Текст книги "Кыся-2"

Оттрахал бы по быстрому парочку Кошек, и все было бы нормально. А то Крольчиху ему подавай! Растленный тип… Тьфу! Будто по морде надавали… Нет, честно, за шесть лет моей сознательной сексуально половой жизни, клянусь, такое – впервые!

Проклиная себя последними словами, я доплелся до гостиной и, раздавленный стыдом и униженностью, рухнул на свою подстилку…

С восьми утра начался дикий телефонный трезвон!

Первым позвонил полицейский овчар Рэкс – тот, который сначала нахамил мне на автобане, а потом, после тех жутких разборок со стрельбой и трупами, так искренне извинялся передо мной, да еще и облаял одного из врачей, пытавшегося наорать на меня.

То есть, естественно, позвонил не сам Рэкс, а его Хозяин – полицейский водитель Рэкса. Тот, пожилой – он еще упросил тогда врачей не отгонять меня от бесчувственного Водилы, за что я и ему, и Рэксу по сей день благодарен.

Правда, я печенками чувствовал, что этот звонок – дело лап Рэкса! Это явно он настоял на том, чтобы позвонить по телефону, объявленному на телепрограмме «Байерн-Бильд». И это тоже прекрасно! Значит, наконец-то у них с тем пожилым полицаем образовался Контакт по доктору Шелдрейсу…

Не скрою, полицейский звонок сильно напугал Эриха и Руджеро. Разговаривая с полицией, они все время передавали трубку друг другу и говорили такими медовыми интонациями, что каждый звук их голоса хотелось запить холодной водой.

В своей бурной деятельности они не слишком тщательно соблюдали кое-какие положения германского законодательства, а посему у них были все основания опасаться звонков из полиции.

Но Хозяин Рэкса почувствовал явный перепуг, идущий с нашего конца провода, и поспешил заверить «уважаемых герров», что его звонок совершенно частный, что он просто был когда-то знаком с этим Котом. Правда, он не знал, что этот Кот, ко всем его достоинствам, еще и Дикий, и Таежный, и Сибирский! Он знал, что это Кот одного покойного русского гангстера, который восстал против своей же русской наркомафии и погиб, уничтожая одного из самых страшных наемных убийц в Европе. И вообще, когда было бы удобно навестить этого замечательного Кота? Его песик Рэкс – тоже сотрудник полиции – вместе с ним смотрел телевизор и также очень хотел бы повидать этого Кота.

Эрих и Руджеро еще больше перепугались, но марципаново-пряничными голосами заверили герра полицейского и его сотрудника Рэкса, что они могут приехать в любое удобное для них время. Адрес…

– Адрес не нужен, спасибо, – любезно прервал их пожилой полицейский. – Ваш адрес у нас уже есть.

Руджеро и Эрих тут окончательно перетрусили и пугливо разглядывали меня, пока мы с Хельгой готовились к приему посетителей и потенциальных покупателей.

Начала Хельга с того, что выкупала меня в теплой душистой воде с каким-то роскошным особо-Кошачьим противоблошным шампунем, протерла меня огромным махровым полотенцем и высушила электрическим феном с поразительно теплой и ласковой струей воздуха. Я под этим феном разомлел и стал даже подремывать. Но тут Хельга взялась меня расчесывать пятью типами разных щеток и гребешков. Для лап – один тип, для живота – другой, для спины – третий… Короче, как говорил Водила, красиво жить не запретишь!..

Она даже хотела чуточку подстричь мне когти специальной для этого машинкой. Оказывается, в Германии это входит в обязательный перечень условий по уходу за Котами и Кошками!

Но уж тут я воспротивился самым решительным образом. Я дал понять Хельге, что мои когти – не для красоты, а для устрашения и боя! Иногда не на жизнь, а на смерть. И поэтому позвольте мне иметь те когти, которые я считаю для себя необходимыми…

И Хельга меня отлично поняла.

Только мы закончили туалет, раздался звонок из вертолетной службы «скорой помощи». Вообще то здесь эта служба называется совсем иначе, но суть – та же. Звонили «оранжевые» ребята доктора, с которыми я тогда летел на вертолете с автобана в больницу. Они тоже узнали меня по вчерашней телевизионной передаче, а один из них, живущий в Харлахинге, притащил на службу даже листовку с моей фотомордой.

