Текст книги "Дочь самурая. Ветер судьбы"

Это был классический стол больших дворянских помещичьих усадеб, за которым хлебосольные хозяева всегда могли усадить даже случайно явившихся, сверх приглашенных, «лишних» гостей. Стол – исполин – широкий, в полтора метра, и длинный – метров на пять, с толстыми, массивными круглыми резными ножками-тумбами примерно по сорок сантиметров в диаметре. Ножек этих было у него восемь. За таким столом свободно помещалась дюжина человек. Торцы стола были обращены соответственно к широким двустворчатым дверям и к еще более широкому, почти во всю стену, окну. Зал был светлый, радостный, всегда наполненный солнцем и во время ранних завтраков и в обеденное время, так как окно выходило на юго-восток. Прислуга принесла суп в больших фарфоровых супницах с половниками, а второе – в глубоких, закрытых блюдах, и удалилась.

– Разливать суп, брать закуски, второе и гарнир мы будем сами, по-домашнему, – Хикэри решила дать Юкки пояснения, – кто сколько хочет и что хочет. Так что не стесняйся. Спиртного Хикэри заказала немного – дамам по бутылке вина, а для Ёкоты коньяк.

Действительно минеральная вода – боржоми и нарзан, спиртные напитки – шустовский коньяк и каппадокийское вино стояло в середине и на обоих концах стола в запечатанных бутылках.

На столе уже заблаговременно были выставлены столовые приборы, хлеб, пряности, овощи и грибы. Первые обеденные блюда в больших судках располагались несколько в стороне на другом столе. Там же стояли стопки чистых тарелок.

Хикэри подошла к судкам, приподняла крышку и, заглядывая туда, вслух для Юкки прокомментировала:

– Ага, суп из египетской чечевицы. Юкки – тебе я думаю он понравится… А тут суп из помидоров. Налью я себе томатного, – Хикэри налила в чашку супа, а затем отнесла ее к столу. Юкки налила себе супа из чечевицы.

– В эти супы пюре удобно добавлять острую специю, называемую по левантийски pul biber – хлопья из сушеного красного перца. Приправа на столе.

– Спасибо, сестра, – Юкки с интересом разглядывала вторые блюда.

– Обрати внимание на Императорский шашлык.

– Я ела шашлык… – произнесла Юкки с напускной важностью. В русском ресторане в Йокосуке…

– Такого – точно не едала! Его приготовление – особая процедура! Ведь это особенный шашлык. Для начала требовалось зарезать ягненка, причем двухнедельного возраста, который еще кроме материнского молока ничего не пробовал. При этом их берут только из определенных мест Грузии. Это подарки грузинских князей столу Императора Всероссийского. Разделывать ягненка требовалось в присутствии врача: малейший дефект на печенке или на легких, и он продукцию не пропускает. Ливер – печень, сердце – все это должно было быть как зеркало. Затем тушку помещали на сутки в холодильник. Только после этого полагалось приступать к приготовлению шашлыка. Меня отец учил, естественно мясо было не то, но вкус был… – Хикэри облизнулась. Так вот…Мясо нарезается кусочками, укладывается в стеклянную посуду, пересыпается мелко нарезанным луком. Затем заливается белым грузинским вином «Цоликаури». Его присылают вместе с ягнятами. Маринуется мясо где-то часа два. За полтора часа до приготовления выливается в посуду с шашлыком особый приготовленный по дворцовому рецепту кефир средней жирности. Этот кефир тогда отцу дарил повар дворца. За что не знаю. Дарил и ладно. Далее… На два килограмма мяса – литр кефира. За час до приготовления мясо немного подсаливается. Затем нанизывается готовое мясо на специальные мельхиоровые шампуры и жарится. Шашлык подается вместе с oban salatas – салатом из овощей с оливковым маслом и винным уксусом.

Еще можно взять на гарнир левантийский Pilav – по-нашему тяхан. Я попросила приготовить его по традиционному японскому рецепту с обжаркой в мясе.

