Текст книги "SWRRF. 20?? Воспоминания из будущего. Книга третья"

Однако у всех этих кафе были несколько не гласных, но известных всем, уровней обслуживания. В самых «солидных» из них посетители действительно могли контролировать весь процесс приготовления их блюда от выбора каждого продукта и ингредиента до попадания этого блюда на его стол. Всё это можно было наблюдать на мониторе, который появлялся вместо меню на отведённом для Вас сегменте стола, после того, как Вы сделали заказ. Вы могли выбрать не только каждую морковину, картофелину, луковицу или кусок выловленной по-вашему же выбору рыбы… Во многих таких кафе можно было выбрать и ещё живую домашнюю птицу. Конечно, нигде при Вас не забивали бычка, барашка или поросёнка. Но при желании Вам могли продемонстрировать, так сказать, «полный путь» выбранного Вами куска мяса. Понятное дело, все эти подробности были для очень уж «больших любителей». Но сама возможность любого посетителя проконтролировать приготовление его блюда на любом этапе, была хорошей гарантией действительной «свежести и натуральности» заказанного блюда.

Здешнее кафе было классом заметно пониже. Можно было наблюдать, как нечто засовывается в печь или кладётся на сковородку, затем через несколько минут выкладывается на тарелку, устанавливается в вакуумный контейнер, движется по трубе к вашему столу, поднимается по подъёмнику… и, voilà, монитор закрывается свежей салфеткой и на ней появляется заказанное вами блюдо. Особых гарантий «свежести и натуральности» в этой ситуации, понятное дело, не было. Хотя внешне всё выглядело очень даже привлекательно, да и запах был в целом приятный, но какой-то уж через чур «выразительный», невольно вызывавший подозрения об искусственных ингредиентах.

В общем, здесь Александр не стал бы ничего есть без предварительного исследования блюда биохимическим анализатором. Но при таком скоплении народа, при сидящем напротив тебя посетителе, это было как-то не очень удобно делать. Поэтому он заказал только кофе и грейпфрутовый фреш. Едва приподняв чашку с кофе от стола и почувствовав его «аромат», он тут же поставил чашку на место. Осторожно сделал небольшой глоток фреша и тоже вернул стакан на стол и больше не сделал ни одного глотка.

Молодой человек, пока Александр обдумывал и делал свой заказ, с интересом за ним наблюдал. Делал он это, правда, очень культурно и ненавязчиво. То бросит короткий пристальный взгляд, как бы мимоходом оглядывая зал. То отвернётся в сторону, следя за ним, очевидно, хорошо натренированным боковым зрением… За это время система безопасности Александра несколько раз проинформировала о попытках глубокого сканирования его Идентификатора.

Вообще-то такое сканирование было незаконным. И при желании Александр мог засудить этого молодого человека на приличный штраф. Стандартные Модули Безопасности, которые были у подавляющего большинства жителей Города и, даже, большинства рядовых работников Корпорации просто автоматически отслеживали Идентификаторы всех встречных в режиме «свой-чужой». В случае не получения подтверждения «свой» или при получении сомнительного подтверждения, Модуль Безопасности так же в автоматическом режиме пересылал данные сомнительного Идентификатора с указанием точного места его обнаружения в Дежурную Часть полиции. Решения о дальнейших действиях должна была принимать полиция. Даже полицейские из обычного патруля не имели права пытаться что-либо узнать об обладателе сомнительного Идентификатора без получения специального разрешения. Системы распознавания Идентификаторов стояли в многочисленных полицейских модулях слежения, установленных во всех людных местах и ключевых точках Города. Ими были оснащены Системы Безопасности всех административных зданий, жилых комплексов, торговых, развлекательных и прочих заведений… практически каждое здание. Но почти все они официально могли работать только в режиме опознавания «свой-чужой». Однако, естественно, был «ряд исключений». И этот «ряд» был достаточно большим. «Углублённое сканирование первого уровня» разрешалось делать на входе в служебные помещения административных зданий. «В целях обеспечения повышенного уровня личной безопасности» это разрешалось делать очень большому числу городских чиновников, занимавших хоть сколько-нибудь «ответственный пост». Само собой, таким правом обладали работники следственных отделов и спецподразделений полиции. «Обоснованный запрос» на предоставления права такого углублённого сканирования могли направлять и любые коммерческие структуры, для «обеспечения защиты» служенных помещений, в которых находится «конфиденциальная коммерческая информация». И все такие запросы, как правило, тут же удовлетворялись. Ну и, конечно, многими модули углублённого сканирования Идентификаторов приобретались нелегально или «по знакомству». Особенно этим грешила молодёжь, для которых сканирование Идентификаторов стало одной из форм развлечения и источником для всевозможных «приколов».

