Текст книги "Большой брат. Приказано умереть"

Да и не «новый русский» этот паренек, чтобы строить планы на совместное с ним будущее. Разве что на одну-две ночи…

– Да это без разницы, набиваешься ты или нет, – грустно вздохнул парень. – Нет у меня родителей, чтобы тебя с ними знакомить…

– Сирота?

– С недавних пор… Не хочу говорить об этом.

– Извини.

– Да ты-то в чем виновата?

Он открыл дверь и вышел из машины. Расстроился. Каролина мысленно попеняла себе. Не надо было затрагивать больную тему…

Парень вышел из машины, но далеко уходить не стал. Остановился в нерешительности, достал сигарету, закурил. Каролина пожала плечами, дала задний ход, выехала на дорогу. Немного подумала и вернула машину на место. Поманила парня к себе. Тот без раздумий принял ее приглашение.

– Плохо тебе? – спросила она.

– Плохо, – уныло кивнул он.

– А в клуб зачем тогда приходил? Развеяться?

– Да нет, вчера случайно оказался.

– А сегодня?

– Сегодня на тебя пришел посмотреть. Ты мне вчера очень понравилась…

– Понятно. Пришел посмотреть, как трусы с меня снимут, – язвительно усмехнулась она.

– Ну зачем же так? – нахмурился он.

– Как? Как есть, так и говорю. Все вы за одним сюда ходите…

– Я сюда пришел не за этим, – он пристально посмотрел на нее. – Ты мне вчера понравилась, а сегодня я пришел, чтобы познакомиться с тобой…

– Ну, знакомься. Меня Каролина зовут. Это настоящее имя…

– Эммануил, – улыбнулся он. – Тоже настоящее имя… Называй меня просто Эм.

– Ну и чего тебе от меня нужно, Эм? Хочешь секса?

– Зачем так прямо?

– А поздно уже, чтобы юлить… Ты же меня к себе не музыку слушать приглашаешь?

– Ну, можно и музыку…

– Хорошо, поехали слушать музыку.

Он знал, зачем она ему нужна. И она знала, зачем едет к нему. Так зачем тратить время на глупые разговоры?

Эм жил на Кутузовском проспекте недалеко от Садового кольца. Роскошная элитная многоэтажка, охраняемый двор с автоматическими въездными воротами. К машине подошел охранник. Эм помахал ему рукой, и тот узнал его, открыл ворота.

– Я свою машину возле клуба оставил, – небрежно сказал Эм. – Так что место на стоянке свободно…

Он имел в виду подземную автостоянку. Но Каролина нашла свободное место возле подъезда на поверхности земли. Ее «девятке» не повредит ночь на открытом воздухе. А бояться, что ее угонят, – только людей смешить.

Эм бережно взял ее за руку, повел к парадному. И там был охранник, но его пропустили без вопросов и ее вместе с ним. Скоростной лифт поднял их на самый верхний, двадцать четвертый этаж.

На лестничной площадке всего лишь две квартиры. И двери одной из них распахнулись для Каролины.

Квартира роскошная. Просторный холл, множество комнат, две ванные. Обстановка на миллион долларов. И все это принадлежало Эму… Не простой он, оказывается, парень. Но ей-то что. Мальчик возжелал девочку не своего круга. Как добьется своего, так и выставит за порог. А она не дура, чтобы строить из себя целку на пустом месте. Он же знает, откуда она взялась, небось думает, что на ней клейма ставить негде. И если она начнет кочевряжиться да набивать себе цену, он просто вежливо пошлет ее куда подальше и оставит без горяченького. А она уже настроилась на секс. Мальчик-то очень хорош собой. И она даже не собирается брать с него плату за услуги. Она же не проститутка… А если он сам предложит деньги, отказываться она не станет. Почему бы не совместить приятное с полезным?..

– Я бы не отказалась от ванной, – сказала она.

– А это обязательно?

Он мягко взял ее за талию, нежно привлек к себе. Его мужские флюиды обжигающим потоком впитались в кровь – жарким пламенем вспыхнул страстный огонь… Да, ванная ей нужна: она не очень хорошо вымылась в душе, остатки масла сушат кожу, вызывают дискомфорт. И волосы слипшиеся. Но ей хорошо и без ванной. Она уже задыхалась от желания и не чувствовала в себе сил, чтобы оторваться от Эма.