Они долго спорили, тот это Кот или не тот, и решили позвонить. Дело в том, что если это тот Кот, который был у них в спасательном вертолете после катастрофы на автобане, то тогда именно этот Кот обладает мощной и пока неразгаданной способностью помогать существовать на этом свете любому живому существу, к которому Он хорошо относится. Проверить это можно простейшим способом: если у кого-нибудь из членов семьи нынешних владельцев этого Кота резко повышенное или так же резко пониженное кровяное артериальное давление, нужно положить на этого Кота руку, и давление, каким бы оно ни было, стабилизируется.

– Пожалуйста, проверьте это, не кладя трубку телефона и не занимая линию. Мы подождем, – сказали оранжевые доктора.

Руджеро тут же измерил давление у Хельги, сильно взволнованной всеми этими звонками, и получил неутешительный результат – сто шестьдесят пять на сто пять! О чем и сообщил докторам по телефону.

– Сколько лет вашей жене?

– Тридцать три, – ответил Руджеро.

– Очень хорошо! Пусть положит левую руку на этого Кота. Манжету тонометра с руки не снимайте! Да! Самое главное!.. Кот к ней хорошо относится?

– Настолько, что я даже начинаю ревновать! – рассмеялся Руджеро.

Доктора тоже посмеялись и сказали:

– Прекрасно! Тогда – руку на Кота…

Хельга положила на меня свою теплую руку и осторожно спросила:

– Ты действительно ко мне хорошо относишься?

И я, дурак, чуть не ответил «Да…». Но вовремя сдержался. И просто МЫСЛЕННО пожелал ей спокойствия и, пока не поздно, ребенка.

– Сколько секунд рука вашей жены лежит на спине Кота? – спросили оранжевые вертолетчики.

– Секунд пять – семь…

– Измеряйте!

Руджеро накачал воздух в манжетку, отвернул какой-то винтик, посмотрел на круглый прибор со стрелкой и завопил:

– Сто двадцать пять на восемьдесят!!!

Я мгновенно подскочил к Эриху и, делая вид, что трусь о его ногу, неслышно сказал ему:

– Пусть Руджеро спросит: не бывают ли у них командировки в Россию? Конкретно – в Санкт-Петербург…

Эрих тут же повторил мой вопрос Руджеро. Тот задал его докторам. Доктора посовещались и ответили:

– Нет, это исключено.

– Тогда пошли их подальше! – посоветовал я Эриху, а тот не замедлил передать это Руджеро.

Но Руджеро Манфреди вежливо распрощался с врачами, обещая обсудить их предложение на семейном совете.

Не успел он положить телефонную трубку, как раздался звонок из Генерального консульства России в Мюнхене.

Я чуть было не сказал: «звонила Нюся…» Нет, конечно!

Звонил наш русский вице-консул – Хозяин той самой московско дипломатической Кошки Нюси.

Точно так же, как в случае со звонком из полиции, я понял, что без участия Нюси этот телефонный разговор никогда бы не состоялся. Неужто и Нюся сумела преодолеть барьер, разделяющий наши Миры?! Тогда остается только воскликнуть: «Люди и Животные всех стран, соединяйтесь!»

Значит, все, что я пытался втолковать Нюське о Телепатических Контактах между Людьми и Животными, легло на благодатную почву. Слава богу! Хотя особенно тут удивляться нечему. Кошки всегда были умнее Котов (в общей своей массе…), они тоньше чувствовали, легче и артистичнее лгали и были всегда более восприимчивы к связям Животное – Человек – Животное.

Не мудрено, что Нюся – умница, хитрюга и прохиндейка – все-таки сумела наладить прочную Телепатическую связь со своим Хозяином – вице-консулом Генерального консульства России. Результатом чего и явился его звонок к нам в Оттобрунн!

Как только я услышал, КТО к нам звонит, так сразу же взял этот разговор в свои лапы. В то же время меня не покидало ощущение, что вице-консул тоже разговаривает не слишком самостоятельно. Не с голоса своей Кошки Нюси, но, во всяком случае, под очень сильным Нюськиным влиянием.

