Текст книги "Кремлевские «принцессы». Драма жизни: любовь и власть"

Надежда Аллилуева: Дочь или жена? Трагедия разбитой жизни дочери комиссара

Он ее спас и он же ее убил. Было ли это случайностью, стечением обстоятельств или же просто пьяной выходкой? Надежда Аллилуева не брала в рот спиртного. А покончила с жизнью, по словам тех, кто ее видел живой в последний раз, из-за оскорбительной реплики Сталина. Он обратился к жене:

– Эй, выпей!

– Я тебе не «эй», – огрызнулась она, – и я не пью.

А потом встала. Взглянула на подвыпившего мужа колючим взглядом и вышла из зала. Больше ее живой не видели.

Аллилуевой был всего 31 год. И она не отличалась взрывным темпераментом. Что послужило причиной смерти? Глупая шутка? Нервное истощение? Или измена? Телу, душе, идеалам?

Свою тайну она унесла в могилу.

Иосиф Джугашвили

Был жаркий июльский день. Палящее солнце напоминало белый раскаленный диск. Девочка двенадцати лет, когда к маме пришли гости, убежала на речку. Быстро огляделась и, завязав косицы повыше, полезла в воду.

Что могло произойти, сказать трудно. Очевидцев вначале не было, только несколько случайных прохожих. А потом произошло то, что стало легендой, сказкой, правдивой былью или чем-то вроде начала любовного романа. Двадцатого июля 1913 года Иосиф Джугашвили спас маленькую Надю Аллилуеву.

Двадцатого июля в 16 часов дня очень красивая мама Нади по имени Ольга уже угощала друга семьи домашней водкой и растирала перепуганную девочку целебной настойкой. Надя боялась. Иосиф был под хмельком. А вечером пришел папа Нади, появились соседи, и все благодарили Иосифа.

Похоже на отрывок из какой-то сказки. Поступок. И само событие. Своеобразная точка отсчета для маленькой девочки, если считать, что это событие стало причиной ее смерти.

В 1917 году юная Надежда и Иосиф Сталин встретились в Петрограде, куда он вернулся после ссылки. И она стала его невестой.

Это была странная пара. Он – худой, сутуловатый, кашляющий, с горящими глазами. И она – очень красивая грузинка невысокого роста, почти куколка, преданно заглядывающая в рот своему будущему мужу.

Это была не любовь даже. Сталин был очень темпераментным, грубым и взрывным. А Аллилуева – очень спокойной, мягкой, и голос у нее был тихим. Как рассказывала соседка, у которой молодые снимали угол, однажды она стала свидетельницей не очень хорошей сцены. Джугашвили так кричал за что-то на свою жену, что сползло одеяло, открыв отгороженную часть комнаты, где жила пара.

Надя сидела, забившись в угол, поджав под себя ноги и с отчаянным ужасом глядя на мужа. Взгляд затравленный, словно у собачонки, которую ткнули ботинком в брюхо.

Череда срывов и примирений наполнили жизнь Нади так плотно, что у нее не хватило сил выбрать, что в отношении мужа было правдивым, а что мнимым.

Девочки Востока взрослеют быстрее своих сверстниц-северянок, и, возможно, поэтому в 1913 году Надя просто влюбилась в своего спасителя. Ей было двенадцать, но ее тело уже чувствовало, как тело развитой женщины, ее чувственность и стыдливость, волнение при встрече и нежелание, чтобы он увидел ее голой, когда мать растирала ее настойкой, – все это было нитями одного рисунка. Естественного рисунка становления юного организма очень рано созревшей девочки.

Именно зрелость, по мнению специалистов, и привела к некоторым слишком ранним переменам в организме Нади. Но об этом немного позже. Просто нужно четко понимать, что в истории жизни великих людей все связано не менее прозаичным образом, чем у обывателей. Хочется так же есть, спать, заниматься сексом. Хочется любить и быть любимым. И хочется, чтобы потомки понимали все поступки, а не только те, что выгравированы на развалинах исторических реалий. Почему Надежда согласилась выйти замуж за Иосифа? Да все предельно просто – девочка из очень патриархальной семьи могла заниматься сексом только после замужества. Воспитанная в жестких рамках подчинения мужчине, не смеющая повысить голос, кроткая и терпеливая Надежда просто потянулась к сексуальному партнеру. Конечно, влюбленность. Безусловно. А что еще может быть к герою революции? Мужчине опытному, страстному, да к тому же по возрасту годящемуся едва ли не в отцы? Иллюзия счастья, желание вырваться из дома.

