Текст книги "Реформы и догмы. Государство и экономика в эпоху реформ и революций. 1861–1929"

Причем последствия эти не являются результатом ошибок властей, а имманентно присущи системе, основанной на централизованном государственном регулировании.

Во-первых, существенное влияние групп интересов при принятии крупных народнохозяйственных решений. Поскольку государство непосредственно вмешивается в хозяйственный процесс, устанавливает отраслевые приоритеты и обеспечивает их бюджетным финансированием, для бизнеса оказывается более привлекательным (и более дешевым) обеспечить принятие необходимого решения, чем работать над модернизацией производства и ростом производительности труда[72]72
  Сто лет спустя, в посткоммунистической России, эта практика будет отражена следующими словами: среди ценных бумаг самой ценной является постановление правительства.


[Закрыть]. Именно в этом состояла опасность точечной поддержки отдельных секторов промышленности (или даже отдельных групп предприятий), которая была характерна для российской практики[73]73
  В частности, видный либеральный экономист И. X. Озеров предостерегал от чрезмерного влияния на правительство лоббистских группировок, которые предпочитают «слишком полагаться на субсидии и таможенные ставки» (Озеров И. X. Экономическая Россия и ее финансовая политика на исходе XIX и в начале XX веков. М., 1905. С. VII–VIII).


[Закрыть]. В связи с этим было даже введено понятие рациональный протекционизму который «стремится к эксплуатации естественных сил природы при помощи усовершенствованной техники и повышения производительности труда» в отличие от охранительной системы, которая «усиливает эксплуатацию кармана потребителей, то есть, в конце концов, человеческого труда, при помощи высоких цен»[74]74
  Пажитнов К. А. Развитие каменноугольной и металлургической промышленности на юге России//Народное хозяйство. 1905. № 3. С. 32.


[Закрыть].

Во-вторых, сама по себе задача выбора долгосрочных отраслевых приоритетов являлась исключительно сложной, а цена ошибки была здесь исключительно высокой. В нормальной рыночной экономке национальный приоритет вырастает из суммы локальных (микроэкономических) приоритетов, что снижает вероятность глобальной ошибки. Но если приоритеты устанавливает государство и реализует их, опираясь на всю мощь своей финансовой политики, риски неимоверно возрастают. Иногда приоритеты удается определить правильно и тогда это становится основой для ускоренного роста. Однако вероятность ошибки очень высока, поскольку государство в своих расчетах может опираться только на известные тенденции прошлого и экстраполировать их, что далеко не всегда дает адекватное понимание будущего.

Применительно к России рассматриваемого периода примером такого рода стратегической ошибки стало перенесение центра тяжести в энергетической политике с нефти на уголь. К концу XIX века на Россию приходилось более половины мировой добычи нефти и порядка 2 % угля, что делало ее топливный баланс уникальным и весьма перспективным. Однако опыт развитых стран свидетельствовал о доминировании угля, и именно поэтому правительство, решая вопрос о долгосрочных задачах развития ТЭК, отдало предпочтение углю. В значительной мере это стало результатом мощного давления со стороны угольного лобби. Основываясь на простых международных сопоставлениях (потребление угля в России было в 20 раз ниже, чем в Германии, и в 34 раза ниже, чем в Великобритании), правительство сочло необходимым стимулировать добычу угля вместо того, чтобы рассмотреть возможность развития экономики преимущественно на базе нефти. В результате были введены запретительные пошлины на импорт угля и очень низкие тарифы на перевозку его внутри страны[75]75
  Поворот в пользу угольной промышленности имел и важный внешнеполитический аспект, который, возможно, сыграл решающую роль. Вот как писал об этом А. А. Иголкин: «Убыточные для казны тарифы вводились под сильнейшим давлением донецких углепромышленников. Большая часть добычи угля в Донбассе контролировалась франко-бельгийским капиталом, с 1906 года его интересы представлял “Продуголь”, за которым стояли крупнейшие французские банки. Именно эти банки размещали большую часть зарубежных займов царского правительства… В отличие от угольной, за нефтяной промышленностью стоял в первую очередь, английский капитал. В отрасли было три монополистических объединения, но возможностей лоббировать свои интересы в правительстве у нефтяников было гораздо меньше, чем у “Продугля”. В отличие от французских углепромышленников, бакинские предприниматели часто не могли добиться от правительства удовлетворения самых неотложных нужд». (См. подробнее: Иголкин А. А. Отечественная нефтяная политика в первой трети XX века//Историко-экономический альманах. Вып.1. М.: Академический проспект, 2004. С. 260–261.)


[Закрыть]. Это привело к быстрому вытеснению нефти углем, что предопределило топливно-энергетический баланс на несколько десятилетий.

* * *

Параллельно росту государственной активности разворачивались процессы централизации и концентрации частного капитала. На авансцену экономического развития России выходили крупнейшие предприятия – монополии. Если по параметрам экономического развития Россия существенно отставала от стран Западной Европы, то по концентрации капитала находилась среди них в первых рядах. Это очень важная тенденция – активизация экономической роли государства происходила параллельно появлению и развитию тенденции к частнопредпринимательской централизации. Ниже мы должны будем рассмотреть этот вопрос более подробно. Пока же заметим только, что процессы эти отражали серьезные изменения, происходившие в самом характере производительных сил – налицо был переход к доминированию крупных хозяйственных форм, а это значило, что на место конкуренции во многих случаях уже приходит монополия. На повестку дня встал вопрос: какая монополия окажется доминирующей – государственная или частная.

Глава 2
Частные монополии и государство

Благодаря проведенным в последней трети XIX века политическим и экономическим реформам, а также ответственной макроэкономической политике 1890-х годов, к началу XX столетия Россия демонстрировала не только высокие темпы экономического роста. Налицо были и важные структурные сдвиги в организации производства, выразившиеся в быстром росте концентрации капитала и производства, в усилении монополистических тенденций функционирования народного хозяйства. Эти процессы отражали серьезные изменения, происходившие в самом характере производительных сил – налицо был переход к доминированию крупных хозяйственных форм, а это значило, что на место конкуренции во многих случаях уже приходит монополия. Можно было проследить две тенденции монополизации и связанной с ней централизации регулирования экономики: одна шла со стороны крупных частных производственных объединений (монополий), другая – со стороны государства.

В этот период в России, как и в других развитых странах мира, шло формирование крупных и крупнейших промышленных предприятий, монополистических объединений. Их участники уже могли координировать свои действия в национальном масштабе, имея целью преодоление стихии неорганизованного рынка, усиление роли сознательного, регулирующего начала в хозяйственном процессе. Оформляются знаменитые синдикатские объединения, такие, как машиностроительный картель «Продпаровоз» (образован в 1901 году), синдикаты «Продамет» (1902) и «Продвагон» (1904), «Продуголь» (1906), Объединение дрожжево-винокуренных заводов (которое выпускало на рынок более 80 % этой продукции), Общество хлопчатобумажных комбинатов, Особая распределительная контора заказов спичечной промышленности (95 % всех спичек) и другие. С промышленными монополиями были тесно связаны крупнейшие банки, такие, как Русско-Азиатский, Международный коммерческий, Азово-Донецкий. Взаимосвязь производственных монополий и банков не просто усиливала позиции частного сектора в его взаимоотношениях с государственной властью. Этот союз создавал мощную основу для индустриализации страны, повторяя путь германской индустриализации второй половины XIX века[76]76
  Роль банков в германской индустриализации проанализирована А.Гершенкроном. См. Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays.


[Закрыть].

Немалый вес имели и представительные организации российских предпринимателей – союзы, общества, комитеты и съезды, строившиеся по отраслевому или территориальному признакам.

Несмотря на успехи частного бизнеса, государство в России продолжало играть чрезвычайно важную экономическую роль. Это проявлялось в двух основных направлениях. Во-первых, государство оставалось одним из крупнейших отечественных собственников и производителей, участвуя в хозяйственном процессе непосредственно, как агент предпринимательской деятельности. Особенно важным было в этом отношении военное производство, большая часть которого была сконцентрирована в руках государства. Во-вторых, власть активно вмешивалась в организацию хозяйственных процессов в качестве мощнейшей силы, регулирующей и направляющей деятельность частных хозяйственных агентов.

Государство было крупнейшим собственником средств производства. Ему принадлежали земельные угодья, недра, большая часть лесов, 70 % железнодорожной сети, значительная часть горных заводов и оборонных предприятий. Казна держала в своих руках почту и телеграф, почти полностью контролировала кредитную сферу. И, наконец, государство стало монополистом по покупке спирта и продаже водки, что давало существенную часть денежных поступлений в бюджет.

Более того, государство само содействовало формированию ряда монополистических объединений как инструментов централизованного регулирования ключевых отраслей промышленности. Ярким примером такого рода действий является Общество по продаже продукции русских металлургических предприятий – синдикат «Продамет», чье создание было одобрено правительством в июле 1902 года. С одной стороны, его появление стало реакцией на кризисное сокращение спроса. С другой стороны, сама идея синдиката несла в себе далеко идущие намерения урегулирования деятельности частных производителей продукции, важной для решения экономических и военных задач империи. Причем, как замечали позднейшие исследователи, деятельность синдиката не только подталкивала цены вверх (за счет монополистического положения на рынке), но и способствовала их снижению (благодаря упорядочению издержек)[77]77
  См.: Цукерник А. Л. Синдикат «Продамет» 1902–1914 гг.: историко-экономический очерк. М.: Соцэкгиз, 1959. С. 12–18; Монополии в металлургической промышленности России. 1900–1917 гг. Документы и материалы. М. – Л., Издательство АН СССР, 1963. С. 579; Лященко П. И. История народного хозяйства ССС Р. Т.2. М. – Л.: Госполитиздат, 1952. С. 308–312.


[Закрыть]. Были и противоположные случаи: правительство отказалось поддержать создание «Общества по продаже продукции локомотивных заводов» («Продпаровоз»), равно как и «Продвагон», увидев в них опасные прецеденты монополистической практике вопреки государственному регулированию[78]78
  Gatrell P. Government, Industry and Rearmament in Russia, 1900–1914: The Last Argument of Tsarism. Cambridge: Cambridge University Press, 1994. P. 60–61.


[Закрыть]. Правда, произошло это уже в 1908 году, когда отношение к монополистическим объединениям очевидно ухудшалось и власти не надеялись более поставить эти объединения под свой контроль.

Частные монополии росли вместе и параллельно с ростом государственной активности. Можно даже сказать, что в промышленности складывалась система противостояния частных монополий и государства как крупнейшего предпринимателя. Какая монополия окажется доминирующей – государственная или частная? Этот вопрос становился центром внимания политиков и экономистов, вокруг него и разворачивались политическая и интеллектуальная борьба.

Частные монополии, их перспективы и соотношение с государством становились одной из серьезных тем экономико-политических дискуссий. В этом виделся важный стратегический выбор с точки зрения экономического и политического устройства страны. С одной стороны, концентрация капитала и рост крупного производства были необходимым условием ускоренной индустриализации России. С другой стороны, высказывались серьезные опасения, что страна может оказаться в тисках диктата частных монополий, действующих бесконтрольно в собственных узкогрупповых интересах и в ущерб интересам национальным. Встающие проблемы были не уникальны, а вполне сопоставимы с ситуацией в большинстве индустриально развитых стран мира. Однако с той важной спецификой, что Россия имела богатый опыт активного участия государства в хозяйственной жизни, но не имела достаточного опыта функционирования народного хозяйства в условиях свободного капиталистического рынка, не отягощенного глубокими социальными или политическими модификациями.

Быстрый рост частнокапиталистических монополий сопровождался формированием соответствующей экономической теории и идеологии, а, точнее, идеологизированной экономической доктрины.

Она находила свое наиболее четкое и последовательное отражение на страницах издававшегося с 1908 года журнала «Промышленность и торговля» – органа Совета съездов представителей промышленности и торговли. Названный Совет был образован двумя годами ранее (в начале 1906 года) представителями различных отраслевых предпринимательских организаций с подчеркнутым устранением «политического элемента»[79]79
  Возникновение и деятельность нашей организации//Промышленность и торговля. 1908. № 1. С. 26.


[Закрыть]. На самом же деле политический мотив при образовании и функционировании Совета съездов был доминирующим. Но выражалась политическая позиция здесь через постоянную и последовательную борьбу за интересы крупных частных предпринимателей, против хозяйственной экспансии государства (казны) в форме высоких налоговых ставок или же непосредственного участия российских властей в производственно-предпринимательской деятельности.

Акцент делался на проблемы, обеспечивающие, по мнению крупных промышленников, повышение эффективности производства, на создание таких экономических и организационных условий, которые были бы наиболее благоприятны для развития производительных сил страны. Естественно, концентрация производства (в полной мере в согласии с марксистской традицией) рассматривалась здесь как важнейшая предпосылка укрепления российской экономики. А крупные промышленные образования – как наиболее последовательные выразители стратегических интересов народного хозяйства.

Прежде всего исследовались проблемы функционирования отечественных синдикатов – именно они, а не тресты, преобладали среди монополистических объединений России. Последние были наиболее распространенной формой монополистических объединений в России начала XX века. Соответственно, в литературе анализируются вопросы деятельности российских синдикатов, особенности и тенденции их формирования, а также эволюции. Специальное внимание уделяется опыту функционирования западных монополистических объединений (американских, германских). Особый интерес вызывает ситуация с антитрестовским законодательством США – его характер и практика применения.

Концентрация промышленного производства, образование частных монополистических объединений рассматривалось в соответствующих экономических исследованиях не просто как способ, облегчающий предпринимателям решение их собственных задач, но в первую очередь как инструмент преодоления (или хотя бы ослабления) капиталистических процессов. Правда, идеологи монополистических объединений подчеркивали, что наиболее действенной формой, позволяющей в перспективе прорвать цепь периодических кризисов, стали бы тресты, контролирующие не только рынок, но и производство. Обращаясь к опыту США, Ип. Гливиц с удовлетворением отмечал, что принцип «свободной конкуренции» уступает место лозунгу «делового сотрудничества» во всех отраслях промышленности[80]80
  См.: Гливиц Ип. Деловое сотрудничество или свободная конкуренция//Промышленность и торговля. 1909. № 24. С. 644.


[Закрыть].

Синдикаты, отмечали авторы, могут в известной мере контролировать движение цен, не допуская резких колебаний, депрессии, спада и тому подобного. Признавая в принципе, что сами синдикаты становятся фактором повышения цен, их сторонники находили следующее аргументы в их защиту. Во-первых, доказывалась обоснованность повышательной динамики цен материальными и социальными процессами. Во-вторых, подчеркивалось, что синдикаты никогда не допустят искусственных спекуляций на рынках товаров и ценных бумаг (хотя, доказательств справедливости этих заверений обычно не приводилось). В-третьих, соглашались на организацию мягких форм контроля со стороны органов государственной власти за деятельностью синдикатов и иных объединений в промышленности[81]81
  См.: Фармаковский С. Вопросы синдикатской практики//Промышленность и торговля. 1908. № 1. С.32. № 2. С.93; Трест и финансы русских железных предприятий//Промышленность и торговля. 1908. № 8. С. 477–478; Гливиц Ип. Промышленные кризисы и борьба с ними//Промышленность и торговля. 1909. № 1. С. 83–84.


[Закрыть].

Параллельно обсуждался вопрос о перспективах создания на российской почве промышленных объединений трестовского типа. В условиях кризиса, рассуждали приверженцы госмонополистической практики, когда возникает проблема спроса и желательно снижение (или хотя бы замораживание) цен при растущих издержках и огромных накладных расходах крупных предприятий, возникает настоятельная потребность объединения последних для координирования своей деятельности (не только продаж, но и производства), для работы, в конечном счете, по общему хозяйственному плану[82]82
  См.: Трест и финансы русских железных предприятий. С.477.


[Закрыть].

Весьма показательным с точки зрения оценки представлений о роли и возможностях треста является идея формирования его из металлургических предприятий Урала, где располагалось самое старое металлургическое производство в России, позиции которого неуклонно ослаблялись в течении нескольких последних десятилетий. До начала XX века сюда был практически закрыт доступ частному капиталу и господствовало казенное и посессионное хозяйство. О необходимости осуществления каких-то решительных мер по отношению к Уральской промышленности писали представители различных направлений российской экономической мысли. Представители частного капитала настаивали на приватизации уральской промышленности и создании здесь металлургического треста. Последний, утверждали они, мог бы взять на себя решение всего комплекса вопросов – как внутрипроизводственных, так и внешних, обеспечивающих социально-политическую стабильность предполагаемого объединения. Трест как частная организация должен был бы находить общий язык и с правительством, и с земствами, координировал бы производство на соответствующих предприятиях, а также определял бы политику продаж. Ожидая сопротивления этому проекту со стороны отдельных хозяйственных единиц – непосредственных производителей, идеологи Уральского треста склонны были видеть в такой позиции «саботаж» или консерватизм мышления ряда частных предпринимателей, предпочитающих «фиктивное хозяйствование» (точнее, фиктивную самостоятельность) и «мнимую свободу» организационной и производственной целесообразности[83]83
  См.: Фармаковский С. Возрождение Урала//Промышленность и торговля. 1908. № 7. С. 406; Авдаков Н. С. Речь в Государственном Совете о казенном горном хозяйстве на Урале //Промышленность и торговля. 1909. № 11. С. 645.


[Закрыть].

Аналогичные соображения высказывались относительно железнодорожного транспорта, принадлежавшего в значительной своей части государству[84]84
  См.: Майдель Г.Х. Казенное или частное железнодорожное хозяйство//Промышленность и торговля. 1909. № 18. С. 274.


[Закрыть].

Одним из наиболее ярких и последовательных сторонников крупных частнохозяйственных организаций в российской промышленности был П. П. Рябушинский. Издававшаяся им газета «Утро России», в финансировании которой также принимали участие видные представители предпринимательства страны – А. И. Коновалов, Н. Д. Морозов, С. Н. Третьяков и др., стала фактически органом частно-монополистических кругов отечественного бизнеса.

В данном случае мы хотели бы обратить внимание только на один документ – набросок П. П.Рябушинского, содержащий основные программные положения создаваемой им газеты[85]85
  ГАР Ф. Ф.4047. Оп 1. Д.12. Л.1.


[Закрыть]. Акцент здесь делался на «защиту интересов производительных классов общества: промышленников и землевладельцев». Причем первостепенное значение отводилось «допустимости (внутренней) организации промышленности в торговые тресты и пр.», с одной стороны, и «нежелательности казенных хозяйственных предприятий», с другой стороны. То есть суть политики видится в создании условий, благоприятных для укрепления частных монополий при недопущении вмешательства в этот процесс государства, чья хозяйственная деятельность признавалась неэффективной «по определению». Основной задачей деятельности государственных органов управления по отношению к промышленности в данном случае считался протекционизм, то есть способность властей оградить отечественных производителей от конкуренции иностранных товаров. В этом последнем требовании не было, впрочем, ничего оригинального – на протяжении многих лет в России велась классическая дискуссия по вопросу влияния таможенных пошлин на перспективы развития российского народного хозяйства вообще и промышленности в частности[86]86
  В качестве яркого примера здесь можно привести острую полемику, имевшую место в рамках Всероссийского торгово-промышленного съезда 1896 года, состоявшегося в Нижнем Новгороде. В ней приняли участие предприниматели, инженеры, экономисты. Общее название обсуждения: «В какой мере может понижение таможенных пошлин на земледельческие орудия и машины служить воспособлением интересам земледелия?» (См. материалы выступлений Э.Лингарта, Дж. Гривза, И.Плисецкого, П. Смирнова: Всероссийский Торгово-промышленный съезд 1896 г. в Нижнем Новгороде. Нижний Новгород, 1896. Секция IX. № 2, 3, 4, 5.)


[Закрыть].

Как видно уже из приведенной записки П. П.Рябушинского, в промышленных кругах крайне отрицательно относились к выполнению государством предпринимательских функций, к непосредственному участию казны в производственно-хозяйственной деятельности. Здесь воспроизводился традиционный набор аргументов о неэффективности государственного хозяйствования, о волоките, несовместимой с «разумной хозяйственной деятельностью», о неповоротливости госаппарата и необходимости быстрого принятия хозяйственных решений, о технических сложностях и опасных социальных последствиях раздувания государственного сектора в экономике страны. В приводимом ниже рассуждении на эту тему видного российского нефтепромышленника П.О.Гукасова логика предпринимателей получила, пожалуй, наиболее четкое и последовательное выражение: «У нас в России упорно держится взгляд, что казна может поступать в хозяйственной области так же, как и частный предприниматель… Исходя из таких заключений, очень легко придти к государственному социализму». Гукасов утверждал, что все подобные теоретические умозаключения основаны на логической ошибке, когда защитники госмонополий «смешивают совокупность частных лиц, которые представляют собой государство, с отдельным частным лицом, и вполне понятно, что то, что разрешается и допускается делать последнему, не может быть распространено на первое, и обратно»[87]87
  Гукасов П. О. Речь на заседании Совещании Совета Съездов по нефтяному вопросу//Промышленность и торговля. 1908. № 6. С. 351. Оценивая приведенное высказывание, не будем забывать, что Гукасов являлся одним из лидеров бакинской нефтепромышленнности, в то время, как правительство делало упор на поддержку угольной промышленности, о чем у нас шла речь в главе 1. См. также: Кризис топлива//Промышленность и торговля. 1913. № 6. С. 249–251; Поощрять или стеснять//Промышленность и торговля. 1913. № 7. С. 297–299; Борьба с синдикатами и таможенное покровительство//Промышленность и торговля. 1913. № 9. С. 394–396.


[Закрыть].

Промышленники требовали от государства не вмешиваться в хозяйственный процесс в роли предпринимателя, а сосредоточить свои усилия на создании благоприятных или хотя бы нормальных условий экономической жизни страны – мягкой налоговой политики, политической стабильности, снятии ограничений на движение труда и капитала, принятии современного хозяйственного законодательства и т. д. Естественно, они отвергали обвинения в попытках создания подпольных синдикатов, иных монополистических сговоров с целью искусственного завышения цен, объясняя подобные экономические явления факторами политического (влияние революции 1905 года) или естественного характера (например, ухудшением условий нефтедобычи, если речь шла о нефтяной промышленности)[88]88
  См.: Минувший год//Промышленность и торговля. 1909. № 1. С. 1–3.; Экономический день в Государственном Совете//Промышленность и торговля. 1909. № 12. С. 739–741; Развитие промышленности за последние годы и очевидные факты//Промышленность и торговля. 1913. № 2. С. 49–53.


[Закрыть].

Предприниматели открыто ставили вопрос о необходимости усиления контроля за хозяйственной деятельностью Казны, видя в ней потенциальный источник неэффективности и, естественно, злоупотреблений. Например, выступая в начале 1908 года в Государственном Совете, А. В. Васильев предложил изменить систему отечественного госконтроля, выведя Главного государственного контролера из правительства, то есть сделав его независимым от исполнительной власти[89]89
  См.: Казенное и частное железнодорожное хозяйство//Промышленность и торговля. 1908. № 22. С. 521.