Понял я это потому, что на мой вопрос, заданный Эрихом вице-консулу, не смог бы Российский консулат взять на себя заботу и материальную ответственность по отправке этого уникального русского Кота, гражданина России, по месту его постоянного проживания в Санкт-Петербурге, Нюськин вице-консул ответил с откровенностью, совершенно несвойственной дипломатам любых стран:

– О чем вы говорите, герр Шрёдер!.. Откуда у нас деньги на перевозки Котов?! У нас, русских дипломатов, даже медицинских страховок нет! Случись что-нибудь со мной, с женой, не дай бог, с детьми, – мы же сдохнем или по миру пойдем! У нас же месячная заработная плата здесь – самая низкая среди всех дипломатических представительств других государств.

Тут я впрямую услышал чисто Нюсины интонации.

– Наше Министерство иностранных дел удавится, если мы попробуем отправить этого Кота за наш счет! Да и нас отсюда попрут вслед за этим Котом как миленьких!..

– Но этот Кот – подданный России! – демагогически воскликнул я голосом Эриха, а Эрих уже от себя добавил: – В конце концов, господин вице-консул, такой Кот – достояние государства!

На что вице-консул горько сказал – то ли с подачи Нюси, то ли сам по себе:

– Сегодня, уважаемый герр Шрёдер, в России так все неясно и смутно, что думать о своих подданных, живущих за рубежом, просто ни у кого нет ни сил, ни желания…

– Жаль, – жестко сказал Эрих Готфрид Шрёдер без малейшего моего участия. – И вас жаль, и ваших подданных…

– Погодите, погодите!.. – разволновалась Нюся голосом русского вице-консула. – А если мы сделаем так? Вы отдаете мне этого Кота за какую-то небольшую разумную сумму, он переезжает к нам в дом – у нас вполне приличная двухкомнатная квартирка в Нимфенбурге. Нас в ней всего четверо – жена, я и двое детишек… Ну, еще кошечка Нюся. Надеюсь, они подружатся… А когда подойдет срок нашего возврата в Москву, мы его, конечно, заберем с собой. А там я через кого-нибудь из друзей отправлю его в Петербург, по тому адресу, который вы назовете… Идет?

– А когда кончается срок вашего пребывания в Германии? – самостоятельно спросил Эрих.

– Скоро, – с грустью и тоже без Нюсиной подсказки проговорил вице-консул. – Через год и три месяца.

– К сожалению, я вынужден вам отказать, – опять-таки сам сказал Эрих. – Нашему Коту нужно попасть в Петербург в ближайшее время. Наш Кот столько ждать не может.

Так заканчивать разговор с Нюсей и ее вице-консулом было бы свинством. И я, устами Эриха Шрёдера, добавил:

– Но если этот Кот у нас еще немного задержится, то милости просим к нам в гости с детьми и вашей Кошечкой Нюсей. Запишите, пожалуйста, адрес…

И Эрих продиктовал наш адрес русскому вице-консулу и его Нюсе.

Когда Эрих положил телефонную трубку, Хельга соскользнула с дивана на ковер, улеглась на живот, взяла меня за передние лапы, притянула к себе и звонко поцеловала в нос. И заявила:

– Если следующий звонок последует от английской королевы Елизаветы или, на худой конец, от принца Чарльза и к телефону попросят нашего Котика, я уже ничему не удивлюсь!..

Я был бы совсем не против, чтобы Хельга поцеловала меня еще раз – тут я очень хорошо понимаю Руджеро Манфреди, но в это мгновение я вдруг почувствовал, как к дому на автомобиле подъезжает Таня Кох!

Не УСЛЫШАЛ, а именно ПОЧУВСТВОВАЛ. Как в Петербурге, лежа в кресле, я чувствовал, когда Шура входит в лифт, когда нажимает кнопку нашего этажа, когда роется в карманах в поисках ключей от квартиры…

Это то, о чем я уже как-то говорил – НЕОБЪЯСНИМОЕ, присущее только нам, Котам. ОНО в нас совершенствуется и обостряется под воздействием взаимной ЛЮБВИ.

Я вырвался от Хельги и помчался в сад к калитке.

Сел у калитки, сижу. Жду. Слышу – подкатывает автомобиль. Ни хрена не видно. Калитка – одно название. На самом деле – глухая высокая дверь с улицы в сад. Чтобы никто не любопытствовал.

Остановилась машина, слышу – открылись двери и…

Сразу же Танин запах! У меня вдруг дыхание перехватило, сердце как застучит!..

Тут, слышу, мужской голос по-немецки спрашивает:

– Вы не перепутали адрес, Таня?

– Нет, нет, что вы! – отвечает Таня и, наверное, нажимает на кнопку звонка, потому что в доме заблямкали колокольчики. Это у Шрёдеров такой звонок пижонский.

Вижу, Эрих идет открывать калитку. А я сижу и думаю: «Откуда я знаю этот мужской голос?..»

Калитка распахивается, и здрасьте пожалуйста, как говорил Водила, стоят «ягуар» профессора фон Дейна, сам Профессор и Таня Кох.

– Герр Шрёдер? – спрашивает Таня у Эриха, не замечая меня.

– Фрау Кох? – улыбается Эрих.

– Да. – Таня нервно крутит головой, смотрит через плечо Эриха, сразу же хочет отыскать меня взглядом.

Потом спохватывается и представляет Эриху профессора:

– Мой шеф, профессор фон Дейн.

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, – говорит Эрих и пропускает Таню и профессора вперед, закрывая за ними дверь.

А Таня все ищет и ищет меня глазами. Вот тут-то я и совершаю свой коронный номер! С места, со всех четырех моих лап, я взвиваюсь вверх, выше Таниной головы, и сверху, будто с неба, с облака, мягко опускаюсь к ней на плечо!

«Мягко опускаюсь» – это мягко сказано… Весу во мне все-таки – о-го-го, и поэтому Таня от неожиданности оступается и вынуждена ухватиться одной рукой за профессора фон Дейна, а другой – за Эриха.

А на меня неожиданно накатывает такая волна нежности, что я, не помня себя от радости, начинаю тереться мордой о Танину щеку, шею нос и урчу, урчу, урчу до хрипоты, до стона!..

И Таня, дурочка, плачет чуть не в голос, путает русские слова с немецкими, обнимает меня, гладит, зарывается лицом в мою шерсть и все что-то шепчет мне и шепчет на двух языках…

Спустя некоторое время, когда страсти улеглись, когда все волнения были отодвинуты в сторону…

Секунду! Я должен кое-что пояснить. Когда я говорю, что «волнения были отодвинуты в сторону…», это совершенно не значит, что они исчезли насовсем. Волновались все без исключения.

Таня оттого, что, наконец-то встретив меня, была напрочь лишена возможности купить «Дикого, Таежного, Русского, Сторожевого»… Как там еще? Забыл… Короче, «Кота…». Я строго-настрого запретил ей это делать! Я повторил ей то, что уже однажды сказал, уходя от нее: «Ты приехала сюда, чтобы остаться здесь, я – для того, чтобы уехать!» И добавил: «Да и не с твоими деньгами лезть в подобную авантюру. Лучше попытайся сейчас помочь мне с Клиентом. Мои условия ты знаешь лучше всех – Петербург! Может быть, у твоего профессора есть кто-нибудь из постоянно путешествующих приятелей? Я смотрю, он к тебе очень даже неровно дышит…»

Хельга была тоже взволнована. Она явно приревновала меня к Тане, и все ее волнения были продиктованы именно этим состоянием. Из-за чего она почти не обращала внимания на своего Руджеро, который пытался строить свои итальянские глазки Тане Кох. Не потому, что Хельга этого не видела, а лишь оттого, что в это время Хельге гораздо важнее был я!.. Да простит меня Руджеро Манфреди.

Недоучившийся Зверячий доктор Эрих Готфрид Шрёдер был искренне взволнован присутствием в своем доме одного из известнейших светил германской медицины – знаменитого профессора Фолькмара фон Дейна, о котором Эрих был наслышан со студенческих времен…

Руджеро Манфреди раздирал целый комплекс совершенно разных волнений. Он, несомненно, ощущал некую таинственную связь между мной и Таней, а также между Эрихом и мной и никак не мог понять, в чем она заключена!.. Кроме всего, он волновался, не видит ли Хельга того, что ему очень понравилась фрау Кох? На профессора фон Дейна ему было бы совсем наплевать, он о нем и слыхом не слыхивал, если бы Руджеро не видел, что статный, спортивный, судя по «ягуару», наверняка состоятельный профессор оказывает Тане Кох знаки внимания, далеко выходящие за пределы рядовых отношений шефа и подчиненного.