– Ты же видел, я с ног до головы была в масле, – прошептала она. – Не совсем отмылась…

– Лучше бы ты совсем не мылась, – также жарко прошептал он. – В масле ты такая… Я так тебя хотел, когда ты была на арене…

Да он маньяк, без всякого сарказма подумала Каролина. Его возбуждают липкие от масла женские тела… Что ж, у каждого своя фишка.

– А сейчас не хочешь? – улыбнулась она.

– Не хочу? Да я с ума схожу, так тебя хочу!

– Значит, будем бороться…

– Да. И ты можешь сопротивляться. Но не очень…

– Может, сразу сдаться?

– А это тебе решать…

Он жаждал борьбы, но футболку с нее снял бережно. Лифчика под ней не было, и он сразу припал губами к ее груди…

Борьбы не получилось. Возбужденная Каролина сдалась без боя. Позволила себя раздеть. Позволила швырнуть себя в пучину кипучей страсти…

Но Эм оказался великолепным любовником. Он не только смог вознести ее на седьмое небо блаженства. Он заставил ее почувствовать себя победительницей…

А затем они оба отправились в ванную. Нежились в джакузи, пили французское вино, мололи всякую чепуху. А потом он закутал ее в безразмерно огромное банное полотенце и отнес в спальню. И снова был головокружительный полет. И мягкое, усыпляющее приземление…

Проснулась она в его объятиях. На часах – половина третьего дня. Эм спит, чему-то улыбается во сне. Каролина поймала себя на мысли, что ей приятно смотреть на него. И так не хотелось вылезать из постели, куда-то идти.

А идти надо. Домой. Как говорится, хорошего понемногу… При всех своих достоинствах Эммануил – мужчина. Он уже добился своего, и Каролина ему больше не нужна. И он будет только рад, если она исчезнет незаметно. Проснется, а ее и след простыл. Он лишь облегченно вздохнет. А вечером он покинет свой дом в поисках новых приключений…

Каролина мягко убрала со своего плеча его руку, тихонько поднялась с постели. Встала в полный рост, сонно потянулась перед зеркалом. Фигурка у нее отличная, и лицом хороша. Кожа матовая, нежная и упругая на ощупь, на теле ни единого изъяна, если не считать нескольких едва заметных синяков. Но ей уже двадцать четыре. Годы еще не имеют над ней власти, но время идет, и когда-нибудь она познает на себе печать надвигающейся старости… А-а, чему быть, того не миновать. Она беспечно махнула рукой и обозрела комнату в поисках своей одежды.

Случайно взглядом наткнулась на Эма. Он не спал. Скрестил руки за головой, лежит и бессовестно смотрит на нее. Встретился с ней глазами, весело улыбнулся.

– Извини, не мог отвести взгляд. Ты такая красивая…

Каролина скептически усмехнулась. Какой смысл расточать комплименты после того, как все уже случилось?..

– Я знаю.

– Ты чем-то расстроена?

– Нет, просто не выспалась.

– Так в чем же дело? Давай ко мне, поспим еще немного…

– Ну да. Мне еще домой нужно. Сегодня у меня снова «масленица».

– А оно тебе нужно? – поморщился Эм.

– У каждого свой кусок хлеба.

– Тебе что, миллиона на хлеб не хватит?

– Какого миллиона?

– А миллион рублей. Мы же договаривались… Ты назвала цену, я согласился. Так что можешь получить свой миллион.

Вот молодец, заливает – даже глазом не моргнет.

– Боюсь, что не унесу, – усмехнулась она. – Руки отвалятся… Считай, что ты меня насмешил.

– Да я и не собирался тебя смешить… Назови мне свои банковские реквизиты, и я перечислю на твой счет миллион, – с самым серьезным видом сказал он.

– Ты издеваешься?

– Даже в мыслях нет…

– Тогда ты просто сумасшедший… Я же в шутку про миллион сказала.

– Но я-то не шутил…

– А это твои проблемы… А моя проблема в том, что я не проститутка. И сплю только с теми, кто мне очень нравится…

Она не стала говорить, что не отказывается от предложенных денег. И сейчас бы не отказалась. Но миллион – слишком большая сумма, чтобы ее можно было воспринимать всерьез. Вот будет облом, если она согласится взять деньги, а Эм рассмеется ей в лицо.