– А рыбы нет? – Юкки была несколько разочарована.

– Нет, левантийцы рыбу не уважают, – Хикэри мельком подумала, что Юкки пожалуй заботится о фигуре, – рыба будет завтра я покажу тебе старый город и византийскую кухню. Вот там рыбы и морских обитателей…. А сегодня мясо. Мясо! Рекомендую шашлык. От ягнятины не толстеют. Или вот еще: Iskender-kebab – нарезанное мясо в томатном соусе или Adana-kebab – мелко рубленое мясо, жаренное на вертеле, с овощами-Domatesli-kebab – шашлык из помидоров с мясом или рatlicanli-kebab – жареные баклажаны. Можешь взять Kfte.

– Обычные мясные котлетки… – протянула Юкки и взяла… жареные баклажаны.

Ну точно фигуру бережет. Для НЕГО? Наглая!.. А собственно почему бы и нет… Мне не соперница, а лучше она чем эта Йоко – шустрая как ойран под клиентом.

Хикэри за раздумьями сама не заметила, как взяла аж три шампура шашлыка и горку салата.

Ёхоку взял два кебаба и с коньяком спокойно употреблял а девушки запили трапезу бутылочкой вкусного каппадокийского вина «Turasan».

…Когда слуги принесли сладкое Хикэри хватило только на мороженое и на то, чтобы дать рекомендации Юкки по выбору сладостей.

Юкки выбрала кинайф – тонкая лапша в сиропе зажаренная на сковородке с несоленым сыром. Сверху он был украшен вкусным мороженым.

Глядя на то, как Юки уплетает вкусняшку, Хикэри почувствовала угрызения совести.

Может действительно рыбу любит, а я сразу подозреваю…

⁂

Спустя час

Когда катер отошел от пристани дворца, Юкки обратила внимание, что над городом гордо возвышались три храма.

– Это храмы Святой Софии и Христа Торжествующего, они стоят рядом на одной площади и Храм Святого Духа. – Хикэри добровольно решила стать для Котенка экскурсоводом.

Катер дворца ошвартовался у пристани Валента с южной стороны Галатского моста.

Вместе с Хикэри и Юкки на прогулку отправились шесть» серебряных фрейлин», Ёкота и пара сопровождающих от дворца.

Хикэри сильно подозревала что это далеко не все сопровождающие, но вокруг особо вроде никого и не было.

Около пристани их уже ждал электробус.

Все погрузились в электробус и он покатил к площади Святой Софии.

– А ты до отъезда в Японию где тут жила? – Юкки с любопытством глазела в окно.

– Да тут и жила. Я еще с детства привыкла гулять в парке Серальо, что разбит на месте дворца Топкапы.

– А что с ним случилось?

– В 20-х годах Топкапы разобрали и на его месте сделали парк, восстановив до-османскую планировку старого города. Византий стал единственным в мире районом города который является крепостью и в котором обитает в основном знать империи. Мой отец служил в императорской гвардии, а все ее офицеры живут вблизи дворца.

У мамы, княгини Урусовой-Веймарн, был свой особняк в Константинополе, там сейчас родственники, а она оставила мне квартиру в районе Университета.

После 1920 года, думая как теперь наполнить полумертвый город жизнью, Георгий Великий стал поощрять строительство в Константинополе богачами и дворянством со всей Российской империи и стал раздавать землю под застройки, отменив все налоги на застройку. Практически никаких налогов на жилье в Константинополе до сих пор нет. Поэтому практически все высшие аристократические дома Альянса имеют в Константинополе свои особняки или квартиры.

– Красиво тут, – Юкки замечталась.

 
София – здесь остановиться
Судил Господь народам и царям!
Ведь купол твой, по слову очевидца,
Как на цепи, подвешен к небесам.
 
 
И всем векам – пример Юстиниана,
Когда похитить для чужих богов
Позволила Эфесская Диана
Сто семь зеленых мраморных столбов.
 