Но в основном Руджеро волновался из-за неясности, которая заслоняла от него все, – просить за меня пять тысяч марок или семь? И если семь, то до какого предела снижать цену при возможной торговле, чтобы не прогадать самому и не потерять покупателя?

Профессор фон Дейн был одновременно и счастлив, и взволнован. Взволнован нескромными волоокими взглядами этого смазливого и потертого итальянца на Таню и счастлив тем, что Таня не обращала на эти взгляды ни малейшего внимания! А еще он волновался – согласится ли наконец Таня Кох сегодня поужинать с ним в одном очаровательном испанском ресторанчике в Швабинге? Она уже столько раз отказывалась от подобных предложений без каких-либо видимых причин…

Я тоже был взволнован. Так же, как Руджеро, совершенно различными обстоятельствами.

От того, что снова вижу Таню…

От того, что в случае моей покупки кем-нибудь и последующего естественного переезда черт знает куда из моей жизни уйдут и Хельга, и Эрих, и Руджеро, к которым я ничего, кроме благодарности и дружбы, не испытывал.

А это очень-очень важно в наше сегодняшнее жестокое время – время «Пилипенков и Васек» разных мастей и сословий нашего российского розлива…

Да и Германия – самая сытая, сама богатенькая, как говорил Водила, – только из-за бугра раем кажется. То и дело, особенно в бывшей «демократической», вспыхивает погромная ненависть к «посторонним», «не немцам», и это каждый раз честно показывают по телевизору. И я – посторонний Германии Кот, случайно оказавшийся здесь, – вижу на экране полыхающие общежития иностранцев, убежавших сюда, в Германию, в поисках спасения от своих домашних пилипенков, вижу обгоревшие трупы детей и женщин…

Вот почему я так благодарен этому дому в Оттобрунне.

А еще я был взволнован тем, что не знал, как относиться к тому, что профессор фон Дейн, вне всякого сомнения, со страшной, прекрасной и запоздалой силой влюбленности ну просто в открытую клеит нашу фрау Таню Кох!

Как вы понимаете, в этой ситуации меня волновала только судьба Тани…

…Так вот, когда я говорил «волнения были отодвинуты в сторону…», я имел в виду то, что они в каждом из нас остались, просто разговор принял общее деловое направление.

Мы сидели в гостиной, обставленной стандартным немецким способом: низкий стол с кафельной столешницей, с одной стороны стола – диван на троих, с другой – диванчик для двух человек, а с третьей стороны – кресло. Все в одном цвете, в одном стиле.

С четвертой стороны обычно ни черта не ставят. Чтобы не заслонять ничем и никем стоящий в дальнем углу гостиной телевизор.

Почему я упомянул о немецком стандарте? Хельга регулярно получает на халяву каталоги торговых домов «Отто», «Неккерманн», «Квелле», «Бадер», рассчитанные, прямо скажем, на небогатых людей. А в этих каталогах все! И шмотки, и игрушки, и причиндалы для Котов и Кошек, о которых я даже никогда не слышал, и люстры, и мебель.

Когда почтальон приносит новый каталог, мы с Хельгой садимся и внимательно его разглядываем. Так вот, наша мебель в нашей гостиной стоит именно так, как она стоит во всех каталогах без исключения…

Таня, Хельга и я сидели на большом диване. Таня слева, я в середине, Хельга справа от меня.

Напротив нас, на двухместном диванчике, словно школьники за партой, уместились Эрих и Руджеро.

В кресло во главе стола был, конечно же, усажен профессор фон Дейн.

На столике были кофе и фантастической, невиданной (мной) красоты пирожные, которые мы с Хельгой купили в соседнем «ПЛЮСе». Это был мой первый и единственный «выход в свет» из нашего дома.

