Текст книги "Переосмысление. От нового к старому"

Переосмысление
От нового к старому
Владимир Иванович Нефёдов

© Владимир Иванович Нефёдов, 2024

ISBN 978-5-0062-1810-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На фото: автор

Стихи

Почему на бренную основу

 
«Почему на бренную основу
 Нашу жизнь всевышний перевёл?»
– «Чтобы место новому живому
Смерть твоя освободила дол!»
 
 
Как весной красиво всё в начале,
Распускаясь девственно цветёт.
Но на этом бренном фестивале,
Твоей жизни открывают счёт.
 
 
Из годов потом сплетётся лето,
Где сирен представят соловьи.
Зеленью всё будет разодето,
И полынь там будет и репьи.
 
 
Ивы несомненно станут плакать
И с черёмух облетит весь цвет.
Осень жизни – это же не слякоть,
Это то чего давно уж нет!
 

Багряным утром солнце зародилось

 
Багряным утром солнце зародилось.
Мрак перегнулся, юркнув за кусты.
Свет полыхнул как острая секира,
Рубя собою сгустки темноты.
 
 
Тень за забором тут же побледнела
И под него зачем-то поползла.
На окнах влага свилась между делом
И заслезилась старая изба.
 
 
Сирень пушилась тут же в палисаде.
Тропинка долгая укрылась за бугором.
День поднимался в палевой громаде.
Всё шло своим законным чередом.
 

Бассейн крамольных отношений

 
Бассейн крамольных отношений
Едва наполнившись кипит,
В нём череда взаимных трений
Взрывоопасных как карбид.
 
 
От испарений нету проку.
Застой несёт с собою гниль.
Туман хоронит подоплёку,
В грязь превращая света пыль.
 
 
И вот не солоно хлебавши,
Спускаем всё, что было в нём.
Но слив забит листвой опавшей,
А влагу дней не сжечь огнём.
 
 
Так и живём мы с тем что было,
Так будем жить мы с тем что есть!
Прервёт мятежность лишь могила,
Крестом укрыв от взоров честь.
 

Безлунная ночь

 
Луна исчезла за глухим забором,
Из частокола каменных домов.
А темнота обрушившись на город,
Гуляла меж светящихся столбов.
 
 
Сырел асфальт под осенью беспечно.
Не отражая больше лунный бюст.
Возник вопрос пытавший душу вечно,
Ночь для чего нам дарит уйму чувств?!
 

Берёз белеют в рощах платья

 
Берёз белеют в рощах платья.
Трав сенокосных аромат,
В стогах открыл свои объятья,
Для всех и каждого подряд.
 
 
Фатой прозрачной день ложиться.
Небес растянут синий креп.
Листва полощет зелень ситца,
На волнах ветреных утех.
 
 
Река блестит стальной манишкой,
Свернув в рогожу берега.
Я бегал здесь ещё мальчишкой,
Средь лугового полотна.
 
 
Рельефный фон родного края,
Лесов башкирских и полей
И пух несёт воспоминанья,
С седых как сам я тополей.
 

Беседы

 
С судьбой беседы часто происходят.
Жизнь без любви подводит в них итог.
Они на самом деле или вроде,
Того, что память свой имеет слог.
 
 
Пускай невнятны эти разговоры.
Зато легко становится в душе.
И жизнь запретов рушит все заборы,
Скрывая то что ждёт тебя в конце!
 

Беспола ночь, бесплодны байки

 
Беспола ночь, бесплодны байки
И небылицы про любовь.
Свистящий звук шальной нагайки,
Не будоражит больше кровь.
 
 
Луна висит лимоном кислым.
Морщины режут с треском плоть.
Жизнь лишена былого смысла.
Возьми меня к себе господь!?
 
 
Я буду небу послушаться,
Слагать молитвы и псалмы.
Прочту все божеские святцы
И стану зеркалом души.
 
 
Чтоб отражать глаза людские,
А в уши праведно шептать:
«Мы бога дети дорогие!
Бог нам отец! Земля нам мать!»
 

