Текст книги "Если завтра в поход…"

1.3. Задачи исследования

Для ведения пропаганды создаются специальные структуры, включающие разного рода учреждения и организации, где сосредоточены кадры пропагандистов. В советской историографии общая характеристика структуры пропагандистских органов СССР предвоенного периода так и не была представлена. Эта лакуна образовалась по причине недоступности для большинства исследователей документов о специфике функционирования партийных и государственных политико-пропагандистских органов высшего, среднего и низового звена.

Лишь во второй половине 1990-х гг., с получением широкого доступа к архивным материалам, хранящимся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), Российском государственном военном архиве (РГВА), Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) и в других архивохранилищах, представилась возможность составить более объективное представление о размахе деятельности советской пропагандистской машины предвоенного периода. Это нашло отражение в отечественной постсоветской историографии.[77]77
  Позняков В.В. Указ. соч. С. 166; Бабиченко Д.Л. Писатели и цензоры. Советская литература 1940-х гг. под политическим контролем ЦК. М., 1994. С. 10–21; Невежин В.А. Синдром наступательной войны… С. 27–51; Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов… С. 71–79; Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Кн. 1. С. 59–62; Жуков Ю.Н. Указ. соч. С. 99–101; 123–124; Костырченко Г.В. Указ. соч. С. 152–162 и др.


[Закрыть]

Функционирование в указанных хронологических рамках этого громоздкого, но действенного идеологического механизма рассматривалось в исследовательской литературе не только с точки зрения совершенства составлявших его структур, но прежде всего с учетом личностных качеств возглавлявших их деятелей и задействованных рядовых исполнителей. В частности, можно встретить утверждения, что СССР 22 июня 1941 г. вступил в вооруженное противоборство с Германией «с вопиющей неподготовленностью» не только в военно-мобилизационной, оперативной областях, но и в «военно-идеологическом» отношении.[78]78
  Селезнев И.А. Тайны российской истории XX века. Краснодар, 1997. С. 60–61.


[Закрыть] Как представляется, подобного рода утверждения свидетельствовали о слабой изученности вопроса.

В этой связи в монографическом исследовании предпринята попытка расширить и конкретизировать представления об организационных основах советской пропаганды второй половины 1930-х – начала 1940-х гг., показать реальную значимость задействованных в ней руководящих кадров и рядовых исполнителей, которые контролировали, направляли и осуществляли пропагандистские акции по подготовке населения страны к войне.

В 1990-е гг. в историографии продолжала разрабатываться тематика, привлекшая внимание в период горбачевской «перестройки». Некоторые из рассматривавшихся сюжетов напрямую сопрягались с вопросом о специфике функционирования большевистской пропаганды предвоенных лет. Среди них – вопрос о ее характере и специфике в период действия советско-германского пакта о ненападении (24 августа 1939 – 21 июня 1941 г.). Можно согласиться с мнением о «слабой эффективности проникновения идеи дружбы с Германией в сознание советских людей» в названный период.[79]79
  Гречухин П.Б. Указ. соч. С. 171.


[Закрыть] Однако некоторые историки, обоснованно доказывая наличие определенных политико-идеологических издержек от договоренностей с Гитлером в 1939–1941 гг., пытались представить дело таким образом, что большевистская пропаганда якобы была полностью парализована в результате этих договоренностей и, в отличие от нацистской, сыграла незначительную роль в подготовке к войне.[80]80
  Круглов Н., Плотников Н. Бескровное, но мощное оружие // Независимое военное обозрение. Еженедельное приложение к «Независимой газете». 1997. № 18. С. 5; Плотников Н. Расчеты и просчеты… Геббельса // Армия. 1993. № 22. С. 52–55.


[Закрыть]

В монографии исследуется вопрос о вынужденном изменении ее содержания (временный отказ от антифашистской направленности, разоблачения захватнического характера внешней политики гитлеровского руководства), а также о незавидном положении, в котором оказались в связи с этим задействованные в пропагандистской работе советские функционеры. Сделана попытка показать, что в советской пропаганде периода существования пакта о ненападении и договора о дружбе и границе с Германией присутствовали две тенденции: с одной стороны, с августа 1939 г. ее антигерманская и антифашистская направленность приглушались вплоть до полного свертывания; с другой стороны, по мере нарастания напряженности в советско-германских отношениях, связанной прежде всего с военными успехами Третьего рейха в Европе, особенно с осени 1940 г. в ней, хотя и в завуалированном виде, возрождаются антигерманские и антинацистские мотивы. Это создало предпосылки для нового пропагандистского поворота, начавшегося в мае 1941 г. В монографии обе названные тенденции показаны в неразрывной связи, что позволило сосредоточиться на освещении роли советской пропаганды в идеологическом противоборстве с нацистской пропагандой в условиях приближавшегося открытого вооруженного конфликта между Германией и СССР.

В книге представлены материалы о том, каковы были взгляды Сталина и тех функционеров из его ближайшего окружения (В.М. Молотов, А.А. Жданов, А.С. Щербаков, М.И. Калинин, Л.З. Мехлис), которые имели причастность к выработке основополагающих политико-пропагандистских документов, предназначенных для идеологического обеспечения подготовки к предстоящему вооруженному противостоянию с «капиталистическим окружением».

В современной российской и зарубежной историографии большое место уделяется проблеме социальной мобилизации в СССР на начальном этапе Второй мировой войны. В данной связи уделяется внимание политико-идеологическим кампаниям, осуществлявшимся в Советском Союзе, которые можно рассматривать как один из действенных способов ее осуществления. Это, в свою очередь, дает возможность оценить реальные возможности воздействия с помощью подобного рода кампаний господствующего режима на общественное мнение, составить представление об особенностях мобилизационных процессов.

В конкретных условиях конца 1930-х – начала 1940-х гг., когда в СССР уже существовала система тотальной пропаганды, политико-идеологические кампании осуществлялись с применением всего имеющегося инструментария, начиная от устной агитации и кончая средствами массовой информации и печати. Разразившаяся 1 сентября 1939 г. Вторая мировая война обусловливала необходимость социальной мобилизации советского общества, в основу которой была положена психологическая подготовка к неизбежному вооруженному столкновению с «капиталистическим окружением». Выражаясь языком современной политологии, это был конфликтный тип мобилизации, где превалирующим являлся фактор угрозы извне. Соответственно, в предлагаемом исследовании рассматриваются политико-идеологические кампании, направленные на формирование, главным образом у личного состава Красной Армии, стереотипов и связанные с подготовкой и проведением военных действий в периоды: 1) «освободительного похода» 1939 г. в Западную Украину и в Западную Белоруссию; 2) «Зимней войны» 1939–1940 гг. против Финляндии; 3) подготовки к вооруженному столкновению с Германией (май-июнь 1941 г.), которая велась под лозунгом «наступательной войны».

Несомненный прогресс, достигнутый к настоящему времени в изучении обстоятельств и хода советско-финляндской («Зимней») войны 1939–1940 гг.,[81]81
  Зимняя война 1939–1940. Кн. 1 Политическая история. М., 1998; Советско-финляндская война 1939–1940. В 2 т. Т. 2. СПб., 2003. С. 495–515.


[Закрыть] позволил по-новому взглянуть на содержание советской пропаганды. Однако встречаются утверждения, что, будучи примитивной, нечеткой, построенной на нереальных предположениях и дезинформации, она не выполнила задач, стоявших перед ней в тот период.[82]82
  Ксенофонтова Н.Ф. Советско-финлядская война в освещении советской пропаганды (1939–1940 гг.) // Великая Отечественная война в оценке молодых: Сб. статей студентов, аспирантов, молодых ученых. М., 1997. С. 45.


[Закрыть] Подобного рода оценки, хотя и отвечают в какой-то степени реалиям «Зимней войны», однако являются излишне категоричными и не могут способствовать объективному изучению названной темы. В данной связи в монографии уделяется внимание эволюции советской пропаганды в преддверии, в течение и по завершении этой войны. Автор опирался не только на публикации своих предшественников, в которых в той или иной степени отражена названная тема,[83]83
  Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина…; Осьмачко С.Г. Указ. соч. и др.


[Закрыть] но и на собственные разработки.[84]84
  Невежин В.А. Советская пропаганда в период «зимней войны» // 105 дней «зимней войны». К шестидесятилетию советско-финляндской войны 1939–1940 гг. // СПб, 2000. С. 86–97; он же. Финляндия в советской пропаганде периода «зимней войны» (1939–1940) // Россия и мир глазами друг друга: Из истории взаимовосприятия. Вып. 1. М., 2000. С. 284–305; он же. Политико-идеологические кампании Кремля (1939–1941 гг.)…


[Закрыть]

Общепризнанна та специфическая особенность сталинского режима, что Сталин практически единолично (либо внутри «узкого круга» своих соратников) принимал важнейшие решения по основным проблемам внутренней и внешней политики. Лишь после этого принятые решения (устно или письменно) передавались по «инстанциям». В данной связи представляет первостепенный интерес содержание выступлений Сталина перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г., за семь недель до начала войны между Германией и СССР. Ранее автор монографии неоднократно обращался к анализу содержания этих выступлений, осознавая их большую пропагандистскую значимость.[85]85
  Невежин В.А. Выступление Сталина 5 мая 1941 г. и поворот в пропаганде. Анализ директивных материалов // Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера? C. 147–168; он же. Речь Сталина 5 мая 1941 г. и апология наступательной войны…; он же. Синдром наступательной войны… Глава четвертая; он же. Москва, Кремль, 5 мая 1941 года // Военно-исторический журнал. 2001. № 5. С. 62–69; он же. Так что же сказал Сталин 5 мая 1941 г.? Историография вопроса // Преподавание истории в школе. 2001. № 5. С. 17–23; он же. Оценка Сталиным Германии как потенциального противника накануне 22 июня 1941 года // Россия и мир глазами друг друга: Из истории взаимовосприятия. Вып. 2. М., 2002. С. 101–111; Nevezhin V.A. Stalin’s Speech of 5 May 1941 and the Apologia for Offensive War // Russian Studies in History. Vol. 36. 1997. № 2. P. 48–72; Nevezhin V.A. Stalin’s 5 May 1941 Adresses: The Experiens of Interpretation // The Journal of Slavic Military Studies. Vol. 11. 1998. № 1 (March). P. 116–146; Niewieїyn W. Wehrmacht w ocenie Stalina w przededniu wojny niemiecko – sowieckiej // Arcana (Krakо€w). 2000. № 2. S. 155–166.


[Закрыть] На рубеже XX–XXI вв. появились работы отечественных и зарубежных исследователей, в которых также содержатся разнообразные интерпретации сказанного советским вожде^{м на традиционном выпуске военных «академий» 1941 г. Здесь можно назвать российских авторов Ю.В. Басистов}а,[86]86
  Басистов Ю.В. Сталин – Гитлер. От пакта до войны. СПб., 2001. С. 145–150.


[Закрыть] ^{Л. А. Бе}зыменского,[87]87
  Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2000. С. 421–442.


[Закрыть] О.В. Вишлева,[88]88
  Вишлев О.В. Накануне 22 июня 1941 года… С. 79–102.


[Закрыть] М.А. Гареева,[89]89
  Гареев М.А. Факты, опровергающие недобросовестные утверждения.


[Закрыть] Ю.В. Емельянова,[90]90
  Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 199–200.


[Закрыть] А.В. Шубина,[91]91
  Шубин А.В. Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне: 1929–1941 годы. М., 2004. С. 487–488.


[Закрыть] историков из Германии (Б. Бонвеча[92]92
  Bonwetsch B. Nochmals zu Stalins Rede am 5. Mai 1941. Quellenkritisch-historiographishe Bemerkungen // Osteuropa: Zeitschrift fьr Gegenwartsfragen des Ostens. 1992. № 6. S.536–542.


[Закрыть] и Й. Хоффмана[93]93
  Hoffmann J. Stalin’s War of Extermination 1941–1945. Planning, Realization and Documentation. Capshaw, 2001. P. 39–51.


[Закрыть]), Израиля (Г. Городецкого[94]94
  Городецкий Г. Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз. М., 1999. Рец.: Невежин В.А. Намеревался ли СССР напасть на Германию? // Книжное обозрение «Ex libris НГ». 1999. 18 нояб. С. 13.


[Закрыть]).

В предлагаемой монографии основное внимание сосредоточено на доказательстве того, что выступления Сталина перед выпускниками военных академий явились своеобразным «посылом», главной отправной точкой развернувшейся в мае-июне 1941 г. политико-идеологической кампании, которая велась под лозунгом наступательной войны.

В таком же контексте трактуется и «Опровержение ТАСС» от 9 мая 1941 г. В книге показано, какая роль была предназначена этому опровержению, в написании текста которого принял участие лично Сталин, и какое место отводилось ему вождем в упомянутой пропагандистской кампании.

Еще одним «посылом сверху» в разворачивающейся политико-идеологической кампании явилась публикация буквально накануне германо-советской войны сталинского письма «О статье Энгельса „Внешняя политика русского царизма“, адресованного членам ЦК ВКП(б).[95]95
  Сталин И.В. О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма» // Большевик. 1941. № 9 (май). С. 1–5.


[Закрыть] Ранее нами уже делался краткий обзор суждений авторов 1960-х – первой половины 1990-х гг. на сей счет.[96]96
  Невежин В.А. Синдром наступательной войны… С. 20–21.


[Закрыть] Позднее появились новые работы, в которых затрагивается данный вопрос.[97]97
  Бордюгов Г.А. Гитлер приходит к власти: новые доминанты внешнеполитических решений сталинского руководства. 1933–1934 годы // Отечественная история. 1999. № 2. С. 38–41; Бордюгов Г.А. Чрезвычайный век российской истории: четыре фрагмента. СПб., 2004. С. 139–169; Бордюгов Г., Бухараев В. Национальные истории в революциях и конфликтах советской эпохи. М., 1999. С. 17–19, 29; Павлова И.В. Указ. соч. С. 417–418; И.В. Сталин – «О статье Энгельса „Внешняя политика русского царизма“ – и идеологическая подготовка к мировой войне (Вступительная статья М.В. Зеленова) // Вопросы истории. 2007. № 7. С. 3–40; Мартиросян А.Б. 22 июня. Правда генералиссимуса. М., 2005. С. 223–230.


[Закрыть] В предлагаемом исследовании сам факт публикации письма Сталина интерпретируется, наряду с его выступлениями перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г. и «Опровержением ТАСС» от 9 мая 1941 г., в качестве «посыла» в разворачивавшейся политико-идеологической кампании.

Как уже отмечалось, в ходе «незапланированной дискуссии» российских историков был поднят вопрос о размахе работы пропагандистского аппарата большевистской партии накануне германо-советской войны 1941–1945 гг. Исследователям удалось выявить архивные материалы по данной теме, которые были частично опубликованы и проанализированы. Эти материалы готовились в Центральном Комитете ВКП(б), Управлении пропаганды и агитации (УПА) ЦК ВКП(б), Главном управлении политической пропаганды Красной Армии во второй половине мая – первой половине июня 1941 г. В названных документах было воплощено сталинское указание о переходе «к военной политике наступательных действий», прозвучавшее в выступлении перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г. Из анализа их содержания следует, что накануне 22 июня 1941 г. в советской пропаганде наметился коренной поворот: она начала перестраиваться под лозунгом «наступательной войны».[98]98
  Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера?… С. 122–168; Невежин В.А. Синдром наступательной войны… С. 215–235; Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина… С. 415–453.


[Закрыть]

Данная точка зрения разделяется рядом российских[99]99
  Тоталитаризм. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления. М., 1996; Гречухин П.Б. Указ. соч. С. 172; Молодяков В.Э. Начало Второй мировой войны: геополитические аспекты // Отечественная история. 1997. № 5. С. 128–137; он же. Рец. на кн.: В.А. Невежин. Синдром наступательной войны… // Отечественная история. 1998. № 3. С. 183–185; Соколов Б. Пропаганда как зеркало реальной политики // Независимое военное обозрение. 1998. № 5(79). 6-12 февраля и др.


[Закрыть] и зарубежных исследователей.[100]100
  Wehner M. Der letzte Sowjetmythos. Ein russischer historikerstreit: Die Debatte ьber Stalins Angriffplдne 1941 // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 1996. Seite № 6 / Mittwoch, 10. April. № 84; Раак Р.Ч. Источник из высших кругов Коминтерна о планах Сталина, связанных со Второй мировой войной // Отечественная история. 1996. № 3. С. 45, прим.9; Бонвеч Б. Наступательная стратегия – наступление – нападение. Историк из Германии о дискуссии вокруг событий 1941 года // Отечественная история. 1998. № 3. С. 24; Derbski S. Syndrom wojny zaczepnej w sowieckiej propagandzie 1939–1941 // Arcana. 1998. № 5. S. 110.


[Закрыть] Вместе с тем наблюдается тенденция снизить значимость политико-идеологической кампании большевистской пропаганды, начавшейся после 5 мая 1941 г., но так и не завершенной по объективной причине – в связи с нападением Германии на СССР.[101]101
  Вишлев О.В. Накануне 22 июня 1941 года… С. 80; Костырченко С.В. Указ. соч. С. 221.


[Закрыть]

Учитывая всю важность темы пропагандистской подготовки СССР к наступательной войне и неоднозначную ее трактовку в отечественной и зарубежной историографии, автор предлагаемой монографии счел необходимым вновь обратиться к ней. Он ставил перед собой задачу дать представление о директивных и инструктивных материалах, готовившихся в мае-июне 1941 г. в ГУППКА, с основной целью – показать, что уже на стадии подготовки проекты этих пропагандистских документов рассматривались как руководство к действию, поскольку в них практически полностью были отражены и дополнены сталинские идеи, высказанные в выступлениях 5 мая 1941 г.

Для решения поставленных в данном исследовании задач использовались разнообразные архивные материалы и опубликованные документы, дневники и мемуарная литература.

При написании монографии удалось привлечь некоторые ранее малодоступные источники. Основной комплекс архивных материалов, использованных автором, – документы РГАСПИ. В первую очередь привлекли внимание дела, относящиеся к деятельности Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК ВКП(б). К этим материалам тесно примыкают документы личных фондов Сталина,[102]102
  РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11.


[Закрыть] В.М. Молотова,[103]103
  Там же. Ф. 82.


[Закрыть] а также А.А. Жданова[104]104
  Там же. Ф. 78.


[Закрыть] и А.С. Щербакова,[105]105
  Там же. Ф. 88.


[Закрыть] курировавших работу Управления пропаганды и агитации.

Для понимания действия пропагандистского механизма советского режима многое дают документы, отложившиеся в фонде УПА ЦК ВКП(б) РГАСПИ. В совокупности с материалами из личных фондов Сталина и его соратников, а также Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК они способствуют созданию наглядного представления о механизме разработки основных директивных и инструктивных материалов, развертывания политических кампаний, связанных с процессом идеологической подготовки СССР к войне во второй половине 1930-х – начале 1940-х гг.

На рубеже XX–XXI вв. в научный оборот были введены источники о переосмыслении сталинским руководством опыта военных действий Красной Армии 1938–1940 гг., в особенности – итогов «Зимней войны» против Финляндии. Среди них – тексты: выступления Сталина на совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава (17 апреля 1940 г.),[106]106
  Тайны и уроки зимней войны, 1939–1940. СПб., 2002. С. 504–516; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. И.В. Сталин и финская кампания. (Стенограмма совещания при ЦК ВКП(б). М., 1998. С. 272–282.


[Закрыть] его указаний на заседании комиссии Главного военного совета (21 апреля 1940 г.).[107]107
  Военно-исторический журнал. 2001. № 3. С. 95–96.


[Закрыть]

Американским историком Д. Бранденбергером был опубликован доклад Л.З. Мехлиса о военной идеологии.[108]108
  «Ложные установки в деле воспитания и пропаганды»…


[Закрыть] При этом Брандербергер, к сожалению, допустил некоторые неточности. Во-первых, он неправильно назвал должность Л.З. Мехлиса (начальник Главного политического управления РККА), во-вторых, историк неверно указал дату, когда был сделан этот доклад (13 мая 1940 г.).[109]109
  М.И. Мельтюхов, ссылаясь на публикацию Д. Бранденбергера, писал, что совещание по военной идеологии имело место 13–14 мая 1940 г., а Л. З. Мехлис выступил на нем «с основным докладом» (Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина… С. 344). См. также: Рубцов Ю.В. Указ. соч… С. 95.


[Закрыть] В-третьих, Д. Бранденбергер необоснованно утверждал, что доклад о военной идеологии был сделан на совещании, созванном наркомом обороны.[110]110
  «Ложные установки в деле воспитания и пропаганды…». С. 82.


[Закрыть] Что касается должности Мехлиса, то до сентября 1940 г. он являлся начальником Политического управления (а не Главного политического управления) РККА. Другие неточности, допущенные американским исследователем, легко поправимы, если обратиться к публикации материалов комиссий Главного военного совета (ГВС) РККА по итогам «Зимней войны» (апрель-май 1940 г.), которая осуществлена силами научных сотрудников РГВА.[111]111
  «Зимняя война»: работа над ошибками (апрель-май 1940 г.). Материалы комиссий Главного военного совета Красной Армии по обобщению опыта финской кампании. М.: СПб., 2004.


[Закрыть] Из нее, в частности, следует, что Л.З. Мехлис сделал свой доклад о военной идеологии не 13 мая, как утверждал Д. Бранденбергер, а 10 мая 1940 г., и не на совещании, созванном наркомом обороны, а на пленарном заседании комиссии ГВС.[112]112
  Там же. С. 328, 329.


[Закрыть] В упомянутом издании не только вновь опубликован текст доклада Мехлиса, но и впервые вводится в научный оборот стенограмма заседания этой комиссии 13–14 мая 1940 г. с обсуждением выступления начальника ПУРККА.[113]113
  Там же. С. 329–389. К сожалению, при публикации стенограммы пленарного заседания ГВС по вопросу военной идеологии в заголовок вкралась опечатка. Следует читать не 13–14 апреля 1940 г., а 13–14 мая 1940 г. (Там же. С. 344). Материалы стенограммы частично введены в оборот М.И. Мельтюховым. См.: Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина… С. 345.


[Закрыть]

О размахе политико-идеологической кампании, которая была инициирована сталинскими выступлениями перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г., позволяют судить различного рода опубликованные и архивные материалы. Среди них – первый вариант проекта директивы ГУППКА «О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время». Он был представлен А.А. Жданову и А.С. Щербакову в конце мая 1941 г. Затем дважды обсуждался на Главном военном совете и, как считается, 20 июня 1941 г. был передан Сталину, но тот не успел одобрить его до начала войны с Германией.

К нему примыкает составленный в ГУППКА и уже привлекавший внимание исследователей доклад «Современное международное положение и внешняя политика СССР»,[114]114
  Позняков В.В. Указ. соч. С. 169; Готовил ли Сталин?… С. 123; Невежин В.А. Синдром наступательной войны… С. 149.


[Закрыть] основные положения которого перекликаются с изложенными в них мыслями.

Большую значимость представляют ранее не публиковавшиеся и лишь в конце XX в. введенные в научный оборот тексты выступлений Ленина[115]115
  В.И. Ленин. Неизвестные документы…


[Закрыть] и Сталина.[116]116
  1941 год. Документы. Кн. 2. М., 1998. Док. № 437; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2; Невежин В.А. Застольные речи Сталина. Документы и материалы. М.; СПб., 2003.


[Закрыть] В монографии также использованы сборники документов о партийно-политической работе в РККА.[117]117
  Партийно-политическая работа в боевой обстановке. Сб. док-тов, изданных во время освободительного похода в Западную Украину и Западную. Белоруссию; Партийно-политическая работа в Красной Армии…


[Закрыть] На рубеже XX–XXI вв. вышли в свет документальные издания, в которых нашла отражение фундаментальная проблема «Власть и художественная интеллигенция», в частности, такие ее аспекты, как осуществление большевистской партией и советским государством повседневного руководства литературой и искусством, подчинения их текущим политико-пропагандистским задачам.[118]118
  «Литературный фронт». История политической цензуры 1932–1946 гг. Сб. документов. М., 1994; Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике. 1917–1953. М., 1999; Большая цензура: Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956. М., 2005; Кремлевский кинотеатр, 1928–1953: Документы. М., 2005.


[Закрыть]

Выше уже отмечалась актуальность анализа состояния советского общества предвоенных лет, составление его «коллективной психограммы». Как представляется, решение данной задачи невозможно без привлечения ранее совершенно секретных документов НКВД, в частности – аналитических материалов о настроениях различных социальных групп. В монографии использованы документальные публикации и исследования, в которых представлены материалы такого рода, которые дают некоторое представление не только об отношении к внешнеполитическим акциям советского руководства сугубо гражданского населения,[119]119
  Международное положение глазами ленинградцев, 1941–1945: (Из Архива Управления Федеральной Службы Безопасности по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области). СПб., 1996; Никулин В.В. Советско-гермаский пакт 1939 г. и население (Социально-политический аспект) // Материалы Пятнадцатой Всероссийской заочной конференции. СПб., 1999. С. 5–7.


[Закрыть] но и личного состава Красной Армии.[120]120
  Мельтюхов М.И. Материалы особых отделов НКВД о настроениях военнослужащих РККА в 1939–1941 гг. // Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. М., 2002. С. 306–318; он же. Упущенный шанс Сталина…; он же. Советско-польские войны. 2-е изд., исправ. и доп. М., 2004; Осьмачко С.Г. Указ. соч.


[Закрыть]

Периодическая печать предвоенного периода представлена рядом центральных газет («Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Красная звезда») и журналов («Большевик», «Историк-марксист», «Политучеба красноармейца», «Пропагандист и агитатор РККА» и др.).

Привлечена мемуарная литература, прежде всего – воспоминания писателей К.М. Симонова,[121]121
  Симонов К.М. Глазами человека моего поколения: Размышления о И.В. Сталине. М., 1988.


[Закрыть] И.Г. Эренбурга,[122]122
  Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Воспоминания: В 3 т. Изд. исправ. и доп. Т.2: Кн. 4, 5. М., 1990.


[Закрыть] журналистов и дипломатов Е.А. Гнедина,[123]123
  Гнедин Е.А. В Наркоминделе. 1922–1939 // Исторический сборник. Париж, 1982. С. 357–393.


[Закрыть] Н.Г. Пальгунова,[124]124
  Пальгунов Н.Г. Указ. соч.


[Закрыть] Д.Ф. Краминова,[125]125
  Краминов Д. Ф. Указ. соч.


[Закрыть] З.С. Шейниса.[126]126
  Шейнис З.С. Перед нашествием: Из записной книжки 1939–1941 годов // Новая и новейшая история. 1990. № 1. С. 98–118.


[Закрыть]

Большой интерес представляли дневниковые записи представителей советской интеллигенции. Для них этот жанр служил подчас своего рода творческой лабораторией, где накапливались впечатления и оттачивалось писательское перо.[127]127
  Чернявский Г.И. Дневники Г.М. Димитрова // Новая и новейшая история. 2001. № 5. С. 48.


[Закрыть] В монографии использованы дневники и записные книжки писателей М.М. Пришвина,[128]128
  Пришвин М.М. Дневники. М., 1990.


[Закрыть] В.В. Вишневского,[129]129
  РГАЛИ. Ф. 1038. Оп. 1. Д. 2076, 2077, 2079. Подробная характеристика содержания этого источника представлена в следующих публикациях: Вишневский Вс. «…Сами перейдем в нападение». Из дневников 1939–1941 годов// Москва. 1995. № 5. С. 103–110; Невежин В.А. Синдром наступательной войны…; он же. Размышления писателя о грядущей войне… С. 271–273.


[Закрыть] академика В.И. Вернадского.[130]130
  Вернадский В.И. Дневник 1938 года // Дружба народов (далее – ДН). 1991. № 2. C.219–248; он же. Дневник 1939 года // ДН. 1992. № 11–12. С.; он же. Дневник 1940 года // ДН. 1993. № 9. C.173–194.


[Закрыть]

Для политиков коммунистического толка дневники, как правило, – явление необычное.[131]131
  Чернявский Г.И. Указ. соч. С. 48.


[Закрыть] В этой связи огромную ценность представляют уникальные дневниковые записи одного из ближайших соратников Сталина – Генерального секретаря Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала Г.М. Димитрова,[132]132
  Димитров Г. Дневник (9 март 1936 – 6 февруари 1949). София, 1997.


[Закрыть] которые уже неоднократно анализировались в исследовательской литературе.[133]133
  Чернявский Г.И. Указ. соч.


[Закрыть] Раскрытию темы способствуют и свидетельства представителей молодого предвоенного поколения советских людей.[134]134
  Баранов Ю. Голубой разлив: Дневники, письма, стихотворения, 1936–1942 гг. Ярославль, 1988; Маньков А. Из дневника 1938–1941 гг. // Звезда. 1995. № 11. С. 167–199.


[Закрыть]

Глава вторая
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПРОПАГАНДЫ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ 1930-Х ГГ

2.1. Основные структуры

Система тотальной пропаганды в СССР в предвоенный период характеризовалась крайней степенью централизации. Советским руководством предпринимались радикальные меры по унификации политико-пропагандистской машины, превращению ее в надежный инструмент для проведения курса на укрепление правящего режима. Репрессии внутри страны, процесс «всеобщей военизации» СССР, связанный с осложнением международной обстановки, приближением неизбежного вооруженного столкновения с «капиталистическим окружением», – все эти тенденции коренным образом влияли на процесс дальнейшего структурирования данной системы.

Еще в начале 1930-х гг. Сталин всерьез взялся за решение задачи подготовки собственного «идеологического кадрового резерва». К этому времени уже существовал Институт красной профессуры (ИКП), созданный в 1921 г. Он готовил преподавателей общественных наук для высшей школы. Одновременно через ИКП велась подготовка кадров для партийных и государственных органов. Кроме этого, с 1918 г. функционировала Коммунистическая академия, являвшаяся своеобразным противовесом прежней Российской академии наук, преобразованной в 1925 г. в Академию наук СССР. В 1931 г. научно-исследовательские структуры ИКП и Комакадемии были объединены и на их базе создано несколько самостоятельных ИКП, названных научно-исследовательскими институтами: аграрный; мирового хозяйства и мировой политики; естествознания; советского строительства и права; философии, литературы, истории.[135]135
  Костырченко Г.В. Указ. соч. С. 155–156.


[Закрыть] 13 мая 1935 г. по инициативе Сталина было принято решение существовавший ранее в качестве самостоятельного структурного подразделения ЦК ВКП(б) Агитпроп разделить на пять отделов: печати и издательств; партийной пропаганды и агитации; школ; науки; культурно-просветительной работы.[136]136
  Там же. С. 159.


[Закрыть]

14 ноября 1938 г. Политбюро утвердило решение «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском „Краткого курса истории ВКП(б)“. Эта книга, которая была написана при непосредственном участии Сталина, в течение десятилетий была в СССР обязательной для изучения. В упомянутом постановлении Политбюро помимо формулировки задачи изучения „Краткого курса истории ВКП(б)“ констатировалась необходимость изменения структуры партаппарата всех уровней. Ранее действовавшие изолированно друг от друга отделы пропаганды и агитации, печати и издательств были объединены в один отдел пропаганды и агитации (ОПиА). В результате значительно упростилась задача контроля над идеологической работой партийных органов. ОПиА контролировал всю печать в стране, следил за литературой и искусством. В его подчинении находился теоретический центр ЦК ВКП(б) – Институт Маркса-Энгельса-Ленина (ИМЭЛ), а также ИМЭЛ в союзных республиках.[137]137
  Там же. С. 99.


[Закрыть]

Выступая на XVIII съезде ВКП(б) (1939 г.), Сталин выдвинул предложение сосредоточить в одних руках дело партийной пропаганды и агитации, объединив уже существующие соответствующие структурные подразделения ЦК.[138]138
  XVIII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1939. С. 31.


[Закрыть] С этой целью по его инициативе 3 августа 1939 г. было создано Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) (УПА).[139]139
  Вопросы структуры и деятельности УПА ЦК ВКП(б) в предвоенный период подробно отражены в ряде документальных публикаций (см., напр.: «Литературный фронт»…) и научных исследований (Бабиченко Д.Л. Указ. соч.).


[Закрыть] Вместе с Управлением кадров Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) стало одним из двух базисов, на которых отныне предстояло покоиться партаппарату. На УПА были возложены следующие функции: руководство пропагандой и агитацией в стране при помощи подконтрольных ему средств массовой информации, издательств и т. д.; подготовка в теоретическом плане всей массы партийных и государственных служащих, т. е. осуществление «коммунистического воспитания».[140]140
  Жуков Ю.Н. Указ. соч. С. 110.


[Закрыть] Первоначально в составе Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) имелось пять отделов: партийной пропаганды, марксистско-ленинской подготовки кадров, печати, агитации и культурно-просветительских учреждений. В штате УПА насчитывалось 115 чел. В дальнейшем его структура усложнилась, а численность сотрудников значительно увеличилась.

Разрастание военно-политической функции сталинской системы обусловило создание в 1939 г. по решению XVIII съезда ВКП(б) в райкомах, горкомах, окружкомах, обкомах, крайкомах и ЦК компартий союзных республик военных отделов. Они были призваны оказывать помощь соответствующим органам в деле проведения учета военнообязанных, призывов в армию и мобилизации в случае войны, организовывать противовоздушную оборону, руководить деятельностью Осоавиахима, военно-физкультурной работой спортивных обществ, комсомольских организаций.[141]141
  Великая Отечественная война Советского Союза, 1941–1945.: В 6 т. Т. 1. М., 1960. С. 427.


[Закрыть]

Большевистское руководство высоко оценивало политико-пропагандистский потенциал периодической печати. Сталин прямо говорил по этому поводу: «Нет в мире лучшей пропаганды, чем печать – журналы, газеты, брошюры. Печать – это такая вещь, которая дает возможность ту или иную истину сделать достоянием всех». Он характеризовал издательское дело как «крупное машинное производство».[142]142
  РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 10. Д. 130. Л. 135.


[Закрыть]

Постоянно укреплялась политическая цензура в стране. С этой целью были созданы соответствующие структуры. В частности, более трети ответственных работников Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) сосредоточивались в отделе печати. Этот отдел, во-первых, осуществлял наблюдение за работой центральной и местной периодической печати, проводя в жизнь указания высших партийных органов; во-вторых, следил за проверкой и подбором кадров для редакций газет и журналов; в-третьих, рассматривал тематические планы основных издательств; в-четвертых, отвечал за тиражную политику, наконец, в-пятых, курировал работу Телеграфного Агентства Советского Союза (ТАСС) и Главлита.[143]143
  Бабиченко Д.Л. Писатели и цензоры… С. 17.


[Закрыть]

Главлит был учрежден декретом СНК СССР от 6 июня 1922 г. (полное наименование – Главное управление по делам литературы и издательств). Сотрудники Главлита занимались предварительным просмотром предназначенных к опубликованию или распространению как рукописных, так и печатных периодических и непериодических изданий, снимков, рисунков, карт и т. д., а кроме того, реализацией распоряжений и инструкций по делам печати, издательств, типографий, библиотек и книжных магазинов. 5 октября 1930 г. было принято постановление СНК СССР «О реорганизации Главного управления по делам литературы и издательств (Главлита)», согласно которому значительно расширялся список запрещенных для опубликования в открытой печати и озвучивания по радио сведений, главным образом, негативно характеризовавших положение внутри СССР.

В 1930-е гг. Оргбюро, Политбюро ЦК ВКП(б), лично Сталину не раз приходилось решать различные вопросы, связанные с деятельностью Главлита. Так, в связи с ростом тенденции к «всеобщей военизации страны» все больше внимания обращалось на необходимость сохранения военных тайн. В 1933 г. представители руководства наркомата по военным и морским делам СССР (нарком К.Е. Ворошилов и его заместитель М.Н. Тухачевский) обратились в ЦК ВКП(б) со специальной запиской по данному вопросу. В документе, в частности, отмечалось следующее: в союзных республиках, а также в национальных республиках, краях и областях РСФСР «абсолютно неудовлетворительно» поставлено дело охраны государственных и военных тайн. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Об усилении охраны государственных тайн». Согласно этому постановлению на начальника Главлита (Б.М. Волина) была возложена обязанность «уполномоченного СНК СССР по охране государственных тайн». В этом же постановлении были намечены меры по усилению охраны военных тайн. Группа Главлита РСФСР по охране государственных тайн выделялась в самостоятельный отдел при Уполномоченном СНК. В союзных республиках при начальниках Главлитов создавались соответствующие структурные подразделения, также подчиненные Уполномоченному СНК СССР. Сотрудники этих отделов, которые были призваны заниматься охраной государственных и военных тайн, считались состоящими на действительной военной службе.[144]144
  История советской политической цензуры… С. 60–61.


[Закрыть]

31 января 1936 г. на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) рассматривался вопрос о состоянии дел в органах Главлита и в результате был принят проект соответствующего постановления ЦК. Предлагалось выделить Главлит и его органы на местах из системы Наркомпроса, для чего планировалось создать Главное управление по делам цензуры при Совнаркоме СССР, а также подчиненные ему соответствующие управления при СНК союзных и автономных республик. Новое структурное подразделение должно было, среди прочего, решать задачи недопущения «разглашения государственных (военных, экономических, внешнеполитических и др.) тайн в печати, по радио и на выставках». В постановлении ЦК ВКП(б) «О работе Главлита» также обусловливалось рассмотрение перечня сведений, составляющих военную тайну, и, кроме того, намечалось укрепить состав работников военной цензуры «знающими военное дело и политически проверенными товарищами».[145]145
  История советской политической цензуры… С. 65–67.


[Закрыть]

21 октября 1937 г. Оргбюро приняло постановление, согласно которому в номенклатуру работников, утверждаемых ЦК ВКП(б), были включены цензоры центральных газет. Соответственно, цензоры республиканских, краевых и областных газет утверждались ЦК компартий союзных республик, крайкомами и обкомами, а цензоры районных газет – райкомами партии. Эта мера была предпринята по инициативе руководства отдела печати и издательств ЦК ВКП(б) в целях «ликвидации бесконтрольности в работе Главлита», а также для «укрепления цензорского состава» этого отдела.[146]146
  Там же. С. 68–69.


[Закрыть]

По состоянию на 24 января 1938 г. было утверждено около 1600 цензоров районных газет решениями бюро райкомов и около 230 цензоров городских, областных и республиканских газет – решениями бюро обкомов, крайкомов, компартий союзных республик.[147]147
  Там же. С. 70.


[Закрыть] В 1938 г. учрежден специальный институт политредакторов, которые проверяли работу цензоров, строго следя за соблюдением специального «Перечня сведений, составляющих государственную тайну».[148]148
  Гаряева Т.М. Советская политическая цензура (История, деятельность, структура) // Исключить всякие упоминания…: Очерки истории советской цензуры. Минск, 1995. С. 20, 27, 30, 35.


[Закрыть]

К концу 1930-х гг. контроль Главлита распространялся на 70 000 библиотек, им было охвачено около 1800 журналов. Цензоры предварительно проверили содержание почти 40 000 названий книг общим тиражом порядка 700 млн. экземпляров.[149]149
  ГАРФ. Ф. 9425. Оп. 1. Д. 11. Л. 3.


[Закрыть] Штат Главлита в 1938 г. составлял 5800 чел..[150]150
  Там же. Л. 4.


[Закрыть]

9 февраля 1923 г. по постановлению Совнаркома РСФСР в составе Главлита был образован Комитет по контролю над зрелищами и репертуаром. Помимо драматического репертуара, в ведение этого Комитета входил контроль над любыми публичными зрелищами и выступлениями, будь то лекции, доклады, исполнение эстрадных и музыкальных произведений.[151]151
  История советской политической цензуры… С. 39–40.


[Закрыть]

Позднее, в 1929 г., возникло Главное управление по делам искусств, что, в свою очередь, потребовало разграничения сферы деятельности этого структурного подразделения и Реперткома. Наркомпрос принял 26 февраля 1929 г. специальное распоряжение по данному вопросу.[152]152
  Там же. С. 283–284.


[Закрыть] Репертком должен был осуществлять «политический контроль за репертуаром зрелищных предприятий», не вмешиваясь, однако, «в ту или иную трактовку или стиль публичного исполнения (постановки) произведения». Но на практике то и дело происходило «вторжение» его в данную сферу.[153]153
  Блюм А.В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929–1953. СПб., 2000. С. 29.


[Закрыть]

26 февраля 1934 г. СНК РСФСР постановил, во-первых, переименовать Комитет по контролю за репертуаром в Главное управление по контролю за зрелищами и репертуаром (ГУРК), а во-вторых, передать его в состав Наркомпроса РСФСР. В этом постановлении излагались Общие положения, регламентировавшие деятельность, предметы ведения, определялись местные органы ГУРК.[154]154
  История советской политической цензуры… С. 63–64.


[Закрыть] В его ведении оказался политико-идеологический контроль над репертуаром кино, театра, а также – за исполнением музыкальных произведений.

Таким образом, Репертком был отделен от Главлита и превратился в структурное подразделение, действовавшее под непосредственным руководством Наркомпроса.

Важнейшим внешнеполитическим ведомством СССР являлся Народный комиссариат иностранных дел (НКИД). В его составе функционировал, в частности, Отдел печати, который отвечал в числе прочего и за работу с иностранными корреспондентами. В конце 1930-х гг. Отдел печати НКИД стал заниматься также предварительным просмотром статей на международные темы, которые предназначались для публикации в центральной советской прессе (кроме газеты «Правда»).[155]155
  Гнедин Е.В. Указ. соч. С. 382.


[Закрыть]

Телеграфное Агентство Советского Союза, возникшее в 1925 г., являлось центральным информационным органом СССР. В ноябре 1934 г. было принято постановление ЦК ВКП(б), согласно которому ТАСС наделялось исключительным правом распространения внутри страны иностранной и общественной информации.[156]156
  Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898–1986). Изд. 9-е. Т. 7. М., 1985. С. 181.


[Закрыть]