«ПЛЮС» оказался недорогим продуктовым магазинчиком. Название его состояло из первых букв четырех слов. Вроде «СССР». Или «КПСС». Или «ЛДПР». Хельга расшифровала мне этот «ПЛЮС», и получилось «Прима Лебен унд Шпарен». Что в переводе на русский означает – «Прекрасно жить и экономить».

Я сразу же представил себе реакцию Шуры Плоткина на это названьице. Шура наверняка сказал бы: «Мать-перемать, так и разэтак! Как можно „ЭКОНОМЯ – ПРЕКРАСНО ЖИТЬ“?! Что за херня собачья!»

Тем не менее пирожные были превосходные. Нежирные, в меру сладкие, с минимумом теста и очень красиво придуманные. Нет, что ни говори, а пирожные – одна из многих сильных сторон Германии!

Итак – Таня, как покупатель, отпала сразу же. Я еще заранее по-тихому объяснил Эриху – почему, а он уже в своей интерпретации постарался втолковать это Хельге и Руджеро.

Оставался профессор фон Дейн. Сочтя его основным возможным покупателем, Эрих и Руджеро, перечислив все мои достоинства, наперебой стали рассказывать ему о телефонных звонках из полиции, из вертолетной службы «скорой помощи», из российского консульства. Дескать, чуть ли не весь Мюнхен хочет иметь этого Кота!.. Но у Кота, видите ли, герр профессор, ностальгия по родине, и если бы будущий владелец этого уникального животного просто так, путешествуя по миру, смог бы свозить Кота хоть на недельку в Петербург, то в лице этого Кота он приобрел бы такого верного друга и защитника, что под опекой этого Дикого, Русского, Таежного и так далее Кота владелец мог бы дожить до глубокой и счастливой старости!..

Для ироничной Хельги, интеллигентной Тани и, несомненно, умного и честного профессора (я же отлично помню его разговор с усатым толстяком на автомобильной стоянке у больницы, когда решалась судьба моего Водилы!..) – все эти Эрихо-Руджерские рекламные заклинания и завлекухи песнопения звучали наивно и уж очень отдавали провинциальным базаром!

Таня и Хельга впервые сочувственно и понимающе переглянулись надо мной, и Хельга начала было демонстративно подкашливать, выразительно глядя на брата Эриха и друга Руджеро, давая понять им, чтобы они заткнулись. Но профессор сам мягко прервал этот предпродажный дуэт.

– Дорогие друзья, – негромко сказал он, – я чуточку знаком с этим Котом. Несколько раз я видел его у нашей клиники и знал, чей это Кот. Многое о нем мне уже рассказала фрау Кох… – И профессор нежно и благодарно погладил Танину руку. – К моему искреннему огорчению, я не могу приобрести этого действительно замечательного Кота. В своем доме я живу совершенно один. Фрау Шмидт – моя экономка – приезжает ко мне ежедневно на два-три часа, привозит продукты, что-то готовит, что-то убирает. За те двадцать лет, которые она у меня работает, я видел ее считанные разы. С восьми утра и минимум до восьми вечера – я в клинике. И это может подтвердить мой ассистент – фрау Кох…

Батюшки!!! Я чуть не свалился с дивана… Таня уже ассистент профессора?! Вот это да!..

Я ткнулся носом в ее локоть и мысленно спросил: «Они наконец признали твой диплом?!» Она мне тут же так же ответила: «Молитвами фон Дейна. Но если бы ты знал, сколько крови это стоило!..»

– Почти ежедневно я оперирую, стоя у операционного стола по нескольку часов без секундного перерыва. Нейрохирургия… – продолжал профессор и повернулся к Эриху: – Вам, коллега, это должно быть хорошо известно.

Эрих покраснел и польщенно мелко-мелко закивал головой – дескать, как же, как же!..

– Я почти не бываю дома, – добавил профессор и вдруг неожиданно рассмеялся: – Может быть, поэтому десять лет тому назад моя жена затосковала, забрала нашего сына и уехала с ним в Калифорнию, к человеку, у которого оказалось гораздо больше свободного времени. А теперь представьте себе, я приобретаю живое существо, рассчитывая на его дружбу, и не могу с ним общаться! Что происходит с этим мудрым и прекрасным Котом? Он впадает в черную меланхолию и укатывает куда-нибудь в Австралию, предположим… Но я его очень хорошо понимаю. На его месте я бы сделал то же самое. Могу я попросить еще чашечку кофе?