Божьей тварью час являлась муха

 
Божьей тварью час являлась муха,
Тыкась в оконное стекло,
А секундой раньше возле уха.
Мухобойка щёлкнула и всё!
 
 
След неясный на стене остался.
Боже мой за что её, за что?
Слишком много жизненного фарса!?
Или это попросту никто?
 
 
Смерть за всеми ходит ненароком.
Как господь невидима она.
Близко ли бесстыдница, далёко,
Человек не знает – никогда!
 
 
Как всегда божественна стихия.
Человечна разная гордынь.
Счастья бесконечна эйфория.
Словом пусть всегда бытует жизнь!
 

Брачующиеся

 
Вы когда-нибудь видали,
Как рассвет ведёт зарю?
Не в какие нибудь дали,
А к злотому алтарю!
 
 
Обручит союз их утро.
Солнце выйдет на поклон
И осыплет перламутром,
Заблестевший небосклон.
 
 
Прочитает свет молитву.
Утвердит всё неба синь.
Сядет парочка в кибитку
И в дневную канет жизнь!
 

Будни

 
Опять пишу сухие строчки
И отправляю в интернет.
С заглавной буквы и до точки,
Хотя особых знаний нет.
 
 
А интернету все до «фени».
Таких как я там пруд пруди.
И с чувством вышколенной лени,
Ищу на «клаве» букву «и».
 
 
Потом ошибки исправляю,
(Экран подчёркиваньем шлёт)
И препинанья знаки с краю
Я расставляю без забот.
 
 
Со мною школьная программа,
Плюс неземной энтузиазм.
А в мыслях будущая драма
И поэтический соблазн.
 

В мае

 
Зарумянился под утро
Бок лазоревой ночи.
Искры сыпят перламутром,
Пар идёт как от печи.
 
 
Знать туман сырой дорогой
Превращается в росу.
День струится понемногу
В предрассветную красу.
 
 
Тень предметы повторяет,
Вплоть до крошечной листвы.
Так бывает только в мае,
В неурочные часы.
 

В небе выткалась фигура

 
В небе выткалась фигура,
Из кудрявых облаков.
Такова у них натура,
Паром стряпать вид снегов.
 
 
Я брожу по роще бывших,
С двух сторон стоящих грёз.
Может некогда любивших,
Как и я живых берёз.
 
 
Вечер длинный, вечер долгий.
Ветерок бредёт со мной.
А любви моей осколки,
Колят сердце как иглой.
 
 
Память тащит без причины,
Обоюдные деньки.
Может в тему годовщины,
Расставанью вопреки.
 
 
Тишину порвал вдруг в клочья,
Соловьиный громкий свист.
Слух тревожат звуки ночью,
Как на свадьбе гармонист.
 
 
Побреду теперь обратно,
Но не к жизни бывшей той,
А туда где звук невнятный,
От структуры городской.
 

В свои объятья город принял

 
В свои объятья город принял
Необычайно сильный зной.
Июль разлился в нём пустыней
И градус поднял тепловой.
 
 
Дома собою воздух грели.
Асфальт лоснился от тепла.
А вот под уличные трели,
Гнусаво пела мошкара.
 
 
Внезапно влажная прохлада
Сменила летнюю жару,
Дождь отчеканил серенаду,
Побив шальную мошкару.
 
 
И заблестели тут же лужи.
Хор птиц запел на перебой.
Видать соскучились по стуже,
Раз все щебечут похвальбой!
 

В тлен превратится наша жизнь

 
В тлен превратится наша жизнь,
В клубок уйдя воспоминаний.
В конце отпева лишь «Аминь»,
Стихийно свяжет святость знаний.
 
 
Душа вспорхнёт на край небес,
Уже из бренной оболочки.
Этапом божеских чудес,
К несостоявшейся отсрочке.
 
 
И мир продолжится без нас,
Под андеграунд тех кто выжил.
Борясь с бессмертием подчас,
В идеологии престижа!
 

