Текст книги "Операция «Салоники»"

Владимир Михановский
Операция «Салоники»

Полковник милиции Батуркин, заместитель начальника Центрального регионального управления по борьбе с организованной преступностью Главного управления внутренних дел Москвы, вышел из кабинета генерала расстроенным. Его всегда спокойное лицо выражало сейчас большую озабоченность. Он не любил, когда важные дела «налезали» друг на друга, то есть когда еще не было закончено одно расследование, а уже поручали вести другое. Куда было бы лучше, если одно дело шло бы за другим… Тогда можно было бы больше сосредоточиться на конкретном преступлении, больше подключить людей к его расследованию, и результат, несомненно, был бы более эффективным. Но так в милиции не бывает… Жизнь идет своим чередом, и она все время подкидывает разные неожиданности, в том числе и преступления, которыми необходимо заниматься правоохранительным органам.

Вот и сейчас Анатолий Петрович Батуркин вроде бы уже завершал со своей группой дело о наркотиках, а генерал приказал срочно заняться одним человеком, который, выехав из России за границу, неимоверно разбогател. К тому же было неясно, откуда у него появился первоначальный капитал, которым он теперь крутит, как хочет.

Войдя в свою приемную, полковник тут же обратился к секретарю:

– У нас где отдыхает Очеретин?

– В Сочи, – ответила Валентина Николаевна.

– Срочно дайте ему телеграмму, чтобы возвращался! Возвращался быстро, завтра же!.. – добавил Анатолий Петрович и вошел к себе в кабинет.

Придя к себе, он сел за стол и задумался. Глубокая морщина пробороздила лоб, глаза сузились. Он поставил локти на стол и поместил на руки подбородок. Новое задание генерала не выходило из головы.

Неожиданно открылась дверь, и на пороге появился Потехин.

– Жека в Москве! – совсем не по форме начал он разговор с начальником, но Анатолий Петрович не обратил на это никакого внимания: слишком важным было то, что сообщил майор.

– Где он? – тут же отнял от подбородка руки Батуркин.

– Пока неизвестно, но по оперативным данным установлено, что он в Москве. Его даже видели…

– Видели и не задержали, – заметил Анатолий Петрович.

– Так сложились обстоятельства, товарищ полковник…

– Ну вот и исправляйте с Юдиным эти обстоятельства. Ищите, где только можно, хоть под землей, но Преображенский должен быть задержан!

– Понял, товарищ полковник.

– Тогда действуй! Мне звони в любое время суток, если случатся какие вопросы…

– Я хочу еще подключить к нашей группе стажера. Можно? – уже уходя, спросил от двери Потехин.

– Какого стажера?

– Ну, который сейчас проходит у нас практику от школы милиции.

– Это Витюшку, что ли?

– Его…

Анатолий Петрович вспомнил вихрастого молодого человека, и его глаза высветила всегдашняя теплота.

– Подключайте! – сказал он. – Чем больше он будет с вами в деле, тем для него лучше. А парень он, мне кажется, серьезный.

– Серьезный, серьезный, Анатолий Петрович… – торопливо произнес майор, выходя из кабинета.

Анатолий Петрович снова остался один. Теперь, правда, настроение его немного улучшилось – появился просвет в деле с наркотиками. «Главное сейчас не упустить след Жеки Преображенского, выйти на него и взять с поличным, – повторял он сам себе, еще не будучи убежденным, что преступник сейчас действительно находится в Москве. – Может быть, опознались, а может, „слепили липу“?..»

Вошла секретарша.

– Анатолий Петрович, звонит ваш брат Валерий Петрович, – сказала она.

Батуркин поспешно взял трубку.

– Валерий, дорогой!.. Поздравляю тебя! Знаю, что у тебя сегодня день рождения, прости, что не позвонил первым, – начал он. – Но самое обидное, что приехать к тебе сегодня не смогу – срочные дела… Однако даю слово, что в первый же выходной день буду у тебя со всей семьей… Ты уж прости…

Чувствовалось, что Валерий Петрович был очень недоволен, и Батуркин продолжал:

– Дела… Понимаешь, дела…

Он любил брата, который жил под Москвой и работал на заводе. Валерий был старше Анатолия более чем на десять лет, но это никогда не мешало им дружить между собой, даже тогда, когда были еще маленькими и жили в деревне.

