Текст книги "Имперец. Ранг 2. Боец"

Михаил Романов, Владимир Кощеев
Имперец. Ранг 2. Боец

Серия «Бояръ-аниме от мастеров жанра»

«Имперец 2»

В оформлении использованы иллюстрации:

© Calvinda Risky Adiputra, dhtgip / Shutterstock.com <http://shutterstock.com/> / FOTODOM

Используется по лицензии от Shutterstock.com <http://shutterstock.com/> / FOTODOM

Иллюстрация на переплете Юлии Пасынковой

Леттеринг Виктории Лукьяновой

© Романов М., Кощеев В., 2026

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

Глава 1

Москва, раннее утро

– Сколько тут? – спросил Серов, выглядывая из окна квартиры, откуда был сделан снайперский выстрел.

– Метров семьсот, – ответил другой мужчина, прохаживаясь по старой, разбитой квартире, пожилая владелица которой была аккуратно запакована в пакет несколько часов назад коронерами. – Точнее скажет экспертиза.

– Угу… – задумчиво проговорил Серов, продолжая смотреть из окна на переулок, в котором суетились сотрудники разных ведомств, периодически переругиваясь между собой.

– Это не похоже на разборки между родами, – заметил следователь, внимательно глядя на Серова.

– Угу, – согласился безопасник.

– Если кто-то хочет, чтобы мы вели расследование, то на наши вопросы нужно давать ответы, – немного с вызовом произнес его собеседник, вздернув подбородок.

– Лучше бы тебе не знать ответы на те вопросы, Вадим, – вздохнул Серов.

– Я и так весь в подписках о невыезде и неразглашении, как новогодняя елка в игрушках, – усмехнулся следователь.

– Вот и не увеличивай себе головняк. Я постараюсь забрать это дело, но пока вся лестница прочихается, сам понимаешь, тут уже новый стрелок вырасти успеет. Постарайся отработать максимально по горячему. А я постараюсь тебе премию сообразить.

Следователь посмотрел в окно, из которого стрелял снайпер, и проговорил:

– Ты, главное, прежде чем в кальянную идти, убедись, что хозяина нет. А то, когда я там был, он орал так, что меня, кажется, снова контузило.

Серов поднял глаза к потолку в разводах и трещинах и пробормотал:

– Господи, мне же до отпуска один день остался. Не могли они все подождать до завтра?

Москва, кальянная, некоторое время спустя

Василий Прокофьевич Шульгин – владелец кальянной, уважаемый мужчина, глава рода Шульгиных, почетный член Промышленной фракции – в гневе был страшен. Об этом знали все его родственники, все его слуги, все подчиненные.

Несмотря на тяжелый вспыльчивый характер, Василий Прокофьевич был мужчиной крайне справедливым, щедрым и умным. А как наследственный представитель купечества, он обладал феноменальной чуйкой и бульдожьей хваткой. И сейчас понимал, что произошедшее в стенах его кальянной и рядом с ней – это, конечно, чудовищно в принципе, ведь люди погибли, покалечились, пострадали. Но что ему до каких-то там людей, когда на кону многомиллионные инвестиции в заведение, чья репутация оказалась под ударом? Никакому делу не пойдет на пользу, если на твоих клиентов нападают не то что на пороге – внутри заведения!

– Вы хоть знаете, сколько стоит интерьер моей кальянной?! Кто возместит мне убытки? Я честный предприниматель, ни в каких родовых разборках аристократов не участвую! Неужели никто не защитит честного человека?!

Нельзя сказать, что подъехавшие сотрудники спецслужб его не понимали. Очень даже понимали.

В узком коридоре кальянной устроили драку несколько людей, часть из которых, очевидно, была профессиональными военными, а другая – не менее профессиональными наемниками. Только вмонтированные в периметр заведения блокираторы магии позволили избежать случайных жертв. Ну и оперативно отработавшая охрана, вызвавшая частных контрактников, на которых Шульгин в свое время не поскупился. Но развороченному коридору от этого легче явно не было. И его владельцу тоже.