– Ты хочешь сказать, что я тебе очень нравлюсь?

– Чего я хотела, то я уже получила. Извини, мне уже нужно идти…

– Куда идти? – возмутился Эм. – Снова в этот гадюшник! Чтобы тебя рвали на потеху толпе!

– В гадюшник, – кивнула она. – Потому что в этом гадюшнике неплохо платят…

– Сколько?

– Вчера я заработала три тысячи долларов.

Пришлось умолчать, что этих денег она и в глаза не видела. Не хотелось вдаваться в подробности.

– Хорошо, я дам тебе три тысячи. Только никуда не уходи…

Каролина потрясенно посмотрела на него. Или он спятил, или ему деньги некуда девать. А может, он просто хочет, чтобы она осталась с ним.

– Я тебе еще не надоела?

– Ты не можешь мне надоесть! – уверенно заявил Эм.

Хотелось бы, чтобы оно так было на самом деле. Но жизнь отучила ее во что-либо верить.

– Это ты сейчас так говоришь, – горько усмехнулась она. – А потом прогонишь за ненадобностью… Так что уж лучше я сразу уйду, пока к тебе не привязалась…

– А если я хочу, чтобы ты ко мне привязалась? Если я хочу, чтобы ты всегда была со мной?

– Зачем я тебе такая?

– Какая?

– Ой! Только не надо! Ты все прекрасно понимаешь… Я, дорогой мой, не только в масле купаюсь, но еще и стриптиз танцую…

– Ну и отлично! Будешь и дальше танцевать, но только для меня…

– Ты говоришь так, как будто меня покупаешь.

– Я не хочу тебя покупать. Я хочу, чтобы ты просто была со мной. И мне наплевать, что у тебя было до меня… Ты мне нравишься. Ты мне очень-очень нравишься, понимаешь?

– Я понимаю, что ты очень молод и глуп… Сколько тебе лет?

– Двадцать один год. Так что я полностью совершеннолетний…

– Ну да, можешь водку пить и с девочками гулять. Гуляй с девочками, только не привязывай их к себе…

– А меня только одна девочка интересует. И я хочу ее крепко-накрепко к себе привязать…

Он подошел к ней, нежно обнял, привлек к себе. И снова ее закружил водоворот страстей…

– Привязывай, – пьянея от возбуждения, кивнула она. – Только смотри, если отвяжешь, я за себя не ручаюсь…

Женщины имеют свойство влюбляться. А влюбленные женщины очень опасны. Так что, пока не поздно, пусть Эм отпускает ее в свободное плаванье. Но он не собирался ее никуда отпускать. И самым наглым образом затащил в кровать. А она балдела от его наглости…

Глава пятая

Марат с трудом разлепил веки. Перед глазами колыхнулось туманное марево и тут же расползлось. Он увидел белый в пятнах потолок, сферический плафон под ним. Лампа не горела, потому что дневной свет поступал от окна…

Какое-то движение. Да, какая-то пожилая женщина в белом халате возит по полу шваброй. Наверное, это санитарка. А сам он в больничной палате. Голова словно чугунная, в глотке все пересохло. И еще какие-то трубочки дерут носоглотку. От рук тянутся какие-то провода. Никаких зажимов он не чувствует, как не чувствует самого тела. Как будто нет никакого тела, как будто на подушке лежит одна только голова…

Санитарка походя скользнула по нему бесцветным взглядом. Снова уставилась на швабру. Но тут ее как будто током шарахнуло. Дернулась, уставилась на Марата, глаза полезли на лоб.

– Батюшки, очнулся… Очнулся!..

Она пулей выскочила из палаты. Вернулась в сопровождении врачей.

Перед глазами у Марата все плыло. Он с трудом различал склонившиеся над собой лица. Голоса людей гудели в ушах, как отзвуки заплутавшего эха.

Врачи что-то спрашивали у него, но он не мог отвечать. Появилась медсестра с уколом. Но Марат потерял сознание еще до того, как в его онемевшую плоть ввели шприц.

Когда он очнулся, вокруг него никого уже не было. Никаких трубочек и проводков. Компьютер отключен. Голова уже не такая тяжелая, и тело он чувствовал. Но подняться он вряд ли сможет. Сил нет. Внутри холодно и пусто.

