Текст книги "Тайна олимпионика"

Владимир Михановский
Тайна олимпионика

ПРОЛОГ

Уступ за уступом,

И снова уступы тяжелые,

Скалистые склоны,

Отвесные, темные, голые.

Деревья ползут,

По-пластунски пригнувшись, упорные,

Туда, на вершину, где ветры играют задорные.

Туда, где орлы,

А дорожек и тропочек нет еще.

Усталые горы –

Природы неистовой детище!

Здесь сам выбирай себе путь,

А не прячься за спину товарища,

Здесь мрамора мрачные глыбы –

Отнюдь не товар еще.

Так писал – в переводе на русский – поэт Эльдары, планеты, затерявшейся в центре Галактики. И не зря этот текст стал впоследствии гимном планеты: поверхность ее была резко пересеченной, сплошь гористой. Ущелья и пропасти, перемежаемые островерхими пиками, пересекали ее во всех направлениях – с юга на север, с востока на запад. Быть может, именно по этой причине главным способом передвижения для существ, населяющих Эльдару, издревле стали прыжки. Попади сюда люди, они назвали бы Эльдару, вероятнее всего, планетой кузнечиков. Но людям до космических перелетов было еще очень и очень далеко…

Жесткокрылые эльдаряне, отталкиваясь от почвы мощными задними конечностями, прыгали на расстояния, огромные по сравнению с их собственным телом. Эволюция не подарила этим существам крыльев, пригодных для полетов. Эльдаряне могли лишь, раскрывая их в прыжке, регулировать его направление.

Гармонично сложенные, стремительные эльдаряне каждую минуту, свободную от дел, отдавали любимой утехе – прыжкам. Каждую луну устраивались состязания в прыжках на дальность, и победитель удостаивался высших почестей. Поселение, в котором он жил, полностью освобождалось от налогов, а статуя прыгуна, вытесанная из горного камня лучшими мастерами, устанавливалась на главной площади селения.

После того как эльдаряне открыли принцип реактивного движения, они приступили к освоению окрестного пространства. Их цивилизация быстро набирала силу, космические корабли становились все более совершенными.

Однако по своей планете, как и тысячи лун назад, они передвигались самостоятельно, без помощи самодвижущихся экипажей и других технических приспособлений. Среди многоярусных куполообразных зданий, среди замысловатых строений, окутанных паутиной антенн, эльдаряне по-прежнему перемещались с помощью огромных и точных прыжков.

Жизнь на Эльдаре шла своим чередом. Строились новые жилища, все более высокие и совершенные, возделывались поля – крохотные крохотные клочки среди скал, стартовали в пространство корабли.

Эльдаряне, однако, понимали, что в центре цивилизации они должны находиться они сами, а не машины, не корабли, не прочие технические новшества. Потому и старались они пребывать в нерасторжимом единстве с природой. Стартовые площадки для космических кораблей были вынесены далеко за пределы атмосферы, чтобы не загрязнять ее выхлопными газами. Там же, на спутниках, располагались фабрики и заводы.

Нужно ли удивляться тому, что главным способам передвижения эльдарян по родной планете по-прежнему оставались прыжки?

Как всегда, регулярно устраивались состязания на дальность прыжка, но с течением времени рекордов в этой области становилось все меньше. Наступил момент, когда они и вовсе иссякли.

Эльдарские ученые пришли к выводу, что дальше определенного предела, который уже достигнут, никто, как ни старайся, прыгнуть не сумеет. Для каждого живого существа, рассуждали они, существуют некие определенные рамки, поставленные самой природой.

Но тут во время одного из состязаний произошло событие, которое опрокинуло все их расчеты и теории. Дата этого события вошла в историю Эльдары как одна из величайших вех…

Да, в жизни планеты это было событие, равное по значению, как считали сами эльдаряне, созданию первого космического корабля.

Во время очередного ежелунного состязания один из эльдарян, доселе безвестный, сумел прыгнуть на расстояние, более чем вдвое превышающее самый последний рекорд дальности!

Счастливый прыгун сразу же стал самым знаменитым среди всех эльдарян на планете. Для своего прыжка ему удалось придумать способ, которому он тут же и обучил всех остальных. Изобретенный им метод прыжка был прост, как и все гениальное. И научиться прыгать вдвое дальше, чем обычно, мог любой – от малыша, который только осваивает под присмотром мамаши первые прыжки, до глубокого старца, доживающего последнюю луну.

Счастливый прыгун был увенчан почетным венком и навсегда вошел в историю планеты.

Его именем эльдаряне решили назвать самый большой космический корабль, который был только что заложен на дальних стапелях. На этом корабле предполагалось совершить путешествие к окраине Галактики.

Так далеко эльдаряне еще не залетали. Имя корабля и должно было символизировать смелый прыжок в еще не изведанные глубины космоса.

Подготовка к сверхдальней экспедиции шла успешно. Эльдаряне замыслили добраться до Желтой звезды, расположенной на окраине Галактики. Ученым планеты удалось определить, что температура поверхности звезды составляет шесть тысяч градусов. Предполагалось, что звезда имеет свою планетную систему, которая и заинтересовала ученых.

Наступил день старта.

Возбужденные толпы эльдарян глазели на небо, на узкое тело остроносого серебристого корабля. В оптических приборах местные жители не нуждались – их фасеточное зрение было достаточно острым.

Когда стемнело и зажглись первые звезды, высоко в небе вспыхнуло новое продолговатое светило. Из хвоста его вырывался ослепительный шлейф. Немного помедлив, новая звездочка двинулась в путь, наращивая скорость, и вскоре потонула в пучинах пространства.

Достигнет ли корабль цели? Что встретит его в пути? Возвратится ли он на Эльдару? Не было на планете провидца, который сумел бы ответить на эти вопросы.

Откуда было знать эльдарянам, что тех, кто отправился в полет, включая и капитана, знаменитого прыгуна, чьим именем – неслыханная честь! – назван корабль, что всех их, без исключения, ждет высокая и трагическая судьба?..

* * *

…Это была необычная ночь.

Пелопонесские пастухи, выпасавшие стадо на высокогорном плато, увидели в небе звезду, которая внезапно вспыхнула, словно появившись из небытия, и начала быстро приближаться к земле.

Пастухи расположились вокруг жарко пылавшего костра – ночью в горах бывает прохладно. Кто-то пустил по кругу козий мех с вином, фалернское развязало языки, послышались шутки, смех.

Поодаль лежали овчарки и не мигая глядели на языки пламени.

Тут-то и заметил кто-то, глянув ввысь, крохотное солнце, вынырнувшее из небесных глубин.

– Чья-то душа неприкаянная мается, – вздохнул старый пастух.

– А может, это Гелиос на колеснице? – заметил кто-то.

Невежду подняли на смех. Кто же не знает, что Гелиос-Солнце мчится по небу только днем, отчего и бывает светло!

Самый юный пастух, который пристальнее всех всматривался в небо, произнес:

– Звезда летит к земле так быстро, как олимпийский чемпион!

– У тебя, Пелоп, только одно на уме, – строго оборвал его старый пастух. – Только бег, да прыжки, да рекорды. Возьми лучше посох, кликни псов да проверь стадо, чтобы козы не разбрелись.

Юноша резво вскочил, словно лист, поднятый порывом ветра. Остальные против воли залюбовались тонким широкоплечим Пелопом.

– Клянусь Зевсом, Пелоп станет великим атлетом. Вся Греция будет им гордиться, – сказал негромко старый пастух, глядя вслед бегущему юноше.

Корабль эльдарян финишировал удачно, несмотря на то, что гравитация земли оказалась много выше расчетной. Пролетев в опасной близости от огромного горного пика, аппарат мягко приземлился в ущелье. Взяв предварительные пробы атмосферы и убедившись, что она не ядовита, эльдаряне высыпали из люков на землю. От радости, что долгий перелет остался позади, что под ногами наконец твердая почва, они совершали огромные прыжки, которым научил их капитан. А капитан, плотно прижав зеленые надкрылья, малыми прыжками передвигался вокруг корабля, напряженно изучая обстановку. Ведь он отвечал за целость и сохранность экипажа и корабля, за то, чтобы все они, исследовав планету, возвратились на далекую Эльдару…

Внимание капитана привлек пронзительный стрекот какого-то существа, размерами близкого к эльдарянину. Сделав несколько ловких прицельных прыжков, капитан поймал его.

Это была цикада.

Убедившись, что существо не обладает признаками разума, эльдарянин отпустил его.

Затем капитан заглянул за выступ горы. Глубоко внизу, на наклонном плато, он увидел пылающую неровно точку. Это был костер, вокруг которого грелись пастухи.

Короткой телепатемой капитан подозвал к себе остальных. Эльдаряне, обладающие отличным зрением, долго наблюдали сверху за неуклюжими и беспечными, огромными двуногими созданиями, которые пили попеременно из бесформенного сосуда какую-то жидкость и веселились.

– Они лишены разума, – сказал кто-то.

– Нет, они умеют поддерживать огонь, – возразил капитан. По его сигналу пришельцы, пользуясь густой травой, приблизились к костру. Какое-то время они прислушивались к непонятным звукам разной высоты, которыми обменивались пастухи. Затем капитан просигналил:

– Возвращаемся на место высадки. Замаскируем и корабль и все отдыхаем. Завтра приступим к делу.

Эльдаряне быстро освоились на новой планете. Прыгая как кузнечики и все врмя поддерживая между собой связь, они расселились по всей территории Южной Греции. Корабль, спрятанный в ущелье, служил им базой.

Прошло несколько земных лет. Эльдаряне накопили достаточно информации о планете и подумывали о том, чтобы двинуться в обратный путь.

Однажды капитан возвращался с морского побережья в горы. Вечерело, и по земле протянулись долгие тени.

Он двигался не по проселочной дороге, а параллельно ей, чтобы не попасть невзначай под копыто осло или сандалию крестьянина. В траве без умолку стрекотали цикады, к которым давно уже эльдаряне успели привыкнуть. «На Эльдаре нам будет не доставать этих существ, столь похожих на нас», – подумал капитан, делая очередной прыжок – тот самый свой знаменитый прыжок с грузом. В момент приземления ему почудилось, что почва под ногами вздрогнула. Издали, со стороны гор, донесся низкий гул. Капитан удивился: его родная планета не знала землетрясений.

Двуногие, чем-то обеспокоенные, засуетились. «Насколько было бы эффективнее, если бы они перемещались прыжками», – подумал эльдарянин.

Он продолжал двигаться в горы. Вот и знакомое ущелье. Капитан сделал еще прыжок и замер: перед ним лежал корабль, разбитый и сплющенный каменной лавиной. Вскоре он к своему ужасу убедился, что починить аппарат нет никакой возможности. Они обречены жить и умереть на этой планете.

От неожиданного стресса и тоски по дому эльдаряне помирали один за другим. Спустя несколько лет настало время, когда капитан остался один. Ослабевший, вялый, он еле перемещался, и прыжки его становились все короче. Неужели тайна сверхдальнего прыжка умрет с ним, – думал капитан. – неужели неуклюжие двуногие, населяющие эту планету, до скончания века обречены перемещаться, переставляя конечности?

Правда, один раз капитан наблюдал, как молодой пастух по имени Пелоп, думая, что его никто не видит, тренировался в прыжках на поляне. Но как безграмотно, как неумело он это делал!

Мысль, поначалу неясная, созрела в уме капитана. Теперь он знал, что нужно делать. Оставалось только дождаться вечера.

…Пастухи, как обычно, собрались на вечернюю трапезу у костра. Разговор зашел о недавнем землетрясении: хорошо, что оно случилось в горах.

– Смотрите, цикада к костру подошла! – воскликнул старый пастух, посмотрев в сторону.

– Огня не боится.

– Замерзла!

Кто-то потянулся, чтобы раздавить странного кузнечика.

– Не трогай! – толкнул его старый пастух. – Не ты дал цикаде жизнь, не ты ее и отнимешь.

Пелоп, полулежа у жарко пылавшего костра, смотрел, как и все, на необычно большую цикаду, безбоязненно подошедшую к огню. Внезапно он почувствовал, что мысли его начали мешаться. Словно некто посторонний, бесконечно чужой, проник ему в голову и пытается что-то внушить. В мозгу вспыхивали странные картины никогда не виданного многокрасочного мира.

Это было так удивительно, что Пелоп не заметил, как кузнечик исчез.

…Осуществляя свой последний замысел, отважный эльдарянин подошел как можно ближе к костру, вокруг которого расположились двуногие. Он чувствовал, что силы его на исходе, и хотел, чтобы телепатемы, адресованные Пелопу, не рассеялись в пространстве, достигли адресата. В эти мгновения капитан не думал, что рискует собственной жизнью. Когда жар костра стал нестерпимым, эльдарянин спрятался за валун, расположенный рядом с костром, и продолжал настойчиво воздействовать на мозг молодого пастуха.

– Что с тобой, Пелоп? – спросил старый пастух. – Голова болит?

– Ничего, – ответил Пелоп, с трудом ворочая непослушными губами.

– Может, на солнце перегрелся? Ты бледен, как смерть.

– Устал немного, – поморщился Пелоп. В эту минуту он хотел только одного: чтобы никто не мешал ему.

…Горы, горы, горы… Уступ за уступом, и снова уступы тяжелые… Пелоп один, а вокруг вершины, перемежаемые пропастями. Ходить тут немыслимо, летать он не умеет. Остается одно – прыгать с вершины на вершину. Именно это и заставляет его делать чья-то посторонняя воля.

Неожиданно под ногами разверзлась пропасть. Пелоп оказался на небольшой площадке, окруженной пустотой. Чтобы спастись, нужно перепрыгнуть пропасть.

Странное состояние Пелопа продолжалось. Он вроде сидел у косьтра в окружении пастухов и в то же время находился за тридевять земель от них, в непонятном царстыве пропастей и скал.

Очутившись на маленькой площадке, со всех сторон окруженной пустотой, Пелп в первое мгновенье растерялся. Выбраться отсюда невозможно. Прыгать? Но он в лучшем случае долетит до середины и рухнет вниз, на острые пики, поблескивающие внизу сквозь туман.

Эльдарянин напрягся из последних сил, стараясь, чтобы телепатемы получалось как можно четче.

Юный Пелоп застонал, словно в мозг его впилась раскаленная игла. Мысль, невозможная, вдруг вспыхнувшая в уме, мучила его.

– Выпей фалернского, – сказал кто-то, протягивая Пелопу бурдюк.

– Лучше молока выпей, – добавил старый пастух.

Холодное молоко на миг возвратило Пелопа на землю. Он услышал оживленные разговоры о давешнем землетрясении, о предстоящей Олимпиаде, о видах на осенний урожай.

Но тут же оживленные лица пастухов как бы потускнели, подернулись пеленой, костер исчез, и он снова очутился на каменистой площадке.

Прыгать?! Прыгать, взяв в обе руки груз?! Но ведь он будет тяжелее?… Однако внутренний голос убеждал его, что другого выхода нет.

Пелоп сделал несколько шагов, оглянулся, подобрал с земли два каменных обломка. Нет, эти слишком тяжелы. Эти? Слишком легки. А вот эти, пожалуй, в самый раз.

Зажав что есть силы камни в руках, Пелоп попятился от пропасти, чтобы выиграть пространство для разгона. Разбежался и прыгнул, выбросив руки с грузом вперед. Он летел, делая волнообразные движения, а в середине траектории, в самой высокой ее точке, отбросил прочь камни и в тот же миг высоко вознесся над пропастью… перелетел ее и очутился на другой площадке.

ИРЕН

Стоял ничем не замутненный солнечный день, обычный для Спарты, когда во двор их дома вошел незнакомый человек. Тилон в это время, наскоро перекусив куском козьего сыра с лепешкой, резвился в углу двора, в тени невысокой обветшавшей ограды.

Мальчик был занят обычным для себя делом: очертив прутом дорожку для разбега, он старался, разогнавшись, прыгнуть как можно дальше, как это делают настоящие атлеты.

Молодой незнакомец, скользнув по нему неласковым взглядом, принялся неспешно подниматься на крыльцо. Сердце мальчика внезапно сжалось от дурного предчувствия.

Из дверей выбежала мать, заметившая гостя в окно.

– Заходи, ирен! Жаркий день сегодня, а в комнатах прохладно… – начала она, жестом приглашая пришельца в комнаты.

– Времени мало! – Оборвал ее гость. Я пришел к тебе, чтобы сказать, что подошел его срок, – кивнул он в сторону Тилона.

Мальчик оставил прыжки и подошел поближе.

– Неужели срок подошел?.. – пробормотала мать, и Тилон с удивлением отметил про себя, что ее голос дрожит.

Гость в задумчивости побарабанил пальцами по глыбе жилистого мрамора, лежавшего слева от входа: отец Тилона собирался вытесать из нее несколько межевых столбов.

– Что ж, – сказал он, перехватив умоляющий взгляд женщины, – если ты считаешь, что мы ошиблись, и…

– Но ты посмотри, ирен, – перебила мать, – ведь он совсем ребенок, даром что подрос. И он тяжело болел прошлым летом, мы сообщили об этом Совету старейшин…

– Не люблю пустопорожние разговоры, – отрезал гость. – Если тебя, женщина, не устраивают законы Спарты… – не договорив, он точным щелчком сшиб прыгнувшего на рукав зеленокрылого кузнечика.

– Полно тебе, ирен, – потупилась мать. – Можешь забирать его.

– Что значит – забирать? – возвысил голос гость. – Ты что, одолжение Спарте делаешь? Я не Пифагор и не Евклид, но до семи считать умею.

– Ты считаешь, как надо, ирен, – примирительно произнесла мать. Если кто и ошибся, так это я.

– То-то.

– Зайди в дом, освежись холодным молоком.

– Некогда. Нужно до захода обойти с полдюжины дворов, таких, как твой… Тебя как зовут? – внезапно обратился гость к Тилону.

Мальчик промолчал, только сильнее сжал ивовый прут, которым расчерчивал дорожку для прыжков.

– Его зовут Тилон, – сказала мать.

– Тилон, – повторил тот, кого мать называла странным словом ирен. – Ишь, каким зверенышем смотрит!

– Он еще слаб после болезни…

– Вот мы и хотим сделать его сильным. Сильным и отважным, как лев, – с важностью произнес ирен явно чужую фразу.

– Понимаю…

– Короче, готовь парня в дорогу. Завтра на рассвете приду за ним.

– Я напеку лепешек…

– С собой можешь дать ему только одну.

– А шкуру выделанную можно дать ему?

– Нет. Все, что положено, он получит на месте, – с этими словами гость удалился, так и не войдя в дом.

Когда калитка за иреном захлопнулась, Тилон вихрем взлетел на крыльцо и прижался к матери.

– Вот и кончилось твое детство, сынок, – грустно произнесла она, погладив жесткую курчавую голову, почти не знакомую с гребнем.

– Мама, а что означает слово ирен? – выпалил Тилон вопрос, вертевшийся у него на языке.

– Завтра. Все завтра узнаешь, сынок, – вздохнула мать. И какой варвар выдумал такие жестокие законы? – тихонько добавила она, оглянувшись.

Эту ночь, последнюю ночь в родительском доме, Тилон спал плохо. Сон все время рвался, словно прохудившийся мешок. А родители и вовсе не уснули. Они все время перешептывались, думая, что мальчик их не слышит.

Под утро, едва Тилон погрузился в тревожный сон, его разбудил пронзительный звук трещотки, раздавшийся под самым окном.

Он поднял тяжелую голову. Перед ним стоял на коленях отец, губы у него тряслись.

– Храни тебя все олимпийские небожители, сынок… – пробормотал он.

– Эй, пошевеливайтесь! – донесся с улицы нетерпеливый крик, в котором Тилон узнал вчерашнего гостя.

– Мы готовы, ирен, – крикнула мать, которая справилась наконец с тяжеленным мехом, собранным сыну в дорогу.

Тилон выскочил на улицу. Близ дома стояли с десяток мальчишек примерно его возраста. Сбившись в кучку, они не без робости поглядывали на ирена, вооруженного палкой. «Как пастух со стадом», – мелькнуло у Тилона.

Мальчик замешкался.

Следом вышла мать. В одной руке она держала полный козий мех, в другой – сандалии Тилона.

– Стань со всеми, Тилон! – велел ирен.

В это время мать выронила мех, по земле покатились лепешки.

Ирен не спеша подошел к матери.

– Плохо ты выучила законы Спарты, женщина, – произнес он. Затем взял у нее из рук сандалии и перебросил их через забор – сначала одну, затем другую.

Только теперь Тилон обратил внимание, что все мальчишки были босыми.

– Забирай хлеб и ступай в дом, – сказал ирен. – И радуйся: отныне твой сын будет есть хлеб государственный!

Плечи матери сгорбились, она повернулась и пошла к калитке. Отец так и не вышел: видимо, боялся проявить слабость, постыдную для свободного гражданина Спарты.

– Двинулись! – сказал ирен, ударив палкой о землю, и ребята, поднимая пыль, двинулись вдоль улицы.

До самого поворота Тилон оглядывался, но разглядеть мать мешали слезы, застилавшие глаза. Она стояла у ворот неподвижно. Словно мраморное изваяние, которое возвышалось на городской площади.

Вскоре небольшая группа, разбившаяся по команде попарно, миновала селение и вышла на проселочную дорогу. Ирен шагал быстро, мальчики за ним еле поспевали.

Тилон немного освоился. Кровь разгорелась от быстрой ходьбы, озноб пропал. Идти босиком было даже приятно: бархатная пыль слегка холодила ноги. С ним в паре шагал худой остролицый мальчик. Тилон незаметно толкнул его локтем, тот ответил.

– Как ты думаешь, сколько ему лет? – тихонько спросил Тилон.

– Кому?

– Ирену, – чуть громче пояснил мальчик.

Остролицый несколько мгновений смотрел на широкую спину и мерно пошевеливающиеся лопатки ирена. Легкий рассветный ветерок едва шевелил его шевелюру, схваченную узким кожаным ремешком.

– Лет двадцать.

– Точно, – согласился Тилон. – Ему не больше двадцати.

– Тише! – прошептал испуганно остролицый. На них оглядывались: перед тем, как двинуться в путь, ирен настрого приказал соблюдать «военную дисциплину», попутно объяснив, что ирен означает начальник группы и все должны ему беспрекословно подчиняться.

– А чего бояться? – громко произнес Тилон. – Трусишки.

Он шагал в самом конце колонны, и ирен не слышал крамольных слов: утро вступило в свои права. В кустах на все лады распевали пичужки, стрекотали цикады, издалека донеслась протяжная жалоба осла.

Безнаказанность придала Тилону смелости.

– Нашему ирену двадцать лет,

А он шагает с палкой, как древний дед! – выкрикнул Тилон и первый захохотал.

Ирен внезапно остановился и резко обернулся. Колонна замерла в клубах пыли, которая медленно оседала на дорогу.

Он оперся на палку:

– Кто сказал?

Колонна молчала.

Он повторил вопрос и медленно прошелся вдоль рядов, вглядываясь в лица. Встречая его взгляд, мальчики опускали глаза.

– Значит, среди вас есть трус, – произнес он голосом, не предвещавшим ничего доброго. – Нечего сказать, хорошо начинает свой путь новая агела! Ладно, посмотрим, каковы остальные. Пусть тот, кто заметил крикнувшего, укажет его.

Он выждал минуту-другую. Мальчики молчали.

– И это называется агела?! – воскликнул ирен. – Да вы знаете, что такое агела?

– Агела – это стадо, – осмелился кто-то подать голос.

– Верно, – кивнул ирен. – Но это слово имеет и второй, главный смысл. Агела – это отряд мальчиков, которых воспитывает государство. Выходит, среди вас не один трус, а все вы – трусы? Хороши юные спартанцы!.. Тогда подскажите мне, какая лучшая награда для труса?

Никто не подал голоса.

– Для труса лучшая награда – палка! – сам себе ответил ирен. – Сейчас каждый из вас отведает, какова на вкус эта штука, Сейчас каждый из вас отведает, какова на вкус эта штука, – потряс он своим посохом. – Клянусь всеми богами, это будет только справедливо…

Все замерли.

– Начнем по порядку, – с этими словами он приблизился к смуглому мальчишке, стоявшему впереди всех, и занес ореховую палку.

– Постой, ирен! Не бей! – донесся дл него отчаянный крик из хвоста колонны. Ирен опустил орудие наказания. Побледневший как мел Тилон медленно приблизился к нему, опустив глаза.

– Это ты нарушил порядок? – спросил ирен.

– Я.

Ирен несколько мгновений разглядывал долговязую, слегка сутулую фигуру. Тилон был выше всех в агеле. Хорошо развита мускулатура, взгляд смел. В будущем Спарта может получить хорошего воина. Но до этого далеко. И потом, мальчишка строптив, а этого ирен не терпел. Нужно сбить с него спесь, чтобы другим неповадно было.

– Ты смел, Тилон, это хорошо, – произнес ирен, и остальные, с тревогой наблюдавшие за развитием событий, облегченно перевели дух.

– Ты спас от сурового наказания своих новых товарищей, – продолжал он. – За это хвалю. Но ты сделал то, чего не должен делать ни один настоящий спартанец. Ты нарушил дисциплину, и за это должен быть наказан!

С этими словами он занес палку и опустил ее на мальчика.

Будто небо обрушилось на Тилона. До сих пор его никто не был.

Первый удар пришелся в плечо, второй раз ореховая палка хлестнула по лицу. Тилон стоял, не закрываясь. Он старался глядеть прямо вперед. Второй раз за это утро слезы заливали ему глаза.

Мальчики безмолвно наблюдали за экзекуцией. Вскоре Тилон пошатнулся и рухнул на дорогу, подняв небольшое облачко пыли.

Ирен опустил посох.

– Надеюсь, это послужит уроком для всех, – обвел он взглядом агелу. – А теперь отнесите его в тень, – указал он на придорожные кусты.

После того, как Тилона привели в сознание и напоили водой, агела, немного отдохнув, снова двинулась в путь. Тилон шагал на прежнем месте, стараясь держаться, как ни в чем не бывало. Только багровые рубцы на плечах и лице напоминали о недавнем наказании.

– Молодчина! – шепнул ему остролицый.

Тилон промолчал. Похвала сверстника была ему приятна.

– Давай дружить, – предложил остролицый. – Меня зовут Филлион. А тебя?

Началась жизнь Тилона в учебной агеле. Похожие друг на друга, как овцы одного стада, дни шли за днями, собираясь в месяцы. Месяцы складывались в годы.