Текст книги "Мифы о русском пьянстве, лени и жестокости"

– Эту песню, товарищ Митрофанов, Гагарин пел в космосе.

Из фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»

Политические мифы были известны еще во времена Древнего Востока. Они использовались особенно активно, когда не просто сын сменял отца на престоле, а менялись династии. Тогда, конечно, «приходилось» подробно объяснять, почему боги прогневались на скверных людей из вырезанной династии и за какие чудесные поступки божественной волей воцарились другие правители.

Такого рода «пиаром» грешили и греческие тираны, и римские императоры: о самом себе каждый из них рассказывал, какой он хороший и какими мерзкими были их предшественники. Не сами о себе рассказывали, конечно, а устами своих прихлебателей. Для возвеличивания одних кумиров и низвержения других вполне годились любые мифы, любые стереотипы, укоренившиеся в народном сознании.

Возьмем «лучшего из римлян» – Октавиана Августа. Он как будто не поощрял своего культа. Однако современные ему пиарщики охотно рассказывали, что Октавиан никогда не губил своих врагов, что он честный, хороший человек. И к тому же достойный семьянин.

Гай Юлий Цезарь. Мрамор. Ок. 40 г. до н. э.

Не каждому так повезет в истории: одним его именем назовут календарный месяц, а другим будут по сей день именовать во всем мире монархов (ceaser – цезарь – царь, кайзер). Цезарь весьма нелицеприятно отзывался о предках храбрых солдат Наполеона: они страшно сварливы. Например, сцепятся два соседа, затем в схватку вступают их жены, тягают друг друга за волосы. Когда же они в ярости, то целая толпа чужеземцев не может справиться с ними. Они скрежещут зубами, размахивают руками, наносят удары друг другу по головам. Говорят галлы резко и угрожающе, и со стороны невозможно понять, спокойно они беседуют или ругаются друг с другом

Даже получше самого Цезаря будет. А что Цезарь? Вот у римлян был обычай – впереди колесницы триумфатора шел глашатай, рассказывавший о его великих делах. А позади колесницы следовал шут, выкрикивавший самую оскорбительную правду о триумфаторе. Гай Юлий Цезарь был известным женолюбом, и когда ехал на колеснице во время триумфа, бежавший за колесницей шут кричал: «Римляне, прячьте жен! Вот едет лысый развратник!» Об этом часто вспоминали при однолюбе Августе.

Светоний пишет: «И в провинциях он не отставал от чужих жен: это видно хотя бы из двустишия, которое распевали воины в галльском триумфе: „Прячьте жен: ведем мы в город лысого разратника. Деньги, занятые в Риме, проблудил ты в Галлии“».

Кроме того, добавляли, как жесток был Цезарь, не жалел своих легионеров. Значит, был далек от народа. В общем, личность если и героическая, то куда как хуже Октавиана.

В действительности Гай Юлий Цезарь был ничуть не менее отважен и горд, силен и мудр, чем Октавиан Август. А кое в чем он его превосходил.

Октавиан Август был гораздо более коварен, хитер, бессердечен и временами подл, чем Цезарь. Правда, отравляли врагов по приказу не самого императора, а его жены Ливии… Наверное, это одна из самых страшных женщин, каких знала история человечества.

Примерный семьянин? Но число его любовниц и внебрачных детей практически не уступает «амурному списку» Юлия Цезаря[49]49
  Транквилл Г. С. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1988.


[Закрыть].

Однако историческая истина не препятствовала сознательному рождению слухов. И свою роль эти слухи выполнили.

Об императоре Септимии Севере презрительно фыркали: «Он же из далекой провинции…» Ведь «как известно», на Дунае живут сплошные дикари и тупая деревенщина, – типичный пример того, как стереотип превращается в политический миф.

В III веке н. э. в Риме воцарился полный бардак, дикая чехарда императоров. Императоры делились на сенаторских и солдатских. Сенаторских ставили аристократы из сената. Обычно их свергала армия и заменяла своим человеком. Солдатского императора, в свою очередь, свергал ставленник сената.

Император Октавиан Цезарь Август.

Пример эффективного политического долголетия. Из почти 80 лет жизни около 50 лет правил самым могучим государством эпохи. Титул Август, добавленный к его полному имени, также стал названием месяца в юлианском календаре

Сменив очередного сенаторского императора, солдатский император охотно распространял о нем слухи как о человеке слабом, изнеженном, трусливом. Скинув очередного солдатского императора, о нем тут же пускали слух, как о примитивном и грубом, тупом и злобном солдафоне.

Европейские монархи вели себя, как правило, приличнее. Ведь они – помазанники Божии. Ведь нет власти, кроме как от Бога. Приходилось соответствовать этому мифу. Но, если менялась династия, конечно, необходимо было объяснить, из-за каких скверных качеств прежних правителей она сменилась. А уж если сталкивались разные претенденты…

В средневековой Британии вспыхнула междоусобица, настоящая война между Йорками и Ланкастерами. Оба клана составляли родственники ушедшей династии Плантагенетов, они имели равные права на престол и равные военные и экономические ресурсы.

Война эта названа очень романтически – Война Алой и Белой розы, поскольку алая и белая розы были на гербах, соответственно, Ланкастеров и Йорков. Но столкновение обернулось совершенно не романтичными деяниями: оно разорило Британию, привело к огромным материальным и человеческим потерям. К уничтожению большей части феодальной знати. В общем, это была настоящая гражданская война.

Что же до мифов, то в ходе этой войны Йорки прозрачно намекали, что Ланкастеры происходят вовсе не от своего титульного предка, а от его садовника. И что именно низкое происхождение сказалось на их поведении – развратном и буйном.

Ланкастеры же всерьез утверждали, что их власть над Британией предсказал не кто иной, как мудрец времен короля Артура, Мерлин.

Таковы мифотворческие традиции династических войн.

Во Франции XVI века в ходе вражды протестантов-гугенотов и католиков обе стороны не только без удержу резали друг друга, но и обвиняли в поклонении сатане, осквернении могил, поедании трупов, питье крови младенцев, гадании по внутренностям казненного.

Что правда, а что вранье, сказать было трудно: слишком много находилось «очевидцев» этих злодеяний. Включая свидетелей, которые видели, как некоторые католические девицы прогуливались по Парижу под ручку с кавалером, чью шляпу приподымали рога, а копыта лихо отбивали чечетку по мостовой.

К тому же гугеноты утверждали, что католики – парижане, жирующие за счет всей Франции, задиры и наглецы. А католики утверждали, что гугеноты – неотесанная провинциальная деревенщина[50]50
  Примерно так же ругают в современной России москвичей, хотя в Москве собрались люди абсолютно из всех российских провинций. Но во Франции XVI в. это противостояние столицы и провинции наложилось на религиозные противоречия. (Прим. науч. ред.)


[Закрыть].

С XVI–XVII веков в Европе началась эпоха сплошных революций.

Уже в ходе первой из них, Нидерландской революции 1566–1609 годов, испанцы сформировали миф о голландцах, как о вероотступниках и предателях и вообще до мозга костей порочных типах. С другой стороны, в народных легендах, песнях и сказаниях голландцев испанцы предстают сборищем мерзких садистов и патологических убийц, на которых и смотреть-то страшно. Создается мрачнейший черный миф, который можно назвать и антииспанским, и антикатолическим.

Книга Ш. де Костера написана уже в XIX веке, но ее колорит очень точно отражает этот набор политических обвинений[51]51
  Костер Ш. де. Легенда о Тиле Уленшпигеле. М., 1958.


[Закрыть]. Как и в случае с гугенотами во Франции, враждующие стороны использовали бытовые стереотипы и мифы, которые уже существовали… И превращали в политические, годные для идейного сокрушения врагов.

Каждая последующая революция в Европе создавала свой набор положительных и черных мифов. В годы Английской революции 1642–1660 годов прежнюю королевскую власть объявляли чуть ли не демонической: и распутная она, и расточительная, и злобная, и о народе не заботится. Опирается на жителей самых отдаленных, глухих районов, боится умных людей.

О самих же себе революционеры сочинили немало положительных мифов: искренне и глубоко верующие, честные необычайно и добрые к тому же – от земли, представители народа.

Что же касается фактов, то каждая новая революционная власть на практике оказывалась куда более жестокой и менее народной, чем королевская. И даже менее демократической. При новом диктаторе Британии Кромвеле был введен имущественный ценз при выборе в местные органы самоуправления – муниципалитеты. Раньше избирать и быть избранным мог всякий, кто имел на этой территории хоть какую-то собственность. Теперь избирать своих представителей в органы местного самоуправления могли всего 20 % населения. А быть избранными – не более 5 %.

«Революционная демократия» откровенно держалась на штыках.

В свою очередь королевская «партия» создавала свои мифы. Они были ничуть не хуже революционных: об ангелах на троне и вокруг трона, о черных демонах, стремящихся их погубить. Отголоски этих мифов находим и у Дюма[52]52
  Дюма А. Двадцать лет спустя. М., 1958.


[Закрыть]. Вспомните замечательную историю про то, как мушкетеры прячутся под помостом, где отрубают голову Карлу! Когда кровь короля капает сквозь доски на мушкетерские кружева, Атос хочет сохранить капли священной крови монарха для его сына, нашедшего «политическое убежище» во Франции.

В действительности английская буржуазная революция формально началась с того, что король Карл вошел в здание парламента, чтобы арестовать нескольких парламентариев, обвинявшихся в государственной измене. Короля сопровождали всего несколько солдат. Парламентарии воспользовались этим и выгнали короля… После этого им не оставалось ничего другого, как восстать и объявить себя правительством, иначе получалось, что, демонстративно надсмеявшись над монаршей волей, все они стали государственными преступниками. Кстати, именно с этого эпизода берет свое начало незыблемое правило британского государства, коему уже 400 лет: никогда нога монарха не смеет переступать порог палаты общин. Боюсь, исходя из исторического опыта, и сами монархи не очень-то стремились это делать.

Забавно, кстати, как этот факт соотносится с современными российскими традициями. Наш Президент тоже не очень жалует Государственную думу, в смысле старается не заглядывать туда без крайней необходимости.

Изначально как-то не было у нас любви между высшей законодательной и исполнительной властями, а после ельцинского расстрела из танков как бы мятежного российского парламента в октябре 1993 года – тем более.

А Путину уже вроде и вовсе незачем было в Думу ездить.

В IV Думе на моей памяти он побывал дважды: на открытии ее в декабре 2003 года и на торжественном заседании в петербургском Таврическом дворце по поводу 100-летия Государственной думы.

А так обычно парламентарии сами идут к Президенту, когда надо, и даже так называемые «Ежегодные послания Президента Федеральному собранию РФ» – это не когда президент приезжает в Государственную думу на Охотный Ряд и обращается к избранникам народа, а когда депутаты и сенаторы стройными рядами, получив «спецпропуск» и сдав на входе мобильный телефон, идут в Кремль.

Но чему здесь удивляться? Таковы традиции верховной власти.

Наша Москва – Третий Рим, но не Рим Италийский, а Византия.

Тут вам не «Сенат и народ Рима», а – «Государь и бояре», а еще вернее – «Государь и личная канцелярия его Императорского Величества», – вот что стояло и стоять, видимо, долго будет и на практике, и в сознании народном на самом острие российской «вертикали власти»…

Но вернемся в XVІІ-XVІІІ века, породившие Великие буржуазные революции и Великие революционные мифы… Особенно много самых невероятных мифов создала Французская революция 1789–1794 годов. Причины, послужившие началом революции, мифологичны. Революционеры охотно рассказывали, что народ «при короле» голодал, в то время как королевский двор тратил невероятные суммы на наряды королевы, придворных дам и мадам Помпадур лично.

В действительности же Франция XVІІ-XVІII веков была передовой и сравнительно сытой страной Европы. Стремление к революционным переменам подсказано было замедлением темпов как социально-экономического, так и политического развития. Рост экономики к 1780-м годам несколько замедлился, ожидания людей оказались обмануты. Кто виноват? Разумеется, король! Официальная власть всегда бывает «виновата», если ожидания подданных не сбываются.

Конец XVIII века – классическое время финансовых «пирамид», часто полугосударственных, типа российских ГКО. Это время разорившихся буржуа, обедневших рантье, недополучивших свое пайщиков и акционеров. Вся эта масса бурлила и жаждала реванша. Но к народу ее отнести очень трудно.

Собственно, об этом известно уже давно – но только исключительно узким специалистам[53]53
  Назаретян А. П. Антропология насилия и культура самоорганизации. М., 2007.


[Закрыть]. А большинство людей уверены, что революция началась чуть ли не с сотен тысяч умерших от голода.

Кстати, король Франции сам выступал перед Национальным собранием, предлагал широкий план реформ, в том числе радикальную земельную реформу.

Национальное собрание возмутилось: дворяне и духовенство поняли, что у них реально могут отнять собственность. То же самое происходило всякий раз в России, начиная с Екатерины II и далее без исключений до Александра II, когда «просвещенный монарх» пытался продвинуть в истеблишменте идею отмены крепостного права.

Александр II решился на эту реформу, о необходимости которой говорили совершенно серьезно и его батюшка Николай, и его дед – непоследовательный либерал (особенно в молодые годы).

А. Харламов «Александр II». 1874 г.

Один из самых положительных самодержцев в российской истории. Проводя столь необходимые для страны реформы, стал «своим среди чужих, чужим среди своих»

Но Александр Николаевич решился на выхолощенный, путаный ее вариант, в минимальной степени бьющий по имущественным интересам дворянства. И то, настолько боялся покушения со стороны «своих же» посвященных, что в день перед объявлением манифеста ночевал в Зимнем вместе с семьей под усиленной охраной и… в чужих покоях. Прятался у себя дома!

То же самое происходило, по сути, и во Франции накануне штурма Бастилии. Не столько мягкий и слабохарактерный Людовик XVI, сколько зажравшаяся элита не допускала начала земельно-имущественных реформ. Это с одной стороны. А с другой – революционные радикалы увидели, что король делает все, что они предлагают. Превращение Франции в конституционную монархию «сверху» было в интересах народа, но не Национального собрания.

Однако некоторые сказки, созданные революционерами, до сих пор живут в массовом сознании. Победители взяли власть и навязали свои представления современникам, а через них – и потомкам. Это касается не только причин революции…

Легендарный «штурм Бастилии» 14 июля 1789 года, который с великой помпой празднуется в современной Франции как главный национальный праздник, – «красный день календаря» Французской революции.

Сколько говорено о «решительном» и кровавом штурме, об «освобождении несчастных узников» королевского правления, жертв чудовищной жестокости антинародного режима!

Собственно, штурма-то и не было, потому что защищали дряхлую Бастилию 84 инвалида и 30 швейцарских наемников. К тому же у коменданта был строгий приказ: ни в коем случае огонь по толпе не открывать. Ни при каких обстоятельствах!

Сами парижане вовсе не собирались ничего штурмовать или разбивать. Чтобы пойти на штурм Бастилии и начать гражданскую войну, «пришлось» привести с юга Франции около тысячи уголовников, в основном не французов, а корсиканцев и каталонцев. Эти «представители народа» и ринулись на штурм.

Швейцарцы воевать не хотели. Был бы приказ, огрызнулись бы огнем 15 пушек…

И непонятно, как могла бы повернуться история. Но приказа стрелять не было, был как раз приказ не стрелять. Комендант сам вынес ключи от крепости «восставшему народу».

Спросил:

– А что вам нужно?

– Мы хотим освободить несчастных узников!

– Заходите… Только без шума.

«Восставший народ», бандюганы с юга Франции, устроили в Бастилии погром, а заодно попытались увести с собой «несчастных узников». Только идти с ними никто не захотел. Некоторые «жертвы королевского режима» с перепугу запирались изнутри и отказывались выходить. Странная это была тюрьма, Бастилия.

Подготавливая события, агитаторы рассказывали о страшных пытках в специальных камерах, о подвалах, забитых скелетами, о чудовищных условиях содержания в Бастилии врагов кровавого королевского режима.

В реальности в Бастилии находилось, по одним данным – 18, по другим – 20, по третьим – всего 7 человек из числа высшей аристократии Франции. Тюрьма-то была особая, королевская. Все эти люди имели собственные апартаменты, еду им приносили из ресторанов, у многих тут же в тюрьме жили слуги. Во всех камерах были окна, мебель, печки или камины для обогрева. Заключенным официально разрешалось читать, играть на музыкальных инструментах, рисовать и даже ненадолго покидать свои застенки.

За что попали в тюрьму? Ни один – за защиту народных интересов! Личности, содержавшиеся в комфортабельной Бастилии, сидели в ней за участие в «черных мессах» сатане, за убийство ребятишек, гадание по частям расчлененных тел покойников, поклонение каббале и т. д.

По некоторым данным, в их числе был знаменитый маркиз де Сад. Сидел, будучи официально признанным психически больным. Достаточно комфортабельного сумасшедшего дома, достойного маркиза и известного писателя, тогда во Франции просто не было. «Пришлось» держать свихнувшегося аристократа в комфортабельной и уютной королевской тюрьме.

Бастилию разрушили как символ «старого режима»? Смешно, но факт: король и так собирался ее разрушить, чтобы на ее месте соорудить широкую площадь.

«Штурм Бастилии» Литография.

Знаменитая сцена штурма Зимнего дворца в фильме Ленин в Октябре соотносится с исторической правдой примерно так же

Что касается черни, которая вдруг решилась освободить несчастных узников, подозреваю, что главным ее мотивом было желание поживиться продовольственными запасами крепости. Что они успешно и сделали, разграбив там все подчистую. Коменданту Бастилии, который, напомню, сам отдал ключи, революционеры отрубили голову, насадили на кол и носили по улицам Парижа. А заодно перерезали несчастных инвалидов, служивших в гарнизоне крепости.

Вот по поводу этих событий, «штурма Бастилии», и ликуют каждый год французы 14 июля. Ненормальные? Нет, обычнейший исторический миф. В данном случае – революционный. А то, что это главный национальный праздник Франции, еще раз подтверждает, что ничто не нравится людям так, как даты, связанные с массовыми убийствами. Что 14 июля, что 7 ноября – все одно и то же.

Что же касается жестокости антинародного режима, то, захватив власть, революционеры судорожно стали искать, что же такого дурного сделали короли и их приближенные?! И если даже нашли, то такую малость, что и для пропаганды не годилось.

Вот любопытное наблюдение. Людовик XVI накануне Французской революции, мне кажется, в чем-то сильно напоминал Николая II Романова.

Вне всякого сомнения, из всех французских королей за последние лет пятьсот это был самый добрый, честный и справедливый человек. Он был застенчив и нерешителен. Он был очень трудолюбив. Любил слесарничать. Был неплохим картографом и инженером, все стены его кабинета в Лувре были увешаны картами, графиками, чертежами. Он мог часами общаться с простыми мастеровыми, дворцовыми работниками. В нем не наблюдалось и тени спесивости, как в Людовике XIV и в других французских монархах.

В отличие от всех своих предков Людовик XVI был удивительнейшим однолюбом: у него не было фавориток, он всю жизнь любил одну-единственную женщину – свою жену, печально знаменитую Марию-Антуанетту – ту самую, которую потом казнят вслед за королем.

Он терпеть не мог балов, дремал в театре и вообще избегал всяческих увеселений. Его любимым занятием были беседы с морскими офицерами о географии. Именно Людовик XVI стал инициатором тихоокеанской экспедиции знаменитого капитана Лаперуза. Того самого, о котором поется в советской песенке про Сахалин:

 
А почта с пересадками летит с материка
До самой дальней гавани Союза,
Где я бросаю камушки с крутого бережка
Далекого пролива Лаперуза.
 

Когда экспедиция, организованная по инициативе Людовика XVI, бесследно пропала, он очень переживал. Говорят, даже находясь в заточении, накануне смертной казни, все время спрашивал тюремщиков, не вернулся ли капитан Лаперуз.

Вот такой был король. Человечный. Искренний. Совершенно не жестокий. Видимо, это стало очередным камешком на весах судьбы, предопределившим, что именно на нем пресеклось французское королевство. Человек с такими личными качествами не смог проявить достаточной жестокости в подавлении первых ростков будущего бунта.

Революции происходят не тогда, когда все очень плохо. Когда очень плохо, люди заняты другим – они думают о том, как выжить. Именно при Людовике XVI жизнь людей стала более-менее сносной – по крайней мере, лучше, чем при его предшественнике. Однако революции зачастую происходят именно тогда, когда становится легче. Когда человек вздохнет, осмыслит пережитое, проникнется мыслью о всеобщей несправедливости: почему мне так было плохо или есть плохо, а кому-то хорошо. Вот тогда у него сжимаются кулаки, он берется за булыжник – оружие пролетариата, за секиру, рушит фонарь, сооружая первую баррикаду… Вот тогда-то и происходят революции. Так что не надо думать, что экономический подъем является гарантией стабильности.

Чем не портрет – с некоторыми отличиями в деталях – Николая Александровича Романова?

Когда начались волнения 1905 года, Николай II пошел навстречу народу – я имею в виду знаменитый манифест, провозглашение гражданских свобод, выборы в Государственную думу, свободу организаций и так далее. В ответ на давление Николай всегда стремился сделать шаг навстречу. По крайней мере, не развязывал контрреволюционного террора.

Точно так же действовал и Людовик. Часть Генеральных штатов – депутаты третьего сословия – провозгласили себя Национальным собранием, по сути, второй верховной властью во Франции, равной королевской. Двор воспринял это как открытый бунт. Королю советовали как минимум распустить собрание, а еще лучше – всех арестовать.

Однако что сделал монарх? Поступил вполне в духе таком фамусовском, в духе доброго московского барина – он просто повелел закрыть зал заседаний и не пускать туда депутатов. Когда они утром пришли, то увидели, что зал заседаний Национального собрания закрыт, на двери висит замок. Король предполагал, что после этого они, понурив головы, разбредутся кто куда. Разойдутся по домам. Однако именно тогда этого и не произошло – что, кстати, говорит о том, что на этом уровне гражданское общество во Франции уже сформировалось. Депутаты нашли рядом какой-то пустующий спортивный зал – зал для игры в мяч – и провели там первое заседание нового органа власти, провозгласив себя Учредительным собранием.

Окажись на месте короля Троцкий или Ленин, я думаю, они не ограничились бы вывешиванием замка. Послали бы пару экипажей слегка подвыпивших матросов-железняков, которые запросто штыками разогнали бы всю эту камарилью. И никакого Национального собрания, никаких заседаний в зале для игры в мяч. Вся история Франции прошла бы тогда по-другому.

Если бы да кабы… Банальности про сослагательное наклонение, которого не знает история, повторять нет смысла. Мягкость Николая и добросердечие Людовика в конечном итоге породили ужасы нашей Гражданской войны и их французской революции.

Вот еще пара штрихов к картине революционного гуманизма, «милосердных нравов героев 93-го года»… Изобретение того времени – гражданские «свадьбы», когда контрреволюционно настроенных юношей и девушек раздевали и привязывали спинами друг к другу, после чего бросали в реку.

Другая вариация – «семейные похороны» торговок в городе Лионе: топили их вместе с маленькими детьми, привязанными к матерям.

Так же, как якобинская диктатура и якобинский террор стали предтечей большевистской диктатуры и красного террора, гражданская война на севере Франции, в Вандее, стала провозвестницей нашей Гражданской войны. Обычные в общем-то французские крестьяне проявляли как чудеса отваги, так и жестокости в ходе схваток с республиканскими революционными войсками… Стандартной казнью, которой подвергались в мятежной Вандее офицеры республиканской армии, было отнюдь не повешение и даже не расстрел. Стандартной казнью являлось распиливание людей пополам.

Изготовление париков из волос казненных, абажуров из кожи «врагов народа» – строго документированный факт. Ничего вам не напоминает? – мыло из человеческих костей в гитлеровских концлагерях…

Но, конечно же, об этом не пишут во французских школьных учебниках, не сообщают по телевидению. И ликуя в День штурма Бастилии, современные французы искренне радуются «избавлению» их предков от «королевской тирании», «феодализма» и «реакции».