Текст книги "Путешествие А. С. Пушкина в Европу"

8 Геркулесовы столпы и Рубикон Александра

«Когда твой друг на глас твоих речей

Ответствует язвительным молчаньем;

Когда свою он от руки твоей,

Как от змеи, отдернет с содроганьем;

Как, на тебя взор острый пригвоздя,

Качает он с презреньем головою, —

Не говори: «он болен, он дитя,

Он мучится безумною тоскою»;

Не говори: «неблагодарен он;

Он слаб и зол, он дружбы недостоин;

Вся жизнь его какой-то тяжкой сон»…

Ужель ты прав? Ужели ты спокоен?

Ах, если так, он в прах готов упасть,

Чтоб вымолить у друга примиренье.

Но если ты святую дружбы власть

Употреблял на злобное гоненье;

Но если ты затейливо язвил

Пугливое его воображенье

И гордую забаву находил

В его тоске, рыданьях, униженье;

Но если сам презренной клеветы

Ты про него невидимым был эхом;

Но если цепь ему накинул ты

И сонного врагу предал со смехом,

И он прочел в немой душе твоей

Все тайное своим печальным взором, —

Тогда ступай, не трать пустых речей —

Ты осужден последним приговором

А.С.Пушкин «Коварность» (1824)

 
Идёт наш барк по океану,
Атлантика, чужие страны.
Тесно там стало капитану
Ведут суда как те же хамы, —
 
 
Их в Лиссабоне избежали…
Агрессия их шалая,
На одного уже напали, —
Заметны флаги алые-
 
 
Пираты! Пушки все «на товсь!», —
Ощерились борта, бойницы
Чуть охладили тех бойцов, —
Заметили, что не боится…
 
 
Дали уйти, – испуг им нужен,
Чтоб поживиться там, где хуже
Товар прикрыт своим оружием.
Тут право сильного на куше…
…
На горизонте – Гибралтар!
Нависли горы над проливом.
Все верили, что Ад– Тартар
Иль Рай для всех за ним красивый.
 
 
Гадали, что тот край Земли
Сулит тем, кто пересекает,
Считали все свои грехи,
Что перед Богом он представит.
 
 
Тот, кто проходит Рубикон,
Запомнит миг на всю жизнь он.
И будет кроток, чист пред Богом,
Так верили, и слава Богу.
 
 
Поэту нашему труднее, —
Он ношу на себя взвалил
Непреподъёмную, – любил,
Друзьям своим безумно верил.
 
 
Коварства он не ожидал,
От брата старшего Марии.
Ведь прежде так они дружили!
Друг друга часто убеждали
 
 
Друзья открыто улыбались,
Друг с другом преданность блюли.
А тут как два врага сошлись,
И принципам не уступали…
 
 
В раздор вмешали Воронцову,
Хотя была она не с ним…
Искать причины? Был он злым, —
Муж выгнал Пушкина за слово,
 
 
Изящно, зло назвал его
Поэт в той эпиграмме.
«Полу – подлец»… он наконец.
Коварство принял как венец
 
 
Своей так безграничной веры
В дружбу, любовь, судьбу свою,
Ему давно предсказанну.
С тех пор урок усвоил первый,
 
 
И руководствовался им,
Поосторожней стал к чужим,
И недоверчивее к многим,
Которых он любил как Бога.
 
 
Но много раз пытался правду
Узнать о том он от Марии,
Молчала наша героиня,
Добился, встретив, лишь часть правды:
 
 
Как на него она сердилась,
Обидой брату поделилась.
Жалела, что так плохо вышло,
Исправить это бы не лишне…
 
 
Но мужу век она верна,
В Сибирь отправилась одна.
В одном она с ним поделилась,
Что все секреты, что носила,
 
 
Невестке Зине доверяла…
«Ей верь одной!» – она сказала.
Карета с клавикордами
Пустилась в путь далёкий гордо…
 
 
Надолго разошлись пути,
Признанье теплилось в груди.
Надежды рухнули, прозрел,
Нашёл естественный предел,
 
 
И перешёл он Рубикон,
Другим стал в этой жизни он.
Теперь, пролив пересекая,
Он понял– жизнь его другая
 