Но когда к орущему хозяину заведения подошел неприметный человек в скучном сером костюме, господин Шульгин мгновенно захлопнул рот, и все сотрудники – и кальянной, и приехавших спецслужб – выдохнули с облегчением.

– Василий Прокофьевич, – обратился к нему Серов тихим и усталым голосом.

Шульгин в принципе вертел всех этих оперов, следаков и силовиков на одном продолговатом предмете. Но в присутствии этого человека хотелось держать рот закрытым и вытянуться по струнке даже ему, прожженному торгашу.

– Я понимаю ваше негодование, – продолжил Серов, смотря в глаза Шульгину тяжелым, немигающим взглядом, – и поверьте, разделяю его. Но, уверен, если вы непричастная, безвинно пострадавшая сторона, наша славная империя позаботится о том, чтобы вам возместили все убытки.

Василий Прокофьевич улыбнулся, мгновенно почуяв небезынтересные перспективы, и сделал широкий жест:

– Ну тогда милости просим. Если ваши люди позволят моим сотрудникам воспользоваться кухней, мы даже с радостью накормим вас и всех тех, кто сегодня оказался заложником этого чудовищного происшествия.

Не то чтобы Шульгин хотел кормить полицейских, но гостей, которых они задержали, попотчевать было просто жизненно необходимо, чтобы хоть как-то сгладить негативные впечатления от произошедшего. Однако кормить одних и не кормить других определенно было нельзя, так что на фоне общих убытков пара десятков сытых и чуть менее агрессивных сотрудников государя – в пределах погрешности от огромного минуса на балансе по итогам сегодняшней ночи.

Серов не то чтобы хотел идти навстречу этому лавочнику, но среди гостей были благородные, богатые, а среди работающих сотрудников – порядком охреневшие от усталости ребята, попавшие сюда в конце смены.

А он сам просто банально хотел кофе и откусить голову тому уроду, что сорвал его отпуск. Но, судя по всему, последнее произойдет нескоро, так что хотя бы кофе.

– Кухней – это можно устроить, – кивнул Серов и окликнул кого-то из сотрудников в штатском. – У вас же найдется кофе?

– Обижаете, – широко улыбнулся Шульгин. – Может, хотите попробовать кальян?

– Может, и хочу, – пробормотал Серов, размышляя, что с паршивой овцы – хоть шерсти клок.

Раз уж отпуск теперь долго не обломится.

Москва, Лубянская площадь Александр Мирный

Я лежал на койке, заложив руки за голову, и дремал.

Небольшая комната размером примерно три на четыре шага вмещала в себя только лежанку, унитаз и раковину, из крана которой размеренно капала вода.

Кап-кап-кап…

Свет мог бы попадать сквозь крошечное окошко, но оно было заколочено. Лампа в комнате не горела, но глаза давно привыкли к темноте. Впрочем, рассматривать было особенно нечего, так что и смысла в источнике света не было.

Сложно сказать, сколько времени я здесь провел, но магические блокираторы уже перестали ощущаться чем-то инородным. А если считать по кормежкам раз за сутки – то шел третий день.

Кап-кап-кап…

Нельзя сказать, что меня прямо били при задержании – я не особенно-то и сопротивлялся. Так, пару раз приласкали для профилактики. Оно и понятно – слишком уж у меня неприглядная биография выходила.

А в остальном ничего интересного.

Кап-кап-кап…

Лубянку я узнал по куску фасада, который умудрился рассмотреть в зарешеченной машине. Странное дело, мир другой, а судьба у здания та же. Меня даже допрашивать не стали, просто швырнули в конуру и оставили.

Как будто бы забыли.

Кап-кап-кап…

Интересно, здесь был свой Магго или нет?

Кап-кап-кап…

Вода капала, и капала, и капала, а я лежал в тишине и размышлял о том, что все не так уж и плохо. Здесь хотя бы кормят чем-то похожим на еду раз в день. А то в моей практике бывали случаи, когда питаться было нечем.