Короче говоря, богатый, респектабельный и известный профессор тепло, мило и элегантно объяснил, почему не собирается меня покупать. Роскошная фальшивка с именами короля Карла Двенадцатого и царя Петра Первого, якобы являющихся крестными отцами всего «моего» рода, тоже не произвела должного впечатления.

Но в то же время я неотрывно и внимательно следил за профессором фон Дейном и ЧУВСТВОВАЛ, что это еще далеко не конец разговора!..

Почти три месяца тому назад профессор Фолькмар фон Дейн проиграл каким-то смутным силам России ЗДОРОВЬЕ, а может быть, и ЖИЗНЬ СВОЕГО ПАЦИЕНТА – моего Водилы.

Кто-то там, в Петербурге или Москве, по неясным, но дурно пахнущим причинам не дал профессору фон Дейну прооперировать Водилу и постараться целиком вернуть его к СОЗНАТЕЛЬНОЙ жизни. Кто-то посчитал это для себя опасным…

Профессор же, как и любой хороший и удачливый целитель, окруженный аурой внимательного почтения и венками легенд, причисляющих его чуть ли не к лику святых, был натурой безусловно артистичной. Причем несомненно талантливо артистичной! И второй раз уйти со сцены под звук собственных шагов он не имел права…

Ни Хельга, ни Руджеро с Эрихом, ни даже я, вокруг которого вертелась вся эта свистопляска, для него сейчас не имели ни малейшего значения.

В «зрительном зале» Фолькмара фон Дейна сидел один единственный зритель – Таня Кох. И для нее он был готов сделать все что угодно!

После того как Хельга налила в чашку фон Дейна еще кофе, тот откинулся в кресла и, задумчиво помешивая ложечкой сахар в чашке, негромко соврал:

– Вот что пришло мне сейчас в голову…

То, что это (?) пришло ему в голову гораздо раньше – я хвост кладу на плаху!..

– Неподалеку от моего дома, на самой окраине Грюнвальда, – продолжал профессор, и я увидел, как вытянулись рожи у Эриха и Руджеро, а Хельга иронически подняла брови. Грюнвальд – самый что ни есть миллионерский район Мюнхена! – живет один мой старинный приятель и в некотором роде пациент… Несмотря на ощутимую разницу в возрасте – он старше меня лет на двадцать, – нам никогда не бывает скучно друг с другом. В те редкие часы, когда я бываю свободен. Он-то свободен круглосуточно. Он человек одинокий, с очень серьезными средствами, и может содержать целый штат прислуги – и шофера, и садовника, и кухарку, и еще кого-то… Друзей у него, кроме меня, практически нет. Он человек резкий, эксцентричный, высоко и разносторонне образованный, и общение с ним, прямо скажем, несколько затруднительно для посторонних. Так как у него уже многолетние и, с моей точки зрения, почти непоправимые возрастные проблемы со здоровьем – без угрозы жизни, но достаточно неприятные, – то у меня с ним отношения налажены. Хотя его проблемы не совсем в моей компетенции… Так вот, он с наслаждением мотается по всему свету, а совсем недавно говорил мне, что безумно хочет посетить Россию в период стыка времен распада и возрождения!.. Я знаю, что он не переваривает собак. А вот как он относится к Котам, я не имею понятия. Может быть, попробуем ему позвонить?

Наш диван (Таня, Хельга и я), в отличие от двухместного диванчика с Эрихом и Руджеро, прекрасно понял, что это был монолог только для одного зрителя – для фрау Тани Кох.

Эрих и Руджеро выслушали весь монолог профессора с трепетным волнением, приняли все за звонкую монету, в масштабе один к одному, и были совершенно очарованы готовностью профессора «помочь немецко итальянской фирме Шрёдер и Манфреди в ее коммерческих проблемах».

– Я могу воспользоваться вашим телефоном? – спросил профессор.

Эрих и Руджеро в четыре руки молниеносно подали профессору телефон и снова замерли на своем двухместном диванчике.

– Этот телефон рассчитан на «громкую связь»? – спросил фон Дейн, разглядывая аппарат.

– Да, герр профессор. Нужно нажать вот здесь… – И Эрих показал на корпусе аппарата нужную кнопку.

– Я не хочу делать секрета из разговора с моим приятелем. Еще меньше мне хотелось бы потом вспоминать, что он мне ответил, и пересказывать вам это своими словами, – продолжая спектакль, сказал профессор. – Поэтому я сейчас нажму кнопочку, и вы будете все сами слышать. Все, что ответит мой старый друг на наше предложение…

Мы все замерли. В том числе и я. Согласитесь, что оставаться в позе стороннего, ироничного и бесстрастного наблюдателя в то время, когда решается твоя судьба, сложно до чертиков!

Профессор набрал номер телефона и нажал ту специальную кнопочку. Секунда, другая, третья, и наша гостиная огласилась длинными гудками, которые обычно слышит лишь тот, кто прижимает трубку к уху. Вот что такое, оказывается, «громкая связь»!..

Затем последовал щелчок, и негромкий, хрипловатый голос на весь наш дом произнес:

– Фон Тифенбах!

Профессор оглядел всех нас победным взглядом, будто его соединили с самим Господом Богом, а я вдруг заметил, что не только у Эриха и Руджеро, но и у мудрой и насмешливой Хельги округлились глаза и вытянулась физиономия.

– Здравствуйте, Фридрих, – сказал профессор. – Это фон Дейн.

– Фолькмар! Рад, что вы мне позвонили! – рассмеялся хрипловатый голос в нашей гостиной. – Приезжайте ко мне.

– Что случилось?! – не на шутку испугался профессор. – Вам плохо?

– Нет, пока мне как раз хорошо. Но чтобы было еще лучше – я выписал через фирму Терезы Орловских двух молоденьких филиппинок, которые, говорят, делают чудеса!

– Фридрих, простите меня, но я оперирующий хирург и не верю ни в какие филиппинские чудеса, – очень серьезно сказал фон Дейн. – Ради бога, не доверяйтесь этим филиппинкам! И вообще, что это за лечебная фирма?! Как вы сказали – Тереза?.. А дальше?

– Вы святой человек, Фолькмар. Тереза Орловских – глава самой крупной в Европе фирмы по производству порнографических фильмов, эротических журналов и аксессории! И эти филиппинки – не хирурги, а, судя по цене, какие-то фантастические проститутки, которые из любого старого, дряблого члена, способного лишь на слабенькое мочеиспускание, делают Вандомскую колонну!..

Таня рассмеялась, Хельга растерянно посмотрела по сторонам, Руджеро оживился, а Эрих помрачнел.

Фон Дейн испуганно глянул на Таню и Хельгу и поспешил изменить русло беседы:

– Секунду, Фридрих… Дело в том, что я сейчас не один и не из дома. И звоню по совершенно иному, не менее забавному поводу. Как вы относитесь к Котам?

– Отвратительно! – заорал этот Фридрих на весь наш бедный дом, так ждущий замены отопительной системы в подвале и черепицы на крыше. – Вторые сутки все кому не лень пытаются мне сообщить про какого-то русского невиданного кота! Кухарка видела его в одной из программ нашего кретинского телевидения, мой шофер читал объявление о его продаже в этом желтом листке – «Абендцайтунге», а какой-то идиот наплевал на приклеенное к почтовому ящику запрещение опускать туда какую-нибудь рекламу и все-таки запихнул мне листовку с изображением этого омерзительного чудовища!..

Я знал, что, прямо скажем, не блещу красотой. Если я внешне и отличаюсь от остальных Котов, то только шрамом через всю морду, рваным ухом, ростом и весом. Я имею в виду чисто внешние данные. На фотографиях, сделанных старым жуликом, я выгляжу не бог весть как. Типографии только ухудшили фотографии. На этот счет у меня не было никаких заблуждений. Внешняя привлекательность – не будем кривить душой – не самая сильная моя сторона…

Но слышать о себе «ОМЕРЗИТЕЛЬНОЕ ЧУДОВИЩЕ» из уст Человека, никогда не встречавшегося со мной, никогда не видевшего меня воочию, – было ужасно обидно и неприятно!