Весна. В полёте снег

 
Весна. В полёте снег.
Фонарь у дома.
Прервало время бег.
Ночная кома.
 
 
Местами, кое-где,
Есть пятна света.
В какой-то чехарде,
Видать от ветра.
 
 
Дорожные штрихи.
Пунктир асфальта.
И снега ручейки,
В порыве вальса.
 
 
Обочина блестит.
Черты деревьев.
У тени свой мотив,
Своё кочевье.
 
 
Весна. В полёте снег.
Фонарь у дома.
Прервало время бег.
Ночная кома…
 

Ветер в творческом поклоне

 
Ветер в творческом поклоне
Кучерявит облака.
Синь висит на небосклоне
Как гламурная река.
 
 
Солнце прячется в серёдке,
Доминируя над всем.
В этой облачной оплётке,
Средь висящих белых стен.
 
 
На озёрной глади видно,
Что творится на верху.
Так зеркально безобидно
Выси видеть требуху.
 
 
Я иду по косогору
Вглубь своих прожитых лет.
Подвергаясь приговору
За семь бед один ответ.
 
 
Видно жизни прошлой вехи,
Небо, воды и земля:
– «Я куда за все огрехи,
Кану в виде забытья?»
 

Ветер кротко трепещет лохмотья

 
Ветер кротко трепещет лохмотья,
Шелушащихся лент бересты.
К низу падают белые хлопья,
Как предвестники ранней весны.
 
 
На сухие витки прошлогодней,
Темно-серой шуршащей травы.
Рядом жутко глазеет исподней,
Темень ямы, со стоком воды.
 
 
Ведь земля безусловно живая,
Это видно везде, по всему!
Плоть её – всё в себя принимая,
Воплощается в каждом суку.
 
 
В каждом даже невзрачном цветочке,
И в небесной лазури, и в мгле,
В небольшом закутке, уголочке,
И в пруду и в морской глубине.
 

Ветер тёр рукавом благодати

 
Ветер тёр рукавом благодати,
На полях красный маковый цвет.
Ствол берёзы в пленяющей стати,
В белой роще увидел рассвет.
 
 
Низкорослый склонился кустарник
У ручейно – поющей воды.
Пух как вечно гуляющий странник,
На кусты накропал белизны.
 
 
Лёг валежник в лесном заболотье,
Возле старых гниющих осин.
А над всем в завитой позолоте,
Свет зари из-под облачных спин.
 

Вечер в ночи

 
Зарумянился вечер багряный,
Видя ветра воздушный поток.
Ночи полог пока что румяный,
Он к постели её привоволок.
 
 
И в окно как несчастный стучится,
Веткой вишни и просится в дом.
То гагакнет как странная птица,
То повиснет вкруг серым ковром.
 
 
А потом почему-то темнеет,
Как вполне заурядная жизнь,
Только в лунной ночи он сильнее,
Чем небесная может быть синь!
 

Висит разбуженная синь

 
Висит разбуженная синь,
Зарницы солнца собирая.
Росой блестит слегка полынь,
С прогорклым запахом миндАля.
 
 
Тропинка в луг собой ведёт,
Как клок дороги – в неизвестность.
И стрекозы висит полёт,
На месте – будто слово вечность.
 
 
Звук мухи в пыльное стекло.
На травы встала остановка.
Путь прерван как не повезло,
Но всё равно зудит чертовка.
 
 
Но вот ожило всё кругом,
Идут сюда тропинкой люди.
Деревня рядом – за леском.
Знать скоро транспорт пешим будет!
 

Воспоминания

 
Растянулся лес кудлатый,
Параллельно встав реки
И с улыбкою щербатой
Распустил свои вихры.
 
 
А река белёсым шарфом
Опоясывая лес,
Шелестела словно арфа,
Отражая блеск небес.
 
 
Приступала горесть к торгу,
От тогдашней маеты.
Лес и я глядели долго,
В лоно камерной воды.
 
 
Романтизм и диссидентство,
Жизни жалкие куски,
Правды зыбкие коленца,
Государственность в любви.
 