Однажды дочка случайно наткнулась на мои старые-старые фотографии. Мы там с еще парой парней и овчаркой на фоне каких-то развалин. Милый ребенок спросил, как звали собачку, и живо заинтересовался ее дальнейшей судьбой. А я по пьяной дури взял и ляпнул правду, что Мухтара нам потом пришлось сожрать.

Ребенок рыдал, жена орала, а я чувствовал, что реальность ускользает.

Кап-кап-кап…

Странно, что я не заметил, что Ивана, точнее, цесаревича Ивана Дмитриевича Романова, постоянно пасут. И мутные мужики, курящие у пивнухи, и какая-то гоп-компания, слоняющаяся по улице, и переругивающиеся клиенты в баре, и даже влетевший за нами в проститутошную клиент со слишком трезвыми глазами – ведь явно парня сторожили.

Старею…

Хотя формально молодею.

Словом, совсем расслабился.

Кап-кап-кап…

Не хотелось бы, конечно, отдавать жизнь за царя таким дебильным образом. Мне бы лучше на острие атаки, чем сгнить в клетке. Но, боюсь, прокурором мне уже точно не стать.

Кап-кап-кап…

Кап-кап-кап…

Кап-кап-кап…

Со зверским скрежетом провернулся замок в двери, и она распахнулась. Свет из коридора показался ослепительно ярким даже сквозь прикрытые веки.

– На выход! – рявкнул мужской голос, и мне пришлось открыть глаза.

Я медленно сел, жмурясь от света.

– На выход! – повторил голос из коридора, и я понял, что боец сопровождения в мою конуру не входил.

Боится.

Я обулся и, потянувшись так, что приятно хрустнула пара суставов, вышел.

– Следуйте за мной, – произнес солдатик и пошел вперед.

Сзади меня конвоировали еще двое, и у всех троих автоматы были сняты с предохранителей.

Хмыкнув, я пошел по длинным скучным коридорам со стенами, выкрашенными масляной краской мерзотного зеленого цвета, дешевым кафелем на полу и железными дверями с номерами без всякого порядка. Двери некоторых камер были распахнуты, демонстрируя пустое нутро, двери некоторых – заперты. К кому-то приставлен даже почетный караул. В коридоре было настолько потрясающе тихо, что звуки наших шагов разносились гулким эхом.

Просто место вне времени и пространства.

Наш довольно продолжительный переход окончился в допросной. Обычная такая, ничем не примечательная допросная комната. В которой меня уже ждал особист.

– А вот и наш террорист! – радостно, словно я – выигрышный билет в лотерее, заявил мужчина, по роже которого я мог сразу определил – не сработаемся.

Особист был мужчиной яркой внешности, какая бывает, когда два совершенно разных народа пересекаются. Я помню из прошлой жизни парня наполовину дагестанца, наполовину латыша, у которого – на лице с идеальными пропорциями голливудской внешности красовался чисто кавказский профиль. И вот здесь было что-то похожее, что в толпе явно не затеряется.

Я без разрешения плюхнулся на жесткий стул с неудобной спинкой и посмотрел на собеседника.

– Ну, рассказывай, – предложил он.

Я выразительно приподнял брови, и особист продолжил:

– Как зовут, сколько лет, где учился, есть ли семья, как собирался убить цесаревича?

Господи, их как будто в одной фабрике для мудаков культивируют.

– Александр Мирный, восемнадцать лет, первый курс Императорского Московского университета, сирота, не женат, детей нет, не собирался, – ответил я.

– Эх, такой молодой, а такой глупый, – картинно вздохнул особист. – Давай еще раз: как зовут, сколько лет, где учился, есть ли семья, как собирался убить цесаревича?

Тем временем там же, несколькими этажами выше

Антон Васильевич довольно спокойно относился к телефонным звонкам и никакого трепета перед вызовами от начальства не испытывал. Но третьи сутки почти без сна могут превратить любого самого спокойного человека в злую псину.

– Серов, а где пацан? – спросила трубка голосом боярина Нарышкина.

– Какой пацан? – раздраженно спросил Серов, откладывая бумаги и потирая уставшие глаза.