У Аллилуевых была не очень простая семья, и отношения с матерью складывались не всегда ровно. Ольга Аллилуева, красивая до умопомрачения грузинка цыганских кровей, так любила свободу, что удержать ее было невозможно. Муж махнул рукой и просто сказал:

– Гуляй. Нагуляешь и принесешь в подоле – утоплю.

И Ольга гуляла. Приходила домой пьяная, ссорилась с мужем, одергивала дочь. И улыбалась чуть безумной улыбкой, свойственной всем цыганам. Словно они поцеловались с чертом, и тот запечатлел на их губах гениальную особенность – несмотря ни на что, улыбаться перед лицом любых невзгод.

Была ли Надежда в мать хоть чем-то? Была. Пожалуй, выдержкой. Белоснежными зубами. И острой чувственностью. Немного, но для того, чтобы сорваться замуж в восемнадцать лет, достаточно.

В 1918 году Надежда Аллилуева вступила в партию и начала работать в Совнаркоме. Секретаршей, машинисткой, помощницей. Юная невеста Джугашвили была тихой и исполнительной. Означало ли это, что она была бессловесной?

Однажды она подписала заявление в поддержку одного старого большевика, которого обвинили в том, что он при исполнении должностных обязанностей, воспользовавшись своим служебным положением, использовал в личных целях часть ценного груза, предназначенного для Московского отделения.

Сталин тогда озверел, а Надежда твердо посмотрела ему в глаза и спокойно произнесла:

– Это произвол. Он не виноват ни в чем.

За такие слова другую бы тут же пустили в расход, но Сталин промолчал. К этой черноглазой девушке у него было странное отношение: с одной стороны, он ее любил, а с другой – мог спокойно позволить себе в ее адрес площадную брань. С точки зрения психологии семейных отношений речь может идти о неудовлетворенности как эмоциональной, так и физической. А вот с точки зрения психологии власти мы имеем феномен, когда носитель авторитаризма личностного (Джугашвили) сталкивается с несгибаемым сопротивлением того, кто никак не слабее его (Аллилуева). И в отношениях намечается замкнутый круг, разорвать который можно только насильственным методом.

В 1919-м они поженились.

Был ли это неосмотрительный шаг? Или тот самый случай, когда брак позволяет найти полное взаимопонимание и погасить искру неудовольствия друг другом? Что же касается брака Надежды, то было невозможно прогнуть ее волевую натуру. Она уважала мужа. Боялась. Выполняла его прихоти в постели. Была его соратницей, любовницей, товарищем по партии. Духовной же близости не получилось.

Сталин нашел себя в деспотизме. В работе. В желании добиться полноты власти. Аллилуева нашла себя в выживании рядом с этим человеком.

Но счастлива она не была. Так получилось, что Сталин не хотел прощать ей ее нравственного превосходства. Что же такое нравственность в глазах Джугашвили? Об этом человеке написаны тонны литературы, его жизнь изучена так подробно, что клеймо, как говорится, негде ставить. Я лишь хочу добавить то, что было существенно с точки зрения интимной морали для супругов. Для всех супругов всего мира, кроме разве что пары Сталин – Аллилуева, – взаимное уважение, основанное на сексуальном равенстве. Время гаремов прошло. Но, как потом оказалось, не для Иосифа Виссарионовича. Его выходки были за гранью понимания отношений между мужчиной и женщиной. Сталин не был извращенцем или садистом, он просто умел так унизить свою жену, что та потом рыдала по несколько часов. Охрана часто видела ее плачущей, когда Сталин покидал комнату. Один охранник на свой страх и риск однажды заговорил с Надеждой после того, как после ухода мужа она попросила вызвать врача:

– Вы бы ушли от него.

– Куда?

В 1921 году родился сын Василий. В 1926 году родилась дочь Светлана.

В мае 1928 года Надежда, с двухлетней дочуркой на руках и ведя за ручку семилетнего Васю, пришла в кабинет к мужу, на удивленный взгляд секретаря лишь спокойно улыбнулась, села на кожаный диван и обернулась к Сталину:

– Я хочу пойти учиться.

– Расти дочь, раз родила.

Один колючий взгляд и нехорошая улыбка – и молодая женщина выбежала из кабинета.

Но через несколько дней Надя снова завела разговор об обучении. И еще через несколько дней снова. Но Джугашвили был неумолим. Ему казалось, что это совсем не женское дело.

Где-то в канун Нового года у Сталина гостил Енукидзе – крестный Надежды, известный распутник и бабник, человек дурной репутации, но нежно любящий свою крестницу и балующий ее щедрыми подарками и гостинцами. Именно он в лютые зимы доставал апельсины для Нади, а на свадьбу притащил бочонок грузинского вина. И теперь, сидя в кабинете Джугашвили, Енукидзе громогласно рассуждал о роли женщины в жизни молодой республики. Смачно матерясь и тут же хохоча над своими сальными шуточками, крестный добился в тот вечер только одного – Сталин скрепя сердце разрешил жене учиться.

В 1929 году Надежда Аллилуева поступила в институт. Изучала она текстиль. Казалось бы, что в этом может быть скандального? Как раз ничего, работают молодые женщины, матери, сестры.

Неприкосновенность женщин в конце 1920-х годов была мифом. Кому вбили в голову, что секса у нас нет? А кто решил, что общая неустроенность и информационный голод мог быть компенсирован невинностью? Это решительный бред, которому даже нечего противопоставить. Мы говорим о разрухе, голоде и разгуле венерических болезней. О проституции и человеческом факторе, когда ради хлеба торговали собой.

Помнится, как долго скрывали, что в годы Великой Отечественной были зафиксированы факты каннибализма. А все чистоплюи-исследователи воспринимали историю не как поле для становления человека, а как тенденцию для развития цивилизации. История – не тенденция, история – это тугая сеть, которую своими поступками, словами и решениями ткут люди. Даже для того, чтобы начать войну, нужна власть человека, а не воображаемая тенденция.

И поэтому исследователи тщательно обходили вопрос обучения Аллилуевой в институте. Да, училась. И что? Ну и то…

На первом же курсе Надежда познакомилась с девушкой по имени Ирина. Ирина О. – девушка, не оставившая яркого следа в истории, умерла в 1930 году от сифилиса. Она заразилась им, когда за жалкие крохи торговала своим телом в подворотне. Вот ее история, которая создавала историю России. Вернее, и эта история создавала историю России. А ведь Аллилуева общалась с этой девушкой: они ходили вместе на занятия, Надежда делилась завтраком, а потом уходила домой, где ее ждал Сталин.

Надя не кричала, не устраивала истерик, не плакала, когда узнавала такие истории. Она просто замыкалась в себе. Внешне почти ничего не менялось. Аллилуева не была склонна к полноте, но и не худела на нервной почве. Она, как бы это сказать, темнела – потухали глаза, становились сухими губы, и нежная матовая кожа лица словно приобретала землистый оттенок. Это психологическая проблема, и, если бы ею занимался врач, возможно, стрессов было бы меньше. Подавляя в себе эмоции, Надежда шла очень медленно, но верно к срыву.

Непринужденность, которую она напускала на себя, была призрачной, но нужно было быть Сталиным, чтобы не видеть этого. Или не желать видеть ничего, что тревожит собственную жену.

Борьба за власть, устранение конкурентов и больше ничего – вот жизнь Сталина. Борьба за рассудок, поиск связей с жизнью – вот жизнь Аллилуевой.

Николай Бухарин

И она бежит. Вначале в Германию, где живет брат Павел. Потом в объятия к пасынку Якову. И снова в Германию. И снова к Якову. Нет, их связь была только платонической, не такой, как, предположим, с Николаем Бухариным. Якова Надежда любила как родного сына. Редкие встречи – и все, но в эти встречи Надежда умудрялась вложить всю свою душу. Одной фразой высказать все сомнения одинокой и уставшей женщины.

Странное дело, но после обучения в институте Аллилуева не стала более рьяно защищать чьи-то права. Некоторые исследователи писали, что жена Сталина имела какие-то политические убеждения, которые стремилась обосновать и едва ли не выразить публично. Все это полнейшая ерунда. Надежда была женщиной в первую очередь. Женщиной, а не носителем политических лозунгов. И Бухарина она любила как мужчину, а не как «тенденцию исторической закономерности в развитии общества». Да, у них была связь.

Однажды разговор Николая и Надежды подслушал Сталин и взревел: «Убью!» И убил.

Что же было в том разговоре, что так не понравилось Иосифу Виссарионовичу? Уж никак не разговор о свержении высшей власти. И не о мужской несостоятельности Сталина. И не о детях (Бухарин никогда не говорил с Надей о ее детях). И не о внешней политике.