 
Не может начинаться прежде,
Чем он не выяснит в надежде,
Что там Мария доверяла,
Когда невестке плод вручала…
 

9 Грани любви Александра

 
Любовь! – Как много и как мало
Нам в этом слове прозвучало!
Иному жизнь прожить предстало,
Чтоб признать: счастье бывало…
 
 
Другой как искру испытал,
Всю жизнь берёг в душе кристалл.
Любовью называет третий, —
Стиснул подругу, рвёт и треплет,
 
 
Довёл себя, – он слеп и глух,
Кипит в нем сатанинский дух,
Рычит, орёт, взрывая слух,
И изгибается за двух.
 
 
Кто с ним сегодня, – нет значенья.
Исполнил он предназначенье,
И горд собой, что покорил,
Себя другой он подарил…
 
 
Романтики любви иные
Встречаются. О них мечты
Витают в девах молодых,
Не умирают в пожилых.
 
 
Чтоб вежлив был, тактичен с дамой,
Умел внимание привлечь,
Искрой ума, гармоний гаммой,
Стихом блестнуть, глаголом жечь.
 
 
Понравиться подругам, маме,
Отцу по нраву стать и брату,
Условий много, – выбирать
Из многих запрещает мать.
 
 
Не верится, что есть такие,
Чаще встречаются другие…
Я уверяю Вас, что есть!
Жива галантность в них и честь.
 
 
Наш Александр Боготворил
Любовь к избранницам своим.
С ними всегда он честен был,
В стихах и памяти носил.
 
 
Не многим ведомо сейчас
Понятие Благотворенья,
Уходит в прошлое явление
Из лексикона и общенья.
 
 
Сродни религии оно:
И оживает у немногих,
Склонять чело пред Ней способных,
Не многим чувство то дано!
 
 
Испытывать благоговенье
От вида, грации и пенья,
Мечтать коснуться, – славен день!
Не спать потом в ночную сень!
 
 
Волосы гладить как у фей,
Биенье сердца слушать в ней.
Способен был поэт любить
Так, чтоб навеки в сердце быть.
 
 
Прост обаяния секрет:
Наутро он давал ответ,
Что предан будет много лет,
Носить в душе её портрет…
 
 
Не всем известно: Зинаида
Чтоб не терять его из виду
Портрет вручила, покидая,
С Россией связи порывая…
 
 
Была она средь фавориток,
Близка, обласкана царём.
Покинул всех он, и о нём
Она тужила, не забыт он…
 
 
Напоминал о нём салон,
Где он бывал, оперы слушал,
Она играла – и был он
Доволен и не равнодушен…
 
 
Подарки слал и содержал,
Ей Русский дом он поддержал
В Италии он был построен,
Фонтан Треви благоустроил.
 
 
В него туристы до сих пор
В Риме монеты утопляют,
В надежде, – это возвращает
К красотам дивным, – то бесспорно!
 
 
Центр тот весь Свет зауважал,
Царицей бала Зина стала,
И арии она спевала
Из модных опер, целовал
 
 
Ей ручки каждый, кто ценил
Искусство, и цветы дарил!
Тургенев тоже был средь них,
Париж оставил на борзых
 
 
Помощников, сюда приехал,
Почуял, куда дует ветер,
Куда поэт должен приехать,
Он дам поэта всех приметил…
 
 
Бриг к острову Святой Елены
Пришёл, на якорь в бухту стал,
Спустили шлюпку, – первый зам
Уплыл на остров незабвенный.
 
 
Часовню посетил он там
На берегу поклон отдал
Буонапарте дух витал,
Память о нём он почитал.
 
 
Любовь и память император
Оставил в сердце как оратор,
Как он к войне всех привлекал,
И у Москвы нашёл финал.
 
 
Он в благодарных оживал.
Хранят поныне идеал:
Чуть ни всемирный пьедестал
Создал, и сам на нём стоял.
 
 
На шлюпке той и Пушкин плыл,
Ещё в лицее им он бредил.
Предчувствия войны, трагедий
Заранее предвидел. Был
 
 
Провидцем в некотором роде
Хотя поэтом по природе.
Победу он заговорил,
Героев всех он восхитил
 
 
Своим достойным уваженьем,
Он этим жил, их продвиженье
Он тоже предсказал, – сбылось!
Сменилась почитаньем злость.
 