– Пацан, Серов. Пацан, который с цесаревичем во дворе махался. Его высочество изволил очухаться от сотрясения и теперь задает мне очень неудобные вопросы.

– Пацан… – задумчиво повторил Серов. – Пацана наши приняли, думаю, со всеми телами в том дворе и увезли.

– И куда увезли? – задал наводящий вопрос Виктор Сергеевич.

– Ну, к нам, наверное.

– А «к нам» это куда?

– Сюда… – мрачно ответил Серов.

– И чтобы придать тебе должного ускорения, должен сказать, что пацан этот Его высочество из-под снайперской пули выдернул.

Серов застонал.

– Ага, улавливаешь суть проблемы?

Антон Васильевич выругался длинно, витиевато и совершенно не стесняясь в выражениях. Это ж надо было засунуть парня в застенки и отправить по общему этапу! Господи, понаберут идиотов по объявлению, а нормальные люди за них краснеют.

– В общем, Иван Дмитриевич страстно желает видеть друга, а Дмитрий Алексеевич – меня с докладом. Так что ускоряйся.

Нарышкин нажал отбой, а Серов с тоской подумал, что до пенсии ему как до Владивостока пешком. Возможно, даже не дойдет.

Там жеАлександр Мирный

– Я уже все вам сказал, – спокойно ответил я, когда товарищ особист в очередной раз задал свои одинаковые вопросы.

Наверное, эта техника допроса должна была бы вывести меня из состояния равновесия, но из состояния равновесия пока выходил только особист.

В принципе, задавать одни и те же вопросы раз за разом – несложная работа. Сложно слушать одинаковые ответы, следить за позой, мимикой и жестами допрашиваемого. Нужно иметь высокую концентрацию. А иметь высокую концентрацию, когда расслабленно сидящий перед тобой пацан не боится ни тебя, ни твоих угроз, ни ужасных перспектив, которые ты ему красочно рисуешь, – сложно.

Короче, батин талант бесить людей явно пригодился мне и здесь.

В дверь допросной уверенно и сильно постучали, заставив особиста недовольно поджать губы и выйти из комнаты. Я прикрыл глаза и постарался прислушаться. Гул голосов доносился, но дверь скрадывала слова.

Впрочем, секунду спустя я по контексту происходящего догадался о сути разговора.

– Александр Мирный, на выход, – скомандовал невысокий, крепко сложенный мужчина в штатском.

Два раза себя просить я не заставил, и мы с этим мужчиной отправились куда-то по коридорам Лубянки. Что характерно – вдвоем.

– Вы меня интригуете, – проговорил я, когда вместо поворота к камерам, мы пошли дальше.

– Страшно? – усмехнулся сопровождающий.

– Страшно интересно, – ответил я.

Мы подошли к тяжелой металлической двери, которая помимо кучи механических запоров, отпираемых стоящим на вахте солдатиком, имела магнитный замок, отпираемый персональной ключ-картой.

Я бы не удивился, если бы за дверью находилась пыточная или еще какое атмосферное местечко типа расстрельной стены. Но за дверью оказался просто еще один коридор. Правда, уже довольно приличный, по которому сразу заметно, что кровь со стен здесь не смывают.

Мягкий ковер, симпатичные обои, шторы на больших окнах, за которыми алел закат.

Сопровождающий никак не прокомментировал происходящее, и через четверть часа плутания по коридорам мы оказались в небольшом кабинете, забитом бумагами под самый потолок.

За столом сидел мужчина, которого я уже однажды видел при схожих обстоятельствах и у которого при виде меня дернулась щека.

– Савва, а блокираторы? – поинтересовался хозяин кабинета.

Мой сопровождающий издал сдавленное «ой» и кинулся снимать с меня браслеты.

– Свободен, – сухо скомандовал серый человек, и сопровождающего выдуло из кабинета.

Дверь за ним медленно закрылась сама под тяжелым взглядом серого человека, который усталым движением потер глаза и поднялся на ноги:

– Меня зовут Антон Васильевич Серов, и я приношу извинения за произошедшее недоразумение.