 
Думы разные об этом,
Не дарили позитив.
Лишь сверкал тогда монетой,
Всей моей страны разрыв.
 
 
Лик земли блажен и кроток.
Неба вычурная даль.
Не хватало птичьих ноток,
Чтоб прогнать мою печаль.
 

Вот ветер ветками кивает

 
Вот ветер ветками кивает.
Тепло земли клубится ввысь.
Стезя моя теперь иная,
Как бы до завтра доплестись.
 
 
Сместились серые лохмотья,
Распотрошённых облаков.
Прозрачный лик воздушной плоти,
Сгуститься к вечеру готов.
 
 
Какая синь небесной дали!
И молчаливая печаль.
Вот звёзды сухо заблистали.
Ночь ткёт из тьмы лазурной ткань.
 
 
Луна полощет света блики,
В застойной озера воде.
Ночных пернатых слышно крики,
Бреду к посёлку в тишине.
 

Вот поперёк легла, поверхность мостовой

 
Вот поперёк легла, поверхность мостовой,
Асфальтною струёй зажата в поперечье.
Поток прошёл людей, и опустилась ночь,
А ты не можешь тень свою сдержать.
 
 
Месяц багряный повернул назад
И просит разрешение на полночь.
Но свет блистает в нём, как некий постулат,
А день несёт опять свои черты.
 
 
Огонь в воде горит и слышно рваный ритм,
На отблесках теней открытых нам законом.
Когда раскатный гром свернул за мной во двор,
То тень твоя на век не замерла!
 
 
Месяц багряный повернул назад
И просит разрешение на полночь.
Но свет блистает в нём, как некий постулат,
А день несёт опять свои черты.
 
 
Асфальт уже совсем, не дружит с мостовой.
Но ночь пока жива, отбрасывая тени.
Поток пропал людей, но не спустился день
И до сих пор кругом постыдный мрак.
 

Все люди в этом мире тленны

 
Все люди в этом мире тленны.
Придёт тому и мой черёд.
Со вздохом старой мельпомены,
Дух равноденствия замрёт.
 
 
Я в диалог вступлю с природой,
Войдя душой в её среду.
Томясь никчёмною свободой.
Предавшись божьему суду.
 
 
А дальше, может белый саван,
Поверх сколоченных досок.
Потом в земле российской гавань,
Где уж не важен бренный срок.
 
 
Век что угодно переменит:
Уйдёт в себя могильный холм,
Разъест гранит тихонько время
И тот рассыплется песком.
 
 
Над прахом вырастут деревья,
Продолжив жизни круговерть.
Ничуть о том не сожалея,
Что есть на свете слово смерть.
 

Высыпалось утро

 
Высыпалось утро
На траву полей,
Гладя перламутром
Стаю журавлей.
 
 
У гряды по склонам
Хоровод кустов
И ковром червонным
Россыпи цветов.
 
 
На реке ракитник
Заводь рушит вод,
А за ним осинник
Ветерком поёт.
 
 
«Клин ты журавлиный,
Отнеси рассвет,
Для моей любимой
Как любви привет!»
 

Где-то там за листьями

 
Где-то там за листьями
Воздух дребезжит.
Звуками лучистыми
Слышен птичий свист.
 
 
Гонят плотью розовой
В ширину реки,
Тень стволов берёзовых,
Неба васильки.
 
 
Кромкой ярко красною,
Словно маков цвет,
С проседью вихрастою,
В облаках просвет.
 
 
Утренним писанием
Пышет небосвод.
Ярким возгоранием
На прибрежность вод.
 

Гений

 
Под эгидою сирени
На рязанской, на земле,
В мир пришёл Сергей Есенин,
Путь прервавший свой в Москве.
 
 
Он считал её кабацкой,
Спирт и водочку любя!
А эгиду женщин братской,
Сквозь любовь видать смотря!
 
 
Бог его любил безмерно,
Раз сейчас он как живой.
Гений слова откровенно,
Всем давал незримый бой.
 
 
Гибель царственного строя
Подкосила чудака.
Но стихов бесценных воля,
Будет с нами навсегда!
 

Глаза времени

 
В тот миг когда я подойду,
Закончится дорога.
И мысли будут как в бреду
И на душе тревога.
 
 
Закройте времени глаза.
Наступит перемена.
У смерти скатится слеза
Как новая поэма.
 
 
Возможно вздыбится всё вспять,
Что так необходимо.
Фемидой будет мир лежать,
А зло проскочит мимо.
 
 
Закройте времени глаза
И боль пройдёт у многих.
Как многоликая гроза,
Часы сгребут итоги.
 
 
Безумных лет шальная дрожь
Перебежит полями.
Заколосит седую рожь
Закатными речами.
 
 
Закройте времени глаза.
Пусть не глядит шальное.
Вокруг распустится лоза,
Истлеет всё худое.
 
 
Остановите бренный ход,
Объявленный часами!
Секунды выпадут в доход,
Скопившись станут днями.
 
 
Закройте времени глаза,
Чтоб не считать секунды!
Они родятся без конца,
К тому же очень нудны.
 
 
Винтовка скошенным штыком
Сомнёт витые стрелки.
Но время вылезет потом
Как чёрт из табакерки.
 
 
Дойти мне надо ведь меня,
Там время ждать не будет.
Оно бежит звонком звеня
Под вздохи разных судеб.
 
 
Закройте времени глаза,
Держа в руке удачу.
Она всегда живёт одна,
Со временем впридачу.
 
 
В тот миг когда я подойду,
Закончится дорога.
Но время будет на беду
Смотреть глазами бога…
 

Глухой, далёкий шум раската

 
Глухой, далёкий шум раската
Зарницей вздрогнул в тишине.
Наверно так следы заката
Приоткрываются во тьме.
 
 
Луны не видно в серой мути,
Чуть студенистых, млечных масс.
Передаёт пределы жути,
Их леденящий душу пляс!
 
 
Несётся эхом дальний хохот,
В лесу блуждающей совы.
Деревьев ближних странный шёпот.
Тень шевелящейся листвы.
 
 
Ночь не прищуриваясь смотрит,
На небо тёмное, без звёзд.
У ней видать громадный опыт,
Таких чудных метаморфоз.
 
 
Слой облаков летит за слоем,
В немытом воздухе скользя.
И только время мерным боем,
Ведёт сюда начало дня.
 

Горесть строк бывает неразумна

 
Горесть строк бывает неразумна,
Раз она обиду может несть.
Мысль скользит по памяти бесшумно,
Ухватившись за любую весть.
 
 
Повесть лет расчерчена годами.
Переплёт пожизненный у ней.
Все страницы связаны часами.
На обложке яркость светлых дней.
 
 
По брошюрам – свет воспоминаний,
Только во едино не собрать.
Мемуары прячет в глухомани,
Россказней разрозненная рать!
 

Гранитом постамент размежевался

 
Гранитом постамент размежевался.
Две части цветниками отползли.
Венгерские мотивы танцев Брамса,
Стелились где-то в призрачной дали.
 
 
Могилу украшали полным ходом
И двое гарцевали тут и там.
Под синим с облаками небосводом
И слушали звучащий тарарам.
 
 
Вот так потом кому-то всё украсят,
Кому-то лишь поставят бренный крест,
Кого-то просто номером означат,
Кого сожгут за неименьем мест!
 

Греховодны Содом и Гоморра

 
Греховодны Содом и Гоморра,
Ерехон загораживал путь,
А Помпеи источник раздора?
Там зачем жизни сломана суть?!
 
 
Бог не делал греховных ошибок,
Но вершить всё практически мог.
Предприимчив в канонах и гибок,
Даже смерти прибавил порок.
 
 
Руководствуясь ветхим заветом,
Люди верили божьим святым.
Что за город вдруг стал Назаретом,
Со звездой вифлеемской над ним?
 
 
Осторожнее будьте пророки,
Все мы смертны, включая и вас!
И библейские чтите уроки,
Если пишите всем на заказ.
 

ДТП

 
Задумался вечер багряный,
Смотря в перекрестье дорог.
Бедой рассыпаясь нежданной,
Как спелый по полю горох.
 
 
Кому-то уже не придётся
Глотать придорожную пыль,
Прервался забег иноходца,
Примяв на поляне ковыль.
 
 
Тропинкой закатной клубится
Бегущая в сумерки даль.
А в дебрях небесного сица,
Висит бело-лунный фонарь.
 
 
Вот-вот ночь отпустит на волю,
Свою беспросветную мглу.
Свет тёмную выстрадав долю,
Предастся её торжеству.
 
 
Бубня равномерно молитвы,
Прольётся невидимый дождь.
И краски небесной палитры
Пронзит неподдельная дрожь.
 
 
Задумался вечер багряный,
Смотря в перекрестье дорог.
Бедой рассыпаясь нежданной,
Как спелый по полю горох.
 

Да! Царю нужна корона

 
Да! Царю нужна корона,
Да и мантия нужна,
Может плащ ещё для схрона,
Да царевна у окна.
 
 
Размечтался я однако,
В наше время-то – смешно.
Лучше быть набожным дьяком,
Вот и славно – хорошо.
 
 
Променад житейский всяко,
Пару сблизит и швырнёт,
На диван устроив слякоть…
Но потом предъявит счёт!
 

Дверь сквозняком обыденно зевнула

 
Дверь сквозняком обыденно зевнула.
На весь подъезд скрипя ещё притом,
Шурша по полу будто ножкой стула
И замерла своим беззубым ртом.
 
 
Шаги раздались шаркая привычно
И потекла спустя минуту речь.
Дискантным монологом, энергично,
Стараясь тем внимание привлечь.
 
 
Стихи звучали слогом превосходным
И тишину рубили не таясь,
Обычным постсоветским обиходом,
Притом ругая нынешнюю власть.
 
 
Старик закончил радуясь надменно.
Обмерил взором свой пустой этаж.
Спускалась эхо прыгая по стенам,
Не веря в единичный саботаж!
 

Дело

 
Неопрятно царапают мысли.
Чей-то слух напряжён до предела.
На одном всё висит коромысле.
Гнёт Россия под тяжестью тело.
 
 
И винтовка ложится на плечи,
Задавить произвол полицейский.
Догорают церковные свечи.
Но корабль не тонет библейский.
 
 
Пассажиры летят под автобус,
Как барашки с объеденных пастбищ.
Крутит случай не быстро наш глобус.
Кто же знает в раю сколько кладбищ.
 
 
Кто песнь сокола выдаст для вида,
Кто охоту священной объявит,
Треугольники – славой Давида!
Тот арабский столкнёт темперамент.
 
 
Не найти нам убийцу царёва.
Раз в неделе один понедельник!
Ждать придётся наивно покрова,
Или следущий даже сочельник?
 
 
Неопрятно царапают мысли.
Смерть не знает буквально предела
И не смотрит на время: фашист ли?
Или русский за правое дело!
 

День полз тихонько к горизонту

 
День полз тихонько к горизонту,
Своей закатною тропой.
Бока подставив смело солнцу,
На встречу видимо с луной.
 
 
И сам похоже не заметил,
Как под эгидою дубрав.
Вдруг превратился в бледный вечер,
Часам к шести совсем пропав.
 
 
Ночь звездочёта выкрав платье,
Округу вышла покорять.
Раскинув тёмные обьятья,
Размежевала неба гладь.
 
 
Белела скатертью дорога
И облаков белел отвал,
Которых прямо в их чертогах,
Собою месяц разрубал.
 

Деревья топчут белый снег

 
Деревья топчут белый снег,
Холодными стволами.
Жизнь продолжает быстрый бег,
Безлунными ночами.
 
 
Путь мокр и даже студенист,
Ковром зимы покрытый.
Вот ёлок лик всегда пушист,
Зелёный и небритый.
 
 
Река синеет плотным льдом,
Как новый пол паркетом.
Идёт всё нужным чередом,
С морозно-стылым ветром.
 

Для меня без идейных правил

 
Для меня без идейных правил,
Время свой подстегнуло бег.
Судьбоносный мираж растаял,
Как весной прошлогодний снег.
 
 
У любви сплошь одни пороки,
Перетёрли смятенье чувств.
Ни в какие теперь истоки,
Не вернуть страсть моих безумств.
 
 
Воздух в храмах сменил оттенки,
Только ладан остался в нём.
Лик икон затемнил простенки,
Сумрак бродит там белым днём.
 
 
Даже солнце в небесной выси,
Превратилось в сплошную ржавь.
Я не смог безрассудство мысли,
Поменять на скупую явь…
 
 
На поэта терном ложится,
Иссыхая как прах венок.
Дар искусства – свободы птица
И поймать её всем дай бог!
 

Дождик пеной бегущей сочится

 
Дождик пеной бегущей сочится.
Это летняя скачет гроза!
В синих дебрях небесного ситца,
Ярких молний свербит полоса.
 
 
Громом тут же щетинится небо,
Всех пугая: и птиц и зверей.
Рваным мякишем серого хлеба,
Скверна туч хороводит быстрей.
 
 
Ручейки как наместники влаги
Охлаждая полуденный зной,
Чернотою сгоревшей бумаги
Все текут вперемешку с землёй.
 
 
Через час солнце вновь выпадает
На синюшный слегка небосвод.
Облаков бесконечные стаи
Не несут больше водных невзгод.
 

Дождём тревогу навевает

 
Дождём тревогу навевает,
А дождик хлещет по лицу.
Тоска разлучница немая,
Вновь знаки делает творцу.
 
 
Погоду летом лихорадит,
Как и людей – не просто так.
Раз больше нет озёрной глади,
Наверно кто-то виноват.
 
 
Заглянут снова люди в святцы
И захотят иную жизнь.
Не станет с ветрами тягаться,
Пыльца покрывшая полынь.
 
 
Пытаться стоит всем конечно,
Переменить свою судьбу.
Вот только много силы внешней,
У всех – буквально на роду.
 

Доктрина

 
Доктрина житейская вторила свету,
Бросая интриги во тьму.
Доверившись очень уж свежему ветру.
Смотря на шальную звезду.
 
 
Под утро свалившись кусками на паперть,
В единую всё ж собралась.
Но храм почему-то предательски заперт.
Пропала библейская связь.
 
 
Апостол наивно уставился в небо
Где солнцем пылала свеча.
А небо прикрыло сусветную небыль,
Религию в ней полоща.
 
 
Доктрина вздохнула довольно свободно.
Раз солнце куда-то ушло.
И стала воистину тут же народной,
Рекламы добавив табло.
 

Дом

 
Дом бедою стоит огромной.
Жуткой памяти он кусок.
И подъезд как туннель бездонный
И от слёз видно мокрый бок.
 
 
Может дождь этот бок и мочит,
А в другой только солнце бьёт?
На фасаде ряд чёрных точек.
Серый пыли кругом налёт.
 
 
Пыль послушно сейчас слетает,
Будто ветер вмешался тут.
Солнце пылью вовсю играет,
Ветер тянет её как жгут.
 
 
Сплошь темнеют глазницы окон.
Крыша свесилась козырьком.
Что-то падает ненароком,
Без изящества – кувырком!
 
 
Странен бок тот который мокрый.
Сырость видно пустила ток?
Всё покрылось какой-то охрой,
Будто дом вдруг от крови взмок.
 
 
То ли он краковяк танцует,
То ли кашляя вдруг чихнёт.
Кирпичи потекли как струи,
Будто им кто назначил слёт.
 
 
Вот опять пыль столбами, рядом.
Дом бросает как будто в дрожь.
Страх войны занесённый взглядом.
На себя дом пока похож…