 
Груди героев всех в наградах,
Обласканы царём, любимы,
И близкие подаркам рады,
Имения, дворцы всем милы…
 
 
Плоды любви, как видим, зримы,
Кому какие, выбор есть,
Одни средь женщин сеют лесть,
Другие их на век любили.
 

10 Александр и Эдмон

«Погасло дневное светило;

На море синее вечерний пал туман.

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Я вижу берег отдаленный,

Земли полуденной волшебные края;

С волненьем и тоской туда стремлюся я,

Воспоминаньем упоенный…

И чувствую: в очах родились слезы вновь;

Душа кипит и замирает;

Мечта знакомая вокруг меня летает;

Я вспомнил прежних лет безумную любовь,

И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,

Желаний и надежд томительный обман…

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Лети, корабль, неси меня к пределам дальным

По грозной прихоти обманчивых морей,

Но только не к брегам печальным

Туманной родины моей,

Страны, где пламенем страстей

Впервые чувства разгорались,

Где музы нежные мне тайно улыбались,

Где рано в бурях отцвела

Моя потерянная младость,

Где легкокрылая мне изменила радость

И сердце хладное страданью предала.

Искатель новых впечатлений,

Я вас бежал, отечески края;

Я вас бежал, питомцы наслаждений,

Минутной младости минутные друзья;

И вы, наперсницы порочных заблуждений,

Которым без любви я жертвовал собой,

Покоем, славою, свободой и душой,

И вы забыты мной, изменницы младые,

Подруги тайные моей весны златыя,

И вы забыты мной… Но прежних сердца ран,

Глубоких ран любви, ничто не излечило…

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан…»

А.С.Пушкин

 
Растаял остров. «Победитель»,
Известный всем злодей – грабитель,
Любите или не любите,
Жива лампада, – есть обитель…
 
 
Он был наказан, отбывал
Последние года дышал.
Поныне честь Наполеону,
В Париж «вернулся», – в Пантеон.
 
 
Много веков лежит там он
Символ побед, богатства, лести.
Будет внушать французам сон:
Зов на Восток, призывы к мести.
 
 
К шлюпке с горы они спустились,
С Эдмоном ближе подружились.
Пушкин сумел с двух слов понять —
Незауряднейшая знать.
 
 
Звучала в каждом слове речь
Интеллигента, – добрый малый,
С которым можно, и не мало,
Тем обсудить, сумел привлечь
 
 
Поэт к себе его вниманье,
Нашёл взаимно пониманье.
Шла шлюпка к бригу, обсуждали, —
Пушкин с Эдмоном так нуждались
 
 
В общеньи, быстро убедился:
В душе поэтом он родился,
Что под матросским одеяньем
Есть очень много обаянья…
 
 
На бриг поднялись, – пригласил,
Эдмон к себе, прийти просил.
Сошлись они: «вода и пламя»
Как брызги лавы из вулкана,
 
 
Речь молниями полыхала
Слова метались как клинки,
Каждый чудес знавал немало,
В речах друг друга увлекли.
 
 
Изголодавшись по беседам,
Наш Александр много поведал
Морских дел новому коллеге,
Поведал о своих он бедах…
 
 
Эдмон же не скрывал свою
Историю любви несчастной:
К ней подлецы были причастны
Обман, коварство не корю
 
 
Уж больше, – нет в мести морали…
Любовь, – ждала его она,
Красавица, почти жена…
Судовладельца дочь давали
 
 
Ему, на радость, уж приют
И сговор с нею совершён,
Готов на свадьбу, счастлив он.
К венцу на паперть поведут
 
 
Её, и ритуал свершится.
Счастливы будут, словно птицы,
Мечта жить с ней, – уединиться,
Детей иметь, – осуществится!
 
 
Поэт пленил Эдмона к дружбе,
Ему стал ближе, и послушней,
И откровенней с ним в ответ,
Сердечных тайн и ран поведал,
 
 
Эдмон на свадьбу пригласил,
Но Пушкин скромно отклонил.
Дантес так сильно настоял,
Что Александр той просьбе внял.
 
 
В библиотеке он нашёл
Заветный прежде стих, – прочёл.
Эдмон заметил и отдал,
Тот Гёте томик подписал.
 
 
В Неаполь прибыли наутро.
Спустили молча паруса,
Пришвартовались, небеса
Закрыли горы, перламутром
 
 
Сверкали окна на домах.
Расчёт поэт взял, – при деньгах.
Сердечно попрощался с другом,
И в путь пустился, в Рим, к подруге.
 

11 Храм в душе Александра

 
Конечно же не сразу сел
Поэт в карету и уехал.
Как можно? – Берег песню пел,
И рыбаки вторили эху!
 
 
Свой труд они споро творили
А их душа в слова рядилась.
Так обласкала слух поэта
Песня Италии заветной.
 
 
Мелодии боготворил поэт,
Они в нём зажигали Свет.
Но тут простой рыбак запел
Печально, и струну задел.
 
 
У Александра воскресил
В минуту образ, что носил,
Который мужество дарил,
Ему прибавил столько сил.
 
 
И вспомнил он, как поселился
На Мойке в Питере с женой.
Душой холодной и чужой
Та стала, – дамой роковой.
 
 
В Волконской доме дух царил,
Напоминало о Марие
Раевской – это выше сил.
Ведь раньше сын её там жил!..
 
 
Похож! Лицом напоминал
Образ заветный, как укором
Он представал пред ним бесспорно.
И мучась тем, что потерял…
 
 
Песня сковала адской мукой.
Везувий он глазом «мазнул»,
Дымилось жерло, по «науке»
Под ним таился Ад, тонул
 
 
В нём грешных душ чёрный поток,
Как очередь с суда тех грешных,
Кто Бога вспомнил безутешно
Лишь в скорбный час, – себя обрёк…
 
 
Он Храм в душе себе создал,
Писаний принял идеал.
Ведь кто живёт с душой такой,
Найдёт в себе ответ благой:
 
 
Куда идти? Что слух ласкает?
Где край той ветхой суеты?
Там в тишине найдёшь и ты
Себе причал, где завершает
 
 
Благословенный путь ходок.
Ведь каждому есть уголок,
Куда душою он стремится,
Чтоб от людей уединиться,
 
 
С биеньем сердца согласиться,
Его ударам подчиниться
Где дышится легко, где птица
Взлетает, не боясь разбиться…
 
 
Он на корабль оборотился,
С привычным парусом простился,
Гладь моря зеркалом блестит,
Поэт на город не глядит.
 
 
Предупредил его Эдмон,
Чтоб не зевал в городе он,
Печально славная Каморра
Нашлёт на каждого здесь вора.
 
 
Со скукой Александр зевнул,
И в кабачок сразу свернул.
Перекусил, запил вином,
Дал за постой, свалился в сон.
 
 
Какое Райское блаженство
Вытянув ноги просто спать!
Не то, что в гамаке дремать
Под вантов скрип и храп (не женский:-)…
 
 
Ночей бессонных накопилось
У Александра очень много:
Такая долгая дорога
Выматывает… Только силы
 
 
И цель поэта в даль несла:
Мечтал свободу обрести,
Ценой любой, лишь бы уйти.
Царя цензура возросла,
 
 
Обязан лгать, побольше лести,
Всё время быть ему полезным
Не по душе! Снять «кандалы»!
И жизнь сменить, хотя – б вдали…
 
 
Лишь солнца луч лица коснулся,
Поэт наш мигом встрепенулся.
Стоит внизу, ждёт экипаж,
Поёт счастливый кучер – паж.
 
 
В дорогу быстренько собрался,
Сел в бричку, конь резво помчался.
Увидел городе он храм,
Зашёл, молитву прочитал.
 
 
Глазами по гербам, геральдам, —
Знакомых не нашёл имён,
К чужбине прикоснулся он,
Покинул храм, бредя печально.
 
 
На выезде нашёл некрополь,
Прошёлся вдоль скорбных камней.
Там много греческих семей,
Но есть и русские, их тропы
 
 
Уж заросли, никто не ходит,
Кресты между камней находит.
Их жизнь от Родины вдали
Окончилась, года сочли…
 
 
Недавно Нэльсон побыл здесь,
В потоках крови утопил:
Виновных и невинных бил:
Слепа коварна его месть.
 