В палату кто-то вошел. И тут же над ним склонилось чье-то женское лицо в белой шапочке. Он попытался сфокусировать на нем взгляд, но тщетно. Не хватало резкости, чтобы во всех подробностях разглядеть склонившуюся над ним женщину. Но можно было предположить, что она очень симпатичная. И еще от нее приятно пахло лекарствами…

– Где я? – спросил он.

Но женщина покачала головой. Похоже, она не разобрала слов. Неудивительно. Он не говорил, а клокотал…

Женщина подала ему стакан воды, помогла напиться. Он смочил горло и снова задал тот же вопрос. На этот раз она его поняла.

– В госпитале. А я ваш врач, Елена Ивановна…

Да, он должен быть в госпитале, а не в обычной больнице.

– Вы помните, что с вами было?

Марат кивнул. Как забыть тот проклятый бой, в котором полегли его бойцы. Он помнил, как рядом с ним разорвалась граната. Но прежде появились российские танки. Он был тяжело ранен – его забрали с поля боя, отправили в госпиталь. И теперь он здесь…

– А Эдик где? Старший лейтенант Извеков… А Лымарев?..

Взгляд его обрел достаточную резкость, чтобы увидеть, как изменилась в лице женщина. Она скорбно опустила глаза.

– Что с ними?

– С ними все в порядке, – вымученно улыбнулась она.

– Не надо меня обманывать. Говорите правду… Тем более что я знаю – выжить они не могли… Говорите, истерики не будет… Будет ненависть… А ненависть – это сила… мне сейчас нужна сила…

Елена Ивановна в сомнении пошевелила бровями. Вряд ли она принимала ненависть за оздоровительную силу. Но готова была согласиться, что она могла помочь ему закрепиться на поверхности жизни.

– Они погибли? – спросил он.

Она удрученно кивнула.

Марат сжал кулаки и стиснул зубы. Внутри все закипало от ненависти… Наверное, Елена Ивановна думала, что его злость обращена против чеченцев. Да, неплохо было бы взять с них расчет. Но Марат думал сейчас не о них. Все его мысли были заняты предателями. Все-таки добился своего генерал Суходол, все-таки смог загнать разведбат в чеченскую ловушку. И пес Курбатов был с ним заодно. Он слил «чехам» позывные, частоты, координаты…

Благодаря этим сволочам чеченцы уничтожили целый батальон. Эта победа дорогого стоит. Наверняка Суходол и Курбатов сорвали за счет своей подлости немалый куш. Как бы эти кровавые деньги им поперек горла не встали. Если сами не встанут, то Марат им поможет. Чего бы ему это ни стоило, он доберется до этих уродов.

– Когда… Когда их будут хоронить?

Елена Ивановна удивленно повела бровью. Но как будто спохватилась.

– Их уже похоронили… Еще год назад похоронили…

– Год назад? – потрясенно переспросил Марат. – Вы хотите сказать…

– Да, вы целый год провели в коме…

Его ранило в мае двухтысячного года. А на дворе уже июнь две тысячи первого.

У него было два ранения в голову – пулевое и осколочное, плюс обширная контузия. Осколками посекло руки и ноги. Сначала его доставили в Моздок, где сделали первую операцию. Затем был Ростов-на-Дону. И там его оперировали. После чего отправили в московский госпиталь имени Бурденко, где им занялись лучшие нейрохирурги страны. Операция прошла вроде бы успешно, но Марат возвращаться к жизни не торопился. Врачи сделали ставку на его крепкий организм. И не ошиблись. Он оправдал их надежды. Он возвратил свое право на жизнь…

Разговор с Еленой Ивановной забрал у него много сил. Марат снова нырнул в забытье. И не безвозвратно. Он снова пришел в себя и попал в руки врачей. Его обследовали, тестировали, задавали глупые вопросы – как будто хотели узнать, идиот он или нет. Но тяжелое ранение никак не отразилось на его мыслительной функции. И с двигательными функциями вроде бы все было в порядке. Имело место опеределенная заторможенность, но это всего лишь последствие общей слабости. Чтобы окончательно вернуться к жизни, Марату требовалось лишь восстановить свои силы. А это было не так-то просто. Организм его был крайне истощен, долгая неподвижность атрофировала мышцы, все тело в пролежнях, кровь по сосудам бежала вяло. Зато его боевой дух оставался таким же крепким, как и прежде. И он был уверен, что эта лошадка вывезет его в боевой строй…

В июле его навестил командир бригады, в которой он служил. Полковник Осокин был рад увидеть своего подчиненного.

– А мне говорили, что ты не выкарабкаешься.

– А я, как видите, выкарабкался, – улыбнулся Марат. – Всем смертям назло. И Суходолу назло…

– Да, подставили вас, – помрачнел командир.

– Как там эта гнида поживает? Звезду, наверное, очередную получил?

– Да нет, так и остался генерал-майором. Но уже не служит.

– Что, на пенсию спровадили?

– Как уж бы. Генерал Суходол избран губернатором Западно-Сибирской области.

– Ничего себе… Что, заслуг много перед Родиной? – скривился в скептической улыбке Марат.

– Более чем. Одно уничтожение батальона чего стоит… – в тон ему ответил Осокин.

– Как же так, все же знают, что он целый батальон положил, а ему хоть бы хны. Губернатором вот стал.

– Знать-то знают, а доказательств нет…

– Как же нет? А я? А запись переговоров?

– Ты был в коме. Записи не сохранились. А все неудачи были списаны на происки чеченцев… Ну, еще Курбатова сняли с должности за провал операции. Но ему-то что, он сейчас у Суходола в администрации окопался…

– Хорошо устроились, гады. А нам приказано было умереть… Я-то выжил. А где комбат мой, где Извеков, где мои бойцы?..

– Все погибли, – тяжело вздохнул полковник. – Все, почти что без остатка. Две группы полностью уничтожены, из твоей только ты остался, да еще три бойца чудом уцелели. Рядовой Хабибуллин скончался от ран уже в госпитале, сержант Шумов остался без ног, ефрейтор Алабян был ранен в голову, как и ты. С тобой-то все в порядке, говорят, а у него полная потеря памяти…

– Представляю, как радовались «чехи»… Да, лихо Суходол их уважил. Наверное, много заплатили…

– Да дело не только в деньгах, – горько усмехнулся Осокин. – Ходят слухи, что генерал Суходол был завязан на поставках оружия для чеченцев…

– Думаете, удивили? Нисколько. У этого пса ничего святого нет… А откуда слухи?

– Да предвыборная кампания все выявила.

– И после этого предатель был избран губернатором?

– Пиар-кампания – дело тонкое. Политтехнологи люди ушлые, они играют на всем – и на позитиве, и на негативе. Негативная информация была объявлена грязной клеветой, призванной опорочить светлый образ боевого генерала. Ты же знаешь, у нас в России больше верят тем, кто убедительнее врет. А Суходол изворачиваться умеет, поэтому до сих пор на плаву…

– Ничего, не долго кораблик бумажный плавал. – Марат угрожающе сузил глаза.

– Ты если что-то задумал, лучше откажись, – покачал головой командир. – Суходол остался без армии, зато у него есть артиллерия, в переносном смысле. Он такую артподготовку организовать может, что мало не покажется… ты знаешь, кто тебя спас?

– Танкисты.

– А почему они тебя спасли? Ведь им был дан приказ не вмешиваться в ход операции…

– Я бы такой приказ нарушил. Как можно смотреть, когда наши бойцы гибнут…

– Полковник Буранов был того же мнения. Он когда понял, что приказ преступный, сам в танк полез. Он и его офицеры. Солдат из машин убрали, сами на Дуба-Юрт пошли…

– Поблагодарить бы его.

– Уже отблагодарили. Буранов сейчас в следственном изоляторе. Снайпера чеченского убил. А он вдруг мирным жителем оказался… Подставили Буранова. Угадай, кто?

– Не простил его Суходол?