Каролина Тиль – экономка Сталина – тоже слышала эти разговоры. И потом рассказывала, едва ли не присягала, что говорили Бухарин и Аллилуева об искусстве, философии, музыке. И о душе?

И о душе говорили тоже. Надежда сидела на диване, поджав ноги, и, уткнувшись в плечо Николая, громким шепотом читала сонеты Шекспира, стихи Бодлера, срывающимся голосом рассказывала о Пушкине. Они говорили о «Каменном госте», о «Пире во время чумы». А еще…

– Ты понимаешь, Николай, есть вещи, есть слова, которые я не могу говорить никому. Понимаешь?

Черные глаза были бездонными, как колодцы в пустыне. Ресницы – бархатными. Щеки – мокрыми и чуть солоноватыми от слез. Бухарин нежно целовал их и говорил:

– Ты должна доверять ему.

– Не могу!

Этот ли разговор стоил Бухарину головы, а Аллилуевой очередной унижающей порки словами?

«Не могу» жены Сталин воспринимал, как разъяренный вепрь. Почему же он, горячо обожаемый юной девочкой, вдруг стал пугать? Но так случилось, и Надя стала отдаляться от него настолько, что не могла доверять ему. Кроме того, у них была огромная разница в возрасте, и девушка скорее напоминала его дочь.

Дочь Сталина?

В 1930 году Сталин с женой возвращались с какого-то праздника и очень сильно поругались в машине, а когда машина подкатила к дому, то офицер охраны услышал, как мужчина бросил в лицо женщине, сжавшейся на заднем сидении машины:

– Ты моя дочь, поняла? Дура ты, если не понимала раньше.

Сказав это, Сталин широкой поступью пошел к двери, а Аллилуева еще долго сидела в машине, не в силах вымолвить ни слова. Впервые в жизни ей стало так страшно, что хотелось кричать.

Нет, наверное, она соврала себе – было страшно, когда Сталин наливал стопку вина грудному сыну и требовал, чтобы малыш пил, и никто не смел сказать слово против.

Было страшно, когда однажды они сидели с Яшей всю ночь напролет, рассматривая новые книжки, говорили обо всем на свете, а потом он обнял свою мачеху и тихо вышел из комнаты. Ничего не случилось, а утром она узнала, что Яша хотел застрелиться. Она рыдала как бешеная тогда, несясь к его комнате. У двери она столкнулась со Сталиным, и он, взглянув на свою заплаканную жену тяжелым взглядом, прошипел:

– Даже застрелиться не мог как следует.

А еще ей было страшно, когда на вторую ночь их жизни Сталин порвал на ней ночную рубашку.

Потом как-то все выходки мужа стали привычными, и Надя стал учиться скрывать свои эмоции. И когда училась в институте, уже ничего не меняло ее характера – она стала скрывать свои чувства. Улыбаясь, могла вспоминать рассказ однокурсниц о том, как они жарили собачатину или позволяли насиловать себя за банку консервов. Не было больше запретов для молодой женщины. И когда она заболела, то тоже не удивилась. Ей казалось, что болезнь – это наказание за равнодушие. Ей следовало бороться, кричать, царапаться, а не давить в себе свою боль. Но она давила.

А ведь были потрясающие вспышки нежности в их отношениях. Куда все ушло? Слова, которыми они обменивались, письма, эмоции?

Судите сами:

И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой

8 сентября 1930 года

«Татька!

Письмо получил. Книги тоже. Английского самоучителя Московского (по методу Розенталя) у меня здесь не оказалось. Поищи хорошенько и пришли. К лечению зубов уже приступил. Удалили негодный зуб, обтачивают боковые зубы, и, вообще, работа идет вовсю. Врач думает кончить все мое зубное дело к концу сентября. Никуда не ездил и ездить не собираюсь. Чувствую себя лучше. Определенно поправляюсь. Посылаю тебе лимоны. Они тебе понадобятся. Как дела с Васькой, Сатанкой?

Целую крепко, много, очень много.

Твой Иосиф».

Н. С. Аллилуева И. В. Сталину

12 сентября 1930 года

«Здравствуй, Иосиф!