[Закрыть].

Сказанное не должно быть интерпретировано в том смысле, что промышленники отвергали всякое существенное участие государственной власти в экономической жизни. Они ждали от правительства не только политических действий, но и принятия эффективных решений, способных снизить неопределенность, объективно присущую хозяйственным процессам. В соответствии со своим пониманием роли государства, промышленники требовали от него не более и не менее как перспективного плана развития народного хозяйства и экономической политики России. Имелся в виду документ, определяющий стратегические и среднесрочные ориентиры экономического курса государства и деятельности отдельных его ведомств, содержащий обоснования выбора того или иного варианта действий власти из набора возможных.

«Нам поскорее нужен деловой план нашей финансовой и экономической жизни», – подчеркивалось в передовой статье журнала «Промышленность и торговля», открывавшей 1909 год. По мнению российских промышленников, основной задачей, которую этот план должен был решить, является определение оптимального пути экономического роста, поскольку «у нас делаются огромные затраты на ненужные и подчас вредные предприятия, но весьма нередко нет средств на неизбежные и высокополезные затраты»[90]90
  Минувший год//Промышленность и торговля. 1909. № 1. С. З.


[Закрыть].

Здесь же выдвигалось и понимание существа этого плана. Точнее, один из вариантов толкования сути государственной плановой деятельности, которых (вариантов) будет немало в наступившем XX столетии. Речь идет о формировании индикативного планирования, опирающегося на тенденции хозяйственного развития и определяющего его перспективы в русле тех или иных действий органов управления. Этот подход может быть оценен не только как исторически первый (или один из первых), но и в своем роде классический. «План вовсе не требует какого-то, еще никому не известного, вещего слова и отнюдь не нуждается в каком-то новом государственном регулировании. Экономические явления в наше время столь изучены, и экономико-финансовая картина России столь ясна, что для перестройки России из невежественной, голодной и холодной в просвещенную, сытую и бодрую требуется очень немного: слияния разрозненных ведомственных программ в один общий… план экономически-финансового подъема России».

Обращают на себя внимание два аспекта интерпретации идеи планирования. Во-первых, план четко ориентируется на решение некоторых глобальных задач, а не на прогноз развития народного хозяйства сам по себе (хотя прогнозная функция, или предпосылка, плана вовсе не исключается). Во-вторых, явно проступают элементы планово-организационного подхода, когда плановая деятельность в значительной мере сводится к ведомственным (правительственным) разработкам и их объединению. Впрочем, на той стадии развития экономической теории с минимальным практическим опытом, который тогда имелся, подобное понимание плана является вполне естественным[91]91
  Современные исследователи также не склонны переоценивать негативное влияние российских монополий на экономический рост. Это опровергается как статистическими данными развития страны, так и отраслевыми особенностями крупнейших корпораций. «Россия принадлежала к группе к группе стран с наиболее быстро развивающейся экономикой, таких, как США, Япония и Швеция», причем доля России в мировом промышленном производстве выросла с 3,4 % в начале 1880-х годов до 5,3 % к 1913 году» (Gregory Р. Russian National Income, 1885–1913. Cambridge: Cambridge University Press, 1982. P.192). Надо также принимать во внимание, что монополистические (олигополистические) соглашения начала XX века распространялись преимущественно на область сбыта и касались в основном секторов с концентрированным спросом (монопсонией) и при наличии внешнеэкономической конкуренции, что не должно было приводить к техническому и производственному застою. Напротив, монополии «оказывались малопригодными в отраслях, которые обслуживали массовый спрос и выпускали недостаточно унифицированные изделия, как, например, в текстильной промышленности» (Петров Ю. А. Российская экономика в начале XX века//Россия в начале XX века. М.: Новый хронограф, 2002. С. 171–172).


[Закрыть].