Текст книги "Истинность. Сравнение несравнимого"

Истинность
Сравнение несравнимого
Владимир Иванович Нефёдов

© Владимир Иванович Нефёдов, 2024

ISBN 978-5-0062-8030-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На фото: автор

Стихи

Правда

 
Голая правда в мистической тьме,
Часто стоит – босиком на земле.
Пепельным цветом неистовых струй,
Дождик холодный ей шлёт поцелуй.
 
 
Холодом ветер за горло берёт,
Зла предъявляя фальшивый расчёт,
Правда дрожит в богомольной ночи,
Страх ей внушают всегда трепачи.
 
 
Ей бы одежду из нравственных дум,
Чтоб прекратить неестественный глум,
Тайной природы безумных людей,
Тех, что куражатся часто над ней!
 
 
Вяло встаёт прокурорский редут,
В час когда правду на плаху ведут
И не отмыться потом никогда,
Тем к кому правда придёт – как беда!..
 

Одиозность

 
Как много тех кого мы любим,
Как мало тех кто любит нас.
Счастливых много в жизни судеб,
Несчастных больше в сотни раз.
 
 
Мы то и дело лезем в дамки,
А голосами рвём кадык.
Так из чего отлиты рамки,
Запретов, кто к ним так привык?
 
 
Конечно, есть всегда плохие.
А может это сами мы?
Кавычки ставим, где лихие,
Не меценаты по крови.
 
 
А что мы можем передёрнуть?
Туза из той колоды карт?
Что раздавали мы синхронно,
Когда приходит к нам азарт!
 
 
Вот только девушки не карты,
А мужики не шулера.
Какие могут быть стандарты.
Когда любовь, как бог одна!
 
 
За откровенность – откровенность,
За одиозность – неприязнь,
А там придёт на вечно верность,
Найдя утраченный Грааль.
 
 
Любви подвержены все люди.
Взаимность есть – сама любовь!
Зачем же мы погрязли в блуде,
Об этом знает лишь Господь!
 
 
Переиначить невозможно,
Всё то, чем мы сейчас живём.
Не судьи мы – судить безбожно!
Час, часу вовсе неровён!!!
 
 
Как много тех кого мы любим,
Как мало тех кто любит нас.
Счастливых много в жизни судеб,
Несчастных больше в сотни раз.
 

А где господь вообще живёт

 
А где Господь вообще живёт?
Он что консенсус лиц?
За что ему такой почёт
И воплощенье ниц?
 
 
Зачем всегда, везде кресты,
В его бытуют честь?
Он злодеяние молвы,
Иль фамильярно лесть?
 
 
Один там что-то написал.
Другой вдруг подхватил.
Как будто праведный кинжал,
Лишил всех мыслей сил.
 
 
И, вот возник библейский сказ,
Про это бытиё.
Господский вывели наказ,
Чернилами, и всё!
 
 
Постскриптум всё-таки возник!
Припиской кое-где.
Мол был там где-то ученик,
На праведной звезде!
 
 
Над Вифлеемом что взошла
И воплотился сын!
Как некий образ, что всегда,
Являл простолюдин.
 
 
Потом возникла сразу смерть,
Чтоб ужаснуть народ!
Всё поглотила неба твердь,
Таков всего исход.
 
 
Теперь суют всегда под нос:
Что сгинешь так и ты!
Как будто рай и ад всерьёз,
Несут свои черты!
 

А рассвет гусиной кожей

 
А рассвет гусиной кожей
Прижимается к теплу.
Утро ждёт ещё в прихожей,
Чтоб прийтись здесь ко двору.
 
 
Розоватый отблеск неба
Отражается в воде.
Лунный горб краюхой хлеба
Тонет, будто бы в вине.
 
 
Тени как остатки ночи,
Меж собой переплелись,
Образуя странный почерк,
Что наносит ветра кисть.
 
 
Солнце красное восходит,
Освещая жадно даль.
Всех ведёт восход к свободе
И, сияет как медаль!
 

Беда

 
Финал! Окончено веселье.
Салат обглодан. Вопреки,
наивны бабы, мужики.
Пройдусь, не покупая зелье.
Возможно что-то здесь не так,
Гулянье друг, а может враг!?
И то, и то сплошной бардак!
 
 
Беда наверно проповедник,
Который за руки берёт и от
себя к себе ведёт.
Беда жиган, беда священник.
Из веры черпает мольбу
и усыпив тебя. К утру,
уходит так и не одев чадру.
 
 
Как снизойти на трон былого?
А время мысленно летит..,
Как взгляд который леденит.
Уже наверно пол шестого.
Мне не принять наивность никогда,
Да и не в этом вся беда,
Ведь годы жизни ерунда.
 
 
Пройдусь. Минутная здесь гамма.
Опять беда следит за мной
и ветра слышен нотный вой.
Он гонит дождь. Любви ни грамма.
И отступать теперь боюсь,
Возможно снова я вернусь,
но никогда уж не проснусь…
 

В избе

 
Как иллюзорно свет играя,
Краснел помадой на губах,
От края бегая до края,
Улыбкой дерзости впотьмах.
 
 
Огни видать белёной печки,
Затвор спокойно пропускал.
Плиты чугунные насечки,
Углём дарили свой оскал.
 
 
Скрип в тишину влезал тихонько,
Мехами вольности пыхтя.
Быт по полам стелился тонко,
Как шорох мелкого дождя.
 
 
Глядела сущностью икона,
Как лик невидимой судьбы.
Со своего мирского трона,
Во тьму бревенчатой избы.
 

В перепачканном осенью платье

 
В перепачканном осенью платье,
Лик берёзы понуро стоит.
Только ветра благие объятья,
Чуть меняют берёзовый вид.
 
 
То причёску собьют, то разгладят,
То вдруг платья кусочки сорвут,
То лицо в разноцветной помаде,
Перекосят на двадцать секунд.
 
 
Как стилист ветер вовсе неважен
И какой из него кутюрье!?
Он всегда в бесконечном вояже,
Блудит словно распутный месье!
 

Визит

 
По циферблату стрелок шелест,
Полз непосредственно к утру
И свет дневной примерно через,
Минут пятнадцать снял хандру.
 
 
Вес проскрипел по половицам.
Ладонь в ладонь сама легла.
Халат шурша лазурным ситцем,
Скользнул по краешку бедра.
 
 
Всё опостылело похоже.
Взял ситуацию визит.
Объятья распахнуло ложе.
Исчезла пагубность обид.
 
 
Металось солнце за окошком,
Пытаясь ткань раздвинуть штор.
Тень на полу легла горошком,
Соткав бесформенный узор.
 

Влечёт любви святое чувство

 
Влечёт любви святое чувство,
За гранью божьего искусства.
Не совладать ведь с ним порой,
Уже проверенной игрой.
 
 
Хоть там всё вызвано вертепом,
Но не смрадит житейским склепом,
В котором место лишь двоим,
Где каждый образ заменим.
 
 
Пускай согрета простынь телом,
В своём сознаньи обалделом.
Как над огнём твой котелок,
Который не содержит прок.
 
 
Зато вода спокойно льётся,
Как шерсть руками, что прядётся.
И умирать не надо нам,
Пока мы слышим шум и гам!
 

Расплох

Вот перекрашенный сюжет, в любом отрезке наших лет…

 
Звук разлетелся пагубной картечью,
По гамме разнополых люстр.
Притушенные лампы словно свечи,
Будили ноту сжатых чувств.
 
 
Каскадом распадалась монолитность,
Бубеня трелями звонка.
Передавая быту беззащитность,
Уколом святости рожна.
 
 
Менялась продолжительность минуты,
Диапазоном от часов.
Легла палитра разности – дебютом,
От всех недельных четвергов.
 
 
Сюжеты жизни – музыка загадок
И нотный стан для мудреца.
От сквозняка иконная лампада,
Преображала взгляд творца…
 

Гнетёт пространственно удушье

 
Гнетёт пространственно удушье,
Тяжёлый воздух очень сыр
И листьев спутанные рюши,
Висят как мокрый кашемир.
 
 
Пусть встречи связаны дождями.
На фоне их не видно слёз.
И расставания краями,
Не достигают первых звёзд.
 
 
Как романтично и волшебно,
Знакомство под капель дождя.
Пусть будет слякоть ежедневно,
Но будет пусть любви стезя.
 
 
Я помню тот промозглый вечер,
Как мы сидели под зонтом.
Я обнимал тебя за плечи,
Болтали мы о том, о сём.
 
 
Ты появилась неоткуда,
Потом пропала в никуда.
Такое было с нами чудо,
Но вот увы без волшебства.
 

Дни

 
Зачем вторгался день вчерашний,
Сам утвердившись как печать?
Под резолюцией не нашей,
Испортив только жизни гладь!
 
 
Тягучий воздух безнадёги,
Перемешавшись с ним, возник,
Как скоротечные итоги,
Сломав текущий позитив.
 
 
А не приди он, что бы было?
Представить даже нелегко.
Возможно времени мерило,
Ушло бы в землю глубоко.
 
 
Потом и месяцы, и годы,
По перспективе не пришли,
Не стало бы самой природы,
Откуда дни рекой текли.
 
 
Пускай приходят дни любые:
На позитиве или без,
Злосчастные и роковые.
Ведь их Господь нам шлёт с небес!
 

Жизнь мне казалось просто серой

 
Жизнь мне казалось просто серой,
Пока в неё ты не вошла
И не нужны теперь примеры,
Ушла запретов кабала.
 
 
Соблазн играет в кошки-мышки,
Ментальный образ полоща.
Лучи в трюмо от фотовспышки,
Чуть выше голого плеча.
 
 
Не фотографии прельщали,
А натуральный только вид.
Невинна молодость в печали,
Да и плюёт она на стыд.
 
 
Зато тоска совсем пропала,
Исчезли пасмурные дни
И вместо грозного оскала,
Улыбки солнышко твои!
 

Зимние холсты

 
Всю ночь зима вчера старалась,
Ткала белёсые холсты.
Была невинна это шалость.
Белело всё за три версты!
 
 
Холсты наверное сшивались,
Ещё каким нибудь портным.
Мороз гулял по этой дали,
Пушась, как чуть заметный дым.
 
 
Сверкала льдом вода из лужиц,
Прожилки пряча из листвы.
Зима пришла без явной стужи,
Соткать пушистые холсты.
 

Зимний вечер

 
Всё было на исходе дня,
Зима явилась в белом.
Краснел листок календаря.
Заря закатом млела.
 
 
Висел на люстре светом грех,
Хрустального металла.
А за стеклом метался снег,
Зима его роняла.
 
 
И глядя в серый потолок,
Мечты из сна сбывались.
На циферблат глядел листок,
Внушая музам зависть.
 
 
Минуты стрелками ползли,
Была на то причина.
Все звенья замкнутой цепи,
Сплетались воедино.
 
 
Всё было на исходе дня,
Зима явилась в белом.
Краснел листок календаря.
Заря закатом млела.
 

К реке, снег медленно спускался

 
К реке, снег медленно спускался,
Дугу чертя в обводе дня.
А ветер стих при смене галса,
Постель из облака стеля.
 
 
Шипел слегка подмёрзший берег.
Студёной виделась вода.
Кусок бревна – блестя как череп,
Лежал костлявостью перста.
 
 
Река синела акварелью.
Играла рябь волной морщин.
Тянулось сверху ожерелье,
Из серовато-белых льдин.
 
 
Весна вокруг сырьём висела,
С короной солнца на челе.
Куски зимы валялись прело.
Март почивал в календаре.
 

Круговорот

 
Его ты встретишь в воскресенье
И поведёшь к себе домой,
Поднять чтоб снова настроение.
Представишь, что он твой герой!?
 
 
Вы безусловно отдохнёте,
Вино иль водочку цедя,
Потом в безудержном полёте,
Немного правда погодя.
 
 
И он тебя, как сноб завалит,
Своим грехом в твои войдёт.
Пройдёт безудержность печали.
Тебя блаженство заберёт.
 
 
Ему откажешь ты? Едва ли!
Да не сумеешь отказать!
Ведь ты пружина не из стали.
А в воскресенье всё опять…
 
 
Как пить дать, снова повторится
И потёчёт круговорот,
В котором женщина не птица.
Скорей всего наоборот!
 

Любовная скверна

 
Куда же вдруг запропастилась?
И близко вовсе не видать…
Та, что любить меня божилась
И разделять со мной кровать?
 
 
И где святое вроде чувство,
Что именуется – любовь?
Блажен порок, а не искусство.
Молва согласна с этим вновь!!!
 
 
Как пережить разлуку? Вовсе,
Не знает даже бренный дух!
Летая в спорном парадоксе,
Хиромантических наук.
 
 
А вот живая плоть безмерно,
Не верит в божьи чудеса!?
Где ад и рай – одна лишь скверна,
Что прячут как-то небеса.
 

Малина

 
Дикой ягодой, малина,
Врямь кустами разбрелась,
Где лесная сердцевина
И крапивы жгучей страсть.
 
 
Там мелькает то и дело,
Блеск рубиновых огней,
Если солнце светит смело,
Плюс ещё игра теней.
 

Метафоризм

 
Луны созревшей сырная головка,
На фоне распластавшейся зимы.
Из облаков на небе, драпировка,
Нависших из лазурной пустоты.
 
 
Творожной массой тянутся сугробы,
Снег видится разлитым молоком.
Но холода морозная утроба,
Сверкает характерно синим льдом.
 
 
Рассветной мглой расплющена долина.
Промозглый ветер сыростью шуршит.
Ручей замёрзший тянется морщиной,
Через сплошной и белый монолит.
 

Мне никогда забор не перекрасить

 
Мне никогда забор не перекрасить,
Вокруг меня который возведён.
В своей всегда я буду ипостаси,
Идти давно начертанным путём.
 
 
Уже мечты мои не воплотятся,
Старанья жизни будут почивать.
Грехи не отмечают только в святцах.
О жизнь простая – ты Христова мать!
 
 
Утра багрянец, рдяный свет заката,
Прожилки осени на паперти зимы:
Жизнь человечества давно уже распята,
Идеей бога или сатаны…
 
 
Всё в прах уйдёт, не тленно только время.
Мои старанья превратятся в труд.
Вот только гложат смутные сомненья:
Когда-нибудь потомки, всё прочтут!?
 

Мужчины

 
Пожар души тушить не стоит,
Не стоит гнать из сердца грусть
И осыпать себя золою,
Пусть всё само проходит, пусть!
 
 
И женщин больше не прельщает,
Что это только из-за них!
Любви дорога путевая,
Что стелет каждый им жених.
 
 
Заметьте, даже не любовник,
Да и скорей всего не муж,
А так: монашек из часовни,
В саду стоящий среди луж.
 
 
Спокойно, робостью не блещем,
Не тонем в страсти, невзначай.
Мужчины – это вам не вещи
И не поход в совместный рай!
 
 
Они христовой также плоти
И совокупности в крови.
Возможно в божеском почёте.
Все дети матушки земли.
 
 
И посему вердикт обычный:
Мужчины – эта та же страсть!
Переживаний дух этичный
И без проблем, вселенной часть!
 

Музе

 
Для тебя я стараюсь родная,
Что есть силы играя, пою
И волна строк моих теневая,
Дарит жар, что подобен огню.
 
 
Иногда может холодом веять,
Мой кончаясь словарный запас.
Быть поэтом не божья затея
И не чёрта фамильный указ.
 
 
Это даже не связь поколений,
А дремавший до этого дар
И эпитеты бывших творений,
Да души плодотворный нектар.
 
 
Если кто-то, такого не слышал,
Я озвучить всё это хочу.
Но пою и играю всё тише,
Муза спит, задуваю свечу.
 

Мысли

 
Перетекая взором вечным,
Любовью может быть слегка,
Или деталью скоротечной,
Щемит заблудшая тоска.
 
 
Лишь память дивные узоры,
Наивно выставляет в явь
И раздвигая жизни шторы,
Былое если хочешь правь.
 
 
Вот только стыд переполняет,
Невольно зеркало души
И мысли словно негодяи,
Беспечно ползают в тиши.
 

Не всё так просто в мире этом

 
Не всё так просто в мире этом.
Ответов много на вопрос.
Тепло приходит только летом,
Зима холодный альбинос.
 
 
Не всё так просто, как трактуют.
Путь каждый вроде достижим.
Ну почему сумбур лютует,
Когда порядок правит им?
 
 
Не всё разложено по полкам.
Мы топчем много из того,
Что память делит на осколки,
А мысли шепчут лишь: «Дерьмо!»
 
 
Не всё так просто и в подполье,
Где тайны мрака режет свет.
Там не прописано раздолье,
Но может прятаться ответ!
 

Ненужный пример

 
Как девка мылом подчеркнула,
Предсексуальный статус свой?
Когда цветущее горнило,
Вдруг возвела на аналой.
 
 
А может кто-то ей позволил,
Всё это просто возложить.
Хотенье свет, а не неволя,
А вечным может быть лишь жид.
 
 
За взглядом на благие чресла,
Бог будоражит лишь мужчин.
Наверно женщина невеста,
Для преждевременных кончин.
 
 
Кончины – это лишь секунды,
Для благовременной возни.
Они по крайней мере чудны,
Не вызывают болтовни.
 
 
Всё только лично и буквально,
Кому лизать кому смотреть.
Переживания морально,
Переплавляют даже медь.
 
 
Пример практически ненужный,
В нём только секса бравый вид,
Всё остальное людям чуждо,
Чтоб не нажить конъюнктивит.
 

Ночь

 
Луна невольно освещала,
Цепочку мокрую следов,
Ведя во мрак пустого зала,
К стене где прятался альков.
 
 
Струился воздух к изголовью,
Теплом ложась на кружева
И пахло истиной любовью,
Которой вовсе не до сна.
 
 
Под стук часов неравномерный
И циферблата голый вид,
Сражалось время со вселенной,
Среди невидимых софит.
 
 
А мрак шуршал себе в потёмках,
Лежа ничком на простынях
И ночь под видом незнакомки,
Искала ценность в мелочах.
 

Нули времени

 
Синело небо первозданно.
Деревья вдоль дороги шли.
В окне зашторенном, спонтанно,
Играли блики, как угли.
 
 
Пространство тикало часами.
Свет лишь за шторкой лютовал.
День обнажёнными ногами,
Спускался к вечеру – в подвал.
 
 
Здесь обоюдная идея,
Была уже не в кандалах.
Мрак на свету метался тенью,
Во всех немыслимых углах.
 
 
Ладони замерли на коже.
Другой сопрано вторил звук.
Шуршанье пагубной одёжи:
Так полумрак свой стелет круг.
 
 
Всё было также – первозданно:
Часы по циферблату шли.
Мгновенья жизни беспрестанно,
Чертили времени нули.
 

Осенний парадиз

 
Чепец промозглый, на холодном месте,
Дождём обвитый, мокрый сарафан.
Такой вид дал сезон своей невесте,
Используя предутренний туман.
 
 
Три месяца плакучей Моны Лизы,
С увядшею, природной красотой.
На фоне расписного парадиза,
Прикрытого нетканою фатой.
 
 
На осени наложено проклятье.
Как тяготит порою листьев медь…
Потом гниёт невесты этой платье.
Ведь к ней зимой всегда приходит смерть.
 

От иконы дух исходит

 
От иконы дух исходит,
Мироточа маслом слёз.
За озёрной, прелой водью,
Ивы гнутся средь берёз.
 
 
На пустынном полустанке,
Сплошь крапива да бурьян.
Дух озёрный спозаранку,
Лишь туманом бродит там.
 
 
Нет давно уже тропинок,
За деревней на лугу.
Но овражестый суглинок,
Режет поле на беду.
 
 
Время молча гонит старость,
От себя или к себе?
Невозможность копит ярость,
Жизнь по-прежнему в борьбе…
 

Поля

 
Расплескалось поле
за малиной
и шумит огромной
сердцевиной.
 
 
Спозаранку поле это
плачет,
утренней росой,
а как иначе.
Видимо земля там прячет
мощи,
вот и обьясненья,
что же проще.
 
 
А ещё молитву ветром
шепчет,
чтоб любили родину
мы крепче.
Есть такое поле
на Донбассе
и в Луганске есть-
в зелёной рясе.
 
 
Все они оплаканы
росою
и малина красною
каймою,
их невольно с краю
обагряет,
чтобы знали:
мы живём не в рае.
 
 
Ведь в полях хранят
свои секреты,
без стеснений
русские поэты.
 

Поэт – изгой, кому он нужен

 
Поэт – изгой, кому он нужен!?
В нём видно злобу на судьбу.
Он сущность мира топчет в луже
И чувствам ставит всем табу.
 
 
На бога горестно обижен.
Не может с гневом совладать.
В своём надуманном престиже,
Пустить все мыли хочет вспять!
 
 
Стихи его пестрят издёвкой,
На житие и обиход.
Он жаждет ручкой, как винтовкой,
Стрелять в свой собственный народ.
 
 
В конце концов он правит балом,
Своих бесправедных речей
И каждым строчечным оскалом,
Винит себя и всех людей!
 

Признание

 
Наша верность часто спит,
Головою к стенке,
Или высунув язык,
Лижет всем коленки.
 
 
Я надеюсь, что не зад,
Если откровенно!
Ведь тревоги тоже злят,
А подвох, он шельма!
 
 
Русским речь свою понять,
Всё ж бывает сложно,
Вроде слышится кровать!?
Девки осторожно!
 
 
Жизнь отдельные слова,
Просто не бросает,
Вьётся мата кутерьма,
Безобидной стаей.
 
 
Нам, себя, зачем учить?
Мы с природой схожи!
Всем известна русских прыть,
Господи – ты боже!
 

Рапсодия

 
Спустился вечер томным покрывалом.
Закат облил пурпуром небосвод.
Балконом – челюсть дома выпирала
И ветер дул из сумрачных пустот.
 
 
К скамье склонилась юная берёза,
Шепча листвой разрозненный мотив.
Преклонных лет мужчина прятал слёзы,
Взгляд синих глаз был искренне тосклив.
 
 
Уж сколько раз весна к нему спускалась,
Смотря цветами в пыльное окно,
А вот сегодня вырядилась в старость,
Беззубо скалясь прямо на стекло.
 
 
Ночь не спеша ткала свои узоры.
Ландшафт двора лазурил темноту.
Лишь фонарей бесчисленные взоры,
Свой свет тянули саваном к утру…
 

Рассуждения

 
Грам жизни весит менее карата,
Но жизнь нельзя как вещь себе купить.
Пишу об этом очень деликатно,
Чтоб никому, никак, не досадить.
 
 
Союз огня, меча, или орала,
Обычная символика на герб.
Вот только правда льётся из металла,
Но как обычно, лишь себе в ущерб.
 
 
И по сему историки нам пишут,
Что потуги – обычная судьба,
А занимает в жизни правды нишу,
Досужая, житейская молва.
 
 
И вот теперь, чтоб истиной прельстился,
Достаточно услышать слухов глас
И довод обернув кусочком ситца,
Снести на новоявленный Парнас.
 

Растеклась благоверная поступь

 
Растеклась благоверная поступь.
Скрипнул глухо, пружинный диван.
Пик желаний метнулся к помосту,
Разглядев оголившийся стан.
 
 
Всё пошло будто так было надо,
Без труда и взаимной любви.
За окном от дождя канонада-
Капли бились в стекло как свои.
 
 
Утро всё за собой выметало,
Даже звук на повторный отказ.
Хоть злодейке судьбе было мало,
Всё же пробил положенный час.
 
 
Быт стремительно вниз покатился,
Как клокочет из крана струя.
В водосток непосредственно слился
И распалась на части семья.
 

Смотреть на спящий город невозможно

 
Смотреть на спящий город невозможно,
Как хочется его мне разбудить!
На улицах чтоб было не тревожно-
Раскрасить тьму под русскую финифть.
 
 
Пусть стёклами домов забрезжит утро,
А солнца луч погасит фонари
И небо засияет перламутром,
Под проблески проснувшийся зари.
 
 
Скорей людьми заполнить тротуары.
Дворы набить окрестной детворой
И в ЗАГС свести все любящие пары,
Чтоб праздник воцарился городской!
 
 
Люблю я беззаботное веселье,
Когда все ночи превращают в день
И рушится плохое настроенье
И в городе от солнца только тень!
 

Сомнения

 
Из сомнений, что-нибудь да выжмешь.
Ведь нужны по прежнему они
И без них наверно в нашей жизни,
Будет много праздной болтовни.
 
 
Сам успех всплывает из сомнений,
Чтоб потом остаться на плаву.
Как и свет отбрасывает тени,
От живого только на яву!
 
 
Пусть сомнения людям помогают,
Изменяя восприятий взгляд.
Жизнь у нас по-прежнему такая:
Усомнишься – позже будешь рад!
 

Срам

 
Мне нисколько не мешали,
Облака твоих волос!
Запах низменной печали,
Вызывала парность грёз.
 
 
Поцелуем раздвигая,
То что нравилось тебе,
Слюни с края и до края,
Увлажняли зев судьбе.
 
 
Монотонности не зная,
Всё лоснилось вопреки.
Переменности кривая,
Нарушала все кивки.
 
 
И не прятал святый боже,
То что было нужно нам.
Дрожью пятился по коже,
Многоликий, вечный срам!
 

Творенье

 
Творенье бога вдохновило,
Найти какой-то компромисс,
Но почему картина мира,
Всего лишь божеский эскиз?
 
 
Как много парной нестыковки,
В природе нынешней земли!
Вода, как глянцевые скобки
И всё здесь устлано костьми!
 
 
Теперь спрессованных в граните,
Тысячелетьями ночей!
Застывшей разностью, в зените,
Переплетённых кем-то дней.
 

Теннисистка

Мария Шарапова – это икона тенниса и бренд спортивной красоты!

 
Вот строки стихотворного абзаца,
Где больше сундука вмещает клатч!
Удел для русской воли – не сдаваться.
Хотя проигран сет и даже матч!
 
 
Как выстрел – звон струны её ракетки.
Шарапова всё с бэкхенда сгребёт!
И нет солидней образа у сетки,
Любой достойный скажет антипод.
 
 
Марии всё подвластно, с малолетства
И даже переменность децибел!
Пугало всех соперниц это средство.
Трибунный взгляд лишь только вожделел!
 
 
За ней пять кубков из «Большого шлема».
Финальных партий не скрывает сейф.
Хотя в карьеру въелась Мельдо… по… мена.
Но из побед солидный вьётся шлейф…
 
 
Болельщики всегда любить готовы,
Спортивный облик массовой мечты.
В России рождены сии основы,
Где женский теннис – образ красоты!
 

Улыбку дарит солнцем небо

 
Улыбку дарит солнцем небо,
Пройдя сквозь скулы облаков.
Ползёт полуденная нега,
С обоих сразу полюсов.
 
 
Шурша взлохмаченным бурьяном,
Переполняет ветер даль.
Жизнь наша стелется обманом,
Неся безмерную печаль.
 
 
Друзей непрошеных поклоны
И сладострастия подруг,
Всего лишь дух одеколона,
Или едва заметный звук.
 
 
Так и живём без должной веры,
Мы в бескорыстие людей,
Раз только призрак атмосферы,
Теплом висит среди полей.