Мужчина сказал это и, кажется, дыхание затаил, ожидая моей реакции. Видимо, ему было очень интересно, станет ли восемнадцатилетний пацан рыдать от счастья или начнет угрожать жалобами в какой-нибудь бессмысленный импортный суд по правам человека.

Ну и я не стал мужика разочаровывать.

– Хорошо, – кивнул в ответ. – Я могу идти?

Серов удивленно моргнул, а в следующее мгновение его лицо приобрело задумчивое выражение. Он просканировал меня взглядом, то ли ища рога или третий глаз, то ли пытаясь определить, того ли пациента ему доставили.

– И что, даже никаких душераздирающих воплей? – с подозрением спросил Серов.

– А надо? Если очень надо – могу и повопить, – покладисто согласился я.

Мужчина хмыкнул, сел обратно и кивком предложил присесть мне в гостевое кресло.

– Как вы понимаете, Александр, после произошедшего ваша жизнь немного изменится.

Да что вы говорите?

– Но если бы мы шли по стандартной процедуре, то взяли бы с вас подписи на паре бумажек, и все бы на этом кончилось. За исключением пары незначительных дополнительных контролирующих мероприятий, вы бы сейчас уже ехали в общежитие.

В сопровождении личного товарища майора, надо полагать, и с прибитым ко лбу подслушивающим устройством.

– Но? – спросил я без особой надежды на нормально поесть и поспать сегодня ночью.

– Но у его высочества свой интерес, так что мы смиренно подчиняемся, – закончил мысль Серов.

Поскольку я молчал, мужчина пояснил:

– Вас ждут в Кремле, молодой человек. Прямо сейчас.

Глава 2

– Прямо вот так? – уточнил я, отворачивая засаленный ворот рубашки.

Серов вздохнул и что-то пробормотал. Я прямо уверен, что это было слово «идиоты».

– Людочка, – нажав кнопку селектора, произнес Антон Васильевич. – У меня тут одного бойца надо привести в божеский вид. Организуй, пожалуйста.

– Хорошо, Антон Васильевич! – бодро ответил девичий голосок.

Мужчина убрал палец с кнопки и посмотрел на меня.

– У меня тут горит спичка, а ты там приводишь себя в порядок. Намек ясен?

– Жаль, а я как раз хотел принять ванну с шампанским, – усмехнулся я, поднимаясь на ноги.

– Поговори мне еще, – отозвался Серов.

Впрочем, довольно беззлобно.

На выходе из его кабинета меня уже ждала хорошенькая девушка, как будто вчерашняя курсантка. Огромные, почти анимешные глаза, плотно сидящая форма облегала ладную фигурку, прямые густые волосы не по уставу распущены, милая косая челочка. Ну просто няш-мяш на старте карьеры.

– Меня зовут Людмила Сорокина, – представилась девушка.

– Александр Мирный, – кивнул я в ответ.

– А я знаю, – стрельнула глазами Людочка.

Да меня теперь, наверное, каждая собака будет знать. И я что-то не уверен, что мне такая популярность нравится.

– Ну, раз знаете, то в курсе, что я очень тороплюсь, – подстегнул я Людочку, которая явно была не против пофлиртовать.

Девушка печально вздохнула:

– Следуйте за мной. Но, – она снова стрельнула хитрющими глазищами, – я надеюсь, что мы еще увидимся?

Я вежливо улыбнулся, в свою очередь надеясь, что ноги моей здесь больше не будет. Но, конечно, учитывая мое феноменальное везение, шансов на это мало.

Идя за Людочкой, я рассчитывал на что-нибудь не больше общего душа со стоком в виде дыры в полу, но здесь о сотрудниках все же заботились. Целый этаж был отведен под нечто типа гостевых комнат. У свободных были открыты двери, у занятых – закрыты. Внутри ничего особенного, но все же имелась кровать, заправленная хрустящим бельем, сухпаек, чайник, крошечный санузел с полотенцами и одноразовым набором мыльно-рыльных.

– Ого, – не стал скрывать я свое удивление.

– Да, его величество распорядился обустроить места отдыха для служивых, – с гордостью пояснила Людочка.

Надо же, и не разворовали, подумал я.

– Вы пока приводите себя в порядок, а я раздобуду на складе… – она окинула меня взглядом. – Что-нибудь.

И с этими загадочными словами удалилась. Надеюсь, пришивать подворотничок не при– дется.

Спустя десять минут, когда я вышел из душа, на вбитом в стену крюке красовались отутюженная белая рубашка и серый свитер. На месте, где у нормальной одежды пришиты ярлыки, здесь имелся инвентарный номер. Ну, хоть что-то.

Приведя себя в порядок, насколько это было возможно, я пару раз шоркнул губкой для обуви по туфлям, которые выброшу и сожгу вместе со всей одеждой по возвращении в общежитие, и вышел в коридор.

Улыбчивая Людочка встретила меня довольным взглядом, а затем сопроводила в черную-черную машину марки «Дукс».

– До встречи, Александр, – попрощалась девушка, вкладывая мне в карман брюк свою визитку.

– Спасибо за помощь, – улыбнулся я и, плюхнувшись на заднее сиденье автомобиля, облегченно выдохнул.

В прошлой жизни на территории Кремля я был от силы пару раз: культурно просвещаясь с какими-то дальними родственниками, приехавшими в Москву в гости, и посещая с ребенком кремлевскую елку.

Так что за расположение зданий поручиться не мог, зато за внешний облик – очень даже. И если сами стены и башни Кремля отличались разве что наличием двуглавых орлов вместо красных звезд на шпилях, то внутренние строения ни с чем спутать было нельзя. Просто потому, что на них не оказала такого сильного влияния европейская культура. Возможно, даже архитекторы работали местные.

Но в любом случае все эти картинки из детских сказок с ажурными фасадами и рамами окон, башенками и шатрами, лестницами и галереями оказались воплощены во внутренних зданиях Кремля. К сожалению, по понятным причинам здесь не было непрактичного дерева, но даже с учетом каменного исполнения выглядело сильно.

А если вспомнить, что это моя вторая жизнь, можно смело представить, что я попал в сказку.

Страшноватую, правда, с риском для жизни, но тем не менее.

Едва я вышел из машины, как ко мне подошли трое гвардейцев. Причем не ребята из почетного караула, красиво тянущие носочек, а явно мужики с реальным боевым опытом. Одетые не в красивые парадно-выходные кители с эполетами, а в форменную одежду для ведения настоящего боя, и оружие при себе у них было явно не для красоты.

– Александр Мирный? – спросил один из гвардейцев.

– Так точно, – ответил я.

– Следуйте за мной.

Мужчина развернулся и пошел вперед, а остальные гвардейцы пристроились за мной. И я филеем чувствовал – одна неудачная шуточка, и парни без сантиментов пристрелят меня на месте.

Путь наш лежал в небольшое здание комплекса. Я предполагал, что на меня навесят блокираторы магии, все-таки к наследнику трона иду на прием, но, как ни странно, ничего не было. Само здание, как я догадался, являлось личными апартаментами цесаревича. И, думается мне, не просто так Иван забабахал себе ремонт в общаге – жить в музее такое себе удовольствие.

Красивые палаты, с дивным паркетом, растительным орнаментом по всей стене, историческими личностями, смотрящими на тебя со всех углов – все это вообще никоим образом не располагало к уюту.

Меня подвели к массивной двустворчатой двери из красного дерева, возле которой дежурили еще четверо гвардейцев. Один из них, коротко постучав, приоткрыл створку и скользнул внутрь, видимо, доложить о моем прибытии, и, вернувшись, широко распахнул одну из дверей.

Я понятия не имел, как вести себя с венценосными особами. Простолюдинов этому не учат, просто потому, что шансы встретиться с императором или членами его семьи у обывателя равны примерно шансу встретиться с динозавром.

За тяжелыми створками оказалась просторная комната типа приемной или гостевой. Пушистые ковры с длинным ворсом, несколько дверей, ведущих вглубь покоев, а еще антикварная мягкая мебель, на которую боязно садиться.

А в глубине комнаты стоял парень.

Стоял и поправлял ремешок часов на запястье. В простой белой рубашке с закатанными рукавами, джинсах и мягких замшевых туфлях на босу ногу.

Артефакт не менял рост и комплекцию, но менял лицо. У цесаревича был волевой подбородок, крупный, прямой нос, высокий лоб. Если Иван Новиков был блондином, то Иван Романов был русым, что добавляло цвета его лицу. В серых глазах не было того живого любопытства, той молодецкой дури, что я привык видеть. Это был высший аристократ Российской империи, и в его взгляде, движениях, даже позе, в которой он стоял, читались и чувствовались сила и власть.

Первым заговорил цесаревич:

– Привет, – произнес он, внимательно смотря на меня.

– Привет, – спокойно ответил я, выдерживая взгляд парня.

– Они не знали, что ты выдернул меня из-под пули, – пояснил он, как будто я задал какой-то вопрос.

– Я так и понял, – покивал я.

Иван помолчал, видимо, не совсем понимая, как строить со мной беседу. Я не падал в ноги с воплями «не вели казнить, вели слово молвить» и не писался от восторга.

– Ты спас цесаревича. Можешь просить, что хочешь, – наконец произнес он.

– Поесть бы, – честно ответил я.

Иван удивленно моргнул, мгновенно теряя весь лоск и пафос.

– Мирный, любой житель империи за такой шанс готов был бы родной матери перегрызть горло.

– Ну, прости, твое высочество, – развел я руками. – Я привык всего добиваться сам без подачек сверху. А вот после казенных харчей жрать хочется неимоверно.

Цесаревич хмыкнул и, развернувшись, махнул рукой в сторону одной из дверей:

– Пошли, стол уже накрыли.

Стол действительно был накрыт. Огромный такой, круглый стол, уставленный блюдами традиционной русской кухни.

– Пообщавшись с тобой, я сменил личного повара, – произнес Иван. – И, знаешь, яичница на сале действительно лучше круассана с сыром.

– Не пойми меня превратно, – произнес я, присаживаясь за стол напротив цесаревича, – но зачем?

– Ну… – вздохнул парень, начав накладывать себе что-то в тарелку, – это что-то типа семейной традиции. Узнать получше чаяния простого народа. Последний раз покутить.

– Хм, с последним ты определенно преуспел, – пробормотал я, берясь за приборы.

Цесаревич усмехнулся.

– Мне повезло встретить тебя. Во дворце, как ты понимаешь, найти настоящего друга невозможно ни среди придворных, ни среди обширных родственников.

– Корона – это не украшение, – согласился я.

– Увы, – вздохнул Иван.

– Ты вернешься в университет?

– Естественно, – фыркнул цесаревич.

– Но это небезопасно, – заметил я.

– В моем случае небезопасно показывать слабость, – жестко усмехнулся наследник российской короны. – Свои же сожрут.

– М-да, не хотел бы я оказаться на твоем месте, – покачал я головой.

– На моем не окажешься. Но мне бы хотелось верить, что ты будешь стоять рядом.

– Я не силен в политике, твое высочество.

– Чушь, – усмехнулся Иван. – Нарышкин давал мне почитать характеристику на тебя. Может, ты и не знаешь каких-то тонкостей, но с твоими мозгами быстро разберешься.

Я красноречиво приподнял брови.

– Это не приказ и не предложение. Это пища к размышлению, – добавил Иван.

– И когда ты ждешь ответа?

– Ну, – цесаревич задумчиво почесал подбородок. – Лет через пять. Если нас не отчислят раньше.

В принципе, я парня понимал. Долгое время ты был один на один со своим серпентарием, а тут появился шанс наладить первую самостоятельную социальную связь без лишней мишуры и слепящего блеска титула.

– А теперь давай есть, – произнес наследник престола. – Нам надо еще успеть вернуться в университет, а то Разумовский сто шкур с нас спустит на тренировке.

Москва, частный особняк

Серов медленно шел по помещению, и битое стекло хрустело под подошвами его туфель. Еще несколько часов назад здесь жил весьма небедный человек, а у таких людей всегда есть лишние деньжата на охрану личного пространства.

Правда, никакая охрана не выдерживает тесного знакомства с ребятами Лютого.

– О, а вот и Антоха. Ну что, пост сдал – пост принял? – жизнерадостно спросил Лютый, которому даже балаклава не мешала скалиться.

– Вот за что я не люблю с тобой работать, так это за вечный срач, – поморщился Серов.

– Ах, вы гляньте, какая цаца! Ну привози в следующий раз свою канцелярию, пусть защекочут врага писчими перьями до победного, – съязвил силовик.

Серов тем временем присел на корточки и приподнял край полиэтиленового пакета, чтобы заглянуть в лицо трупу.

– Ну вот этого-то зачем прибили? Он же бухгалтер. Кто теперь нам будет рассказывать, как осуществлялись схемы «половина нам – половина вам, и концы в воду»?

– Так ты посмотри, что у него в руке, и вопросы отпадут сами собой.

В руке у бухгалтера оказалась зажата чека.

– А где остальное? – мрачно поинтересовался Серов.

– В соседней комнате, – охотно отозвался Лютый. – Но тебе туда без респиратора лучше не заходить, там немного фарш.

Антон Васильевич печально вздохнул.

– А где сам владелец поместья? – спросил Серов.

– А его тут не было, – усмехнулся силовик. – Удрал в последний момент, судя по тому, что говорят при беглом допросе пленные.

– О, у вас даже кто-то в живых остался? – картинно удивился Серов, заставив товарища закатить глаза.

– И они все в твоем распоряжении, – подтвердил Лютый. – А мы с ребятами отчаливаем.

– Э, не, – тормознул Антон Васильевич уже направившегося на выход товарища. – Ты пойдешь со мной.

– Зачем? Ты вроде и сам умеешь разговаривать, даже получше моего.

– Мне одному скучно, я остался без отпуска, и твои ребята устроили тут бардак. Еще аргументы нужны?

– И более весомые, пожалуйста, – легко кивнул Лютый.

– Ладно, мне просто нужна внушающая аргументация за спиной. Будем разыгрывать спектакли про хороших и плохих парней.

– Ладно, – нехотя согласился тот. – Буду играть мускулами.

Но помимо того, что впервые за долгое время у мужчин появился шанс прищучить одного очень юркого и очень жестокого упыря, каждый из них преследовал личный интерес.

Ведь наемники дрались с обоими парнями сразу. И вот вопрос – за кем же на самом деле они приехали?

КремльАлександр Мирный

С цесаревичем мы планомерно уничтожали содержимое тарелок с таким энтузиазмом, что саранча бы обзавидовалась. Молодые растущие организмы требовали нормально пожрать.

И под конец мероприятия, когда за окнами уже нормально так посветлело, в комнату просочился незаметный человек и протянул мне бумажный пакет.

– Мне? – не понял я.

– Да, – коротко кивнул слуга.

– А что там? – спросил я, не слишком торопясь принимать подозрительные конверты без подписи.

– Не могу знать, – отрапортовал посыльный.

– Я тогда лучше верну, – честно ответил я, и Иван не выдержал:

– Да бери уже, это личные вещи с Лубянки подъехали.

– О…

Я быстро разодрал бумагу и извлек мобильный телефон. У бедолаги батарея держалась на последней ниточке и немудрено: на экране была куча пропущенных от Василисы.

– Ты чего так довольно лыбишься? – спросил Иван, наблюдая за мной.

– Корсакова звонила, – пояснил я. – Волновалась, наверное.

– Ну еще бы! Только жених появился и сразу пропал, – хмыкнул цесаревич.

– А она, случайно, не твоя тайная сестра? – с подозрением спросил я, покосившись на Ивана.

– Была бы моя сестра – я бы тебе руки поломал еще при первых поползновениях, – доверительным тоном сообщил наследник российской короны.

– Логично… – пробормотал я. – Едем?

– Едем!