– Не простил. Буранов на него с кулаками набросился. Отношения пытался выяснять. Гнидой обозвал. Суходол ему этого не простил… Видишь, как у нас все закручено. Герой за решеткой, предатель в губернаторском кресле. И все молчат. Знают и молчат. Потому что у нас в стране прав тот, у кого больше прав. А Суходол сейчас в большой силе. С ним лучше не связываться…

– А кто же за ребят отомстит? Ведь их предали, понимаете? Подло предали. А предатель на свободе. Эта сука мед ложкой хлебает. А ребята червей кормят…

Осокин хотел что-то сказать, но не смог. Поддержать Марата в его стремлениях он не мог, но и отговаривать не стал. Во-первых, бесполезно. А во-вторых, он и сам был бы рад, если бы предателям воздалось по заслугам.

Марат понял, что пора переводить разговор в более спокойное русло.

– Как там в бригаде дела? – спросил он.

– Все в порядке. Разведывательный батальон заново укомплектовали. Состав не тот, слабоватый, скажем так, состав. Но ничего, ребята стараются… Ты давай, Марат, выздоравливай поскорей. На замкомбата пойдешь, а там и батальон получишь. На «майора» тебя представлять пора, а то засиделся ты в капитанах…

– Если точней, то залежался, – не очень весело улыбнулся Марат.

– Ну, еще полгодика полежишь. И возвращайся… В Чечню тебя больше не отправлю. Хватит, навоевался…

– Не хочу в Чечню. Предателей боюсь. А ехать надо. За ребят с «чехов» спросить… Но я на «духов» не так зол, как на Суходола и Курбатова. Они за ребят в ответе…

– Выше головы не прыгнешь, капитан. А предатели высоко, не дотянуться. Да и ни к чему это. Поверь, их сама жизнь накажет…

– Хотелось бы в это верить.

Он был страшно зол на генерала, но не знал способа, как ему отомстить. Можно было вооружиться снайперской винтовкой и подкараулить его возле подъезда собственного дома. Но ведь он же солдат, а не киллер… Вот если бы генерал попал ему под горячую руку в Чечне, тогда бы он точно его пришил. Но сейчас они далеко друг от друга, их пути никак не пересекутся…

– Да, я тут собирался к жене Извекова зайти, – вспомнил полковник. – Не знаю, успею ли… А может, и не надо заходить, раны ворошить…

– А разве Ирина не в гарнизоне?

Ирину Извекову Марат знал хорошо, как-никак был другом ее мужа. Они жили в офицерском общежитии, он иногда заходил к ним, играл с их сыном Олежкой. Малышу два года было, когда они с Эдуардом на войну уходили.

– А что ей там делать? Эдуарда же нет. Она к его матери в Москву уехала, с ней живет…

Ирина и Марат – родственные души: детдомовские. Им всегда было о чем поговорить.

– Вы мне адрес оставьте, товарищ полковник. Я сам к ней зайду. Как только оклемаюсь малость, так и зайду. Расскажу, как муж ее воевал… Его хоть к ордену-то представили?

– И тебя представляли, и его. Тебя штабные прокатили, а Извекову «Мужество», посмертно. И похоронные вдове выплатили… А-а!.. – в сердцах махнул рукой Осокин.

Ирине муж нужен, а Олежке – отец. Что им орден и единовременное денежное пособие?..

Командир ушел, Марат остался в расстроенных чувствах. Как же так, предатели живут и здравствуют, а герои – в земле. И нет в государстве такой силы, которая призвала бы подлецов к ответу. Зато Буранов под следствием. Как же, с «мирными жителями» не поладил. Как это самого Марата под суд не отдали? Ведь он убивал чеченцев, а они являются гражданами России… Вот Суходол с этими «гражданами» дружил. Оружием им помогал, информацией. Настоящий патриот своей страны. Потому и губернатором стал…

Унылая обстановка госпиталя действовала на нервы. Но вместе с тем давала организму дополнительный стимул в борьбе с недугом. Марат стремился к тому, чтобы как можно скорее покинуть больничную палату. Потихоньку тренировал свой организм. Сначала это был рекомендованный врачами курс восстановительно-лечебной физкультуры, постепенно он перешел к более серьезным упражнениям. Не обошел он своим вниманием и психотренинг…

С ранней юности он серьезно увлекался карате-до. Их сенсей считал себя последователем знаменитого Оямы Мицатуцы и был большим специалистом в области киокусинкай. Этот стиль карате синтезировал в себе прямые удары японского карате, его защиту, китайскую круговую технику и элементы корейского тхеквондо. Эффективность боевого тренинга, психологическая и физическая готовность к схватке, реализм поединков, приоритет практики перед теорией – вот что такое киокусинкай. Их сенсей не обходил стороной философию карате. Совершенствование личности, управление энергией «ци», внутренняя концентрация, координация тела и духа…

В дальнейшем Марат изучал более совершенные системы рукопашного боя, взятые на вооружение подразделениями спецназа. Но философии «дзэн» не изменил. Дзэнская практика саморегуляции позволяла ему достигать высшей степени мобилизации физических, интеллектуальных и духовных способностей. Пригодилась она ему и сейчас, когда организм нуждался в притоке живительной энергии…

Врачи не обещали Марату скорого выздоровления, но уже в сентябре встал вопрос о его выписке из госпиталя. С последующим направлением на реабилитационно-восстановительное лечение в условиях санатория.

А пока его не выписали, он оставался в госпитале, откуда прямым курсом должен был отправиться в Сочи. На курорте без денег делать нечего, а бригадное начальство побеспокоилось о нем – он получил «боевые» за Чечню и денежное довольствие за время нахождения в госпитале. Выгорела солидная сумма. Запросто можно было идти в автосалон и покупать новенькую «девятку».

Но Марат отправился в обычный магазин. Приоделся – джинсы, куртка, кроссовки. И уже оттуда во всем новеньком отправился к жене своего покойного друга.

Ирина Извекова проживала не в самой Москве, как говорил Осокин. Она жила в подмосковном городе Электросталь, шестьдесят километров к востоку от столицы.

Городок вроде бы ничего себе – зеленый, благоустроенный. Но грязный, в плане экологии. Металлургические заводы, атомная промышленность.

Мать Эдуарда Извекова жила на самой окраине города. Два старых мрачных двухэтажных дома впритык к железнодорожной ветке. Дорога разбита – на машине не подъедешь, только пешком или на вездеходе. Лесок, свалка, воронье в небе кружит. Пахнет мазутом и безнадегой. Между домами в пожухлой траве засела компашка – три зачуханных мужика с темными испитыми лицами. Вся радость жизни на дне граненого стакана…

Квартиру Извековых Марат нашел во втором доме. В подъезд страшно было заходить. Вроде бы день на дворе, а внутри темень. Воняет мочой и блевотиной. Стены потрескавшиеся, с потолка отслаивается и рушится штукатурка – без каски сюда лучше не заходить. Старая деревянная дверь с облупившейся краской. Кнопка звонка, под ним потускневший от времени список. «…Извековым звонить четыре раза». Так и есть, коммунальная квартира…

Дверь открыла Ирина. Ее не узнать. Тусклая, осунувшаяся, запущенная. Вылинявший ситцевый халат, старая шерстяная жилетка ниже пояса, на плечах допотопная шаль. Глаза бесцветные. Они такие же большие, как и прежде, но их не видно. А раньше ее глаза можно было увидеть за километр. Ярко-синие кристаллы, излучатели жизнерадостной энергии. Ирина не отличалась изяществом линий, правильными чертами лица. Неширокий прямой лоб, короткие брови, нос излишне тяжел и широковат, пухлые губы, слабо очерченный подбородок. И если бы не глаза, никто бы не рискнул назвать ее хорошенькой женщиной. А так ее считали красивой. Извеков как увидел ее в бытность свою курсантом, так и влюбился без памяти. Только смерть их и разлучила.

Ирина отчужденно смотрела на него и близоруко щурилась. Вроде бы у нее не было раньше проблем со зрением.

– Здравствуй, – через силу улыбнулся он. – Не узнаешь?

– Марат, ты? – голос потухший, такой же бесцветный, как и глаза.

– Вот! – Он протянул ей букет цветов.

– Ой, спасибо!

На какой-то миг ее глаза вспыхнули знакомым огнем, но тут же погасли.

– Ну что ты стоишь, проходи!

Марат переступил через порог и оказался в длинном захламленном коридоре. Тускло горит лампочка под потолком. Неприятный запах общего сортира. Мрачная гнетущая аура нищеты.