 
Отпор Россия дала им.
Неаполь помнит о защите
И от французов, и от бриттов!
И благодарен будет им!..
 

12 Безответная любовь к Александру

 
Дорога в гору побежала
И серпантином извивалась.
Неаполь позади лежал,
Подковой море прижимал.
 
 
Вдали Везувий чуть дымился
И горизонт с землёю слился.
Поэт картиною дивился, —
С горы простор ему открылся.
 
 
В заливе масса кораблей,
Лес мачт, канатов, масса рей…
Душою с ними он простился
И в думы снова погрузился.
 
 
Он вспомнил, как в Москве блистал
На Моховой у Лизаветы.
Кумиром был, любимцем этой
Вдовы весёлой быстро стал.
 
 
Кутузова дочки. Поэта,
Любя, приблизила. Опеку
Над ним взяла. Он отвечал,
Уважив возраст Лизаветы.
 
 
Стихи ей слал, и слушал пенье,
В салоне часто он бывал.
По её просьбе выступал,
Читал все новые творенья.
 
 
Ценила в нём талант высокий.
Судила критиков жестоко.
Отпор давала за него,
И выручала чуть чего…
 
 
Пришла пора остепениться.
Наталью выбрал, чтоб жениться,
Елизавете сообщил,
Напутствий много получил.
 
 
Представил суженую в свете, —
Понравилась Елизавете,
Но отзыв лишь ему сказала,
Не долго счастье предсказала.
 
 
Салон её и в Петербурге
Блистал. И спорили про бал,
Кто лучше пел, а кто мазурку
Там лучше всех протанцевал.
 
 
У дочки Долли бал давали.
(Жена австрийского посла).
И «дэнди» записные рвались
Попасть туда, – легла молва:
 
 
Пушкин и там стихом блистал,
Не равнодушен Долли стал.
Одно свиданье подарила,
Хотя для всех скалою слыла.
 
 
В руках он был Елизаветы,
Им управляла как могла.
Не скрыть измену от посла, —
Интригу закрутил за это.
 
 
Ведь дипломат был, – неспроста.
Руками Геккерна —Дантеса
Он наказать решил повесу.
На всё пошёл ради посла
 
 
Дантес, чтобы достать поэта.
Кавалергард– (Елизавета
Рекомендацию дала,
Охраной стал он для царя!?),
 
 
Когда с Натальей близким стал,
Его к ней Пушкин ревновал.
Но извернулся от дуэли
Дантес, – женился в самом деле…
 
 
Екатерину он избрал,
Для Пушкина роднёю стал.
Коварно как– то и противно,
Поэт замолк, свежи мотивы.
 
 
Ему совсем невыносимы.
Писал письмо, чтобы уехать
В Париж. Тянулось это зиму,
И наконец– таки успех!
 
 
Позвали. План созрел у тех,
Кто столько сил на слежку тратил,
И сколько денег зря потратил…
Выслать его! – и дел-то всех…
 
 
И чтоб он имени лишился,
И в свете больше не крутился,
И жён чужих не соблазнял,
Царя семью не волновал.
 
 
Тургеневу его поручим,
Пусть провернёт всё так как лучше.
Но всё подпортил им Дантес,
Стрелял он первым, – вот подлец!
 
 
Опасная рана была,
Лечить не взялись доктора.
Одна Елизавета знала,
Как быть, к поэту подползала…
 
 
Как в храм, вошла и прошептала,
Ему что делать, – убеждала.
Вручил судьбу свою Хитрово,
Поверил ей тогда на слово.
 
 
Добилась Лиза через Долли, —
Хирурга вызвали средь ночи.
Дантес был ранен, но не очень,
Посол месть утолил, доволен.
 
 
Поэта подлечил хирург,
Хотя считали, что он – труп.
Лечили год его, скрывали,
Елизавета, Долли знали.
 