Письмо получила. За лимоны спасибо, конечно пригодятся. Живем неплохо, но совсем уже по-зимнему – сегодня ночью было минус 7 по Цельсию. Утром все крыши были совершенно белые от инея. Очень хорошо, что ты греешься на солнце и лечишь зубы. Вообще же Москва вся шумит, стучит, разрыта и т. п., но все же постепенно все налаживается. Настроение у публики (в трамваях и в др. общественных местах) сносное – жужжат, но не зло. Всех нас в Москве развлек прилет цеппелина: зрелище было действительно достойно внимания. Глазела вся Москва на эту замечательную машину.

По поводу стихотворца Демьяна все скулили, что мало пожертвовал, мы отчислили однодневный заработок.

Видела новую оперу „Алмас», где Максакова совершенно исключительно станцевала лезгинку (армянскую), я давно не видела танца, так художественно выполненного. Тебе, думаю, очень понравится танец, да и опера.

Да, все же как я ни искала твоего экземпляра учебника, не нашла, посылаю другой экземпляр. Не сердись, но нигде не нашла. В Зубалове паровое отопление уже работает и вообще все в порядке, очевидно, скоро закончат. В день прилета цеппелина Вася на велосипеде ездил из Кремля на аэродром через весь город. Справился неплохо, но, конечно, устал.

Очень умно делаешь, что не разъезжаешь, это во всех отношениях рискованно.

Целую тебя.

Надя».

Н. С. Аллилуева И. В. Сталину

19 сентября 1930 года

«Здравствуй, Иосиф!

Как твое здоровье? Приехавшие т. т. (Уханов и еще кто-то) рассказывают, что ты очень плохо выглядишь и чувствуешь себя. Я же знаю, что ты поправляешься (это из писем). По этому случаю на меня напали Молотовы с упреками, как это я могла оставить тебя одного и тому подобные, по сути совершенно справедливые, вещи. Я объяснила свой отъезд занятиями, по существу же это, конечно, не так. Это лето я не чувствовала, что тебе будет приятно продление моего отъезда, а наоборот. Прошлое лето это очень чувствовалось, а это нет. Оставаться же с таким настроением, конечно, не было смысла, т. к. это уже меняет весь смысл и пользу моего пребывания. И я считаю, что упреков я не заслужила, но в их понимании, конечно, да.

На днях была у Молотовых, по его предложению, проинформироваться. Это очень хорошо. Т. к. иначе я знаю только то, что в печати. В общем, приятного мало. Насчет же твоего приезда Авель говорит т. т., я его не видела, что вернешься в конце октября; неужели ты будешь сидеть там так долго?

Ответь, если не очень недоволен будешь моим письмом, а, впрочем, как хочешь.

Всего хорошего. Целую.

Надя».

И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой

24 сентября 1930 года

«Татька!

Получил посылку от тебя. Посылаю тебе персики с нашего дерева.

Я здоров и чувствую себя как нельзя лучше. Возможно, что Уханов видел меня в тот самый день, когда Шапиро поточил у меня восемь (8!) зубов сразу, и у меня настроение было тогда, возможно, неважное. Но этот эпизод не имеет отношения к моему здоровью, которое я считаю поправившимся коренным образом.

Попрекнуть тебя в чем-либо насчет заботы обо мне могут лишь люди, не знающие дела. Такими людьми и оказались в данном случае Молотовы. Скажи от меня Молотовым, что они ошиблись насчет тебя и допустили несправедливость. Что касается твоего предположения насчет нежелательности твоего пребывания в Сочи, то твои попреки также несправедливы, как несправедливы попреки Молотовых насчет тебя. Так, Татька.

Я приеду, конечно, не в конце октября, а много раньше, в середине октября, как я говорил тебе в Сочи. В видах конспирации я пустил слух через Поскребышева о том, что смогу приехать лишь в конце октября. Авель, видимо, стал жертвой такого слуха. Не хотелось бы, чтобы ты стала звонить об этом. О сроке моего приезда знают Татька, Молотов и, кажется, Серго.

Ну, всего хорошего.

Целую крепко и много.

P. S. Как здоровье ребят? Твой Иосиф».

Н. С. Аллилуева И. В. Сталину

30 сентября 1930 года

«Здравствуй, Иосиф!

Еще раз начинаю с того же – письмо получила. Очень рада, что тебе хорошо на южном солнце. В Москве сейчас тоже неплохо, погода улучшилась, но в лесу определенная осень. День проходит быстро. Пока все здоровы. За восемь зубов молодец. Я же соревнуюсь с горлом, сделал мне профессор Свержевский операцию, вырезал 4 куска мяса, пришлось полежать четыре дня, а теперь я, можно сказать, вышла из полного ремонта. Чувствую себя хорошо, даже поправилась за время лежания с горлом.