* * *

Деревня Танино, где они родились, располагалась на Смоленщине, и была небольшой. Однако школа в ней все-таки имелась, а в школе – библиотека, книги, которые ребята с необычайной аккуратностью брали домой и обязательно возвращали в срок – так повелось в каждом доме, где были ученики.

В семье Батуркиных было четверо ребят – три мальчика и девочка. Анатолий был младшим. Их отец, Петр Федосович, слыл хорошим мастером по плотническому делу, и его часто приглашали в другие деревни срубить дом, поправить венцы.

Когда братья подросли, стали помогать отцу. С тех пор, наверно, и осталась у Анатолия Петровича плотническая сноровка, которая до сих пор удивляет его жену Наталью Геннадьевну, когда он что-то начинает мастерить у них на даче.

Их мама, Валентина Киреевна, была женщина добрая, бесконечно любящая своих детей и всегда беспокоящаяся за их будущее. «Самое главное – сейчас вам нужно хорошо учиться в школе, – часто говорила она. – Тогда и в жизни все сложится по-доброму».

Учиться Толя Батуркин начал неплохо, и учительница Полина Дмитриевна часто хвалила его, а однажды даже пришла к ним домой и сказала родителям, чтобы они не удивлялись и не ругали Толю, когда он иногда подолгу задерживается в школе.

– Он помогает мне заниматься с отстающими учениками, – объяснила Полина Дмитриевна.

Кто знает, как это случилось, но в старших классах Анатолий все больше и больше стал думать о поступлении после окончания школы в военное училище. Никому не говорил, держал в себе, словно еще и еще раз проверял свое решение. Но когда получил аттестат зрелости, решение в нем окончательно созрело, и он объявил, что едет в Симферополь поступать в Высшее военно-политическое училище.

Моря Анатолий никогда не видел, а от Симферополя до него рукой подать – на автобусе можно доехать. Поэтому, сдав в училище документы для поступления, Батуркин тут же отправился в Севастополь.

Белоснежный город его поразил, а особенно море и стоящие в нем корабли. Анатолий весь день пробыл на причалах; знал уже, где находится и Графская пристань, и памятник Затопленным кораблям, видел, как отчаливают и причаливают боевые катера.

На другой день он опять был в Севастополе. Теперь долго стоял на склоне Сапун-горы, вспоминая прочитанные когда-то страницы о здешних боях во время Великой Отечественной войны; потом до самого вечера бродил по городу.

Когда объявили результаты приемных экзаменов в училище, его фамилии в списках не оказалось…

– Недобрали одного балла, молодой человек, – объяснили в приемной комиссии. – Так что приезжайте теперь поступать в училище в следующем году.

– В следующем году я буду служить в армии, – коротко ответил Анатолий и, вежливо попрощавшись, вышел из комнаты.

Вернулся в родное Танино. И вдруг… неожиданность! Его приглашают работать учителем!

…Он сидел с директором школы в его крохотном кабинете, и они разговаривали.

– А что? – говорил директор. – Парень ты подготовленный, начитанный. Историю и географию, без сомнения, мог бы вести в средних классах… Понимаешь, какое дело: у нас учителей не хватает… А ребят надо учить…

Директор сделался совсем озабоченным, добавил:

– Не знаю, что и делать?

Анатолий молчал.

– А может, ботанику, зоологию хочешь преподавать?

– Нет! Жучки, паучки – это не по моей части. История, география ближе…

Уже на другой день молодой «учитель» Батуркин пришел на урок к ребятам.

Непривычным было, когда они стали его называть по имени и отчеству – Анатолий Петрович. Это так резало ухо, но ничего не поделаешь – ведь учитель…

Затем Анатолий Петрович Батуркин отслужил армию, служба проходила под Москвой, в Таманской дивизии; после демобилизации работал термистом-калильщиком на заводе «Автозапчасть» в городе Рославле Смоленской области, а потом, после окончания Высшей следственной школы МВД СССР, стал следователем одного из районных Управлений внутренних дел Москвы.