 
Царь Николай когда узнал,
Взъярился, помнить заказал.
Тургенев знал всё про подмену,
Поэтому сменили «сцену»:
 
 
«Отпели» его не в той церкви,
«Похоронили» рядом с мамой.
По предсказанью вещей дамы
Как знал, купил предвидя жертву.
 
 
Год пролетел, пора – б по чину
Отметить скорбно годовщину…
Друзья же, помня о запрете
Попрятались, лишь Лизавета
 
 
Верна осталась при поэте,
Спасла его, чудес тут нет.
Набрался сил, здоровым стал,
Благодарил, на ноги встал…
 
 
План удался, потерян след.
На пристань едет в новый Свет
Навстречу новым приключеньям,
Своё прославив воскресенье.
 

13 Наследство и предсказание Александру

 
С высот подоблачных на море
Смотрел поэт, вдали просторы,
И волны белой бахромой
Бегут на берег чередой.
 
 
Бескрайны кажутся брега,
Равнина примыкают к морю,
И зелень хлеба на полях,
Стоит и пьет влагу любя…
 
 
Преодолели горы – спуск,
Лошадка держит бричку, груз
Привычен, кучер всё– же слез,
Ведёт коня, страхует съезд.
 
 
Дурман цветов парил на солнце,
В фляжке с вином виднелось донце.
Кружилась голова поэта.
Неведомо, цветы иль эта
 
 
Живая влага южных вин,
Или эмоций дивных джин
Проснулся, и вдруг переполнил
Терпенья чашу. Моря волны
 
 
Бились о Кумы – город мифов.
Не пощадили войны храм.
Развалины и тут и там
Хранили вход, лишь моря рифы.
 
 
Нашёл поэт храм православный,
Ступени вниз на три шага,
За ними вход, – крепки врата,
Как крепость сложен портик главный.
 
 
Перекрестившись, Александр
Зашёл в незапертые двери,
Пахнуло ладаном, орган
Звучал не в лад по нашей вере…
 
 
Храм греческий… Пред образами
Поэт поклоны отдавал,
И крестный дух над ним витал.
И вдруг поэт наш словно замер!
 
 
Себя, родного, увидал!
В нише портрет его стоял, —
Орест Кипренский рисовал
В Москве, когда в гостях бывал.
 
 
Вдруг слышно голос в тишине, —
(Орган замолк давно уже…)
«О! Здравствуй Пушкин, Александр!»
Стоит пред ним наш, из дворян,
 
 
Под клобуком седые кудри,
Дьяк,.. с следом сабли на лице?!
Пред ним, наверно, офицер..
Кто Вы, скажите, старец мудрый?
 
 
«Что в имени? – имён чтоль мало?» —
Иван, хотя менял немало!
Молил я Бога, вот настал
Тот день– всё– ж Вас я увидал!
 
 
Писал Державин мне о Вас!
Стихи прислал, Ваш первый опыт.
От эпиграмм и от проказ
Я восхищён! И каждый опус
 
 
Я выкупал, – и здесь скопил,
Стихов собранье, – осветил,
Создал библиотеку, – горд
Что так украсил сей собор!
 
 
Позвольте мне обнять поэта:
Жизнь скрашивал анахорета!
Три страсти мои не земле:
Орган, стихи и вера мне
 
 
Продлили жизнь с тех пор, как вышел
В отставку, и сошёл на берег.
Я службу Богу выбрал, вере!
Сменил орудий гром, но верен
 
 
России православной нашей,
Я рад, что выпил эту чашу.
России здесь оплот, – ведь наши
Средь греков жили здесь бесстрашно.
 
 
Екатерина нас послала
Здесь православных защищать.
Орлов, Нахимов наказать
Сумели турок, – тех вандалов!
 
 
– «Иван, я помню их батальи,
Ещё в лицее нам сказали
О Ваших подвигах благих,
И как разбили флот там их!
 
 
Мы восхищались и гордились
Что там же, где и Одиссей,
Наши герои славно бились,
И в мире стали всех сильней!»
 
 
Иван поэта пригласил
В исповедальню, расспросил.
Судьбе его он удивился,
Сказал: « Ты заново родился!
 
 
Наверно, Бог берёг тебя
В те роковые дни, любя.
Снимает крест златой с себя
Венчает им его, крестя.
 
