и спит с самыми красивыми девушками, у него богатый круг интересов, ему известно многое из того, что недоступно простому смертному. И еще у него намечается второе высшее образование. Он красивый, стильный, и по его одежде можно судить о мировых тенденциях в моде.

– Жениха ждешь, невеста? – белозубо улыбнулся он.

Всем своим видом он говорил, что разрешает ей броситься себе на шею. Он так уверен в том, что Серафима просто мечтает оказаться в его объятиях… А ведь он, увы, недалек от истины.

– Да, своего жениха…

– Блин, ты такая красивая, что я сам хочу быть твоим женихом, – весело сказал он, закрывая за собой дверь. У него загорелись глаза, столько страстного жара исходило от них, что Серафима сама запылала изнутри.

– Женька мой жених, – мотнула она головой, чувствуя, как под его проникновенным взглядом немеют кончики пальцев.

– А если я тоже хочу, что мне делать?

Он обнял ее за талию, приблизил к ее лицу свои губы. Она попыталась уклониться от поцелуя, прогнулась назад, но все-таки не сумела выскользнуть из его объятий. А губы у него горячие, пьянящие, головокружительные. И нет уже никаких сил стоять на ногах. Хочется лечь. И не просто лечь…

Но Вадим не торопился. Он помог ей избавиться от платья, снял бюстгальтер и оставил в одних белых чулках.

– Здорово! Ты смотришься очень здорово!

Это был какой-то кошмар. Он стоял перед ней на коленях и неторопливо крутил ее на постели. Любовался ею и восхищался. А Серафима как завороженная позволяла ему собой вертеть. Потому что она ничего не соображала от нахлынувшего на нее безумства.

А когда Вадим вдруг уложил ее на спину, она уже готова была умолять, чтобы он как можно скорее сделал ее женщиной… Нет, она не хотела изменять Жене. Просто Вадим силой своего дьявольского очарования отправил ее в другое измерение, где она была его невестой. Жене здесь просто не было места…

Вадим и сам вошел в это измерение. Было немного больно, зато он стал ее мужем. Одна только эта мысль могла заставить ее стонать от удовольствия…

Но вдруг все закончилось. Вадим поднялся, быстро оделся, сел в кресло, достал сигарету, закурил.

В квартире у нее курить не принято, Женя никогда себе этого не позволял. Но Вадим даже разрешения не спросил. А она не возражала. Да и сил у нее не было, чтобы говорить. И с дивана подниматься не хотелось. Лежать бы и лежать, а Вадим, так уж и быть, пусть на нее смотрит. Ведь она так хороша в своей наготе. Он сам так говорил, и она не могла с ним не согласиться. Подвенечное платье валялось на полу, с Женей бы она себе такого не позволила, но ведь с ней был Вадим, самый красивый и желанный мужчина на свете. Да и не нужно ей больше свадебное платье, ведь все уже позади. Вадим стал ее мужем, и они теперь будут вместе…

– Ну чего ты лежишь, как шлюха? – спросил вдруг он.

От возмущения у Серафимы зазвенело в ушах.

– Кто шлюха? – как ужаленная, вскочила она с дивана.

– Я не говорил, что ты шлюха, – с ухмылкой сказал Вадим. – Я сказал, что ты лежишь, как шлюха…

– Я не такая! – мотнула она головой.

– Не такая, но уже из трамвая… Блин, поверить не могу! Я что, первый у тебя?

– Да, первый…

Серафима надела халат, плотно запахнув полы.

– Блин! А как же Женька? Он что, тебя не пробовал?

– Я что, конфета, чтобы меня пробовать?

– Конфета. Сладкая конфета, – озорно улыбнулся Вадим. – Берешь такую конфетку, разворачиваешь и съедаешь! Вкусно!

– А дальше что?

– Что дальше? – Какое-то время Вадим внимательно смотрел на нее, а потом вдруг прыснул в кулак. – Я что, теперь жениться на тебе должен?

– Я это говорила? – обиженно глянула на него Серафима.

– Да у тебя на лице написано… Фим, это не деревня, это город. Здесь даже секс – не повод для знакомства. И тем более для женитьбы…

– Я в деревне не жила. Я жила в городе.

Небольшой у них город, многоэтажек раз-два и обчелся, но все-таки это не деревня и даже не село. Так что пусть Вадим не задается. Тем более что он и сам жил когда-то в маленьком подмосковном городе.

– Да? А отец у тебя кто?

– Агрономом был. А сейчас мукомольный завод у него.

– Хлебом нас кормит?

– А это плохо?

– Кто говорит, что плохо? Хорошо… А что, он вам на свадьбу квартиру дарит?

– Собирается.

– Большую квартиру?

– Однокомнатную.

– Да? – Вадим озадаченно поскреб пальцами у себя за ухом. – А где?

– В Москве.

– Ну, это понятно… А где конкретно?

– Не знаю. Не спрашивала.

– Понятно… Классно, квартира у вас с Женькой будет.

– Я не могу выйти за него замуж, – покачала головой Серафима. – После всего, что между нами произошло, не могу…

– Да ладно, никто ничего не узнает.

– Я знаю… Да и не люблю я Женю… Я тебя люблю!

Она смотрела на Вадима с нежностью влюбленной женщины. Сейчас он подойдет к ней, приласкает, и они снова окажутся в том измерении, где им было так хорошо…