 
Но что же думал твой строитель щедрый,
Когда, душой и помыслом высок,
Расположил апсиды и экседры,
Им указав на запад и восток?
 
 
Прекрасен храм, купающийся в мире,
И сорок окон – света торжество;
На парусах, под куполом, четыре
Архангела прекраснее всего.
 
 
И мудрое сферическое зданье
Народы и века переживет,
И серафимов гулкое рыданье
Не покоробит темных позолот.
 

Собор Святой Софии снаружи выглядел скорее массивным, чем прекрасным.

Из электробуса Юкки, глядя на Храм Святой Софии, видела накрытую куполом массу, казалось что эта куча камней несет в себе нечто хаотическое, но ее ошеломила над входом в храм небесной красоты мозаика, на которой к ногам Богородицы с Младенцем император Юстиниан слагает Святую Софию, воскрешенную им после пожара, а император Константин – город Константинополь. Золотой символ, «два меча», которые избирает империя под покровом Богородицы, чтобы победить мир.

После этого она уже была готова к тому, что при входе внутрь эта куча плинфы и камня обернулась напоенным светом величественным храмом с мудро устроенным, но против ее ожиданий чуждым ей пространством.

Юкки пыталась найти в храме нечто знакомое по храмам синто, но тут не было ничего знакомого или понятного. Это был абсолютно чуждый ей мир.

Непостижимой древностью веяло от колонн, мутно-красных, мутно-малахитовых или голубовато-желтых. Таинственностью были исполнены византийские мозаики. На нее наводили ужас лики апокалиптических шестикрылых серафимов в углах боковых сводов. Строгие фигуры святых в выгибах алтарной стены наводили на мысль о неумолимой силе веры. И страшен в своей суровости возвышающийся среди них образ Спасителя, этого тысячелетнего хозяина храма… Чувствуя себя пигмеем, Юкки почувствовала потерянность среди этой высоты и простора. Над ней – светоносный купол, горячее солнце золотистым потоком льется сверху. И в этом сиянии света Юкки не почувствовала того единения с силами природы, которые всегда были с ней в храмах синто. Тут только Свет и его подавляющая мощь.

Однажды Хикэри прочла поэму, в которой Собор сравнивался со скрытой внутри устрицы сверкающей жемчужиной. Сравнение показалось ей неудачным. Снаружи Собор вовсе не был грубым и некрасивым, как устричная раковина, а выглядел попросту невзрачным. Зато его интерьер затмевал блеск любой жемчужины.

Собор не был переполнен – предстояла лишь послеполуденная литургия в самый обычный день, не отмеченный каким-либо религиозным праздником. Хикэри решила помолиться со всеми. Две «серебряные» последовали за ней.

«Здесь, – читала она в одной из хроник, посвященных строительству Собора, – дух облекся плотью». В каком-нибудь провинциальном городке, вдали от столицы, она так никогда и не поняла бы, о чем говорит летописец. В Константинополе пример стоял перед глазами. Но несмотря на знакомый до мелочей интерьер, Собор до сих не переставал поражать.

Поддерживавшие свод стены пробивали десятки окон. Солнечный свет струился в них, разбиваясь о стены. Лучи словно бы отделяли купол от самого Собора. Когда Хикэри увидела это зрелище впервые, она не поверила, что свод и вправду опирается на стены, которые венчает, – скорее уж парит в воздухе, подвешенный под небесами на золотой цепи. Золотые листы, серебряная фольга и перламутр отбрасывали солнечные лучи в самые дальние углы храма, озаряя их почти бестеневым светом. Хикэри глянула вниз и увидела собственное отражение в золотом мраморе пола.

Стены Собора покрывали плитки снежно-белого мрамора, бирюзы и, на западе и востоке, розового кварцита и оранжевого сардоникса, повторяя в камне сияющее великолепие небес. Взгляд невольно скользил в небо все выше, выше, к полукуполам, где мозаики изображали деяния святых, угодных Христу, а от полукуполов не мог не подняться вверх, к центральному своду, откуда взирал на молящихся сам Бог.

Здесь он изображен был не улыбчивым юношей, но взрослым мужем; облик его был суров и печален, а глаза… когда Хикэри в первый раз пришла послушать проповедь в Соборе, она едва не шарахнулась от этих огромных глаз, чей всевидящий взор пронизывал ее насквозь.

Такой взгляд и подобает Христу, каким изображал его свод, – не пастырем, но судией. Тонкие пальцы левой руки прижимали к сердцу массивный том, в котором записаны все добрые и злые дела.

Человек мог лишь надеяться, что добро перевесит, иначе его ожидает вечность в аду, ибо хоть этот Христос и был справедлив, она не могла представить его милосердным.

Христос, смотрящий на нее с купола, несомненно, справедлив, но милосерден ли он? Мало кто посмеет требовать идеальной справедливости – из опасения, что и в самом деле получит ее.

Тессеры мозаики, обрамлявшие голову и плечи Бога, были покрыты золотой пленкой и поставлены чуть неровно. Стоило изменится освещению, или сдвинуться с места смотрящему, как золотой ореол начинал мерцать и переливаться, придавая изображению торжественное великолепие.

Как всегда, только усилием воли Хикэри отвела глаза от лика Христа.

По всей Империи на сводах храмов помещались подобия этого лика. Но ни одно из них не передавало и малой доли этого скорбного величия, этого сурового благородства. Только в Соборе господь воистину направил руку живописца.

Хикэри ощущала тяжесть божественного взгляда. Даже вид ошеломительно прекрасного патриаршего трона из слоновой кости и кипариса не вернул ее к реальности до конца, пока собравшиеся в храме стояли молча, ожидая начала молитвы.

Она обратила внимание как мощь божественного образа подействовала на Юкки. Та смотрела вверх, пытаясь выдержать взгляд взирающих с купола глаз. Юкки тоже пришлось убедиться, как и множеству других людей, пытавшихся сделать то же самое, что простому человеку такое не по силам.

– Не волнуйся, – тихо произнесла Хикэри, подойдя к Юкки. – Никто не может счесть себя настолько могучим, чтобы противостоять Богу.

Юкки нахмурилась, ее щеки вспыхнули.

– Мы живем в Японии, не боясь никого, и ничему не позволяем запугать себя. А в этом куполе скрыта сила, которая заставляет нас думать, будто мы слабее, чем есть на самом деле.

Ее пальцы сложились в знак, отгоняющий демонов.

– По сравнению с Богом мы все слабее, чем считаем себя, – негромко проговорила Хикэри. – Именно это показывает нам изображение на куполе.

Юкки покачала головой.

Но прежде чем они успели продолжить спор, из бокового придела к алтарю направились два священника. Инкрустированные драгоценными камнями кадильницы испускали облачка ароматного сладковатого дыма.

Верующие приветствовали Вселенского Патриарха Максима V, который шел следом за священниками. На нем было шитое золотом одеяние, обильно украшенное жемчугом и драгоценными камнями. Во всей империи лишь одеяние Императора превосходило патриаршее пышностью и великолепием.

Хор мальчиков запел хвалебный гимн Христу. Благостные звуки многократно отражались от купола, создавая впечатление, будто исходят из губ самого Бога. Патриарх, воздел руки, не отрывал глаз от лика Христа.

Прихожане повторили за патриархом символ веры. Эта молитва была первыми словами, которые слышал любой русский, потому что ее обычно произносили над новорожденным; ее же первой учил наизусть ребенок, и ее же верующий слышал перед смертью. Для Хикэри она была столь же привычна, как и форма собственных рук.

Следом прозвучали другие молитвы и гимны. Почти не задумываясь, Хикэри в нужных местах отзывалась вместе с прихожанами. Ритуал успокоил ее; он словно сбросил с души груз мелочных забот и превратил Хикэри в частицу чего-то великого, мудрого и практически бессмертного. Она лелеяла это ощущение принадлежности – наверное, потому, что оно с момента переезда в Японию никогда к ней не приходило..

Хикэри едва не ушла из Собора до начала проповеди. Проповеди, будучи по природе своей индивидуальными и специфичными, разрушала в ней то чувство принадлежности, которое она искала в молитве. Но поскольку ей особо спешить было некуда, Хикэри решила остаться и послушать. Кто посмеет попрекнуть ее за набожность?

– Мне хочется, чтобы все вы, собравшиеся здесь сегодня, – начал патриарх, – задумались над тем, сколь многочисленны и разнообразны пути, коими погоня за богатством угрожает ввергнуть нас в ад. Ибо, накапливая золото, драгоценности и вещи, мы слишком легко начинаем считать их накопление самостоятельной целью в жизни, а не средством, при помощи которого мы обеспечиваем пропитание свое и подготавливаем жизненный путь для нашего потомства.

«Нашего потомства?», – с улыбкой подумала Хикэри.

Ее плеча неслышно коснулся служка.

– Его святейшество хотел после проповеди с вами поговорить. Не откажите в любезности послушать проповедь из императорской галереи.

– Подождите меня на улице после проповеди. Кажется, Патриарх мне хочет что-то сказать, – прошептала она на ухо Юкки. Та кивнула.

Хикэри прошла по узкому коридорчику в отгороженную императорскую нишу, двери в которую, по преданию, сделаны из дерева Ноева ковчега. Там стояли два трона, императорский из белого и трон императрицы из зеленого мрамора.

– Ты можешь сесть на него, Ольга! – Патриарх подошел не слышно.

– Я не императрица, – Хикэри погладила спинку трона, – и меня давно так никто не называл.

– Это имя ты получила при крещении и никто не может его отнять. Для вселенской церкви ты принцесса Ольга. И я, Вселенский Патриарх прошу тебя подумать и вспомнить свою Родину, поскольку Веру ты не забыла. С тех пор, как трон из зеленого мрамора занял свое место, на нем давно никто не сидел. Императрица мать – Елена Филипповна не очень любила Константинополь – как и Наталья Николаевна – и недостойная дшерь достойного господаря Душана. А матушка Императора Асэми не поменяла веру. Уже девять лет как погибла Маргарита, но император не может забыть свою первую любовь и наша империя живет без императрицы и он (Патриарх ткнул пальцем в трон) тоже ждет ту которая займет свое место рядом с императором. Ты дала нам надежду что император вспомнит о своем долге и императрица России вновь займет свое место рядом с ним.

– Я может быть буду императрицей Японии, но русский трон… Это невозможно! – растерялась Хикэри.

– За день до твоего прилета по телевидению показали фильм о тебе. То как ты спасла рискуя своей жизнью десятки детей, пусть даже детей преступников, произвело на народ неизгладимое впечатление. Ты ведь в курсе, что Асэми выполнила свое обещание?

– Особо не узнавала. Я только знаю, что она его выполнила, иначе и быть не может.

– Она помиловала всех детей и их матерей. А также всех девушек. Три четверти из помилованных приняли истинную Веру в Токийском Соборе. Ты стала легендой христианства и твоя популярность не только в Японии, но и ТУТ очень велика.

– Ваше Святейшество, – Хикэри растерялась – я никогда не искала популярности и всегда была верноподданной Его Величества. Я люблю его, но никогда не буду что-либо себе выпрашивать и уж тем более интриговать с целью сесть на трон империи. Все в воле Императора и только его.

– Я лишь скромный монах хоть и в патриаршем уборе и не мне судить о путях светских владык.

Однако помните идя по пути власти и о своей Родине, которая ждет вас.

– Ваше святейшество, – произнесла Хикэри… Я даже не знаю как начать… – Со мной ты можешь говорить свободно… Я могу принять исповедь у любого православного планеты Земля… – просто и доброжелательно произнес его святейшество.

– Нет… просто… – так вышло что я невеста императора всероссийского – но я его так мало знаю… Это было какое то чудо – встреча в… в прачечной – она чуть не прыснула…

Я ведь не первая в чреде его женщин – у него и дети есть? – помедлив вымолвила Хикэри.

– Не успей я тебя узнать я бы подумал что ты ревнуешь – как впрочем и подобает принцессе… – улыбнулся первосвященник. Что тебе сказать… Женщины в нынешнее время сопровождают жизнь почти любого не вступившего в брак мужчины – понятно монашествующие – с легкой улыбкой огладил он рясу – не в счет. Тем более – богатого и знатного. Но насколько я могу представить – тебя более всего интересует история его любви к герцогине Лионелле?

Хикэри вздохнула в знак согласия – хотя вообще-то не только это ее волновало.

– Все подробности знает лишь его духовник – отец Гермоген… Он связан тайной исповеди я – нет… Что тебе сказать… – повторил он. Гибель Маргариты фон Гогенцоллерн была ударом не только для него. Но для него – возможно сильнейшим – у императора Адальберта было тринадцать детей только законных а у Олега Данииловича – только одна возлюбленная. Другие в такой ситуации срываются в кутежи, пьянство и совсем уж запретные развлечения вроде опиума и кокаина начинают менять любовниц чаще чем щеголь – перчатки… Но Государь слишком хорошо понимал что есть долг правителя и человека… Стержень что в его душе выкован из стали высшего закала… И вот через год он встретил правительницу Пармскую на Малом Совете Альянса. Кажется обсуждали культурную и образовательную политику стран Европы и возможное создание Европейской кинокомпании… Впрочем неважно. Признанная красавица, королева трех Венских балов, блестящая вдова говоря старым языком. Трое официально просватанных претендентов на ее руку – и поверьте – не в должности принца-консорта там было дело. Проще всего воспринять эту историю именно в духе пошлых дамских романов и не менее пошлого Голливуда: невинный юноша и многоопытная светская львица… – патриарх отвечал кому-то или с кем-то спорил сейчас. Но там все было сложнее и чище – и жалость к потерявшему самое дорогое мужчине и восхищение умом и красотой взрослой женщины вступающего в жизнь молодого человека… Она ведь и сама потеряла мужа через полгода после свадьбы… Я знаю не одну подобную историю – и рассказанные в исповедальне и просто виденные воочию. Связь взрослой женщины с юношей это явление заметно более частое чем кажется – просто у большинства хватает ума не выносить это на люди. В конце концов есть грехи простительные и понятные. А когда до него дошли слухи что герцогиня беременна – и слухи эти подтвердились – он взяв меня и министра двора полетел в Парму спецрейсом – задержавшись лишь на два часа – подбирал в дворцовой сокровищнице подобающее случаю кольцо. Помню она вышла к нам в свободном простом платье уже не скрывающем живот и Олег Даниилович встав на одно колено попросил ее руки. Герцогиня же – нет – не расплакалась как писали потом, но прослезилась. И сказала, что вынуждена отказать – ибо не может оскорбить предков и свою совесть сменой веры а русский трон – морганатическим браком с католичкой. Тем вечером я первый и последний раз видел Государя пьяным… Вот и все. Хотя – чуть посуровев произнес патриарх – да простит меня невеста моего монарха – но я потом нередко думал что для мира и России было бы лучше если бы Лионелла Фарнезе последовала примеру Хелен де Орлеанс став русской царицей… И Хикэри почувствовала в том как он произнес имя бабки царя что-то особенное… Некую тайну или намек на нее – и тень чего-то неодобрительного. Но не мог же он осуждать ее за переход в православие?? Но тут же забыла – мало ли что ей могло показаться! – Я была бы рада познакомится с Софией… – произнесла она. («Ты точно была бы рада?» – кто-то злой и ехидный словно прошептал в ухо) – Думаю она и ее матушка будут присутствовать на вашей свадьбе. Свадьбе… И вдруг девушка вспомнила… Вспомнила разговор при их знакомстве…

Россия уклонилась тогда от большой кутерьмы. Сейчас должна выжить Япония – и твой долг ей в этом помочь.

– Но как??… Я всего лишь девчонка-школьница…

А если я скажу… Если я скажу что спасение страны Ямато как раз в той девчонке которая станет императрицей? Считай, что тебя бросили в пруд и ты должна выплыть. Сегодня ты поймешь много, возможно.

– Ты чем то обеспокоена – дочь моя? – проницательно посмотрел на Хикэри первосвященник. – Не знаю… – произнесла она. Не знаю Ваше Святейшество… Просто я вот подумала… Та встреча… все наше знакомство с… Государем… Это какое-то невероятное чудо! – Чудо?? – улыбнулся в бороду святой отец. Но разве мир наш Божий – не чудо? А еще… – он сделал паузу – ведь чудо это – о что Россия да и весь мир существуют а не погрязли в грязи крови и бессмысленных смутах. И чуду этому мы обязаны даже не Господу – хотя конечно и Его помощи – но человеку: императору Георгию Александровичу… Вы удивлены дитя мое что так говорит священник? Но я в семинарии и академии изучал не только богословие, но и историю – я между прочим доктор истории Сербского королевского университета – хотя вспоминаю об этом так редко… Было время я пытался постичь главную тайну исторической науки. Историк должен знать: «когда», «что», «как» и «где» – но «когда» является наименее важным. В конечном итоге историк имеет дело не с хронологией, а с самими событиями… Так вот – если внимательно изучить историю конца прошлого века – того что назовут «прекрасная эпоха» то становится ясно что тот мир должен был погибнуть. Об этом писали умнейшие люди – от социалистического пророка Энгельса до банковского воротилы Блиоха… Да собственно мир тот и погиб… Погибла республиканская Франция, погибла старая Германия и Австрия, погибли небольшие европейские страны, погибли прежние Соединенные Штаты и Англия… Троцкисты бы тоже погибли скорее всего – когда последняя «адская колонна» перестреляла бы друг друга за последние запасы еды на руинах последнего уничтоженного города а последних врачей и учителей оттащили бы в концтабор. Япония уже погрузилась в смуту как вы помните и без России… – священник вздохнул. – А… Россия? – еле слышно произнесла Хикэри. – И она должна была тоже погибнуть… – подтвердил патриарх. Прочти при случае книги революционеров-эмигрантов – дозволенные в России – да и кое что издают в Америке на русском… Да хоть мемуары про начало царствования деда государя Олега – как жил тогда простой народ и сколько горючего материала скопилось. Ну в конце концов – тогдашних великих поэтов: не те стихи что печатают в хрестоматиях и парадных подарочных томиках – поройтесь в полном собрании сочинений. Какие жуткие пророчества там можно найти – и многие сбылись! Я даже думаю что грань между нашим миром и Иным миром тогда истончилась – и знание о будущем было услышано самыми чуткими… Но поверьте – предку… твоего избранника удалось свершить чудо свернув державу и мир с гибельного пути… За это ему и надо быть благодарными – а не за Великий Сибирский Путь и полет в космос – хотя конечно и за эти и прочие свершения – тоже… Помните об этом – ваше высочество и знайте – что за ответственность лежит на вас отныне… Ибо вашими руками – руками правителей и правительниц – твориться воля Его… Хикэри, вернувшись к себе долго сидела в раздумье.

⁂

7 ноября 1992 года

Российская империя

Константинополь

Большой императорский дворец

вечер

От Храма Христа к Мраморному морю вместо трущоб османского периода раскинулся огороженный изящной ажурной оградой гигантский комплекс восстановленного из небытия Большого Императорского Дворца.

Большой или Святой дворец в Константинополе оставался главной резиденцией византийских императоров на протяжении почти восьмисот лет, с 330 по 1081 гг. Он был заложен Константином Великим между Ипподромом и Святой Софией, перестроен Юстинианом и расширен Феофилом. Детей императора, рождённых в Порфирной зале дворца, называли порфирородными.

Восстановлен он был при Данииле Георгиевиче и должен был стать символом новой империи и знаком мира – Вечного как тогда думали мира. Но Даниил умер так и не поселившись в нем – он был закончен в год его кончины – да и с вечным миром тоже как-то не очень сложилось.

Поскольку часть исторического дворца занял Храм Христа Торжествующего, то Большой дворец был восстановлен с рядом отступлений от оригинала-в основном изменения сводятся к частичному изменению местоположения восстанавливаемых зданий и уборке ряда вспомогательных помещений под землю.

К сооружению дворцового комплекса Юстиниан приступил вскоре после восстания Ника, в ходе которого при пожаре пострадала значительная часть построек старых императорских палат Константина – Палатия. Центральной частью стала большая площадь – Августеон, простиравшаяся от храма святой Софии до дворца. После пожара Августеон был расширен и украшен белыми портиками, поддерживаемыми двумя рядами колонн, земля была выстлана мрамором. На площади неподалеку от Золотой колонны, от которой расходились дороги империи, была возведена бронзовая колонна, увенчанная конной статуей Юстиниана. Император был представлен с лицом обращенным к востоку с державой в левой руке и протянутой правой рукой «дабы повелевать варварами», пишет Прокопий. Император был облачен в доспехи, в которых обычно изображался Ахилл.

С четырёх сторон площадь окружают постройки – храм св. Софии на севере, Ипподром на юго-западе, на востоке Сенат и Магнаврский дворец и на юге Храм Христа Торжествующего и императорская резиденция.

Перед зданием Сената выстроен портик с шестью беломраморными колоннами, украшенный статуями. В термах Зевскиппа, где Константин собрал коллекцию античных статуй, Юстиниан приказал восстановить разноцветные мраморные орнаменты, пострадавшие в пожаре.

При восстановлении Юстинианом Императорская резиденция была отстроена заново с той самой пышностью, которую, по словам летописца Прокопия, невозможно было передать словом. Католики в позорном Четвертом крестовом походе разорили и разграбили это великолепие – но даже двести пятьдесят лет спустя оно изумило османов.

Повторная реставрация Большого дворца заняла более двух десятков лет и владыки России превзошли Юстиниана по роскоши Дворца.

С юго-западной стороны, под портиками имелись железные двери, которые вели в сени называемые Халкой.

Двустворчатая бронзовая дверь вела из ротонды Халки в караульные помещения, называемые портиками схолариев, протекторов и кандидатов. Это обширные залы, служащие помещениями для дворцовой стражи, и, кроме того, они включали парадные комнаты, в одной из которых находится под куполом большой серебряный крест весом три тонны. Наконец, посредством широкой аллеи, окаймленной колоннами и прорезающей квартал гвардейцев, посетитель попадал в сам дворец, где прежде всего ему предстоит оказаться в в большом Консисторионе. Это тронный зал, в который с трёх сторон ведут двери из слоновой кости, задрапированные шелковыми занавесями. Стены украшены драгоценными металлами, пол убран коврами. В глубине залы на трехступенчатом возвышениями между двумя статуями богини Победы Ники с распущенными крыльями – трон из ценных пород дерева, растущих по всей империи – от кавказского самшита до аляскинского кедра, покрытый золотом и драгоценными камнями. Над троном – золотой купол поддерживаемый четырьмя колоннами. Рядом с троном стоит золотое(разумеется позолоченное) дерево, на котором сидят золотые певчие птицы, каждая со своим голосом. Русские механики сумели повторить хитроумное изобретение Льва Математика(предложение – вставить в птичек динамики было с презрением отвергнуто), и теперь многим казалось, что дерево так и стоит на своем месте с самого девятого века.

Позади трона три бронзовые двери открывались на лестницы, которые вели во внутренние покои.

Приём в Консисторионе проводится в дни больших праздников, при назначении высших сановников и встрече иностранных послов. Рядом находится церковь Спасителя служившая во времена Юстиниана дворцовой церковью.