Александр занимался сканированием Идентификаторов вполне легально. Ему это дозволялось по «особому уровню обеспечения безопасности», которым он обладал как достаточно высокопоставленный служащий Корпорации. («Служащий Корпорации»… Когда он получил здесь свой официальный Идентификатор, его этот местный статус очень удивил. Но у него, правда, хватило ума сразу не возмущаться этой «ошибке». Он проверил Идентификаторы других преподавателей Университета и убедился, что все они тоже числились просто «служащими Корпорации». После некоторых размышлений он вынужден был согласиться, что в таком определении статуса преподавателей Университета срывается некая вполне глубокая истина, о которой, наверняка, даже не подозревали те, кто наделил их таким статусом. Какие бы государства не были на этой территории, какие бы в этих государствах не были социально-политические системы, – всегда здесь в течение почти четырёх веков все, кто занимался образованием, наукой, искусством… были всего лишь «служащими», при этом, судя по их уровню жизни и реальным правам и возможностям, отнюдь не самыми важными «служащими», призванными исполнять всякую вздорную блажь, которая вдруг рождалась в головах «начальства». Наверное, это было одной из не последних причин всеобщего развала и запустения в последние полвека… А, уж при нынешней чисто декоративной роли нынешнего Университета в нынешней Корпорации… «Служащий. Как есть служащий», – согласился Александр).

Но этот молодой человек явно сканил его Идентификатор незаконно. Как успел проинформировать Александра Эд, он совсем недавно закончил Академию Гламура по специальности «эксперт-консультант платёжных систем» и работал в Департаменте всего месяц с небольшим на самой низшей должности в Отделе контроля платёжных транзакций социальных потребительских модулей. Модуль углублённого сканирования Идентификаторов скорее всего ему «достала» мамаша, переживающая за безопасность сынка.

Все эти сканирующие потуги молодого человека Александра мало беспокоили. На «первом уровне углублённого сканирования» он мог узнать только его фамилию и имя (которые, вряд ли ему что-либо говорили), то, что он является «служащим Корпорации», и платёжную систему, которой он пользовался. Это был тот минимум информации, благодаря которой он смог беспрепятственно попасть в служебные помещения Департамента: как «служащий Корпорации» он имел право беспрепятственного доступа в любое учреждение Города. Обычные граждане Города могли попасть сюда только по специальному приглашению, полученному у бота информационного обслуживания Центра социального взаимодействия с гражданами, который располагался в отдельном строении за зданием Департамента. Оно напоминало большой стеклянный коровник. Только там вместо отсеков с кормушками и поилками были отсеки с окошками, где сидели боты-консультанты. Ну а до надёжно зашитого второго уровня его Идентификатора, молодому человеку при всём его старании было не добраться. Это было не под силу даже Службе безопасности Города. Впрочем, и там не было ничего особенно интересного. Только то, что он является профессором биологии Университета и адрес его проживания здесь, под Куполом Корпорации. А больше в его официальном Идентификаторе вообще ничего не было.

Молодой человек явно не предоставлял для Александра никакого интереса. Так же, как и его родители. Его мать появилась в Городе только через пять лет после завершения Войны, когда Город уже прочно встал на ноги. Отец за пару лет до этого приехал сюда из Италии и основал одну из первых сетей магазинов look@buy, но почему-то не уехал, когда дела стали идти всё хуже и хуже.

Александр задумчиво оглядывал зал, поверчивая стакан с фрешем, и слушал данные Идентификаторов посетителей кафе, которые ему зачитывал Эд. Но тут, вдруг, молодой человек быстрым движением допил свой стакан. Слегка нагнувшись за очередной бутылочкой «pepsi-brainstorm», он, не поворачивая головы, бросил несколько быстрых взглядов по сторонам и стремительно пересел на полу-кресло рядом с Александром. Очевидно – впрочем, как и все, кто здесь работал, – он знал, что всё здесь просматривается и прослушивается, но почему-то наивно полагал, что в новом положении за столом, хотя его всё так же будет хорошо видно, но направленные микрофоны не смогут его достаточно хорошо прослушивать. есел на стул ре головы, л данныйядов по сторонам и быстро пресел на стул редом с Александровтал на ноги. ии. браться. Центратежных

Продолжая сидеть, чуть сгорбившись, над своей бутылочкой pepsi-bs, слегка скосив голову, молодой человек несколько секунд напряжённо-недоверчиво снизу-вверх рассматривал Александра и, вдруг, не спеша приятным голосом заговорил почему-то по-итальянски: «Chiedo scusa, signor. Penso, si sta lavorando nella Corporation? Сome ti piace qui? Tu, probabilmente, e non poteva immaginare che casino qui». Александру пришлось, признать, что он действительно «сотрудник Корпорации». Что касается бардака в работе Департамента, он ничего пока по этому поводу не может сказать, потому что только пришёл, очень неудачно попал на перерыв и не имел ещё возможности с кем-либо пообщаться. Молодой человек ещё глубже склонился над столом, весь напрягся, пальцы сжали бутылочку и стакан с такой силой, что, казалось, они сейчас лопнут в его руках, и остервенелым полушёпотом разразился русским матом, слегка разбавленным более-менее внятными словами. Общий смысл всего этого эмоционального словесного потока был в том, что, если бы в Корпорации знали, какие придурки работают в Департаменте, там не стали бы тратиться на их содержание, а ту же всех разогнали.

Вдруг, его пальцы постепенно ослабили сжатие стакана и бутылочки, молодой человек выпрямился, свободно откинулся на спинку полу-кресла, улыбаясь, не спеша осмотрел зал кафе, потом, как бы что-то вспоминая, посмотрел на Александра и сказал уже опять неспешно и внятно, но теперь по-русски: «Ах, да! Вы из Корпорации. Как Вам здесь нравится? Замечательное кафе, не правда ли? Зря Вы ничего не заказали. Здесь очень вкусно готовят…» Но тут он новь стал напрягаться. Судорожным движением поднял стакан, сглотнул сразу его половину. Резко поставил стакан на стол. Кулаки его снова сжались, но теперь уже, слава богу, сами по себе, ничего не сжимая. Он ими довольно сильно ударил по столу и опять согнулся над ним. И снова очень эмоционально стал говорить, но теперь на местном молодёжном новоязе из обрывков слов полдюжины языков. Александр тогда ещё не успел освоить это местное наречие и прибегнул к помощи своего Переводчика. Но тот никак не мог успеть за молодым человеком. Тот говорил очень быстро, с каждой секундой всё быстрее, проглатывая начала и конец и так не очень длинных слов. К тому же, начав с трёх-четырёх более-менее внятных предложений, он скоро перешёл на восклицания из двух-трёх наполовину проглоченных слов. Переводчик не успел ещё внятно передать хотя бы общий смыл и половины того, что молодой человек успел наговорить, как тот опять замолчал, выпрямился и расслабился. Опять «вспомнил», что Александр из Корпорации (на самом деле не вспомнил, а в очередной раз подсмотрел данные Идентификатора Александра), но на этот раз стал интересоваться, как понравился Александру Город. Затем его накрыл очередной приступ. И тогда Александру стало всё ясно. Догадка-то у него появилась сразу, после первого приступа. Но теперь всё становилось очевидным. Александр не был ни психиатром, ни нейробиологом, ни генетиком или эндокринологом, специализирующимся на изучении функционирования мозга… Но что такое СА синдром – синдром Стресс-Альцгеймер, – он очень хорошо представлял. Сейчас о нём рассказывают уже в общем курсе анатомии и физиологии человека для подросткового возраста. Но, понятное дело, не в таких местах как этот Город…

Ещё в начале века у исследователей возникли подозрения, что интенсивное производство человеческим организмом протеинов и фосфатных групп, нарушающих нормальную работу нервных клеток гиппокампа и префронтальной коры, могло провоцироваться длительным стрессом. А вскоре выяснилось, что тот же длительный стресс способствует появлению эпигенетических модификаций, которые способны закрепляться в геноме конкретного человека, могли наследоваться, нарушая нормальную работу не только его мозга, но и мозга его ближайших потомков.

С пол века назад, когда большая часть форм рака и сердечно-сосудистых заболеваний были в основном побеждены, в медицинском сообществе в качестве одной из главных угроз стали считать массовые случаи заболеваний совсем ещё не старых людей – сорока-пятидесяти лет, а то и моложе, – проявления которых точно соответствовали «старческой болезни» Альцгеймера: быстрая утомляемость, слабая память, утрата способности к абстрактному мышлению и другим сложным поведенческим и когнитивным функциям. Всё это дополнялось неожиданными необъяснимыми приступами страха и депрессий. Тогда и появилось это понятие – «синдром Стресс-Альцгеймер». К тому времени, слава богу, фармакогеномика уже достигла достаточно высокого уровня развития. Была создана специальная международная программа и удалось создать препараты, которые «стирали» вредные генетические и эпигенетические изменения, восстанавливали нормальную работу мозга. Их ещё до Войны стали массово производить в развитых странах. И «остроту проблемы» удалось снять, но не проблему в целом. Потому что полного, «стопроцентного» стирания добиться не удалось. После переживания сильного стресса СА Сидром мог проявиться снова. И какая-то предрасположенность к этому заболеванию, каким-то образом продолжала наследоваться. И где прятались «зародыши» этой болезни: в снипах «тёмного» генома, белках «упаковывающих» ДНК, программах малых РНК или где ещё, – пока точно установить не удавалось.

Поэтому сейчас, даже не видя медицинских карт молодого человека и его родителей, и не пытаясь залазить в их биографии, Александр мог почти со стопроцентной достоверностью представить те события, которые привели молодого человека к нервному срыву, коему он стал свидетелем да, по-видимому, в некоторой степени и виновником.

С отцом молодого человека вряд ли были особые проблемы. Хотя тот факт, что он уже в достаточно зрелом возрасте решил покинут родные края и приехал в Город среди первых искателей удачи, когда здесь ещё далеко не всё «устаканилось», говорил о том, что он до этого пережил не лучшие времена и стресса в его жизни хватало. Но все, очевидно, было в пределах нормы и особых беспокойств не вызвало. Но некоторые изменения в геноме вполне могли произойти, переданы затем сыну и, соединившись с проблемными элементами генома матери, могли создать взаимно усиливающий эффект.

А вот у матери к моменту её приезда в Город СА Синдром явно был, хотя, наверное, не в самой острой форме. Ей, очевидно, не пришлось переживать те чувства отчаяния и страха, граничащего с настоящим ужасом, которые пережили жители Города во время Войны. Но, судя по её карьере в Городе, до Войны она жила в одном из мегаполисов, в которых в то время той или иной формой СА Синдрома страдало не меньше трети жителей. И если она и пережила годы всеобщего бардака Исторической Конституционной Реформы в каком-нибудь достаточно спокойном месте, даже там жизнь была не столь уж безоблачной и этот синдром только усилила. А страх перед будущим, который тогда овладел здесь всеми?…

В общем, к тому моменту, когда мать молодого человека решила поселиться в Городе, у неё должны были быть достаточно серьёзные «проблемы с головой». Но не настолько уж серьёзные. Вполне подлежащие надёжному «стиранию» имеющимися в то время препаратами и медицинским оборудованием. И у неё, очевидно, было достаточно средств, чтобы оплатить всё это не очень-то дешёвое лечение. И сейчас помимо счёта в Административной Муниципальной платёжной системе она владела неплохим счётом в платёжной системе Межрегионального Развития, которая являлась преемницей одной из самых крупных федеральных платёжных систем, когда-то существовавшего здесь государства. Видимо, с этого счёта она и оплатила своё лечение. Иначе её не то, что не приняли бы на муниципальную службу, а, вообще, вряд ли бы позволили поселиться в Городе.

Уже в то время, когда она решила поселиться в Городе, бесконтактное глубокое высокочувствительное – улавливающие слабейшие импульсы, – сканирование мозга вкупе с очень детальным анализом ДНК стали одной из трёх главных проверочных процедур (наряду с проверкой платёжеспособности и проверкой по «криминальным и террористическим базам»). Отрицательный результат любой из этих четырёх проверок означал однозначное направление или напрямую в один из free-town’ов, или в один из фильтрационных центров. Хотя в то время функциональная и сравнительная геномика, протеномика и динамическая локализации функций головного мозга могли похвастаться лишь самыми первыми ещё достаточно скромными достижениями, но надёжный экспресс анализ ДНК стал обычной и достаточно дешёвой процедурой и проект «Connectom» был в основном завершён (хотя и не оправдал всех возлагавшихся на него надежд). Благодаря этому несколько сот особо тяжёлых заболеваний и патологических состояний удавалось точно диагностировать и вполне успешно лечить. Однако, во многих случаях это лечение был достаточно дорогим. Но надёжных средств лечения – или хотя бы купирования наиболее опасных проявлений, – ряда особо тяжёлых патологий тогда найдено не было. В том числе и ряда психических состояний, многие из которых были явным результатом особого острого проявления СА Синдрома и полной деградации системы образования и воспитания, которая расползалась по обширным районам мегаполисов. Людей с почти полной утратой способности к обучению и, даже, элементарному, запоминанию, со склонностью к немотивированной и неконтролируемой агрессии, насилию и жестокости, от которого они получали удовольствие (порой единственное «удовольствие от жизни», судя по «допомин тестам»), – всех таких однозначно «отбраковывали» и направляли в фильтрационные центры особого режима.

Дальнейшая жизнь родителей молодого человека, по-видимому, складывалась вполне благополучно. Да и первые лет десять-двенадцать его самого. Какие-то неизбежно появлявшиеся проблемы со здоровьем и с психическими состояниями оперативно фиксировались и устранялись при еженедельных обследованиях в хороших док-модулях, которыми могла позволить себе пользоваться эта семья.

Но потом его определили в «престижную» Первую Гимназию Города, а затем в Академию Гламура. И там уж ему пришлось жить в ситуации постоянного, то резко обостряющего, то слегка «отпускающего», стресса, вызванного теми извращёнными формами, в которых в заведениях такого рода, переживались обычные проблемы подросткового возраста: формирование самооценки и самоуважения, самоутверждение, потребность в признании и сочувствии в сочетании со стремлением к свободе и независимости…

Самооценка и самоуважение определяется только тем, насколько быстро тебе удаётся менять и приобретать новые, по большей части совсем бесполезные, вещи, если и обладающие какими-то полезными функциями, но они реально мало кого интересуют и уж, тем более, мало кто толком умеет их использовать. Важен только сам факт обладания. И если у тебя такая знаковая вещь появляется позже всех, или какая-то не такая «крутая»… хуже всего, если она у тебя появляется, когда вожделенной целью уже стала новая безделушка…

Самоутверждение – только по принадлежности к почти не общающимся между собой группкам, собравшимся по принципу «мой папа круче» и «моя мама успешней». Ну и ещё твои «успехи в учёбе», определяемые совершенно идиотскими «тестами», которые «определяют» что угодно, но только не твои действительные знания и способности, и реальными результатами которых являются всё усиливающиеся чувства обиды и несправедливости.

Вместо реального сочувствия и сопереживания – «уроки толерантности», которые учат только лицемерию и ханжеству, загоняя вглубь естественное и очень обострённое в этом возрасте стремление к свободе и справедливости.

А что такое «свобода» вдалбивалось на «курсах успешности», на которых учили беспринципности, умению лгать и манипулировать «человеческими слабостями», к коим в первую очередь относились порядочность, честность, доброта и сопереживание. И никого особенно не смущало, что всё это как-то не очень вязалось с принципами ханжеской «морали», которую проповедовали на «уроках толерантности». Тем более, что всё это очень даже доходчиво «увязывалось» на уроках «правового просвещения», на которых обучали основным приёмам умения доказывать, что белое – это чёрное и наоборот, и внушали, что «правда» – это умение обосновать ссылками на законы твою личную выгоду в данной ситуации.

Молодые люди более «толстокожие», без особых предрасположенностей к нервным срывам, без особых проблем переживали такую ломку личности, усваивали нехитрый набор моделей поведения «правильной» и «успешной» жизни и вполне безболезненно встраивались в отведённую им ячейку этой самой жизни. Такие же стандартные сложности и шероховатости этой преопределённой жизни вполне успешно сглаживались обычными способами «расслабления» и стандартными процедурами док-модулей.

