Текст книги "Offside"

Владимир Шемет
Offside

«От каждой весточки нездешней…»

 
От каждой весточки нездешней
В лице меняюсь я один.
Здесь в хаосе моём словесном
Никто не разглядит картин.
 
 
Как лишняя пята для края,
Не в ногу с вами я иду —
Где лишь для вас ворота Рая,
Где только вам гореть в Аду.
 

«Люби меня и всё прощай!..»

 
Люби меня и всё прощай!
Чтобы я был всегда спокоен,
Чтоб не искал с другими рай,
Что был бы не по мне устроен.
Чтобы к тебе вернуться мог,
Как твой пропащий, твой заблудший…
Среди падений и тревог —
С тобой сей мир не самый худший!
 

«Теперь мне ближе стала осень…»

 
Теперь мне ближе стала осень,
Её нетронутый покой,
И небо серое до сосен,
До головы моей седой.
 
 
Когда души моей заплатки
Летят, как первый листопад,
И от дорог прямых и гладких
Я отвожу свой жадный взгляд.
 

Безумная Гретта

 
Нашло на Гретту наважденье:
Как будто уловить смогла
Коварных замыслов движенье,
Что принесут ей много зла.
 
 
Как выросла она от гнева,
Собою заслонив полнеба.
Кто мог представить это вдруг?
Что ждать от сухопарых рук?
 
 
Все корабли с товаром топит,
Лишая прибыли купцов.
Её такой же остановит,
Родную остановит кровь!
 

«Ты зря встречать меня не бегай…»

 
Ты зря встречать меня не бегай,
Ведь я всего лишь только призрак
Не сбывшегося человека,
К вниманью не привыкший рикша.
Не тот – кому молитвы века,
Из тех – которых редко видят,
Из-за летящего ли снега,
Из-за неряшливого вида.
 

«Пусть каждый на своих местах…»

 
Пусть каждый на своих местах
Перебивается и бьётся:
Пусть ангел будет в небесах,
А остальные – где придётся.
И как единственная нить,
И как единственная доля —
Их место, и не может быть
Уже другого поневоле.
Не вправо и не влево шаг —
Пока их нить не оборвётся!
И каждый близкий будет враг,
И ангел в небе не проснётся!
 

Песочный человек

 
Песочные он строил замки —
На радость детям и себе.
Он доверял до самой шапки
Своей рассыпчатой судьбе.
 
 
Прямых его боялись взглядов,
Что могут ослепить глаза.
Но для меня он, если надо,
Рассыплется, как сверхзвезда!
 
 
Его шарахается каждый,
Не находя опоры в нём…
А кто с ним свяжется однажды —
Смешает тот себя с песком!
 

Человек дождя

 
Когда кругом один разбой,
Я путаюсь в цветах обойных
И нахожу себе покой
В любом убежище нестройном
 
 
Мне дела нет ни до кого;
Быть одному мне так привычно —
Как реквием для одного,
Я слушаю концерт скрипичный.
 
 
Кому – большие рубежи
И авторская честь в награду.
А мне одни карандаши —
Чертить пунктиры на бумаге!
 

Кузнечик

 
Он был не уловим, как точка
Иных свобод…И вот – попал!
 
 
В руке сердечко одиночки
Упрямое я зажимал.
 
 
Ещё помучаю немножко
И отпущу – как Идеал!
 

«Боюсь, что я не посторонний…»

 
Боюсь, что я не посторонний
Для всей небесной левизны.
И душу мне тревожил сонник
Не меньше, чем земные сны.
 
 
Хозяйской дочери со мною
Всегда был громким разговор.
Пускай блеснёт она грозою
И всем прочтёт свой приговор;
 
 
Со мною убежит из дома,
Не думая, что навсегда,
Доверившись небесным топям,
Как доверяет им звезда.
 

Ангелы

 
Зачем искать нам тех, кто рядом?
Они кружатся возле нас;
Они нам шепчут то, что надо
Быть может, в самый трудный час.
 
 
Какие ждут нас испытанья,
Когда не слушаемся их:
Себе приносим мы страданья
И забываем о чужих!
 

«Я слёз твоих понять не мог…»

 
Я слёз твоих понять не мог,
Душа глазастее не стала,
Ещё один к тебе упрёк —
И оба мы с тобой пропали!
 
 
Особенно, ты для меня —
Как смысл, как Бог, как рукоделье;
Как этой жизни новоселье,
Как вечная её весна.
 

«Я без мечты остроконечной…»

 
Я без мечты остроконечной,
Без перекладины её —
Не представляю в мире здешнем
Существованья своего.
 
 
Пускай она в моей каморке
Мне примеряет галстук свой,
Чтоб я ходил всегда по кромке,
Так и не встретившись с Тобой!
 

Мефистофель

 
Мне на вокзале, как распутнику,
Приемлем каждый уголок.
Я караулю мысли путника,
Чтоб вещи кто-то уволок.
 
 
Он суетится, он торопится —
Мой путник знает в чём-то толк!
Но стоит мне с ним познакомится —
Узнает он, кто здесь игрок.
 
 
Расшевелю в нём страсть подспудную
К измене близким и себе,
Чтобы всегда в минуту трудную
Подножкой быть в его судьбе.
 

Поэт

 
Как не легко любить поэта,
Что занят был самим собой;
Был озарён каким-то светом,
Что не давал ему покой.
 
 
Ему грозит судьба бродяги,
Ты пропадёшь навеки с ним —
С посланником нездешней тяги,
Невразумительным таким.
 

Школьники

 
В час нарождающихся будней,
Когда особенно пытлив
И строг ко всем рассудок нудный,
Я их встречаю на пути —
Таких весёлых и беспутных.
 
 
Но лишь в глаза им посмотрю,
В глаза, быть может, серафимов —
Я ничего не говорю,
Я прохожу скорее мимо!
 

«Я ночью шёл своей дорогой…»

 
Я ночью шёл своей дорогой,
Где только поцелуи тьмы,
Чтоб в дом чужой внести тревогу,
У дальних попросить взаймы.
 
 
Другую долю, день и память…
Хоть буду я такой один;
Чтоб душу только не распяли
За упокой и за помин.
 
 
И за безмерность беспокойства,
За поцелуй холодных рук…
Бывает лишь такое свойство
У неминуемых разлук
 

Ранимые люди

 
Для них не шевельну я пальцем:
Ещё не так меня поймут.
Так от хозяев постояльцы
Всегда плохое только ждут.
 
 
Нас трогает их безутешность,
Беспомощности вечный круг.
Так не таит в себе погрешность
Ребёнка бешеный испуг…!
 

Вне игры

 
Меня определяют по походке,
По взору не охотничьему глаз…
Такого не возьмёт никто на сходку,
Такие не годятся про запас.
 
 
Я буду вечно с краю – не в серёдке.
Не лодочник я и не тот, кто в лодке
Я как дитя в зверинце, я как слон —
Не схвачен буду и не привлечён
 

Игрок

 
В глазах не будет больше блеска!
Я в ваших играх не игрок.
Наверно лихо быть довеском
Чужих сомнений и тревог!
Когда на столик бросил карты —
Я может случай упустил…
Моей души земной плацкартой
Впервые я не дорожил.
Тогда мне что-то приоткрылось
На все четыре стороны:
Я оказался в чудном мире,
Где чужаками ходят сны.
Где подчинялись мне мгновенья
Упущенных когда-то дней,
И где писалось откровенье
По правилам игры моей
 

«Теперь уже как первокурсник…»

 
Теперь уже как первокурсник
Я чемодан не паковал
И злонамеренный цирюльник
Под седину меня ровнял
 
 
Теперь я только дополняю
Свой быт ужасной простотой.
Чего-то жду и сочиняю
Про то, что ходит стороной
 

«Осенняя листва…»

 
Осенняя листва
Красноречиво молвит,
На ветер все слова
Бросает, чтоб не помнить…
Дрожит внизу вода,
Что держит отраженье,
А может иногда —
Прошедшее мгновенье.
 

Доброволец

 
До исторической минуты,
До исторических наград —
В плену одних и тех же суток
Я навсегда остаться рад.
 
 
Когда пусты поля сражений
И некого мне предавать,
И нет больничных отделений,
Где мне пришлось бы умирать.
 
 
Когда всегда не так уж плохо
И всё известно наперёд,
И каждый раз мать одиноко
Готовить завтрак мне идёт.
 

Беломорские страдания

 
Ты на меня всегда смотрела,
Как смотрят на пустую вещь.
Дверная ручка почернела
От множества потерь и встреч.
 
 
Как не мечтать о чём-то прочем
На будничных половиках!
Весь вечер на машинке строчишь
Обновку в старых кружевах.
 
 
Тебе хотя бы с Беломорья
Моряк прислал бы письмецо.
Лишь с пьяного придя застолья,
Я стерегу твоё крыльцо.
 

Осенняя переправа

 
О чёрном каркает ворона,
Вдали чернеет паровоз.
Я на заброшенном перроне
Стою не вытирая слёз.
 
 
Не сотрясает в доме стёкла
Ночной экспресс уже давно,
И рано замерзают окна,
И снится каждый раз одно…
 
 
Не сказочной звезды посланник —
Я здесь останусь навсегда —
Где я отец, где я племянник,
Вокруг – привычная среда.
 

«Я для тебя не стану жертвой…»

 
Я для тебя не стану жертвой,
Как бы тебя не целовал.
Души моей ломая жерди,
Ты мой погубишь идеал.
 
 
Руки я попросил бы, впрочем,
У девушки своей мечты,
Чтобы вдвоём гореть средь ночи,
А днём бледнеть от суеты.
 

Вне игры 2

 
Ни встречный взгляд и ни решенье —
Ничем не связаны со мной.
Избавлен я от согрешенья,
От переделок – до одной.
 
 
И все дельцы с большой дороги
Такого знают наизусть:
Зачем касаться недотроги,
В котором неземная грусть!
 

Кружевница

 
Одна лишь знала кружевница
О том, что может быть потом,
Когда опущены ресницы
И руки заняты стежком.
 
 
В какой бы ни были темнице,
Держались мысли все за нить.
Вот распустила крылья птица,
Которой бы могло не быть.
 
 
Расцвёл цветочек небывалый —
И дальше, больше расцветал…
А кто к ней заходил бывало,
В бессмертный круг тот попадал!
 

Дядя Ваня

 
Пребывать в прозябании жалком
Не хочу до последнего дня.
По делам бы подвижника ярким
Изучать мог биограф меня.
 
 
Чтобы в принципиальных поступках
Я не мог покривить бы душой —
Как бы цель обоснована хрупко
Ни была бы в сей жизни земной!
 

Ночное дежурство

 
Шумит ли где-то трансформатор,
Грохочет ли вода в трубе —
Всё кажется, что провокатор
Докладывает всё тебе.
 
 
И для тебя всё вроде важно!
Прислушиваться лишь начнёшь,
Услышишь ты порою ясно
То ли скандал, то ли дебош;
 
 
Обрывки слов, каких-то песен;
Кому-то мрачный дан урок…
И вот, как лампа, ты подвешен,
Вокруг – причудливый поток!
 

«Мне музыка была слышна…»

 
Мне музыка была слышна,
Как древняя минута.
Росла и ширилась душа,
Касаясь нужной сути;
Сроднилась с ангельской средой,
Ничем уже не мучась…
И богохульствовал любой
Случайный звук и случай!
 

«Ушла – и двери нараспашку!..»

 
Ушла – и двери нараспашку!
К окну зачем-то побежал
И в форточке, в одной рубашке, —
В своём ребячестве застрял.
 
 
В метелях находить ступени
И без тебя теперь могу —
Ужасного освобожденья
Скрывать пытаясь немоту.
 

Гроза

1

 
Свет молний необыкновенный,
Слепил глаза нам неспроста:
Чтоб что-то вспомнили мгновенно
Или забыли навсегда.
 
 
Гром проверял своё пространство,
Когда его никто не ждал;
Скрывал своё непостоянство,
Как ты или другой скрывал.
 
 
Вода бурлила и кипела,
Все ямы были польщены —
Аплодисментами белели!
Вода с кустов смывала сны.
 

2

 
И словно пьяные, качались
Каштаны, тучи, тополя…
Куда-то прежнее девалось,
И жить душа другим могла!
 
 
И многих посещали мысли,
Которых бы могло не быть:
Чтоб инвалид подумал лишку,
Чтобы торговку с толку сбить!
 
 
Легко кого-то было встретить,
Укрывшись, встав под козырьком;
На что-то позабыть ответить —
Хоть было всё в ответе том!
 
 
От каждой полнокровной стужи
Всегда спешил к себе домой.
Утюг покоя там большой
Шерстинки крови отутюжит.
 
 
Я заведу себе тетрадь
Для планов доблестных и сроков,
Чтобы потом, как критик строгий,
Страницы будущего рвать.
 

Осень

 
Деревья за оградой белой
И даже радостная весть,
Как платье свахи, отшумели;
Скамья сыра и негде сесть.
 
 
Я здесь бы томик с позолотой
Открыл бы, обретя покой,
И прочитал бы с позевотой
Страницы о любви большой.
 

«Ты жизни всей моей сеченье…»

 
Ты жизни всей моей сеченье,
Её реальное шитьё.
Но только в это откровенье
С трудом мне верится ещё!
 
 
Мы нашу осень вместе встретим.
И чтоб, как все, нормально жить —
Хоть будет дождь, хоть будет ветер —
Мы вынесем бельё сушить.
 

«На воротах оград повисни…»

 
На воротах оград повисни,
Как будто в позабытом сне;
Отдай им весь остаток жизни,
Забудь, что ты на самом дне.
Тогда определять эпоху
Лишь будет их железный скрип —
Чтобы тебе не было плохо,
Чтоб за оградой не погиб.
 

«По потолку ходили тени…»

 
По потолку ходили тени,
Наверно, умерших людей;
Ходили просто, без стеснений,
В своём потоке прошлых дней.
Они теперь уже без лика,
Оставшегося позади.
А если ты родного крика
Услышать хочешь – подожди!
 

«Я ещё долгорукий, я ещё может с толком…»

 
Я ещё долгорукий, я ещё может с толком,
Я по ветру бросаю пустые мечты.
Из-за них лишь одни все семейные склоки
И воинственные строят вечно ряды.
Я лишь завоеватель какой либо встречной,
Бред которой мне легче предать, чем понять.
От любви бестолковой, от любви быстротечной
Безболезненно можно всегда убежать!
 

«Я дорогой любой был всегда растревожен…»

 
Я дорогой любой был всегда растревожен
Как вчера – до потопа, до крещенья того же.
По местам шёл не тем, по не тем шёл долинам —
Вот что значит не в стае лететь журавлиной.
Я забрёл в вашу глушь, что дальнейшее глушит,
Что меня, чем я сам, знает больше и лучше.
 

«Когда от неизбежных истин…»

 
Когда от неизбежных истин —
То бронзовеешь, как Пилат,
То сходство ищешь в жёлтых листьях —
Твоей тоске был каждый рад.
 
 
А может за последней гранью,
Вместо того, к чему привык,
Вместо земного бормотанья,
Ты обретёшь другой язык.
 

«Творящихся всех преступлений…»

 
Творящихся всех преступлений
Хочу быть вечным понятым.
Под каждым подпись в подтвержденье
Пером поставить золотым.
Мой враг ли, близкий – мне неважно,
Но будет он приговорён…
Я не такой, как он, отважный,
Но за меня всё сделал он.
 

«Дожить до хрупкого рассвета…»

 
Дожить до хрупкого рассвета
И до его холодных дыр,
Чтоб мог канатоходцем где-то
Держаться из последних сил…
 
 
Чтоб, как бы ни сводило челюсть,
Всем улыбаться ещё мог —
Была бы то всё та же челядь
И тот же отрок, словно Бог.
 

Додо

 
С ней жил поэт, с ней жил художник —
И каждый что-то черпал в ней:
Кто вдохновенье в серый дождик,
Кто бурю неземных страстей.
 
 
Нет больше в ней теперь загадки
И нет обратной стороны…
Чьи дни проходят без оглядки,
Как без оглядки сняться сны.
 

«Я для тебя твой листопад…»

 
Я для тебя твой листопад —
Не встречный твой, не провожатый.
Влюбиться можно невпопад,
И в этом быть невиноватым.
– До завтра! – я кричу тебе,
Хоть знаю, что тебя не встречу.
Тебя узнаю я в толпе,
Тебя в толпе я не замечу…!
 

«Зимой домашним было время…»

 
Зимой домашним было время,
Слышней домашний разговор,
И за окном любая теметь —
Дороже, чем родных укор.
И свет повсюду зажигался,
Чтоб кто-то жил в миру теней
И на глаза не попадался,
Лишь по ночам пугал детей.
 

«На пепелище дней прошедших…»

 
На пепелище дней прошедших,
Куда-то всё-таки нас ведших,
Я снова строю жизнь свою —
Мой каждый новый день во рву!
Зачем дышать мне новой пылью,
Грядущее зачем мне знать?
Душа давно сложила крылья,
Ей некуда уже летать.
 

«Пойдут к началу день за днём…»

 
Пойдут к началу день за днём…
Разбудит пионерский лагерь —
Его забытый твой приятель
Твоим наполнит бытием.
 
 
Пахнёт в лицо вчерашний ветер…
И успокоишься тогда,
Когда забудешься, как дети,
В мечтах слоняясь у пруда.
 
 
А если потерял ты в мире
Себя, и близких, и родных, —
Тебя разыщет по фамилии
Дружина в рощах вековых.
 

«Недосягаемая вышка…»

 
Недосягаемая вышка
Всё также далеко стоит —
И будто время без подвижки,
И паровоз наш не летит.
Она так и осталась в прошлом,
Мне не пришлось на ней стоять …
Теперь, когда уже стал взрослым,
Привык всего не достигать.
 

Чёрный сон

 
Я вдруг нечаянно заметил,
Что пригород вокруг чужой —
Где я кому-то не ответил,
Где лаял пёс сторожевой.
 
 
Где каждый встречный был речистым,
Сочувствовал моей судьбе:
Всегда торчать в местах нечистых
И в неприглядном быть родстве.
 
 
Где необычное понятье
О чём стало бы моим.
Где бы нашёл себе занятье,
Чтоб сгорбится потом под ним.
 

Вокзал

 
Как развязать мне этот узел
Нерасторжимого родства,
В котором только тяжесть груза
Да что-то есть от колдовства.
 
 
Как рад я встречному движенью,
Хоть мне оно не по пути …
Я рад любому отклоненью,
Я отклонился уж почти.
 

Привал

 
Привалов мало было в жизни,
Мне бы ещё один привал,
Ещё – понятье об Отчизне,
Разрисовать опять букварь.
Забыться в долгом ожиданье
Того, чего не может быть —
В одних мечтах, в одних гаданьях…
Ни за одну не браться нить!
Солдат оставить на привале,
Которым завтра погибать…
Чтоб оставаться мне в начале,
Чтобы чего-то вечно ждать.
 

Пароход

 
Мне часто снился пароход
И шум необычайных сборов…
А тут пройдут за годом год
Среди ненужных разговоров.
 
 
За годом год, вникая в суть
Креплений здешних и распорок,
Забыл уплыть куда – нибудь
Я и без ваших отговорок.
 
 
Что вам приснившийся причал!
Пусть он других сбивает с толку,
Но чтобы каждый бы молчал,
Мечтал о чём-то втихомолку.
 

Трубопроводчик

 
Пока на вещи смотрим слепо —
И холодно, и больно нам.
И синие ладони неба
Скользят по нашим волосам.
 
 
Пришёл бы во спасенье, что ли,
Не ради рыбы и воды,
Трубопроводчик в синей робе,
Креня фонарные столбы.
 
 
Чтобы и мы, как он – по трубам,
Определяли путь земной
И ограничивали грубо
Души разборчивый настрой.
 

Вчерашний ветер

 
Нельзя мне думать о былом…
Вдруг прорастёт оно столбами
С ещё не высохшим бельём
Висевшем на верёвке слабо.
 
 
Зажжёт себя и тут и там
Каким-то небывалым треньем,
Пока не окажусь я сам
В плену его мировоззренья.
 

Землемер

 
Тот землемер – кто любит мерить
Гектары не своей земли,
Как пядь чужой земли и веры,
Чтоб слёзы не его текли…
 
 
Из тех, кто часто умирает
Всегда в чужом для них краю…
Кто будет даже в кущах Рая
Твердыню мерить не свою!
 

Вечный пассажир

 
С попутчиком я говорю
О чём-то тут же наболевшем —
И чувствую, что я горю,
А был до этого поблекшим.
 
 
Готов я выслушивать поток
Его бесчисленных напутствий,
Чем жизнь пустить на самотёк
В одном из дальних захолустий.
 
 
Хочу я быть всегда, везде
Лишь путешественником праздным.
А если бы остался где,
То был бы, как и вы, несчастным.
 

Поликлинника

 
Невольно в узких коридорах
Берёшь под руку канитель,
Уже не помня о просторах,
Что за тобою скрыла дверь.
 
 
Чтобы совсем уже забыться,
На стул присесть ты был бы рад.
Тогда с тобой ещё продлится
Чужих физиономий ряд.
 

Дитя

 
Его мечтательные глазки
Всегда о чём-нибудь поют.
Он весь в игре, во власти сказки —
Пока обратно не вернут!
Ему его напомнят имя,
И пожалеют и побьют…
Не в тех, кого зовут родными,
А в нём домашний был уют.
 

Физика света

 
Моей мечте противоречит
Не свет, а света простота —
Он замечает всё, как дети,
Летит навстречу, как лапта.
 
 
Чтобы на разных перекрёстках
Всегда был выбор у меня…
За каждой мимолётной блёсткой —
Жар Тамерлановского дня!
 

«Люблю нестроевое время…»

 
Люблю нестроевое время
Домашних зимних вечеров,
Когда закрыты прочно двери
Для всех живых и мертвецов;
 
 
Когда свет лампочки сто ватной
Лишь мир один мой освещал,
Был тот среди сугробов главный,
Что под моим окном лежал.
 
 
Я забывал, что было, будет,
Что где-то человек родной
В гостях сидит, о чём-то судит,
Или молчит в земле сырой.
 

«В многочисленных учрежденьях…»

 
В многочисленных учрежденьях,
Их плакаты сто раз изучив,
Дохожу я до оцепененья
И порой забываю, что жив —
Помещённый куда-то надёжно,
Будто мира важнейшая часть,
Благодушно и неосторожно
Над собою теряющий власть.
 

«Я не сойду на полустанке…»

 
Я не сойду на полустанке,
Где только вёрст затихших ряд,
И финн в застёгнутой ушанке
Пройдёт – себе и дому рад.
 
 
Чем глуше край, чем заозёрней,
Тем дух мой менее могуч —
Становится всё беспризорней
Под серою ватагой туч.
 

«Смотрю, как двери закрывают…»

 
Смотрю, как двери закрывают
До завтра или навсегда,
И голоса мне не хватает
Сказать, что надо мне туда.
Ищу тебя за каждой дверью,
Общительный твой зная нрав,
С пустою не смирясь постелью,
И с тем, что был с тобой не прав.
С тобой разлука всё предметней
Становится из года в год,
А я всё менее заметней,
От пролитых тобой чернот …
А может, мы с тобою рядом,
Но в разных временах летим,
И угощаем виноградом
Того, кто нами не любим.
 

«Чтоб не повесится – ходить…»

 
Чтоб не повесится – ходить
Куда-то в гости в чём-то модном,
И медосмотры проходить,
И быть в общении свободным.
Стараться всех перекричать
На всех собраниях и смычках,
Чтобы в каких-то новых списках
Себя ещё не потерять.
 

У каждого своя Химера

 
Кому-то всегда на забаву
Сражались друг с другом всерьёз —
Один – как имеющий право,
Другой – как недвижный для звёзд.
 
 
Душою мы не совместимы,
Скорее всё наоборот:
Своею химерой гонимы,
Глядим ей одной только в рот.
 
 
Она нас всегда разделяет,
Она нас всегда тормозит,
Не то нам всегда обещает,
И правду ей нечем скрепить.
 

Старожил

 
Уж под ногами старожила
Инакомыслящая твердь.
Заря, похожая на смерть,
Его наличье прояснила.
 
 
Когда любой потерян стержень,
Опоры нет, не чуток слух —
Какой-то необъятный дух
Его за пугавицу держит.
 
 
Надуманы все горизонты
И лет непрожитых Версаль,
И ближе стала вертикаль,
Чем славятся кресты и зонты.
 

«Там, где кончался запах хлорки…»

 
Там, где кончался запах хлорки, —
Кончался школьный коридор,
И все больничные постройки,
И самый правильный надзор.
 
 
В котором всё моё спасенье,
Всё остальное – тьма и вздор.
Лишь приносил мне утешенье,
Уборщиц дальний разговор.
 
 
Кружились звёздные пространства
Вокруг оси своей крутой —
И кто следил там за убранством,
Кто ведал книжкой домовой?…
 

«Как это дико, печально и мало…»

 
Как это дико, печально и мало —
Хлопнули двери в подъезде в ночи!
Может, вернулся, кого уж не ждали
Или кто бросил от жизни ключи.
Помнить об этом нам вовсе не надо:
Эхо забытое жизни пустой!
Хлопнули двери какого-то Ада,
Чтоб нам заняться своей пустотой!
 

Бессоница

 
Картонку ветер уносил,
Как снадобье для неба.
Я ночь и звёзды торопил
Для завтрашнего хлеба.
 
 
До старости мне не спалось —
Я был готов для зрелищ,
Пока казалось, что плелось
И что-то в мире зрело.
 

«За ручку отводить всю зиму…»

 
За ручку отводить всю зиму
Придётся в школу малыша.
Зима, она неповторима,
Как ни была бы тяжела —
Частица нашей жизни верной,
Что снова кое-как пройдёт;
И лишь ребёнок задаёт
Вопрос о необыкновенном!
 

«Достигнуть нужного начала…»

 
Достигнуть нужного начала
Здесь невозможно никогда.
Напрасно по ночам мечталось
О том, что будет и когда.
Какого то предначертанья
Напрасно колыхалась тень …
Пускай дитя без наказанья
С ума нас сводит целый день.
 

«Только серого времени брёвна…»

 
Только серого времени брёвна
Я укладывать ровно привык.
Если мне не метаться, то ровно
В моё сердце вонзить можно штык.
 
 
Вижу, в небе качаются сосны —
Я в тумане не ель, не сосна…
Я люблю только серую осень,
Я забыл, что такое весна
 

«Только с вами был отважен…»

 
Только с вами был отважен,
Близкие мои, родные.
Горизонт мне был не страшен —
Дальние углы, чужие.
С вами на земных вокзалах
Не был я среди пропавших…
Мне без вас теперь осталось
Доверять всем проходящим …