До сих пор он помнит первое уголовное дело, которым пришлось заниматься. Оно было связано с тем, что один продавец магазина разбавлял вино водой и продавал получаемый им суррогат по установленной государственной цене как полноценный продукт…

В 1981 году А.П. Батуркин – заместитель начальника следственного отдела УВД Октябрьского райисполкома города Москвы, а в 1982 году уже начальник 139‑го отделения столичной милиции.

Каких только не было дел, каких не совершалось преступлений! И убийства, и кражи, и насилия, и мошенничество… Но он всегда стремился раскрыть каждое преступление. Под таким девизом и работало отделение милиции.

В таком же духе стремился воспитывать Батуркин личный состав и когда был начальником УВД Перовского райисполкома города, и заместителем начальника Управления – начальником следственного отдела УВД Восточного административного округа Москвы, и когда занимал другие важные милицейские должности.

Ему не раз приходилось с оружием в руках идти на преступника. Один раз даже чуть не поплатился жизнью.

…Раскрыли притон, поехали брать его завседатаев. Анатолий Петрович тоже включился в группу, даже вошел первым в протухшую комнату, где на награбленных вещах сидели бандиты.

– Никому не трогаться с места! – крикнул он, подняв вверх пистолет.

Но в это время кто-то бросил с улицы в окно кирпич. Зазвенели стекла, и бандиты попытались этим воспользоваться. Над самым ухом Батуркина просвистела пуля, потом другая, но сотрудники милиции сумели прижать бандитов к полу и выбить пистолет из рук стрелявшего. Это был бритоголовый парень, из носа которого уже обильно текла кровь. Вопреки правилам кто-то из милиционеров наказал его тут же, на месте.

– Ты ведь так мог и убить меня, сынок, – подошел к бритоголовому Батуркин…

* * *

Время… Как оно быстротечно. И все-таки лучшими Анатолий Петрович считал годы, когда он работал в Центральном региональном управлении по борьбе с организованной преступностью…

…Сидя сейчас в своем кабинете и ожидая сообщений от майора Потехина, Батуркин думал о Жеке Преображенском, чье настоящее имя было Евгений Васильевич Хохлов, – преступнике, за которым гонялись уже не один месяц.

Было известно, что Хохлов – москвич, родился и вырос на Преображенке. Когда был небольшим, его отец утонул в Яузе, мать начала, как бы с горя, пить, а подросток-сын стал чаще бывать на рынке, чем в школе.

Здесь он познакомился с вором в законе Фомой, который научил его залезать в карманы, открывать женские сумочки и пристрастил к доходному делу – продаже наркотиков. Правда, Жека должен был делиться этой прибылью с Фомой, но и ему самому оставалось немало.

Была у Фомы и своя «философия», в которою он посвящал молодого вора. «В нашем деле всегда нужно лезть вверх – такой уж наш воровской мир, – говорил он. – „Шестерками“ пусть будут другие, а ты должен стать авторитетом».

Жека навсегда запомнил этот совет, а пока продолжал делать то, что приказывал ему Фома.

Но, как говорится, «недолго музыка играла, недолго продолжался бал», и однажды в одной из Преображенских подворотен, где Жека продавал анашу, его арестовали оперативники.

Так первый раз он попал на зону.

На зоне свои порядки, свои обычаи, и горе тому, кто их не знает или не приемлет.

Жека с первых же дней стал осваивать все для него новое, а потом начал завоевывать авторитет. И нужно сказать, что во многом преуспел…

После первой «ходки», отсидев свой срок и выйдя на волю, он не угомонился, наоборот – вошел в азарт, про таких говорят: на ходу подметки рвет.

Стал ездить по регионам, стремительно обрастая «шестерками» – шпаной, которую его неуемный, взрывной характер притягивал словно магнит. Везде находил единомышленников и неизменно стремился верховодить ими. Его изобретательности в криминальных аферах не было предела.