Молодой человек, сидевший сейчас рядом с Александром, видимо, «по природе» был достаточно чувствительным и эмоциональным, и при этом с некоторой предрасположенность в СА Синдрому. И потому такую личностную ломку пережил не столь безболезненно. И не самые современные док-модули, которыми он пользовался, очевидно, не смогли своевременно обнаружить накапливаемые негативные изменения…

А тут новые стрессовые ситуации, связанные с началом «трудовой жизни».

Тебя как зверя в клетку бросают в одну комнату с десятком совершенно не знакомых, неинтересных и, даже, неприятных тебе людей. Иные из них в два, а то и в три раза старше тебя. И у тебя с ним нет ничего общего. Половина из них работает здесь десяток и больше лет, давно уже не ждут от жизни никаких приятных перемен и давно смирились со своей уныло однообразной жизнью. И исходящее от них поле уныния и пессимизма заполняет всю комнату и начинает заражать тебя.

Свои должностные обязанности, которые сводятся к наблюдению за чем-то там на полудюжине мониторов, первое время ты воспринимаешь как «прикольную» ретро-игрушку, потому что ты всё привык воспринимать исключительно, как игру: тебя обучали по «игровым методикам», почти всё свободное время ты тоже проводил в играх, по большей части виртуальных, и что такое реальная жизнь понятия не имел… Но через пару дней тебе эта игра надоедает, и ты начинаешь искать, чем бы себя занять в эти долгие часы просиживания перед мониторами. Но ничем особенным ты себя развлечь не можешь, потому что находишься под постоянным наблюдением. Ты можешь только приспособить нехитрое устройство, которое тебе верно служило при сдаче тестов: линзу-монитор, на которую Эдвайзер выводил решения тестов. Только теперь он выводит какой-нибудь гэг-сериал, состоящий и двадцати-тридцати секундных примитивных клипов. Или что-то ещё в этом роде. Линза стоит только в одном глазу, который ты стараешься незаметно прикрыть, а другим невидящим взглядом продолжаешь пялится в мониторы… В моменты глубокого расслабления, в которые молодого человека погружала периодически Система Контроля Эмоционального Состояния Модуля Безопасности, заметно было, как его левый глаз привычно прикрывался, что явно говорило о том, что там скрывается линза-монитор.

Ты, естественно, что-то там «пропускаешь» и «упускаешь». Тебя вызывает начальник и, чтобы «взбодрить» тебя и «настроить на трудовые подвиги», объясняет тебе, что ты тупой кретин, который не в состоянии выполнять даже самые элементарные обязанности, и в назидание накидывает на тебя пару десятков «штрафных балов», из-за которых тебе скосят за эту неделю и так не бог весть какое жалование.

А это жалование тебя и так давно бесит. Потому что ты после многочасового тупого пяления в мониторы уходишь с работы как выжатый лимон, и получаешь за этот тяжкий и неблагодарный труд в два-три, а то и четыре раза меньше, чем какие-то престарелые бездельники по своим привилегированным социальным картам…

Судя по некоторым обрывистым фразам, которые удалось разобрать Александру с помощью Переводчика, молодой человек только что, перед самым ланчем, получил очередной «нагоняй» от начальника своего отдела за какое-то упущение в работе. А некоторые из его «подопечных», движения по счетам которых он отслеживал по долгу службы, вызывали у него, мягко говоря, «устойчивую неприязнь», потому что эти «старые пердуны» и «карги» уже двадцать лет, а то и больше, занимаются только тем, что шляются по оздоровительным центрам, галереям «World Exvizit», сидят в своих идиотских show-room’ах. И за своё бездельничание получают в несколько раз больше него…

А тут к тебе ещё за столик подсаживается какой-то лощённый самодовольный хрен из Корпорации с безлимитным счётом в платёжной системе Корпорации, по которому он может со всеми потрохами скупить хоть весь этот грёбанный Департамент…

К Корпорации у молодого человека, как почти у всех жителей Города и, особенно, у его муниципальных служащих, – отношение было противоречивое. С одной стороны, они очень завидовали тем, кто работал в Башне и жил под Куполом, потому что они были уверены, что те живут легко, беззаботно, ни в чём себе не отказывая и ничем себя особенно не утруждая. И получить работу в Башне – даже не в самой Корпорации, а хотя бы в одной из её аффилированных структур, офисы которых тоже там находились, – было заветной мечтой очень многих. С другой стороны, они считали Корпорацию бессовестным паразитом, который живёт за счёт Города (в смысле, располагается на его территории), но платит за это несправедливо мало, да ещё последние годы и эти не бог весть какие отчисления пытается сокращать. И в отношении Александра у молодого человека, видимо, возникли одновременно сразу два чувства. Желание с ним сблизится и «подружится» (на всякий случай, «а вдруг») и приступ чёрной зависти. И этот эмоциональный всплеск наложился на и так очень возбуждённое состояние, которое с трудом удавалось удерживать в рамках приличия Модулю Безопасности…

Александр даже на короткое время испытал лёгкое чувство вины. Но тут же успокоил сам себя. Вряд ли этот эмоциональный всплеск будет иметь какие-то реальные негативные последствия для молодого человека. Лингвистические модули Системы Безопасности Департамента не уловили никаких даже «потенциально опасных» ключевых слов и выражений. Никаких имён руководства, даже имени начальника отдела (то, что речь шла о нём, можно было догадаться только из общего контекста). Никаких намерений «деструктивных действий». И, тем более, призывов к ним. Ну, пожаловался человек немного на жизнь… Никому ничего Система Безопасности докладывать не будет. В худшем случае просто зафиксирует эту эмоциональную вспышку в электронном личном деле молодого человека, да приложит к этой пометке запись их разговора. И проинформирует здешний департаментский док-модуль. И, наверное, уже сегодня в конце рабочего дня молодой человек получит настоятельное приглашение от этого док-модуля пройти «небольшую восстановительную процедуру»…

…Молодой человек затих чуть на дольше, получив, очевидно, «усиленную дозу успокоительного». А затем, видимо, какое-то напоминание Информатора. Он встал и в дружеском жесте протянул Александру руку:

– Очень приятно было познакомиться. Хотелось бы продолжить наше знакомство. Но сейчас, к сожалению, вынужден Вас покинуть. Хочу до окончания перерыва немного прогуляться по парку…

Погруженный в размышлениях о жизни молодого человека, Александр не очень внимательно слушал Переводчика, улавливая лишь общий смысл. Поэтому, когда за молодым человеком закрылась дверь кафе, ведущая в парк, он спросил у Эда: «А в чём, собственно, был смысл этого „излияния души“?»

Эд тут же с готовность отозвался:

– Для того, чтобы это понять, тебе надо будет прочесть должностные обязанности этого молодого человека объёмом в двадцать восемь страниц. И ещё пару тысяч страниц нескольких регламентов, положений, инструкций и прочих важных документов. Познакомится с его рабочим местом…

– Что собой представляет его «рабочее место» я прекрасно знаю. Видел в открытые двери, когда они устремились на кормёжку. Да и вообще они везде одинаковые в подобных местах: небольшой аквариум в большой комнате с крутящимся креслом и пол дюжиной мониторов. Ты не выделывайся, а излагай суть. Мы итак здесь слишком засиделись…

– Мониторов вообще-то девять. А суть изложить сложновато, потому что всё так алогично и бессмысленно… Но попробую…

Здесь, в Городе уже много лет есть обычай. Он называется «процедура верификации». Эта процедура проводится для каждого жителя Города, живущего по социальной карте, каждые полгода. Но фактически эта «верификация» идёт непрерывно, потому что…

– Что такое «верификация», мы уже имели случай не раз познакомится в разных free-town’ах – Александр остановил Эда, видимо, соскучившегося по общению, – проверка соответствия персональных данных, привязанных к конкретному Идентификатору с реальными данными человека, который этим Идентификатором пользуется…

– Ну да, и каждый житель, живущей по социальной карте, знает точно дни и часы с минутами, когда он должен пройти такую проверку. Хотя, согласись, эта процедура понятна для free-town’ов, но в Городе, который претендует на более приличный статус и формально всё ещё причисляется к trust-town’ам, этот обычай встретить довольно странно. К тому же везде эта процедура верификации проводится по-своему.