В комнате чуть получше. Пыльные, истертые временем обои, старые ковры на стенах, на полу палас в темных пятнах, древний буфет с дырявыми кружевными салфетками, расшатанный продавленный диван, детская кроватка. В углу икона Божией Матери, на стенах фотографии. Эдуард – сам по себе, и с Ириной вместе, его родители в свадебной рамке. Окно наполовину забито фанерой, из щелей нещадно дует. Воздух сырой, тяжелый, как сама жизнь. В кроватке спит малыш.

– Тихо, не то Олежку разбудишь, – предупредила Ирина.

Но мальчик уже открыл глаза, поднялся, шустро перелез через перегородку, подбежал к Марату с распахнутыми объятиями. Пришлось взять его на руки.

Олежка крепко прижался к нему и радостно выдал:

– Папа!

Марат физически ощутил, как тоска сжала ледяной рукой его сердце. Нет у Олежки папы. Погиб его батя. Не отдаст его обратно мать сыра земля.

Он опустил мальчишку на пол, полез в сумку, достал оттуда машину на радиоуправлении. Олежка тут же забыл о нем и с увлечением занялся игрушкой. Недолго думая, Ирина отправила его на улицу.

– Пусть гуляет, – сказала она. И добавила: – Он уже большой, летом четыре года стукнуло.

– Большой… – кивнул Марат и грустно посмотрел на фотографию друга.

– Нет больше Эдика, – горько вздохнула Ирина и смахнула набежавшую слезу. – Больше года прошло, как похоронили. А как будто вчера… Ты-то как? Говорят, тебя в том бою ранило.

– Да, и мне досталось. Сам чуть на тот свет не загремел…

– Как же так, целый батальон погиб. А по телевизору только и слышно, что потери в Чечне незначительны…

– Незначительны, когда без предателей. А иуд разных в Чечне хватает. Они-то нас и продают за «тридцать сребреников»… А те, которые в Кремле, те продают вас, жен офицерских…

Марат обвел взглядом мрачную сырую комнату. Эдуард пал смертью героя, а его вдова должна прозябать в нищете. Да еще на площади своей свекрови. Разве ж так можно.

– А где мать Эдика? – спросил Марат.

– Где-то вместе с ним сейчас, – скорбно ответила Ирина. – Полгода как умерла Надежда Сергеевна, царствие ей небесное. Как Эдика похоронили, так она и слегла…

– А с квартирой как? Ты же квартиру должна была получить.

– Стою на очереди, только очередь эта еле движется… Да мне как-то все равно, – махнула рукой Ирина. – Мне без Эдика ничего не надо…

– Ты это брось. У тебя сын растет, ты о нем должна думать… Как у тебя с деньгами?

– Никак. Все выплаты на лечение Надежды Сергеевны ушли, а все тщетно. После похорон я на работу устроилась. Полторы тысячи в месяц – не густо, но и не пусто. А сейчас и того нет. Уволилась я…

– Чего?

– А-а, долго рассказывать…

– А мы разве куда-то спешим?

Марат интуитивно чувствовал, что Ирина впуталась в какую-то нехорошую историю.

– Я-то нет… А как ты?

– Бездна свободного времени…

Он достал из сумки грузинское вино в керамической бутылке. Выжидающе посмотрел на Ирину. Она кивнула. Да, надо бы Эдика помянуть. И его мать заодно.

В сумке же нашлись и продукты. Сыр, батон сервелата, апельсины. Ирина взялась нажарить картошки с салом. Она скрылась на кухне, а Марат отправился во двор – покурить, с Олежкой поболтать.

Малыш увлеченно гонял машинку по ухабистой дороге возле дома. Марат не стал ему мешать. Достал сигарету. Только чиркнул зажигалкой, как послышался шум мотора. К дому подъезжал старенький, видавший виды джип без номеров.

Машина остановилась, из нее вывалились два бритоголовых архаровца в джинсовых куртках. Один высокий, худой, второй низкий, но плотный. Спесь из них сочилась, как слюна из пасти бешеной собаки.

Высокий кичливо обозрел пространство вокруг себя. Заметил Марата, вытянул вперед руку, поманил его к себе пальцем.

– Эй, мужик, ходь сюда!

Но Марат даже не пошевелился. Ему не понравился тон, которым к нему обращались.

– Ты что, не въезжающий?

В яростном порыве высокий шагнул к нему, но низкий крепко ухватил его за руку. Дескать, не быкуй. И сам спросил у Марата: