Электронная библиотека » Владимир Кунин » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Кыся"


  • Текст добавлен: 11 марта 2020, 16:21


Автор книги: Владимир Кунин


Жанр: Юмористическая проза, Юмор


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Владимир Кунин
Кыся

© Текст. В. В. Кунин, наследники, 2019

© Агентство ФТМ, Лтд., 2019

* * *
 
Счастлив, кто падает вниз головой.
Мир для него, хоть на миг, а иной.
 
Владислав Ходасевич

Только я пристроился сзади к этой кошечке, только прихватил ее за нежный пушистый загривочек, только почувствовал, как ее потрясающий рыжий хвостик туго напружинился и стрункой вытянулся вверх и чуть вбок в ответном желании, открывая мне, как сказал бы мой Человек Шура Плоткин «врата блаженства»… А Шура знает, что говорит – он литератор. И когда к нам приходят разные его бабешки, он сначала читает им свои сочинения, а потом начинает их раздевать, бормоча разные вот такие слова, вроде «врата блаженства», «жаркий оазис любви», «испепеляющее желание», и так далее. Причем, ни в одном его сочинении, которые он этим дурочкам читает, я никогда не слышу этих слов. Шура как я – абсолютно беспородный, но ума у него хватает, чтобы в своих статьях и рассказах такие роскошные выражения не употреблять. Тем более, я же слышу, с какими интонациями он эти пышные слова произносит. Будто бы внутренне хихикает…

Он иногда пытается и со мной так разговаривать, не такими словами, а такими интонациями. И, не скрою, я этого очень не люблю. В таких случаях я просто отворачиваюсь от Шуры и сажусь к нему спиной. И тогда Шура начинает извиняться передо мной и подлизываться. Должен отметить – совершенно искренне. И я его прощаю.

Ну, так значит, только я взобрался трахнуть эту кошечку, эту прелестную рыжую киску, или, как выражается иногда мой Шура, влезая на свою очередную гостью, – «вонзиться в ее пылающий рай», как вдруг совершенно неожиданно что-то большое, жесткое, сетчатое, очень больно стукнув меня по кончику хвоста, накрыло нас обоих, и прежде, чем я успел сообразить что же произошло, я услышал мерзейший голос этой сволочи Пилипенко:

– Пиздец коту!!! Васька, затягивай сачок поскорей, а то этот прохиндей опять вырвется!.. Он уже от нас раз пять смыливался! Это котяра того самого жида, который в газеты пишет.

Ну надо же, гад, подонок, в какой момент подловил!.. Прав был Шура, когда говорил мне: «Ах, Мартын, не доведут нас с тобой яйца до добра…»

– Затягивай сачок, кому говорю! – орет Пилипенко, и подлец Васька затягивает сачок туго-натуго. И мы с моей рыжей лапочкой оказываемся тесно спеленутые сетью. Естественно, тут уже не до «врат блаженства» и «жаркого оазиса», да и, честно говоря, у меня от испуга и неожиданности просто нечем было бы «вонзиться в пылающий рай» этой рыжей дурехи, которая от ужаса, кретинка, завопила таким дурным голосом, что если бы я в другой, менее экстремальной обстановке, услышал бы от нее такую истерику, у меня просто вообще не встал бы на нее никогда.

– Все, бля, – говорит Пилипенко. – Теперь он мой!

– Кто? – спрашивает Васька.

Васька с первого раза ни во что не врубается. Редкостный болван! Откуда эту дубину стоеросовую Пилипенко себе в помощники выискал? Ваську напарить – проще простого. Он – не Пилипенко. Тот, хоть и гад, хоть и сволочь, и живодер, но далеко не дурак.

– Кто «твой-то»? – переспрашивает Васька.

– А они обеи! И еврей, и его котяра. Они у меня теперь вона где, – и Пилипенко хлопает себя по карману. – Захочет свою животную взад получить? Наше вам пожалуйста. Пришлите полсотни баксов, и кот ваш. Я его все едино еще раз отловлю. Не хочете платить – я вашего котика в лучшем виде в НИИ физиологии представлю. Нехай этот ваш ебарь-террорист науке послужит. Его там распотрошат на составные части, и он еще своим трупом миру пользу принесет. Конечно, капусты будет меньше, гроши одни – счас на науку ни хрена не дают, но, как говорится, с худой овцы…

– Был бы он породистый, можно было бы яво на шапку пустить, – говорит Васька. – Гля, какой здоровущий!..

– А хули толку, что здоровущий? – отвечает ему Пилипенко. – У его вся шкура спорчена, морда исполосована, уши рваные. Весь, куда ни глянь, везде в шрамах. Его даже овчарки боятся! Будешь пересаживать из сетки в «воронок», рукавицы надень. И поглядывай. С им только зазевайся – враз в глотку вцепится!

И, несмотря на унизительность моего сиюсекундного положения, несмотря на, честно говоря, заползающий в душу холодок обреченности, чему немало способствовали истошные вопли этой рыжей идиотки, прижатой ко мне безжалостными пилипенковсками узами, я не без гордости вспомнил, как два месяца тому назад, когда Пилипенко накрыл меня своим гнусным сачком почти в аналогичной ситуации, я прокусил ему ухо и разодрал левую руку чуть ли не до кости. Чем, не скрою, и спасся…

Он был просто вынужден отшвырнуть меня и броситься к своей машине, к этому своему отвратительному «воронку», за аптечкой. При этом он изрыгал из себя такой чудовищный мат, которого я не слышал даже от своего Шуры Плоткина, когда тот схватил триппер на одной, как он говорил, «оччччень порядочной замужней женщине»…

– Так что ты с ним поосторожней, – говорит Пилипенко про меня.

– Ладно… Учи ученого, – отмахивается Васька. – А с этой рыжей че делать? Хозяев не знаем, для лаборатории, вроде, мелковата. Они просили крупняк подбирать…

– Ниче!.. Пока пихай ее в общую клетку. Приедем на место и выпустим на хер. Нехай блядюшка теперь там погуляет. Я на ее, как на живца, уже шешнадцатого кота беру!..

Вот это да!!! О господи!.. Боже ж ты мой, скольких же невинных, влекомых лишь нормальным здоровым половым инстинктом, эта рыжая стерва, эта предательница, эта гнусная тварь привела к мучениям на лабораторных столах института физиологии?! Из скольких же бедолаг эти два умельца – Пилипенко и Васька – сотворили свои уродливые шапки для Калининского рынка?.. Кошмар!..

Первым моим желанием было немедленно перекусить ей глотку. Но мы были спеленуты одной сетью и я не мог пошевелиться. И от полной невозможности мгновенно произвести справедливый акт отмщения и заслуженного наказания я вдруг впал в такую апатию, такое безразличие к своей дальнейшей судьбе, что от охватившего меня бессилия захотелось просто тихо заплакать…

Поэтому, когда Васька принес нас к «воронку» – старому, раздолбанному «москвичу» с фургончиком, открыл заднюю дверцу и выгрузил нас из сачка в стоящую внутри фургона клетку, – я даже не рыпнулся, а эта рыжая провокаторша, эта тварь продолжала орать, как умалишенная.

– Гля, какой смирный!.. – удивился Васька и опустил вниз заслонку клетки. – А ты говорил…

– Смирный – еще не покоренный, – ответил ему Пилипенко и сел за руль. – Этот еврейский котяра так себе на уме, что не знаешь, чего от него ждать. Жаль только, что у его жида вошь в кармане да блоха на аркане, а то б я с него за этого кота и сто баксов слупил бы. Садись, Васька, не мудохайся! А то кто-нибудь из хозяев этих шмакодявок объявится, и нам опять морду набьют…

Васька заторопился, захлопнул дверь фургона, и во внезапно наступившей темноте, я отчетливо увидел, что впопыхах он забыл защелкнуть металлическую задвижку на опущенной заслонке кошачьей клети. Так что при желании и некотором усилии заслонку можно было бы приподнять лапой… Апатии у меня – как не бывало!

Пилипенко завел мотор и мы поехали.

Я огляделся. В нашем кошачьем отделении (в фургончике была еще одна клетка – для собак) сидели и понуро лежали штук пятнадцать малознакомых мне Котов и Кошек. Но, судя по тому, как многие увидев меня, подобрали под себя хвосты и прижали уши, меня тут знали.

И только один Кот не прижал уши к голове. Тощий, обшарпанный, с клочковатой свалявшейся шерстью, со слезящимися глазами и обрубленным хвостом – типичный представитель безымянно-бездомного подвально-помоечного сословия, без малейшего страха подошел ко мне и сел рядом, глядя на меня с преданностью и надеждой.

Когда-то на пустыре за нашим домом я отбил этого несчастного бродягу от двух крупных домашних Котов, изрядно попортив им шкуры и наглые сытые морды.

На следующий день после этого побоища Шура выпустил меня прошвырнуться по свежему воздуху и совершить свои естественные отправления. Дома я этого не делал никогда, даже в самые лютые морозные зимние дни. Таким образом мой Человек Шура Плоткин был начисто избавлен от необходимости заготавливать для меня песок и нюхать едкую вонь кошачьей мочи и кала.

Наш дом стоит в новом районе, в глубине квартала, и я с детства выторговал себе право в любое время уходить из квартиры и возвращаться в нее только тогда, когда мне этого захочется.

Короче, когда я на следующий день выполз из нашей парадной и с наслаждением потянулся до хруста, до стона, и новое прохладное утро стало вливаться во все мое тело – от влажного носа, устремленного в синее весеннее небо, до кончика хвоста, туго вытянутого к горизонту, – я вдруг увидел вчерашнего кота-бродягу, сидящего неподалеку от моего дома. Между его тощих и грязных лап лежала здоровенная мертвая крыса.

Бродяга приветливо дернул обрубком хвоста и переместился сантиметров на двадцать левее задушенной им крысы, предлагая мне ее в подарок.

Я подошел. Как и положено, мы обнюхались, а потом я ему битый час втолковывал, что вообще-то я крыс не ем, что жратвы у меня и дома навалом, но подарок его я ценю и очень ему благодарен.

В подтверждении искренности своих чувств я на его глазах отнес крысу за дом, выкопал там ямку и зарыл ее туда, делая вид, что как-нибудь обязательно вернусь за ней и вот уж тогда-то мы и устроим пир горой!.. А пока, если он хочет шмат нормальной сырой рыбы под названием «хек мороженый», я могу смотаться домой и принести ему. Тем более, что она уже оттаяла.

Но то ли этот несчастный кот не знал, что такое «рыба», то ли никак не мог взять в толк, как это возможно «не есть крыс?!.», но он деликатно (что, кстати, гораздо чаще встречается у простых дворовых особей, чем у породистых и домашних) отказался от моего предложения, куда-то сбегал и привел мне совершенно незнакомую, очень миловидную грязно-белую кошечку, которую я тут же и трахнул за его здоровье.

А он смотрел, как я это делаю, жмурился от удовольствия и, кажется, был абсолютно счастлив, что наконец-то смог мне угодить…

Вот этот-то Кот и сидел сейчас рядом со мной. Сидел и смотрел на меня. Только один-единственный раз он покосился на незащелкнутую задвижку от заслонки, давая мне возможность понять, что и он тоже заметил Васькину оплошность. Я клянусь, что мы с ним не произнесли ни звука!

Но в громких рыданиях рыжей потаскушки-провокаторши… Или «провокаторки»? Как говорят Люди, когда провокатором оказывается особа женского пола? Короче, в истерике этой бляди, в жалобном мяуканье совсем еще пацана-Котенка, в нервной, хриплой зевоте старухи-Кошки, в неумолчном лае идиота-Фоксика из соседней собачьей клетки, в трагическом вое ухоженного и до смерти перепуганного Шпица, в робком гавканье моего знакомого по пустырю – огромного и глупого, но очень доброго Пса, в котором было намешано с десяток пород и кровей, – я УСЛЫШАЛ немой вопрос Кота-Бродяги:

– Что делать будем?

– А черт его знает! – говорю я, даже НЕ ОТКРЫВАЯ рта. – Ну, предположим, мы поднимем заслонку, а потом? Фургон-то снаружи закрыт…

– Слушай, Мартын, – говорит Бродяга. – Безвыходных положений не бывает. Это тебе говорю я, у которого никогда не было Своего Человека. Конечно, ты за Шурой Плоткиным – как за каменной стеной…

Я действительно много раз рассказывал Бродяге о Шуре и однажды даже познакомил их.

– Да причем тут Шура?! – разозлился я.

– При том, что ты, даже не сознавая этого, надеешься, что тебя выручит твой Шура. А мне надеяться не на кого. Только на себя. Ну и на тебя, конечно. А ты даже пошевелить мозгами не хочешь…

Слышать это было дико обидно!.. Тем более, что на Шуру я и не рассчитывал. Во-первых, потому, что не он меня, а в основном я его всю жизнь выручал из разных неблагоприятных ситуаций, а во-вторых, Шуры просто физически не было в Санкт-Петербурге. Он еще позавчера уехал в Москву, повез свою рукопись в издательство. Специально для ухода за мной – кормежка, впустить меня, выпустить, дать попить, включить мне телевизор, – Шура оставил в нашей квартире очередную прихехешку, которая начала свою бурную деятельность в нашем доме с того, что сожрала мой замечательный хек и сутки обзванивала всех своих хахалей, как внутрироссийского, так и заграничного розлива. Трепалась она по полчаса с каждым, и я в панике представлял себе, какой кошмарный счет придет нам с Шурой в конце месяца за эти переговоры! Поэтому сегодня, уходя из дому, я перегрыз телефонный шнур и таким образом спас Шуру Плоткина от необходимости пойти по миру, ведя меня на поводке. Шура вернется домой – я ему покажу место, где я перегрыз провод, и Шура все сделает. В отличии от других наших знакомых литераторов, руки у Шуры вставлены нужным концом.

В-третьих, даже если бы Шура был в городе, он все равно никогда не смог бы выкупить меня у Пилипенко. У моего Плоткина долларов отродясь не было.

Но Бродяге я этого ничего не сказал. А только спросил:

– Как ты думаешь, куда нас везут?

– Чего мне думать, я точно знаю – на Васильевский остров, в лабораторию института физиологии. Я уже один раз там был. Еле выдрался. Пришлось со второго этажа прыгать…

Я с уважением посмотрел на Кота-бродягу.

– Думай, Мартын, думай, – сказал он мне. – У меня лично с голодухи башка не варит…

…И я придумал!!!

Единственное, о чем я попросил Бродягу – это максимально точно предупредить меня, когда до остановки у дверей лаборатории института физиологии останется ровно три минуты.

В нас – Кошачьих, есть ЭТО. Я не знаю, как ЭТО объяснить. Наверное, потому, что сам не очень отчетливо понимаю, как возникает в нас ЭТОТ процесс предвидения, ощущение оставшегося времени, полная ориентация в темноте или закрытом помещении (даже передвигающемся в пространстве как мы сейчас), относительно точное чувство расстояния…

Естественно – необходимы одна-две вводных. Ну, например: почему я попросил именно Бродягу предсказать мне подъезд к лаборатории точно за три минуты? Не смог бы сам? Смог бы! Но не настолько точно, как Бродяга. И я, и все остальные Коты и Кошки, ни разу не ездившие этой дорогой, могли бы ошибиться – плюс-минус минута. Мне же была нужна абсолютная точность. А для этого был необходим Бродяга. То есть Кот, который уже один раз ехал этой дорогой…

И вот этот, казалось бы, ничтожный опыт, эта, прямо скажем, очень слабенькая эмпирика, рождает в наших кошачьих мозгах поразительно точные определения – расстояния, времени, ощущения в пространстве…

Пример из собственной практики: мы с Шурой живем в девятиэтажном сорокапятиквартирном доме с одной парадной лестницей и одним лифтом.

Основная интенсивность движения и загруженности нашего лифта, когда он, как сумасшедший, мотается между этажами – это период с четырех до семи часов вечера. То есть, когда Люди возвращаются с работы. Это три часа непрерывного гудения огромной электрической машины, рокотание толстенных стальных тросов, поднимающих и опускающих лифт, скрип и постоянное повизгивание могучих блочных колес с желобками, через которые и ползут эти тросы… Я как-то шлялся на чердак и видел это чудовищное сооружение.

И ко всем этим звукам – еще три часа безостановочного хлопанья железных дверей шахты лифта, щелканье деревянных створок кабины, звуки включения и выключения разных реле… И вся эта какофония с совершенно непредсказуемой периодичностью!

И клянусь вам, я все эти три часа могу продрыхнуть в СВОЕМ кресле, не прислушиваясь и не настораживаясь. Но в какой-то мне и самому неясный момент, что-то меня будит, и я, лежа в кресле с еще закрытыми глазами, точно ощущаю, что к дому подходит Мой Шура. С этой секунды я знаю все, что должно произойти дальше! Мне даже кажется, что я это вижу сквозь стены!..

Сейчас, для наглядности я выстрою и свое, и Шурино поведение в стиле «параллельного монтажа». Это я в свое время так от Шуры нахватался. Он когда-то, как сам говорил, «лудил» сценарии для киностудии научно-популярных фильмов и несколько месяцев подряд выражался исключительно по-кинематографически…

Итак:

Вот Шура подходит к нашей парадной…

В это время я, еще лежа, приоткрываю один глаз…

Вот Шура набирает «секретный» код замка входной двери… А код не набирается. Тогда Шура говорит свое извечное – «Ну, елки-палки!.. Неужели снова сломали?!» и толкает дверь ногой. Дверь распахивается, зияя выломанным кодовым устройством…

Тут я открываю второй глаз…

Шура входит в парадную, морщит свой длинный нос, внюхивается (хотя, чем он там может внюхиваться?!. Люди в этом совершенно беспомощны) и бормочет: «Опять всю лестницу обоссали, засранцы!..»

Это он про мальчишек из соседних домов и заблудших пьянчуг…

Тут я приподнимаю задницу, потягиваюсь и вижу… Да, да!.. ВИЖУ, как…

…Шура нажимает кнопку вызова лифта!!!

И пока лифт к нему спускается, я мягко спрыгиваю со СВОЕГО кресла и потягиваюсь еще раз. Времени у меня навалом…

Шура входит в темную кабину лифта со словами «Ничтожества! Разложенцы!.. Дремучая сволочь! Страна вырожденцев и уродов!.. Опять лампочку выкрутили!!!»

Мне-то все равно было бы – в темноте ехать или при свете, а Шуре бедному приходилось…

…искать пульт с этажными кнопками, наощупь отсчитывать восьмую, и так в темноте, чертыхаясь и матерясь, подниматься до нашего этажа…

За это время, я медленно… Ну, очень медленно!.. иду через вторую комнату в коридор, слышу как останавливается лифт, ВИЖУ…

…как выходит из него Шура и вытаскивает ключи из кармана…

Я слышу, как он отпирает первую железную дверь, слышу, как он вставляет ключ во вторую – деревянную, и…

…скромненько сажусь у двери и поднимаю нос кверху…

Тут-то и входит Шура! И говорит:

– Мартын! Сонная твоя морда!.. Хоть бы пожрать чего-нибудь приготовил, раздолбай толстожопый…

А я ему… Вот чего не умею – так это мяукать. А я ему в ответ так протяжно, басом:

– А-а-аааа!.. А-а-аааа!..

И он берет меня тут же на руки, чего я никогда никому не позволяю делать. Зарывается своим длинным носом в мою шкуру и шепчет:

– Мартышка… Единственный мой!..

И за шесть лет жизни с Шурой Плоткиным я не ошибся ни разу!

Откуда в нас эта странная, таинственная, почти мистическая способность?! Может быть, потому, что в наших кошачьих носах находится девятнадцать миллионов нервных окончаний, а у Человека всего пять?.. А может быть, потому, что Коты и Кошки слышат на две октавы больше, чем Человек?..

Я лично понятия не имею, что все это такое, но если у нас «девятнадцать», а у них всего «пять» – значит, мы почти в четыре раза лучше? Правильно?.. Или они слышат так себе, а мы на «две октавы больше» – следовательно, мы гораздо совершеннее?! Так ведь? Уже не говоря о том, что в темноте Люди просто жалкие создания, в то время как для нас темнота хоть бы хны!

Или, к примеру: на ушах у нас больше тридцати мускулов! У собак всего лишь семнадцать, а у Человека – вообще всего шесть!.. И мы своими мускулистыми ушами способны улавливать любые оттенки звуков с любого направления!.. А что могут Люди со своими шестью паршивенькими мускулами?

Нужно быть до конца справедливым – все эти сведения я почерпнул от того же Шуры Плоткина, который одно время очень серьезно занимался нашими Личностями, поразительными особенностями наших организмов и перечитал по этому поводу уйму прекрасных книг. Кстати, он же мне сообщил, что древние египтяне почитали Котов и Кошек как Божественные Создания, украшали их драгоценностями, и ни один Человек не имел права причинить Кошачьему существу ни беспокойства, ни тем более страданий…

Вот было Время! Вот были Люди!.. Не то что эти постсоветские подонки – Пилипенко и его вонючий Васька…


– Боюсь, всех нам не выручить, – сказал я Бродяге, когда поделился с ним планом предстоящей операции.

– Спасение утопающего – есть дело лап самого утопающего, – безжалостно ответил Бродяга.

И я подумал, что в чем-то Бродяга прав. Действительно, всем помочь, практически невозможно. Но…

За шесть с половиной лет моей достаточно бурной жизни, я перетрахал такое количество Кошек, которое обычному рядовому домашнему Коту и во сне не приснится! Я никогда не шел на поводу у сочиненной Людьми весьма распространенной и унизительной теорийки, будто «брачным» месяцем у Котов и Кошек считается только март. А все остальные одиннадцать месяцев в году они, дескать, даже и не помышляют о совокуплении. Какой-то собачий бред Людей-импотентов, подсказанный им пухлыми и пушистыми Котами-кастратами!

Да я все триста шестьдесят пять дней в году, просыпаясь каждое утро, только и думаю – кого-то я сегодня оприходую?! Что мне сегодня за Киска попадется между лап?.. А не смотаться ли мне в соседний квартал, в парк при спортивном комплексе «Зенит»? Говорят, там недавно появилась одна такая сиамская лапочка, которая никому не дает, да еще и огрызается, как стерва…

И я иду в этот их спортивный парк, нахожу там эту недотрогу и через семь секунд трахаю ее на глазах у всех наших изумленных Котов-пижонов, а потом эта сиамская дурочка бегает за мной все лето как умалишенная.

Так что все эти теории про «брачный период» и про «март месяц» ни хрена не стоят! У меня «март» – с января по декабрь включительно. Мне лично всегда хочется. Я, как говорит мой Шура, «завсегда об этом думаю». Он, кстати, тоже…

Ну и конечно, время от времени то одна, то другая Кошка с уже отвисшим брюхом вдруг начинает с неуклюжим кокетством валиться на спину и так печально-выразительно поглядывать на меня. Но я беременных принципиально не трогаю. Не дай бог, еще повредишь им там чего-нибудь…

Так что сколько Котят посеяно мною во чревах невероятного количества Кошек – я и понятия не имею. Конечно, прав Бродяга, всем помочь невозможно…

И к большинству Кошек, которых я употреблял когда-то, честно говоря, у меня отношения никакого – спасибо и привет! Но, когда на нашем пустыре я вдруг вижу какого-нибудь скачущего Котенка-несмышленыша, я почти бессознательно тянусь заглянуть ему в мордочку – а вдруг это мой? А вдруг он произошел от меня?! Вот ведь чудо-то какое!

В такие моменты мне всегда хочется накормить его, защитить от Собак, от Котов-идиотов, от больших и злобных Крыс, от всего на свете…

Одного такого бесприютного я даже как-то привел к нам домой. На что Шура Плоткин торжественно сказал:

– Ах, Мартын, дорогой мой друг! Хоть ты и половой бандит и сексуальный маньяк, хоть ты и разбойник и ебарь без зазрения совести, но сердце у тебя мягкое, интеллигентное, я бы сказал… Существо, ощущающее комплекс вины за содеянное, уже благородное существо!

И подарил этого замухрышку одной своей московской знакомой. Как-то он там теперь в Москве поживает? Вырос небось засранец…


Вот почему я показал Бродяге на забившегося в угол клетки насмерть перепуганного Котенка и решительно заявил:

– Но этого пацана мы все-таки вытащим! Сколько у нас времени?

– До сигнала или до приезда? – деловито спросил Бродяга.

– До сигнала.

– Около пяти минут.

– Порядок. Подгони пацана поближе к дверце клетки, а я пока дотрахаю эту рыжую падлу! Не пропадать же добру…

Я прыгнул сзади на верещавшую рыжую Кошку, жестко прихватил ее зубами за загривок, примял к полу клетки задними лапами, и на глазах полутора десятков уже обреченных Котов и Кошек и нескольких Собачек, я стал драть ее как сидорову козу!

Нежности, обычно сопровождающей этот акт, не было и в помине. Ненависть к этой «подсадной утке», к этой предательнице вдруг сублимировалась в такое жестокое и могучее желание, что я готов был проткнуть ее насквозь и разорвать на куски. Я знал, что причиняю ей сильную боль своими зубами и когтями задних лап, но это знание еще больше усиливало мое наслаждение – и на миг у меня в мозгу промелькнуло, что подобного со мной никогда не бывало! Уж не сбрендил ли я на секспочве?!

Теперь рыжая не орала, а только хрипела, прижатая к полу. На долю секунды я вдруг увидел ухмыляющегося Бродягу, потрясенную Старуху-Кошку, насмерть перепуганного Котенка, с отвалившейся от удивления челюстью и…

…в момент пика моих трудов, в пароксизме страсти, я еще сильней сжал зубы у нее на затылке и услышал, как она тихонько взвизгнула подо мной…

Когда же я кончил и, как ни в чем не бывало, слез с нее – она так и не смогла встать на лапы. Со всклокоченной шерстью, с безумными глазами, негромко постанывая, она, словно раздавленная, поползла на брюхе в угол клетки. На мгновение сердце мое кувыркнулось от жалости, но я тут же вспомнил про пятнадцать замученных Котов, погибших из-за нее в лаборатории института, и моя слабость уступила место гадливому презрению. Я должен был быть у нее шестнадцатым…

Неожиданно мы почувствовали, что наш автомобиль стал притормаживать.

Я тут же подскочил к дверце клетки и вопросительно посмотрел на Бродягу. Неужели мы уже подъехали к институту, к этому Кошачьему лобному месту?! Неужто Бродягу так подвела знаменитая наша интуиция? А может быть, от постоянного многолетнего недоедания он утратил ощущение Времени, Предвидения, и все те качества, которые ставят нас в недосягаемое интеллектуальное превосходство над всеми остальными живыми существами?!

Бродяга и сам недоумевал.

Автомобиль еще катился по инерции, когда раздался негромкий, исполненный злобой, голос Пилипенко:

– Вот ссссука!.. Чего этому-то козлу от нас надо?!

– Чего, чего!.. А то ты не знаешь – «чего»? – ответил Васька.

Но тут наш «москвич» окончательно остановился и кто-то сипло проговорил:

– Здравия желаю, граждане. Па-апрашу документики!

Я почувствовал новый букет запахов, ворвавшийся в наш тюремный мир: и запах устоявшегося, многодневного водочного перегара; и кислые запахи маленьких, но сильных аккумуляторов для переносных радиостанций; ни с чем не сравнимый запах оружия; пропотевшей кожаной амуниции; и слабенький запашок мятной жевательной резинки, наивно призванной заглушить все остальные запахи.

Нет, это не институт, слава богу!.. Это милиционер. Или бандит. Что, впрочем, с моей точки зрения, одно и то же – человек с оружием. У меня сразу отлегло от сердца – значит, время еще есть.

– Здравия желаем, товарищ начальник! Научно-исследовательский институт физиологии приветствует нашу доблестную милицию, – одновременно пропели Васька и Пилипенко такими сладкими, липкими голосами, как если бы вдруг заговорило растаявшее мороженое.

Я как-то жрал такое. Гадость – чудовищная, оторваться – невозможно! Та-ак… Значит, это все-таки милиционер. Тоже неплохо…

– Документы попрошу, – повторил милиционер.

– Пожалуйста… – голос Пилипенко совсем упал. – Какие проблемы-то?

– Счас посмотрим, – сказал милиционер. – Не будет проблем – создадим. Все в наших руках. Тэ-эк-с… Пилипенко Иван Афанасьевич?.. Вот и ладушки, Иван Афанасьевич, пришлите двадцатничек от греха подальше, и поезжайте с богом.

– Какой «двадцатничек»?.. – растерялся Пилипенко.

– Зелененький, – пояснил милиционер.

– За что-о-о?.. – простонал Пилипенко.

– Дымление двигателя, прогар глушителя, левый «стоп» не работает, коррозия по низу дверей и крыльев, машина грязная, номера ржавые, правое наружное зеркало отсутствует… Еще нужно?

– Нет… – выдохнул Пилипенко. – Может, рублями возьмете?

– Ты чего? Мне, при исполнении, взятку предлагаешь, что ли?