Персики оказались замечательными. Неужели это с того дерева? Они замечательно красивы. Теперь тебе при всем нежелании, но все же скоро придется возвращаться в Москву, мы тебя ждем, но не торопим, отдыхай получше.

Привет. Целую тебя.

Надя.

P. S. Да, Каганович квартирой очень остался доволен и взял ее. Вообще был тронут твоим вниманием. Сейчас вернулась с конференции ударников, где говорил Каганович. Очень неплохо, а также Ярославский. После была «Кармен» – под управлением Голованова, замечательно.

Н. А.».

Н. С. Аллилуева И. В. Сталину

6 октября 1930 года

«Что-то от тебя никаких вестей в последнее время. Справлялась у Двинского о почте, сказал, что давно не было. Наверное, путешествие на перепелов увлекло или просто лень писать.

А в Москве уже вьюга снежная. Сейчас кружит вовсю. Вообще погода очень странная, холодно. Бедные москвичи зябнут, т. к. до 15.Х. Москвотоп дал приказ не топить. Больных – видимо-невидимо. Занимаемся в пальто, так как иначе все время нужно дрожать. Вообще же у меня дела идут неплохо. Чувствую себя тоже совсем хорошо. Словом, теперь у меня прошла уже усталость от моего „кругосветного» путешествия, и вообще дела, вызвавшие всю эту суетню, также дали резкое улучшение.

О тебе я слышала от молодой интересной женщины, что ты выглядишь великолепно, она тебя видела у Калинина на обеде, что замечательно был веселый и тормошил всех, смущенных твоей персоной. Очень рада.

Ну, не сердись за глупое письмо, но не знаю, стоит ли тебе писать в Сочи о скучных вещах, которых, к сожалению, достаточно в московской жизни. Поправляйся. Всего хорошего.

Целую.

Надя.

P. S. Зубалово абсолютно готово, очень, очень хорошо вышло».

И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой

8 октября 1930 года

«Татька!

Получил твое письмо.

Ты что-то в последнее время начинаешь меня хвалить. Что это значит? Хорошо или плохо?

Новостей у меня, к сожалению, никаких. Живу неплохо, ожидаю лучшего. У нас тут испортилась погода, будь она проклята. Придется бежать в Москву. Ты намекаешь на какие-то мои поездки. Сообщаю, что никуда (абсолютно никуда!) не ездил и ездить не собираюсь.

Целую очень много, крепко много.

Твой Иосиф».

И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой

9 сентября 1931 года

«Здравствуй, Татька!

Как доехала, обошлось без приключений? Как ребятишки, Сатанка?

Приехала Зина (без жены Кирова). Остановилась в Зензиновке – считает, что там лучше, чем в Пузановке. Что же, очень приятно. У нас тут все идет по-старому: игра в городки, игра в кегли, еще раз игра в городки и т. д. Молотов уже успел дважды побывать у нас, а жена его, кажется, куда-то отлучилась.

Пока все. Целую.

Иосиф».

Н. С. Аллилуева И. В. Сталину

12 сентября 1931 года

«Здравствуй, Иосиф!

Доехала хорошо. В Москве очень холодно, возможно, что мне после юга так показалось, но прохладно основательно.

Москва выглядит лучше, но местами похожа на женщину, запудривающую свои недостатки, особенно во время дождя, когда после дождя краска стекает полосами. В общем, чтобы Москве дать настоящий желаемый вид, требуются, конечно, не только эти меры и не эти возможности, но на данное время и это прогресс.

Улицы Москвы уже в лучшем состоянии, местами даже очень хорошо. Очень красивый вид с Тверской на Красную площадь…

Посылаю тебе просимое по электротехнике. Дополнительные выпуски я заказала, но к сегодняшнему дню не успели дослать, со следующей почтой получишь, то же и с немецкой книгой для чтения – посылаю то, что есть у нас дома, а учебник для взрослого пришлю со следующей почтой.

Обязательно отдыхай хорошенько, и лучше бы никакими делами не заниматься.

Звонил мне Серго, жаловался на ругательное твое письмо, не то телеграмму, но, видимо, очень утомлен. Я передала от тебя привет.

Дети здоровы, уже в Москве.

Желаю тебе всего, всего хорошего.

Целую.

Надя».

Все вырублено. Подавлено. Уничтожено.