 
Так удивлён был Александр,
Хотел его предупредить,
Но не велел Бога гневить
Иван, вручая талисман:
 
 
Его достоин ты носить,
Да сбудутся твои мечты!
Утрачено время, и жить
Уже мне мало, служи ты
 
 
По совести и разуменью,
В тебе так много есть уменья
Любовь к России возносить,
Чтоб людям было за что жить!
 
 
Вот скоро выйду на покой, —
Дух с телом часто расстаётся…
Не много жизни остаётся,
Тебе– ж творить ещё, сын мой!
 
 
Ты «Одиссею» совершил,
И много сил в неё вложил,
Потратил, чтоб свела судьба
Нас вместе, – это чудеса!
 
 
Позволь мне передать наследство
Тебе, чтоб ты не знал бы бедства.
Своих я вырастил, – богаты…
Тебя же поддержать я рад.
 
 
Вручил шкатулку, – это клад.
Хранил его один пират,
Не шёл ко мне– уже лет тридцать,
Нашёл, наверно, конец жизни…
 
 
Мне руки жжёт, – тут столько крови!
Ты вправе взять, – Дай Бог здоровья!
Твори добро во имя Бога!
Я рад, – нашёл ко мне дорогу.
 
 
Я вижу по твоей руке:
Три женщины могут тебе
Построить счастье в этом свете.
Их слушайся! Твои же дети
 
 
Придут к тебе, следом их мать.
И счастлив будешь ты опять!
А счас ступай! Время молиться.
Перекрестил и удалился…
 

14 Александр и Русская Америка мецената

 
Что это было? Явь иль сон?
Как одурманенный обвёл
Глазами храм– из камня пол,
Под ним наверно утаён
 
 
Тот клад несметный, о котором
Поэту только что поведал
Иван, открыв душу в ответ
На исповедь, что веры нет
 
 
Ни женщинам, что он любил,
Ни тем друзьям, с какими пил,
Ни Государю, – тот убил
Друзей его, кто верен был
 
 
Идеям равенства и братства,
Ни прихвостням, с кем близок был, —
По службе юнкерской служил.
Надеялся на реформатство,
 
 
А получилось ретроградство…
А так всё славно начиналось!
В Аляску русские вживались,
И в Калифорнии их братство
 
 
Форты воздвигло, – от пиратов.
Судам бичом были на море.
Где же укрыться на просторе?
У русских, – пушки били гадов!
 
 
И там Иван тогда ходил, —
Поэту это говорил.
Поддержки флот тогда просил,
Но не было у царя сил
 
 
Осваивать далёки земли.
Сердечные лямку влачили,
Хотя на самородках жили.
Иван охотился не дремля,
 
 
Нашёл один он самородок
Хранила золото природа,
Не жаден был, – взял то, – от Бога, —
Считал, – ему подарок вроде…
 
 
Он обеспечил всех родных,
Для храма взял мастеровых.
Вот отчего по праву чести
Достойно жил он в славном месте.
 
 
И рад был, что сыны, невестки
Дарили внуков, – есть и правнук…
Забавный, – будет в деда славным,
Отрада в старости – дар веский!
 
 
Друг друга поняли они,
Живой историей казался
Поэту он, и восхищался
Жизни геройской там вдали.
 
 
Иван как в зеркале купался
В глазах восторга и любви,
Он знал, чем Пушкин даровит,
Надеялся, – не сомневался:
 
 
Ещё немало он историй
В стихах иль прозе удостоит
Правду о русских, будь то воин
Или моряк, иль раб факторий,
 
 
Каким он был, – благословите, —
России верным он служил.
Вот почему как покровитель
Поэту стать теперь решил…
 
 
Как наважденье в тех былинах
Случилось здесь, церковь покинул,
С теплом простившись, помолился,
Запечатлеть в глазах стремился.
 
 
Если– б не крест грудь грел, то сном
Поэт назвал бы что случилось.
Открыл шкатулку, – свет струился
От каждой грани, и весом
 
 
Судьбы подарок был заветный.
Там бриллианты адским блеском
Сверкали, – были там подвески,
И диадемы и браслеты.
 
 
Шкатулку знатную закрыл,
Сел в бричку, в Рим он покатил.