О молодом таланте в воровской среде уже начали ходить легенды. Ясное дело, они возникали не на пустом месте, а вырабатывались из фактов, как дуб вырастает из желудя. «Трудился» Жека, попав на волю, день и ночь, необходимо отдать ему должное. Принимал участие в грабежах, «чистке» квартир, в сбыте наркотиков. И, конечно, в скором времени снова арест – суд – тюрьма. Так началась вторая «ходка». За ней последовала третья, четвертая…

Во время одной из «ходок» в его жизни произошло знаменательное событие.

В величайшей тайне от лагерной администрации «посвященные» зэки готовили всеобщий воровской «прогон», на котором нужно было решить ряд насущных вопросов. Были получены соответствующие «ксивы с воли», где содержался ряд указаний, связанных с «текущим моментом воровской жизни».

Та сходка запомнилась Жеке на всю жизнь: на ней он был единогласно провозглашен вором в законе и получил кличку Жека Преображенский. На весы были брошены и его «подвиги» на воле, и действия за тюремной решеткой, и чаша убедительно склонилась в сторону молодого вора.

Ошибаются те, кто полагает, что такие люди, как Жека, лишены интимной жизни. Нет! Например, этот «герой» по жизни был очень любвеобилен. Даже постоянная опасность не могла остудить его тяги к прекрасному полу – а может, и способствовала ей: кто знает?

В вопросах любви Жека, как это ни странно, придерживался особых взглядов. Вступив с женщиной в определенные отношения, он считал для себя обязательным жениться на ней.

Так и получилось, что в своей пестрой и преступной жизни он был женат множество раз.

Впрочем, по-настоящему его любила и сохраняла ему верность среди всех перипетий изменчивой судьбы только одна женщина. И это несмотря на то, что Жека, женившись на ней, довольно быстро развелся.

Эта женщина заслуживает того, чтобы о ней рассказать немного подробнее.

Она жила в подмосковной Апрелевке, принадлежала к уголовному миру, занимая в нем достаточно высокое положение, имела несколько кличек: Раиска, Райка, Раиса. Последняя кличка совпадала с ее подлинным именем. В уголовном мире долго ходила оказавшаяся весьма живучей легенда, что Раиса будто бы однажды даже помогла милому совершить побег из мест заключения… Подлинность этой красивой легенды, впрочем, не мог удостоверить никто.

С наступлением эпохи пресловутой перестройки для Жеки Преображенского наступала золотая пора. Казалось бы, живи да радуйся. Денег и, соответственно, мирских благ – немерено. Даже если и попадет ненароком на зону, то и там живет так, как иному и на курорте не снилось.

Но тут к Жеке подкрался враг. Враг страшный, неумолимый. Враг, который не знает жалости, которого нельзя ни убить, ни подкупить, ни избавиться каким-либо иным способом. Есть только одна возможность отделаться от этого недруга, но для этого необходима сила воли. И в данном случае у бесстрашного и хитроумного в других делах Жеки Преображенского ее, увы, не оказалось.

Имя этого врага – наркотики.

То, что он много лет занимался этим дорогостоящим и криминальным товаром, оказало Жеке дурную услугу: он крепко и основательно подсел на наркотики. Не было, кажется, на белом свете дурманящего и губящего зелья, которого бы он не попробовал, неукротимый в своей ненасытности, – от самой дешевой маковой соломки до препаратов, одна доза которых стоит очень дорого.

Благо все возможности для добывания любого зелья у Преображенского были.

Результат? Он начал деградировать как личность с каждым годом все стремительнее. И с каждым месяцем поглощал все больше зелья – от банальной анаши до героина и кокаина. Крепкая физическая наследственность, доставшаяся от отца, помогала ему еще как-то держаться на поверхности, но ясно, что долго это продолжаться не могло. При всей власти, при всех возможностях у него оставались обязанности, и немалые, которые никто не отменял. Он должен был, помимо всего прочего, непрерывно разрабатывать и проводить в жизнь планы по различным крупным уголовным операциям; «общак», ненасытный «общак» все время требовал пополнения, а у Жеки дела шли все хуже и хуже.

Видя такое дело, подняли голову конкуренты и недоброжелатели, которые, когда Преображенский был в силе, боялись подать голос.

Все это время не дремали и правоохранительные органы, которые давно стремились выйти на след опасного преступника.

И вот в один из дней опергруппа, дежурившая у трех вокзалов в Москве, совершенно случайно опознала того, за которым столько гонялись.

Ни о чем не подозревавший вор в законе был схвачен и арестован среди огромной вокзальной толпы.

Обыск арестованного дал неплохие результаты: в батоне полукопченой колбасы, который достали из его сумки, было спрятано большое количество гашиша.

Далее произошли события, которые в нынешней России случаются, увы, частенько, хотя элементарной логике не поддаются. Началось следствие: экспертиза, очные ставки, бесконечные допросы, – но Фемида оказалась слепой. Юридическая машина по неведомой причине забуксовала: никак не удавалось доказать, что пресловутая полукопченая колбаса, начиненная дорогостоящим наркотиком, принадлежала гражданину Преображенскому. На все вопросы он твердил одно: колбасу купил в привокзальном магазине, и точка. Чем она начинена – один аллах ведает. Он же о том не знает и не хочет знать.

– Вы сыщики или я? – говорил Жека. – Вы. Вот и выясняйте, кто начинил ее непотребным зельем. Я даже слово такое – гашиш – слышу в первый раз, – добавлял он нахально. – Вы мне не объясните, господин следователь, с чем его едят? – хитро заглядывал он в кислое лицо собеседника. – Я понятливый, разберусь.

Так или иначе Преображенский был выпущен за недостаточностью улик.

Встряска оказалась основательной – он чудом избежал тюремной решетки. Надо смываться отсюда. И Жека направил стопы в Краснодарский край, где и прописался, конкретно же избрал новыми регионами своей деятельности Туапсе, Анапу и район Большого Сочи. Здесь, подальше от Москвы, он приступил к привычному занятию: звание вор в законе не дается пожизненно, его требуется все время подтверждать, словно спортсмену, берущему планку определенной высоты. «Работа» вроде начала налаживаться. Но масштабы ее, конечно, уже не были прежними, что постоянно угнетало Жеку.

Им овладела пламенная страсть – снова вернуться в Москву, где можно заниматься самыми масштабными делами.

После долгих раздумий Преображенский вошел в контакт с одной преступной группировкой, давно и прочно обосновавшейся в Москве. Группировка обещала ему помощь, если она понадобится, и вскоре Жека Преображенский оказался в столице.

Он приехал в Москву не один. С ним была новая жена – юная гимнастка, на двенадцать лет моложе его.

Группа Потехина, которая разыскивала Жеку Преображенского, буквально сбилась с ног. Вора-рецидивиста нигде не было.

Значительные силы, которые были подключены к его поиску, казалось, уже были исчерпаны. Оперативные подразделения, милицейские службы, осведомители – никто ничего не мог о нем доложить.

Были проверены возможные явки Преображенского, квартиры, где он мог остановиться, опрошены люди, которые могли знать или видеть его, – ничто не наталкивало ни на какой след. Ездили во двор, где он когда-то жил, посетили даже в Апрелевке его старую знакомую Раису Копытову, но та сказала, что и видом не видела Хохлова и уже давно о нем ничего не слышала.

Соседи, хотя и отзывались о Раисе Александровне довольно нелестно, но на этот раз подтвердили, что у нее действительно никого не было и что она сама почти не выходила из дома, разве только в магазин.

– Так выходила или не выходила? – попытался уточнить капитан Юдин.

Мнения соседей все-таки разделились: одни говорили, что не выходила, другие – выходила и даже с большой сумкой. Все это тоже было неубедительно, однако двух сотрудников у ее дома оставили…

– И все-таки он в Москве! – продолжал повторять Игорь Владимирович Потехин. – Я верю информации, которую мы получили. А из Москвы Преображенский улизнуть не мог – ГИБДД предупреждена, в аэропортах и на вокзалах наши люди проинструктированы, ответственность повышена, его фотографии им розданы…

Он достал из кармана фото Преображенского, в который раз взглянул на него.

– Ишь, какие хитрые глазищи… – произнес майор. – Ну, где ты? Где, наш дорогой друг?

Игорь Владимирович говорил это так, точно ожидал, что фотография ему ответит, заговорит.

– Ну, не нашли его пока… Не нашли… – попытался успокоить своего коллегу капитан Юдин. – Найдем! Он обязательно где-то обозначится. Не будет же он сидеть в гостинице как перст…

– Что?..

Потехина осенило.

– Гостиницы! Мы же не проверили гостиницы! А почему ему не быть бы в гостинице?

– Да это слишком рискованно, товарищ майор. Вор-рецидивист в гостинице… К тому же знает, что его ищут…

Но Потехин уже не слушал.

– Витюшка, – обратился он к стажеру, – установи через наши службы, кто снимает сейчас номера в наших гостиницах с краснодарской пропиской и вообще есть ли там кто-нибудь, похожий на Хохлова?

Виктор Серегин вышел в другую комнату, где стояло множество телефонных аппаратов, и принялся за дело.

– Как это мы упустили гостиницы! – продолжал сожалеть Потехин.

Через полчаса Серегин доложил, что в гостинице «Москва», в номере 809, проживает Евгений Васильевич Хохлов, прописанный в Краснодарском крае…

– Быстро в машины! – скомандовал Потехин. – Бутин, сообщи нашим, чтобы еще прислали людей; все входы и выходы в гостинице перекрыть, проверять каждого входящего и выходящего!

Две милицейские машины, нарушив утреннюю тишину московских улиц, уже через несколько минут остановились у гостиницы «Москва».

Первая неожиданность их встретила у стойки дежурного администратора. Предъявив документы, оперативники попросили регистрационную книгу. Однако в списке снимающих номер 809 значилась фамилия некой Щербицкой Надежды Карповны.

– Что будем делать? – озабоченно спросил Потехин, убедившись, что на них никто не обращает внимания.

– А мужчина там какой-нибудь проживает? – поинтересовался Юдин.

– Проживает, – ответила администраторша.

– Поднимемся наверх и выясним все на месте, – принял решение Потехин.

Что касается стажера, то он, на правах самого младшего, помалкивал.

Поднялись на восьмой этаж.

– Есть ли кто-нибудь в 809-м номере? – спросил Игорь Владимирович у дежурной по этажу, которая восседала за небольшим столиком.

– Да, – кивнула дежурная.

Серегин, как велел ему майор, сбегал за старшим администратором.

– Что вам угодно, господа? – спросила молодящаяся дама лет сорока с хвостиком, величественно выплыв из лифта. – Что-то произошло?

– Пока еще нет, – успокаивающим тоном ответил Потехин. – Но мы хотим пригласить вас в 809‑й номер.

– Меня?

– Именно вас. И вас тоже попрошу с нами, – посмотрел он на дежурную по этажу.

– Но зачем? – все еще не понимала администраторша.

Оперативник пояснил:

– В качестве понятых.

– Это… по вопросу, что номер оформлен на женщину? – лицо администраторши пошло красными пятнами. – Но у меня есть распоряжение директора гостиницы, согласно которому…

– Успокойтесь, пожалуйста, – перебил ее Игорь Владимирович. – Женщина здесь ни при чем.

Оформляя в гостинице номер, Жека велел жене записать его на ее фамилию, благо они у них были разные. «Так меньше вероятности обнаружить меня», – решил он. Но вот не получилось…

Группа из пяти человек, вежливо постучавшись, вошла в гостиничный номер.

Дверь им открыла девушка в легком халатике – в комнате было жарко. А в кресле-качалке находился собственной персоной Евгений Васильевич Хохлов, который пребывал в одних трусах. Зрелище было малоэстетичное, если добавить, что грузный мужчина буквально исходил потом.

С первого взгляда опытные оперативники определили: Хохлов находится в неадекватном состоянии. В первую минуту он даже не понял, кто именно вошел в номер и с какой целью. Лицо его выражало безмятежность и блаженство, а взгляд был устремлен в пустоту, которая обрывалась за гостиничным окном, по-осеннему хмурым.

Оперативники не мешкая объяснили Хохлову суть происходящего. К чести его нужно сказать, он повел себя крайне вежливо и сдержанно, хотя глаза его продолжали оставаться возбужденными.

Женщина, запахнув на груди халатик, с тревогой наблюдала за стремительным развитием событий, а Потехин уже докладывал Батуркину по телефону о развивающихся событиях.

– В номере, правда, женщина… – добавил майор.

– Срочно вызовите старшего уполномоченного Людмилу Иванову, – сказал Анатолий Петрович. – Она вам поможет… И звоните, сообщайте мне обо всем новом…

– Слушаюсь, товарищ полковник, – ответил майор и отключил телефон.

Затем перевел взгляд на Жеку Преображенского и вежливо разъяснил:

– Сейчас в присутствии понятых – работников гостиницы – будет осмотрен номер.

Хохлов пожал плечами, ничего не сказав. Молчала и его молодая супруга, с тревогой переводя взгляд с одного оперативника на другого.

Перед тем как приступить к обыску, Потехин задал дежурный вопрос:

– Имеются ли у вас в номере оружие, наркотики или другие предметы, запрещенные к гражданскому обороту?

Администраторша тяжело вздохнула: это же надо, какие страсти Господни творятся! И где? В гостинице, которая в свое время служила образцовой для всей столицы, да что столицы – всего Советского Союза! Не зря же в свое время ходила легенда, что гостиница «Москва» построена по проекту самого великого Сталина.

Она стала ждать, что ответит милиционеру этот толстый мужик в трусах, который и не подумал накинуть что-нибудь на свое блестящее от пота тело.

– Ничего такого, уважаемый, у нас и в помине нет, – сказал Преображенский, почесывая волосатую грудь. – Правильно я говорю, голубушка? – посмотрел он на жену.

– Верно, Женя, – испуганно прошептала та и для убедительности несколько раз кивнула.

– Если есть то, что мы перечислили, лучше выдайте добровольно, – добавил Тимофей Витальевич Юдин, словно не слыша слов женщины. – Мы занесем это в протокол, и это облегчит вашу участь.

– Я все сказал, – махнул рукой толстый мужчина. – Делайте свое дело, а я, Бог даст, буду делать свое…

Оперативники не мешкая приступили к обыску. Проверяли и вещи, и одежду, залезали в карманы пиджаков и кофт.

Понятые, слегка прижавшись друг к другу, жадно наблюдали за картиной обыска. Они толком не понимали, что к чему.

Впрочем, догадка вскоре пришла: милиционеры ищут наркотики.

– А это что? – стажер поднес к яркому торшеру прозрачный пакетик с порошком, отливавшим небесной голубизной. Оперативники не смогли прийти к единому мнению.

– Евгений Васильевич, что это? – показали ему издали пакетик.

– Неужели не узнаете, уважаемые? – пожал плечами Жека, который наблюдал за происходящим с олимпийским спокойствием.

– Не узнаем.

– Ай-яй-яй, а я был лучшего мнения о моей доблестной милиции, которая, говорят, меня бережет.

– Так что это?

– Зубной порошок, – ответил вор в законе не моргнув глазом.

Дежурная по этажу, не выдержав, прыснула в носовой платок.

– Клади в конфискат, в лаборатории разберутся, – распорядился старший.

Обыск продолжался, но никаких наркотиков нигде не находили.

Потехин доложил об этом Батуркину.

– Ищи, ищите лучше! – ответил тот и задумался: «А может быть, действительно у Преображенского нет никаких наркотиков? Зря ищем».

Приехали Бутин и Иванова, тоже подключились к обыску.

Жена Преображенского пошла в ванную комнату за халатом мужа. За ней направилась Людмила Иванова.

Старшего оперуполномоченного поразило количество стоящей под зеркалом на стеклянной полке косметики. Здесь были банки с кремом для бритья, для рук, для век, не говоря уже о тюбиках с губной помадой, на полу ванной комнаты высились дезодоранты, еще какие-то профилактические жидкости…

Иванова доложила об этом Потехину и Юдину, и они тоже заглянули в ванную.

Догадка пришла к ним сразу же.

– Принесите, пожалуйста, нож, которым открывают консервы, – обратился Потехин к дежурной по этажу.

Вскоре консервный нож был у него в руках, и он ловко открывал им дно одной из банок, которую они взяли в ванной комнате.

Бесшумно упал на стол металлический кружок, Потехин с Юдиным увидели белый порошок. Порошок аккуратно высыпали из банки на бумагу, на которой было обозначено «Крем для бритья», а потом вытащили и небольшой металлический контейнер, где помещался наркотик. Банка оказалась с двойным дном.

– Это анаша? – не удержался от вопроса стажер Серегин.

– Героин, – серьезно ответил ему Бутин.

– Ну, что теперь скажете, Евгений Васильевич? – обратился к Хохлову Потехин.

– А что скажу?..

Он помолчал.

– Отдай им все, Надя! – наконец обратился к жене Преображенский. – Их взяла!

Девушка сняла с себя висящий у нее на шее кулон и передала его Людмиле Ивановой. В кулоне тоже были наркотики.

После очередного телефонного разговора с полковником Батуркиным к ним приехали еще два эксперта, и работа по изъятию наркотиков из емкостей и составлению протокола началась.

* * *

– Молодцы твои ребята, – говорил Батуркину генерал Клинкин. – Ловко сработали. Хохлов теперь не отмотается… И знаешь, чего мы добились главного?.. Определили связи, установили крупные точки, где занимались зельем, узнали поставщиков… Преображенский в наркобизнесе фигура, как известно, заметная. Теперь нужно раскрутить его до конца. Как он?.. Идет на контакт?

– Идет, товарищ генерал, – ответил Батуркин, – правда, с трудом…

– Работайте, работайте с ним… А Раиса-то, Раиса… – вспомнил Николай Иванович женщину из Апрелевки. – Как ее?..

– Копытова, – подсказал Анатолий Петрович.

– Да! Копытова! Не бросила, оказывается, свой бизнес…

– Не бросила, товарищ генерал… Как выяснилось, это она доставила Хохлову основную партию наркотиков.

– И как они ловко придумали: в каждой баночке свой контейнер, даже в каждом тюбике для губной помады контейнер-капсула имелась.

– Умельцы! Нечего сказать… – заметил полковник.

– Однако мне непонятно: почему Преображенский сам влез в это дело? Сам приехал в Москву за наркотиками, ведь у него довольно широкая сеть наркокурьеров – мог бы кого-то и послать…

– Не хотел, скорее всего, в данном случае ни с кем делиться. Сам лично решил провернуть операцию. Вот и попался…

Генерал улыбнулся:

– Ты прав, наверное, Анатолий Петрович. Как они говорят: «Жадность губит фраеров…» Вот и его сгубила…

– А может быть, у Преображенского еще были какие-то дела в Москве? – предположил Батуркин.

– Может быть…

Они еще долго разговаривали о проведенной операции, а потом перешли к делам, которые нужно было решать теперь.

– Я уже говорил тебе об одном греке, – начал генерал, посмотрев на Батуркина, – а сейчас хочу продолжить, и продолжить основательно, потому что это станет теперь для тебя одним из самых важных дел.

Клинкин поудобнее устроился в кресле и начал:

– Так вот… Несколько месяцев назад из Казани приехал в Грецию некий Михаил Макариди – грек по национальности, вор по профессии. Сидел несколько раз в тюрьме, но по делам мелочным: с кого-то снял ондатровую шапку, в магазине стащил какую-то водку. По данным милиции Казани, жил он скромно, даже больше чем скромно. Семьи не имел, снимал комнату. Но вот оказался в Греции и неимоверно разбогател.