– А доллары – не взятка?! – слышно было, что Пилипенко разозлился.

– А доллары – это доллары.

– Товарищ начальник… – заныл Пилипенко. – Мы бедные научные сотрудники, мы сейчас работаем над одной диссертацией…

– Ты, «научный сотрудник»! Ты мне мозги не пудри и лапшу на уши не вешай, – тихо сказал милиционер. – Я вот сейчас открою двери твоего фургона, и вся твоя «диссертация» враз с мяуканьем и лаем по городу разбежится. А я тебя еще и прав лишу, и техпаспорт отберу, мудила. Черт с тобой, гони червонец и вали отсюда на хуй, «диссертант» ебаный…

– Нет вопросов! – бодро ответил Пилипенко, чем-то пошелестел и, наверное, отдал милиционеру десять долларов.

Милиционер удовлетворенно крякнул и интеллигентно сказал:

– Получите ваши документы и к следующему разу прошу привести ваше транспортное средство в порядок, товарищ водитель.

Тут Пилипенко ничего не ответил и мы снова поехали.

– Вот где надо сейчас работать, – завистливо вздохнул Васька. – А мы эту срань болотную сачком ловим…

– Погоди, погоди, Васька… – Пилипенко даже зубами скрипнул. – Будет и на нашей улице праздник. Сейчас время революционное! «Кто был ничем, тот станет всем…» Есть, есть у меня одна мыслишка!.. А уж тогда не на этом говне, а на белом «мерседесе» ездить будем!.. Этот же ментяра, который сейчас с нас ни за что ни про что десять долларов слупил, на мотоцикле, бля, с сиреной и мигалками, бля, впереди будет ехать и дорожку нам расчищать…

Бродяга услышал это и презрительно ухмыльнулся.

А я подумал – все может быть… Сейчас, как раз, время для таких, как Пилипенко. Наглых, напористых, неглупых, неотягощенных интеллектом, а поэтому и не стесняющих себя в выборе средств для достижения цели.

Мы много раз болтали об этом с Моим Шурой. Особенно, когда он где-то выпьет, придет домой и начнет передо мной извиняться, что, дескать, он мне даже приличной рыбы не может купить, что его доходов только на этот «хек мороженый» и хватает… Ну, и всякие такие дурацкие излияния.

А потом – несколько многословный, но уже почти трезвый анализ всего происходящего сегодня в нашей стране. И кто в это прекрасно вписывается, а кто – вроде нас с Шурой Плоткиным, – никак не может вписаться, да никогда и не впишется, хоть за бугор уезжай!..

Один раз, когда от него уж очень сильно пахло алкоголем (чего я, к слову сказать, не перевариваю!), он даже заплакал, когда мы снова заговорили об этом…

Помню, я так разнервничался! Мне его так стало жалко!.. И несмотря на то, что от него буквально разило водкой, я принес ему остатки моего сырого хека и лизнул его в щеку. А он еще сильнее заплакал, лег на пол, прижал меня к себе и заснул.

Он тогда так храпел!.. Как я вынес все это в течении нескольких часов – уму непостижимо!

Я только попытаюсь вылезти из-под его руки, как он приоткрывает глаза и в слезы: «Мартынчик… Родимый! Ты-то хоть не бросай меня…» Ну что? Мог я уйти?..

Под утро я все-таки сумел выползти из-под Шуры. Писать захотел – удержу нет!

Обычно, когда со мной такое происходит дома, а Шура еще спит, я поступаю очень просто: сажусь на Шурину подушку точненько перед его физиономией, и начинаю не мигая, неотрывно смотреть на его закрытые глаза. Не проходит и тридцати-сорока секунд, как Шура просыпается и говорит хриплым ото сна голосом:

– Что, обоссался, гипнотизер хренов?

Я молча спрыгиваю на пол и иду к дверям. Шлепая босыми ногами, Шура бредет за мной в чем мать родила, и выпускает меня на лестницу. Дальше дело техники. Я сбегаю на первый этаж и начинаю орать дурным голосом:

– А-а-аааа! А-а-аааа!

Обязательно кто-то из жильцов первого этажа выйдет, откроет мне дверь парадной, и со словами «А, это ты, Мартинчик?! Ну выходи, выходи…» выпустит меня на улицу.


Страницы книги >> 1 2 3 | Следующая
  • 3.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации